Ховринская заброшенная больница - одно из самых страшных мест на планете! Ховринская заброшенная больница ожидает сноса, но пока дело не движется

Ховринская заброшенная больница обещала стать крупным медицинским центром, но строительство было приостановлено, отчего недостроенное здание с каждым годом все больше приходило в упадок, пока и вовсе не приобрело непривлекательный вид. Находится строение в Москве по адресу: ул. Клинская, 2, корпус 1, поэтому для тех, кто интересуется, как доехать до места, достаточно взглянуть на карту. За годы своего существования больница приобрела дурную славу, поэтому ее история обросла мифами и легендами, порой довольно неприятными для восприятия человеком.

История Ховринской заброшенной больницы

Первоначальный план был глобальным, по проекту должна была получиться крупнейшая больница на 1300 мест с современным оборудованием и высококвалифицированным персоналом. Строительство началось в 1980 году, но уже к 1985 всю работу забросили. Возникает вопрос, почему не достроили, ведь задумка казалась перспективной на тот момент.

Выдвигаются две причины. Первая связана с недостатком бюджета, так как в то время было непросто реализовать настолько глобальный проект. Вторая же причина стала более значимой, так как только спустя пять лет было обнаружено, что грунт не подходит для настолько масштабного строения. Ранее на месте ХЗБ протекала речушка, поэтому почва на этой территории оказалась заболоченной. Со временем здание стало бы ходить из стороны в сторону и постепенно погружаться под землю.

Необычный дизайн, ставший магнитом для сталкеров

По задумке архитекторов больница строилась в виде звезды с тремя лучами, каждый из которых разветвлялся на концах. При обзоре сверху здание похоже на знак из игры «Обитель зла». Именно поэтому сталкеры прозвали Ховринскую заброшенную больницу – Амбрелла, ведь так называется символ популярной игры.

Экстремальная молодежь нередко посещает пролеты заброшенной больницы, преодолевая полуразрушенные препятствия и организуя опасные игры. Такие развлечения могут закончиться очень плохо, потому что некоторые этажи не достроены в полной мере, в здании нет окон, лестницы выходят из строя. Но опытным исследователям руин известно, как добраться до самых труднодоступных мест, поэтому они здесь завсегдатаи.

Мифы и легенды, овевающие здание

Считается, что раньше на месте строения больницы находился храм с редкими мощами, а также небольшое кладбище. Многие утверждают, что призраки бродят по этажам заброшенного здания в поисках пристанища. Это своего рода духи, которые защищают святое место от большого скопления людей.

На самом деле, на этом месте никогда не было никаких строений, потому что ранее здесь протекала река. Из-за неправильного осушения, когда построили основную часть здания, больницу стало подтоплять. В подвале постоянно находится вода, а первый этаж уже частично погряз в почве. Так что мистика здесь ни при чем, очередная старая детская страшилка.

В народе ходят рассказы о том, что в ХЗБ тянет людей, которые хотят покончить с жизнью. Это было бы неудивительно, ведь строение безлюдное и навевающее депрессию, но на деле за все время здесь случился лишь один несчастный случай. Алексей Краюшкин не смог пережить расставания с любимой девушкой, встал на край крыши и спрыгнул с больницы. Его друзья организовали мемориал на втором этаже, где стены расписаны стихами, всюду нарисованы картинки в стиле граффити. Молодежь до сих пор совершает экскурсии в больницу, приносит цветы и любуется философскими надписями.

Вся правда о заброшенной больнице

А вот попрощаться здесь с жизнью некоторым все-таки пришлось, потому что заброшенное место облюбовали сатанисты. Сначала жизни лишали бездомных животных, но безнаказанность позволила фанатикам иначе взглянуть на возможности этого места. Ходят истории об исчезновении людей, однако эта информация официально не подтверждена.

Стоит упомянуть, что Ховринская заброшенная больница стоит на плохом счету у полицейских, так как ежегодно здесь находят людей, отошедших в мир иной. По официальным данным, среднее количество таких случаев в год достигает 15, но показатели могут быть значительно приуменьшены. Фото этих людей копятся в нераскрытых делах местного участка полиции, но изменить ситуацию не представляется возможным.

Именно здесь навсегда попрощалась с жизнью девушка в 1990 году, но так и не удалось выяснить, кто сделал это и почему. Считается, что ночью сюда нередко приезжают представители разных криминальных группировок, чтобы расправиться со своими врагами или конкурентами.

Есть ли будущее у больницы?

Многие задаются вопросом, почему не сносят заброшенное здание, являющееся магнитом для криминального произвола и несущее потенциальную опасность для всех, кто решается войти в эти владения. Вопрос о том, кому принадлежит больница и когда снесут никому не нужное строение, поднимался не раз, но только сейчас власти пришли к единому мнению. Снос ориентировочно ожидается в конце лета 2016 года, но в связи с постоянными сбоями в графике еще неизвестно, сколько простоит это место.

В настоящий момент территория закрытая и охраняемая, чтобы творившиеся здесь вещи не повторялись снова. Тем не менее, постоянно находятся визитеры, которые изыскивают способы, как попасть внутрь больницы. Для тех же, кто еще не знает, где находится больница, можно выйти на станции метро «Речной вокзал» и посмотреть на нее. Отзывы о Ховринской заброшенной больнице распространились по всей стране, начиная от Ковернинского района и заканчивая Дальним Востоком, отчего она прослыла своеобразной обителью зла нашей страны.

13-летняя Катя* беременна от своего бывшего парня Глеба.

Срок у Кати приближается к полутора месяцам.

— Делай аборт, — говорит Мага. — Не ломай себе жизнь, она у тебя одна.

— Мне мама сказала, что если я сделаю аборт, она меня сдаст в детдом. Ну или приведет сюда и сбросит в шахту. Типа сама упала. А бабушка сказала, что если я принесу в подоле, выставит на улицу с вещами.

Катя живет у бабушки, потому что мама пьет. Катю она родила в 15, и первые три года жизни Катя провела в детдоме. Любимая семейная история — бабушка заставила Катину маму подписать отказ на ребенка, а мама в день своего совершеннолетия, угрожая бабушке ножом, заставила подписать необходимые бумаги на возврат Кати.

— Бабушка до сих пор жалеет, что меня обратно забрали, — говорит Катя, отхлебывая ВД.

— Ты не пила бы, — говорит Мага. — Первый триместр.

— Урод там какой. Даже лучше — тогда, наверное, разрешат сдать. Но еще лучше, чтобы выкидыш.

— Чтобы выкидыш, надо водку пить, — встревает крохотная Аня, — а не ВД.

— А я тебе хорошую клинику скажу. Нормально сделать стоит 15 штук. Чё дорого, я вообще за 25 делала! Зато с реабилитацией.

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

М аге 17, она делала аборт год назад. Ее молодой человек уходил в армию, когда обнаружилось, что Мага беременна. «Он мне денег вот так положил и говорит: решишься — иди. Я подумала. Кто бы меня забирал из роддома? Мама у меня очень хорошая, но она тоже сказала — сидеть с мелким не буду».

Р азговор происходит на балконе третьего этажа ХЗБ — ховринской заброшенной больницы. Три бетонных корпуса, медленно уходящих под землю. За нашими спинами гогочет разношерстная компания — полтора десятка человек от 10 до 30 лет. Резиденты ХЗБ, «сталкеры», «диггеры», «смертники», «охранники», «призраки»…

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

Гигантский больничный комплекс на 1300 мест (для сравнения — в НИИ Склифосовского 922 стационарных койки) был начат в 80-м году, но уже в 85-м строительство было прекращено. По одной из версий — кончилось финансирование, по другой — выступили грунтовые воды, разлилась речка Лихоборка, забранная в трубу под зданием. На момент прекращения строительства три десятиэтажных корпуса, расходящиеся звездой, уже были отстроены, окна застеклены, палаты отделаны и даже завезены койки. Оставалось поставить лифты и перила. Недострой охранялся до начала 90-х. Потом охрану сняли — и следующие годы ХЗБ стал строительным ларьком для местных жителей. Вынесли действительно все.

Затем был долгий имущественный спор между федеральным государственным унитарным предприятием «ВПК-Технотэкс» и департаментом имущества Москвы. Выиграла Москва. В 2004 году вышло распоряжение правительства Москвы — о возобновлении работ. Тендер выиграл «Медстройинвест», но «реконструкция» так и не началась. После 20 лет воздействия стихии и аборигенов реконструировать стало нечего.

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

Сейчас ХЗБ уходит под землю. Нижние этажи затоплены водой, у дна никогда не тает лед. Лестницы без перил, неогороженные лифтовые шахты, дыры в полу. На полу — вековая пыль, битая щебенка и пеноблоки — куски цемента. Сквозь перекрытия капает вода. На стенах — бесконечные граффити, настоящее коллективное бессознательное: «Патриоты уроды», Ave Satan, «Строгино рулит», признания в любви, стихи, мат, имена. Пока государство перекладывало недострой из кармана в карман, он оказался заселенным теми, кому не оказалось места снаружи.

Н а 3-м этаже набилась плотная компания. Человек 15 стоят на каменном балкончике, сидят на перилах, свесив ноги вниз. В центре балкона — «стол», сооруженный из кирпичей и досок, завален сумками. Еще один стол, настоящий, стоит у стены. На нем уселись парочки.

По рукам ходят две полторашки ВД — «Виноградного дня», алкогольной газировки.

Большинству собравшихся нет и 15. Знают здание как свои пять пальцев, умеют уходить по темным коридорам от ментов и разводить на деньги туристов. Собственно, балкон третьего этажа для посиделок выбран не случайно — отсюда прекрасно просматривается «вход» — дыра в заборе с колючей проволокой, окружающей здание.

В дыру тянет готов, впечатлившихся школьников, сталкеров, студенток, пейнтболистов. Проход в здание стоит 150 рублей с носа. В стоимость входит «экскурсия» — дети проводят группы по зданию, втирая местные легенды. Представляются «замохраны». Саму «охрану» сейчас представляет Мага, но она не спешит ловить туристов: «Раньше было прикольно бегать, здание слушать, людей выслушивать. А теперь мне самой деньги приносят». Деньги охране отдавать обязательно: «Все равно бухло общее покупаем». Чуть позже должны подойти другие представители охраны — Крысолов, Алекс Уголовный Розыск, бугай Жека.

На самом деле никакой охраны в здании нет. ЧОП ставили в 90-х, потом — в 2007-м, когда очередной парень упал в шахту. С той охраной у Маги и других резидентов возникло полное взаимопонимание — делали бизнес вместе. Потом ЧОП с объекта убрали, а резиденты остались и продолжили бизнес.

Чтобы не было претензий, «охрана» делится денежкой с оперативниками ОВД «Ховрино». Оперативники периодически забирают школьников, которые тусят тут же. Охранники их не гонят, с неохотой, но делятся выпивкой и сигаретами, разрешают проводить экскурсии. Но в случае набега ментов каждый сам за себя. Здесь вообще каждый сам за себя.

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

— 1,26 промилле нашли у Джампера, 0,9 — у Психа, — рассказывает Катя.

Джампер — девочка с ярко-красными волосами — морщится. Ей 14, но она все еще в 7-м классе — после того как ее выловили в ХЗБ и поставили на учет в детскую комнату милиции, школа оставила ее на второй год.

— Вообще, когда видишь мента, нужно орать: «Дракон!» — говорит Псих. — Он обернется, а ты убежишь.

— Ну забрали нас с Катькой, положили в больницу, — продолжает Джампер. — Катьку на четвертые сутки родаки забрали, меня на пятые. Но до этого я им расхерачила все отделение!

— Когда это было-то?

— Ну, когда Женьке насяку сделали.

Насякой ребята называют изнасилование.

Мальчишки метают ножи. Ножи здесь есть у каждого. Чаще всего это трофеи — отобранные у незадачливых экскурсантов.

Катя и Псих месят друг друга кулаками, не прекращая обниматься. Наконец уходят «на четвертый этаж».

Продолжается обсуждение Катиного положения.

— Бухает же она на что-то, сигареты, — говорит Мага. — Пусть 100, пусть 150 рублей, но все-таки. Да я бы ей одолжила денег, если бы она попросила. Пусть прибыль от экскурсий идет ей.

— Листовки бы расклеивала, — вторит Джампер.

— Я в «Ростиксе» с 12 лет работал, — встревает Слем.

— Ну ты вообще у нас звезда, Шахтер.

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

«Шахтером» Слема прозвали за огромные тоннели в ушах — 2,5 и 3 сантиметра соответственно. Но боевое прозвище Слем ему нравится куда больше.

Брат Слема — мастер спорта по боксу, воевал в Чечне. Старшего брата Слем очень уважает.

— Вот в первом классе я принес двойку, он мне — отжимайся. Сначала по десять раз, потом — по сто раз. Устал отжиматься — приседай. Устал приседать — отжимайся. Сгущенкой кормил, чтобы мышцы росли. До пятого класса меня все... [били], потом я всех стал.

Учиться Слем так и не начал. Зато КМС по кикбоксингу. Но травма плеча, 2 года без занятий — и Слем попал в ХЗБ.

Его история похожа на многие. Неискалеченных тут нет.

С братом Слем общается до сих пор. С мамой — нет, «она на меня орет, а я этого не люблю».

— Я тут легенда! — орет Слем. — Скажи, Джампер?

— Он тут легенда, — говорит Джампер очень серьезно.

— Кто за Слема встанет? Джампер?

— Весь ХЗБ.

— В-о-о-от. Ты слышала? Слышала? Потому что я легенда! Легенда! Любого!

В качестве примера «отличного удара» Слем рассказывает, как ударил свою девушку из Твери.

— Полхлебала опухло, капилляры полопались… И с одного удара! Кстати, давно к ней не ездил, обижается, наверное.

— Патологоанатом — единственный врач, который не убивает, — говорит Шаман внимающим детям.

Шаману за 30. Опухшее красное лицо, жирные волосы, черная кожаная куртка. У него трое маленьких детей, и четвертый — «в животе». Много пьет. Служил в Чечне, и теперь в белой горячке носится по зданию, размахивая невидимым прикладом. Еще он «выправляет энергетическое» поле, водя руками перед лицом. За это и прозвище.

«Охранники» его не любят — Шаман то и дело зажимает заработок. Но зато вокруг Шамана постоянно крутятся мальчишки — учатся быть экскурсоводами. Право на экскурсию тоже надо заработать.

Внизу тем временем появляется деловитая сталкерская компания — четверо парней в камуфляже, у одного под мышкой противогаз. Спускается Шаман, его свита из 12-летних пацанов, Мага. Разговор строится стандартно: «Кто такие?», «Территория закрыта и охраняется», «Нужно ли звать охрану?», «Готовы ехать в отделение?». Заявление о том, что прямо сейчас нужно заплатить 150 рублей, парни воспринимают спокойно. Расплачиваются и просят показать Немостор.

Немостор — комната на цокольном этаже, одна из легенд ХЗБ. Якобы одноименная сатанинская группировка тусила в здании и приносила человеческие жертвоприношения. Потом ОМОН, устав от убийств, оцепил здание, загнал сатанистов в затопленный водой подвал и взорвал перекрытия…

— А правда, что их гранатами взорвали? — спрашивают туристы.

— Я, когда в 81-й больнице в анатомичке работал… — начинает Шаман, помолчав. — У меня завотделением был на месте в ту смену. Говорит: привезли уже мертвых ребят — и оборудование для пересадки органов. А организовывало операцию ФСБ…

Сам Немостор от других комнат отличается не очень — пыль, щебенка, солнечный свет через провалы окон. На стенах — пентаграммы и восхваления Сатане на древнеславянском и на английском, с жуткими грамматическими ошибками. Здесь обычно обитатели ХЗБ празднуют Новый год.

«Да последний сатанист сюда в 2007-м заходил, — тихо рассказывает мне Мага. — Поймали его наши в подвале с ножом. Мама родная! На морде — мука белая какая-то, черные подглазья. Ребята ржут, фоткаются. Говорим — как тебя зовут-то, чудик? Он — Зинзан. Ну, Жека дал ему пару раз. Он сразу: Сергей я, Сережа! Полотделения потом угорало с него».

Сатанисты коварны. Иногда они пробираются в здание и раскрашиваются уже внутри. «И бегают потом с ножами по зданию, одного даже с мачете выловили».

В стандартную экскурсию кроме Немостора входят — Мемориал Края (памятник провалившемуся в шахту школьнику), «коридор киношников», заляпанный строительной пенкой («Это ваши мозги, это ваши кишки, это ваши головы»), крыша, залитый водой подвал, где до сих пор «плавают трупы сатанистов».

Спускаемся «на минуса» — на минусовые этажи — смотреть собачку. Собачка умерла давно. Шкура, кости. Шаман ковыряется в костях палкой, читает лекцию по собачьей анатомии. Мальчишки снимают собаку на мобильный: «А лапы-то связаны!»

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

Абсолютное большинство легенд продуцируют сами охранники. Чаще не нарочно — так, Мага в белом платье, распевающая «Мне нравится, что вы больны не мной», была описана случайными очевидцами в интернете как «призрак погибшей невесты». Невеста шагнула вслед за любимым с крыши ХЗБ и теперь «ходит, поет и убивает». Иногда Мага вспоминает свое участие в школьном театре. Тогда для туристов организуются сумасшедшие представления с дедушкой-рыбаком, девочкой с мячиком, домохозяйкой со скалкой, маньяком и смертью в балахоне. «Тут главное не заржать, — говорит Мага. — Ну и чтоб кроссовки из-под балахона не палились». Ну, погреметь железом в параллельном коридоре, повыть, выйти из темноты с арматурой и с вопросом: «Ты же хочешь умереть», — это даже за розыгрыш не считается.

Некоторые напуганные платят, чтобы напугали друзей. К таким постановкам охранники подходят с еще большей изобретательностью. Как-то за пару тысяч даже симулировали задержание опасного преступника в здании, не поскупившись на массовку и травматические патроны. С гордостью рассказывают, что девочка, которую «опасный преступник» захватил, держа нож у горла, описалась.

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

В ХЗБ Мага попала в 15. Тогда у нее погиб парень, и она месяц провела в психушке. «Как — погиб? Убили его. Слили тормозную жидкость у машины. Он с другом ехал. Когда понял, что не затормозить, вывернул своей стороной на столб. Друг остался жив. А мой тоже не сразу умер — в больнице, там медсестра пошла покурить, мутная история. Он вообще-то ко мне на дачу ехал».

Сейчас ей 17, но большинство обитателей ХЗБ уверены, что она гораздо старше. Рация на поясе, камуфляж, длинные волосы, цепкий взгляд, спокойная улыбка. Абсолютная безбашенность. Год назад, когда в здание на разборку явились «40 дагестанцев с ножами», Мага, пока не подошло «подкрепление», убалтывала их одна.

Мага успела отучиться курс в медучилище. Потом забрала документы.

— Я поняла, что мне в принципе наплевать… наплевать на чужих людей. Спасать их… А врачу нужно клятву давать. Клятвы вообще не моя тема. Иначе я буду такой же, как эти равнодушные суки в поликлиниках, — говорит Мага.

Летом Мага будет подавать документы на госуправление. Только дождется августа, пока исполнится 18 — «не хочу маму вмешивать в этот процесс».

Ребята понимающе молчат. Родителей в свою профориентацию вмешивать не хочет никто. Более того — в свою жизнь родителей не хочет вмешивать никто. Как сформулировала одна девочка: «Мне вполне достаточно их присутствия в моем свидетельстве о рождения».

— За меня мать уже решила, что я буду ментом. Орет: «Даже не обсуждается», пьянь трахнутая. А я хочу быть археологом, — говорит Лиза. — Я летом в Воронинские пещеры поеду.

— Она же тебя уже не бьет полгода? Может, разрулится все, — говорит Аня. — А то в синяках в школу ходила, да?

— Я тут посчитала… — вдруг говорит Лиза. — Ну со всеми ее выкидышами и абортами… У меня бы было 9 братьев и сестер.

— И ничего!

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

Мальчишки уходят играть. Игра совсем простая: берешь с пола «пеноблок» — бетонный обломок потяжелее — и стараешься, чтобы он попал в голову противнику. Во многом это игра на пространственное ориентирование — засады на пролет выше, прыжки из темноты, подкрасться сзади. Вообще развлечения в ХЗБ незамысловатые. Летом девчонки загорают на крыше. Мальчики какают в шахты — развлечение, требующее сноровки и серьезной выдержки. Ценится громкость удара. «Как-то прилетело одному туристу, — рассказывает Мага. — А он чудной такой, серьезный, сюда недели три собирался — духи ХЗБ, пространственные аномалии, то, се. А тут говно на голову. Он расстроился: духи, говорят, меня принимать не хотят».

Правда, в 2009-м энтузиасты организовали в подвале ХЗБ каток. «Нормальные такие ребята, пришли к нам посоветоваться, — рассказывает Мага. — Ну, мы им объяснили расклады — 50 на 50, они согласились. Убрали там все, девочки-графитчицы стены расписали, прямо на бетоне нарисовали меню. Бар, свет, музыка, прокат коньков. 600 рублей вход. С пятницы на субботу по 150 человек собиралось. И нам чистыми выходило по 10—12 тысяч. Посетитель доплачивает еще 150 — экскурсия. Как-то мы с Жекой за два часа только с экскурсий собрали 14 штук».

Каток крышевали пэпээсники. Брали по три тысячи с вечеринки, всех все устраивало. Потом о заработке коллег узнали опера. С ними договориться не получалось — просили сильно больше. И в одну из зимних ночей в ХЗБ ворвался ОМОН.

«Суматоха, все орут, кто-то на лед падает. Ну мы первым делом вывели тех, кто знал нас в лицо как организаторов. Еще часть сами разбежались. Менты сами там еще попрыгали немного: музыка же, выпивка. И потом всех взяли — кто организатор? А никто не знает. Кому деньги платили? Да какие деньги! Так и не закрыли нас».

На балкон вваливается Димас. 17-летний увалень, младший брат Нычки. Вопит: «Где она?!»

Где-то в здании прячется Симка — девушка Димаса. Они поссорились, и теперь Димас намерен ей «голову отвернуть». Он пьян и абсолютно невменяем.

Нычка и Слем пытаются его удержать.

— Ты не Слем, ты говно! — орет Димас.

Драка. Димас отпихивает Слема, тот полосует руку об осколки под ногами. Димас хватает Нычку за горло.

— Ща я тебя сломаю.

— И что? — спокойно говорит Нычка. — И что дальше?

Димас отпускает ее, уходит. Через некоторое время появляется на крыше. Выходим на крыло 4-го этажа — так лучше видно. Димас ходит по самому краю, то и дело вытягивая одну ногу вперед, в пропасть.

— Он не сбросится, — говорит Нычка спокойно. — Ну то есть сбросится, но не сейчас и не из-за нее. Потому что он ее не любит.

— А вот у нас летала на днях!

Пьяная Тая извивается на руках своего парня Темы. Тема, серьезный кудрявый мальчик, пытается ее удержать. Они ровесники — им по 15.

— Тай, ты лежи. Глаза закрой и лежи.

— Отвали, ... [лицо нетрадиционной сексуальной ориентации], я не бухая!

Тая, убегая от ментов, прыгнула с четвертого этажа.

— С разбега, — ухмыляется Тая и смотрит на меня в упор. Я вдруг понимаю, что она не так уж пьяна.

— Она еще в шоке пробежала метров двести, спряталась в кустах… повреждения позвоночника, повреждения внутренних органов… Тая, лежи! Вон туда упала…

Внизу — месиво из поваленных веток, арматуры и осколков кирпича, кое-как прикрытое травой.

— Просто ей лучше сдохнуть, чем к ментам попасть, — гордо говорит Тема. — Она такая.

— Я тоже с четвертого в шахту летала, — говорит Йена. — Но на спину, на рюкзак. А в рюкзаке была банка «Страйка». И она лопнула! Лучше бы я ногу сломала, чем банку «Страйка»!

Димас тем временем спускается «прощаться». Окидывает всех взглядом, замирает в бетонном проеме, потом идет обнимать ребят, расцеловывать девчонок. Возвращается на лестницу. Остановить его никто не пытается.

Снова ходит по краю крыши, иногда замирая. Меня начинает подташнивать.

На крыло выходит Симка — низенькая миловидная 16-летняя барышня. Нычка не спеша перекидывается с ней парой слов, затем кричит: «Димас! Тут с тобой поговорить хотят!»

Димас спускается:

— Кто хочет поговорить?

— Я никого не вижу. — Димас упорно смотрит мимо. — Я, знаешь, стоял на краю, уже ногу занес. А потом думаю: чтоб я из-за этой шлюхи…

Симка разворачивается, быстро идет в здание. «Ну молодец!» — орет Нычка брату. Димас бежит за ней.

Появляются минут через 20.

— Ты должна передо мной извиниться, — говорит Димас Нычке.

— А кто кричал: прыгай, брат, давай, ждем тебя внизу?!

— Я не кричала!

— Говорила, что я ее не люблю… А я люблю. Извиняйся.

— Ну извини, — бурчит Нычка.

— Я уже на самом краю стоял. Хотел шагнуть. Но ради этой девушки…

Симка прижимается к нему. В ее глазах удивительная, лучащаяся пустота.

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

Здание всегда оставляет возможность умереть. По сторонам коридора то и дело открываются полуметровые провалы, неогороженные лестницы с крошащимися ступеньками, заостренная арматура, качающаяся на потолке, проломы в стенах. Под ногами — обломки кирпичей и согнутые железные штыри, помогающие запнуться. Но главное — «сквозные» шахты лифтов. У таких шахт нет стен — просто дыра посреди темного коридора. Коридор освещается окнами и выглядит вполне безобидным.

Обитатели ХЗБ с удовольствием пересказывают имена всех разбившихся, поломавшихся, пропавших. Кажется, что близость смерти, возможность ухода, выхода, который может открыться прямо под ногами, резидентам по вкусу.

Вены резали все, минимум по разу. Шрамы показывать не любят. Шрамы — это неудача.

— Берешь банку, камнем фигачишь, получаются металлические полоски, острые…

— Вены резать бессмысленно. Никого не украшают шрамы. Человеку не хватает внимания, вот он и начинает фигню творить.

— О, а у нас пацан, Федя. «Я убью себя! Убью себя!» Мы ему типа: давай! Он нож к руке подносит, и так… ну то есть не хватает у него силы воли себя убить.

— Это все погода…

— Когда у человека все хорошо, никто не интересуется, как он.

— Есть друзья, при которых плакать опасно.

— Мне 8 было, отец умер. Сердечный приступ, да. Мама такая: иди сюда. А я убежал в свою комнату от нее. Я кровать подвинул к двери и месяц спал у двери.

— Я боюсь заплакать, — вдруг говорит Аня. — Больше всего я боюсь заплакать. Не знаю почему.

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

— Идите сюда, мирить вас буду, — Мага отводит в сторону Димаса и Симку.

— Фен (произвольная смесь амфетамина с лекарствами, постоянного состава не имеет. — Е. К.) час... [действует]. Для дискачей классно. Радостно так. Потом уже начинает штырить, но не жестко…

Шушукаются, потом уходят. Возвращаются минут через десять.

— Сим, под носом, — бросает Джампер.

Симка резко вдыхает воздух носом, трет перегородку пальцами, отворачивается.

— Снюхала вещдок! — веселится Димас.

— Короче, смотрите, — Мага серьезна. — Даю вам десять мешочков, вы мне приносите десять штук. В мешочке по грамму. Грамм — косарь, понятно? Можете бодяжить. Вообще смотрите на клиента. Если лох, бодяжьте смело. Главное, чтобы претензий по качеству не было.

Мешочки — крохотные пузырьки из полиэтилена — убирают в рюкзаки.

— Самим понюхать вам всегда будет, — говорит Мага. — Даже не нервничайте.

— А я вот чистый, — говорит Слем. — Некоторые люди прямо удивляются. Говорят: рекордсмен, ты 4 дня чистый. Не курю, не… Мага, погладь Слема, Слему плохо. Я с тобой тут постою, можно?

— 88 — наш пароль! Победим или умрем! — орет Димас.

А нтон, 22-летний, высокий, обрюзгший парень, докапывается до девчонок. «Системный инженер, — представляется он. — С 5 лет за компьютером, зрение минус 5».

— Когда началась Вторая мировая? Я это в пять лет знал!

— Ну, в 41-м…

— Что ты мне рассказываешь? Я Фрейда, Юнга читаю… С Японией еще воевали. На Хиросиму и Нагасаки бомбу сбросили! Как вас заставить учиться-то?

— Никак. Школа — это ад, — говорит Катя.

— Надо вам школу по типу концлагеря сделать, — продолжает Антон. — В концлагерь вас засадят. И спать там будете. И есть там будете. Только конституции российской это противоречит.

Девчонки молча пьют ВД.

— Боюсь, когда вы вырастете. Свалить в Европу, в Африку — подальше от вас.

Живет Антон совсем рядом с ХЗБ, один, так что вписка постоянно открыта. «Ты к нему ночевать не ходи, — предупреждает Катя. — Он меня всю ночь лапал. Не выспалась ваще».

— Я люблю ее. Мы с ней встречались полгода. У меня был стиль такой — эмо-хардкор, косая челка до подбородка. А в марте челку сбрил. 4 дня меня не было в Здании, с моими лучшими друзьями. А она в это время на три стороны мутила. Я ее на этаж отзываю, говорю — ты хочешь быть со мной? Она такая: да. Потом вижу — она с инвалидом в обнимку стоит! С инвалидом!

Инвалид — Гоша — и сейчас стоит с Йеной в обнимку, прихлебывая Ягу. У него легкий ДЦП, ходит, как бы пританцовывая. Гоша только что сбежал из интерната-пятидневки, куда сдали его родители. Хвастается: «У нас там колючая проволока ваще». Родители Гоши пьют, но «нормальные» — с пенсии по инвалидности выдают Гоше аж по пятьсот рублей в неделю.

Йена презрительно щурится в сторону Слема и молчит. Ей 15, очень красивая девочка, холодный взгляд. Надпись «Диггер Йена» на рюкзаке.

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

Из глубин здания выходит Самурай — мужик лет 40 в халате, еще одна легенда ХЗБ. На плече — катана.

«Я рад вас приветствовать в месте, страшном и непонятном», — говорит Самурай и повторяет то же самое на кантонском диалекте китайского.

В здании он медитирует и пьет. «Это такое очень толерантное место, принимает всех, кому плохо снаружи, — говорит Самурай серьезно. — Это идеальный мир, мир после апокалипсиса». Начинает упражняться с катаной. Лезвие рассекает воздух.

Слем, покрутившись вокруг, просит катану — самурай передает с поклоном. Подходит к Йене, замахивается.

— Ну, давай, — Йена смотрит ему прямо в глаза. — Давай же.

Замешкавшегося Слема оттаскивают, отбирают катану.

— Ты даже на убийство не способен, — презрительно говорит Йена.

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

Алекс Уголовный Розыск входит с трубкой в руке: «Человека дай сюда, груз забрать. У меня камней на полляма, если по доллару толкать». Алекс — «ювелир». Под общий ржач рассказывает: «Влезаю как-то в дом к бабке. Там монеты 1913 года. И тут этот шкаф дубовый, 100 кг сверху падает. Пол подо мной проваливается, и шкаф сверху. Я звонить друзьям, а полчетвертого ночи, а они все спят».

Лиза плачется Алексу, что «не получается отжимать» — сегодня она не смогла развести на деньги группу из восьми туристов: «Наглые такие вообще. Я им говорю — платите, а они: почему мы должны платить?»

«Ну, правильные ребята, чё, — ухмыляется Алекс. — Надо давать людям выбор, а иначе вы как гопота. Говорите им: если попадетесь ментам, заплатите в 10 раз больше».

Случай для практики представляется довольно скоро — через дырку в забое пролезают трое. Парень, две девчонки.

Переговоры о деньгах никогда не ведутся снаружи — случайные прохожие, гуляющие по парку, могут вызвать милицию. С балкона ребят вежливо просят зайти в здание, показывают вход.

Когда они заходят в прихожую, путь к отступлению уже отрезан — за их спиной встает Антон, перед ними скучают Алекс, Слэм и Лиза.

— Откуда? — бросает Алекс.

— Мы с Алтуфьева, — начинает объяснять девочка.

— Совершеннолетние есть? Нет? 58-я статья УК. 10 минимальных окладов, и забирать вас будут родители. Вызываем наряд.

— Алекс, может, договоримся, — говорит Антон. — Пускай заплатят и гуляют себе.

Алекс непреклонен: «Мне дети на объекте не нужны!» — но через некоторое время Антон убеждает его на «по 150 с носа — и пускай».

— У нас нет таких денег, — тянет девочка. Ее подруга, нервничая, пытается прикурить — и кладет зажигалку в рот. «Охранники» смеются:

— Антон, звони уже в дежурку.

— А почему мы вам должны платить деньги? — встревает мальчик.

— Тебе объяснить? — орет Слем, подлетая. — Нет, тебе объяснить?

— Слем, только не надо объяснять, как вчера, — пугается Лиза. — А то ушел с двумя девчонками, вернулся один.

— У нас нет 600 рублей. Но мы готовы заплатить, сколько есть, — встревает девочка.

Денег у детей хватает на две ВД и сигареты — «купите и принесете». За покупками дети уходят к станции. «С паршивой овцы», — вздыхает Алекс.

На балконе тем временем началась «политика».

«Политику» начала Вера — 15 лет, в восьмом классе, со всеми разговаривает на «вы».

— У нас в классе все правые, кроме четверых, — рассказывает Вера. — А директриса в школе — Аракелян. Армяшка. И вот, эта... [нерусская] увольняет русских учителей, которые по 20, по 30 лет отработали! Племянница ее ходит королевой. Как-то мы на уроке триган-д съели, так она разоралась: наркоманы, наркоманы. Месяц нас проверяли перед школой.

Правой Вера стала по наущению своей старшей подруги — Марины. «Она и объяснила мне за жизнь».

— Приезжают из своей Чечни, чувствуют, как у себя дома, — говорит Вера как по писаному. — С девушками нашими ходят. Из Чечни, из другого государства!

— Это тоже Россия вообще-то, — встревает Антон.

Короткая дискуссия по южным регионам. Вера узнает, что Дагестан и Ингушетия — Россия, а Армения и Азербайджан — нет.

— Вот с Лизкой перебегаем как-то дорогу на красный, а там хач в «Вольво», — продолжает Вера. — Высунулся и орет на нас: «...! [падшие женщины]» Ну, то есть на своем орет, но понятно по интонации все. Я такая: «Зига-зага!», и зигу кидаю. Ну и убежали сразу, конечно. Они же звери.

— А у нас в классе девочка-... [нерусская] есть. Айшат звать, прикинь? — встревает Аня. — Так у меня с ее отцом день рождения в один день — 28 марта. Так западло!

— Гастарбайтер, пробил час! — орет Димас. — Мы избавимся от вас!

— То есть я понимаю, что хачи — лучше нас, — вдруг говорит Вера. — Все понимают по-честному. Поэтому их и... [бьют]. Не пьют, за своих сплоченные. У нас смотри: все мужики пьют… К детям у них отношение другое, семьи, я же вижу. Вера у них опять же есть. Бог за них. А война должна быть культурной, то есть мы воюем своим внутренним содержанием. Вот как-то я в субботу пришла пьяная, на контрольную по русскому. И написала на три. И мне было стыдно! Потому что это наш, русский язык, я его на пять знаю.

— Вот в Италии бросил бумажку на землю — штраф! — говорит Лиза.

— Я же не говорю, что хороших... [нерусских] не бывает. Дворы, там, метут пускай. Проблемы, когда они за людей себя ставят, выше нас себя ставят…

С балкона замечают двух мужиков. После дырки в заборе они не идут в здание, а начинают обходить его: «Оперативники?»

Мага и Димас идут проверять. Спускаемся вниз по переходам. Периодически останавливаемся, прислушиваясь. Когда до земли остается 1,5 метра, Мага прыгает — и падает на землю, кусая губы, давя вой. «Коленная чашечка вышла, — шипит. — У меня там были связки порваны».

Обратно Димас несет ее на руках. Мага рассказывает — была КМС по футболу, а два года назад, что обидно, не на матче даже — на тренировке… обезболивали анальгином, и Мага выжрала весь алкоголь в доме. «Кость ходит с тех пор. Врачи говорят — привычный вывих».

В травмпункт Мага не хочет: «Дождемся Крысолова, он уже вправлял». Звонит, плачется в трубку.

Приходит Крысолов, рыжий крепкий бородатый парень в байкерской кожанке. В Здании главный он, и все по очереди подходят к нему поздороваться. Про Крысолова знают мало — рубился на ролевых играх, очень умный, именно он ведет переговоры с ментами. В свободное время от «работы в здании» сидит охранником в цветочном магазине на станции. Осматривает ногу: тебе в травмпункт надо.

— Ща, допью и поеду, — Мага открывает банку «Страйка».

— О, дай сюда, я «ключики» собираю! — орет Лиза.

«Ключики» — колечки от жестяных банок — Лиза нанизывает на веревку. Ключиков за сотню, ожерелье почти готово. «Тут только шесть не мои, остальные сама выпила», — хвастается.

Крысолов уходит на переговоры с Алексом. Алекс, похоже, отдал не все туристические деньги. Алекс кивает на Шамана, и охранники тихо договариваются устроить Шаману завтра «утро длинных ножей». Затем охранники спускаются вниз и довольно быстро находят тех самых мужиков, которых Мага приняла за оперов. Снизу несется: «Цель проникновения на объект! Цель проникновения на объект! Самурай, фас!»

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

За день экскурсий у охранников скопилось 2,5 тысячи, и Слема с Антоном посылают в магазин — батон, майонез, «Винстон», 2 ВД, 2 «Страйка», водка. На выходе из магаза их тормозят трое парней в спортивных штанах, туфлях и с цепями. Отводят в сторону «поговорить».

— Со светлой пятницей, уважаемые. Хотя — кому светлая, кому — страстная, — начинает бугай, стоящий по центру. — Отведи нас в больничку на экскурсию.

Антон мнется.

— Нам сейчас нужно. Ты говорил, что ты охранник — веди.

— Да не охранник я, — тянет Антон.

— А мы по делу. У вас там дрыщ мелкий бегает, Лева. Наказать его хотим. Нужен нам к пятнице. Найдешь нам его?

— Ну… да, да, если увижу, — Антон бледнеет.

Слем отходит и возвращается с Крысоловом и неизвестно откуда взявшимся Жекой — огромной татуированной горой мышц. Мужики встают друг напротив друга.

— Проблемы? — с улыбкой спрашивает Крысолов.

— Мы с Зеленоградской улицы, — начинает бандюк. — Тут человек намедни говорил, что фраер. Просил 500 рублей с носа.

— Да я не… — говорит Антон.

— А помолчи, — бросает Крысолов.

— Вот, а с ним малолетки, клеем обнюханные, фарами светят. Охрана, ...! Мы вообще туда по делу шли. У вас там дрыщ такой бегает, Лева…

— А кто у вас старший? — уточняет Крысолов. — Отойдем.

Забивают стрелку на четверг. На стрелке Крысолов должен передать Леву бандюкам.

Бандюки уходят, пожелав «приятного вечера». За ними уходят и «охранники».

— ..., чего ты ушел? — орет Антон на Слема.

П од балконом — крик. На территорию явились мамы — две блондинки в высоких сапогах и ярких пальто. Одна из мам ловит Психа за капюшон: «Быстро, ..., сюда». Псих вырывается, прячется за спину Антона, вышедшего с Лизой из здания.

Снизу несется: «Ты сука!»

Наконец одна блондинка хватает другую: «Ира, пошли».

— А мы с мамой ходили в аквапарк, — хвастается Аня. — Там есть такая горка, «унитаз», так она прямо протрезвела. И вообще я сегодня домой. Мне отец обещал 3 тысячи дать. Если не даст, я его убью.

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

Лезем на крышу. Семь этажей по лестнице без перил, ноги гудят. На крыше совсем тепло, только сейчас понимаем, как было холодно в здании. Ложимся на нагретый мох. Саша с пластырем на щеке, девушка Крысолова, рассказывает, что первый раз пришла в ХЗБ в 7 лет: «Тогда все было по-другому. Вон там — пруд, деревянные домики. Закаты тут было классно встречать. Сейчас — везде высотки, ХЗБ чуть ли не самое низкое здание в районе».

Со станции доносятся объявления о прибывающих электричках. Над вертолетной площадкой кружит белый голубь. За вертолетной площадкой рвет Веру.

— А знаете, что есть такая примета, если голубь вокруг вас облетит, можно загадать желание? — говорит Лиза. — Только не сбывается ни хера. Я пробовала.

— А что загадывала-то?

— Да пять тыщ на день рождения.

Вера выходит из-за площадки, достает телефон, долго набирает номер. Кричит в трубку: «Чё ты мне тут устраиваешь! Сама что ли не нажиралась?!»

— А я хотела открыть лекарство от рака. С 12 лет мечта у меня такая была, — вдруг говорит Саша.

С пускаемся на четвертый. Навстречу нам несется Йена и ребята: «Менты, менты».

Бежим по коридорам. Йена прячется в пролом в стене, поворот, дети разбегаются по коридорам.

Перед нами остается только Гоша. Он бежит широко, нейлоновая куртка раздувается, руки хватаются за воздух.

Поворот, вбегаем в абсолютную темноту. Притормаживаем, идем медленно. Слышно, как Гоша бежит впереди. Вдруг шаги прерываются. Шорох нейлона.

Зажигаем мобильники. В шаге чернеет квадратный провал, огороженный десятисантиметровым бортиком. Сквозная шахта лифта.

Гоша лежит на четыре этажа ниже, зарывшись лицом в кирпичи. Длинные волосы полностью закрывают голову. Он не двигается.

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

По этажам несется:

— ОВД «Ховрино». Стоять, ...!

Наклоняются, переворачивают. Просят нас вызвать скорую с мобильного — «с рации будет ехать дольше». Двое сотрудников конвоируют нас на лестницу. Там уже бьется в истерике пьяный Антон.

— Пустите меня! Это мой друг! Мой друг, вы не понимаете! — его удерживают.

— Я тоже много чего видел, — говорит опер. — Им занимаются уже. Не мешайся.

— Мать на него наплевала! — продолжает орать Антон. — Я его к себе в дом взял, чтоб он хоть чему-то там набрался!

— Чё, ..., лезут? Вот чё, ..., лезут? — говорит другой. — 11-летние, ... Расстрелял бы всех.

Сверху спускается очень спокойный Крысолов. Бросает Антону: «Не кипеши», — тот тут же затыкается. Предлагает помощь — медицинское образование, «интенсивная терапия». Менты отказываются.

— Кто из оперов приедет? — уточняет Крысолов.

Выясняется, что приедет Толя и «с ним поговорите».

Крысолов отводит в сторону одного из оперативников. Разговаривают вполголоса, смеются.

Антон уже не орет — переключился на любимую тему — оружие.

— Приклад у живота с той стороны, разворачиваешь и стреляешь. А если без приклада…

— Нет автоматического оружия без приклада, — опер смотрит презрительно.

По лестнице поднимаются два мужика: «Мы родители. Поляков Станислав, 15 лет…»

— Вот там посмотрите, там упал один, — бросает опер.

С окаменевшими лицами мужики спускаются к шахтам. Скоро выходят — «не наш».

— А нож зачем? — спрашивает внимательный мент.

— Оборона.

— Главное, чтоб превышения не было, — советует.

Подъезжают «скорая» и МЧС. Идут к шахтам, рассматривают. Женщина-врач выходит покурить с операми: «Дыхание есть, сейчас поднимать будут».

Гоша скоро приходит в сознание. Называет имя, дату рождения. На вопросе «Что болит?» начинает плакать.

Гошу грузят на тканевые носилки. Из головы течет кровь, пачкает ткань. Несут в темноту коридоров к выходу. Обходят провалы по бокам коридора, спускают по переборкам.

«Как я упал? Как я упал? — начинает плакать Гоша. — Я здание знаю, я не мог, я здание знаю!»

Из темноты вылетает зареванный Тема: «Гоша, Гоша! Это мой друг! Уйдите, я сам понесу!» Один из оперов оттаскивает парня, бьет кулаком в скулу, и тот давится криком.

— Будешь еще мяукать?

— Все понял?

У «скорой» обнаруживаются мамы. Бросаются на Антона: «Это он, он держал моего сына! Загородил: никуда он с вами не пойдет, он никуда не пойдет, он мой друг. Ты сволочь! Где мой сын?»

— Ты, сука католическая… — начинает Антон.

— Я православная!

— Да какая ты, ..., православная?

Антону заламывают руки, кладут на капот, надевают наручники.

Мама объясняет любопытным прохожим: «Я ему: Миша, быром сюда. А там еще мелкая такая говорит мне: ты шлюха. Шалава малолетняя, убивать их…»

— Заявление писать будете? — уточняет опер. — На этого?

— Буду писать, буду.

Нас сажают в машину с Темой. Пацан держится гордо, улыбается дерзко: «Я папе расскажу. Папа вам устроит». Прапорщик за рулем бесится.

Затормозив перед отделением, вытаскивает из машины Тему и бьет в грудь. У мальчика подкашиваются колени: «Я не могу дышать».

Тему втаскивают в отделение, бросают на лавку. Он пытается подняться, мамы, оказавшиеся рядом, хватают его за руки: «Успокойся, успокойся». Мальчик дышит ртом, слезы брызгают из глаз.

— Вы все будете извиняться!

Прапорщик наклоняется над ним, улыбается — и вдруг хватает за воротник, прижимается лбом к плачущей голове:

— Ты когда пугаешь, в глаза гляди, ублюдок. Смотри мне в глаза.

— Мой отец приедет… — начинает парень, задыхаясь.

Женщины зажимают ему рот ладонями:

— Ты мужчина. Молчи, терпи…

Прапорщик замечает мой внимательный взгляд, вытаскивает покурить.

— Прапорщик милиции Ананьев Женя. Ну, пишите на меня жалобу, чего. У меня... [малолетний] такой же. На него повлиять не могу, к сожалению. Если ему хоть что-то сказать, если с ними ласково, он на тебя смотрит как на говно. А так у него в голове хоть что-то отложится.

— Да до ста в год, — лениво говорит следак. — Как лето, мы каждый день там. Падают…

— Когда у тебя будут свои дети, когда ты их будешь бить, ты поймешь, — говорит Женя. — Ну, будешь на меня жалобу писать? Я к гражданке готовиться буду, 15 лет отслужил. Такого вот... [малолетнего] вытаскиваешь, а он не дышит.

К омпания тусит на остановке — Мага собирается ехать в травмпункт, провожают. Выпивка, смех — школьники радуются, что снова ушли от милиции.

— Жив? Ну, слава яйцам! — вопит Катя. — Второй чел за неделю в шахты! Кто следующий?

Йена, девушка Гоши, спокойна:

— Я никого не люблю. Но лучше бы это был Слем. Он мне такой говорит: не проводи экскурсии, одной пидовкой в здании будет меньше. Лучше бы он упал… С крыши — и прямо на голову.

— Или лучше бы его в ментовку забрали, — возражает Катя.

— И под ЧОПом, и под ментами, и под нами — всегда эти малолетки падали, — говорит Мага. — Тут ничего не сделаешь. — Она тоже абсолютно спокойна.

— Шаман, будь завтра в 12, — говорит Крысолов. — Мы сами попозже подойдем, а ты деньги с туристов собери.

— Хорошо.

Слем носится кругами, вопит:

— У меня травма сейчас. Год еще — и заживет. Год еще, девчонки, и все. Уйду отсюда. Сенсей снова меня будет по снегу босиком гонять.

Ч ерез 9 дней Слем умирает, упав в шахту лифта с девятого этажа.

Фото: Анна Артемьева / «Новая газета», 2011 год

__________
* Некоторые имена и прозвища изменены.

Ховринская заброшенная больница входит в десятку самых страшных «недостроев» планеты. Москвичи прозвали это место «Амбрелла», потому что с высоты птичьего полета больничные корпуса напоминают знак биологической опасности, фигурировавший в серии игр Resident Evil. «Обитель зла» . По этому случаю корреспонденты "Ридуса" решили там побывать.

В Интернете про ХЗБ ходит много мрачных слухов: сатанисты, насильники, педофилы, маньяки, наркоманы, но главное – обилие несчастных случаев с летальным исходом. Они начали здесь происходить с момента начала строительства в 1980-м году. Строительство заморозили, поскольку под фундаментом были обнаружены грунтовые воды, а денег на их осушение не было. Несколько раз стройку пытались возобновить, но безуспешно. Довольно быстро «недострой» пришел в негодность, а корпуса ХЗБ облюбовали бомжи и любители острых ощущений. Стены «Амбреллы» покрылись угрожающими надписями и рисунками, а про больницу поползли слухи один мрачнее другого.

Больница обнесена забором с колючей проволокой. Рядом с ней находится парк. Так случилось, что дерево упало прямиком на забор, поэтому форсировать его труда не составляет. На окрестных липах и дубах весят предупредительные листовки – не пускайте детей на территорию больницы.

Прежде чем забраться в ХЗБ, мы решили перекурить и у вышеупомянутого дерева. Из-за забора вылезла стайка школьников – от девяти до тринадцати лет, навскидку. Как выяснилось, они там бывают частенько. С ними был парень постарше, который вызвался нам провести экскурсию по «недострою». «Ховринская больница хороших людей выводит, туда, откуда они пришли», - обнадежил он нас и повел внутрь.

Говорят, что по больнице ходит человек без тени, а в подвалах обитают сектанты, которые носят черные балахоны, ну и, конечно, кровавые игрища устраивают поклонники Люцифера. Все это, естественно, действительности не соответствует. В доказательство наличия в ХЗБ сатанистов, как правило, приводят различные граффити и истории про мертвых собак со связанными лапами. Сюда действительно приходят умирать многие кошки и собаки, то, что эти животные ищут уединенное место, получив смертельную рану в уличной драке – факт общеизвестный. Но откуда тогда связанные лапы? Местная охрана утомилась ежедневно вылавливать молодежь с объекта – сюда даже с Дальнего Востока приезжают. Чтобы отпугнуть отсюда людей, они связали уже мертвой собаке лапы и оставили ее на видном месте.

Или, к примеру, однажды увидев очередную группу любителей острых ощущений, охранники надели армейские плащ-палатки, накинули капюшоны, взяли в руки по палке, на манер посоха, да припугнули ребят, появившись в дверном проеме на контрастном освещении. А тиражировать слухи в условиях мегаполиса люди и сами умеют.

Половина больницы исписана свастиками и рунами, другая перечеркнутыми коловратами и символами анархии. «Недострой» не страшный – на любой заброшенной коровьей ферме в Подмосковье есть места помрачнее. Разруха, поломанный бетон, куски арматуры, торчащие с потолка, битые стекла – весь набор.

Мы поблуждали по ХЗБ часа полтора-два, а потом «Амбрелла» нас действительно вывела туда, откуда мы пришли. Туда же она вывела и охрану, которая быстро нас повязала и сдала в полицию. И местная охрана, и полицейские из соседнего участка от таких, как мы персонажей, устали, судя по всему, уже давно. Они искренне не понимают, что там такого интересного в ХЗБ, что люди туда лезут несмотря на слухи про сатанистов и обилие несчастных случаев.

По большому счету, аура в ХЗБ зловещая, но делать там нечего. Экскурсия может закончиться довольно плачевно. В полиции нам рассказали историю про юношу, который свалился в шахту лифта и наткнулся на арматуру. Его друзья убежали домой. Позже медэксперты сказали, что парень умирал примерно 24 часа, истекая кровью в полном одиночестве на дне какой-то лифтовой шахты.

За Ховринской больницей с самой ее постройки водится дурная слава. В народе ее называет «Ховринка» или «Амбрелла». Это здание является старейшим в городе долгостроем, заброшенным много лет назад. Расположена Амбрелла в северном округе столицы, в районе под названием Ховрино, по адресу: улица Клинская 2/1.

Долгострой с нехорошей историей

Началось строительство ныне заброшенного здания еще в 1980-ом. По проекту группы московских архитекторов в Ховрино планировалось соорудить многопрофильную лечебницу на 1300 койко-мест. Этот грандиозный проект ожидал не менее грандиозный провал, причем, в буквальном смысле слова.

В 1985 году почва под больницей неожиданно просела. Подвал и 1-й этаж оказались затопленными. Из-за странной ошибки геологоразведки здание оказалось построенным слишком близко от грунтовых вод и городских очистных сооружений. 7 раз Ховринскую больницу пытались отстроить, но из-под земли всякий раз просачивалась грязная жижа. С тех пор огромное здание пустует и медленно уходит под землю.

Мистическое место

По странному стечению обстоятельств здание Ховринки выстроено в виде звезды с тремя лучами неправильной формы, которая напоминает знак биологической опасности. Также она очень похожа на логотип вымышленной корпорации «Umbrella» из фильма ужасов и игры «Обитель зла». За эту схожесть Ховринскую заброшенную больницу и называют Амбреллой.

Из-за того, что больница была не достроена, а потом еще и провалилась, многие фрагменты в ней отсутствуют. Нет некоторых межэтажных перекрытий, из стен торчит арматура, открытые шахты лифтов зияют провалами. Обстановка внутри очень мрачная, напоминает декорации к фильму про постапокалипсис. Это обстоятельство привлекает в Ховринку сталкеров и других любителей экстремальных развлечений.

Черные мессы

По упорно распространяемым в Москве слухам в конце 80-х Ховринку облюбовал клуб сатанистов «Немостор». Позднее здесь стали собираться последователи еще одной секты – «Черный крест». В мрачных стенах долгостроя служители Сатаны правили свои службы, приносили в жертву животных. Характерные рисунки (черепа, пентаграммы, надписи «Nimostor») до сих пор украшают стены здания.

На одном из этажей была найдена убитая девушка с изуродованным до неузнаваемости лицом. По городу сразу поползли слухи, что сектанты стали приносить в жертву людей. После расследования преступления оказалось, что к убийству сатанистами никак не причтастны.

Тем не менее, согласно легенде, власти Москвы решили разогнать сектантов, для чего к делу были привлечены сотрудники ОМОН. По легенде, сатанистов загнали в какой-то тоннель, после чего он обрушился или затонул. Якобы тела погибших до сих пор похоронены где-то под развалинами.

Суицид

В 2005 году с крыши больницы сбросился 16-летний школьник Алексей Краюшкин. Этот шаг был вызван отчаяньем юноши из-за неразделенной любви. На втором этаже Амбреллы создан мемориал в его честь. Это обстоятельство придает и без того мрачной обстановке здания еще более зловещий вид.

Городские легенды утверждают, что в Ховринке живет нечистый дух. Время от времени он напоминает о себе, но никогда не покидает стены здания. В Ховринской больнице периодически происходят разбойные нападения, живут бомжи, случаются убийства.

Знаменитая Ховринская больница, как и положено любому заброшенному долгострою, давно стала местом дурной славы. Жители северной столичной окраины вряд ли забудут о мрачном и загадочном здании даже после сноса. Демонтаж больницы, как рассказал недавно заммэра Москвы по вопросам строительства Марат Хуснуллин, на осень этого года. «МИР 24» рассказывает, какие мифы и факты связаны с этим мрачным и загадочным местом.

Ховринскую больницу начали строить в 1980 году. Тогда не было сомнений, что этот амбициозный проект позволит создать лучшую в Москве больницу на 1400 мест, аналогов которой не будет во всем СССР. Однако через пять лет строительство приостановили, а в 1992 году окончательно заморозили. Дело в том, что во время строительства грунтовые воды начали затапливать фундамент и подвалы здания. Больница стала медленно опускаться в грунт и буквально проваливаться под землю. Проектировщики предполагали, что это может произойти, но денег на осушение не было. Русло реки Лихоборки, запрятанной в трубу, быстро дало о себе знать. В 2009 года заброшенная Ховринка стала охраняемым, ее обнесли забором с колючей проволокой.

Смертельный вирус

Сверху здание в форме треугольного креста с разветвлениями напоминает международный знак биологической опасности. В нем не было ничего мистического и устрашающего до тех пор, пока фильм «Обитель зла» не стал культовым. Дело в том, что похожий символ фигурирует в фильме с Милой Йовович и одноименной компьютерной игре (называется он Umbrella). Сегодня фанаты легендарной киносаги любят сгущать краски и говорить, что здание на самом деле строили для проведения секретных разработок страшного вируса, способного уничтожить человечество. О медицинском персонале, который в культовом ужастике превратился в зомби, они умалчивают. Боятся напророчить?

Стихийный мемориал

Считается, что если тебе удалось миновать чоповцев, их злых собак, не испугаться колючей проволоки и острой арматуры, то почтить память Краюшкина нужно всенепременно. «Больница эта – край чудес, зашел в нее и там исчез» – такое послание красуется на стене мемориала. Любители жутковатых фотографий точно не пройдут мимо.

Приют для бездомных и сатанистов

Круглый год в ХЗБ можно встретить бродячих собак и кошек. Получив смертельные раны в драках, они ищут уединенное место и находят его в неприютных стенах мрачной «заброшки». Однако далеко не все, кого в ХЗБ заносит нелегкая, готовы ко встрече с обледеневшими (зимой) или дурнопахнущими (летом) трупами несчастных животных. Жуткое зрелище наводит страх даже на бомжей, которые спасаются в мрачном здании от лютых морозов.

Но не все животные оказываются в заброшенной больнице по своей воле. Жители Ховрино могут подтвердить это историей о пожилой женщине, которая несколько лет назад потеряла в этом районе собаку. Когда стало понятно, что полицейские рейды не дают результатов, пенсионерка решила сама отправиться на поиски пса. Она с ужасом взглянула на лапы любимого питомца, которые были плотно связаны. Рядом лежали останки других животных. По неофициальным данным, через несколько недель саму женщину нашли мертвой в шахте лифта. Вероятно, она оступилась в темноте или просто не заметила пропасть под ногами. Считается, что за всю мрачную историю существования ХЗБ здесь погибло около 800 человек.

Подвальная секта

Виновниками насильственных смертей животных большинство жителей Ховрино склонно считать секту сатанистов «Немостор», которая обитала в здании больницы в середине 90-х годов. Поначалу ее адепты убивали только кошек и собак, но потом, видимо, почувствовали безнаказанность и переключились на людей. В правоохранительных органах не сразу узнали, что на территории больницы ежедневно проходят ритуальные убийства. Для проживания сатанисты облюбовали подвальные помещения, в которые не проникал солнечный свет. До сих пор стены пятого этажа главного корпуса больницы обильно расписаны сатанинской символикой, а излишне впечатлительные жители Ховрино говорят, что внутри ХЗБ можно услышать детский плач и голоса неупокоенных душ.

Мнение эксперта:

Как говорит москвовед, экскурсовод клуба пешеходных экскурсий «Шагаю по Москве» Денис Дроздов , Ховринская больница – одна из самых жутких достопримечательностей Москвы. «С точки зрения истории и архитектуры, это здание не представляет особой ценности. В биографии Ховринской больницы на первый план выходят метафизические, мистические и эзотерические составляющие – то есть то, что трудно доказать исторической наукой. Здесь применимо такое понятие, как «память места»: говорят, что Ховринскую больницу построили на кладбище. Этим кто-то пытается объяснить все невзгоды и даже ужасы, связанные (в реальности или в городских легендах) с этим мрачным сооружением: начиная от незавершившейся стройки и заканчивая сатанинскими культами», – рассказывает экскурсовод.

«Образ Ховринской больницы – это настоящий винегрет из правды и вымысла, действительной истории и городских легенд. Недостроенному зданию нет и сорока лет, а леденящих душу историй, связанных с ним, наберется на целую книгу. Это и студеное озеро в подвале, которое замерзает даже летом, и форма шестиконечной звезды, рождающая символику разных культур и народов, и особая черная энергетика больницы, и признание ее «Меккой» всех душевнобольных, а также людей, склонных к самоубийству или приносящих кровавые жертвы. Вряд ли найдется другое подобное здание в Москве», – подытожил эксперт.