Конспект урока по литературному краеведению на тему "В.Г.Короленко «Пугачевская легенда на Урале»". Все о России и про Россию: история, энциклопедия, новости, фото
12 сентября 1987 годя в «Строительной газете» появилась статья «Знаю, где клад!». Её автор — бывший инженер — геолог В. Бондарев утверждал, что готов показать место, где захоронены несметные богатства, спрятанные Емельяном Пугачёвым. Основанием для заявления послужила расшифровка рисунков на малахитовой плитке, принадлежавшей уральскому профессору А. Малахову.
Газета организовала экспедицию из энтузиастов города Ташкента. Уральскому производственному геологическому объединению было поручено оказать экспедиции всемерную помощь. Объединение направило квалифицированных геологов, обеспечило участников автомашинами, снаряжением и оборудованием на несколько тысяч рублей, по тем временам огромная сумма.
С 26 июня по 22 июля 1988 года экспедиция искала клад, объявленный В. Бондаревым. Подчеркну, экспедиция была уже по счёту одиннадцатая.
Говорящая плитка
Профессор А. А. Малахов был на Урале личностью довольно знаменитой. Он работал и в Свердловском горном институте им. В. Вахрушева, и в Уральском филиале АН СССР, и в Свердловском институте народного хозяйства, проводил исследования для Уральского геологического управления. Перу А. Малахова — писателя и публициста принадлежит около полусотни книг и множество статей, популяризирующих геологические знания.
Начиная с 1970 года, разные СМИ напечатали статью А. Малахова о загадках таинственной малахитовой плитки — феноменальном, с его точки зрения, открытии.
Суть его состояла в следующем. Старый горщик подарил учёному малахитовую плитку. Профессор обнаружил на ней бессчётное количество рисунков, исполненных в специфической «малахитовой живописи», названной им «уральским литостилем». Техника его сводилась к нанесению на малахитовую поверхность малахитовой же краской сверхминиатюрных изображений, которые можно разглядеть лишь при увеличении в несколько десятков тысяч раз. С плитки сделали несколько сотен снимков, по которым и стали «расшифровывать» якобы нарисованное.
Из всех рисунков нас будут интересовать только те, что связаны с восстанием Пугачёва. В частности, Малахов увидел рисунок Уткинского завода — место сражения восставших с правительственными войсками — ныне г. Староуткинск.
В одной из статей фигурирует такой абзац: «У противоположного края плитки размешены пейзажи реки Чусовой, то есть всё то, что расположено на западе Среднего Урала.
В середине плитки находится о. Таватуй, Невьянск и Семь Братьев, а с юга в эту зону двигались „гонцы“ с караваном наиболее секретных документов и ценнейшей части казны Пугачёва».
С него всё и началось. Кладоискатели повалили в долину реки Чусовой. Хладнокровно рассудим, мог ли быть здесь клад Пугачёва, где возможное его захоронение и какую ценность он может представлять.
Версия под названием «Пугачёв»
Поскольку сторонники «клада Пугачева» указывают конкретно на географическую привязку — это река Чусовая, то давайте проследим, пересекались ли пути Пугачева с бассейном этой реки.
Пребывание Е. И. Пугачева на Урале расписано почти по дням.
22 ноября 1772 года он приехал в Яицкий городок и в доме Дениса Пьянкова впервые заявил, что он Пётр III.
В конце ноября — начале декабря 1772 года «царь» побывал в Мечетной и Мальковой, где 19 ноября его арестовывают и препровождают в казанскую тюрьму.
29 мая 1773 года он бежит на Южный Урал. Четыре недели сколачивает повстанческое ядро в Таловом Умете, в доме казака Оболяева.
15 сентября вблизи Толмачева Хутора он составляет свой первый манифест и, спустя два дня, оглашает его.
18 сентября Пугачев начинает движение вдоль границы с Малой казахской ордой, захватывая один форпост за другим.
5 октября он подступает к Оренбургу. В этом районе Пугачев находился безвыездно до 22 марта 1774 года, когда вынужден был снять осаду с Оренбурга и двинуться на северо — восток.
С этого момента он уже нигде долго не задерживается. Терпит поражение под Троицкой крепостью и поворачивает на северо — запад.
11 июня проходит Красноуфимскую крепость, а затем движется на Осинский завод, вступая в район Нижней Волги.
24 августа 1774 года Пугачёв проиграл своё последнее сражение — под Смоленской Ватагой. Брошенный всеми, с кучкой, казалось бы, преданных казаков он бежит на реку Малый Узень, где 8 сентября «единомышленники» связывают своего царя и 15 сентября сдают правительственным войскам.
Итак, ближе линии Каслинский завод — Красноуфимская крепость Пугачёв к бассейну реки Чусовой не приближался, а это не менее чем в 120 км от самой ближней точки бассейна.
Следовательно, версия, что Пугачев с отрядом лично захоронил клад па Чусовой, отпадает. Рассмотрим другие варианты.
Вторая версия под названием «Белобородов»
Иван Белобородов — виднейший сподвижник Пугачёва — гораздо более перспективен как «хозяин клада».
Его путь на Среднем Урале известен ещё более подробно.
В своих показаниях следственной комиссии Белобородов сообщил, что узнал о восстании Пугачёва 1 января 1774 года.
4 января он вместе с Канзафаром Усаевым вступил в Нижне — Иргинский завод, а 6-го, уже самостоятельно, захватывает Ачицкую крепость.
Далее он движется на восток вверх по течению реки Бисерти. К ногам восставших падает Бисертская крепость (ныне с. Афанасьевское), Кленовская крепость, Бисертский завод Демидова, Киргишанская крепость, а в середине января — Гробовская (ныне с. Первомайское). Эта крепость уже находилась в бассейне реки Чусовой, и перед восставшими открывалось нанизанное на реку ожерелье казённых и частных заводов, деревень и пристаней.
Войска Белобородова перешли Чусовую по льду, 18 января ворвались в Билимбаевский завод, а 20-го без особых трудностей захватили группу Васильевско — Шайтанских заводов — в настоящее время г. Первоуральск. Более чем на месяц заводы становятся местопребыванием ставки Белобородова. Отсюда восставшие распространили свою власть от Ревдинского завода в верхней части бассейна Чусовой до Илимской пристани в нижней её части.
Однако во второй половине февраля 1774 года правительственные войска начали общее контрнаступление.
19 февраля майор Гагрин разбил восставших под Красноуфимском, а затем форсированным маршем подошёл к Уткинскому заводу и 26 февраля ворвался в него. Лишь небольшая кучка людей во главе с сотниками Перхачевым и Журбинским ушла на север.
29 февраля к заводу подошёл сам Белобородов с главными силами. Он попытался захватить завод, но был наголову разбит и рассеян. Бросив припасы и артиллерию, Белобородов с тремястами человек бежал на юг и более здесь не появлялся.
Значит, можно предположить, что владельцем ценностей был Белобородов, а географически местонахождение клада привязать к Уткинскому заводу. До этого момента Белобородову не было смысла что — то прятать.
Иных вариантов не существует. Такие крупные военачальники пугачёвского войска, как Канзафар Усаев и Салават Юлаев, никогда в долину Чусовой не спускались. Что касается более мелких руководителей восстания, то лишь сотники Перхачев и Журбинский могли что — то спрятать на отрезке от Уткинского завода до Илимской пристани.
Где продолжать поиски клада
Ещё одна цитата из А. Малахова: «Другой рисунок удалось отождествить с одной из скал реки Чусовой. Я не буду рассказывать, как сложно было провести это отождествление. Потребовались многие годы для этого. Совпали такие детали, как элементы залегания слоистости и трещиноватости, отдельные глыбки горных пород на заросшей части склона. Эта скала оказалась Камнем Боярин по реке Чусовой. Скала расположена недалеко от Староуткинского завода, где проходили баталии в пугачёвские времена».
Казалось бы, всё укладывается в последовательный ряд рассуждения: караван с казной и документами — долина реки Чусовой — Уткинский завод — скала Боярин.
Но кто же мог захоронить клад? Разгромленные под Уткннскнм заводом войска восставших панически бежали вниз по реке и в тот же день сдались в плен. Когда к заводу подошли основные силы Белобородова, то их также разбили.
Вряд ли они шли на этот тяжёлый бой с караваном ценностей и документов. Ни времени, ни смысла в этом не было.
Захоронить клад в этом районе могли только сотники Перхачев к Журбинский после первого разгрома 26 февраля. Они двигались вниз по льду реки и за каких — то 10 — 12 часов прошли около 40 км. Им — то был смысл увезти с собой ценности и архив, если таковые существовали.
Именно на их пути, примерно в 10 км от Староуткинска, на левом берегу Чусовой встретился Камень Боярин с пещерой, где они могли спрягать ценности и, завалив вход, двинуться дальше. Им предстояло пройти до конца дня ещё 30 км до Илимской пристани, где они были задержаны кордоном капитана Дурново.
Но бытует и другое мнение. Отталкиваясь от той же цитаты А. Малахова, но расцвеченной последующими толкованиями, которых в опубликованных работах профессора нет, некоторые пришли к выводу, что клад в пещере Камня Кликунчик, ниже по течению на правом берегу Чусовой, примерно в 240 км от Староуткинска.
Чем ценен клад
Последователи А. Малахова указывают точно; это золотая корона, с вмонтированным в неё бриллиантом в 90 карат, ценными предметами, деньгами в бочонках и секретными документами.
В. Бондарев утверждал, что на Чусовой спрятана «Казна Российской империи», даже подсчитал стоимость клада: ни много, ни мало — два миллиарда рублей!
Под термином «Казна Российской империи» в XVIII веке подразумевалось собрание ценностей, принадлежавших императорскому дому, а также актив государственных банков. Это не только денежные запасы, но и драгоценные металлы, золотые и серебряные монеты в бочонках, ювелирные изделия, коронационные уборы, платья, усеянные самоцветами и жемчугом, исторические драгоценные камни, штучное оружие и доспехи.
Со времен Ивана Грозного и вплоть до 1917 г. казна лишь дважды покидала свое место в 1812 и 1915 гг. Путь её перемещения точно известен. В период восстания Пугачёва «Казна Российской империи» обреталась в хранилищах и на Урал не выезжала. Впервые она попадает на Урал в Гражданскую войну.
Что касается пугачёвской короны, то это утверждение и вовсе фантастично. Ни в одном документе нет упоминания о том, что Пугачёв появлялся в короне.
Про захват Пугачёвым огромных ценностей ходят легенды. Однако все случаи точно учтены в архивных документах. Общая сумма денежных реквизиций составляет около 200 тыс. рублей.
Заметим, что самые крупные суммы были изъяты и последние недели восстания в низовьях Волги и на Чусовую никак попасть не могли. Ценных же вещей было захвачено сравнительно немного и главным образом на Южном Урале. Они уместились в семи сундуках, что хранились у Пугачёва в Бердской слободе.
Их содержание описывает В. Шишков в своём романе: «В первом сундуке были материи кусками и 25 серебряных чарок; во втором — мужские бешметы и казачьи уборы с позументом; в третьем — восемь шуб мужских и женских, в четвёртом — меха лисьи и беличьи, в остальных трёх сундуках — серебряные стаканы, чарки, подносы, подсвечники, кумачи, китайки, бельё, домашняя рухлядь».
Всё это было разграблено или захвачено царскими войсками после бегства Пугачёва из — под Оренбурга.
Можно также сосчитать, какую денежную казну взял Белобородов в бассейне реки Чусовой: Ревдинский и Бисертские заводы — 44 рубля; Верхне- и Нижне — Шайтанский — 172, Билимбаевский завод — 518, Нижне — Иргинский — 1240, Уткинский — 1500. Всего 3474 рубля. Остальные 27101 рубль, что числятся в реквизициях Белобородова, изъяты им на заводах Южного Урала.
Известно и другое: когда Белобородов был в Илимской пристани, майор Фишер из Екатеринбурга сделал налёт на ставку повстанцев в Шайтанском заводе, пожёг её и захватил 20000 рублей деньгами, ценную икону богоматери и породистых лошадей.
Так что Белобородову практически прятать было нечего. В лучшем случае это могли быть медные деньги, которые представляют лишь нумизматический интерес.
Остались нетронутыми сокровища Екатеринбурга, Нижнего Тагила, Невьянска, Сысерти, Полевского, а именно в этих городах находились резиденции первостатейных богатеев Урала — династий Демидовых, Турчаниновых, Рязановых, Яковлевых и других.
Сомнения
С Камнем Кликунчик, на котором так настаивают В. Бондарев и его товарищи, возникает целый ворох новых сомнений.
Сомнение первое. А. Малахов писал: «Казаки постепенно разгружали караван и погрузили сокровища на поджидавшие лодки и плоты».
По сведениям метеослужбы, ледоход на реке Чусовой, на основании полуторавековых наблюдений в этом районе, колеблется между 20 и 25 апреля. Самый ранний зафиксирован 30 марта 1961 года.
Даже если ни возьмём в расчёт его, то в это время армия Белобородова была уже в степях Южного Урала, а Пугачёв готовился к битве под Сакмарским Городком в Оренбуржье. По времени каравану, если он разгружался на Чусовой, надо било переносить свои ценности не в лодки и плоты, а в сани и кошёвы.
Сомнение второе. Известно, что самая нижняя точка по реке Чусовой, где появлялись повстанцы — это Илимская пристань. Сюда разбитые на Уткинском заводе отряды пришли поздно ночью 26 февраля.
Ниже по течению, мимо отряда капитана Дурново, могли проскочить единицы, может, маленькие группки, но уж никак не караван с большим грузом, который прошёл незамеченным по реке не менее 170 км до Камня Кликунчик. Это абсолютно исключено в районе, буквально запруженном правительственными войсками.
Сомнение третье. Наличие злополучной короны было установлено по фотоснимкам, сделанным с большим увеличением, всё с той же малахитовой плитки. Фотоснимки столь смутны и неясны, что зритель волен сам фантазировать, что там изображено. А плитка бесследно исчезла. Да и откуда взяться и 1774 году золотой короне с крупным бриллиантом?
Золотых дел мастеров на территории восстания не было. Из царского собрания корон в XVIII веке ничего не пропадало. Будь корона в частном владении, о ней было бы известно.
Сомнение четвёртое. Сторонники клада пишут: «там спрятана «Казна Российской империи». В бумагах Я. Грота, на которые В. Бондарев так любит ссылаться, действительно упоминается о реквизиции Пугачёвым государственной казны в ряде городов нижнего течения Волги. Но нет и слова о «Казне Российской империи». А «государственная казна города» и «Казна Российской империи» — это две большие разницы.
Выводы
А. Малахов «увидел» на малахитовой плитке караван и решил, что он должен содержать ценности и архивы. Затем, также произвольно, он пришёл к выводу, что это должен быть клад Пугачева.
В причудливом узоре малахита ему причудились скалы р. Чусовой. Совсем не понятно, почему он решил, что клад должен быть спрятан в пещере Камня Кликунчик, а не в сотнях других? Произошло аналогичное соединение случайных ложных посылок.
Итог мы знаем: за полста лет, что ищут клад, не было найдено и ломаного гроша тех времен. И это закономерно, ибо документы истории убедительно доказывают, что пугачёвского клада, каким его описывают сторонники А. Малахова, по реке Чусовой быть не может.
Интересную статью о кладе Пугачёва «Экспедиция по следу Емельяна Пугачёва » вы можете прочитать на сайте «Таинственный Урал»
Вскоре, тринадцатого сентября балахонской штатной команды поручик Иштиряков донес рапортом городничему, что содержащаяся в тюрьме под стражею от балахонского магистрата колодница, мещанская вдова Наталья Чувакова… оказалась в тягчайшей болезни, почему и отправить оную никак не можно.
Лукерья Петрова Сорокина, сердобольная балахонская мещанка, взяла злополучную вдовицу под расписку из магистрата к себе в дом для излечения, - после чего - опять тюрьма и рабочий дом…
Тринадцатого октября Чувакова возвращена из приказа общественного призрения (в Нижнем-Новгороде), с сообщением, что оные двадцать пять копеек с узаконенными процентами отработала.
Вот во что обошелся перстенек сорокалетней щеголихе-вдовушке.
А само колечко? О нем ничего в деле не упомянуто, но по тому, что мы знаем из других многих дел, легко догадаться, что к крестьянке Антоновой оно едва ли попало. Надо думать, что оно украсило палец какого-либо «пищика», канцеляриста, повытчика, или одной из их возлюбленных. Тем более, что теперь колечко было уже «очищено» слезами и страданием вдовицы, - да вдобавок пищики и канцеляристы не боялись его таинственной силы, как врачи не боятся заразы.
«Каждое поколение относится с сожалением или насмешкой к предшествующим». Нам и смешна и жалка вся эта кутерьма, окружившая ничего не стоившее колечко слезами и позором заведомо невинного человека. Но… придут другие поколения, прочитают наши дела - и сколько еще ненужного формализма, сколько еще лишнего горя и слез откроют они под формами нашей собственной жизни!
Пугачевская легенда на Урале*
Одна выписка из следствия оренбургской секретной комиссии об Емельяне Пугачеве начинается так: «Место, где сей изверг на свет произник, есть казачья малороссийская Зимовейская станица; рожден и воспитан, по видимому его злодеянию, так сказать, адским млеком от казака той станицы Ивана Михайлова Пугачева жены Анны Михайловой».
Все современные официальные характеристики Пугачева составлялись в том же канцелярски-проклинательном стиле и рисуют перед нами не реального человека, а какое-то невероятное чудовище, воспитанное именно «адским млеком» и чуть не буквально злопыхающее пламенем.
Этот тон установился надолго в официальной переписке.
Известно, как в то время относились ко всякого рода титулам, в которых даже подскоблить описку считалось преступлением. У Пугачева тоже был свой официальный титул: «Известный государственный вор, изверг, злодей и самозванец Емелька Пугачев». Красноречивые люди, обладавшие даром слова и хорошо владевшие пером, ухитрялись разукрасить этот титул разными, еще более выразительными надстройками и прибавлениями. Но уже меньше этого сказать [было] неприлично, а пожалуй, даже неблагонадежно и опасно.
Литература не отставала от официального тона. Тогдашнее «образованное» общество, состоявшее из дворян и чиновников, чувствовало, конечно, что вся сила народного движения направлялась именно против него, и понятно, в каком виде представлялся ему человек, олицетворявший страшную опасность. «Ты подлый, дерзкий человек, - восклицал в пиитическом рвении Сумароков при известии о поимке Пугачева, -
Незапно коего природа
Низвергла на блаженный век
Ко бедству многого народа:
Забыв и правду и себя,
И только сатану любя,
О боге мыслил без боязни…»
«Сей варвар, - говорит тот же поэт в другом стихотворении:
…не щадил ни возраста, ни пола,
Пес тако бешеный, что встретит, то грызет,
Подобно так на луг из блатистого дола
Дракон шипя ползет.»
За это, разумеется, и «казни нет ему достойные на свете», «то мало, чтоб его сожечь» и т. д. Чувства современников, конечно, легко объяснимы. К несчастию для последующей истории, первоначальное следствие о Пугачеве попало в руки ничтожного и совершенно бездарного человека, Павла Потемкина, который, по-видимому, прилагал все старания к тому, чтобы первоначальный облик изверга, воспитанного «адским млеком», как-нибудь не исказился реальными чертами. А так как в его распоряжении находились милостиво предоставленные ему великой Екатериной застенки и пытка, то понятно, что весь материал следствия сложился в этом предвзятом направлении: лубочный, одноцветный образ закреплялся вынужденными показаниями, а действительный облик живого человека утопал под суздальской мазней застеночных протоколов. Бездарность этого «троюродного братца» всесильного временщика была так велика, что даже чисто фактические подробности важнейших эпизодов предшествовавшей жизни Пугачева (например, его поездки на Терек, где, по-видимому, он тоже пытался поднять смуту) стали известны из позднейших случайных находок в провинциальных архивах. Павел Потемкин старался лишь о том, чтобы по возможности сгустить «адское млеко» и сохранить «сатанинский облик».
Нужно сказать, что задача была выполнена с большим успехом. Тотчас по усмирении бунта военный диктатор Панин, облеченный неограниченной властью, приказал расставить по дорогам у населенных мест по одной виселице, по одному колесу и по одному глаголю для вешания «за ребро» (!) не только бунтовщиков, но и всех, «кто будет оного злодея самозванца Емельку Пугачева признавать и произносить настоящим, как он назывался (т. е. Петром III)». А кто не «задержит и непредставит по начальству таковых произносителей, тех селения все без изъятия (!) возрастные мужики… будут присланными командами переказнены мучительнейшими смертями, а жены и дети их отосланы в тягчайшие работы».
Совершенно понятно, какая гроза нависла после этого над всякими рассказами о Пугачеве, когда вдоль дорог стояли виселицы, колеса и глаголи с крючьями, по селам ходили команды, а в народе шныряли доносчики. Все, не отмеченное официально принятым тоном, все даже просто нейтральные рассказы становились опасны. Устное предание о событиях, связанных с именем Пугачева, разделилось: часть ушла в глубь народной памяти, подальше от начальства и господ, облекаясь постепенно мглою суеверия и невежества, другая, признанная и, так сказать, официальная, складывалась в мрачную аляповатую и тоже однообразную легенду. Настоящий же облик загадочного человека, первоначальные пружины движения и многие чисто фактические его подробности исчезли, быть может, навсегда, в тумане прошлого. «Все еще начало выдумки сей, - писала Панину Екатерина, - остается закрытым». Остается оно неясным и до настоящего времени. Фактическая история бунта с внешней стороны разработана обстоятельно и подробно, но главный его герой остается загадкой. Первоначальный испуг «общества» наложил свою печать и на последующие взгляды, и на историю…
Как истинно-гениальный художник, Пушкин сумел отрешиться от шаблона своего времени настолько, что в его романе Пугачев, хотя и проходящий на втором плане, является совершенно живым человеком. Посылая свою историю Пугачевского бунта Денису Давыдову, поэт писал, между прочим:
Вот мой Пугач. При первом взгляде
Он виден: плут, казак прямой.
В передовом твоем отряде
Урядник был бы он лихой.
Между этим образом и не только сумароковским извергом, возлюбившим сатану, но даже и Пугачевым позднейших изображений (напр. в «Черном годе» Данилевского) - расстояние огромное. Пушкинский плутоватый и ловкий казак, немного разбойник в песенном стиле (вспомним его разговор с Гриневым об орле и вороне) - не лишенный движений благодарности и даже великодушия, - настоящее живое лицо, полное жизни и художественной правды. Однако, возникает большое затруднение всякий раз, когда приходится этого «лихого урядника» выдвинуть на первый план огромного исторического движения. Уже Погодин в свое время обращался к Пушкину с целым рядом вопросов, не разрешенных, по его мнению, «Историей Пугачевского бунта». Многие из этих вопросов, несмотря на очень ценные последующие труды историков, ждут еще своего разрешения и в наши дни. И главный из них - это загадочная личность, стоявшая в центре движения и давшая ему свое имя. Историкам мешает груда фальсифицированного сознательно и бессознательно следственного материала. Художественная же литература наша после Пушкина сделала даже шаг назад в понимании этой крупной и во всяком случае интересной исторической личности. От «лихого урядника» и плутоватого казака мы подвинулись в направлении «адского млека» и лубочного злодея. И можно сказать без преувеличения, что в нашей писаной и печатной истории, в самом центре не очень удаленного от нас и в высшей степени интересного периода стоит какой-то сфинкс, человек - без лица.
Урок № ____
Тема: В.Г.Короленко «Пугачевская легенда на Урале».
Цель: изучение своеобразия исторического очерка Короленко; выявление оценки, данной писателем изображению Пугачева в русской литературе. Обучение работе с историческим очерком, развитие речи, внимания, логического мышления.
Ход урока:
1. Организация урока.
2. Формулирование цели урока.
А) Образ Пугачева в литературе (Пушкин, Есенин).
Б) Образ Пугачева у писателей-краеведов (Исаков).
В) Образ Пугачева в живописи.
Г) Сообщение темы. Формулировка цели урока учащимися.
Д) На какие вопросы хотели бы найти ответы?
3. Сообщение учителя о Короленко.
А) Что известно о писателе и его произведениях? Составление кластера (выделенные тезисы).
человек КОРОЛЕНКО писатель
Среди крупнейших русских писателей-классиков последней трети XIX-начала XX века, внесших вклад в познание русского национального своеобразия, имя В.Г. Короленко выделяется особо, несмотря на соседство великих современников, стяжавших всемирную славу. Созданная им художественная вселенная огромна и уникальна , поскольку включает в себя бытие необъятной многонациональной страны, являясь по существу летописью духовной истории народа . Ответственная роль Летописца и Просветителя стала возможной для него в силу личной скромности и интеллигентности и в то же время неподкупной честности и непреклонности в борьбе с любой несправедливостью . Современники в один голос провозгласили Владимира Галактионовича «нравственным гением », «праведником », «без которого не стоит здание литературы и общественности». Образ Короленко примирял даже литературных соперников: Максим Горький назвал своего учителя и наставника « идеальным образом русского писателя », а в отзыве резковатого и скептичного Ивана Бунина нашлись теплые, сердечные эпитеты в адрес собрата по перу.
Б) Почему Короленко обратился к теме?
В действительности уральская тема довольно мощно прозвучала в русской литературе благодаря обращению к ней выдающихся художников слова - А.С.Пушкина, В.И.Даля, Л.Н.Толстого, и на протяжении двух столетий приковывала к себе внимание поэтов и писателей. По установившейся традиции она освещалась в двух аспектах: "пугачевском" (историческом) и этнографическом. Однако для Короленко разыскания редких источников, проливающих свет на истоки пугачевщины, явились прологом к широкому художественному изучению культурных особенностей, социального устройства, яркой и самобытной народной поэзии приурального края.
Сам уральский фольклор почти не изучен, хотя он привлекал внимание известных этнографов, фольклористов, писателей и воспринимался как неотъемлемая часть общерусской народной культуры.
Мы сможем увидеть, что использование В.Г. Короленко фольклора уральских казаков несет на себе печать высочайшего мастерства и играет ведущую роль в формировании индивидуального авторского стиля очеркиста.
Интерес В.Г. Короленко к миру народной поэзии уходит корнями в детские годы прозаика. Народная культура была одним из элементов его домашнего воспитания. И хотя знакомство с ней носило до определенного времени стихийный характер, первые впечатления от фольклора оказались столь сильны, что даже спустя многие годы в творчестве зрелого Короленко неожиданно проявляли себя, становясь сюжетной основой рассказов и очерков, отражаясь в тех или иных образах, взглядах на мир, природу, тайны бытия.
Уральские произведения В.Г. Короленко неоднородны по жанровому составу: «У казаков» - путевые очерки, «Пугачевская легенда на Урале» - очерк исторический.
ЗНАЧЕНИЕ ОЧЕРКОВ: очерки «У казаков» и «Пугачевская легенда на Урале» являются новым словом в процессе осмысления и воссоздания русской литературой рубежа веков национального характера россиянина, его исторических и культурных истоков, его судьбы в эпоху социальных катаклизмов.
Уральская тема входит в круг актуальных для В.Г. Короленко творческих проблем постепенно, на протяжении ряда лет. Своеобразным толчком, давшим импульс художественному воображению писателя, стала работа в Нижегородской архивной комиссии, когда он познакомился с хранившимися там документами о Пугачевском восстании. Находясь, по его собственному выражению, «на распутье», в поисках «новых формул», Короленко ощутил в пугачевщине богатейшую духовную энергию, иссякшую в народничестве. Кроме того, неразрешенная историческая загадка, некий национальный феномен, связанный с фигурой казачьего атамана, мог неожиданно раскрыться, отразившись в современности, глубже выявив причины расхождения русской интеллигенции с собственным народом.
К изучению исторического материала писатель подошел очень серьезно. Его осведомленность в области русского XVIII века не уступала эрудиции видных ученых того времени. Этому способствовали особые принципы работы с архивным материалом, сложившиеся в Нижнем Новгороде (Фортунатов Н.М.,1986). Однако он ощущал недостаточность одного книжного знания. Для реконструкции «подлинной жизни прошлого» (БогдановичТ.А.,1963) необходимо было отыскать ее следы в современном быте, в культурных традициях, в памяти нескольких поколений. В связи с этим писатель предпринимает поездки в Арзамас (1890), в Самарскую и Уфимскую губернии (1891), на Урал (1900).
4. ДЗ урока №1: составить план очерка, подготовить информацию «Участие уральцев в событиях Пугачевского восстания».
5. Работа с текстом. Чтение с остановками.
6. Подведение итогов.
7. Рефлексия:
Что удалось….
Что было сложным….
Задачи для следующего урока…
В этом году исполняется 240 лет с того времени, когда было окончательно подавлено Пугачевское восстание и казнен его предводитель. Сегодня ни у кого нет сомнений в том, что Пугачёв был самозванцем, но до сих пор нет единого мнения относительно того, почему яицские казаки пошли за Пугачёвым. Одни историки утверждают, что казаки не верили в его царственное происхождение, а использовали, надеясь, в случае победы, получить свою выгоду. Другие наоборот, считают, что это Пугачёв использовал казаков, зная их недовольство притеснением со стороны царской власти. Удивительно, но здесь, в Уральске, в казачьих семьях и по сей день хранят предания предков, которые в большинстве своем были уверены: «Это был не самозванец, а настоящий царь».
Кто кого «использовал»
Версию о том, что казаки «использовали» Пугачёва, первым высказал Пушкин в «Истории Пугачёвского бунта». И первый, кто этому возразил, был уральский писатель Иосаф Железнов. Он посягнул на авторитет Пушкина, написав «Критическую статью на «Историю Пугачёвского бунта А.С. Пушкина». Пушкин пробыл в Уральске три дня, Железнов прожил здесь всю жизнь, и на свое мнение имел право.
«…Мне кажется странным, удивительным, непонятным, почему именно автор «Истории Пугачёвского бунта» выставил пред светом простых, безграмотных яицких, ныне уральских казаков какими-то политиками, хитрыми интриганами, государственными заговорщиками, людьми, посягавшими на ниспровержение законной и святой царской власти, тогда как на самом деле они были жалкие невежды, глупые простаки, заблудшие овцы, увлечённые в мятеж обманом и хитростью Пугачёва», – пишет Железнов в своем очерке.
Железнов признается, что ему «страшно» высказывать мнение «противное сочинению гениального писателя», но он «опирается на факты».
Железнов пишет, что, по словам Пушкина, получается, что казаки сами «выдумали самозванца, чтобы иметь предлог побуянить и посвоевольничать», что это казаки «подбили» Пугачёва на самозванца. Нет, утверждает Железнов, это Пугачёв сумел убедить казаков в том, что он – гонимый, несчастный царь. Пушкину говорить об этом казаки боялись, еще свежи были в памяти виселицы и «глаголи» (приспособления, на которые за железный крюк подвешивали за ребра казнимого – чтобы подольше мучился). Ведь даже спустя почти сто лет писателю Короленко говорили о Пугачёве с опаской. В то же время народные предания, которые «почти угасли во всей остальной России, чрезвычайно живо сохранились на Урале», – писал Короленко после своего посещения Уральска. – Здесь ни указы, ни глаголи и крючья Панина не успели вытравить из народной памяти образ «набеглого» царя, оставшийся в ней неприкосновенным, в том самом, правда, довольно фантастическом виде, в каком этот «царь» явился впервые из загадочной степной дали среди разбитого, задавленного, оскорблённого и глубоко униженного старшинской стороной рядового казачества».
Гулянье молодцу не в укор
И все-таки, какими бы ни были тёмными и неграмотными казаки, почему они поверили в то, что Пугачёв – царь Пётр Фёдорович? Какие легенды ходили на Урале о «набеглом» царе?
Низвержение царя с престола казачье уральское предание рисует с особым реализмом. Мол, был царь Пётр Третий натурой широкой – гулякой и неверным мужем, а это, мол, молодцу не укор. Екатерина же наоборот, была женой, хоть и строптивой, но верной. Однажды пришёл иностранный корабль, Пётр Фёдорович отправился на него да и загулял с дворянской девицей Воронцовой. Донесли об этом царице. Не стерпела она, побежала за мужем: «Не пора ли домой воротиться?». А тот грубо ей отвечает: «Пошла сама домой, покуда цела». Оскорблённая Екатерина собрала приверженцев, подняла образа и объявила себя царицей. Когда, нагулявшись, вернулся царь к царским воротам, они оказались запертыми, а часовой ему объявил, что царя теперь нет, а есть царица. Сунулся было царь в Кронштадт, но и туда его не пустили. Тогда, страшась бояр, Петр Федорович решил скрыться…
Описывая эту легенду, Железнов отмечает два подлинных факта: любовную связь настоящего царя с Воронцовой и то, что после низвержения с престола он действительно кинулся в Кронштадт.
Железнов спрашивал казака Бакирева: «Откуда им это известно?». Тот отвечал:
– Ведь от нас испокон веку кажинный год ездили казаки в Москву и Питер с царским кусом… Так как же не знать. Шила в мешке не утаишь…
После изгнания царь Пётр по казачьей легенде исчезает в тумане. По какому-то высшему предопределению ему предстоит скитаться пятнадцать лет и объявиться никак не ранее этого срока. Но в своих скитаниях попадает он на Яик, в то время «стонавший под давлением вопиющей неправды и репрессий». И царь, нарушив веление судьбы, решает объявиться раньше, чем ему было предопределено.
«Это нарушение веления высшей воли, вызванное состраданием и нестерпимой жалостью к измученному народу, является в преданиях тем трагическим двигателем, который определил судьбу движения. Всё было за Пугачёва, но выиграть свое дело он не мог именно потому, что начал его не в срок», – такое было мнение казаков.
«Женюсь на казачке – Россия успокоится»
Второй момент, на который обращает внимание Железнов, а за ним и Короленко: как могли казаки, веря в то, что перед ними настоящий царь, женить его при живой жене на казачке Устинье Кузнецовой? Конечно, они преследовали свою выгоду: будет на престоле яицкая казачка, будет и им счастье. Но и тут Железнову дали несколько объяснений, исключающих корыстный мотив.
Во-первых, царям закон не писан. Во-вторых, закон разрешает жениться второй раз после семилетней разлуки. В-третьих, Екатерина сама изгнала законного мужа и преследовала его. К тому же в то время на Яике ходили слухи, что Екатерина собирается выйти замуж за Орлова.
Племянник Устиньи, Наторий Кузнецов, рассказывал Железнову, что Устинья – девка веселая, разбитная – даже сложила песню об этом сватовстве, в которой смело говорилось о муже, сватающимся от живой жены. А Пугачёв отвел её в сторонку и якобы сказал, что так надо для спасения России. «Пусть лучше одна моя голова пропадет, чем пропадать всей России. Вот теперь идут из Питера ко мне войска и генералы, если ко мне пристанут – тогда вся Россия загорится, дым станет столбом по всему свету. А когда я женюсь на казачке – войска ко мне не пристанут, судьба моя кончится, и Россия успокоится». То есть Пугачёв, якобы, был уверен, что царские войска, посланные его усмирять, непременно перейдут на его сторону.
В казнь не верили
В казнь Пугачёва на Яике не верили: царя казнить нельзя. Публичная казнь Пугачёва – 10 января 1775 года – нисколько не поколебала эту веру. Легенды и предания подкреплялись отдельными историческими фактами. Сотни тысяч людей видели казнь Пугачёва, в том числе и Яицкая Зимовая станица, сражавшаяся против Пугачёва. По их рассказам, жалкий человек, просивший у народа прощения, мало походил на того, кого казаки видели победителем на коне. Как известно, Пугачёва приговорили к четвертованию, т.е. сначала должны были отрубить руки, ноги, а потом – голову. Но палач сразу после прочтения приговора повалил его на плаху и сначала отрубил голову. За что экзекутор громко бранил палача и грозил ему самому карой (из свидетельства очевидца казни, опубликованого в «Утрехской газете» за 3 марта 1775 г.). Потом скажут, что это было веление Екатерины, дорожившей перед Западом своим имиджем гуманной и просвещенной императрицы.
Но почему эта гуманность коснулась только главного виновника, но обошла второстепенных? Этот странный эпизод стал на Урале основанием для легенды: Екатерина пощадила своего мужа, а на Лобном месте казнили совсем другого человека. Он хотел перед смертью объявить народу, что царь жив, поэтому палач и поспешил отрубить ему голову.
Эта легенда обрастала всевозможными деталями. Вроде как лежит Пугачёв в опочивальне царицы за кисейными занавесками: волосы мокры, лицо красно, видно только из бани вышел. У ног его – царевич, а у окна царица слёзы платочком утирает. И все вокруг них плачут, а у притолоки стоит Мартемьян Михайлович Бородин – стоит и дрожит, словно на морозе (Железнов «Уральцы»).
Почему атаман Бородин (чей портрет работы известного художника Тропинина висит сейчас в музее Пушкина) «стоит и дрожит» – отдельная история.
Дело в том, что Мартемьян Бородин – самый заметный из казачьих противников Пугачёва. В Пугачёве Бородин видел опасность для себя самого, так как казаки ненавидели этого атамана.
«Когда Пугачёв уже был посажен в железную клетку, екатерининские генералы знали, что Мартемьян будет лучшим его сторожем. И, действительно, Мартемьяну было поручено сопровождать пленника в Москву…» (Короленко. «Пугачёвские легенды на Урале»).
Старый казак Хохлачев «с глубоким убеждением» рассказал Короленко еще такой эпизод. С Бородиным ехал его ординарец, молодой казак Тужилкин. И спросил он Бородина: «А кого мы все-таки везём – царя или самозванца?». И вроде бы Бородин ему ответил: «Царя, Мишенька, царя». Тужилкин пришел в ужас: «Что же мы это делаем!». «Да что делать-то было… Всё равно ни его, ни наша сила не взяла бы», – якобы ответил Бородин.
Он действительно вскоре скоропостижно скончался, и этот факт «поразил воображение народа». «Надо заметить, что ни точная дата, ни даже год смерти Мартемьяна Бородина неизвестны, и это событие тоже покрыто какой-то неопределенностью, – пишет Короленко. – В делах уральского войскового архива я нашел указание, что тысяча рублей, назначенная в награду Бородину, получена в Оренбурге, по доверенности вдовы Бородина пятидесятским Григорием Телновым. Затем никаких упоминаний о Мартемьяне Бородине мне в делах уже не попадалось до августа 1775 г., когда в одном из прошений совершенно случайно упоминается об умершем майоре Бородине. Этот глухой и неопределенный промежуток производит странное впечатление после того, как прежде имя деятельного старшины попадалось на каждом шагу…» (Короленко).
По казачьим легендам Бородина якобы убил сын царя Петра Фёдоровича – Павел – отомстил за отца. По другой легенде – сама Екатерина велела его казнить.
Причем описывается это всё в красках и деталях.
«Собрался Мартемьян Михайлович ехать из Питера и пошёл проститься с государыней, а денщику велел исподволь укладываться. Вдруг прибежал на квартиру испуганный, бледный, словно кто гнался за ним. «Беги быстрей за подводами, едем». Дорогой Мартемьян все кричал ямщику: «Погоняй!» Проехали сколько-то станций, Мартемьян говорит ямщику по-киргизски:
– Какое я, братец, чудо видел… Стою у матушки-царицы в опочивальне, рассказываю ей, как мы сражались супротив злодея Амельки. А он, Пугач-то, вдруг из-за ширмы как выскочит, словно зверь лютый, да как ринется на меня с кулаками, я индо обмер… Теперь, братец, вижу, что дал маху: не ездить бы мне совсем сюда. Бог бы с ними… Хоша и публиковали, что он Амелька Пугачёв, а выходит – вон он, какой Пугач…
Не успел он досказать, как сзади нагоняет их фельдъегерь и требует Мартемьяна опять к царице» (предание, записанное И. Железновым).
Или вот еще. В тот вечер, как увезли Пугачёва, сидят Кузнецовы у себя дома, ужинают. И вдруг открывается дверь и входит купец, говорит: «Хлеб-соль». У Кузнецовых ложки-то так из рук и выпали – по голосу узнали. А купец говорит: «Я пришел вас успокоить, я по милости Божьей не пропаду. А вы живите подобру-поздорову». Сказал – и был таков. Выбежали Кузнецовы на улицу, а его и след простыл, только колокольчик прозвенел.
По легендам Пугачёва не раз видели в степи – никак не хотели казаки признать его гибель. Короленко говорит, что цикл этих преданий показывает, «какую страстную любовь питал Яик к образу своего «набеглого царя», стоившему ему столько слез, горя и крови». «Степное марево, привидение – и целый ряд завоёванных крепостей и выигранных сражений… Для этого недостаточно было чьего-то адского коварства и крамолы. Для этого нужно было глубокое страдание и вера. И она была, правда вся проникнутая невежеством и суеверием, которые долго ещё жили в тёмных массах, как живут и теперь эти фантастические легенды на Урале». (Короленко).