Орестея краткое содержание по главам. Драматургия Эсхила, общая характеристика. «Орестея

«Орестея» — трилогия Эсхила, состоящая из трех трагедий: «Агамемнон», «Хоэфоры» («Плакальщицы», или «Жертвы у гроба») и «Эвмениды». Поставленная в 458 г. до н.э., «Орестея» Эсхила представляет собой единственный сохранившейся пример полной трилогии на единый сюжет (в таком виде вместе с так называемой «сатировой драмой» трагедии изначально ставились на трагических состязаниях во время праздника Великих Дионисий в Афинах). В данном случае трилогия посвящена истории гибели предводителя греческих войск под Троей Агамемнона по возвращении домой от руки супруги Клитемнестры и последующей мести за отца сына Агамемнона Ореста.

Стержневым мотивом, объединяющим все трагедии, становится тема кровной мести, череды убийств, в которых каждый персонаж попеременно становится то мстителем, то жертвой. В первой трагедии Клитемнестра мотивирует свою месть Агамемнону тем, что в свое время тот принес в жертву их дочь Ифигению, во второй Орест и помогающая ему сестра Электра мстят за убитого отца, наконец в «Эвменидах» преследуемой жертвой становится уже Орест, за которым гонятся богини мести Эринии, понукаемые тенью убитой Клитемнестры. В более широком смысле этот мотив становится реализацией темы родового проклятия Атридов, постоянно присутствующей в песнях хора, а в «Агамемноне» звучащей в словах пленницы-пророчицы Кассандры и в действиях возлюбленного Клитемнестры Эгисфа, мстящего потомкам Атрея за преступление против своего отца Фиеста.

В системе персонажей трилогии воплощением темы родовой мести, бесспорно, служит прежде всего образ Клитемнестры, единственного участника всех трех трагедий. Она движима исключительно «голосом крови»: этим определяется не только ее страшная месть, но и соседствующая с ней любовь к своим детям, очевидная в «Хоэфорах». В то же время Клитемнестра — наиболее активно действующий персонаж: в «Агамемноне», например, ее поступкам сопутствует утверждение собственной мудрости и власти, не приличествующее, по мнению хора, женщине, в «Хоэфорах» она пытается словами отвратить Ореста от мести, в «Эвменидах» ее тень побуждает заснувших Эриний вновь устремиться в погоню.

Активность Клитемнестры отличает ее образ от другого мстителя — Ореста, который предстает в трилогии скорее пассивным «орудием богов»: он постоянно колеблется, ссылается на оракул Аполлона, пославший его на убийство, а в последней трагедии просто уступает тому же Аполлону защиту самого себя в афинском суде. Даже убийство Клитемнестры Орест совершает как бы вынужденно: он страшится поднять руку на мать и наносит удар лишь после грозного напоминания своего друга Пилада о все том же пророчестве Аполлона (эффект сцены подчеркнут тем, что Пилад в ней единственный раз заговаривает, оставаясь на протяжении всей остальной трагедии традиционным «персонажем без слов»).

Таким образом, Орест и Клитемнестра, объединенные общим для них мотивом мести и чередованием ролей преступника и жертвы, представляют собой как бы две стороны взаимодействия человека с судьбой. При этом «покорность» Ореста в итоге оказывается оправданной, а «действенность» Клитемнестры воспринимается как проявление обычного для трагедии мотива «гордыни», преступления заповеданных человеку рамок поведения. Та же «гордыня», переходящая в постоянную для греческой трагедии тему «безумия», характеризует в трилогии и поведение Агамемнона (по просьбе Клитемнестры ступающего на выстланную пурпуром дорогу в дом — почесть, приличествующая лишь богам), и действия Эгисфа. Впрочем, показательно, что в известной мере «безумием» оборачивается и судьба Ореста: как помрачение рассудка воспринимает хор видящихся Оресту Эриний в конце «Хоэфор», в нарушении исконных заповедей кровной близости обвиняется герой и в «Эвменидах». Таким образом, по ходу трилогии оба пути — путь Ореста и путь Клитемнестры — оказываются ведущими к одинаковому исходу, и мрачные предчувствия хора о неизбывности мести и убийства кажутся непреодолимыми.

Однако целью третьей части трилогии «Орестея» — «Эвмениды» — становится как раз установление некоего итогового баланса, подведение черты под непрекращающейся цепью преступлений. Тема кровной мести, присутствующая в первых двух трагедиях как подтекст, мотивировка образов, получает в ней зримое воплощение в хоре Эриний, становящемся в отличие от хоров «Агамемнона» и «Хоэфор» полноправным участником действия. Конфликт «Эвменид», формально описываемый обычно как противостояние «старых божеств» рода и кровной мести (Эринии) и «новых богов», покровителей общества и государства (Аполлон, Афина), кончается оправданием Ореста. Но это полается отнюдь не как однозначная победа новой системы ценностей над архаическими, традиционными установлениями. Показательно, что Орест оправдан не большинством, но равенством голосов (в соответствии с реальной практикой афинского судопроизводства). Правда Эриний (а с ними Клитемнестры) уравновешивается правдой Ореста (а с ним Аполлона и Афины, подающей свой голос за оправдание). Это конечное равновесие, обеспечивающее примирение противоположных полюсов трагического действия, подчеркнуто и фактом переименования страшных божеств: грозные Эринии становятся Эвменидами, «Благостными богинями», обладающими в Афинах равным почетом с самой покровительницей города. Двойное имя, некий словесный баланс становится своеобразным воплощением разрешения конфликта, установления итогового порядка.

Такая сбалансированная развязка становится залогом общего единства трилогии «Орестея» Эсхила, достигаемого, среди прочего, и особенностями формальной организации Эсхиловых трагедий. Помимо подмеченной многими исследователями внутренней симметрии пьес (выражаемой порой в близком объеме начальных и конечных партий хора — например, в «Агамемноне»), это единство обеспечивается сложной системой словесных лейтмотивов, пронизывающих всю художественную ткань трилогии. Один из главных — это мотив «покрова», «сети», понимаемый как «сеть судьбы», но имеющий и вполне конкретное воплощение — Клитемнестра окутывает Агамемнона перед убийством покрывалом, которое охватывает его как сеть и не дает вырваться. Об этой «сети» говорит в «Агамемноне» сама Клитемнестра, об этом покрывале вспоминают в «Плакальщицах» Электра и Орест, а в «Эвменидах» этот мотив снова возникает в образе сети, которую Эринии, как охотницы, должны набросить на гонимою Ореста. Такого рода словесные «связки», реализующие в том числе и основные темы трилогии, являются характерной приметой драматургической техники Эсхила.

В «Орестее» комментаторы усматривают многочисленные аллюзии на современные Эсхилу реалии древних Афин. В особенности это относится к «Эвменидам», где очевидно сознательное подчеркивание особого статуса афинского ареопага, в котором происходит разбирательство дела Ореста и авторитет которого признают не только Афины, но и древние Эринии. Даже естественные уверения Ореста в вечной преданности и дружбе к оправдавшим его Афинам воспринимаются как желание автора освятить союз Афин и Аргоса (откуда родом Орест), важный для политической ситуации середины V в. до н.э. Однако главная ценность произведения не в этом историческом подтексте, но в невероятно сложном и многообразном воплощении основных тем греческой трагедии и искусном разрешении ее основного конфликта, совершаемом даже не на уровне одной драмы, но трилогии в целом. Именно поэтому Эсхилов сюжет подвергался различным интерпретациям уже в античности («Электра» Софокла, «Орест» и «Электра» Еврипида, «Агамемнон» Сенеки). В новоевропейской литературе — это один из самых популярных сюжетов, взятых из античности, начиная с трагедий Вольтера и Альфьери («Агамемнон», «Орест», 1783 г.) до «Тетралогии Атридов» Г. Гауптмана (1940-1943 гг.). Драматургия XX века видит в темах и персонажах «Орестеи» неистощимый источник для разнообразных и противоречивых психологических нюансировок: Ю. О’Нил «Траур — участь Электры» (1931 г.); «Электра» Ж. Жироду (1937 г.); «Мухи» Ж.-П. Сартра (1943 г.); «Ты был таким милым, когда был маленьким» Ж. Ануя (1972 г.). В то же время нередки и непосредственные обращения к тексту Эсхила, воплощающему, по мнению многих режиссеров, самый дух трагедии: примером тому может быть постановка трилогии П. Штайном, осуществленная в 1993 г.

Драматургия Эсхила основана на анализе соотношения между сознательным поведением человека и божественным влиянием на него. Трагик затрагивает вопросы правды и справедливости, одерживающих верх над «чрезмерностью" во всех её проявлениях. Материалом для творчества Эсхила послужили древние героические легенды и сказания.

Поэт утверждает, что Боги являются блюстителями основ афинского государственного устройства. «Зевс – эфир, Зевс – земля, Зевс – небо, Зевс – все, и то, что выше этого», - можем мы прочитать у трагика в сохранившемся отрывке из «Гелиады». Человек, по мнению Эсхила, обладает свободой выбора, но он не в силах сбросить груз родовой ответственности за деяния предков. Божественное возмездие очень часто вмешивается в естественный ход вещей – пролитая человеком кровь ближнего порождает Аластора, чудовищного демона мщения. Демон действует, воплощаясь в реального человека – мстителя, совершающего поступки по понятным мотивам.

В своих произведениях автор, как правило, рассказывает о судьбе героя или целого героического рода. Любимой драматической формой поэта была трилогия – три трагедии, связанные общим героем. В его творчестве трагедия начала утрачивать черты ритуально-обрядового действия и превратилась в настоящую драму. До Эсхила в трагедии присутствовал единственный актёр, говоривший мало и сообщавший о том, что как бы происходило за сценой. После его реплики вступал хор и долго описывал это событие в лирических тонах. Трагик ввёл в свои произведения второго актёра - таким образом возникла возможность изобразить противоречие, конфликт между героями: актёры реагировали на реплики друг друга, изображая борющиеся силы. Сутью конфликта произведения становился выбор принципа поведения в меняющейся ситуации.

В основе сюжета «Орестеи» – миф о судьбе аргосского царя Агамемнона, над родом которого нависло «наследственное проклятие». Представление о божественном возмездии, постигающем не только преступника, но и его потомков, в свою очередь обреченных на совершение преступлений, было во времена Эсхила общераспространённым.



Во второй части «Орестеи» («Хоэфоры

») Эсхил описывает, как дети Агамемнона мстят за смерть отца. Повинуясь воле Аполлона и вдохновляемый сестрой Электрой и другом Пиладом , Орест убивает Клитемнестру. Сразу же после этого Ореста начинают преследовать древнейшие богини кровной мести Эринии, которые, очевидно, олицетворяют муки совести Ореста-матереубийцы.

В третьей части «Орестеи» («Эвмениды») Эсхил изображает суд над Орестом. Защитницы материнского права Эринии обвиняют Ореста; бог Аполлон, вдохновивший Ореста на убийство, защищает на суде Ореста, Афина выступает в качестве судьи. В сцене суда воплощена одна из главных идей трилогии, очень сложной по своей проблематике.

Убийство матери в древнейшем обществе считалось самым тяжким, ничем не искупаемым преступлением, тогда как убийство мужа может быть искуплено: ведь муж не является кровным родственником жены. Вот почему Эринии у Эсхила защищают Клитемнестру и требуют наказания Ореста.

Аполлон и Афина – «новые боги» Греции, олицетворяющие здесь принцип гражданственности, придерживаются другой точки зрения. Аполлон в своей речи на суде обвиняет Клитемнестру в убийстве мужчины, что по его мнению гораздо ужаснее, чем убийство женщины, даже матери. Он доказывает, что значение отца для жизни сына неизмеримо выше, чем значение матери, и что Орест обязан был убить Клитемнестру, пролившую кровь его отца.

Эсхил отвергает в «Орестее» не только обычай кровной мести, но и религиозное очищение от пролитой крови, изображенное ранее в поэме Стесихора, лирического поэта VII–VI вв. до н. э., которому принадлежит одна из обработок мифа об Оресте.

Согласно трактовке Эсхила, религиозного очищения мало – вот почему Аполлон не может защитить Ореста от преследований Эриний, и Орест вынужден обратиться к Афине, учреждающей суд на холме Ареса (Ареопаг). Эсхил призывает к передаче дел об убийстве в суд граждан. Такое решение проблемы и изображение ареопага как верховного суда были тем более актуальны, что во время постановки «Орестеи» в Афинах происходила ожесточенная борьба между демократией и аристократией, вновь поднявшей голову после греко-персидской войны. Ареопаг – совет старейшин – был оплотом аристократии вплоть до установления демократических порядков. После победы демократии он перестал быть законодательным органом, за ним сохранились функции верховного суда по уголовным и религиозным делам. В момент вспыхнувшей по этому поводу борьбы Эсхил выступил с «Орестеей», где он обосновывает и оправдывает учреждение ареопага, изображая его как установление богов, однако только в его прямой функции как верховного суда. В результате суда Орест оправдан: хотя голоса членов ареопага разделились поровну, Афина «бросила камешек» за Ореста, и это решило его судьбу. В честь Эриний в Афинах учреждается культ, но их будут почитать теперь под именем Эвменид, благосклонных богинь, подательниц плодородия.

Примиряя аристократические принципы с демократическими, Эсхил в «Орестее» призывает сограждан к разумному урегулированию противоречий, к взаимным уступкам ради сохранения гражданского мира.

5 Драматургия Софокла, общая характеристика. «Антигона».
Творчество Софокла – качественный скачок по сравнению с драматургией Эсхила, вклад в создание идеала гармонической личности (человек прекрасный и физически и умственно). Хор перестает быть героем, он выразитель общего мнения. Софокл вводит третьего актера (действие уже показывается, а не описывается). Софокл показывает действие. Разрушая таким образом принцип трилогии. Внимание к судьбе отдельного человека. Софокл: столкновение героев подразумевает столкновение определенных общественных сил. Столкновение доходит до такого накала, что приводит к гибели одной из сторон. Герои Софокла – «люди, какими они должны быть» (Аристотель), благородные, приподнятые. В связи с трагедиями Софокла Аристотель вводит понятие «трагический герой» (воплощает существенные для развития общества стремления, всегда действует на благо общества, но может ошибиться в своем трагическом неведении, благие цели трагического героя могут приводить и его, и других к гибели). Психологическая характеристика образа: все люди разные, разная психологическая мотивировка поступков людей. Очень часто в бедах людей повинны черты их характеры.

Принцип трагической иронии: герой Софокла активен (активнее героя Эсхила), активно противится своей судьбе, но не уходит от нее, а. наоборот, приближается к ней.

«Антигона» - одна из первых трагедий Софокла. Открывается прологом: умер Эдип, братья боролись за власть и погибли в братоубийственной войне, у власти – царь Креонт. Креонт запретил погребение, Антигона посыпает тело землей из кувшина. Диалог Креонта Антигоны – важный момент в произведении. Общечеловеческая мораль. Боги положили закон о погребении человека. Человеческие законы, указы правителей – Антигона считает, что пусть она будет виновата перед Креонтом, но чиста перед богами. Трагическая война Антигоны: соблюдая общечеловеческий закон, она нарушает закон государства в трагическое военное время. Этот закон поможет удержать государство, но идет против моральных законов. Вина Креонта, Софокл на стороне Антигоны.

6 Драматургия Софокла, общая характеристика. «Эдип-царь». Проблема рока в античной трагедии.
В трагедии “Эдип-царь” разворачивается подлинно человеческая драма, насыщенная психологическими и общественно-политическими конфликтами. В сравнении с другими произведениями Софокла в “Эдипе-царе” проблеме знания уделено несравнимо больше внимания. Софокл противопоставляет ограниченности человеческого знания божественное всеведение. Согласно представлениям Софокла, власть богов не определяется человеческой мерой. Именно борьбе с богами отдает Эдип свою огромную волю и безмерный ум. Многие исследователи рассматривают “Эдипа-царя” как трагедию рока, в которой непреодолимая сила судьбы. В образах богов, противостоящих Эдипу, драматург отразил все то, что не находило объяснения в окружающем мире, а законы этого мира были еще не познаны. Признавая божественное предопределение, против которого человек бессилен, Софокл показывает человека, стремящегося избежать предначертанного. В судьбе его героя происходит самый страшный и неожиданный поворот: человек, пользовавшийся всеобщим уважением, знаменитый своей мудростью и подвигами, оказывается ужасным преступником, источником несчастий для своего города и народа. В то же время Софокл не оправдывает Эдипа неведением или невольным характером его преступлений.Важно здесь отметить первостепенную роль мотива нравственной ответственности, который отодвигает на задний план тему рока, заимствованную поэтом из древнего мифа. Софокл подчеркивает, что Эдип не жертва, пассивно ожидающая и принимающая удары судьбы. Это энергичный и деятельный человек, который борется во имя разума и справедливости. Он выходит победителем в этой борьбе, сам назначая себе кару, сам осуществляя наказание и преодолевая тем самым свои страдания.Смысл – нет отрицательных персонажей – человек ошибается не сознательно. Эта трагедия едина и замкнута в себе. Это аналитическая драма, т.к. все действие построено на анализе событий, связанных с прошлым героя и имеющих непосредственное отношение к его настоящему и будущему.
С наибольшей яркостью эта проблема разработана в трагедии «Царь Эдип. его интерес сосредоточен на личной судьбе Эдипа.
Ни одно произведение античной драматургии не оставило столь значительных следов в истории европейской драмы, как «Царь Эдип». «Неогуманизм» XVIII - XIX вв. видел в нем образцовую античную трагедию и противополагал ее, как «трагедию рока», шекспировской «трагедии характеров». В связи с этим создалось распространенное представление, будто античная трагедия вообще является «трагедией рока». Это - большое преувеличение: в аттической трагедии проблема «рока» разрабатывается сравнительно редко. Но и в самом «Царе Эдипе», где эта проблема безусловно затронута, она отнюдь не выдвинута на первый план. Софокл подчеркивает не столько неотвратимость рока, сколько изменчивость счастья и недостаточность человеческой мудрости.

7.Драматургия Еврипида, общая характеристика. «Ипполит».
Еврипида не любили в Афинах, так как он указывал на их недостатки. Еврипид разрушает жанр классической трагедии. Древние критики характеризовали Еврипида как самого трагичного философа на сцене. Слава нашла его в Македонии только после смерти. Следует обратить внимание на такие новшества Еврипида в области драматургической техники, как введение сольных арий, уменьшение роли хора. Своеобразную роль приобретает пролог, в котором излагается содержание трагедии, появляется развязка. Еврипид признает какую-то божественную сущность, управляющую миром, но боги традиционной мифологии почти всегда получают в его произведениях отрицательную окраску. Второй важнейшей чертой творчества Еврипида, объясняющей многие нововведения в драматургической технике, был огромный интерес драматурга к личности человека и ее субъективным стремлениям. Обязательное для трагедии столкновение человека с противоборствующими силами он изображал как борьбу человека с самим собой. Внутренний мир человека, его психология не были объектом художественного изображения в творчестве драматургов, предшествующих Еврипиду. Новаторство Еврипида состоит в том, что он изобразил борьбу чувств и внутренний разлад своего героя, первым ввел в драму любовную тему, ставшую центральной в некоторых его произведениях. Еврипид часто вносит существенные изменения в традиционный миф, сюжет которого становится всего лишь оболочкой, мало связанной с жизненным, истинно человеческим содержанием произведения и противоречащей идеологической и художественной направленности трагедии. Еврипид привносит новую тематику. Впервые им поднимается любовная тематика. Особенно интересна в этом отношении Трагедия «Ипполит».

«Ипполит» - 434 год до н.э. Боги здесь преступники, совершают бессмысленные поступки. Эта трагедия имела успех, но ее пришлось дважды переписать. Сюжет известен и в Библии – вариант сюжета о коварной жене. У Еврипида Федра (вторая жена Тесея) любит своего пасынка, но публику шокирует то, что она сама ему в этом признается. Потом Еврипид это изменил. «Ипполит» выиграл в агоне. Любимый афоризм Еврипида «Ничего сверх меры». Нарушение его героями ведет к их гибели. Ипполит – сын Тесея от первого брака с амазонкой. Трагедия открывается прологом, где Афродита говорит, что обижена на Ипполита, потому что тот все время проводит с Артемидой. Афродита насылает на Федру страсть к Ипполиту. Страсть и холодность – Афродита и Артемида. Федра и Ипполит, Афродита и Артемида никогда не появляются на сцене одновременно. Эта мстительность, приписываемая Афродите – один из обычных у Еврипида выпадов против традиционных богов. Покровительствующая Ипполиту богиня Артемида появляется в конце трагедии, чтобы открыть Тесею истину и утешить Ипполита перед смертию. Оказывается, она не могла своевременно прийти на помощь своему почитателю, так как меж богов обычай – наперекор друг другу не идти. Федра при смерти, причина – любовь, кормилица решает рассказать все Ипполиту. Его предупреждают, что чувства не должны быть сверх меры. Федра боится, что Тесей убьет ее детей. Она решает убить себя, а в руке оставляет записку, где обвиняет Ипполита в домогательствах. Тесей изгоняет и проклинает Ипполита. Тот гибнет. Затем появляется Артемида, которая говорит, что Ипполит не виноват в этой трагедии. Ипполит понимает, что Киприда взяла не одну, а три жертвы: он, отец и Федра. Он жалеет отца, говорит, что и его судьба достойна плача. Тесей желает заменить сына, называет свой грех затмением, ужасным даром богов. Отец обнимает сына. Сын снимает груз с отца, просит прощения у отца, Тесей говорит, что сын его одолеет смерть, прощается с ним, Киприда оставила на душе его клеймо страдания. Миф об Ипполите - один из греческих вариантов широко распространенного сюжета о коварной жене, которая клевещет перед мужем на целомудренного юношу, не пожелавшего разделить ее любовь (ср. библейское сказание об Иосифе). Картина любовных мучений Федры нарисована с большой силой. Новая Федра томится от страсти, которую она тщетно пытается побороть: чтобы спасти свою честь, она готова пожертвовать жизнью. Отказ возмущенного Ипполита заставляет Федру осуществить план самоубийства, но теперь уже с целью сохранить свое доброе имя с помощью предсмертной клеветы на пасынка.

Уже Федра оказывалась бессильной жертвой страсти, с которой она не в состоянии была совладать. В позднейшем творчестве Еврипида еще более выдвигается момент зависимости человека от беспорядочно действующих сил как внутри, так и вне его, от внезапных порывов, от переломов судьбы, от игры случая.

Самым могучим царем в последнем поколении греческих героев был Агамемнон, правитель Аргоса. Это он начальствовал над всеми греческими войсками в Троянской войне, ссорился и мирился с Ахиллом в «Илиаде», а потом победил и разорил Трою. Но участь его оказалась ужасна, а участь сына его Ореста — еще ужаснее. Им пришлось и совершать преступления и расплачиваться за преступления — свои и чужие.

Отец Агамемнона Атрей жестоко боролся за власть со своим братом Фиестом. В этой борьбе Фиест обольстил жену Атрея, а Атрей за это убил двух маленьких детей Фиеста и накормил ни о чем не догадывающегося отца их мясом. (Про этот людоедский пир потом Сенека напишет трагедию «Фиест».) За это на Атрея и его род легло страшное проклятие. Третий же сын Фиеста, по имени Эгисф, спасся и вырос на чужбине, помышляя только об одном: о мести за отца.

У Атрея было два сына: герои Троянской войны Агамемнон и Менелай. Они женились на двух сестрах: Менелай — на Елене, Агамемнон — на Клитемнестре (или Клитеместре). Когда из-за Елены началась Троянская война, греческие войска под начальством Агамемнона собрались для отплытия в гавань Авлиду. Здесь им было двусмысленное знамение: два орла растерзали беременную зайчиху. Гадатель сказал: два царя возьмут Трою, полную сокровищ, но им не миновать гнева богини Артемиды, покровительницы беременных и рожениц. И действительно, Артемида насылает на греческие корабли противные ветры, а в искупление требует себе человеческой жертвы — юной Ифигении, дочери Агамемнона и Клитемнестры. Долг вождя побеждает в Агамемноне чувства отца; он отдает Ифигению на смерть. (О том, что случилось с Ифигенией, потом напишет трагедию Еврипид.) Греки отплывают под Трою, а в Аргосе остается Климнестра, мать Ифигении, помышляя только об одном — о мести за дочь.

Двое мстителей находят друг друга: Эгисф и Клитемнестра становятся любовниками и десять лет, пока тянется война, ждут возвращения Агамемнона. Наконец Агамемнон возвращается, торжествуя, — и тут его настигает месть. Когда он омывается в бане, Клитемнестра и Эгисф накидывают на него покрывало и поражают его топором. После этого они правят в Аргосе как царь и царица. Но в живых остается маленький сын Агамемнона и Клитемнестры — Орест: чувство матери побеждает в Клитемнестре расчет мстительницы, она отсылает его в чужой край, чтобы Эгисф не погубил за отцом и сына. Орест растет в далекой Фокиде, помышляя только об одном — о мести за Агамемнона. За отца он должен убить мать; ему страшно, но вещий бог Аполлон властно ему говорит: «Это твой долг».

Орест вырос и приходит мстить. С ним его фокидский друг Пилад — имена их стали в мифе неразрывны. Они притворяются путниками, принесшими весть, сразу и печальную и радостную: будто бы Орест умер на чужбине, будто бы Эгисфу и Клитемнестре больше не грозит никакая месть. Их впускают к царю и царице, и здесь Орест исполняет свой страшный долг: убивает сперва отчима, а потом родную мать.

Кто теперь продолжит эту цепь смертей, кто будет мстить Оресту? У Эгисфа с Клитемнестрой не осталось детей-мстителей. И тогда на Ореста ополчаются сами богини мщения, чудовищные Эриннии;

они насылают на него безумие, он в отчаянии мечется по всей Греции и наконец припадает к богу Аполлону: «Ты послал меня на месть, ты и спаси меня от мести». Бог выступает против богинь:

они — за древнюю веру в то, что материнское родство важнее отцовского, он — за новое убеждение, что отцовское родство важнее материнского. Кто рассудит богов? Люди. В Афинах, под присмотром богини Афины (она женщина, как Эриннии, и она мужественна, как Аполлон), собирается суд старейшин и решает: Орест прав, он должен быть очищен от греха, а Эринниям, чтобы их умилостивить, будет воздвигнуто святилище в Афинах, где их будут чтить под именем Евменид, что значит «Благие богини».

По этим мифам драматург Эсхил и написал свою трилогию «Орестея» — три продолжающие друг друга трагедии: «Агамемнон», «Хоэфоры», «Евмениды».

«Агамемнон» — самая длинная трагедия из трех. Она начинается необычно. В Аргосе, на плоской крыше царского дворца, лежит дозорный раб и смотрит на горизонт: когда падет Троя, то на ближней к ней горе зажгут костер, его увидят через море на другой горе и зажгут второй, потом третий, и так огненная весть дойдет до Аргоса: победа одержана, скоро будет домой Агамемнон. Он ждет без сна уже десять лет под зноем и холодом — и вот огонь вспыхивает, дозорный вскакивает и бежит оповестить царицу Клитемнестру, хоть и чувствует: не к добру эта весть.

Входит хор аргосских старейшин: они еще ни о чем не знают. Они вспоминают в долгой песне все бедствия войны — и коварство Париса, и измену Елены, и жертвоприношение Ифигении, и нынешнюю неправедную власть в Аргосе: зачем все это? Видно, таков мировой закон: не пострадав, не научишься. Они повторяют припев:

«Горе, горе, увы! но добру да будет победа». И молитва словно сбывается: из дворца выходит Клитемнестра и объявляет: «Добру — победа!» — Троя взята, герои возвращаются, и кто праведен — тому добрый возврат, а кто грешен — тому недобрый.

Хор откликается новой песней: в ней благодарность богам за победу и тревога за вождей-победителей. Потому что трудно быть праведным — блюсти меру: Троя пала за гордыню, теперь не впасть бы нам в гордыню самим: малое счастье верней большого. И точно: является вестник Агамемнона, подтверждает победу, поминает десять лет мучений под Троей и рассказывает о буре на обратном пути, когда все море «расцвело трупами» — видно, много было неправедных. Но Агамемнон жив, близится и велик, как бог. Хор вновь поет, как вина родит вину, и вновь клянет зачинщицу войны — Елену, сестру Клитемнестры.

И вот наконец въезжает Агамемнон с пленниками. Он и впрямь велик, как бог: «Со мной победа: будь она со мной и здесь!» Клитемнестра, склоняясь, стелет ему пурпурный ковер. Он отшатывается: «Я человек, а пурпуром лишь бога чтут». Но она быстро его уговаривает, и Агамемнон вступает во дворец по пурпуру, а Клитемнестра входит за ним с двусмысленной молитвою: «О Зевс-Свершитель, все сверши, о чем молю!» Мера превышена: близится расплата. Хор поет о смутном предчувствии беды. И слышит неожиданный отклик: на сцене осталась пленница Агамемнона, троянская царевна Кассандра, ее полюбил когда-то Аполлон и дал ей дар пророчества, но она отвергла Аполлона, и за это ее пророчествам никто не верит. Теперь она отрывистыми криками кричит о прошлом и будущем аргосского дома: людская бойня, съеденные младенцы, сеть и топор, пьяная кровь, собственная смерть, хор Эринний и сын, казнящий мать! Хору страшно. И тут из-за сцены раздается стон Агамемнона: «О ужас! в доме собственном разит топор!.. О горе мне! другой удар: уходит жизнь». Что делать?

Во внутренних покоях дворца лежат трупы Агамемнона и Кассандры, над ними — Клитемнестра. «Я лгала, я хитрила — теперь говорю правду. Вместо тайной ненависти — открытая месть: за убитую дочь, за пленную наложницу. И мстящие Эриннии — за меня!» Хор в ужасе плачет о царе и клянет злодейку: демон мести поселился в доме, нет конца беде. Рядом с Клитемнестрой встает Эгисф: «Моя сила, моя правда, моя месть за Фиеста и его детей!» Старцы из хора идут на Эгисфа с обнаженными мечами, Эгисф кличет стражу, Клитемнестра их разнимает: «УЖ и так велика жатва смерти — пусть бессильные лаются, а наше дело — царствовать!» Первой трагедии — конец.

Действие второй трагедии — восемь лет спустя: Орест вырос и в сопровождении Пилада приходит мстить. Он склоняется над могилой Агамемнона и в знак верности кладет на нее отрезанную прядь своих волос. А потом прячется, потому что видит приближающийся хор.

Это хоэфоры, совершительницы возлияний, — по ним называется трагедия. Возлияния водой, вином и медом делались на могилах, чтобы почтить покойника. Клитемнестра продолжает -

бояться Агамемнона и мертвым, ей снятся страшные сны, поэтому она прислала сюда с возлияниями своих рабынь во главе с Электрой, сестрой Ореста. Они любят Агамемнона, ненавидят Клитемнестру и Эгисфа, тоскуют об Оресте: «Пусть я буду не такой, как мать, — молит Электра, — и пусть вернется Орест отомстить за отца!» Но может быть, он уже вернулся? Вот на могиле прядь волос — цвет в цвет с волосами Электры; вот перед могилой отпечаток ноги — след в след с ногою Электры. Электра с хоэфорами не знает, что и думать. И тут к ним выходит Орест.

Узнание совершается быстро: конечно, сначала Электра не верит, но Орест показывает ей: «Вот мои волосы: приложи прядь к моей голове, и ты увидишь, где она отрезана; вот мой плащ — ты сама соткала его мне, когда я был еще ребенком». Брат и сестра обнимают друг друга: «Мы вместе, с нами правда, и над нами — Зевс!» Правда Зевса, веление Аполлона и воля к мести соединяют их против общей обидчицы — Клитемнестры и ее Эгисфа. Перекликаясь с хором, они молятся богам о помощи. Клитемнестре снилось, будто она родила змею и змея ужалила ее в грудь? Пусть же сбудется этот сон! Орест рассказывает Электре и хору, как проникнет он во дворец к злой царице; хор отвечает песней о злых женщинах былых времен — о женах, из ревности перебивших всех мужчин на острове Лемносе, о Скилле, ради любовника погубившей отца, об Алфее, которая, мстя за братьев, извела родного сына,

Начинается воплощение замысла: Орест и Пилад, переодетые странниками, стучатся во дворец. К ним выходит Клитемнестра. «Я проходил через Фокиду, — говорит Орест, — и мне сказали: передай в Аргос, что Орест умер; если хотят — пусть пришлют за прахом». Клитемнестра вскрикивает: ей жалко сына, она хотела спасти его от Эгисфа, но не спасла от смерти. Неузнанный Орест с Пиладом входят в дом. Нарастание трагизма перебивается эпизодом почти комическим: старая нянька Ореста плачется перед хором, как она любила его малюткой, и кормила, и поила, и стирала пеленки, а теперь он умер. «Не плачь — может быть, и не умер!» — говорит ей старшая в хоре. Час близок, хор взывает к Зевсу: «Помоги!»; к предкам: «Смените гнев на милость!»; к Оресту: «Будь тверд! если мать вскрикнет: «сын!» — ты ответь ей: «отец!»

Является Эгисф: верить или не верить вестям? Он входит во дворец, хор замирает, — и из дворца доносятся удар и стон. Выбегает Клитемнестра, за нею Орест с мечом и Пилад. Она раскрывает грудь: «Пожалей! этой грудью я тебя вскормила, у этой груди я тебя баюкала». Оресту страшно. «Пилад, что делать?» — спрашивает он. И Пилад, до этого не сказавший ни слова, говорит: «А воля Аполлона? а твои клятвы?» Больше Орест не колеблется. «Это судьба судила мне убить мужа!» — кричит Клитемнестра. «А мне — тебя», — отвечает Орест. «Ты, сын, убьешь меня, мать?» — «Ты сама себе убийца». — «Кровь матери отомстит тебе!» — «Кровь отца страшней». Орест ведет мать в дом — на казнь. Хор в смятении поет: «Воля Аполлона — смертному закон; скоро минует зло».

Раскрывается внутренность дворца, лежат трупы Клитемнестры и Эгисфа, над ними — Орест, потрясающий кровавым покрывалом Агамемнона. Он уже чувствует безумящее приближение Эринний. Он говорит: «Аполлон велел мне, мстя за отца, убить мать; Аполлон обещал мне очистить меня от кровавого греха. Странником-просителем с масличной ветвью в руках я пойду к его алтарю; а вы будьте свидетелями моего горя». Он убегает, хор поет: « Что-то будет?» На этом кончается вторая трагедия.

Третья трагедия, «Евмениды», начинается перед храмом Аполлона в Дельфах, где середина земного круга; храм этот принадлежал сперва Гее-Земле, потом Фемиде-Справедливости, теперь Аполлону-Вещателю. У алтаря — Орест с мечом и масличной ветвью просителя; вокруг хор Эринний, дочерей Ночи, черных и чудовищных. Они спят: это Аполлон навел на них сон, чтобы вызволить Ореста. Аполлон говорит ему: «Беги, пересеки землю и море, предстань в Афины, там будет суд». «Помни обо мне!» — молит Орест. «Помню», — отвечает Аполлон. Орест убегает.

Является тень Клитемнестры. Она взывает к Эринниям: «Вот моя рана, вот моя кровь, а вы спите: где же ваше мщение?» Эриннии пробуждаются и хором клянут Аполлона: «Ты спасаешь грешника, ты рушишь вечную Правду, младшие боги попирают старших!» Аполлон принимает вызов: происходит первый, еще короткий спор. «Он убил мать!» — «А она убила мужа». — «Муж жене — не родная кровь: матереубийство страшней мужеубийства». — «Муж жене — родной по закону, сын матери — родной по природе; а закон всюду един, и в природе не святее, чем в семье и обществе. Так положил Зевс, вступив в законный брак с своею Герою». — «Что ж, ты — с молодыми богами, мы — со старыми!» И они устремляются прочь, в Афины: Эриннии — губить Ореста, Аполлон — спасать Ореста.

Действие переносится в Афины: Орест сидит перед храмом богини, обняв ее кумир, и взывает к ее суду, Эриннии хороводом вокруг него поют знаменитую «вяжущую песнь»: «Мы блюдем кровавый закон: кто пролил родную кровь — тому поплатиться своей; иначе не станет рода! Он бежать — мы за ним; он в Аид — мы за ним; вот голос старинной Правды!» Афина предстает из храма:

«Не мне вас судить: кого осужу, тот станет врагом афинянам, а я этого не хочу; пусть же лучшие из афинян сами свершат суд, сами сделают выбор». Хор в тревоге: что решат люди? не рухнет ли древний порядок?

Выходят судьи — афинские старейшины; за ними — Афина, перед ними — с одной стороны Эриннии, с другой — Орест и его наставник Аполлон. Начинается второй, главный спор. «Ты убил мать». — «А она убила мужа». — «Муж жене — не родная кровь». — «Я такой матери — тоже не родная кровь». — «Он отрекся от родства!» — «И он прав, — вмешивается Аполлон, — отец сыну родней, чем мать: отец зачинает плод, мать лишь взращивает его в утробе. Отец и без матери может родить: вот перед вами Афина, без матери рожденная из головы Зевса!» — «Вершите суд», — говорит Афина старейшинам. Один за другим они голосуют, опуская камешки в чаши: в чашу осуждения, в чашу оправдания. Подсчитывают: голоса разделились поровну. «Тогда и я подаю мой голос, — говорит Афина, — и подаю за оправдание: милосердие выше озлобления, мужское родство выше женского». С тех пор во все века в афинском суде при равенстве голосов подсудимый считался оправданным — «голосом Афины».

Аполлон с победою, Орест с благодарностью покидают сцену. Перед Афиной остаются Эриннии. Они в неистовстве: рушатся древние устои, люди попирают родовые законы, как покарать их? Наслать ли на афинян голод, чуму, смерть? «Не нужно, — убеждает их Афина. — Милосердие выше озлобления: пошлите афинской земле плодородие, афинским семьям многодетность, афинскому государству крепость. Родовая месть цепью убийств подтачивает государство изнутри, а государство должно быть прочным, чтобы противостоять внешним врагам. Будьте милостивы к афинянам, и афиняне будут вечно чтить вас как „Благих богинь“ — Евменид. А святилище ваше будет меж холмом, где стоит мой храм, и холмом, где судит вот этот суд». И хор постепенно умиротворяется, принимает новую почесть, благословляет афинскую землю: «Прочь раздоры, да не будет крови за кровь, да будет радость за радость, да сплотятся все вкруг общих дел, против общих врагов». И уже не Эринниями, а Евменидами, под водительством Афины, хор покидает сцену.

Пересказ - М. Л. Гаспаров

Хороший пересказ? Расскажи друзьям в соц.сети, пусть тоже подготовятся к уроку!

“ОРЕСТЕЯ” – единственная трилогия, которая дошла до нас в полном виде, самое зрелое произведение Эсхила, написанное им за два года до смерти (458 г. до н.э.). Каждую часть трилогии (“Агамемнон”, “Жертва у гроба” или “Хоэфоры”, “Эвмениды”) следует прочитать полностью, желательно сделать краткий конспект. Чтению текста должно предшествовать знакомство с материалом учебника (предпочтение следует отдать учебнику И.М.Тронского С.121-123), обязательно знакомство с содержанием мифа о судьбе рода Атридов, положенного в основу трагедии.

Пересказом сюжета произведения не следует подменять критический анализ художественных особенностей трилогии, студент должен обратить внимание на те отклонения от традиционной версии мифа и новшества, которые Эсхил вводит в свою трилогию: автор использует только часть мифологического сюжета, действие первой части “Агамемнона” происходит в Аргосе, который афинские трагики часто отождествляли с традиционной резиденцией рода Атридов Микенами. Эсхил вводит мотив личной заинтересованности Клитеместры в смерти Агамемнона – любовь к Эгисфу, иначе переосмысливается мотив родового проклятия и кровной мести в соответствии с современными для Эсхила общественными опасениями новой тирании. Не менее значительны отклонения от мифологической традиции и во второй части трилогии: мотив божественной мести здесь отходит на второй план, так как Орест целиком берет месть на себя. Нигде не говорится о воле Аполлона, роль которого воплощает Пилад, друг и спутник Ореста. Совершая месть, Орест должен убить мать, в результате чего сам попадает под родовое проклятие.

В этом и заключается трагический конфликт и проблема выбора героя. Он понимает весь ужас преступления, на которое его обрекают боги: “Как быть, что делать, страшно мать убить” (ст.898), – восклицает он, обращаясь к другу Пиладу. Тот в ответ напоминает о прорицаниях Аполлона и принесенных Орестом клятвах. Ни мольбы матери, ни ее угрозы об отмщении Эриний не отвращают его от убийства. Интерес представляет трактовка этих старинных, “старых”, как именует их, противопоставляя “новым” богам Афине и Аполлону, И.М. Тронский (С.122), божеств – мстительниц за пролитую кровь близких родственников. Обычно они изображались в виде трех сестер со змеями вместо волос и с бичами в руках, из их беззубых ртов капала кровь, они издавали страшные вопли, преследуя свою жертву.

После убийства Клитеместры, которое свершается в дворцовых покоях (по законам античного театра зритель не должен был видеть кровавые сцены), хор поет о свершении суда Правды и прославляет спасение царского дома (ст.934-973). Орест, преследуемый Эриниями, в ужасе бежит в поисках спасения. Предводительница хора советует ему искать помощи у Аполлона (ст.157-158). Как отмечает в цитированной ранее книге В.Н.Ярхо (С.103-104), “Сохраняя древнейший пласт родовой морали с ее страхом перед проклятьем предков и обязанностью мстить кровью за кровь, Эсхил возводит на нем новую мировоззренческую структуру, в которой на первый план выдвигается личная ответственность человека, чья субъективная деятельность теряет прежнюю однозначность и вовлекается во внутренние противоречивые отношения с объективной закономерностью, господствующей в мире.”

Не меньшим своеобразием характеризуется заключительная часть трилогии “Эвмениды”. Обращает на себя внимание название этой части трагедии Эсхила, которое в переводе с древнегреческого означает “милостивые”, “благосклонные”. Так после оправдания Ореста будут почитаться Эринии, когда они согласятся поселиться в Афинах и содействовать благу города. Эсхил отходит от первоначальной версии мифа, согласно которой Ореста очищал и спасал Аполлон. Сталкивая старых богинь Эриний с новыми Аполлоном и Афиной, Эсхил представляет этот спор как борьбу между принципами отцовского и материнского права. Следует обратить внимание на толкование “Орестеи” Ф.Энгельсом и его оценку книги швейцарского историка И.Я.Бахофена “Материнское право” (1861). Отвергая и критикуя идеалистические идеи Бахофена, Ф.Энгельс считает одним из лучших мест в этой книге толкование “Орестеи” Эсхила / Маркс, К. Энгельс, Ф. Соч. 2-е изд. Т.22. С.216-217. См. анализ этого материала в учебнике И.М. Тронского, С.123).

В “Эвменидах” Эсхил с особенным мастерством демонстрирует искусство сплетения мифологических мотивов со злободневно-политическими проблемами современной ему эпохи. Наиболее характерным примером этого является отношение Эсхила к проведенной в 462 г. до н.э. сторонником и единомышленником Перикла Эфиальтом реформе ареопага, осуществлявшего высший надзор за государственными учреждениями, законами и нравами граждан. После реформы за ареопагом оставлены судебные полномочия по делам о предумышленном убийстве, поджогах и право решений по религиозным вопросам, в первую очередь о кровной мести. В трагедии Эсхила Афина устанавливает такую судебную коллегию для решения вопроса о виновности или невиновности Ореста, которую превращает в постоянное судилище по делам о пролитой крови (ст. 690 – 693). Здесь же дается объяснение названия ареопаг – “холм Ареса”: на этом холме когда-то находился лагерь амазонок, пришедших воевать с Тезеем, которые воздвигли высокобашенный город и посвятили его Аресу. Эсхил поддерживает предпринятую реформу ареопага, однако призывает граждан не лишать членов ареопага былого почета и уважения.

Вторым важным политическим намеком, получившим своеобразное мифологическое объяснение, является вопрос внешней политики Афин с Аргосом, актуальнейший вопрос, вокруг которого в это время разгоралась ожесточенная борьба. Тот факт, что Орест приносит клятву от имени Аргоса в вечной верности Афинам и дает обещание никогда не возобновлять против Афин военных действий (ст. 765 – 769), для современников Эсхила и его собственной политической позиции играл важную роль.

Наконец, еще один злободневный политический намек (ст. 400 – 405). Он связан с эпизодом появления Афины, которая осматривала земли, доставшиеся в качестве военной добычи сыновьям Тезея Акманту и Демофонту, участникам Троянского похода. Эти земли Афина считает своей собственностью. Таким образом Эсхил поддерживает притязания Афин на земли в районе Геллеспонта. Они усилились после побед над персами. Тем самым Эсхил обосновывает свое отношение к злободневным политическим спорам современности ссылками на прошлое, а это было самым весомым аргументом в глазах его современников. Миф уже не воспринимается Эсхилом только как историческая действительность, а является средством раскрытия действительности, современной зрителю и автору.

Трагедия “Орестея” очень важна для понимания мировоззрения Эсхила. Как свидетельствуют хоровые партии, Эсхил возражает против традиционного для эпической поэзии представления о механическом чередовании счастья и несчастья в жизни людей. Выше всего Эсхил ставит Правду, которую он видит в исполнении элементарных требований патриархальных правил – в соблюдении обязанностей гостеприимства, в почитании богов и родителей. Правда обеспечивает человеку успех во всех его делах. В “Хоэфорах” (ст.946-952) дается прославление Правды, которая, хотя и после долгого времени, торжествует и побеждает. Противницей Правды является “надменность”, “дерзость”, “обида”, получившие у Эсхила определение “гибрис”. Все серьезные преступления людей, как считает Эсхил, происходят от надменности, когда человек теряет здравый рассудок, а безумие становится источником бедствий. Поэт провозглашает орудием справедливого возмездия знание. Бесчисленное число раз Эсхил возвращается к мысли о том, что “страдание учит”, что именно страданием приобретается знание. В этом раскрывается вера Эсхила в торжество Правды: действуя справедливо, человек может постигнуть волю богов, которую от него скрыли.

Орест, таким образом, первый оптимистический герой, хотя он трагичен в своих действиях и выборе решения. В трилогии “Орестея” человек начинает трагически осознавать свою отрешенность от мира богов, и это приводит его к уверенности в себе, к свободе выбора.

Эсхил

Орестея

трагедия

Самым могучим царем в последнем поколении греческих героев был Агамемнон, правитель Аргоса. Это он начальствовал над всеми греческими войсками в Троянской войне, ссорился и мирился с Ахиллом в «Илиаде», а потом победил и разорил Трою. Но участь его оказалась ужасна, а участь сына его Ореста — еще ужаснее. Им пришлось и совершать преступления и расплачиваться за преступления — свои и чужие.

Отец Агамемнона Атрей жестоко боролся за власть со своим братом Фиестом. В этой борьбе Фиест обольстил жену Атрея, а Атрей за это убил двух маленьких детей Фиеста и накормил ни о чем не догадывающегося отца их мясом. (Про этот людоедский пир потом Сенека напишет трагедию «Фиест».) За это на Атрея и его род легло страшное проклятие. Третий же сын Фиеста, по имени Эгисф, спасся и вырос на чужбине, помышляя только об одном: о мести за отца.

У Атрея было два сына: герои Троянской войны Агамемнон и Менелай. Они женились на двух сестрах: Менелай — на Елене, Агамемнон — на Клитемнестре (или Клитеместре). Когда из-за Елены началась Троянская война, греческие войска под начальством Агамемнона собрались для отплытия в гавань Авлиду. Здесь им было двусмысленное знамение: два орла растерзали беременную зайчиху. Гадатель сказал: два царя возьмут Трою, полную сокровищ, но им не миновать гнева богини Артемиды, покровительницы беременных и рожениц. И действительно, Артемида насылает на греческие корабли противные ветры, а в искупление требует себе человеческой жертвы — юной Ифигении, дочери Агамемнона и Клитемнестры. Долг вождя побеждает в Агамемноне чувства отца; он отдает Ифигению на смерть. (О том, что случилось с Ифигенией, потом напишет трагедию Еврипид.) Греки отплывают под Трою, а в Аргосе остается Климнестра, мать Ифигении, помышляя только об одном — о мести за дочь.

Двое мстителей находят друг друга: Эгисф и Клитемнестра становятся любовниками и десять лет, пока тянется война, ждут возвращения Агамемнона. Наконец Агамемнон возвращается, торжествуя, — и тут его настигает месть. Когда он омывается в бане, Клитемнестра и Эгисф накидывают на него покрывало и поражают его топором. После этого они правят в Аргосе как царь и царица. Но в живых остается маленький сын Агамемнона и Клитемнестры — Орест: чувство матери побеждает в Клитемнестре расчет мстительницы, она отсылает его в чужой край, чтобы Эгисф не погубил за отцом и сына. Орест растет в далекой Фокиде, помышляя только об одном — о мести за Агамемнона. За отца он должен убить мать; ему страшно, но вещий бог Аполлон властно ему говорит: «Это твой долг».

Орест вырос и приходит мстить. С ним его фокидский друг Пилад — имена их стали в мифе неразрывны. Они притворяются путниками, принесшими весть, сразу и печальную и радостную: будто бы Орест умер на чужбине, будто бы Эгисфу и Клитемнестре больше не грозит никакая месть. Их впускают к царю и царице, и здесь Орест исполняет свой страшный долг: убивает сперва отчима, а потом родную мать.

Кто теперь продолжит эту цепь смертей, кто будет мстить Оресту? У Эгисфа с Клитемнестрой не осталось детей-мстителей. И тогда на Ореста ополчаются сами богини мщения, чудовищные Эриннии;

они насылают на него безумие, он в отчаянии мечется по всей Греции и наконец припадает к богу Аполлону: «Ты послал меня на месть, ты и спаси меня от мести». Бог выступает против богинь:

они — за древнюю веру в то, что материнское родство важнее отцовского, он — за новое убеждение, что отцовское родство важнее материнского. Кто рассудит богов? Люди. В Афинах, под присмотром богини Афины (она женщина, как Эриннии, и она мужественна, как Аполлон), собирается суд старейшин и решает: Орест прав, он должен быть очищен от греха, а Эринниям, чтобы их умилостивить, будет воздвигнуто святилище в Афинах, где их будут чтить под именем Евменид, что значит «Благие богини».

По этим мифам драматург Эсхил и написал свою трилогию «Орестея» — три продолжающие друг друга трагедии: «Агамемнон», «Хоэфоры», «Евмениды».

«Агамемнон» — самая длинная трагедия из трех. Она начинается необычно. В Аргосе, на плоской крыше царского дворца, лежит дозорный раб и смотрит на горизонт: когда падет Троя, то на ближней к ней горе зажгут костер, его увидят через море на другой горе и зажгут второй, потом третий, и так огненная весть дойдет до Аргоса: победа одержана, скоро будет домой Агамемнон. Он ждет без сна уже десять лет под зноем и холодом — и вот огонь вспыхивает, дозорный вскакивает и бежит оповестить царицу Клитемнестру, хоть и чувствует: не к добру эта весть.

Входит хор аргосских старейшин: они еще ни о чем не знают. Они вспоминают в долгой песне все бедствия войны — и коварство Париса, и измену Елены, и жертвоприношение Ифигении, и нынешнюю неправедную власть в Аргосе: зачем все это? Видно, таков мировой закон: не пострадав, не научишься. Они повторяют припев:

«Горе, горе, увы! но добру да будет победа». И молитва словно сбывается: из дворца выходит Клитемнестра и объявляет: «Добру — победа!» — Троя взята, герои возвращаются, и кто праведен — тому добрый возврат, а кто грешен — тому недобрый.

Хор откликается новой песней: в ней благодарность богам за победу и тревога за вождей-победителей. Потому что трудно быть праведным — блюсти меру: Троя пала за гордыню, теперь не впасть бы нам в гордыню самим: малое счастье верней большого. И точно: является вестник Агамемнона, подтверждает победу, поминает десять лет мучений под Троей и рассказывает о буре на обратном пути, когда все море «расцвело трупами» — видно, много было неправедных. Но Агамемнон жив, близится и велик, как бог. Хор вновь поет, как вина родит вину, и вновь клянет зачинщицу войны — Елену, сестру Клитемнестры.

И вот наконец въезжает Агамемнон с пленниками. Он и впрямь велик, как бог: «Со мной победа: будь она со мной и здесь!» Клитемнестра, склоняясь, стелет ему пурпурный ковер. Он отшатывается: «Я человек, а пурпуром лишь бога чтут». Но она быстро его уговаривает, и Агамемнон вступает во дворец по пурпуру, а Клитемнестра входит за ним с двусмысленной молитвою: «О Зевс-Свершитель, все сверши, о чем молю!» Мера превышена: близится расплата. Хор поет о смутном предчувствии беды. И слышит неожиданный отклик: на сцене осталась пленница Агамемнона, троянская царевна Кассандра, ее полюбил когда-то Аполлон и дал ей дар пророчества, но она отвергла Аполлона, и за это ее пророчествам никто не верит. Теперь она отрывистыми криками кричит о прошлом и будущем аргосского дома: людская бойня, съеденные младенцы, сеть и топор, пьяная кровь, собственная смерть, хор Эринний и сын, казнящий мать! Хору страшно. И тут из-за сцены раздается стон Агамемнона: «О ужас! в доме собственном разит топор!.. О горе мне! другой удар: уходит жизнь». Что делать?

Во внутренних покоях дворца лежат трупы Агамемнона и Кассандры, над ними — Клитемнестра. «Я лгала, я хитрила — теперь говорю правду. Вместо тайной ненависти — открытая месть: за убитую дочь, за пленную наложницу. И мстящие Эриннии — за меня!» Хор в ужасе плачет о царе и клянет злодейку: демон мести поселился в доме, нет конца беде. Рядом с Клитемнестрой встает Эгисф: «Моя сила, моя правда, моя месть за Фиеста и его детей!» Старцы из хора идут на Эгисфа с обнаженными мечами, Эгисф кличет стражу, Клитемнестра их разнимает: «УЖ и так велика жатва смерти — пусть бессильные лаются, а наше дело — царствовать!» Первой трагедии — конец.

Действие второй трагедии — восемь лет спустя: Орест вырос и в сопровождении Пилада приходит мстить. Он склоняется над могилой Агамемнона и в знак верности кладет на нее отрезанную прядь своих волос. А потом прячется, потому что видит приближающийся хор.

Это хоэфоры, совершительницы возлияний, — по ним называется трагедия. Возлияния водой, вином и медом делались на могилах, чтобы почтить покойника. Клитемнестра продолжает бояться Агамемнона и мертвым, ей снятся страшные сны, поэтому она прислала сюда с возлияниями своих рабынь во главе с Электрой, сестрой Ореста. Они любят Агамемнона, ненавидят Клитемнестру и Эгисфа, тоскуют об Оресте: «Пусть я буду не такой, как мать, — молит Электра, — и пусть вернется Орест отомстить за отца!» Но может быть, он уже вернулся? Вот на могиле прядь волос — цвет в цвет с волосами Электры; вот перед могилой отпечаток ноги — след в след с ногою Электры. Электра с хоэфорами не знает, что и думать. И тут к ним выходит Орест.

Узнание совершается быстро: конечно, сначала Электра не верит, но Орест показывает ей: «Вот мои волосы: приложи прядь к моей голове, и ты увидишь, где она отрезана; вот мой плащ — ты сама соткала его мне, когда я был еще ребенком». Брат и сестра обнимают друг друга: «Мы вместе, с нами правда, и над нами — Зевс!» Правда Зевса, веление Аполлона и воля к мести соединяют их против общей обидчицы — Клитемнестры и ее Эгисфа. Перекликаясь с хором, они молятся богам о помощи. Клитемнестре снилось, будто она родила змею и змея ужалила ее в грудь? Пусть же сбудется этот сон! Орест рассказывает Электре и хору, как проникнет он во дворец к злой царице; хор отвечает песней о злых женщинах былых времен — о женах, из ревности перебивших всех мужчин на острове Лемносе, о Скилле, ради любовника погубившей отца, об Алфее, которая, мстя за братьев, извела родного сына,

Начинается воплощение замысла: Орест и Пилад, переодетые странниками, стучатся во дворец. К ним выходит Клитемнестра. «Я проходил через Фокиду, — говорит Орест, — и мне сказали: передай в Аргос, что Орест умер; если хотят — пусть пришлют за прахом». Клитемнестра вскрикивает: ей жалко сына, она хотела спасти его от Эгисфа, но не спасла от смерти. Неузнанный Орест с Пиладом входят в дом. Нарастание трагизма перебивается эпизодом почти комическим: старая нянька Ореста плачется перед хором, как она любила его малюткой, и кормила, и поила, и стирала пеленки, а теперь он умер. «Не плачь — может быть, и не умер!» — говорит ей старшая в хоре. Час близок, хор взывает к Зевсу: «Помоги!»; к предкам: «Смените гнев на милость!»; к Оресту: «Будь тверд! если мать вскрикнет: «сын!» — ты ответь ей: «отец!»

Является Эгисф: верить или не верить вестям? Он входит во дворец, хор замирает, — и из дворца доносятся удар и стон. Выбегает Клитемнестра, за нею Орест с мечом и Пилад. Она раскрывает грудь: «Пожалей! этой грудью я тебя вскормила, у этой груди я тебя баюкала». Оресту страшно. «Пилад, что делать?» — спрашивает он. И Пилад, до этого не сказавший ни слова, говорит: «А воля Аполлона? а твои клятвы?» Больше Орест не колеблется. «Это судьба судила мне убить мужа!» — кричит Клитемнестра. «А мне — тебя», — отвечает Орест. «Ты, сын, убьешь меня, мать?» — «Ты сама себе убийца». — «Кровь матери отомстит тебе!» — «Кровь отца страшней». Орест ведет мать в дом — на казнь. Хор в смятении поет: «Воля Аполлона — смертному закон; скоро минует зло».

Раскрывается внутренность дворца, лежат трупы Клитемнестры и Эгисфа, над ними — Орест, потрясающий кровавым покрывалом Агамемнона. Он уже чувствует безумящее приближение Эринний. Он говорит: «Аполлон велел мне, мстя за отца, убить мать; Аполлон обещал мне очистить меня от кровавого греха. Странником-просителем с масличной ветвью в руках я пойду к его алтарю; а вы будьте свидетелями моего горя». Он убегает, хор поет: «Что-то будет?» На этом кончается вторая трагедия.

Третья трагедия, «Евмениды», начинается перед храмом Аполлона в Дельфах, где середина земного круга; храм этот принадлежал сперва Гее-Земле, потом Фемиде-Справедливости, теперь Аполлону-Вещателю. У алтаря — Орест с мечом и масличной ветвью просителя; вокруг хор Эринний, дочерей Ночи, черных и чудовищных. Они спят: это Аполлон навел на них сон, чтобы вызволить Ореста. Аполлон говорит ему: «Беги, пересеки землю и море, предстань в Афины, там будет суд». «Помни обо мне!» — молит Орест. «Помню», — отвечает Аполлон. Орест убегает.

Является тень Клитемнестры. Она взывает к Эринниям: «Вот моя рана, вот моя кровь, а вы спите: где же ваше мщение?» Эриннии пробуждаются и хором клянут Аполлона: «Ты спасаешь грешника, ты рушишь вечную Правду, младшие боги попирают старших!» Аполлон принимает вызов: происходит первый, еще короткий спор. «Он убил мать!» — «А она убила мужа». — «Муж жене — не родная кровь: матереубийство страшней мужеубийства». — «Муж жене — родной по закону, сын матери — родной по природе; а закон всюду един, и в природе не святее, чем в семье и обществе. Так положил Зевс, вступив в законный брак с своею Герою». — «Что ж, ты — с молодыми богами, мы — со старыми!» И они устремляются прочь, в Афины: Эриннии — губить Ореста, Аполлон — спасать Ореста.

Действие переносится в Афины: Орест сидит перед храмом богини, обняв ее кумир, и взывает к ее суду, Эриннии хороводом вокруг него поют знаменитую «вяжущую песнь»: «Мы блюдем кровавый закон: кто пролил родную кровь — тому поплатиться своей; иначе не станет рода! Он бежать — мы за ним; он в Аид — мы за ним; вот голос старинной Правды!» Афина предстает из храма:

«Не мне вас судить: кого осужу, тот станет врагом афинянам, а я этого не хочу; пусть же лучшие из афинян сами свершат суд, сами сделают выбор». Хор в тревоге: что решат люди? не рухнет ли древний порядок?

Выходят судьи — афинские старейшины; за ними — Афина, перед ними — с одной стороны Эриннии, с другой — Орест и его наставник Аполлон. Начинается второй, главный спор. «Ты убил мать». — «А она убила мужа». — «Муж жене — не родная кровь». — «Я такой матери — тоже не родная кровь». — «Он отрекся от родства!» — «И он прав, — вмешивается Аполлон, — отец сыну родней, чем мать: отец зачинает плод, мать лишь взращивает его в утробе. Отец и без матери может родить: вот перед вами Афина, без матери рожденная из головы Зевса!» — «Вершите суд», — говорит Афина старейшинам. Один за другим они голосуют, опуская камешки в чаши: в чашу осуждения, в чашу оправдания. Подсчитывают: голоса разделились поровну. «Тогда и я подаю мой голос, — говорит Афина, — и подаю за оправдание: милосердие выше озлобления, мужское родство выше женского». С тех пор во все века в афинском суде при равенстве голосов подсудимый считался оправданным — «голосом Афины».

Аполлон с победою, Орест с благодарностью покидают сцену. Перед Афиной остаются Эриннии. Они в неистовстве: рушатся древние устои, люди попирают родовые законы, как покарать их? Наслать ли на афинян голод, чуму, смерть? «Не нужно, — убеждает их Афина. — Милосердие выше озлобления: пошлите афинской земле плодородие, афинским семьям многодетность, афинскому государству крепость. Родовая месть цепью убийств подтачивает государство изнутри, а государство должно быть прочным, чтобы противостоять внешним врагам. Будьте милостивы к афинянам, и афиняне будут вечно чтить вас как „Благих богинь“ — Евменид. А святилище ваше будет меж холмом, где стоит мой храм, и холмом, где судит вот этот суд». И хор постепенно умиротворяется, принимает новую почесть, благословляет афинскую землю: «Прочь раздоры, да не будет крови за кровь, да будет радость за радость, да сплотятся все вкруг общих дел, против общих врагов». И уже не Эринниями, а Евменидами, под водительством Афины, хор покидает сцену.