«Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Хитроумный идальго дон кихот ламанчский

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Глава I.

В некоем селе ламанчском жил один идальго. Все его имущество заключалось в фамильном копье, древнем щите, тощей кляче и борзой собаке. Возраст его приближался к пятидесяти; был он крепок, телом сухопар, лицом худощав. Звали его не то Кехана, не то Кесада, точно не известно, впрочем, это и не имеет значения. При нем находились племянница, коей не исполнилось и двадцати, ключница и слуга для домашних дел.

Этот идальго дни напролет

Благо досуг его длился чуть ли не весь год - читал рыцарские романы. Его помешательство на этих книгах зашло так далеко, что, дабы приобрести их, он продал несколько десятин своей пахотной земли. В результате ум нашего идальго пришел в полнейшее расстройство и он решил «как для собственной славы, так и для пользы отечества» сделаться странствующим рыцарем - сесть на коня и с оружием в руках отправиться на поиски приключений. Так поступали герои рыцарских романов, занимавшиеся тем, что искореняли всякого рода неправду и несправедливости.

Прежде всего он начистил принадлежавшие еще его предкам доспехи. Правда, среди них не оказалось забрала, и пришлось смастерить его из картона, подложив внутрь железные пластинки. Осмотрев свою старую клячу, наш идальго пришел к выводу, что должен дать ей новое имя - громкое и славное. Поразмыслив, он остановился в конце концов на Росинанте. Столь ударно, как ему казалось, назвав своего коня, он начал подыскивать благородное имя и для себя. Потратив на поиски неделю, он назвал себя Дон Кихотом Ламанчским, дабы сразу дать понять, из какого он края. Теперь дело оставалось за малым - найти даму, в которую он мог бы влюбиться, ибо странствующий рыцарь без дамы - все равно, что дерево без плодов и листьев. Подумав, он вспомнил, что в ближайшем селении жила весьма миловидная особа. Звали ее Альдонса Лоренсо, и некогда идальго был даже влюблен в нее, о чем та, конечно, не подозревала. Вот эту-то деревенскую девушку идальго и избрал дамой своего сердца и нарек ее Дульсинеей Тобосской, поскольку родом девушка была из Тобосо.

Глава II

Облачившись в доспехи, в один из жарких июльских дней Дон Кихот, никому ничего не сказав, отправился в путь. Едва выехав за ворота, он вспомнил, что еще не посвящен в рыцари, а значит, не может вступить в бой ни с одним рыцарем. Эта мысль едва не заставила его повернуть назад, однако затем он решил, что обратится с просьбой о посвящении к первому встречному. Проехав целый день, он устал и направился к постоялому двору, который принял за рыцарский замок. Диковинный наряд идальго, его странная манера выражаться высокопарным языком не столько напугали, сколько насмешили всех. Неизвестно, чем бы все закончилось, не подоспей вовремя хозяин постоялого двора - добродушный толстяк, которого наш рыцарь упорно называл комендантом крепости. Хозяин накормил и напоил Дон Кихота, хотя дело это оказалось нелегкое: тот ни за что не соглашался снять шлем и поить его пришлось с помощью трубочки.

Глава III

Преследуемый этой мыслью

Дон Кихот подозвал хозяина, пал перед ним на колени и сказал:

• «Доблестный рыцарь! Я не двинусь с места до тех пор, пока ваша любезность не соизволит исполнить мою просьбу,- исполнение же того, о чем я прошу, покроет вас неувядаемой славой, а также послужит на пользу всему человеческому роду».

Увидев, что гость

опустился перед ним на колени и услышав такие дивные речи, хозяин оторопел. Но, будучи изрядной шельмой и догадавшись, что гость не в своем уме, решил согласиться на его просьбу. Затем он осведомился, есть ли у Дон Кихота деньги. Однако тот ни в одном рыцарском романе не читал про деньги и не взял их с собой. Тогда хозяин разъяснил ему, что, хотя о таких простых и нужных вещах, как, например, деньги или чистые сорочки, в рыцарских романах не упоминается, это вовсе не означает, что у рыцарей ни того, ни другого не было. Напротив, ему доподлинно известно, что у странствующих рыцарей кошельки на всякий случай были туго набиты. Перед посвящением в рыцари Дон Кихот решил провести в бдении над оружием, которое разложил на корыте с водой для водопоя. Ночью одному из погонщиков мулов вздумалось напоить своих животных водой. Он бесцеремонно снял доспехи нашего рыцаря, за что получил от него такой удар копьем, что свалился без чувств. Следом за ним такая же участь постигла и второго погонщика. Сбежавшиеся на шум постояльцы - товарищи раненых погонщиков, принялись осыпать Дон Кихота градом камней.

Хозяину надоели выходки

сумасшедшего гостя и, чтобы положить им конец и поскорее избавиться от беспокойного постояльца, он решил поскорее посвятить его в рыцари. Он уверил Дон Кихота, что обряд посвящения состоит в подзатыльнике и ударе шпагой по спине, что и проделал с величайшей ловкостью. После того, как были закончены все эти доселе невиданные церемонии, хозяин на радостях, что отделался от новоиспеченного рыцаря, произнес высокопарную речь и, ничего не взяв с Дон Кихота за ночлег, отпустил его с миром.

Глава IV

Он спешил последовать

наставлениям хозяина и возвратиться домой, чтобы запастись всем необходимым, а главное, сорочками и деньгами. В оруженосцы себе он решил взять своего односельчанина - хлебопашца, бедного и многодетного. Не успел он отъехать, как услышал чьи-то стоны и увидел, что дюжий сельчанин нещадно стегает мальчишку-пастуха. Рыцарь тут же вступился за пастушонка, который пожаловался ему, что сельчанин вот уже девять месяцев как не платит ему жалованья. Дон Кихот приказал хозяину пастушонка раскошеливаться, иначе он разделается с ним на месте. Перепуганный сельчанин обещал не обижать мальчишку и заплатить все, что должен,- пусть только Андреас (так звали пастушонка) отправится вместе с ним за деньгами.

• «Чтоб я с ним пошел? - воскликнул мальчуган.- Нет, сеньор, низа что на свете. Если я останусь с ним наедине, то он сдерет с меня кожу, вроде как со святого Варфоломея или с кого-то там еще».

На это Дон Кихот возразил

Что заставит сельчанина поклясться тем рыцарским орденом, к которому тот принадлежит,- и это будет гарантией того, что мальчишке все заплатят сполна.

В восторге от своего благодеяния, Дон Кихот поехал дальше, и, как только он на своем Росинанте скрылся из виду, сельчанин обратился к Андреасу: «Поди -ка сюда, сынок! Сейчас я исполню повеление этого заступника обиженных и уплачу тебе долг». С этими словами он так отдубасил мальчишку, что тот остался еле жив. Тем временем доблестный Дон Кихот, счастливый от такого удачного начала рыцарских подвигов, приближался к тому месту, где скрещивались четыре дороги. Подражая героям рыцарских романов, он в раздумье постоял на распутье и лишь после этого продолжил путь. Дон Кихот проехал уже около двух миль, когда встретил купцов, направлявшихся за шелком в Мурсию. Завидев их, наш рыцарь тут же сообразил, что его ждет новое приключение, и задумал действовать так, как поступают рыцари в романах. Вытянувшись в стремени и сжав в руке копье, он загородил купцам дорогу и потребовал, чтобы они призналиДуль-синею Тобосскую самой прекрасной дамой на свете.

По наружности и речам

произносившего их человека купцы сразу же догадались, что имеют дела с сумасшедшим, однако же им было все-таки интересно узнать, зачем ему понадобилось это признание и нельзя ли предварительно увидеть несравненную даму?

• «Если я вам ее покажу,- возразил Дон Кихот,- то что вам будет засвидетельствовать непреложную истину? Все дело в том, чтобы, не видя, уверовать».

Купцы стали насмехаться над Дон Кихотом

Говоря, что упомянутая особа, вероятно, крива на один глаз, раз ее не хотят показывать. Оскорбленный рыцарь ринулся на обидчиков с копьем, но те измолотили его так, «словно это был сноп пшеницы». Дон Кихот не мог подняться на ноги, но все-таки был счастлив - он полагал, что это обычное злоключение странствующего рыцаря.

Глава V

Избитого и обессиленного Дон Кихота нашел валявшимся на земле его односельчанин. Бедный идальго еле держался в седле, и односель: чанин помог ему добраться до дома. Друзья Дон Кихота, священник и цирюльник, отнесли его в постель, осмотрели, однако ран не обнаружили. Он же сказал, что ушибся, упав с коня, когда сражался с десятью исполинами.

Глава VI

Пока Дон Кихот спал,

священник попросил у его племянницы ключ от комнаты, где хранились зловредные книги, едва не погубившие его друга. Вместе с цирюльником они устроили настоящую ревизию более чем ста рыцарских романов, составлявших библиотеку Дон Кихота. Просмотрев книги одну за другой, они решили большинство сжечь, оставив только «Амадиса Галльского» и еще несколько романов. Кроме рыцарских романов, в комнате нашли еще маленькие книжки стихов. Решили, что их жечь не следует, ибо они не причинят никому такого зла, как рыцарские романы. Но тут вмешалась племянница, сказав, что если у ее дядюшки и пройдет помешательство на рыцарских романах, то он, чего доброго, примется за чтение стихов и вздумает сделаться пастушонком, петь, играть на свирели, как об этом пишется в стихах, или, того хуже, сам станет поэтом, а, насколько ей известно, «болезнь эта прилипчива и неизлечима». Все решили устранить с пути их друга и этот «камень преткновения»- сжечь заодно и стихи.

Глава VII

Целые две недели Дон Кихот

спокойно просидел дома, «ничем не обнаруживая желания снова начать колобродить». По истечении двух недель он вступил в переговоры с одним своим односельчанином. Это был человек добропорядочный, «однако ж мозги у него были сильно набекрень». Дон Кихот такого ему наговорил и столько всего наобещал, что в конце концов бедный хлебопашец согласился стать его оруженосцем. Дон Кихот советовал ему особенно не мешкать, ибо вполне может случиться, что он, Дон Кихот, скоро завоюет остров и сделает Санчо Пансу (так звали хлебопашца) губернатором этого острова.

Кое-что продав, кое-что заложив себе в убыток, Дон Кихот в конце концов раздобыл значительную сумму денег, запасся сорочками и, не простившись с племянницей, в сопровождении Санчо Пансы, восседавшего на сером осле, тайком выехал из села.

Глава VIII

Пришпорил своего Росинанта и ринулся с копьем на «врагов», мысленно призвав госпожу свою Дульсинею помочь ему выдержать столь тяжкое испытание. Но в это время ветер с такой силой повернул крыло мельницы, что оно разнесло копье странствующего рыцаря в щепки, а его самого сбросило на землю. На помощь ему «во весь ослиный мах» поскакал Санчо.

Главы XVI-XVIII

Дон Кихот и Санчо Панса

остановились на постоялом дворе. Жена хозяина и служанка устроили Дон Кихоту прескверное ложе в чулане. Здесь же ночевал некий погонщик, причем ложе его находилось неподалеку от ложа идальго. Этот погонщик и служанка - широколицая, курносая, кривая на один глаз девица - уговорились весело провести ночь, когда постояльцы угомонятся и хозяева уснут. Наступила ночь. Глубокая тишина и неотвязная мысль о тех событиях, что случаются в рыцарских романах, повинных в несчастье нашего рыцаря, навеяли ему странные грезы.

Как раз в тот момент

Когда служанка стала пробираться к погонщику, Дон Кихоту пригрезилось, что это влюбленная в него хорошенькая дочка хозяина решила тайком от родителей провести часок-другой с прекрасным рыцарем. Раскрыв объятия, он привлек к себе онемевшую от ужаса служанку и стал произносить свои высокопарные невразумительные речи. Этого не смог вынести бравый погонщик и так ударил влюбленного рыцаря, что разбил ему скулу. Испуганная служанка забралась в кровать к спящему и ни о чем не подозревавшему Санчо и свернулась там клубком. Санчо Панса проснулся и, решив, что ему приснился дурной сон, стал яростно работать кулаками. Поднялся переполох. Прибежал разбуженный шумом хозяин. Адальше пошло совсем как в сказке: «кошка на мышку, мышка на кошку» - погонщик ринулся на Санчо, тот на служанку, и все без устали молотили кулаками. В результате всем, а в особенности ни в чем не повинному Санчо, здорово досталось.

Когда идальго со своим

оруженосцем собрались покинуть постоялый двор, хозяин потребовал уплатить за ночлег и за ужин. Дон Кихот отказался платить подтем предлогом, что ни в одном романе странствующие рыцари не платили за ночлег, к тому же он был уверен, что это не постоялый двор, а рыцарский замок. Пришпорив Росинанта, он беспрепятственно покинул пределы постоялого двора, так что все шишки достались бедному Санчо. К умножению его несчастий, среди постояльцев оказалось несколько больших шутников и проказников. Они стащили Санчо с осла и, положив оруженосца на одеяло, стали резвиться и подбрасывать его, как собаку во время карнавала. Когда Дон Кихот и Санчо поехали дальше, рыцарь принял стадо баранов за вражескую рать и принялся крушить врагов направо и налево.

• «Воротитесь, сеньор Дон Кихот! - пытался образумить его Санчо. - Клянусь Богом, вы нападаете на овец и баранов!»

Однако рыцарь врезался в

овечье стадо столь яростно, точно это и впрямь были его смертельные враги. Пастухи пытались остановить его, однако уверившись, что это бесполезно, забросали Дон Кихота камнями величиной с кулак и выбили ему все передние зубы и несколько коренных. Санчо все это время пребывал на холме, наблюдая за безумствами своего хозяина, и только убедившись, что пастухи удалились, спустился вниз. На упреки Санчо о том, что он предупреждал его, что перед ними было стадо баранов, а никакая не вражеская рать, Дон Кихот ответил, что все это козни его врага, злого волшебника, превратившего вражескую рать в стадо баранов, дабы рыцарь не смог стяжать себе славу в бою.

Роман «Дон Кихот» Сервантеса состоит из двух частей. Первый том был опубликован в 1605 году, а второй – спустя десять лет. Книга представляет собой пародию на рыцарские романы, столь популярные в то время.

Для лучшей подготовки к уроку литературы рекомендуем читать онлайн краткое содержание «Дон Кихот» по главам. Также пересказ романа о приключениях благородного идальго пригодится для читательского дневника.

Главные герои

Дон Кихот – мужчина преклонных лет, страстно увлеченный рыцарством.

Санчо Панса – верный помощник Дон Кихота, его оруженосец.

Другие персонажи

Дульсинея Тобосская – дама сердца Дон Кихота, воображаемая девушка.

Антония – племянница Дон Кихота, единственная близкая его родственница.

Ключница – женщина, заведующая хозяйством рыцаря.

Священник, цирюльник – односельчане Дон Кихота, которые старались образумить и наставить его на путь истинный.

Первая часть

Главы 1-3

Давным-давно в Ла-Манче жил « один из тех идальго, чье имущество заключается в фамильном копье, древнем щите, тощей кляче и борзой собаке ». Это был сухопарый, крепкий мужчина около пятидесяти лет.

С большим удовольствием он « отдавался чтению рыцарских романов », забывая, порой, о своих непосредственных обязанностях – ведении хозяйства и охоте. Он так много времени проводил за чтением, что « мозг у него стал иссыхать, так что в конце концов он и вовсе потерял рассудок ».

Однажды, следуя примеру героев своих любимых романов, он и сам решил « сделаться странствующим рыцарем », назвав себя Дон Кихотом, а свою старую клячу – Росинантом. Поразмыслив, он отыскал себя и даму сердца, в честь которой ему предстояло совершить немало доблестных подвигов. Ею оказалась « весьма миловидная деревенская девушка » Альдонса Лоренсо, которую рыцарь окрестил Дульсинеей Тобосской.

Не медля ни минуты, Дон Кихот отправился в дорогу. Спустя время перед его взором предстал дворец, который на поверку оказался обычной таверной. Рассказы странника развеселили постояльцев, и Дон Кихот получил еду и питье.

Героя терзала мысль, « что он еще не посвящен в рыцари ». Для исполнения задуманного он выбрал хозяина таверны. На резонный вопрос о наличии у него денег Дон Кихот немало удивился – ни в одном из романов он не прочел, что у рыцарей должны быть деньги. Сжалившись над чудаком, хозяин таверны посоветовал ему всегда при себе иметь деньги, которые могут пригодиться в любой момент.

Погонщик мулов, решив напоить своих животных, снял с водопойного корыта доспехи Дон Кихота и получил от него сильный удар копьем. Желая побыстрее избавиться от сумасшедшего постояльца, хозяин таверны посвятил его в рыцари подзатыльником и ударом шпаги в спину, после чего герой отправился навстречу приключениям.

Главы 4-6

Услышав чей-то плач, Дон Кихот увидел паренька, которого « некий дюжий сельчанин нещадно стегал его ремнем, сопровождая каждый удар попреками и нравоучениями ». Новоявленный рыцарь вступился за мальчика, но после его отъезда мужчина избил провинившегося пастушонка чуть не до смерти.

Вскоре Дон Кихоту самому пришлось отведать изрядную долю тумаков, когда он попытался заставить местных купцов признать Дульсинею Тобосскую самой прекрасной дамой на свете.

Домочадцы, увидев избитого и обессиленного Дон Кихота, решили, что причиной его бед стали книги, которые необходимо сжечь. Они внимательно осмотрели богатую библиотеку героя, и почти всю ее уничтожили, кроме нескольких безобидных изданий.

Главы 7-20

Придя в себя, Дон Кихот предложил наивному хлебопашцу Санчо Пансе отправиться с ним в дорогу « в качестве его оруженосца ». Тот, недолго думая оседлал своего верного ослика, и последовал за рыцарем.

На своем пути они повстречали ветряные мельницы, которые Дон Кихот принял за могучих великанов и решил с ними сразиться. Но, потерпев неудачу в борьбе с ними, рыцарь со своим оруженосцем был вынужден продолжить свой путь.

Дон Кихот и Санчо Панса остановились переночевать на постоялом дворе, который рыцарь в очередной раз принял за « некий славный замок ». Тем временем хозяйская дочка собралась « на свидание к погонщику », но в темноте наткнулась на Дон Кихота, который решил, что это дочь « владельца замка, которую он якобы сумел очаровать ».

Поднялся переполох, завязалась драка – рыцарю и его ни в чем не повинному оруженосцу здорово досталось на орехи.

Далее на своем пути они повстречали стадо баранов, которых Дон Кихот приняла за вражеское войско. Он стал беспощадно избивать несчастных животных, но в результате сам стал жертвой пастухов, которые закидали его камнями. Глядя на грустное выражение лица своего господина, Санчо назвал его Рыцарем Печального Образа.

Однажды, во время ночлега, Дон Кихот и Санчо Панса услышали странные громкие звуки, которые напугали их. Они приготовились к самому худшему, но утром выяснилось, что звуки издавали обычные сукновальные молоты.

Главы 21-31

Странники вновь отправились в путь, и вскоре заметили « всадника с каким-то предметом на голове, сверкавшим, точно золото ». Им оказался цирюльник с тазом на голове. Дон Кихот решил захватить сверкающий шлем, и был очень счастлив, когда ему это удалось.

Во время ночлега был похищен осел Санчо Панса. Вор « еще до рассвета успел отъехать так далеко, что его уже невозможно было настигнуть ». Но вскоре потеря была возмещена весьма щедро – Дон Кихот и его оруженосец нашли сундук с деньгами и книгой. Рыцарь взял себе книгу, а все деньги отдал Санчо Пансе.

Дон Кихот написал два письма, одно из которых предназначалось Дульсинее Тобосской, а другое – племяннице, с просьбой прислать трех ослов, принадлежащих герою. Письма должен был доставить Санчо Панса.

Оруженосец отправился в путь, но, встретив по дороге домой цирюльника и священника, понял, что забыл взять с собой послания Дон Кихота. Тогда он принялся воспроизводить их по памяти и « наговорил невесть сколько всякой чепухи ».

Односельчане решили, что ополоумевшего Дон Кихота следует вернуть в родную деревню. Они попросили Санчо передать рыцарю, что он должен возвратиться домой, поскольку того желает сама Дульсинея. Они уверили оруженосца, что оказанная им услуга позволит ему стать королем, и тот принялся реализовывать намеченный план.

Санчо Панса передал своему господину «просьбу» прекрасной Дульсинеи, на что тот ответил, что не вернется в родимый край до тех пор, пока не совершит достойных своей дамы сердца подвигов.

Тогда на помощь цирюльнику и священнику пришла девушка по имени Доротея. Она выманила Дон Кихота, представившись ему принцессой, которая нуждается в помощи благородного рыцаря. По дороге они встретили каторжника, укравшего у Санчо Панса осла, и собственность оруженосца была возвращена хозяину.

У источника спутники увидели того самого мальчика, которого « стегал поводьями некий сельчанин » и за которого заступился Дон Кихот. Пастушок признался, что вмешательство рыцаря вышло ему боком, и ругал своего защитника, на чем свет стоит.

Главы 32-46

Компания решила остановиться на ночлег в постоялом дворе, где ночью Дон Кихоту привиделось нападение врагов. Он принялся размахивать мечом, проткнув сосуды с вином и напугав своего оруженосца. Односельчане оповестили всех в округе, что Дон Кихот лишился рассудка.

За время пребывания путешественников на постоялом дворе они стали свидетелями самых разнообразных житейских историй – драматических, любовных и откровенно комедийных.

Одним из посетителей таверны стал цирюльник, у которого Дон Кихот отобрал таз и водрузил себе на голову в качестве шлема. Чтобы погасить разгоравшийся конфликт, священник заплатил цирюльнику необходимую сумму.

Далее в таверну прибыли стражники. Они предоставили « указ, прямо касающийся Дон Кихота, коего Святое братство постановило задержать за то, что он освободил каторжников ». Чтобы устранить неприятности, священнику и в этот раз пришлось откупиться и напомнить, что разыскиваемый человек – сумасшедший.

Главы 47-52

Односельчане из благих намерений решили посадить Дон Кихота в самодельную клетку, чтобы в целости и сохранности довести безумца домой. Спустя время рыцарю удалось убедить своих сопровождающих в том, что он не намерен сбегать, и его пересадили на телегу.

Добравшись до родной деревни, Санчо Панса не применил рассказать своей женушке, что вскоре станет « графом или же губернатором острова, да не какого-нибудь там захудалого, а самого что ни на есть лучшего ».

Тем временем « ключница и племянница Дон Кихота » принялись ухаживать за рыцарем. Священник сообщил девушке, чтобы она как « можно лучше позаботилась о дяде и чтобы они обе были начеку, а то, мол, он опять убежит ».

Часть вторая

Главы 1-11

Вверившись заботам ключницы и племянницы, Дон Кихот восстанавливал свое здоровье. Цирюльник и священник не навещали его в течение месяца, « чтобы не вызывать и не воскрешать в его памяти минувших событий ». Когда же священник рискнул навестить Дон Кихота, он понял, что тот совершенно здоров. Но стоило визитеру вскользь упомянуть о рыцарстве, что стало ясно – Дон Кихот по-прежнему одержим им.

От верного оруженосца герой узнал, что вышла в свет книга « под названием Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский », которая пользуется большим успехом. После этого разговора Дон Кихот решил, что нужно непременно отправляться в дорогу. Заподозрив неладное, ключница и Антония всеми силами попытались этому воспрепятствовать, но безрезультатно.

Перед тем, как отправиться в дорогу, Рыцарь Печального Образа решил получить благословение дамы сердца. Он приказал своему оруженосцу отвести его в замок Дульсинеи, но тот понятия не имел, где его искать.

Тогда Дон Кихот был вынужден признаться, что никогда не видел Дульсинею вживую и « влюбился в нее только по слухам ». Санчо чуть не признался, что и он не знает, как выглядит эта дама, но вовремя вспомнил, как «передавал» ей письма, и прикусил язык.

Оруженосцу не оставалось ничего другого, как выдать за прекрасную Дульсинею обычную крестьянку. Какого же было удивление и разочарование Дон Кихота, когда вместо обворожительной дамы он увидел неотесанную дурнушку. Последней каплей стало поведение «дамы сердца», когда она грубо обругала рыцаря и его слугу. Санчо Пансо удалось выкрутиться – он сказал, что это происки коварного колдуна. Дон Кихот удовлетворился этим объяснением, и они отправились в путь.

Главы 12-21

Во время привала Дон Кихот и Санчо заметили, как неподалеку от них расположились на отдых двое мужчин, один из которых был Рыцарем Зеркал. Познакомившись с ним, Дон Кихот узнал его печальную историю любви.

Рыцарь Зеркал признался, что ради благосклонности своей дамы сердца он грозился одолеть « всех странствующих рыцарей Испании и даже всего мира », в том числе и знаменитого Дон Кихота. Оскорбленный такой ложью, Рыцарь Печального Образа вызвал его на поединок.

Дон Кихоту удалось одолеть противника, и вскоре он узнал, что это был не кто иной, как Самсон Карраско – автор книги о Дон Кихоте, который хотел таким образом вернуть чудака домой. Герой не сомневался, что все это – проделки злого мага, и продолжил путь с верным оруженосцем.

В дороге Дон Кихот встретил благородного идальго Диего, и они вместе продолжили свое путешествие. Вскоре они заметили повозку, а на ней – « клетку с двумя свирепыми львами ». Рыцарь понял, что это – отличный шанс продемонстрировать отвагу и приказал погонщику открыть клетку. Тот повиновался, но львы так и не покинули клетку. В итоге Дон Кихот присвоил себе титул Рыцаря Львов, и продолжил свой путь.

Далее странники оказались на свадьбе Китерии Прекрасной и Камачо Богатого. Внезапно на празднике появился влюбленный в девушку Басильо, заявивший, что не может жить без возлюбленной и проткнувший себя кинжалом. Юноша заявил священнику, « что ни за что не станет исповедоваться, покуда Китерия не отдаст ему своей руки ». Китерия согласилась, и спустя время выяснилось, что влюбленные специально все подстроили, чтобы избавиться от ненавистного Камачо.

Главы 22-41

Дон Кихот решил исследовать пещеру Монтесиноса. Его крепко обвязали веревками, и отважный рыцарь приготовился к опасному спуску. Верный Санчо просил хозяина, чтобы он не уподоблялся « бутыли которую спускают в колодец, чтобы остудить », но его никто не слушал.

Когда веревка закончилась, исследователя пришлось поднимать наверх. Поначалу это было так легко, что все пришли « к заключению, что Дон Кихот остался в пещере ». Лишь последние рывки были тяжелы, и рыцарь был доставлен на поверхность земли в обморочном состоянии. Придя в себя, он рассказал, что, очутившись на дне пещеры, стал свидетелем множества странных вещей.

Добравшись до реки Эбро, рыцарь заметил ладью. Он признался Санчо, что эта ладья « понуждает войти в нее и отправиться на помощь какому-нибудь рыцарю или же другой страждущей знатной особе, которую великое постигло несчастье ». Сев в лодку, вскоре путешественники попали « в водоворот, образуемый мельничными колесами ». Мукомолы попытались их было спасти, но рыцарь размахивал мечом и призывал освободить благородную, особу, которую они заточили в темнице. В итоге ладья была разбита в щепы, и путешественникам пришлось заплатить за нее внушительную сумму.

Оказавшись на лугах, Дон Кихот и Санчо Панса встретили герцогов, которые прочли книгу об отважном рыцаре и были преисполнены уважением к нему. Поначалу странников встретили с почетом, но вскоре стали возникать насмешки в их адрес.

Узнав, что Дульсинея Тобосская заколдована злым магом, местный чародей предложил способ избавления от заклятья. Для этого Санчо должен был получить несколько тысяч ударов плетью. Оруженосец взбунтовался, ведь для него даже « три удара плеткой все равно что три удара кинжалом ». Лишь только после того, как Санчо узнал, что срок бичевания был не ограничен, а после он получит в подарок остров, он согласился.

Главы 42-59

Герцог и герцогиня, « видя, что шутки их без малейших колебаний принимаются за правду, вознамерились шутить и дальше ». Они отправили Санчо на обещанный остров в качестве губернатора, предварительно предупредив слуг, как следует себя с ним вести.

На острове с ним произошло столь много досадных казусов, что Санчо решил вернуться к своему рыцарю, в полной мере осознав, что власть – не его призвание.

Тем временем Дон Кихот стал « тяготиться тою праздною жизнью, какую он вел в замке ». Он испросил у герцога позволения покинуть его гостеприимную обитель, и вновь отправился в путь со своим верным оруженосцем. Ощутив всю прелесть дороги, рыцарь признался Санчо, что свобода – « есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей ».

Рыцарь Печального Образа решил направиться в Барселону.

Главы 60-74

По дороге в Барселону странникам пришлось столкнуться с бандой разбойников. Они непременно лишились бы коней и всех своих денег, если бы не разбойничий предводитель – Роке Гинарт, « который не столько жесток, сколько милосерд ». Узнав Дон Кихота, он не только спас его от незавидной участи, но и лично сопроводил его.

В Барселоне герой сразился с рыцарем Белой Луны, и потерпел поражение. Он выяснил, что его противник был тем самым писателем, что написал о нем книгу – Самсоном Карраско. Рыцарь Белой Луны потребовал, чтобы Дон Кихот отправился домой, и не покидал его в течение года, пока не окрепнет его разум.

Рыцарь последовал его совету и, оказавшись в родной деревне, решил позабыть о рыцарстве и стать пастухом. На смертном одре он понял, что глупые фантазии лишили его рассудка и отвлекли от более важных дел. Перед смертью он позвал « друзей, священника, бакалавра Самсона Карраско и цирюльника », чтобы сообщить им о своем желании сменить имя на Алонсо Кихано. Умер он « так спокойно и так по-христиански », как ни один рыцарь из его любимых романов…

Заключение

В своем произведении Сервантес раскрыл проблему несоответствия идеального иллюзорного мира и реальной жизни. Главный герой мечтал сделать жизнь лучше, служить на страже добра и справедливости, но в ответ получал лишь насмешки и издевательства.

Тест по роману

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.1 . Всего получено оценок: 84.

Испанский идальго, начитавшийся рыцарских романов и доведенный ими до умственного расстройства, решает сделаться странствующим рыцарем, защищать угнетаемых, наказывать угнетателей. Он живет в фантастическом мире и разъезжая на своем коне Росинанте по действительному миру, видит не реальную жизнь, а свои мечты. Несообразность его мыслей с действительностью составляет основную идею романа. Это – мотив общий у всех наций во все времена. Хотя мечты героя Сервантеса имеют вид, свойственный только фантазиям не в меру пылких испанцев XVI века, контраст мечты с действительностью проходит через жизнь всех цивилизованных наций. Представитель прозаической действительности, оруженосец Дон Кихота Санчо Панса имеет у Сервантеса черты типичного испанского простолюдина того века, но содержание его житейской мудрости одно и то же у всех наций во все века.

Дон Кихот. Художественный фильм, 1957

Дон Кихот принимает каждую гостиницу за вельможеский замок, бедных девушек легкого поведения – за знатных девиц. Он заставляет встречаемых на дороге купцов признавать несравненную красоту владычицы его сердца Дульсинеи Тобосской и за это испытывает побои. Желая защищать угнетенных, он освобождает преступников и за это подвергается преследованию полиции; он принимает стада баранов за неприятельские войска, ветряные мельницы – за великанов. Это формы фантазерства, принадлежащие веку Сервантеса, его стране; но под ними лежит общий момент несообразности идеальных фантазий с действительностью. У всех цивилизованных наций во все времена были теоретики, не понимавшие реальности, увлекавшиеся мыслями непонятными для массы их сограждан.

Дон Кихот и Санчо Панса. Памятник на Площади Испании в Мадриде, 1930

Будучи пародией на рыцарские романы, роман Сервантеса имеет с тем вместе значение более широкое. Дон Кихот смешон лишь вначале, но чем дальше, тем больше оказывается он человеком достойным грустного уважения. Своими нелепыми поступками он возбуждает смех, но ближе знакомясь с ним, мы видим, что его стремления благородны. Он добросовестно исполняет все правила, которых должны держаться странствующие рыцари, а правила эти возвышенны. Он совершенно чужд эгоистических желаний, он хочет добра и справедливости. Его идеи благородны; он говорит совершенно разумно, пока речь не коснется странствующих рыцарей – тогда он высказывает фантастический вздор. Спутник Дон Кихота, оруженосец Санчо Панса, испанский поселянин, говорит народными пословицами и плебейскими афоризмами, но под этими национальными чертами тоже лежит общечеловеческое значение. Санчо – символ житейской прозаической рассудительности.

Основная идея Дона Кихота – изображение противоположности идеализма с действительностью. В рассказ о нелепом фантазерстве героя вплетено множество разнообразных, живых, завлекательных сцен, маленьких рассказов, романсов, стихотворений, то грустных, то веселых.

Описывая приключения Дона Кихот, Сервантес изображает жизнь южного народа, идущую под открытым небом, рисует идиллические картины жизни в лесу и на лугах. Сервантес выводит в своём романе множество лиц всех состояний, и все они обрисованы очень реалистично. Над шутливостью рассказа господствует элегическое чувство, возбуждаемое тем, что действительность так далека от сходства с возвышенными мыслями, которые в применении к ней оказываются сумасбродным фантазерством. Увлекшийся своими мечтами до нелепости Дон Кихот превосходно говорит об обязанностях человека, о том, каковы должны быть правила политики и администрации. Контраст его благородных понятий с нелепыми поступками создаёт главную привлекательность романа, служит источником смеха, в котором веселость соединяется с грустью.

Дон Кихот и Санчо Панса. Художник О. Домье, 1866-1868

Дон Кихот говорит: «Странствующий рыцарь не может не иметь дамы, потому что для него так же естественно быть влюбленным, как для неба иметь звезды. Нет ни одного рассказа, в котором странствующий рыцарь не был бы влюблен; а если бы и был такой рыцарь, то его следовало бы признать не истинным рыцарем, а самозванцем, который не вошел в замок рыцарства через дверь, а прокрался в него как вор или разбойник через окно». Соответственно этому правилу странствующего рыцарства Дон Кихот воспламеняет себя идеальной любовью к несравненной красавице Дульсинее Тобосской. Но Санчо Панса видит, что эта несравненная Дульсинея – грубая сельская девушка, которая не хуже мужчины навьючивает мешки с хлебом на осла.

где рассказывается, кто такой был преславный Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский и как он жил

В одном селе в Ламанчи — а в каком именно, не скажу — жил не так давно гидальго, из тех, что это имеют только копья на древке, старомодного щита, тощую клячу и борзую-бегуна … Была у него в доме ключница лет за сорок племянница, что и двадцати еще не имела, да еще парень-челядинець о полевой и наружную работу — коня оседлать, или ножницами садоводческими орудовать. Лит нашем гидальго к пятидесятком добирались, телосложения был крепкого, с себя худой, с лица худощавый, звезды не засипляв и очень любил охоте …

Так вот, чтобы вы знали, гидальго то гулящего времени — то есть чуть не целый год — водно читал рыцарские романы с таким жаром и увлечением, что почти совсем забросил не только свою охоту, но и всякое хозяйствования. И так он к тому делу прилюбився и присосался, что не один морг1 пахотной земли продал, чтобы книг рыцарских к чтению себе накупить …

И так наш гидальго в том чтения вкинувся, что знай читал, как день, да ночь, от утра до вечера, а от заката вновь до утра … Его воображение переполнилась различными химерами, вычитанными из тех книг: чарами и распрями, битвами и сражениями, вызовами и ранами, вздохами и любовь, разлука и муками и всякими такими штуками.

Все те немыслимые выдумки так убивались ему в тямкы, что он считал их за щирисиньку правду …

ума сошел он так до послидком, и вроилася ему в голову странная мысль, которая коем безумца до этого на ум не всплывала: что ему выпадает, мол, и подобает, себе на славу, а родному краю на пропитание, произойти странствующие рыцарем, бродить мирами конно и оружно, искать приключений и делать все то, что делали, как он читал, странствующие рыцари, то есть бороться всякого рода несправедливости, натыкаться на разные беды и опасности, чтобы, пробыв их и преодолев, покрыть мое имя несмертною славой …

Впереди всего вычистил прапрадидну сбрую, что уже бог знает сколы запущена в углу валялась и хорошо ржавчиной и цвилизною взялась. Вычистил, вилагодив, как мог, и видит, щерба уний велик: заборола хватает, есть самый-но шишак. Однако же хитро сумел том бедствии помочь: вырезал из картона такой будто начилок, пристроил к шишака — вот тебе и шлем зуповний2. Правда, как добыл меч, чтобы проверить, крепок тот шлем, выдержит в случае чего удар, и ударил раз и другой, то одним махом уничтожил все, над чем целую неделю возился. А что легкость, с которой шлем на куски обернулся, была ему не по вкусу, он решил обезопасить себя перед таким случаем и переделал его, вправившы внутрь несколько железных обручика. Он остался доволен той мицнотою, хотя и не хотел больше на пробу ставить, и считал, что имеет теперь хорошего шлема.

Тогда оглядел свою клячу и, хотя она у него была … сама кожа и кости, признал, что ни Александров Буцефал, ни сидов Бабьека3 его коню не ровня. Четыре дня над тем думал, как его назвать — потому что где же видно, чтобы лошадь такого славного рыцаря, еще такой сам хороший, не имел какого громкого имени? Вот и старался убрать ему такое имя, что ясно показывало бы, чем был конь, пока не служил мандрованого рыцарю, и чем теперь стал, — думал, видите, что как у господина состояние изменилось, то и конь соответствии имел изменить имя на какое-то новое, славное и громкое, достойное нового звания и нового призвания своего господина. Крутил мозгам туда и сюда, перебирал сотни ймень, придумывал, видкладував, продлевал и сокращал, переворачивал по сторонам — и назвал наконец Росинанта, то есть Перешкапою. Это имя показалось ему благородным и благозвучной, а к тому еще и красноречивым: будучи предвозлежания клячей, превратился бы то его конь в самого боевые кони на свете.

Назвав так себе до любости верного коня, стал наш гидальго думать и гадать, какое бы уже самому себе имя убрать, и то мышление приняло ему уже не четыре дня, а целых восемь. Наконец он посетовал себя Дон Кихотом … Однако, вспомнив, что отважный Амадис не довольствовался своим голым имени, а приобщил к нему название родного королевства, чтобы его прославить, и именовался Амадис Гальский, наш упорный рыцарь положил тоже добавить к своему имени название отчизны своей и важничать Дон Кихотом из Ламанчи: да всяком будет разумно, откуда он родом и ходом, так, думалось ему, прославит он изумился свою родину.

Пидрихтувавшы так сбрую, соорудив как следует шлема, убрав имя коню своему и себе самому, считал наш рыцарь, что теперь только по одному дело стало — найти себе даму до закохання, потому странствующие рыцарь без любви — то все равно, что дерево без листьев или тело без души …

О, как радовался наш добрый Кавальери, найдя наконец ту, кого должен был назвать своей дамой! То была, то было, простая себе девушка из соседнего села, хорошая на красоту, что он у нее был некоторое время влюблен, хотя она, кажется, о том не знала и не заботилась. Звали ее Альдонса Лоренсо. Она-то и показалась ему достойной носить титул владычицы его мыслей. Выискивая такое имя, чтобы и на ее собственную было похоже, и подобало принцессе или какой нии высокого колени, он назвал ее Дульсинея Тобосская (ибо родом была из Тобосо). Это имя казалось ему доброзвучним, витворним и внушительно, под стать тем, что он приложил уже себе и коню своему.

Раздел II,

где рассказывается о первом выезде заядлого Дон Кихота из своих владений Цитата:

Скоро так излагодився, не хотел наш гидальго даром терять и осуществления своих намерений в долгий ящик откладывать, поскольку от того мировые нешуточная могла совершаться жаль: сколько еще в нем зла надо уничтожить, сколько беспредела отменить, сколько произвола впиниты, сколько ошибок исправить, сколько повинностей выполнить! Поэтому ни слова никому о замысле свой не сказав, встал раз то перед миром (а дело было в июле, как именно горячие дни стояли) и так, чтобы никто не видел, взял на себя полный доспех, сел на Росинанта, приладил на голове своего латаном шлема, надел на руку щит, схватил копье и выехал задворками в чистое поле, рад и весел, как то счастливо складываются с самого начала его дела. Но едва оказался в поле, как шибнула ему в голову страшная мысль — такая страшная, что он готов был уже и обратно завернуться. Вспомнил, что его же еще не посвящен в рыцаря, поэтому за рыцарскими законами он не имеет никакого права воевать с любым рыцарем, а как рыцарь-беляк он может носить только белую оружие, без девиза на щите, пока своею его не заслужит. Эти рассуждения поколебали были его намерение, и неистовство взяло верх над теми сомнениями, кто в странствиях ему встретится, потому что и многие другие так оказывало — это он вычитал в книгах, которые довели его до такого состояния. Что касается белого оружия, то он положил так свои латы на досуге вычистить, чтобы они за самого горностая белее светились. Успокоившись, он двинулся дальше, давая на волю коню куда-хотя править: в том же, думал он, и была вся сила приключенчества …

Почти весь тот день ехал он Гармиш-даром — не случалось ему по дороге ничего, достойного упоминания, что его даже отчаяние брал, потому что не терпелось ему встретить кого-нибудь и попробовать сразу мощь своей деснице …

вечеру и сам он, и конь его ужасно устали и ослабели от голода. Оглядываясь по сторонам, нет ли какого замка или хотя куреня пастушьего, где бы прихиститися и випочиты по труду большого, увидел наш рыцарь неподалеку от дороги корчму, и показалось ему, что он звезду увидел, которая приведет его как не в самый рай, то хотя до ворот спасения. Наддавшы хода, добрался он до нее так уж смеркома «.

Раздел III,

где рассказывается,

которым забавным способом рукополагал Дон Кихот на рыцаря

… Дон Кихот одбув быстренько ужин свою убогую Корчемным, крикнул хозяина, пошел с ним в конюшню, а там упал перед ним на колени и сказал:

— Зацный рыцарь, я не встану с места, пока добродетель ваше не поступит мне одной ласки, совершив же ее, вашець и себя славою великою Укажет будущий, и роду человеческому изумился пригодится.

Корчмарь, увидев гостя в стоп своих и такие вещи его услышав, вытаращил глаза из большого чуда и не гнал, что начать, он пытался поднять Дон Кихота, но тот только тогда встал, когда корчмарь пообещал уволиты его волю.

— Меньшего я не ожидал от вашей, господин мой, несравненной великодушия, — сказал тогда Дон Кихот, — ибо пожалуйста, в которую вас прошу и которую ваша гойнисть обрекла сделать, заключается в том, чтобы завтра рано вашець меня на рыцаря рукоположил. Этой ночью в часовне замка барского я стоить при оружии, а утром, говорю, пусть сбудется желание мое заветное, чтобы мог я по велению долга моего объезжать все четыре стороны света в поисках приключений и помогая всем обиженным, что следует предаваться всякому рыцарству, особенно таким, как я, странствующие рыцарям, склонным к совершению подобных подвигов.

Корчмарь был тертый калач, он и сразу подумал, что его гость своем уме, а теперь то и вовсе в том убедился. Желая хорошо поиграть в ту ночь, он решил потакать всем его прихотям, поэтому и сказал Дон Кихот, одобряет его намерение, вполне присущ и свойственный таким знаменитый рыцарям, на которого он подобию своему бодрящий выглядит. К этому он еще добавил, что при замка нет часовни, где можно было бы отбыть ночное дежурство, потому старую развалили, а нового еще не поставили; но ему доподлинно известно, что в случае необходимости караулить при оружии свободно в любом месте, следовательно, пусть его гость перебудет этой ночью на замковом дидинци4, и будет истинным рыцарем, и то таким, что не сыщешь во всем мире крестному.

Дон Кихот принялся готовиться к всенощного стражи круг оружия на просторном дворе, в корчму той стороны притикало. Собрал все свое риштунок, составил на желоб напувальний круг колодца, сам же, нахопившы на одну руку щита, а во вторую копья взяв, стал перед желобом важно и как бы свысока туда-сюда расхаживать. Как заступил он на стражу, то и ночь раз запала.

Корчмарь же тем временем рассказал всем, кто в его корчме был, о безумии своего нового ночлежников, о тее дежурство над оружием и об обряде рукоположения на рыцаря, имевший спустя состояться. Все очень этим химородам удивляли и вышли, чтобы на Дон Кихота издалека посмотреть, а он ходил себе величественно взад и вперед или останавливался вдруг и, опершись на копья, пристально смотрел на свой доспех. Ночь была уже поздняя, но месяц так розсвитився, будто в солнца все лучи взял, все хорошо видели, что вытворял новонасталий рыцарь.

Одному кучеру, что в корчме стоял, пришла именно охота напоить своих мулов, а для этого надо было снять с желоба Дон Кихотову оружие. Как увидел наш рыцарь того обидчика, завопил сразу сильным голосом:

— Кто бы ты ни был, в дерзкий рыцарь, что важишся прикоснуться к оружию славного из всех странствующие рыцарей, которые когда-либо приперезувалися мечом, — подумай, что делаешь, не тронь ее, головой за свою дерзость приплатишся!

Погонщик не учитывал тии угрозы (а лучше бы ему было взвесить, чем здоровьем своим так опрометчиво весить), схватил доспехи за ремней и бросил ее подальше. Как увидел то Дон Кихот, поднял глаза к небу, а мысли снес, видимая вещь, к обладательницы своей Дульсинеи и сказал:

— Дай мне помощи, сеньора моя, в этой первой притузи, пусть я отомщу за пренебрежение, совершенную сердцу моему, что голдуе5 тебе во все веки веков, не забудь меня лаской и завесою своей в этой первой необходимости!

Сказав такую орацию6 и еще многое, отбросил щит, поднял обе руки копья и так им в голову погонщику шарахнул, что тот сразу замертво растянулся; еще бы один такой удар, то уже никакой врач его не одволав бы. А Дон Кихот собрал доспехи свою и снова начал расхаживать себе славно, как и первое.

что приключилось нашем рыцарю по выезде из корчмы

Именно на свет стало рассветать, как Дон Кихот выехал из корчмы уже зуповним рыцарем, и такой же был рад, и весел, и утешительный, так в нем сердце играло, что на Росинанта вплоть подпруги трещали. Да тут спали ему на память корчмарю советы по припас, что то в дороге может понадобиться, особенно за деньги и за рубашки, и он решил съездить по благах домой и по одному ходом и оруженосца себе соединить; был там у него на призначци крестьянин один, его соседа, мужчина богат дети, а бедный на изобилие, и к джурування и вполне-то годен. Вот и повернул он Росинанта в свое село, а тот, словно услышав уже родную конюшню, так искренне с места рванул, едва земли касался.

Проехал так немного, и слышит — из правой руки, из чащи лесной, нечто вроде стонет-проквиляе, тихо так и жалобно. Скоро услышал, сказал:

— Хвала небу святому за ласку, что мне так быстро ниспосилае, чтобы мог я повинность мою рыцарскую произвести и плодов моих добрых намерений зажить! НЕ сумнюся, что это стонет какой безталанник или, может, безталанниця, требующих помощи моей и ожоги.

Дернул за поводья и погнал Росинанта туда, откуда то стенаниях слышалось. Едва в залисок уехал, смотрит, а там к одному дуба кобыла привязана, а во второй — парень лет пятнадцати, по пояс заголений. Поэтому он и стонал, и было чего, потому что здесь же стоял какой здоровый дядька и что есть силы затинав его кнутом, приговаривая каждый раз:

— А будешь мне смотреть! А будешь мне кричать!

А парень лебедей

— Ой, не буду больше, дяденька, ей Богу святому, не буду, а скотинки так уж стараться, что и на минутку из глаз не спущу!

Увидев, что здесь творится, Дон Кихот прикрикнул на дядю грозным голосом:

— невежливый рыцарь, не годится издеваться так над беззащитный! Садись на коня, бери своего копья, — а надо сказать, что до того дуба, где стояла лошадь на привязи, древко было прислоненную, — я говорю тебе, что так, как ты, оказывают лишь трусов!

Увидев такую фигуру, всю в оружие закованную, что потрясала копьем над самым его лицом, дядя вплоть помертвел весь и ответил лагодком:

— Господин рыцарь, парень, что Я отее наказываю, то мой наемник, овцы у меня пасет в этих урочищах, и такой же он, чтобы вы знали, негляд: ежедневно должен какой овечки недосчитаться. А как начну его за то халатность или, может, и мошенничество наказывать, то он говорит, что я скупец и пеню на его волоку чтобы заслуженины не платить. Врет, черт Боже, что врет!

— Как ты смеешь, хамлюго, говорить при мне, что он врет! — Крикнул Дон Кихот — Клянусь на солнце святое, что над нами светит, так и прошьет тебя насквозь этим-о копьем! Заплати ему без всякой отговорки, а не то Богом живым божусь, на месте трупом тебя Положу! Сейчас же одвьяжы его!

Крестьянин потупился и молча отвязал своего батрака; тогда Дон Кихот спросил у парня, за сколько ему хозяин должен. Тот ответил, что за девять месяцев, по семь реалов лунно. Дон Кихот подсчитал, что вместе парню предстоит шестьдесят три реала, и приказал хозяину, чтобы он немедленно мошной брякнул, когда ему жизнь мила. Перепуганный дядя произносился, что неспособность его и он же столько и не виноват, вот хоть бы и забожитись (а побожиться таки не решался): нужно одличиты по три пары башмаков, что парню произвел, да еще реала за то, что дважды кровь ему с руки бросал, как был болен.

— Может, оно и так, — сказал Дон Кихот, — а вот ты давеча одшмагав его невинно, то он уже, значит, сквитував и за обувья, и за кровопуск. Пусть он порвал шкуру на тех ботинках, что ты произвел, так ты же за ге на нем шкуру порвал, пусть цилюрник бросил ему кровь, когда он больной лежал, так ты пустил ему теперь уху, как он совершенно здоров был. Вот оно и выходит, что за это ничего выворачивать не надо.

— Так горе мое, господин рыцарь, что я денег при себе нет, — жаловался дядя, — пусть Андрес идет со мною, и дома я заплачу ему напрочь все, до последнего гроша.

— Чтобы я вот и пошел к нему? — Закричал парень. — Никогда! Пусть ему попало! Нет, батюшка, ни за какие деньги! Если пойду, то он же с меня всю шкуру спустит, как из святого Бартоломея!

— Не спустит, — возразил Дон Кихот, — раз я ему приказал, то должен делать мою волю. Пусть только поклянется тем рыцарским законом, к которому относится, то пущу его с душой, и он тебе наверняка всю заслуженину заплатит.

— Что же вы, сударь, говорите! — Сказал парень. — Хозяин мой не принадлежит ни к одному рыцарского закона. Се же Хуан Лантух, богатой из села Кинтанара.

— Это ничего, — сказал Дон Кихот, — и Кули могут быть рыцарями: не родом человек славен, а тако.

— Оно-то так, — согласился Андреа, — и каким же образом это мой хозяин делает, что кровью моей заедает?

— Да ведь не заедает, голубчик Андресику, — отозвался дядя, — ходи только, будь добр, со мною. Присягаю на все рыцарские законы, какие только есть на свете, что заплачу тебе до последнего реала, с дорогой душой!

— Можно и без дорогостоящей души, оставь ее, — сказал Дон Кихот, — будет с меня, как ему виновате отдашь. Только смотри мне: как не встоишся в слове, то клянусь той же проклятием, что вернусь и накажу тебя — хотя бы ты и ящерицей извивался, от меня нигде не спрячешься. Как же хочешь знать, кто это тебе рассказывает, чтобы тем ревностнее розказ то учинить, то знай: я — заядлый Дон Кихот Ламанчский, видомститель любой беззаконие и произвол. А теперь будь здоров и помни под угрозой грозной казни, что ты пообещал и на чем клялся.

сие сказав, сжал Росинанта шпорами — и только полоса за ним легла. Крестьянин проводил его глазами и, как он уже скрылся за деревьями, вернулся в батрака своего Андреса и сказал:

— А поди-ка сюда, голубчик! Сейчас я сделаю волю сего вижомстителя и заплачу тебе все, что должен.

— Право, — сказал Андреа, — хорошо, дядя, сделаете, как сличите волю сего зацного рыцаря, вдоль ему, Боже, возраста без счета, что он такой храбрый и справедливый. Если не заплатите, то увидите, что вернется и накажет вас, на Рока святого.

— Ты говоришь ей-богу, и я говорю ей-богу, — сказал хозяин. — Да я тебя так люблю, что хочу тебе еще больше провиниться, чтобы потом больше заплатить.

Здесь он порвал парня за руку и, снова его к дубу привязав, такого дал перегона, бедах мало души не пустился.

— А теперь, говорит, Андресику мой пышный, зови того видомстителя любой несправедливости, посмотрим, как он за сюю отомстит … Да я еще и не знаю, это уже твоей обиде конец, потому что мне хочется таки спустить с тебя всю шкуру, зря ты того и боялся.

Но в конце он отвязал же парня и дал ему волю судью того справедливого искать, — пусть, мол, возвращается и выполняет завещанный приговор. Андреа ушел с тяжелым сердцем, поклявшись одшукаты заядлого Дон Кихота из Ламанчи и рассказать ему все чисто; придется тогда хозяину семь заплатить. Между тем должен был, бедняга, слезы глотать, а хозяин производил себе смешки.

Упорный же Хитроумный идальго Дон Кихот, оборонившы таким образом обиженного, был весьма доволен, что так славно и счастливо начал свое рицарювання. Рад и весел ехал он в свое село и сказал вполголоса:

— Воистину ты можешь называться счастливейшим из всех кобит7, живущих на земле, о, над всеми вродницямы вроднице, Дульсинея Тобосская! Судьба-то судила, чтобы верным твоим слугой и исполнителем всех твоих желания и повеления стал такой славный и упорный рыцарь, как Дон Кихот Ламанчский, что, получив, как известно, только вчера висвяту, сегодня уже отомстил за страшную обиду и оскорбление, совершенную произволом и беззаконием, сегодня уже вырвал бич из руки немилосердного врага невинно пытал сего нижнотилого отрока!

Так доехал до перекрестка, где четыре дороги расходились различно, и вдруг обратились ему в голову те перекрестки, где странствующие рыцари приставали и рассуждали, которым путем дальше браться. Поэтому и себе остановился на какую волну, подумал туда-сюда и наконец ослабил поводья Росинанта. Уихавшы так милы два, увидел Дон Кихот немалую общину людей: это были, как впоследствии выяснилось, толедские купцы, правились к Мурому, чтобы там шелка накупить. Как же подъехали так, что уже было хорошо видно и слышно, Дон Кихот, несмотря козырем, гуконув во весь голос:

Услышав такую вещь и увидев странную фигуру представителя, купцы остановились: и по языку, и по виду дорозумились они, что это какой-то сумасшедший. Но им хотелось узнать, отчего он требует от них такого признания. Вот один купец, человек остроумный и острый на язык и говорит:

— Господин рыцарь, мы совсем не знаем той уважаемой дамы, о которой вы говорите. Покажите же ее нам, и, если она действительно так хороша, как вы говорите, то мы без всякого принуждения, по вольной воле признаем то, чего вы от нас требуете.

— Если бы я вам ее показал, — возразил Дон Кихот, — то небольшой было бы с вашей стороны заслугой засвидетельствовать очевидную истину. Вся сила в том, чтобы вы, не видя, поверили, сочли, подтвердили, поклялись того защищать. Как же этого не сделаете, становитесь ко мне в ра, вы, неотесы и пустоплясы!

— Господин рыцарь, — отзовется вновь купец, — именем всех присутствующих здесь власть предержащих умоляю ваше добродетель не обременять нашей совести признанием таких вещей, которых мы никогда не видели и не слышали. Наконец я считаю, что мы уже и теперь с вами согласны; бы даже из того портрета мы увидели, что сеньора ваша на один глаз кривая, а с другой ей рапа течет, то и тогда, чтобы вашеци угодить, мы готовы признать за ней любой -какие высокие приметы.

— Ничего такого с ней не течет, подлая шельма! — Закипившы гневом, крикнул Дон Кихот. — Ее белое, как лебединый пух, личико точит из себя амбру и мускус, и вовсе она не кривая и не горбатая, а стройная, как веретено в горах Гвадаррамы; вы заплатите за такое страшное кощунство против божественный красоты моей сеньоры!

сие сказав, взвесил копье и ринулся на разговорника с такой бешеной яростью, что если бы Росинанта не споткнулся ненароком и не упал посреди дороги, набежал бы опрометчивый купец бедствия. А так конь упал, а всадник далеко по земле покатился. Барахтался бедняга изо всех сил, чтобы встать, и все, знай, кричал:

— Не убегайте, никчемные трусов! Стойте, подлые боюни8! Не по своей вине я упал, а через моего коня!

Здесь один погонщик, не очень, кажется, благонамеренный, услышав, как отчитывает их протянутую судьбы рыцарь, не утерпел и решил вместо ответа посчитать ему ребра.

Он подбежал к нему, схватил копье, поломал на чурки и принялся на бедняге латы латать, пока не обмолотил его на Околот.

конце погонщик устал, и купцы двинулись дальше. А он, оставшись в одиночестве, продолжая пытаться, не встанет; и как уже целый и здоровый не в силах встать, то теперь и подавно, когда весь был избит и толченый. И все же чувствовал себя счастливым: ведь это, думал, обычная невзгоды мандрованого рыцаря, и должен был во всем лошадь. Однако встать так и не снизу, потому что все тело ему болью болело.

Раздел VII

О втором выезд нашего доброго рыцаря Дон Кихота из Ламанчи

Целых две недели назад сидел наш гидальго тихо дома — не было и знака, чтобы он опять те химороды гнать собирался. Все те дни имел он чрезвычайно обнадеживающие беседы с двумя друзьями своими, парохом9 и цилюрник; говорил им, что мировые сейчас больше всего нужны странствующие рыцари и что именно в его лице то странствующие рыцарство возродится и обновится. Настоятель иной раз спорил с ним, а другой — поддакивал, зная, что иначе с ним не сговоры.

Одновременно Дон Кихот продолжал переговоры с одним крестьянином, близким своим соседом: был то человек добрый, хоть добра имел, бедняга, не группа, но, как говорится, без масла в голове. Так он уже его вговоряв, так удивительно, такого ему наобещал, что бедный деревенщина согласился наконец стать ему оруженосца и с ним посполу10 в странствия уйти. Дон Кихот советовал ему, между прочим, не очень отлынивать, потому что очень возможно, что им удастся одним махом-пахом завоевать остров какой-нибудь, тогда он его сразу на губернатора поставил. Знадившись на эти обещания, Санчо Панса (так звали того крестьянина) бросил жену и детей и стал к соседу своему по джуру.

Затем Дон Кихот принялся денег заботиться: несколько попродав, несколько позаставляв (и все же это за бесценок) и сбил-таки немаленькую сумму. Кроме того, он одолжил у одного приятеля круглого щита и, починив кое-как своего избитого шлема, возвестил оруженосца своего Санчо, которого дня и который час у них в путь трогаться, чтобы тот успел самый нужный припасом себя обдумать и не забыл опрометью котомку взять. Санчо заверил, что не забудет, а еще сказал, что не очень-то привык пешком ходить, то думает осла взять, а осел у него хороший. Относительно осла Дон Кихот имел некоторые сомнения: он начал припоминать, были в каких-либо странствующие рыцарей джуры-ослоизды, да так и не мог вспомнить и наконец позволил своему оруженосцу взять осла, надеясь, что вскоре сможет дать ему под верх благородного Ступака, отразив коня в первого попавшегося невежливого рыцаря, что попадется им на пути. Вспомнив корчмарю советы, Дон Кихот призапасив также рубашек и еще кое-чего. Наготувавшы и нарихтувавшы все как следует, Дон Кихот и Санчо Панса выехали одной ночи из села, так что никто и не видел, не попрощались даже со своими — этот с женой и детьми, а тот с племянницей и ключницей. Немало же за ночь и проехали, оказались от села далеко: хоть там их теперь и бросятся, то уже не найдут.

Санчо Панса ехал на своем осле, словно патриарх какой; не забыл же он и сумку взять, и Бурдюг в вино. Ему не терпелось поскорее стать губернатором того острова, что господин обещал. А Дон Кихот и на этот раз женился тем же путем, что и первое, то есть Монтьельською равниной, только теперь ехалось ему охвитнише, ибо время был еще ранний и зукисне лучи солнечные не очень ему докучали. Так уходя, отозвался Санчо Панса господину:

— Смотрите, господин странствующие рыцари, не забудьте того острова, по милости вашей мне обещали. Пусть хоть какой большой будет, а я им укерую, вот увидите.

На то ответил ему Дон Кихот:

— Надо тебе, друг мой Санчо Панса, что в древности странствующие рыцари имели обыкновение наставлять джур своих губернаторами и наместниками тех островов или королевств, что они победили, и я твердо решился того похвального обычая соблюсти. Возможно, я дам тебе даже больше, чем обещал.

— То есть получается, — сказал Санчо Панса, — когда я каким-то чудом стал бы, как вы говорите, королем, то Хуана Гутьеррес, моя старая, будет уже нивяник, а детки мои короленятамы?

— А кто же в этом может сомневаться? — Отвечал Дон Кихот.

— Да хоть бы и я, — сказал Санчо Панса. — Если бы даже господь бог с неба королевские короны дождем сеял, то и тогда на голову Марии Гутьеррес ни одна, пожалуй, не пришлась бы. Нет, господин, не выйдет из нее нивяник, разве от силы графиня, да и то еще невгадно.

— Уповай на Бога, Санчо, — утешал его Дон Кихот, — он пошлет ей то, что положено, а сам тоже не прибедняйся: быть тебе губернатором, а чтобы ниже, то и не думай.

— Я и не думаю, сударь, — ответил Санчо Панса. — Вы же у меня господин важнющий, то и дайте мне то такое хорошее, чтобы оно и по вкусу было, и по силам.

Раздел VIII

О великой победе,

добытую премудрым Дон Кихотом

в страшном и непредставлении бою с ветряными мельницами,

и о других незапамятные события

Здесь перед ними заманячило тридцать или сорок ветряков, что среди поля стояли; как увидел их Дон Кихот, сказал оруженосцу:

— Фортуна способствует нашим замерам выше всякого ожидания. Посмотри, друг мой Санчо, что там впереди маячит: то тридцать, если не больше, уродливых великанов, что с ними я решился воевать и всех к ноге перебить. Трофеи, что нам достанутся, вложат начала нашем богатству. А такая война справедлива, потому сметать с лица земли злое семя — это дело спасительная и Богу мыла.

— Но где же те великаны? — Спросил Санчо Панса.

— Вон там, разве не видишь? — Ответил Дон Кихот. — Смотри, какие у них длинные руки: в некоторых будут, пожалуй, на две мили длиной.

— Что же вы, сударь, говорите? — Возразил Санчо. — Так совсем не великаны, то ветряки, и не руки то в них, а крылья: они от ветра крутятся и жернова мельничные воротах.

— Сразу видно, что ты еще рыцарских приключений бессознательный, — сказал Дон Кихот, — ибо таки великаны. Как боишься, то лучше стань стороне и помолись, а я тем временем зитнуся с ними в ожесточенном и неравном бою.

По семь слове сжал коня шпорами, не слушая криков оруженосца, который все предостерегал его, чтобы не бросался драться, ведь это не великаны, а ветряные мельницы. И рыцарю нашем так те великаны в голове засели, что он не учитывал Санчова зовет и не присматривался к ветряков, хотя был уже от них далеко, и летел вперед и кричал сильным голосом:

— Не убегайте, трусы, стойте, подлые твари! Ведь на вас нападает один только рыцарь!

Здесь самое ног прочь легкий ветерок, и здоровенные крылья ветряков начали вращаться; как увидел то Дон Кихот, закричал:

— Маха, машите руками! Пусть их у вас будет больше, чем у гиганта Бриарея11, и тогда не убежите казни!

сие сказав, припоручив душу обладательнице Дульсинеи, прося ее помочь ему в такой притузи заслонил хорошо щитом и, пустив Росинанта вскачь, угородив копья крайнем ветряков в крыло. Здесь ветер рванул крыло так резко, что копье мигом вдребезги разлетелся, а крыло подняло коня и всадника, а затем сбросил их с разгона наземь. Санчо Панса прибежал на всю ослиную ристь спасать своего; приблизившись, он увидел, что тот и пошевелиться не может — так тяжело грьопнувся с Росинанта.

— Ах, боже ты мой, Господи! — Сокрушался Санчо. — Не говорил я вам, господин, чтобы остерегались, ибо то ветряки, оно же всяком видно, разве поэтому ни у кого ветер в голове гоняет.

— Молчи, друг Санчо, — ответил Дон Кихот, — боевое счастье Переходя живет. Я вот думаю, и так оно и есть, что то мудрый Фрестон12 умышленно превратил тех великанов ветряные мельницы, чтобы не дать мне славы победы, потому что меня очень гневается. Но в конце концов мой доблестный меч разобьет те враждебно чары.

— Дай Бог, — сказал Санчо Панса.

Он помог Дон Кихотом встать и посадить его на Росинанта, который тоже был еле живой и теплый. Рассуждая так и сяк о недавней приключение, они двинулись дальше к Ляписького перевала, там, говорил Дон Кихот, на тех розиграх, ждут их, несомненно, многочисленны и разнородны происшествия. Одно только смутило нашего рыцаря: что не было у него копья; рассказав о том горе джуре своем, он сказал:

— Однажды читал я, что один рыцарь по имени Диета Перес де Варгас, поломав в бою меч одчахнув от дуба здоровенную ветку и в тот день столько подвигов совершил столько мавров ней перетовк, что ему дали фамилию сук, и потомки его до сих пор пишутся Варгас-и-ветка. Я к тому дело веду, что и сам думаю дубинками уломиты с первого дуба или падуба, что мы по дороге усмотрит. И будет тот дубок не хуже, чем в Варгаса был, и совершится я с ним таких подвигов, что ты можешь себя за счастливца считать: редко кому приходится быть свидетелем и самовидцем почти невероятных событий.

— Так все в Божьих руках, — сказал ему Санчо, — я верю всему, что ваша милость мне говорит. Только сядьте-то ровнее, а то вы как-то уж перехнябились в седле — пожалуй, хорошо забились, как упали.

— Правда твоя, — сказал Дон Кихот, — но, как видишь, я не кволюся, что это и мне больно, потому странствующие рыцарям не подобает на раны жаловаться, хотя бы из них и потроха вылезли.

— Если так, то пусть будет так, — ответил Санчо, — но я был бы рад, что Бог упаси, если бы вы, батюшка, и жаловались мне, как вам что болеть. А уж как у меня что заболит, хоть немножечко, то так стонать, что ну! Или, может, и джурам странствующие рыцарей не свободно на боль пенять?

Дон Кихот посмеялся над простоты оруженосца и сказал, что он может себе стонать и жаловаться, сколько влезет, есть чего, нет, ибо в рыцарских законах о том ничего не написано … Обночувались они на каком опушке …

Раздел XXII

Как Дон Кихот освободил многих бездольникив, которых насильно вели туда, куда они не хотели идти

Дон Кихот и Санчо Панса встретили королевских охранников, сопровождавших осужденных королевским судом за грабеж и убийство, каторжников на галеры, где те имели отбыть свое наказание.

Но Дон Кихот, руководствуясь рыцарским уставом, который требует помочь всем, над кем совершается любое насилие, решает помочь закованным в цепи беднягам. Он требует от охранников объяснений о причинах осуждения мужчин, но те не хотят тратить на это времени. Сами каторжники рассказывают о своих преступлениях Дон Кихоту, однако с таким расчетом, чтобы растрогать его. В конце справедливый гидальго приказывает охранникам освободить каторжников.

— Из всего, что я здесь слышал, милое мое братья, я могу сделать вывод, что хоть вас осуждены за ваши преступления и кара, которую вам назначили, не очень вам приглянулась и вы идете отбывать ее без всякой охоты, больше того, против вашей воли. А некоторые из вас в эту историю, может, и не совсем по правде попал: одному вытерпел не стало муках, второму не хватило денег, третьем защитника, четвертом попался не судья, а кривосудець. Такие вот мысли осадили мою голову, они побуждают, заставляют и нагло меня исполнить над вами ту миссию, что для нее небо послало меня на этот свет и ради которой я вступил в рыцарский орден, к которому принадлежу, и обрикся защищать обиженных и оборонять слабосильных от притеснений мощных и князей. Зная, однако, что осмотрительность велит нам действовать добром там, где можно избежать зла, хочу я попросить сих вартовикив ваших и самого пана комиссара, чтобы они милость решили вас и отпустили с Богом, королю же, думаю, найдется и без них достаточно пригидних слуг, ибо, по моему мнению, дело слишком жестока и несправедлива — возвращать в рабство тех, которые Бог и природа вольными создали. Тем более, господа вартовикы, — это уже наш рыцарь к конвою обращался, — что сии бездольци вам лично ничего плохого не смогли поделать. Пусть каждый двигает свой грех: Бог все видит с неба и не замедлит наказать грешника или наградить праведника. Честным же людям не нравится происходить палачами своих ближних, особенно когда их здесь не мелется. Прошу вас добром и лаской это сделать, я вам только спасибо скажу, а как не сделаете по воле, то этот меч и копье, это мощное рамено13 заставит вас к тому силой.

— Вот так штука! — Воскликнул комиссар. — Вон куда мышиный хвостик закрутился! Чтобы мы, значит, королевских узников на волю пустили, будто нам дано право расковать их, или вы повновластя к подобным приказам? езжайте себе, господин своей путей, и поправьте на голове того генерала, потому что нам ваши шутки нужны, как собаке пятая нога!

— Сам ты собака и мышиный хвост, а к тому еще и подлец, — крикнул яростно Дон Кихот.

И сейчас же самое мгновение, прежде чем комиссар к обороне мог зготуватися, оглушил его копьем и свалил с коня наземь; нашем рыцарю очень повезло, потому по всему конвоя только этот свергнут имел ружье. Остальные вартовикив как стояли, так и обалдели с такой неожиданности, но вскоре опомнились; конные схватились за мечи, а пешие за сулицы и ударили группой на Дон Кихота, что ожидал их в ненезворушному покое. Затруднительно пришлось бы нашему гидальго, если бы каторжники не вздумали воспользоваться с сего пагоды, чтобы на свободу выйти, и не принялись разбивать цепи, на котором их ведено. Здесь такая завертелась кутерьма, что страх: вартовикы то к заключенным бросались, что уже начали кандалы рвать, то от Дон Кихота вырисовывались, что на них настаивал, и ни там, ни здесь не могли себе справиться. А Санчо тоже в ту кучу вмешался, помог Хинес где Пасамонте с железки выбраться. Вырвавшись первым на волю, Хинес подбежал к лежащему комиссара, вырвал у него из рук меча и мушкета и давай его с одного вартовика, то на другого наводить, да так ни разу и не выстрелил, потому что вся стража разбежалась — и мушкета испугалась, и камни, освобожденные каторжники на нее посыпались. Как увидел то Санчо, печально задумался, потому что подумал, что вартовикы наверное сообщат обо всем Святую Германдаду14, а и ударит в набат и устроит на преступников облаву. Он сказал об этих опасений своему господину и посоветовал ему немедленно оттуда бежать и скрыться где-то в ближних горах.

— Ладно, ладно, — ответил ему Дон Кихот. — Только не учи меня, сам знаю, что делать.

Тогда поскликав каторжан, что тем временем ободрали господина комиссара до нитки с большим шумом и криком, они обступили рыцаря, интересные услышать, что он скажет.

— Порядочные люди, — заговорил Дон Кихот, — всегда составляют благодарность за благодеяния, которого они испытали; вновь же, один из грехов, что Богу наиболее ненавиден, это неблагодарность. Это я против того говорю, господа, что вы сами здоровы видите, которое я только что сделал услугу; взамен я хочу и требую от вас только одного — чтобы вы, приняв на себя цепи, от которого я вас одрятував, двинулись отсюда в славный город Тобосо, предстали перед глазами синьоре Дульсинея Тобосская и ознаймилы ей, что вас посылает к ней Рыцарь Печального Образа и рассказали все чисто о сю знаменитую происшествие, в котором вы одзискалы желанную свободу. Когда это сделаете, идите себе на здоровье куда сами знаете.

Хинес где Пасамонте ответил за всех такими словами:

— То, чего вы от нас требуете, сударь наш и освободителю, — вещь совершенно немыслимая и невозможна. Ни в коей мере нельзя нам идти всем вместе по пути, должны спасаться поодиночке кто куда, хоть под землю залезая, чтобы не злапала нас Святая Германдада, которая, бесспорно, наряды за нами погоню. Что ваша милость может сделать (и оно было бы вполне справедливо), это не слать нам на поклон и на ралець15 к сеньоры Дульсинея Тобосская, а нанести вместо каждому столько и столько Отче или богородиц, мы бы их охотно произнесли за здоровье вашей милости, потому что они такое, что где-хотя и когда-хотя спровориты можно — днем и ночью, на ВТЭК и на покое, под войну и мирного времени. Но требовать от нас, чтобы мы вновь египетским горшков вернулись, то есть взяли на себя цепи и пошли в Тобосо — это все равно, что просить печеного льда или уверять, что уже ночь на дворе, когда еще только десять утра.

— Вот как! — Вкинувся в пассию Дон Кихот. — Ну, тогда же, сукины сыну Хинесику-Потягусику, или как там тебя, сам туда пойдешь с цепью за плечами, хвоста поджав, пусть мне то да се!

Пасамонте сроду был не очень терпелив; увидев же теперь, что Дон Кихот изсунувся с ума бы присущ был, то чей же не стал бы их освобождать), и услышав, какими словами он его отчитывает, подмигнул своим товарищам и отошел с ними немного одаль. Как начали они на Дон Кихота камнями швиргаты, то в бедного рыцаря рук не становилось от этого града щитом затулятись, а бедный Росинанта уже и на шпоры не учитывал, стоял на месте, словно из бронзы литой. Санчо захилився своего осла, чтобы ту страшную Шурю-бурю, ту каминную градов тучу, что на обоих спала, то найтись. А Дон Кихот как уже не щитився, как не заслонявся, а несколько камней улучило у него здорово, что упал с коня наземь. Сняли драбугы с рыцаря и кафтанишко, что поверх доспехов носил, и штаны были бы стащили, если бы наколенники не помешали. А с джуры зцупилы плащ и все чисто у него забрали, что могли. Попаювавшы между собой тот луп, они разбрелись безбаш кто куда — не о том заботились, как бы, цепи взяв, к сеньоры Дульсинея Тобосская на поклон податься, только думали, как бы от страшной Германдады спастись.

На поле битвы остались одни только Дон Кихот с Санчо и Росинанта с ослом. Осел стоял, задумчиво потупив голову, только ушами периодически шевелил — еще ему торох от этого каменного града не перешумив сих пор; Росинанта лежал, растянувшись рядом с хозяином своих, его тоже какая камень с ног избила; Санчо дрожал, голем-нагишом, чтобы их Праздники Германдада здесь не зуспила, а Дон Кихот сокрушался, что люди, которым он столько добра сделал, такого наброилы ему бедствия.

Раздел LИИ

О схватку Дон Кихота с козопаса

и о необычном происшествии с искупитель,

которую наш рыцарь доказал в поте лица

до победного конца

… В тот год как завязал кто облака, не хотели они земли кропить, и по всем окрестным селам люди ходили с крести, молебства правили и епитимью оказывали, умоляя Господа, чтобы отверз руки благостини своей и ниспослал им влаги живительной. Вот и теперь шел народ из ближнего села на богомолье в скит16 благочестивого, что на пригорел стоял через долину. Увидев странное одеяния — для самой покутникив, Дон Кихот не вспомнил даже, что ему не раз приходилось таких встречать, а представил себе, что это опять какая происшествие случается — и кому же, как не мандрованого рыцарю, годится в нее броситься. Как же заметил фигуру под черным покрывало, что те люди несли, то еще больше в мыслях твоих убедился, потому что думал, что это какая знаменитый сеньора, которую эти бездельники и разбойники бизецни17 криком схватили. Скоро эта мысль в голову ему метнулась, подскочил он живо до Росинанта, что пасся тут же неподалеку, снял с седла щит и уздечку, загнуздив его и, попросив у джуры меча, сел верхом, нахопив щитами на руку и сказал всем собравшимся зычным голосом:

— Теперь, честное мое общество, вы все понимаете, как важно, что есть на свете люди, посвятившие себя мандрованого рыцарству. Теперь, говорю, став очевидцами освобождения сей пленной сеньоры, вы понимаете, какой уважения и почета достойны странствующие рыцари.

По семь слове сжал коня пятками (потому острог не имел) и полным галопом, потому что на всем протяжении этой истинною истории Росинанта иначе и не бегал — полным, говорю, галопом рванул на покутникив, как сдерживали его каноник18, настоятель и цилюрник. Жаль было их языка, жаль было и Санчова зовет:

— Куда же вы, господин Дон Кихота? Какая это нечистая сила подбила вас против нашей католической веры? И посмотрите-ка лучше, пусть мне то да се, когда то не искупитель на богомолье идут, а на носилках несут Образ Святой Девы Нашей Пренепорочной. Учитывайте, господин, что делаете — вот уж поистине сам не ведает, что творит!

Но напрасно разрывался Санчо, Дон Кихот его совсем не слышал, захваченный мыслью быстрее добраться до балахонникив и освободить ту закутанную в черное сеньору; и хотя бы был и слышал, то все равно не остановился бы, самого короля не послушал бы. Вот изблизився он к процессии, остановил Росинанта, что и сам уже передышки ждал, и крикнул хриплым от негодования голосом:

— Эй вы, что не к добру, пожалуй, позакутувалы себе лицо, стойте и слушайте, что должен говорить!

Те, несшие фигуру, остановились первые, а один из четырех причетникив19, что литанию20 пели, увидев чудородну Дон Кихотову фигура, Росинантову худобу и всю смехотворность этого появления, ответил так:

— Господин брат, когда, действительно имеете то говорить, говорите-ка скорее, потому что эти вот братцы тело на себе раздирают, и не годится нам останавливаться и слушать всякого языка, разве что короткая будет вещь, на два слова.

— Да я, если хотите, и одним словом скажу, — произнес Дон Кихот. — Вот немедленно пустите на волю эту прекрасную сеньору, так как слезы ее и вид унылый свидетельствуют ясно и явно, что вы ее криком куда несете и какую большую причинили ей неправду, а я, пришедший на этот свет всякую обиду бороться, не позволю и не допущу вам шага дальше ступить, пока не привлечет ей желанной и заслуженной свободы.

Услышав тии вещи Дон Кихотом, решили все, кто слушали его, то, видимо, какой-то сумасшедший, и начали ужасно хохотать, но тот хохот еще большего добавил огня рицаревому гнева. Не говоря больше ни слова, Дон Кихот извлек меч и бросился к ношив. Тогда один из носителей, поставив вместо себя запасного, схватил палку или сишку, на которых носилки во передышки обпирають, вышел навстречу обидчиков. Дон Кихот так кресонув мечом, одним махом одтяв от того палки две трети, но тем обрубком, что ему в руках остался, носитель лулуснув рыцаря по плечу, которого щит не мог защитить от грубой мужицкой силы, и бедный Дон Кихот грьопнувся с коня, как непышный.

Санчо Панса, который бежал за ним сзади что есть силы, крикнул обидчика, чтобы не бил уже хоть лежачего, ибо, мол, странствующие и к тому же очарован рыцарь, который, сколько живет, и мухи никогда не обидел. Хлоп же и остановился — не того, что Санчо шумел, а того, что Дон Кихот лежал и не шевелился, подумав, что он убил его, носитель пидтикав полы своей хламиды и рванул наутек, как сайгак тот быстроногий.

Здесь набежало уже и все Дон Кихотове общество; видя искупитель, что там и стражники с мушкетами на них идут, испугались, чтобы не было какой неприятности, и сбились все вместе, обставшы кругом фигуры; откинула капюшоны, схватили бичи, а причетника свои светильники и зготовились к обороне, а как Бог даст, может, и к нападению. Но судьба так повернула, что все перемеженилось. Санчо, думая, что господина убиты, припал к нему и стал причитать, весьма жалобно и весьма забавно. А в это время священника узнал второй священник, что с процессией шел, и взаимный страх обоих отрядов сразу как-то развеялся. Наш настоятель рассказал вкратце тамтамы, кто такой был Дон Кихот, и оба они с целым гуртом покутникив пошли смотреть, бедного рыцаря убит, или он еще жив. А Санчо так над ним плакал, так заводил:

— О квите рыцарства! Пал еси во кием и кончил еси дни свои, с таким большим осуществлял пожитком! О похвало своего рода, честь и слава целой Ламанчи и целого мира! Как тебя не стало, овладеют всю землю злоробы Лукавые, не боясь никакой за свое злоробство наказания! О господин мой добрый, более всех Александров щедротний — за восемь месяцев джурування дал еси мне лучший остров, который когда-либо опливало и омывало море! О, смиренный против напыщенных и надменный против смиренных, небо опасностей и терпию надругательств, влюбленный без причины, сподвижниче благих, споборниче лукавых, противниче мерзких, словом, о, странствующие рыцарь, — тем все уже сказано, что дается сказать!

Тот Санчи выскажи и крик одживив Дон Кихота; первым словом рыцарь вот как отозвался:

— Кто живет вдали от тебя, сладкая Дульсинеи, еще и над сюю более тяжелого узнают муки! Помоги мне, друг Санчо, слезть на заколдованного телегу, потому что на седле в Росинанта НЕ усижу, так мне отее мышца разбили.

— С удовольствием, господин мой дорогой, — ответил Санчо. — Вернемся поскорее в село вместе с этими господами, что действительно вам добро сделать желают, а там уже злаштуемось к новому походу, с которого будет нам больше славы и потребления.

— Хорошо говоришь, — заметил Дон Кихот, — нам действительно годится переждать, пока пройдет пагубное влияние светил, ныне властвуют.

Словом, все попрощались и разъехались кто куда. Остались только настоятель с цилюрник, Дон Кихот с Санчо и смирняга Росинанта, что, подобно господину моему, терпеливо сносил все невзгоды.

Пидвидчик запряг волов, подложил Дон Кихотом сена и поехал медленно, по своему обыкновению, той дорогой, что указал ему настоятель. Где-то на шестой день дотянулись они до Дон Кихотового села, под самый обед туда въехали. Было воскресенье, и на площади, через который проезжал Дон Кихот, толпилось немало народа. Все бросились смотреть, кто то едет, и, как узнали земляка своего, очень удивились. Один парень побежал сказать ключницы и племяннице, что там господина их и дяди на волах везут, а он я такой и желтый прямо на сене лежит. Боже, как заголосили уважительные белые головы, и горе слушать! Плакали, били себя в грудь и проклинали-проклинали те гнусные рыцарские романы, и все то вспыхнуло с новой силой, когда Дон Кихот переступил родной порог.

Услышав о том, что Дон Кихот вернулся, прибежала и Санчиха, она уже знала, что муж ездил с господином за пажа, и как только его увидела, первым словом спросила, осел здоров. На то сказал Санчо, что осел лучше имеется, чем его хозяин.

— Хвала тебе, Господи, за великую милость! — Воскликнула женщина, — а теперь скажи мне, чоловиченьку, много ты там заджурував? Привез ты мне хоть на плахту новую? Или купил деткам туфельки?

— Этого я не купил, — ответил Санчо, — зато, женщина, привез то лучше и дороже.

— Ой, какая же я рада! — Сокорила женщина. — Покажи скорее оте лучше и дороже, жена моя, пусть я себе хоть сердце развеселит, а то оно совсем истосковавшееся, что ты так долго где медлил.

— Дома покажу, — ответил Санчо, пока сдобрят, женщина, и этим, а вот уже второй раз на происшествия пустимся и Бог нам согласует, то сама увидишь: выйду я на граппа или на губернатора, остров мне дадут, и то не дрантивий какой-нибудь, а наилучший.

— Если бы Бог дал, чоловиченьку, такое дело нам он как понадобится! Только скажи мне, пожалуйста, что это за остров, я его не понимаю.

— Не ослиным языком мед лизать, — ответил Санчо. — Удобное время поймешь, жена, все, сама удивишься, как тебя вассалы вельможной величать будут.

— Что ты мелешь, Санчо, которые там вельможества, которые острова, вассалы? — Воскликнула Хуана Панса (так звали Санчова жену: она не из одного была рода, и в Ламанчи обычай такой, что женщины на мужнее фамилия переходят).

— Ба которая быстрая, все сразу хочет знать! Не хватайся, Хуано, достаточно, что говорю тебе правду, а пока держи язык за зубами.

Такие разговоры вел Санчо Панса с женщиной своей Хуане, а между тем ключница и племянница Дон Кихота ходатайствовали возле него, раздевали и в постель старосветское его вкладывали. Он посматривал на них зизом и никак не мог понять, где это он и что с ним происходит. Настоятель приказывал племяннице, чтобы хорошо дяди ухаживала, а больше следила, чтобы он вновь уж не сбежал, он рассказал женщинам, с каким тяжелым бедой доставили они его домой. Здесь они обе снова завопили, вновь начали проклинать рыцарские романы и молить Бога, чтобы он послал в геенну огненные всех писак, что такие лжи бессмысленные составляют. Настоятель ушел, а они долго еще сидели встревоженные и смущенные, думая о том, что скоро господин их и дядя немного отойдет, сейчас же снова от них сбежит. Так же оно потом и случилось, как они думали.

Морг — мера земли, равная 0,56 га.

Зуповний — целый.

Буцефал, Бабьека — имена лошадей Александра Македонского и Сида Кампеодора, воспетого в «Песне о моем Сиде».

Дидинець — двор, двор.

Голдуваты — давать дань, находиться в феодальной зависимости. В переносном смысле — быть верным, преданным слугой.

Орацио — торжественная речь.

Кобита — женщина.

Боюн — трусы.

Настоятель — приходской священник, священник.

Посполитое — вместе, сообща, вместе с кем-нибудь.

Бриарей — в древнегреческой мифологии сторукий великан, который вместе с другими титанами восстал против богов.

Фрестон — персонаж романа «Дон Бельянис Греческий».

Ветвей — плечо. В переносном смысле — вооруженная рука.

Праздники Германдада — святое братство, полиция инквизиции.

Ходить на ралец — идти с приветствием и подарком.

Скит — небольшой жилье монахов-отшельников, расположенное поодаль от основных монастырских зданий.

Безецний — бесстыдный.

Каноник — католический священник.

Причетника — младший член церковного причта (пономарь, псаломщика).

Литания — торжественная церковная служба, а также длинная умоляюще молитва у католиков.

Перевод Н. Лукаша

Один юноша на каком-то форуме имел неосторожность задать вопрос. И вот, что из этого получилось... Привожу как говориться без купюр.

"Окажите гуманитарную помощь plz! Нам в школе задали прочитать "Донки-хот" и "Робинзон Крузо". Книжки читать тяжело, сложно, скучно и нудно, лично я не осилил. Будьте так добры, перескажите пожалуйста, краткое содержание!!!
Или киньте ссылку!! "

И Ответы, которые посыпались на сию просьбу:

7_turtles
2005-12-16 08:53 am UTC (ссылка)
Пересказываю "Донки-хот". В принципе, половина содержания уже описана в названии: "donkey" по-английски "осел", ну а "hot" - "горячий". Т.е. это книга про горячего осла, автор - английский писатель сэр Вантес. У этого осла был хозяин, который на нем ездил, его звали Санчо Панса. Но он не главный герой романа.

Главный герой - горячий осел. Горячий в смысле секса, естественно. Чуть подробнее. Молодой грек по имени Лукий, путешествуя по Фессалии, знакомится c могущественной колдуньей. Герой подсматривает за превращениями колдуньи и сам пытается превратиться в птицу. Но происходит ошибка: Лукий становится ослом, сохранив при этом человеческий разум.

В образе осла герой имеет возможность наблюдать самые интимные сцены человеческой жизни. В остросатирической форме показаны жрецы-шарлатаны. В комически - бытовых тонах описаны "семейные отношения": разъяренная свекровь - богиня Венера, добродушный дедушка Юпитер, молодой Амур и его жена - простая смертная красавица Психея. Интриги, козни, зависть - ничто не чуждо богам Олимпа. Вот как-то так.

Levkonoe
2005-12-16 09:40 am UTC (ссылка)
Сначала надо асилить "Пока чего", автор Д.К.Мирон. Тогда понятнее будет. А то сразу так без подготовки... мало ли что. Просто не путать с "Тихим доном", тот дон был вовсе буйный, который у сэра Вантуза.

Levkonoe
2005-12-16 09:42 am UTC (ссылка)
А про Робинзона тоже можно не заморачиваться. У Лема есть хорошая статья "Сексуальная жизнь Робинзона", в сборнике "Библиотека 21 века". Там все коротенько и живенько так, а то у Крузо этого все какие-то козочки, попугаи, замучаешься читать.

7_turtles
2005-12-16 10:12 am UTC (ссылка)
Ладно, чувак, извини. Понимаешь, причиной шуток послужило то, что ты не правильно написал название романа. Ведь он называется не "Донки-хот", а "Тонкий ход". И речь там, если серьезно, идет о министре иностранных дел Франции, которого звали Ла Манч, и который в ходе переговоров с Грецией сделал один очень тонкий ход. По мотивам этих событий и был написан роман "Тонкий ход" (Ламанчский).

Handi
2005-12-16 11:43 am UTC (ссылка)
Ну, нароооод. Совсем голову человеку запудрили. Человек! Донки - это удочки такие. Для придонной ловли. Так вот, роман "горячие удочки" повествует о двух любвеобильных испанцах. Ну, ты понимаешь. Когда книга вышла, был большой литературный скандал. Поскольку столь откровенные романы в то время писать было не принято. Некоторые особенно чопорные критики до сих пор считают, что это литературная порнография из категории "только для взрослых".

A_gata
2005-12-16 02:35 pm UTC (ссылка)
Вы че. Сразу видно, что никто не читал.Точное название первого романа - "Тонкий кот", название, конечно, неожиданное, но это, стилистический прием такой. Там про бедную испанскую старушку Ламанчу. Она жила одинокая со своим котом в нищете. Ну постепенно им стало совсем почти нечего жрать, и кот стал на глазах худеть и становится вообще прозрачным просто.

Он потом умер в конце. И Ламанча умерла тоже. Карочи, основная суть романа - про ужас одиночества, так училке и скажи. И еще - что "тонкий кот" это такая метафора, которая красной нитью проходит через весь роман.

Вторую книжку помню не очень хорошо, но там главного героя звали Рабинзон-Крузо, он был итальянский еврей (ну как у нас Рабинович - а у них Рабинзон). Ну и его за его еврейство преследовали.А он был хороший и добрый человек и с итальянскими детьми дружил. Короче, книжка про то, что преследовать евреев - плохо.

Kostya30
2005-12-21 08:53 pm UTC (ссылка)
Робинзон Крузо. Краткое содержание. Без шуток. Дорогой Памидор! Иосиф Бродский в своей нобелевской лекции заметил, что нечтение книг есть, по существу, преступление. Не только перед самим собой, но и перед всем человечеством, перед будущим, перед детьми.

Рискните здоровьем, попробуйте прочитать самостоятельно эти две превосходные книги. Ну, предположим, Дон-Кихота вам, по всей видимости, тяжеловато будет читать поначалу. Но Робинзон Крузо! - поверьте, это легкое и необыкновенно увлекательное чтиво! Эти придурки совсем заморочили вам мозги, то, что они пишут, не имеет ничего общего с реальным содержанием романа.

Действие романа столь динамично - клянусь, вы не оторветесь. Русский перевод - великолепен! Просто чтоб вас не обижать, я опишу вкратце, где там собака зарыта. На большом химическом комбинате в Китае происходит авария. Поток бензола устремляется к реке.
Главный герой - американский инженер Гаррисон, осознав случившееся, бежит к реке в ужасе восклицая "Raw benzol! Raw benzol! Ужас случившегося доходит, наконец и до китайских рабочих, до этого привыкших к халатности и безразличию.

Вечером за бутылкой пива Гаррисон рассказывает китайским коллегам о страшных последствиях, которые авария принесет реке, городам, расположенным ниже по течению, людям, которые, возможно, будут пить речную воду... Тут один из рабочих вспоминает, что ниже по течению расположен детский дом.

После простого подсчета (расстояние, деленное на скорость течения), инженер Гаррисон понимает, что зараженная бензолом вода будет возле детского дома буквально через 3 часа. Смелый инженер на своем верном автомобиле Toyota Cruiser умудряется по бездорожью проделать 400 км за 3 часа и спасает детей. Неточно расслышанный китайцами возглас "Raw benzol"становится кличкой главного героя романа.

Китайские товарищи. Гаррисона отныне называют его "Робинзон". Автомобилю отводится в романе не последнее место. В критические моменты герой разговаривает с машиной, умоляет её не подвести, общается с ней как с живым человеком. Роман написан признанным мастером прозы, современным классиком китайской литературы, Де Фо. Название,безусловно, сочетает кличку главного героя ("Raw benzol" = Робинзон) и название машины "Cruiser = Крузо". Успехов в учебе.

Marcus
Да нет, вы путаете. Дон Ки Хот - это итальянский мафиози корейского происхождения. Жесткие нравы Сицилии, презрение коренных итальянцев, борьба за место в социуме.

Слезы ночами в подушку, впалые от безисходности желтые щеки, жесткая щетка всколоченных волос, а в щелочках глаз застыл вопрос - почему, бл.??!!! Это роман о расовой нетерпимости, о том, как тебя не понимают, если ты немного другой.

Если бы не верный сенсей Сан Чо Панс, вместо трагикомедии роман был бы просто трагедией. Занимательное чтиво для меланхоликов. Рекомендую."

Вот такая вот получилаьс переписка. Не знаю как вам а мне было весело.