Портрет четы Арнольфини: Секреты и зашифрованные символы в картине Ван Эйка. Ян ван Эйк – биография и картины художника в жанре Северное Возрождение – Art Challenge Произведения яна ван эйка

Произведения мастеров живописи прошедших веков, созданные во времена, когда еще не был изобретен фотоаппарат, являются одним из наиболее достоверных источников информации о быте, нравах, внешности, вкусовых предпочтениях и других подробностях жизни наших предков. Нередко они ставят исследователей в тупик и вызывают споры, которые не утихают в течение десятилетий. Одним из таких полотен является картина, которую написал фламандский живописец Ян ван Эйк.

«Портрет четы Арнольфини» выставлен в Лондонской национальной галерее, которая приобрела его в 1842 году всего за 730 фунтов.

Несколько слов о Яне ван Эйке

Художник родился где-то между 1385 и 1390 годом в городе Маасейке в Северных Нидерландах. В молодости он работал вместе со своим старшим братом Губертом. Тот также был успешным художником и считается одним из авторов знаменитого Гентского алтаря. В 1425 году мастер Ян стал придворным живописцем Бургундского герцога Филиппа Третьего Доброго. В 1431-м он приобрел дом в городе Брюгге, где жил до самой смерти.

Его по ошибке считают основоположником живописи масляными красками. На самом деле он просто усовершенствовал эту технику, но, несомненно, сделал многое, чтобы она стала основной в Нидерландах, откуда проникла в Германию и Италию.

Джованни Арнольфини

Человек, изображенный на известном полотне художника Яна ван Эйка, — это богатый купец из итальянского города Лукки. Еще в ранней молодости Джованни Арнольфини отправился в Брюгге, где основал несколько текстильных мануфактур, занимающихся производством дорогой одежды для аристократов. Кроме того, он занимался сделками купли/продажи драгоценностей, в том числе с европейскими монархами. Считается, что в конце жизни Арнольфини постигло банкротство. Однако он продолжал пользоваться авторитетом среди негоциантов и богатых ремесленников города Брюгге и даже часто приглашался в качестве третейского судьи для разрешения экономических споров.

Описание картины Яна ван Эйка «Портрет четы Арнольфини»

На полотне изображены мужчина и женщина, стоящие на некотором отдалении друг от друга в спальне городского дома. Молодой человек (Джованни Арнольфини на момент написания картины исполнилось 34 года) изображен почти анфас. Его правая рука поднята на уровень плеча, как если бы он собрался произнести клятву. Его дама стоит, повернувшись влево. Комната, в которой они находятся, видна как бы сверху. Таким образом, на изображении отсутствует единая точка схождения горизонтальных и вертикальных осей.

Смысловым центром картины Яна ван Эйка «Портрет четы Арнольфини» являются соединенные руки персонажей. Их соприкосновение выглядит очень церемониальным. Живописец изобразил руки почти в центре полотна, придавая, таким образом, им особое значение.

Описание фигур

Оба персонажа картины Яна ван Эйка («Портрет четы Арнольфини») одеты в праздничные наряды. У туалета женщины виден аккуратно расправленный длинный шлейф, что означает ее принадлежность к богатому бюргерству. У нее округлый живот. По мнению специалистов, он, как и ее осанка в виде так называемой готической кривой, скорее всего, является не признаком беременности, а данью моде, таким образом подчеркивавшей главное достоинство дамы — плодовитость.

На мужчине надета цилиндрическая шляпа с широкой тульей, хук из бархата винно-красного цвета, подбитый мехом, и нижняя одежда из дорогой черной материи. Несмотря на богатый наряд, очевидно, что мужчина не является аристократом. Об этом свидетельствуют его деревянные башмаки, которые носили те, кто ходил пешком, тогда как представители благородного сословия ездили верхом или передвигались на носилках.

Интерьер

Картина ван Эйка «Портрет четы Арнольфини» отличается тщательной прорисованностью всех деталей изображенного помещения. На полу зритель видит дорогой восточный ковер, люстру на потолке, круглое зеркало на стене, остекленную верхнюю часть окна, скамью с апельсинами. Все это свидетельствует о том, что хозяин является состоятельным человеком. Доминирующей в обстановке является кровать с пологом.

Тайна прекрасной дамы

Если с мужчиной, которого изобразил ван Эйк («Портрет четы Арнольфини»), все ясно, то личность дамы находится под вопросом.

Некоторые искусствоведы считают полотно документальным свидетельством бракосочетания купца. Тогда дама должна быть его женой. Известно, что в 1426 году Арнольфини женился на 13-летней Констанце Трента. Однако в 1433 году она умерла, т. е. на момент написания картины ее не было в живых. Тогда либо на картине ее изобразили посмертно, либо это вторая жена Арнольфини, о которой не сохранилось никаких документальных свидетельств.

Существует также мнение, что дама на портрете — это Маргарита ван Эйк, а мужчина — сам художник. Косвенным свидетельством этой гипотезы считается наличие на полотне изображения статуэтки святой Маргариты, которая находится рядом с лицом дамы. В то же время есть и другая версия. Согласно ей, Маргарита была покровительницей рожениц, и ее изображение рядом с альковом означает пожелание скорого прибавления в семействе.

Отличительные особенности

Портрет четы Арнольфини имеет несколько отличительных особенностей. В частности, он считается одним из наиболее ранних светских супружеских портретов в истории европейской живописи. До создания этого полотна художники не стремились так тщательно изображать мелкие детали и бытовые подробности, как стали делать после появления картин Яна ван Эйка.

Техника

Создавая «Портрет четы Арнольфини», Ян ван Эйк использовал масляные краски. Как уже было сказано, на тот момент такая техника была новым словом в живописи. Она позволяла наносить один за другим прозрачные слои краски и достигать слитности мазков, получая смягченные контуры. Будучи текучим, масло сохло значительно дольше, чем используемая до этого темпера, позволяя достигать высочайшего реализма и даже иллюзии трёхмерности пространства.

Символы

В Средние века художники изображали на своих полотнах различные предметы и знаки, которые доносили до современников информацию о добродетелях или пороках изображенных лиц.

Во время работы над своей знаменитой картиной язык символов использовал и ван Эйк. «Портрет четы Арнольфини» до сих пор считается одной из наиболее трудноинтерпретируемых работ мировой живописи, так как специалисты и по сей день не могут прийти к единому мнению по поводу тайного смысла некоторых деталей интерьера:

• Люстра. Светильник на картине «Портрет четы Арнольфини» выполнен из металла. В нем горит только одна свеча. Она расположена над мужчиной. В том, что вторая свеча погасла, некоторые историки видят намек на то, что на картине изображена умершая женщина.
• Собака. У ног пары стоит щенок брюссельского гриффона. Он находится ближе к даме и олицетворяет ее верность супругу.
• Окно. Хотя персонажи облачены в теплую одежду, подбитую мехом, на заднем плане видно вишневое дерево, на котором много спелых плодов. Скорее всего, оно должно означать пожелание плодовитости в браке.
• Апельсины. Это еще один символ плодовитости. Они также могли быть использованы, чтобы подчеркнуть высокий имущественный статус семьи.

Зеркало

Главным символическим элементом, изображенным на полотне «Портрет четы Арнольфини», является зеркало. В нем видно отражение главных персонажей, а также двух других людей. Некоторые исследователи утверждают, что художник изобразил в зеркале и самого себя.

Считается, что это свидетели бракосочетания, которое в те времена могло происходить без участия священника путем подписания брачного контракта. Кстати, в том, что женщина и мужчина протянули друг другу левые руки, историки видят намек на неравный брак. В Средние века в Европе такие союзы означали, что в случае смерти мужа вдова и ее дети не могли претендовать на наследство, а получали лишь небольшую фиксированную долю его имущества. В некоторых странах существовало даже юридическое понятие «брак левой руки».

Не менее интересна и оправа зеркала. На ней присутствуют медальоны с изображением сцен Страстей Христовых. Интересно, что эти сюжеты в Средние века интерпретировались как брак Спасителя с церковью.

История полотна до 19 века

Картина «Портрет четы Арнольфини» имеет запутанную историю. Была ли она передана заказчику или нет — неизвестно. Согласно сохранившимся документам, в начале 16 века портрет был собственностью испанского придворного дона Диего де Гевара, который постоянно жил в Нидерландах. Он подарил его штатгальтеру Испанских Нидерландов Маргарите Австрийской. Она приказала снабдить ее двумя деревянными створками.

В 1530 году картина «Портрет четы Арнольфини» перешла в наследство следующему штатгальтеру - Марии Венгерской, которая перевезла ее в Испанию в1556 году. Следующим владельцем полотна стал Филипп Второй. До 1700 года картина находилась в резиденции испанских монархов Алькасар. К счастью, когда в 1734 году там случился пожар, «Портрет четы Арнольфини», символы на котором и по сей день являются предметом споров, уже находился в Королевском дворце. Затем его следы потерялись.

Судьба портрета после наполеоновских войн

Полотно нашлось в 1815 году. Ее новый владелец - британский полковник Джеймс Хей - рассказывал всем, что купил картину в Брюсселе. Однако многие исследователи считают, что «Портрет четы Арнольфини» находился в обозе с произведениями искусства, который французы отправили в Париж в качестве трофеев. Он был захвачен англичанами после поражения войска Жозефа Бонапарта. Британцы, вместо того чтобы возвратить картины и статуи в Мадрид, погрузили их на корабль, отправлявшийся в Лондон. Видимо, Джеймс Хей, который командовал тогда 16-м драгунским полком и принимал участие в сражении с армией брата Наполеона, присвоил себе несколько конфискованных полотен, в том числе и знаменитую работу кисти ван Эйка.

На этом история картины «Портрет четы Арнольфини» не закончилась. В 1816 году полковник Хей привез ее в Лондон и передал будущему королю Георгу Четвертому «для опробации». Известно, что полотно висело в покоях принца-регента до весны 1818 года, но затем его вернули владельцу. В1828 году полковник передал картину на хранение приятелю, и о ее судьбе в следующие 13 лет ничего не было известно.

В 1842 году полотно приобрели для Лондонской национальной галереи за довольно скромную сумму, и до 1856 года оно экспонировалось там под названием «Фламандский мужчина и его жена». Позже надпись на табличке изменили. Сегодня полотно внесено во все каталоги как «Портрет четы Арнольфини», и перед ним всегда собираются толпы зрителей.

Некоторые документы свидетельствуют, что у «Портрета четы Арнольфини» существовала верхняя крышка из дерева с изображением обнаженной девушки, совершающей ритуальное омовение невесты. Она хранилась в коллекции живописи кардинала Оттавиани, однако на данный момент утрачена. Итальянский историк Фацио описал ее в своем произведении De viris illustribus.

Еще один интересный факт: когда картина ван Эйка была изучена под инфракрасным излучением, оказалось, что все детали, которым приписывают символизм, были дописаны в конце работы над полотном. Иными словами, они не являлись частью замысла живописца, а появились позднее, возможно, по пожеланию заказчиков.

Теперь вам известно содержание картины ван Эйка «Портрет четы Арнольфини». Наверняка она еще долго будет находиться в центре внимания всех тех, кто любит разгадывать исторические загадки, так что, вполне возможно, что нас ждут громкие сенсации.

Его младший современник, итальянский гуманист Бартоломео Фацио. Такую же восторженную оценку дал через полтора века голландский живописец и биограф нидерландских художников Карел ван Мандер: «То, что ни грекам, ни римлянам, ни другим народам не дано было осуществить, несмотря на все их старания, удалось знаменитому Яну ван Эйку, родившемуся на берегах прелестной реки Маас, которая может теперь оспаривать пальму первенства у Арно, По и гордого Тибра, так как на ее берегу взошло такое светило, что даже Италия, страна искусств, была поражена его блеском».

О жизни и деятельности художника сохранилось очень мало документальных сведений. Ян ван Эйк родился в Маасейке между 1390 и 1400 годами. В 1422 году Ван Эйк поступил на службу к Иоанну Баварскому, правителю Голландии, Зеландии и Генегау. Для него художник выполнял работы для дворца в Гааге.

С 1425 по 1429 год он был придворным художником бургундского герцога Филиппа Доброго в Лилле. Герцог ценил Яна как умного, образованного человека, по словам герцога, «не имеющего себе равных по искусству и познаниям». Нередко Ян ван Эйк по заданию Филиппа Доброго выполнял сложные дипломатические поручения.

Сведения, сообщаемые хроникерами того времени, говорят о художнике как о разносторонне одаренном человеке. Уже упомянутый Бартоломео Фацио писал в «Книге о знаменитых мужах», что Ян с увлечением занимался геометрией, создал некое подобие географической карты. Эксперименты художника в области технологии масляных красок говорят о познаниях в химии. Его картины демонстрируют обстоятельное знакомство с миром растений и цветов.

Существует много неясностей в творческой биографии Яна. Главное - это взаимоотношения Яна с его старшим братом Хубертом ван Эйком, у которого он учился и вместе с которым выполнил ряд произведений. Идут споры по поводу отдельных картин художника: об их содержании, технике живописи.

Творчество Яна и Хуберта ван Эйков многим обязано искусству иллюстраторов братьев Лимбургов и алтарного мастера Мельхиора Брудерлама, которые работали при бургундском дворе в начале XV века в стиле сионской живописи XIV века. Ян развил эту манеру, создав на ее основе новый стиль, более реалистический и индивидуальный, возвещавший о решительном повороте в алтарной живописи Северной Европы.

По всей вероятности, Ян начал свою деятельность с миниатюры. Некоторые исследователи приписывают ему несколько лучших листов («Отпевание» и «Взятие Христа под стражу», 1415- 1417) , так называемого Туринско‑ Миланского часослова, исполненных для герцога Беррийского. На одном из них изображены святой Юлиан и святая Марта, перевозящие Христа через реку. Правдивые изображения различных явлений действительности встречались в нидерландской миниатюре и до ван Эйка, но раньше ни один художник не умел с таким искусством объединять отдельные элементы в целостный образ. Приписывается Ван Эйку и авторство некоторых ранних алтарей, как, например, «Распятие».

В 1431 году ван Эйк поселился в Брюгге, где стал придворным живописцем, а также художником города. А через год художник завершил свой шедевр - Гентский алтарь, большой полиптих, состоящий из 12 дубовых створок. Работу над алтарем начал его старший брат, но Хуберт умер в 1426 году, и Ян продолжил его дело.

Красочно описал этот шедевр Э. Фромантен: «Прошли века. Христос родился и умер. Искупление свершилось. Хотите знать, каким образом Ян ван Эйк - не как иллюстратор молитвенника, а как живописец - пластически передал это великое таинство? Обширный луг, весь испещренный весенними цветами. Впереди "Источник жизни". Красивыми струями вода падает в мраморный бассейн. В центре - алтарь, покрытый пурпурной тканью; на алтаре - Белый агнец. Вокруг гирлянда маленьких крылатых ангелов, которые почти все в белом, с немногими бледно‑ голубыми и розовато‑ серыми оттенками. Большое свободное пространство отделяет священный символ от всего остального. На лужайке нет ничего, кроме темной зелени густой травы с тысячами белых звезд полевых маргариток. На первом плане слева - коленопреклоненные пророки и большая группа стоящих людей. Тут и те, кто уверовал заранее и возвестил пришествие Христа, и язычники, ученые, философы, неверующие, начиная с античных бардов и до гентских бюргеров: густые бороды, курносые лица, надутые губы, совершенно живые физиономии. Мало жестов и мало позы. В этих двадцати фигурах - сжатый очерк духовной жизни до и после Христа. Те, кто еще сомневаются, - колеблются в раздумье, те, кто отрицал, - смущены, пророки охвачены экстазом. Первый план справа, уравновешивающий эту группу в той нарочитой симметрии, без которой не было бы ни величия замысла, ни ритма в построении, занят двенадцатью коленопреклоненными апостолами и внушительной группой истинных служителей Евангелия - священников, аббатов, епископов и пап. Безбородые, жирные, бледные, спокойные, они все преклоняются в полном блаженстве, даже не глядя на агнца, уверенные в чуде. Они великолепны в своих красных одеждах, золотых ризах, золотых митрах, с золотыми посохами и шитыми золотом епитрахилями, в жемчугах, рубинах, изумрудах. Драгоценности сверкают и переливаются на пылающем пурпуре, любимом цвете ван Эйка. На третьем плане, далеко позади агнца, и на высоком холме, за которым открывается горизонт, - зеленый лес, апельсиновая роща, кусты роз и миртов в цветах и плодах. Отсюда, слева, выходит длинное шествие Мучеников, а справа - шествие Святых жен, с розами в волосах и с пальмовыми ветвями в руках. Они одеты в нежные цвета: в бледно‑ голубые, синие, розовые и лиловые. Мученики, по большей части епископы, - в синих облачениях. Нет ничего более изысканного, чем эффект двух отчетливо видимых вдали торжественных процессий, выделяющихся пятнами светлой или темной лазури на строгом фоне священного леса. Это необычайно тонко, точно и живо. Еще дальше - более темная полоса холмов и затем - Иерусалим, изображенный в виде силуэта города или, вернее, колоколен, высоких башен и шпилей. А на последнем плане - далекие синие горы. Небо непорочно чистое, как и подобает в такой момент, бледно‑ голубое, слегка подцвечено ультрамарином в зените. В небе - перламутровая белизна, утренняя прозрачность и поэтический символ прекрасной зари.

Вот вам изложение, а скорее искажение, сухой отчет о центральном панно - главной части этого колоссального триптиха. Дал ли я вам о нем представление? Нисколько. Ум может останавливаться на нем до бесконечности, без конца погружаться в него и все же не постичь ни глубины того, что выражает триптих, ни всего того, что он в нас вызывает. Глаз точно так же может восхищаться, не исчерпывая, однако, необыкновенного богатства тех наслаждений и тех уроков, какие он нам дает».

Первая датированная работа Ван Эйка , «Мадонна с младенцем, или Мадонна под балдахином» (1433) . Мадонна сидит в обыкновенной комнате и держит на коленях ребенка, листающего книгу. Фоном служат ковер и балдахин, изображенные в перспективном сокращении. В «Мадонне каноника Ван дер Пале» (1434) престарелый священник изображен так близко к Богоматери и своему патрону св. Георгию, что почти касается белыми одеждами ее красного плаща и рыцарских доспехов легендарного победителя дракона.

Следующая Мадонна - «Мадонна канцлера Ролена» (1435) - одно из лучших произведений мастера. Л.Д. Любимов не скрывает своего восхищения: «Блещут каменья, красками сияет парча, и притягивают неотразимо взор каждая пушинка меха и каждая морщина лица. Как выразительны, как значительны черты коленопреклоненного канцлера Бургундии! Что может быть великолепнее его облачения? Кажется, что вы осязаете это золото и эту парчу, и сама картина предстает перед вами то как ювелирное изделие, то как величественный памятник. Недаром при бургундском дворе подобные картины хранились в сокровищницах рядом с золотыми шкатулками, часословами со сверкающими миниатюрами и драгоценными реликвиями. Вглядитесь в волосы мадонны - что в мире может быть мягче их? В корону, которую ангел держит над ней, - как блещет она в тени! А за главными фигурами и за тонкой колоннадой - уходящая в изгибе река и средневековый город, где в каждой подробности сверкает ванэйковская изумительная живопись».

Последнее датированное произведение художника - «Мадонна у фонтана» (1439) .

Ян ван Эйк был также замечательным новатором в области портрета. Он первый заменил погрудный тип поясным, а также ввел трехчетвертной поворот. Он положил начало тому портретному методу, когда художник сосредотачивается на облике человека и видит в нем определенную и неповторимую личность. Примером могут служить «Тимофей» (1432) , «Портрет человека в красной шапке» (1433) , «Портрет жены, Маргариты ван Эйк» (1439) , «Портрет Бодуэна де Ланнуа».

Двойной «Портрет четы Арнольфини» (1434) наряду с Гентским алтарем - важнейшее произведение ван Эйка. По замыслу оно не имеет аналогов в XV веке. Итальянский купец, представитель банкирского дома Медичи в Брюгге, изображен в брачном покое с молодой женой Джованной Ченами.

«…здесь мастер как бы сосредоточивает свой взгляд на более конкретных жизненных явлениях. Не отступая от системы своего искусства, Ян ван Эйк находит пути к косвенному, обходному выражению проблем, осознанная трактовка которых наступит только два века спустя. В этой связи показательно изображение интерьера. Он мыслится не столько частью вселенной, сколько реальной, жизненно‑ бытовой средой.

Еще со времен Средневековья удерживалась традиция наделять предметы символическим смыслом. Так же поступил и ван Эйк. Имеют его и яблоки, и собачка, и четки, и горящая в люстре свеча. Но ван Эйк так подыскивает им место в этой комнате, что они помимо символического смысла обладают и значением бытовой обстановки. Яблоки рассыпаны на окне и на ларе подле окна, хрустальные четки висят на гвоздике, отбрасывая словно нанизанные одна на другую искорки солнечных бликов, а символ верности - собачка таращит пуговичные глаза.

Портрет четы Арнольфини является примером и гениальной гибкости системы ван Эйка и ее узких рамок, за пределы которых интуитивно стремился выйти художник. По существу, мастер стоит в непосредственном преддверии появления целостного и определенного, характерного и замкнутого в себе образа, свойственного развитым формам раннего Ренессанса».

Хотя масляные краски употреблялись уже в XIV веке, но ван Эйк, по всей вероятности, создал новую смесь красок, возможно, темперы с маслом, благодаря которой достиг невиданной дотоле светоносности, а также лак, придающий картине непроницаемость и блеск. Эта смесь позволяла также смягчать и нюансировать цвета. В искусстве ван Эйка новая техника служила исключительно продуманной композиции, позволяющей передать единство пространства. Художник владел перспективным изображением и, соединяя его с передачей света, создавал пластический эффект, до тех пор недостижимый.

Ван Эйк считается одним из самых значительных художников своего времени. Он положил начало новому видению мира, воздействие которого простирается далеко за пределы его эпохи.

Художник умер в Брюгге в 1441 году. В эпитафии ван Эйка написано: «Здесь покоится славный необыкновенными добродетелями Иоанн, в котором любовь к живописи была изумительной; он писал и дышащие жизнью изображения людей, и землю с цветущими травами, и все живое прославлял своим искусством…»

Ян ван Эйк (нидерл. Jan van Eyck, ок. 1385 или 1390, Маасейк-1441 Брюгге) - фламандский живописец раннего Возрождения, мастер портрета, автор более ста композиций на религиозные сюжеты. Младший брат художника и своего учителя Хуберта ван Эйка (1370-1426).

Точная дата рождения Яна ван Эйка неизвестна. Родился в Северных Нидерландах в г. Маасейке. Учился у старшего брата Хуберта, с которым работал до 1426 г. Начал свою деятельность в Гааге при дворе нидерландских графов, впервые упомянут между 1422 и 1426 годами как «мастер Ян» в ранге камер-юнкера у графа Иоганна III.Так же известно, что у него было всего 2 брата: старший Хуберт, а младший Ламберт и сестра Маргарет. С 1425 г. он - художник и придворный герцога Бургундского Филиппа III Доброго, который высоко ценил его как художника и щедро оплачивал его работы. В 1427-1428 гг. в составе герцогского посольства Ян ван Эйк отправился в Испанию, затем в Португалию. В 1427 г. посетил Турне, где был принят с почётом местной гильдией художников. Вероятно, встречался с Робером Кампеном , либо видел его работы. Работал в Лилле и Генте, в 1431 г. приобрёл дом в Брюгге и прожил там до самой смерти.

Ван Эйка считают изобретателем масляных красок, хотя на самом деле он лишь усовершенствовал их. Но именно после него масло получило всеобщее признание, масляная техника стала традиционной для Нидерландов; в XV в. пришла в Германию и во Францию, оттуда - в Италию

Самое крупное и знаменитое произведение ван Эйка - Гентский алтарь, начатый, возможно, его братом Губертом. Ян ван Эйк работал над ним по заказу богатого гентского бюргера Йодока Вейдта для его семейной капеллы в 1422-1432 гг. Этот грандиозный многоярусный полиптих из 24 картин с изображением 258 человеческих фигур находится в Соборе Святого Бавона в Генте.

Среди шедевров Яна ван Эйка - «Мадонна канцлера Ролена», а также портрет купца, представителя банкирского дома Медичи, Джованни Арнольфини с женой - так называемый «Портрет четы Арнольфини».

Ян ван Эйк умер в Брюгге в июле 1441 г. (дата похорон - 9 июля 1441 года). В эпитафии ван Эйка написано: «Здесь покоится славный необыкновенными добродетелями Иоанн, в котором любовь к живописи была изумительной; он писал и дышащие жизнью изображения людей, и землю с цветущими травами, и все живое прославлял своим искусством…»

Имел несколько учеников, в их числе - знаменитый впоследствии живописец Петрус Кристус .

«По всеобщему признанию, наиболее смелые открытия, обозначившие перелом в художественном развитии (человечества), принадлежат живописцу Яну ван Эйку (1385/90 - 1441). Величайшее его создание - многостворчатый алтарь (полиптих) для собора в Генте».- Э. Гомбрих «История искусства».

Так как вплоть до XV века было не принято подписывать свои картины.

В честь Ван Эйка назван кратер на Меркурии и астероид (9561) ван Эйк, который был открыт 19 августа 1987 года.

Изображен на бельгийской почтовой марке 1944 года.

Это часть статьи Википедии, используемая под лицензией CC-BY-SA. Полный текст статьи здесь →

Не очень люблю я, признаюсь, эту работу. И не потому, что Арнольфини якобы на кого-то там похож. Во-первых, она очень уже «заезженная», «залакированная» всеобщими восторгами, во-вторых, мне она почему-то кажется какой-то зловещей. Однако, вне зависимости от моего личного мнения, картина эта - одна из самых ныне известных и популярных работ ван Эйка, да и по-настоящему загадочная она, есть такое дело. Даже более загадочная, чем «Джоконда» - если при взгляде на Мону Лизу законно возникает один вопрос: «Чо лыбишься?», то глядя на парочку Арнольфини, хочется воскликнуть: «Да что здесь вообще происходит?!».

Портрет Джованни Арнольфини. Ян ван Эйк
1435. Государственный музей, Берлин.
Дерево, масло. 29 Х 20 см.

Вот, версии происходящего мы и будем разбирать. Вы - с удовольствием, я - превозмогая легкую личную неприязнь.

Давайте разберемся, что мы вообще видим. Перед нами в небольшой комнате с низковатым потолком пара - мужчина и женщина, они немного странно для нас, но явно нарядно одеты; и лица у обоих далеки от идеала. У мужчины непропорционально большая голова, что еще больше подчеркивает нелепая огромная шляпа, а у женщины такой же непропорциональный живот, что тоже подчеркнуто - специальными складками и защипами платья.

"БЕРЕМЕННЫЕ" на картинах самого ван Эйка и его современников:

Святая Екатерина (девственница) на "Дрезденском триптихе" Яна ван Эйка

Ева с Гентского алтаря Яна ван Эйка, 1432 (плод в руке, еще до грехопадения)

Святая Маргарита и Мария Магдалина (справа) на фрагменте алтаря Портинари Хуго ван дер Гуса, 1474

"Любовная магия" (?) 1470

"Колесо Фортуны", миниатюра Генри де Вулькопа, втор.пол. 15 века

Ганс Мемлинг "Суета сует"

Ганс Мемлинг "Вирсавия" 1470

Хуго ван дур Гус "Грехопадение" 1467

Похоже, "пузатость" дам тогда была в большой моде! Так что беременная или "беременная" супруга Арнольфини на картине, решать вам самим.

Они стоят почти на одной линии в церемонных позах; мужчина при этой как-то странно держит у себя в руке руку женщины - ладонью кверху. Комната убрана аскетично, идеальная чистота, даже как-то пустовато, но при этом почему-то на переднем и заднем плане валяется по паре брошенной обуви. Остальные мелкие детали в этом «спартанском» помещении выглядят странными и даже слегка неуместными, так что невольно возникает вопрос: зачем они здесь? Вряд ли все эти резные деревянные фигурки, странное зеркало позади на стене, фрукты на подоконнике написаны случайно.

Слава - обычные домашние тапочки, женские (в глубине картины). Совсем такие же, как сейчас. Справа - защитные шлепанцы для улицы

Углубляемся в анализ того, что видим. Мужчины в лиловом бархате, отороченном мехом - явно не простой горожанин, у женщины драгоценностей не видно, кроме цепочки и колечек на руке, но фасон платья сложен и замысловат, отделка его тоже меховая (скорее всего, это белые «животики» белок, это было очень модно в те времена). Шлепанцы на переднем плане - эта защитная обувь, что-то вроде калош, для ходьбы по улице, чтобы сберечь дорогие сапоги и туфли. Это говорит о том, что люди, их носившие, передвигались за пределами дома самостоятельно, а не на коне или в экипаже, т.е. они не принадлежали к аристократии. Таким образом, перед нами представители среднего класса, причем очень небедные. Скорее всего, это богатые торговцы. А так и есть.

Еще пару слов о жилище. Пусть вас не смущает маленький размер комнаты, особенно по сравнению с большими площадями крестьянских таверн и жилищ, которые мы будем видеть в живописных работах нидерландцев в 16-17 веке. В Нидерландах до сих пор колоссальный дефицит площадей, особенно в городах; ведь жители «низменных земель» (так переводится слово «Нидерланды») буквально каждый квадратный сантиметр своей страны отвоевывали у моря. «Осушительные» работы проводятся до сих пор и будут проводиться всегда, иначе Голландию и Бельгию попросту затопит море. И если в сельской местности домики не так теснятся, то в перенаселенных городах, тесные кварталы которых буквально заперты между каналами, единица площади жилья всегда стоила колоссальных денег! Дома обычно строились вплотную друг к другу, кроме того, у строителей был один секрет - узкие фасады слегка наклонены вперед, чтобы хоть на пару сантиметров увеличить площадь верхних этажей (их обычно не более трех). Так что у изображенной парочки самая обычная для среднего класса квартирка; мы, скорее всего, застали их в спальне - люди уже и обувь скинули, только раздеваться - а тут мы с ван Эйком!
Возможно, первый этаж здания занимала лавка или контора, а мы видим их на втором или третьем этаже.

Вишня за окном - возможно, символ плодородия.

За окном зреют вишни, а люди на картине в теплой одежде. Этому не стоит удивляться - вот такое во Фландрии странное лето. Климат в Бельгии неважнецкий и таким был всегда!

Фамилия мужчины на сегодняшний день вроде как установлена - он был из рода Арнольфини, богатых итальянских купцов, торговавших в Европе 15 века тканями, кожами и мехами. Да-да! Он итальянец, не смотря на белесую физиономию. А вот по поводу имени есть вопросы. Долгое время считалось, что это Джованни ди Арриджо Арнольфини, торговец тканями из Лукки, а рядом с ним его вторая жена Джованна Ченами (тоже из семьи богатых торговцев тканями из той же Лукки), однако недавно найдены документы (упоминается о подарке на их свадьбу), в которых говориться, что свадьба между ними состоялась в 1447 году, через 6 лет после смерти ван Эйка. Так что, если это Джованни ди Арджио, то это его первая жена, вскоре умершая. Или же это другой Арнольфини, его кузен - Джованни ди Николао Арнольфини. В последнее время принято считать, что это все-таки Николао, так что и на отдельном портрете, написанном уже после «Четы…», изображен Николао.

Кто он такой, этот Арнольфини? Родился он примерно в 1400 году, т.е. был немного младше ван Эйка. Вероятнее всего, они приятельствовали - ведь художник служил при дворе герцога Бургундского Филиппа Доброго, а Арнольфини был купцом и поставлял ко двору ткани и предметы роскоши. Родился купец в итальянской Лукке, его семья вела успешную торговлю как в родной Тоскане, так и за рубежом. Еще в юности Джованни попал в Брюгге и жил там до конца жизни. Предметом торговли был шелк, другие дорогие ткани, а также гобелены. Известно, что Арнольфини поставил ко двору герцога шесть драгоценных гобеленов, посвященных Богоматери.

Этот гобелен когда-то принадлежал Филиппу Доброму. (взяла ). Возможно, его продал Арнольфини. Откройте в новой вкладке и посмотрите при увеличении - это шедевр!

Картине больше 600 лет, «помотаться» ей по Европе пришлось немало - написал ее ван Эйк для итальянского купца, жившего в Брюгге, а теперь она висит в Лондоне, в Национальной галерее. Долгое время она находилась в Испании, в конце 18 века была вывезена в Бельгию, а в начале 19 века, во время войны с Наполеоном, английский офицер увидел ее в Брюсселе, выкупил и привез на родину. Естественно, за годы «мытарств» были утеряны документы, связанные с историей создания картины, и, тем более, стал не понятен ее смысл и скрытый символизм.

Эти люди владели картиной только первые сто лет!
(сам Арнольфини, вельможа Диего де Гуевара, Маргарита Австрийская, Мария Венгерская, испанский король Филипп Второй, его сын Дон Карлос.

Как и все работы ван Эйка, картина наполнена множеством деталей и странных предметов, присутствие которых в «Портрете четы Арнольфинии», как ни в одной другой работе, смотрится нарочитым и неслучайным. Возможно, ван Эйк просто написал картину именно так, стараясь, чтобы интерьер комнаты, фигуры и лица присутствующих, а также множество бытовых деталей, выглядело как можно более естественным, а все эти предметы добавил для оживления картины, но у него ничего не получилось. Даже при беглом взгляде на картину вас не покидает ощущение волшебства, незримой магии.

Может быть, именно поэтому возникла одна из старых интерпретаций картины: долгое время считалось, что изображена здесь беременная женщина, которая пришла к хироманту , чтобы узнать свою дальнейшую судьбу и судьбу еще не родившегося ребенка.

Люстра - как на фотографии! Здесь видно и знаменитую надпись: "Здесь был Вася ван Эйк". Святую Маргариту с драконом видите?

Версия эта сейчас решительно отвергается: «хиромант» в драгоценно бархате и мехах - не слишком ли вызывающая роскошь для простого предсказателя? Да и беременность дамы на картине подтвердить невозможно - тест на беременность она пройти не сможет по причины своей смерти лет эдак 550 назад.

Какие еще версии. Есть версия возвышенная .
Ее сторонники считают, что ван Эйк изобразил аллегорию брака, сделав акцент на его двойственности: подчеркнутая симметрия изображения, пара на портрете, отстоящая друг от друга на «демонстративном» расстоянии, две пары обуви на полу, пара четок, висящая на стене. Кровать - символ брака, собачка - символ семейной верности и т.п. Эту версию можно было бы рассматривать, не будь человек на картине так похож… да, да, на Путина он похож, отстаньте! ... и еще на мужчину на отдельном потрете. То есть этот персонаж не вымышленный, а скорее всего, реальный. Правда, черты лица дамы мне кажутся несколько условными, обобщенными. Похожие женские лица мы видим на других картинах ван Эйка, но к этому мы вернемся позднее.

Бельгийский гриффон

Искусствовед Эрвин Панофски когда-то предложил весьма стройную, но сейчас оспариваемую версию - якобы эта картина - документ , свидетельство о браке. Поэтому мы видим витиеватую надпись на стене: «Ян ван Эйк был здесь», а еще художник нарисовал себя в отражении выпуклого зеркала с еще одним свидетелем. Наводит на эту мысль и чрезвычайная церемонность поз, и поднятая в клятве рука жениха.

На подмалевке в инфракрасных лучах видно, что клятвенно поднятая рука изначально была еще больше развернута к зрителю

Не думаю, однако, что этот вариант стоит рассматривать, как единственно верный. Если это и было свидетельство, то вряд ли его можно расценивать как серьезный документ, иначе такая практика прижилась бы, и мы видели бы массу работ последователей, выполненных в этом ключе.

Впрочем, идея Панофски прижилась, и многие исследователи развили ее. Поэтому, мол, в зеркале отражаются два человека в дверях, ведь для свидетельства о заключении брака нужно было два свидетеля. Некоторые считают, что брак был неравным, «брак левой руки », поэтому Арнольфини держит ладошку своей невесты низшего сословия в левой руке. Картина же была свидетельством семейных уз и особого доверия купца супруге, которое позволяло ей вести дела мужа в его отсутствие. Это, к слову, еще один вариант - возможно, это и не свадьба, и не свидетельство о браке, а что-то вроде доверенности на управление.

Еще одна версия, вполне приземленная . Ее, если честно, придерживаюсь и я. Возможно, это просто парадный портрет супругов, недавно заключивших брак. Кровать - символ семейного ложа и места деторождения, святая Маргарита, разверзающая чрево дракона (мы видим ее вырезанной на изголовье кровати) - покровительница деторождения, метелка - символ чистоты брака и опрятного быта, горящая на люстре единственная свеча - свидетельство присутствия бога. Апельсины на подоконнике, не дающие покоя исследователям, - вряд ли показатель богатства семьи (во Фландрии того времени это был очень дорогой экзотический фрукт), иначе зачем бы ван Эйк изобразил их на подоконнике в своей знаменитой картине «Мадонна Лукка»?! Скорее всего, плоды здесь - это аллегория плодородия, или же аллюзия на плод Древа Познания, Адамово яблоко - причина первородного греха. Это своего рода назидание и напоминание вступающим в брак о бесконечно милостивой жертве Христа. С этим перекликаются сцены страстей, гибели и воскресения Христова, изображенные на раме зеркала.

Вряд ли Мадонна Лукка хвастается своим благосостоянием!

В эту версию вписывается и собачка. К слову, вполне определенной породы - это прародитель брюссельского (или бельгийского) гриффона, только пока еще с острым носиком. Собак часто изображали у ног замужних женщин, чтобы подчеркнуть их чистоту и преданность супругу. Мы видим собачку на подоле Изабеллы Португальской на картине, изображающей ее свадьбу с Филиппом Добрым, также собачки лежат у ног Марии Бургундской в скульптурной группе на надгробии герцогини. Интересно, что собака в 17 веке уже трактовалась как нечто противоположное - как символ похоти. Мы можем нередко видеть ее в жанровых сценах художников «Золотого века» голландской живописи, когда изображались пардон, бордели или свидания с куртизанками.

Собачка на подоле невесты на изображении свадьбы патрона художника Филиппа Доброго (картина вероятно авторства ван Эйка)

Собачка у ног усопшей на надгробии Марии Бургундской (внучки герцога Филиппа)

Собачка у ног невесты в сцене бракосочетания на триптихе Рогира ван дер Вейдена "Семь таинств"

ЧЕРЕЗ 150 ЛЕТ СОБАКА СИМВОЛИЗИРОВАЛА НЕЧТО СОВСЕМ ДРУГОЕ!:

Йос Корнелис Дрохслот, 17 век. "Сцена в борделе"

фантастическая , так как нет никаких ее доказательств - якобы это автопортрет самого ван Эйка с супругой Маргарет. Если подтвержденных автопортретов ван Эйка не сохранилось, то портрет его супруги дошел до наших дней. Мне кажется, что ее с героиней парного портрета объединяет разве что фламандская невзрачность. Хотя, смахивают они друг на друга, конечно, чего уж там.

Довольно симпатичная версия , и небезосновательная, я думаю - картина является своеобразным пожеланием прибавления потомства, надеждой на успешное плодородие брака. Отсюда подчеркнутый фасон платья женщины, апельсины и вишни - плоды, святая Маргарита - покровительница "фертильности", в еще снятые ошлепанцы невесты: она намекает на то, что женщина стоит босиком на земле - это такой древний символ плодородия, привязанности к земле. Не случайно композиционное решение картины так близко к популярным и многочисленным в то время "Благовещениям", когда архангел сообщает Марии о скорой беременности.

Сравнение с портретом Маргарет ван Эйк (1439)

Еще одна версия очень забавная , но мало вероятная - якобы семья Арнольфини была чересчур современная, вольных нравов, шокирующих католическую общину. Супруги изменяли друг другу направо и налево и смотрели сквозь пальцы на эти забавы, а картину заказали, как издевательство над узами брака. На раме картины красуется надпись - стихи Овидия: «Не жалей обещаний: они ведь нимало не стоят. Право, каждый бедняк этим богатством богат». Церемонная поза супруга - поднятая правая рука, словно он дает некий обет, сохраняя при этом невероятную серьезность лица - это глумление над этим обетом. Беременность жены на картине тоже таит скрытую издевку, единственная свеча на люстре со стороны мужа - символ непристойный и очевидный, особенно в присутствии кровати. Шлепанцы на переднем плане, на самом видном месте, символизируют «походы налево». Гротеск и издевку подчеркивает вырезанный из дерева декоративный монстрик, «восседающий» прямо над соединенными ладонями супругов. И фрукты на подоконнике, намекающие на первородный грех, в таком контексте приобретают уже совсем другое значение.

При этом стоит добавить, что Овидий вошел в молу только в 16-17 веке, да и сама надпись на раму была нанесена тогда же.

Есть еще одна версия, немного зловещая и мистическая .
Якобы на картине изображен все-таки Джованни ди Арджио, но это не свадьба его, а портрет с той женой, которая уже умерла. Возможно, женщина погибла во время родов, поэтому мы видим ее беременной, и тут же уместна святая Маргарита. Поэтому черты лица женщины условны и несколько идеалистичны - художник писал ее по памяти либо по описанию вдовца. Некоторые трактовки символов можно рассматривать, как доказательства этой версии. Так, картинки на зеркале со стороны мужа изображают осуждение и страсти Христовы, в то время как на стороне жены изображены сцены уже после смерти Христа. Свеча, горящая со стороны мужчины, показывает, что он жив, а пустые места для свечей со стороны дамы говорят о том, что она уже покинула мир живых.

Шлепанцы символизируют то, что после смерти супруги Арнольфини дает обет «не выходить», хранить ей верность.

Вот такие девять версий я вам перечислила (даже десять). Выбирайте любую, но знайте, что вполне могла быть еще какая-нибудь версия, о которой мы с вами и не догадываемся!

И на этом я заканчиваю свою серию рассказов о Яне ван Эйке. Если честно, мне он уже порядком поднадоел, да и вам, думаю, тоже. Давно уже пора поговорить о Рогире ван дер Вейдене!

Информацию беру в книгах, интернете, лекции

Основные характеристики творчества Яна ван Эйка. «Гентский алтарь». Реформа живописной техники, осуществленная ван Эйком. Эволюция алтарной картины и портрета в творчестве ван Эйка. Проблема «скрытого символизма»..

(Eyck, van), фамилия двух знаменитых фламандских живописцев конца 14 - начала 15 в., братьев Губерта (Hubert van Eyck, ок. 1370?-1426) и Яна (Jan van Eyck, ок. 1390-1441). Они являются основоположниками новой реалистической традиции фламандской живописи 15 в.

По преданию, братья родились в местечке Маасейк (или Маастрихт) близ Лимбурга. О Губерте известно очень мало. В 1420-х годах он работал в Генуе, где и умер в 1426. Первое свидетельство о жизни Яна ван Эйка относится к 1422. Будучи художником и дипломатом, в 1422-1425 он служил при дворе голландского графа Иоанна Баварского в Гааге, а затем (с 1425) - Филиппа Доброго, герцога Бургундии; по поручению последнего побывал в Испании (1427) и Португалии (1428-1429). Работал в Лилле, а с 1430 и до конца жизни - в Брюгге.

Гентский алтарь . Самая знаменитая работа братьев ван Эйк и одно из наиболее значительных произведений в истории европейской живописи - Гентский алтарь - находится в соборе св. Бавона в Генте. Его размер - 3,6ґ4,5 м. Алтарь пережил пожар, демонтаж, переезды, реставрации, потерю одной из частей и кражу другой. На раме алтаря есть надпись: «Губерт ван Эйк, величайший скульптор из всех когда-либо живших на земле, начал эту работу, а его брат Ян, второй в искусстве, закончил по заказу Йоса Вейда». Среди букв надписи находится хронограмма, написанная красной краской, в которой зашифрована дата 1432. Исследователи долго спорили по поводу участия двух братьев в создании алтарного комплекса, пока в 1979 не было установлено, что Губерт выполнил резное обрамление алтаря (не сохранилось). Слова надписи, которые обычно понимали как «величайший художник», следует читать «величайший скульптор». Таким образом, Ян является главным создателем этого произведения.

В настоящее время алтарь представляет собой складной полиптих, состоящий из двадцати картин. Когда алтарь закрыт, на его лицевой стороне в нижней части расположены изображения Иоанна Крестителя и Иоанна Богослова, выполненные в технике гризайль и имитирующие статуи, а по сторонам от них - фигуры коленопреклоненных заказчиков, Йоса Вейда и его жены. Над ними в центре - сцена Благовещения. На меньших досках фигурного завершения алтаря изображены пророки и сивиллы со свитками, возвещающие о грядущем спасении. В открытом виде алтарь поражает небывалым богатством цвета и деталей. В нижнем ярусе на пяти досках на фоне пейзажа представлена большая композиция Поклонение Агнцу : пророки, праотцы, апостолы, мученики и святые стекаются к алтарю, на котором стоит Агнец, символизирующий Христа. По бокам от центральной композиции на четырех досках продолжается изображение процессий: слева направо идут праведные судьи (современная копия доски, похищенной в 1934) и рыцари, справа налево - отшельники и паломники. Верхний ярус алтаря состоит из семи досок с бльшими по масштабу фигурами, чем в нижней зоне. В центре изображен Христос на престоле, в царских одеждах; по сторонам от него - Богоматерь и Иоанн Креститель, музицирующие ангелы, на двух крайних досках - обнаженные Адам и Ева.

Смысл иконографической программы алтаря остается неясным. Разные масштабы изображений и соотношение композиций по вертикали дают возможность предположить, что первоначальная форма алтаря была другой. Была выдвинута гипотеза, что алтарь в его настоящем виде объединяет фрагменты двух разных алтарей. Вероятно, эти части входили в состав гораздо большего по размерам ансамбля, имевшего каменную надстройку, которая не сохранилась.

Несмотря на то, что до сих пор ведутся споры о роли Губерта и Яна в создании алтаря, он обладает единством стиля. В этом произведении мир показан во всем его многообразии, чего не знала живопись позднего Средневековья. Цветы, трава и кустарники изображены с точностью ботанического атласа, а готические постройки стоят на фоне неба с правильно переданными атмосферными эффектами. Стремление ван Эйков к точной передаче особенностей фактуры предметов лучше всего проявилась в той почти физической осязаемости, с которой написаны драгоценные камни, вышивки и роскошные ткани. Идеалом этого искусства является достоверность: образы Адама и Евы написаны очень тщательно, без каких-либо попыток придать изящество их фигурам и элегантность позам, что было характерно для итальянского искусства, часто прибегавшего к приемам идеализации. Важную роль в сложении реалистической манеры живописи братьев ван Эйк сыграло использование масла в качестве связующего материала для красок. Хотя братья и не были изобретателями техники масляной живописи, именно они первыми обнаружили в полной мере ту свободу и гибкость, которую она предоставляет художнику.

Портрет четы Арнольфини . Ян ван Эйк подчеркивал в своих произведениях реальность предметов. Будучи свидетельством и знаком благодати Божественного творения, ни одна деталь не может считаться слишком маленькой и незначительной для изображения. Выдающееся произведение кисти Яна ван Эйка, наполненное такими символически значимыми деталями, - Свадебный портрет Джованни Арнольфини и Джованны Ченами (1434, Лондон, Национальная галерея). Супруги изображены стоящими в спальне. Они держат друг друга за руки в момент торжественной клятвы в присутствии двух свидетелей, чьи отражения видны в зеркале, висящем на стене. Один из свидетелей - сам художник, о чем говорит надпись над зеркалом: «Johannes de Eyck fuit hic» («Ян ван Эйк был здесь»). Композиция интересна тем, что фигуры супругов окружает множество предметов, имеющих символическое значение.Так, на подоконнике и ларе рассыпаны яблоки, символизирующие райское блаженство. Хрустальные четки, лежащие на столе, воплощают благочестие, домашние туфли на полу — супружескую верность, щетка — чистоту, зажженная свеча в канделябре — символ божества, охраняющего таинство обряда. И даже маленькая собачка у ног супружеской четы наводит зрителя на мысль о верности.

Рубрики:

Реалист, любивший "тайные смыслы"
Тщательно выписывая мельчайшие детали на своих картинах и добиваясь их абсолютного сходства с предметами-"моделями", Ян ван Эйк познакомил европейскую живопись с до того неведомым ей принципом реалистического отображения действительности.

Ян ван Эйк не был обделен славой - причем славой всеевропейской. Около 1455 года, то есть вскоре после смерти художника, в Италии вышла "Книга о знаменитых людях", в которой ее автор, Бартоломео Фачио, назвал ван Эйка "величайшим художником нашего времени". Столетием позже другой итальянец, Джорджо Вазари, в своих "Жизнеописаниях наиболее знаменитых живописцев" зачислил ван Эйка в изобретатели масляной живописи. Вазари подробно описал эксперименты художника с различными видами масляных красок и подытожил: "По прошествии недолгого времени это великое изобретение распространилось не только во Фландрии, но и достигло Италии, а также многих других частей света, показав художникам все достоинства масляной живописи и вдохновив их на создание новых прекрасных картин".

Теперь доказано, что вовсе не Ян ван Эйк придумал масляные краски. Истинный их изобретатель нам не известен, но совершенно очевидно, что он жил до ван Эйка. Во всяком случае, уже Робер Кампен (ок. 1378-1444) писал такими красками. Но не столь великолепно, как это делал ван Эйк, то есть заслуги последнего в дальнейшей разработке этой новаторской тогда техники неоспоримы. Он научил живописцев мастерски имитировать реальность, тем самым положив начало реалистическому искусству в Европе.

До ван Эйка "передвижные" картины, в отличие от фресок, обычно писали темперой - красящим пигментом, разведенным на яйце. Замена яйца маслом позволила художникам точнее смешивать краски, добиваясь нужного им тона. Впрочем, у масляной краски, по сравнению с темперой, есть и свои недостатки. В частности, она гораздо дольше сохнет. Это обстоятельство имело большое значение для мастеров того времени, воспитанных в иной художественной "системе координат". Еще в наставлениях ХП века говорилось о том, что "после того, как живописец наложил пигмент, он не может накладывать новый слой краски до тех пор, пока полностью не просохнет первый".

Ян ван Эйк, хорошо знавший этот запрет, оказался находчив. Он изобрел технику наложения масляной краски тонким слоем. В результате краска сохла достаточно быстро, позволяя художнику работать "в несколько слоев". И это была настоящая революция, приведшая к тому, что теперь удавалось создавать тончайшие оттенки тона. При этом нижние слои краски частично просвечивали сквозь верхние - этот эффект известен как эффект "глазури". Изображение приобретало глубину, которой не знало прежнее ИСКУССТВО, Какое масло использовал ван Эйк? Он и тут шел, в общем-то, за своими предшественниками, прибегая зачастую к льняному маслу. Но шел не слепо. Художник нашел способ лучше очищать свой изначальный материал и делать его абсолютно прозрачным.

Но, разумеется, никакие технические новшества не снискали бы художнику славы, не будь они подкреплены тем, что дается от Бога. Мастерство, острый глаз, твердая рука, художественная интуиция - все это синонимы гениального дарования. Картины ван Эйка приводят в изумление даже современного зрителя, избалованного чудесами современной техники. Буквально все, начиная от едва заметной складки на подбородке и заканчивая пейзажными деталями, художник писал с неповторимой точностью и тонкостью.

Эрвин Панофский в своей книге "Нидерландское искусство XV в." (1953) отмечал: "Глаз Яна ван Эйка можно уподобить одновременно микроскопу и телескопу". И далее: "Прозрачная красота картин ван Эйка гипнотизирует. Создается впечатление, что ты смотришь на искусно ограненный драгоценный камень".

Но ван Эйк не был исключительно "фотографом" действительности. Тогда бы вообще об искусстве (которое, по определению, есть "претворение" действительности) говорить не приходилось. Его работы несут, помимо всего прочего, и глубочайший, не всегда нам доступный, символический смысл. Искусной рукой ван Эйка и его умением мыслить восхищался в свое время Альбрехт Дюрер, назвавший "Гентский алтарь" "колоссальной и необыкновенно умной работой талантливого живописца".

Мы знаем работу ван Эйка лишь в двух жанрах - религиозной картины и портрета. Но известно, что этим он не ограничивался. Сохранились воспоминания современников, где говорится о его картинах с изображениями купальщиц. Из тех же источников известно, что ван Эйк занимался очень популярной в то время позолотой статуй. К сожалению, все это утеряно.

Проведя почти всю свою жизнь рядом с герцогом Бургундским, художник с большой долей вероятности участвовал в подготовке праздников (костюмы, декорации, сценарий), а может быть, даже украшал подаваемые к парадному столу блюда. Подобным вещам в те времена придавалось огромное значение, и каждый владыка стремился поразить гостей роскошью и убранством своих приемов. Этой работы не чурались многие выдающиеся художники, приходящиеся современниками (плюс-минус век) ван Эйку. Среди них мы найдем и Леонардо да Винчи, устраивавшего пышные придворные праздники для миланского герцога Лодовико Сфорца и французского короля Франциска I. Некоторое представление о декоративных произведениях Леонардо дают сохранившиеся рисунки мастера. К сожалению, о подобной деятельности ван Эйка мы вынуждены повторить уже не раз сказанное - все это безвозвратно утеряно.

Вообще, слишком многое о нем приходится говорить в предположительном жанре. Почти наверняка он имел мастерскую с большим числом помощников и учеников, но мы можем назвать по имени лишь одного из них. Ближайшим последователем ван Эйка в Брюгге был Петрус Кристус. Первые упоминания о нем относятся к 1444 году - начиная с этого времени и до самой своей смерти, настигшей этого мастера в 1475 или 1476 году, Кристус оставался крупнейшим местным художником. Многие живописцы XV века не слишком успешно имитировали стиль ван Эйка - и не только его соотечественники. В ряду иностранцев, вдохновлявшихся его гением, отметим испанца Луиса Далмау, посетившего в 1430-х годах Нидерланды и позже написавшего в Барселоне алтарный образ в очевидной "интонации" ван Эйка. Но XV веком влияние художника не заканчивается. В сущности, оно продолжается до наших дней.
Непростой "реализм"
Северное Возрождение не случайно отделяется в истории искусства от того классического Возрождения, которое ассоциируется в нашем сознании, прежде всего, с итальянской живописью. При характерном для обоих явлений остром интересе к человеку истоки и смысл этого нового для того времени интереса существенно разнятся. Творчество Яна ван Эйка прекрасно иллюстрирует, в чем заключается эта разница. Да, он открывает "реалистическую" эпоху в искусстве Северной Европы. Но это очень непростой "реализм". Он служит не возвеличению человека (как это было в Италии) или "бичеванию" пороков (как это случилось позже), но прославлению Божественного промысла, благодаря которому и был сотворен этот прекрасный мир. Этим ощущением "прекрасности" вызваны композиционная строгость ван Эйка, его блистающие краски, ощущение невероятной глубины пространства, его высокое любопытство, проявляющееся в любовании мельчайшими деталями. В стремлении к "новому пониманию" ван Эйк, не знавший, похоже, особенно античного наследия, не изучавший человеческой анатомии, не погружавшийся в теоретические проблемы перспективы, ломает средневековую изобразительную систему, полагаясь лишь на собственную художественную интуицию. И это стремление окупается сторицей. Окупается великой живописью.

Ответить С цитатой В цитатник

Масляная живопись

Или живопись масляными красками. Начало ее собственно не известно, но приписывалось нидерландским живописцам, братьям Ван-Эйкам (1366-1440); во всяком случае, они, были преобразователями современной им техники живописи. В прежнее время технические приемы не были так подробно описываемы, как теперь, а многие художники держали свои приемы в секрете и к тому же самому обязывали своих учеников. Сколько известно, до Ван-Эйков станковые картины писались вообще на яичном белке и желтке, гумми, фиговом соке, a после Ван-Эйков мало-помалу вошло в употребление масло. По виду живопись того времени и даже позднейшая (XVI ст.) была очень тонкая и гладкая, даже слитная наподобие эмали. Соответственно живописи приготовлялись тщательно и доски и покрывались нежным, тонким грунтом. Во Фландрии употреблялись для живописи обыкновенно дубовые доски, в Италии, чаще всего - доски делались из тополя. Ван-Эйк и его последователи писали на досках, покрытых меловым грунтом, и это удержалось в среде не только фландрских, но и многих немецких и итальянских художников нескольких последующих поколений. Ван дер Вейден, Мемлинг, Отто Вениус и его ученик Рубенс (1577-1640), Дюрер, Гольбейн, Антонелло из Мессины (первый познакомивший своих соотечественников с техникой Ван-Эйков), оба Беллини держались вообще фландрской методы живописи. Деревянные доски, на которых писал Рубенс, имевшие до 3 1/2 арш. вышины и несколько меньшую ширину, еще сохранились до нашего времени; в Антверпене существовала фабрика для приготовления очень больших склейных досок. Итальянцы тоже писали на дереве, но грунтовали его не мелом на клею, а гипсом, который, по смешении с водой, отвердевает и становится не растворимым в воде. Тициан (1477-1566) в первый период своей художественной деятельности писал тонко, но уже тогда накладывал видимые мазки. Вообще он во время своей продолжительной жизни изменял и улучшал технику своей живописи, но почти постоянно после плотной подмалевки писал прозрачными лессировочными красками. Грунтованный холст входил в употребление мало-помалу, но, хотя во времена Рубенса писали на холсте, он сам охотно писал на досках, если только размеры картины то позволяли. Веронезе (1528-1588) писал на холсте, грунтованном гипсом. Рубенс написал в Италии много картин техническими приемами, которые выработались у него под влиянием итальянских мастеров, а именно подмалевывал картину плотными (корпусными) красками и потом лессировал их в тенях, но эта метода была временная, от которой он, по возвращении в свое отечество, отказался, и стал писать по прежнему гладко. Изучение его эскизов и начатых картин показывает, что он тонко обводил краской фигуры, нарисованные на грунте сначала обыкновенным карандашом; неразрывность и нерасплывчатость линий, проведенных кистью, показывают, что его краски не были стерты на одном масле, но имели больше вязкости и лучше приставали к гладкой поверхности, чем чисто масляные. Этот результат мог быть достигнут прибавлением к маслу смол. В особенности допустимо это предположение в отношении некоторых произведений итал. живописи; реставраторы картин удостоверяют, что излом толстого красочного слоя некоторых старинных картин имеет свойства стекловидные. Леонардо да Винчи (1452-1519) в своем трактате о живописи упоминает об употреблении смолы (в виде лака) для покрывания одной непрочной зеленой краски, которую он закреплял лаком и тем сообщал ей прочность, не меньшую, чем имели остальные краски картины. Монах Теофил в сочинении, относимом к XII веку, говорит о приготовлении масляного лака из какой-то смолы, которую он по-латыни называл "fornis". Арменини (писатель средины XVI ст.) говорит о том, что Корреджо и Пармеджиано употребляли светлый и нежный лак. Но все подобные сведения не показывают в какой мере пользовались лаками как примесями к краскам, а не для покрытия готовых картин. Мериме, занимавшийся изучением старинной техники живописи, полагает, что Фра Бартоломео (14 6 9-1517) примешивал копаловый лак к своим краскам. Знаменитый Вандик умел пользоваться красками, которые непосредственно легко портили друг друга; полагают, что он работал такими непостоянными красками на яичном белке, по лаку, которым был покрыт подмалевок, а белковые краски вторично покрывал мастичным лаком; Кейп (1606-67), по преданию, употреблял копаловый лак. Замечательный английский художник Жозуа Рейнольд сделал много опытов, касающихся техники живописи; но, к сожалению, он не оставил описания техники различных картин, которых он написал до 700. Многие из них совершенно повредились, некоторые же сохранились; неизвестно, чем техника одних отличалась от техники других. Художники Шельдраке, Мюльреади, Линнель и Вебстер пользовались янтарным и копаловым лаком в красках: сохранность их произведений, в особенности двух последних художников, доказывает превосходные качества таких лаков. Блестящие примеры сохранности картин XV и XVI ст., большая редкость подобных случаев в последующих столетиях, наконец, почти всеобщая порча картин прошедшего столетия, заставили художников и ученых техников, искать рациональных правил для техники М. живописи. Общепринято положение, что порча картин может происходить от трех главных причин: от дурной грунтовки холста, дурного выбора красочных веществ и от самого масла. Для картинного полотна употребляют пеньковую материю, которую покрывают клеевым или М. грунтом. Для первого грунта покрывают холст очень жидким клеем и, когда он высохнет, протирают его пемзой и затем грунтуют мелом на клеевой воде или крахмалом с трубочной глиной и вновь высушивают. После этого повторяют грунтование, пока не получится ровная, слегка зернистая поверхность. Этот грунт вначале поглощает много масла. Грунтование масляное начинается также проклейкой холста: на высохший холст накладывается широким шпахтелем тонкий и ровный слой М. краски, основание которой составляют свинцовые белила с возможно малым содержанием масла. Краска сохнет медленно, и потому второй тоже тонкий слой можно наложить только спустя продолжительное время после наложения первого. На выбор красок ныне обращается гораздо больше внимания, чем лет 5-20 тому назад (см. Краски для живописи); свойства масел, употребляемых для живописи, подвергаются новым практическим исследованиям. Стараются уменьшить количества высыхающего масла в красках, заменяя часть его эфирными, легко испаряющимися маслами и керосином (см. Краски). В этом отношении мнения разделены и нет одной общепринятой техники. Процесс пользования М. красками для живописи обыкновенно состоит в том, что после выбора холста, натянутого на подрамок, делают на холсте рисунок обыкновенно карандашом или углем и накладывают краски кистью и шпателем, что успеют сделать в один день, то служит подмалевком. Если краски не успеют сгуститься до следующего дня - продолжают разработку написанного; в противном случае подмалевывают места, не покрытые еще красками накануне. Следовало бы принять за правило, что подмалевок должен быть хорошо высушен, прежде чем приступить к окончательному выписыванию наложением новых красок и лессировками, так как соблюдением этого можно сохранить тона подмалевка от порчи; однако, это правило немногими художниками соблюдается. Краски, вновь наложенные на подмалевок, в особенности недостаточно сухой, обыкновенно жухнут, т. е. получают матовый вид, при чем не видны настоящие тона красок и нарушается гармония их с окружающими блестящими тонами. Это почти неизбежное обстоятельство есть одно из самых неприятных в М. живописи. Часто бывает нужно, для успешного продолжения картины, восстановить тон пожухлых мест, для чего натирают эти места различными составами, во множестве поставляемыми фабрикантами красок для живописи: это суть различные так наз. помады, маслянистые вещества и лаки. Из них наибольшего доверия заслуживает один франц. спиртовой лак сложного состава, который держится в секрете (Vernis à tableau et à retoucher les tableaux, № 3, Soehn ée frè res); его разбавляют равным количеством спирта и покрывают смоченной в нем кистью пожухлые места, если они высохли даже только поверхностно. Через два часа, а еще лучше через сутки, можно по этому месту писать, ретушировать картину, несколько неприятна только жесткость, чувствуемая при работе кистью по этой поверхности. Некоторые составы (pommade, Malbutter), содержащие в себе копайский бальзам и воск (но без каких-либо свинцовых солей), также безвредны для ретушировки и употребляются для покрытия жухлостей непосредственно перед продолжением письма. Медиум Роберсона настоящий не содержит свинцовых солей, но состав его неизвестен. Некоторые художники вводят в краски, положенные на палитре, препарат Дюрозье (Gluten elemi), состоящий из воска, смолы элеми и летучего масла. Этим сообщается более или менее значительная матовость живописи, при чем жухлости менее заметны. Картины, написанные матовыми красками, имеют хорошие и дурные стороны (см. соотв. статью), картина блестящая не со всех точек удобно рассматриваема, но имеет физические преимущества в отношении силы тонов. Совершенно сухую картину покрывают лаком, как для уничтожения жухлости, так и для предохранения красок от кислорода воздуха и других газов, содержащихся в воздухе жилых покоев. М. живопись вообще более или менее изменчива, но пока она еще свежа, или если она удачно сохранилась, то представляет силу тонов, только в частных случаях достижимую в других родах живописи. Самый процесс живописи приятен по ощущению и удобен в том отношении, что допускает всяческие изменения и поправку написанного. Иногда картины пишутся сразу (a la prima) или с небольшими лишь поправками. Замечено, что такая живопись, при одинаковых прочих обстоятельствах, наименее изменчива, но такая техника, обычная для эскизов, применяется к этюдам реже, а к картинам еще реже. В наше время М. живопись, несмотря на свои несовершенства, должна быть признана господствующей для станковых картин. В последнее время явилось, однако, предложение возвратиться к яичной живописи. В Германии делается много опытов над живописью красками tempera (см. Темпера), которые, однако, не суть просто клеевые, какой была эта живопись в прежнее время [Арман Поан (Point) описывает новую, яичную живопись в брошюре "Peinture a l"oenf dite Ooline"; материал у Лефранс (Lefrane) в Париже. Материал для темперы Перейры у Мюллера в Штуттгардте].