Краткое содержание третьей главы обломова. Онлайн чтение книги Обломов I. Главные герои романа

В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город, лежал утром в постели, на своей квартире, Илья Ильич Обломов.

Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока.

Иногда взгляд его помрачался выражением будто усталости или скуки, но ни усталость, ни скука не могли ни на минуту согнать с лица мягкость, которая была господствующим и основным выражением, не лица только, а всей души, а душа так открыто и ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом движении головы, руки. И поверхностно наблюдательный, холодный человек, взглянув мимоходом на Обломова, сказал бы: «Добряк должен быть, простота!» Человек поглубже и посимпатичнее, долго вглядываясь в лицо его, отошел бы в приятном раздумье, с улыбкой.

Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким, может быть, потому, что Обломов как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может быть, того и другого. Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому свету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным для мужчины.

Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Если на лицо набегала из души туча заботы, взгляд туманился, на лбу являлись складки, начиналась игра сомнений, печали, испуга, но редко тревога эта застывала в форме определенной идеи, еще реже превращалась в намерение. Вся тревога разрешалась вздохом и замирала в апатии или в дремоте.

Как шел домашний костюм Обломова к покойным чертам лица его и к изнеженному телу! На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что и Обломов мог дважды завернуться в него. Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире и шире. Хотя халат этот и утратил свою первоначальную свежесть и местами заменил свой первобытный, естественный лоск другим, благоприобретенным, но все еще сохранял яркость восточной краски и прочность ткани.

Халат имел в глазах Обломова тьму неоцененных достоинств: он мягок, гибок, тело не чувствует его на себе, он, как послушный раб, покоряется самомалейшему движению тела.

Обломов всегда ходил дома без галстука и без жилета, потому что любил простор и приволье. Туфли на нем были длинные, мягкие и широкие, когда он, не глядя, опускал ноги с постели на пол, то непременно попадал в них сразу.

Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием. Когда он был дома - а он был почти всегда дома, - он все лежал, и все постоянно в одной комнате, где мы его нашли, служившей ему спальней, кабинетом и приемной. У него было еще три комнаты, но он редко туда заглядывал, утром разве, и то не всякий день, когда человек мёл кабинет его, чего всякий день не делалось. В тех комнатах мебель закрыта была чехлами, шторы спущены.

Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною. Там стояло бюро красного дерева, два дивана, обитые шелковою материею, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами. Были там шелковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей.

Но опытный глаз человека с чистым вкусом одним беглым взглядом на все, что тут было, прочел бы только желание кое-как соблюсти decorum неизбежных приличий, лишь бы отделаться от них. Обломов хлопотал, конечно, только об этом, когда убирал свой кабинет. Утонченный вкус не удовольствовался бы этими тяжелыми, неграциозными стульями красного дерева, шаткими этажерками. Задок у одного дивана оселся вниз, наклеенное дерево местами отстало.

Точно тот же характер носили на себе и картины, и вазы, и мелочи.

Сам хозяин, однако, смотрел на убранство своего кабинета так холодно и рассеянно, как будто спрашивал глазами: «Кто сюда натащил и наставил все это?» От такого холодного воззрения Обломова на свою собственность, а может быть, и еще от более холодного воззрения на тот же предмет слуги его, Захара, вид кабинета, если осмотреть там все повнимательнее, поражал господствующею в нем запущенностью и небрежностью.

По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью, зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями для записывания на них по пыли каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце, на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки.

Если б не эта тарелка, да не прислоненная к постели только что выкуренная трубка, или не сам хозяин, лежащий на ней, то можно было бы подумать, что тут никто не живет - так все запылилось, полиняло и вообще лишено было живых следов человеческого присутствия. На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги, валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями, но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели, видно, что их бросили давно, нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха.

Илья Ильич проснулся, против обыкновения, очень рано, часов в восемь. Он чем-то сильно озабочен. На лице у него попеременно выступал не то страх, не то тоска и досада. Видно было, что его одолевала внутренняя борьба, а ум еще не являлся на помощь.

Дело в том, что Обломов накануне получил из деревни, от своего старосты, письмо неприятного содержания. Известно, о каких неприятностях может писать староста: неурожай, недоимки, уменьшение дохода и т. п. Хотя староста и в прошлом и в третьем году писал к своему барину точно такие же письма, но и это последнее письмо подействовало так же сильно, как всякий неприятный сюрприз.

Легко ли? Предстояло думать о средствах к принятию каких-нибудь мер. Впрочем, надо отдать справедливость заботливости Ильи Ильича о своих делах. Он по первому неприятному письму старосты, полученному несколько лет назад, уже стал создавать в уме план разных перемен и улучшений в порядке управления своим имением.

По этому плану предполагалось ввести разные новые экономические, полицейские и другие меры. Но план был еще далеко не весь обдуман, а неприятные письма старосты ежегодно повторялись, побуждали его к деятельности и, следовательно, нарушали покой. Обломов сознавал необходимость до окончания плана предпринять что-нибудь решительное.

Он, как только проснулся, тотчас же вознамерился встать, умыться и, напившись чаю, подумать хорошенько, кое-что сообразить, записать и вообще заняться этим делом как следует.

С полчаса он все лежал, мучась этим намерением, но потом рассудил, что успеет еще сделать это и после чаю, а чай можно пить, по обыкновению, в постели, тем более, что ничто не мешает думать и лежа.

Так и сделал. После чаю он уже приподнялся с своего ложа и чуть было не встал, поглядывая на туфли, он даже начал спускать к ним одну ногу с постели, но тотчас же опять подобрал ее.

Пробило половина десятого, Илья Ильич встрепенулся.

Что ж это я в самом деле? - сказал он вслух с досадой. - Надо совесть знать: пора за дело! Дай только волю себе, так и…

Захар! - закричал он.

В комнате, которая отделялась только небольшим коридором от кабинета Ильи Ильича, послышалось сначала точно ворчанье цепной собаки, потом стук спрыгнувших откуда-то ног. Это Захар спрыгнул с лежанки, на которой обыкновенно проводил время, сидя погруженный в дремоту.

В комнату вошел пожилой человек, в сером сюртуке, с прорехою под мышкой, откуда торчал клочок рубашки, в сером же жилете, с медными пуговицами, с голым, как колено, черепом и с необъятно широкими и густыми русыми с проседью бакенбардами, из которых каждой стало бы на три бороды.

Захар не старался изменить не только данного ему богом образа, но и своего костюма, в котором ходил в деревне. Платье ему шилось по вывезенному им из деревни образцу. Серый сюртук и жилет нравились ему и потому, что в этой полуформенной одежде он видел слабое воспоминание ливреи, которую он носил некогда, провожая покойных господ в церковь или в гости, а ливрея в воспоминаниях его была единственною представительницею достоинства дома Обломовых.

Более ничто не напоминало старику барского широкого и покойного быта в глуши деревни. Старые господа умерли, фамильные портреты остались дома и, чай, валяются где-нибудь на чердаке, предания о старинном быте и важности фамилии всё глохнут или живут только в памяти немногих, оставшихся в деревне же стариков. Поэтому для Захара дорог был серый сюртук: в нем да еще в кое-каких признаках, сохранившихся в лице и манерах барина, напоминавших его родителей, и в его капризах, на которые хотя он и ворчал, и про себя и вслух, но которые между тем уважал внутренне, как проявление барской воли, господского права, видел он слабые намеки на отжившее величие.

Без этих капризов он как-то не чувствовал над собой барина, без них ничто не воскрешало молодости его, деревни, которую они покинули давно, и преданий об этом старинном доме, единственной хроники, веденной старыми слугами, няньками, мамками и передаваемой из рода в род.

Дом Обломовых был когда-то богат и знаменит в своей стороне, но потом, бог знает отчего, все беднел, мельчал и наконец незаметно потерялся между не старыми дворянскими домами. Только поседевшие слуги дома хранили и передавали друг другу верную память о минувшем, дорожа ею, как святынею.

Вот отчего Захар так любил свой серый сюртук. Может быть, и бакенбардами своими он дорожил потому, что видел в детстве своем много старых слуг с этим старинным, аристократическим украшением.

Илья Ильич, погруженный в задумчивость, долго не замечал Захара. Захар стоял перед ним молча. Наконец он кашлянул.

Что ты? - спросил Илья Ильич.

Ведь вы звали?

Звал? Зачем же это я звал - не помню! - отвечал он потягиваясь. - Поди пока к себе, а я вспомню.

Захар ушел, а Илья Ильич продолжал лежать и думать о проклятом письме.

Прошло с четверть часа.

Ну, полно лежать! - сказал он, - надо же встать… А впрочем, дай-ка я прочту еще раз со вниманием письмо старосты, а потом уж и встану. - Захар!

Опять тот же прыжок и ворчанье сильнее. Захар вошел, а Обломов опять погрузился в задумчивость. Захар стоял минуты две, неблагосклонно, немного стороной посматривая на барина, и наконец пошел к дверям.

Куда же ты? - вдруг спросил Обломов.

Вы ничего не говорите, так что ж тут стоять-то даром? - захрипел Захар, за неимением другого голоса, который, по словам его, он потерял на охоте с собаками, когда ездил с старым барином и когда ему дунуло будто сильным ветром в горло.

Он стоял вполуоборот среди комнаты и глядел все стороной на Обломова.

А у тебя разве ноги отсохли, что ты не можешь постоять? Ты видишь, я озабочен - так и подожди! Не залежался еще там? Сыщи письмо, что я вчера от старосты получил. Куда ты его дел?

Какое письмо? Я никакого письма не видал, - сказал Захар.

Ты же от почтальона принял его: грязное такое!

Куда ж его положили - почему мне знать? - говорил Захар, похлопывая рукой по бумагам и по разным вещам, лежавшим на столе.

Ты никогда ничего не знаешь. Там, в корзине, посмотри! Или не завалилось ли за диван? Вот спинка-то у дивана до сих пор не починена, что б тебе призвать столяра да починить? Ведь ты же изломал. Ни о чем не подумаешь!

Я не ломал, - отвечал Захар, - она сама изломалась, не век же ей быть: надо когда-нибудь изломаться.

Илья Ильич не счел за нужное доказывать противное.

Нашел, что ли? - спросил он только.

Вот какие-то письма.

Ну, так нет больше, - говорил Захар.

Ну хорошо, поди! - с нетерпением сказал Илья Ильич. - Я встану, сам найду.

Захар пошел к себе, но только он уперся было руками о лежанку, чтоб прыгнуть на нее, как опять послышался торопливый крик: «Захар, Захар!»

Ах ты, господи! - ворчал Захар, отправляясь опять в кабинет. - Что это за мученье? Хоть бы смерть скорее пришла!

Чего вам? - сказал он, придерживаясь одной рукой за дверь кабинета и глядя на Обломова, в знак неблаговоления, до того стороной, что ему приходилось видеть барина вполглаза, а барину видна была только одна необъятная бакенбарда, из которой, так и ждешь, что вылетят две-три птицы.

Носовой платок, скорей! Сам бы ты мог догадаться: не видишь! - строго заметил Илья Ильич.

Захар не обнаружил никакого особенного неудовольствия, или удивления при этом приказании и упреке барина, находя, вероятно, с своей стороны и то и другое весьма естественным.

А кто его знает, где платок? - ворчал он, обходя вокруг комнату и ощупывая каждый стул, хотя и так можно было видеть, что на стульях ничего не лежит.

Всё теряете! - заметил он, отворяя дверь в гостиную, чтоб посмотреть, нет ли там.

Куда? Здесь ищи! Я с третьего дня там не был. Да скорее же! - говорил Илья Ильич.

Где платок? Нету платка! - говорил Захар, разводя руками и озираясь во все углы. - Да вон он, - вдруг сердито захрипел он, - под вами! Вон конец торчит. Сами лежите на нем, а спрашиваете платка!

И, не дожидаясь ответа, Захар пошел было вон. Обломову стало немного неловко от собственного промаха. Он быстро нашел другой повод сделать Захара виноватым.

Какая у тебя чистота везде: пыли-то, грязи-то, боже мой! Вон, вон, погляди-ка в углах-то - ничего не делаешь!

Уж коли я ничего не делаю… - заговорил Захар обиженным голосом, - стараюсь, жизни не жалею! И пыль-то стираю и мету-то почти каждый день…

Он указал на середину пола и на стол, на котором Обломов обедал.

Вон, вон, - говорил он, - все подметено, прибрано, словно к свадьбе… Чего еще?

А это что? - прервал Илья Ильич, указывая на стены и на потолок. - А это? А это? - Он указал и на брошенное со вчерашнего дня полотенце и на забытую, на столе тарелку с ломтем хлеба.

Ну, это, пожалуй, уберу, - сказал Захар снисходительно, взяв тарелку.

Только это! А пыль по стенам, а паутина?.. - говорил Обломов, указывая на стены.

Это я к святой неделе убираю: тогда образа чищу и паутину снимаю…

А книги, картины обмести?..

Книги и картины перед рождеством: тогда с Анисьей все шкафы переберем. А теперь когда станешь убирать? Вы все дома сидите.

Я иногда в театр хожу да в гости: вот бы…

Что за уборка ночью!

Обломов с упреком поглядел на него, покачал головой и вздохнул, а Захар равнодушно поглядел в окно и тоже вздохнул. Барин, кажется, думал: «Ну, брат, ты еще больше Обломов, нежели я сам», а Захар чуть ли не подумал: «Врешь! ты только мастер говорить мудреные да жалкие слова, а до пыли и до паутины тебе и дела нет».

Понимаешь ли ты, - сказал Илья Ильич, - что от пыли заводится моль? Я иногда даже вижу клопа на стене!

У меня и блохи есть! - равнодушно отозвался Захар.

Разве это хорошо? Ведь это гадость! - заметил Обломов.

Захар усмехнулся во все лицо, так что усмешка охватила даже брови и бакенбарды, которые от этого раздвинулись в стороны, и по всему лицу до самого лба расплылось красное пятно.

Чем же я виноват, что клопы на свете есть? - сказал он с наивным удивлением. - Разве я их выдумал?

Это от нечистоты, - перебил Обломов. - Что ты все врешь!

И нечистоту не я выдумал.

У тебя вот там мыши бегают по ночам - я слышу.

И мышей не я выдумал. Этой твари, что мышей, что кошек, что клопов, везде много.

Как же у других не бывает ни моли, ни клопов?

На лице Захара выразилась недоверчивость, или, лучше сказать, покойная уверенность, что этого не бывает.

У меня всего много, - сказал он упрямо, - за всяким клопом не усмотришь, в щелку к нему не влезешь.

А сам, кажется, думал: «Да и что за спанье без клопа?»

Ты мети, выбирай сор из углов - и не будет ничего, - учил Обломов.

Уберешь, а завтра опять наберется, - говорил Захар.

Не наберется, - перебил барин, - не должно.

Наберется - я знаю, - твердил слуга.

А наберется, так опять вымети.

Как это? Всякий день перебирай все углы? - спросил Захар. - Да что ж это за жизнь? Лучше бог по душу пошли!

Отчего ж у других чисто? - возразил Обломов. - Посмотри напротив, у настройщика: любо взглянуть, а всего одна девка…

А где немцы сору возьмут, - вдруг возразил Захар. - Вы поглядите-ко, как они живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит на сына, а с сына опять на отца. На жене и дочерях платьишки коротенькие: все поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкафах лежала по годам куча старого, изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков, да с пивом и выпьют!

Захар даже сквозь зубы плюнул, рассуждая о таком скаредном житье.

Нечего разговаривать! - возразил Илья Ильич, ты лучше убирай.

Иной раз и убрал бы, да вы же сами не даете, - сказал Захар.

Пошел свое! Все, видишь, я мешаю.

Конечно, вы, все дома сидите: как при вас станешь убирать? Уйдите на целый день, так и уберу.

Вот еще выдумал что - уйти! Поди-ка ты лучше к себе.

Да право! - настаивал Захар. - Вот, хоть бы сегодня ушли, мы бы с Анисьей и убрали все. И то не управимся вдвоем-то: надо еще баб нанять, перемыть все.

Э! какие затеи - баб! Ступай себе, - говорил Илья Ильич.

Он уж был не рад, что вызвал Захара на этот разговор. Он все забывал, что чуть тронешь этот деликатный предмет, как и не оберешься хлопот.

Обломову и хотелось бы, чтоб было чисто, да он бы желал, чтоб это сделалось как-нибудь так, незаметно, само собой, а Захар всегда заводил тяжбу, лишь только начинали требовать от него сметания пыли, мытья полов и т. п. Он в таком случае станет доказывать необходимость громадной возни в доме, зная очень хорошо, что одна мысль об этом приводила барина его в ужас.

Захар ушел, а Обломов погрузился в размышления. Через несколько минут пробило еще полчаса.

Что это? - почти с ужасом сказал Илья Ильич. - Одиннадцать часов скоро, а я еще не встал, не умылся до сих пор? Захар, Захар!

Ах ты, боже мой! Ну! - послышалось из передней, и потом известный прыжок.

Умыться готово? - спросил Обломов.

Готово давно! - отвечал Захар. - Чего вы не встаете?

Что ж ты не скажешь, что готово? Я бы уж и встал давно. Поди же, я сейчас иду вслед за тобою. Мне надо заниматься, я сяду писать.

Захар ушел, но чрез минуту воротился с исписанной и замасленной тетрадкой и клочками бумаги.

Вот, коли будете писать, так уж кстати извольте и счеты поверить: надо деньги заплатить.

Какие счеты? Какие деньги? - с неудовольствием спросил Илья Ильич.

От мясника, от зеленщика, от прачки, от хлебника: все денег просят.

Только о деньгах и забота! - ворчал Илья Ильич. - А ты что понемногу не подаешь счеты, а все вдруг?

Вы же ведь все прогоняли меня: завтра да завтра…

Ну, так и теперь разве нельзя до завтра?

Нет! Уж очень пристают: больше не дают в долг. Нынче первое число.

Ах! - с тоской сказал Обломов. - Новая забота! Ну, что стоишь? Положи на стол. Я сейчас встану, умоюсь и посмотрю, - сказал Илья Ильич. - Так умыться-то готово?

Готово! - сказал Захар.

Ну, теперь…

Он начал было, кряхтя, приподниматься на постели, чтоб встать.

Я забыл вам сказать, - начал Захар, - давеча, как вы еще почивали, управляющий дворника прислал: говорит, что непременно надо съехать… квартира нужна.

Ну, что ж такое? Если нужна, так, разумеется, съедем. Что ты пристаешь ко мне? Уж ты третий раз говоришь мне об этом.

Ко мне пристают тоже.

Скажи, что съедем.

Они говорят: вы уж с месяц, говорят, обещали, а все не съезжаете, мы, говорят, полиции дадим знать.

Пусть дают знать! - сказал решительно Обломов. - Мы и сами переедем, как потеплее будет, недели через три.

Куда недели через три! Управляющий говорит, что чрез две недели рабочие придут: ломать все будут… «Съезжайте, говорит, завтра или послезавтра…»

Э-э-э! слишком проворно! Видишь, еще что! Не сейчас ли прикажете? А ты мне не смей и напоминать о квартире. Я уж тебе запретил раз, а ты опять. Смотри!

Что ж мне делать-то? - отозвался Захар.

Что ж делать? - вот он чем отделывается от меня! - отвечал Илья Ильич. - Он меня спрашивает! Мне что за дело? Ты не беспокой меня, а там как хочешь, так и распорядись, только чтоб не переезжать. Не может постараться для барина!

Да как же, батюшка, Илья Ильич, я распоряжусь? - начал мягким сипеньем Захар. - Дом-то не мой: как же из чужого дома не переезжать, коли гонят? Кабы мой дом был, так я бы с великим моим удовольствием…

Нельзя ли их уговорить как-нибудь. «Мы, дескать, живем давно, платим исправно».

Говорил, - сказал Захар.

Ну, что ж они?

Что! Наладили свое: «Переезжайте, говорят, нам нужно квартиру переделывать». Хотят из докторской и из этой одну большую квартиру сделать, к свадьбе хозяйского сына.

Ах ты, боже мой! - с досадой сказал Обломов. - Ведь есть же этакие ослы, что женятся!

Он повернулся на спину.

Вы бы написали, сударь, к хозяину, - сказал Захар, - так, может быть, он бы вас не тронул, а велел бы сначала вон ту квартиру ломать.

Захар при этом показал рукой куда-то направо.

Ну хорошо, как встану, напишу… Ты ступай к себе, а я подумаю. Ничего ты не умеешь сделать, - добавил он, - мне и об этой дряни надо самому хлопотать.

Захар ушел, а Обломов стал думать.

Но он был в затруднении, о чем думать: о письме ли старосты, о переезде ли на новую квартиру, приняться ли сводить счеты? Он терялся в приливе житейских забот и все лежал, ворочаясь с боку на бок. По временам только слышались отрывистые восклицания: «Ах, боже мой! Трогает жизнь, везде достает».

Неизвестно, долго ли бы еще пробыл он в этой нерешительности, но в передней раздался звонок.

Уж кто-то и пришел! - сказал Обломов, кутаясь в халат. - А я еще не вставал - срам да и только! Кто бы это так рано?

И он, лежа, с любопытством глядел на двери.

Штольц был немец только по отцу, мать его была рус-ской. Вырос и воспитывался Штольц в селе Верхлеве, где его отец был управляющим. С детства Штольц был приучен к наукам. Но Андрей любил и пошалить, так что ему неред-ко разбивали то нос, то глаз. Отец никогда не ругал его за это, даже говорил, что так и должен расти мальчик.

Мать очень переживала за сына. Она боялась, что Штольц вырастет таким же, как его отец — настоящим не-мецким бюргером. В сыне ей мерещился идеал барина. И она стригла ему ногти, завивала локоны, читала ему стихи, пела песни, играла произведения великих композиторов. И Андрей вырос на почве русской культуры, хоть и с немец-кими задатками. Ведь рядом были Обломовка и княжеский замок, куда нередко наведывались хозяева, которые ничего не имели против дружбы со Штольцем.

Отец мальчика даже и не подозревал, что все это окруже-ние обратит «узенькую немецкую колею в такую широкую дорогу, какая не снилась ни деду, ни отцу, ни ему самому».

Когда мальчик вырос, отец отпустил сына из дома, что-бы дальше он строил свою жизнь сам. Отец хочет дать сыну «нужные адреса» нужных людей, но Андрей отказывает-ся, говоря, что пойдет к ним лишь тогда, когда у него бу-дет свой дом. Мать плачет, провожая сына. Андрей обнял ее и тоже расплакался, но взял себя в руки и уехал.

Штольц — ровесник Обломову. Он всегда в движении. По жизни шел твердо и бодро, воспринимая все ясно и пря-мо. Больше всего он боялся воображения, мечты, все у него подвергалось анализу, пропускалось через ум. И он все шел и шел прямо по избранной раз им дороге, отважно шагая че-рез все преграды.

С Обломовым его связывали детство и школа. Он выпол-нял при Илье Ильиче роль сильного. Кроме того, Штольца привлекала та светлая и детская душа, которая была у Об-ломова.

Штольц и Обломов здороваются. Штольц советует Об-ломову встряхнуться, поехать куда-нибудь. Обломов жа-луется на свои несчастья. Штольц советует снять старо-сту, завести школу в деревне. А с квартирой обещает все уладить. Штольц интересуется, ходит ли Обломов куда- нибудь, бывает ли где? Обломов говорит, что нет. Штольц возмущен, он говорит, что пора давно выйти из этого сон-ного состояния.

Штольц решил встряхнуть Обломова, он зовет Захара, чтобы тот одел барина. Чрез десять минут Штольц и Обло-мов выходят из дома.

Обломов из уединения вдруг очутился в толпе людей. Так прошла неделя, другая. Обломов восставал, жаловался, ему не нравилась вся эта суета, вечная беготня, игра стра-стей. Где же здесь человек? Он говорит, что свет, общество, в сущности, тоже спят, это все сон. Ни на ком нет свежего лица, ни у кого нет спокойного, ясного взгляда. Штольц на-зывает Обломова философом. Обломов говорит, что его план жизни — это деревня, спокойствие, жена, дети. Штольц спрашивает, кто таков Илья Ильич, к какому разряду он себя причисляет? Обломов говорит, что пусть Захара спро-сит. Захар отвечает, что это — барин. Штольц смеется. Об-ломов продолжает рисовать Штольцу свой идеальный мир, в котором царят покой и тишина. Штольц говорит, что Илья Ильич выбрал для себя то, что было у дедов и отцов. Штольц предлагает познакомить Обломова с Ольгой Ильин-ской, а также говорит, что нарисованный ему Обломовым мир — это не жизнь, это обломовщина. Штольц напоми-нает Илье Ильичу, что когда-то тот хотел путешествовать, увидеть мир. Куда все это делось? Обломов просит Штоль-ца не бранить его, а лучше помочь, потому что сам он не справится. Ведь он просто гаснет, никто не указал ему, как жить. «Или я не понял этой жизни, или она никуда не го-дится», — заключает Обломов. Штольц спрашивает, поче-му же Илья не бежал прочь от этой жизни? Обломов гово-рит, что не он один таков: «Да я ли один? Смотри: Михай-лов, Петров, Семенов, Алексеев, Степанов… не пересчита-ешь: наше имя — легион!» Штольц решает, не медля ни ми-нуты, собираться к отъезду за границу.

После ухода Штольца Обломов размышляет, что за та-кое ядовитое слово «обломовщина». Что ему теперь делать: идти вперед или остаться там, где он сейчас?

Через две недели Штольц уехал в Англию, взяв с Об-ломова слово, что тот приедет в Париж. Но Обломов не сдви-нулся с места ни через месяц, ни через три. Что же стало причиной? Обломов более не лежит на диване, он пишет, читает, переехал жить на дачу. Все дело в Ольге Ильинской.

Штольц познакомил Обломова с ней перед отъездом. Оль-га — это чудесное создание «с благоухающей свежестью ума и чувств». Она была проста и естественна, не было в ней ни жеманства, ни кокетства, ни доли лжи. Она любила музыку и прекрасно пела. Она не была в строгом смысле слова краса-вица, но всем казалось таковой. Ее взгляд смущал Обломова.

Тарантьев в один день перевез весь дом Обломова к сво-ей куме на Выборгскую сторону, и Обломов жил теперь на даче по соседству с дачей Ильинских. Обломов заключил с кумой Тарантьева контракт. Штольц рассказал Ольге все об Обломове и попросил приглядывать за ним. Ольга и Илья Ильич проводят все дни вместе.

Обломову Ольга стала сниться по ночам. Он думает, что это и есть тот идеал спокойной любви, к которому он стре-мился.

Ольга же воспринимала их знакомство как урок, кото-рый она преподаст Обломову. Она уже составила план, как отучит его от лежания, заставит читать книги и полюбить вновь все то, что он любил раньше. Так что Штольц не узна-ет своего друга, когда вернется.

После встречи с Обломовым Ольга сильно изменилась, осунулась, боялись, что она даже заболела.

Во время очередной встречи Обломов и Ольга разгова-ривают о предполагаемой поездке Ильи Ильича. Обломов не решается признаться Ильинской в любви. Ольга протяги-вает ему руку, которую тот целует, и Ольга уходит домой.

Обломов вернулся к себе и отругал Захара за мусор, ко-торый повсюду в доме. Захар к тому времени успел женить-ся на Анисье, и теперь она заправляла всем хозяйством Об-ломова. Она быстро прибрала в доме.

Обломов же опять лег на диван и все думал о том, что, возможно, Ольга тоже любит его, только боится признаться в этом. Но в то же время он не может поверить, что его мож-но полюбить. Пришел человек от тетки Ольги звать Обломо-ва в гости. И Обломов вновь уверяется в том, что Ольга лю-бит его. Он опять хочет признаться Ильинской в любви, но так и не может перебороть себя.

Весь этот день Обломову пришлось провести с компа-нии тетки Ольги и барона, опекуна небольшого имения Оль-ги. Появление в доме Ильинских Обломова не взволновало тетку, она никак не смотрела на постоянные прогулки Оль-ги и Ильи Ильича, тем более, что слышала о просьбе Штоль-ца не спускать с Обломова глаз, раскачать его.

Обломову скучно сидеть с теткой и бароном, он стра-дает оттого, что дал понять Ольге, что знает о ее чувствах к нему. Когда Ольга наконец появилась, Обломов не узнал ее, это был другой человек. Видно было, что она заставила себя спуститься.

Ольгу просят спеть. Она поет так, как поют все, ничего за-вораживающего Обломов в ее голосе не услышал. Обломов не может понять, что же случилось. Он раскланивается и уходит.

Ольга переменилась за это время, она как будто «слу-шала курс жизни не по дням, а по часам». Она теперь всту-пила «в сферу сознания».

Обломов решает переехать либо в город, либо за грани-цу, но подальше от Ольги, ему невыносимы перемены, про-изошедшие в ней.

На следующий день Захар сообщил Обломову, что видел Ольгу, рассказал ей, как живет барин и что хочет переехать в город. Обломов очень разозлился на болтливого Захара и прогнал его. Но Захар вернулся и сказал, что барышня просила Обломова прийти в парк. Обломов одевается и бе-жит к Ольге. Ольга спрашивает Обломова, почему он так давно у них не появлялся. Обломов понимает, что она вы-росла, стала выше его духовно, и ему становится страшно. Разговор идет о том о сем: о здоровье, книгах, о работе Оль-ги. Затем он решили пройтись. Обломов намеками говорит о своих чувствах. Ольга дает ему понять, что есть надежда. Обломов обрадовался своему счастью. Так они и расстались.

С тех пор уже не было внезапных перемен в Ольге. Она была ровна. Иногда она вспоминала слова Штольца, что она еще не начинала жить. И теперь она поняла, что Штольц был прав.

Для Обломова теперь Ольга была «первым человеком», он мысленно разговаривал с ней, продолжал разговор при встрече, а потом опять в мыслях дома. Он уже не жил преж-ней жизнью и соизмерял свою жизнь с тем, что скажет Оль-га. Они везде бывают, ни дня Обломов не провел дома, не прилег. И Ольга расцвела, в глазах ее прибавился свет, в движениях — грация. В то же время она гордилась и лю-бовалась Обломовым, поверженным к ее ногам.

Любовь обоих героев стала тяготить их, появились обя-занности и какие-то права. Но все же жизнь Обломова оста-валась в планах, не была реализована. Обломов больше всего боялся, что однажды Ольга потребует от него реши-тельных действий.

Ольга с Обломовым много разговаривают, гуляют. Оль-га говорит, что любовь — это долг, и ей хватит сил прожить всю жизнь и пролюбить. Обломов говорит, что когда Ольга рядом, ему все ясно, но когда ее нет, начинается игра в во-просы, в сомнения. И ни Обломов, ни Ольга не лгали в сво-их чувствах.

На следующее утро Обломов проснулся в плохом на-строении. Дело в том, что вечером он углубился в самоана-лиз и пришел к выводу, что не могла Ольга полюбить его, это не любовь, а лишь предчувствие ее. А он — тот, кто пер-вым подвернулся под руку. Он решил писать к Ольге. Илья Ильич пишет, что шалости прошли, и любовь стала для него болезнью. А с ее стороны это не любовь, это всего лишь бессознательная потребность любить. И когда придет тот, другой, она очнется. Больше не надо видеться.

Обломову стало легко на душе, после того как он «сбыл груз души с письмом». Запечатав письмо, Илья Ильич при-казывает Захару отнести его Ольге. Но Захар не отнес, а все перепутал. Тогда Обломов передал письмо Кате — горнич-ной Ольги, а сам пошел в деревню.

По дороге он увидел вдалеке Ольгу, увидел, как она прочла письмо. Он пошел в парк и встретил там Ольгу, она плакала.

Обломов спросил, что он может сделать, чтобы она не плакала, но Ольга просит лишь уйти и взять письмо с со-бой. Обломов говорит, что у него тоже болит душа, но он отказывается от Ольги ради ее же счастья. Но Ольга гово-рит, что он страдает оттого, что когда-нибудь она разлюбит его, а ей страшно, что когда-нибудь он может разлюбить ее. Это не любовь была, а эгоизм. Обломов был поражен тем, что говорила Ольга, тем более, что это была правда, которой он так избегал. Ольга желает Обломову быть спокойным, ведь его счастье в этом. Обломов говорит, что Ольга умнее его. Она отвечает, что проще и смелее. Ведь он всего боится, считает, что можно вот так взять и разлюбить. Она говорит, что письмо было нужно, ведь в нем вся нежность и забота Ильи Ильича о ней, его пламенное сердце — все то, за что она его и полюбила. Ольга уходит домой, садится за пиа-нино и поет, как еще не пела никогда.

XI Материал с сайта

Дома Обломов нашел письмо от Штольца с требованием приехать в Швейцарию. Обломов думает, что Андрей не зна-ет, какая трагедия здесь разыгрывается. Много дней кря-ду Обломов не отвечает Штольцу. Он опять с Ольгой. Меж-ду ними установились какие-то другие отношения: все было намеком на любовь. Они стали чутки и осторожны. Однаж-ды Ольге стало плохо. Она сказала, что у нее жар в сердце. Но потом все прошло. Ее мучило то, что Обломов стал для нее ближе, дороже, роднее. Он был не испорчен светом, не-винен. И это Ольга угадала в нем.

Время шло, а Обломов так и не сдвинулся с места. Вся его жизнь теперь крутилась вокруг Ольги и ее дома, «все остальное утопало в сфере чистой любви». Ольга чувствует, что чего-то ей недостает в это любви, но чего, не может по-нять.

Однажды они шли вместе откуда-то, вдруг останови-лась коляска, и оттуда выглянула Сонечка — давняя зна-комая Ольги, светская львица, и ее сопровождающие. Все как-то странно взглянули на Обломова, он не мог вынести этого взгляда и быстро ушел. Это обстоятельство застави-ло его еще раз подумать об их любви. И Илья Ильич реша-ет, что вечером он расскажет Ольге, какие строгие обязан-ности налагает любовь.

Обломов нашел Ольгу в роще и сказал, что так любит ее, что если бы она полюбила другого, он бы молча проглотил свое горе и уступил бы ее другому. Ольга говорит, что она бы не уступила его другой, она хочет быть счастлива только с ним. Тогда Обломов говорит, что нехорошо, что они видят-ся всегда тихонько, ведь на свете столько соблазнов. Оль-га говорит, что она всегда сообщает тетушке, когда видится с ним. Но Обломов настаивает на том, что видеться наеди-не плохо. Что скажут, когда узнают? Например, Сонечка, она так странно смотрела на него. Ольга говорит, что Сонеч-ка давно все знает. Обломов не ожидал такого поворота. Пе-ред его глазами стояли теперь Сонечка, ее муж, тетка Ольги и все смеялись над ним. Ольга хочет уйти, но Обломов оста-навливает ее. Он просит Ольгу быть его женой. Она согла-шается. Обломов спрашивает Ольгу, смогла бы она, как не-которые женщины, пожертвовать всем ради него, бросить вызов свету. Ольга говорит, что никогда не пошла бы таким путем, потому что он ведет в итоге к расставанию. А она рас-ставаться с Обломовым не хочет. «Он испустил радостный вопль и упал на траву к ее ногам».

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

• как звали служанку ольги ильинской
• обломов 2 часть читать краткое содержание
• краткое содержание 2 части 1 главы обломова
• обломов краткий епересказ 3 часть
• краткое описание 2 части романа обломов

Обломов был дворянского рода, имел чин коллежского секретаря и двенадцать лет безвыездно жил в Петербурге. Когда были живы родители, он занимал только две комнаты. Прислуживал ему вывезенный из деревни слуга Захар. После смерти отца и матери он получил в наследство триста пятьдесят душ в одной из отдаленных губерний. «Тогда он еще был молод и, если нельзя сказать, чтоб он был жив, то по крайней мере живее, чем теперь; еще он был полон разных стремлений, все чего-то надеялся, ждал многого и от судьбы, и от самого себя…» Он много думал о роли в обществе и рисовал в своем воображении картины семейного счастья.

Но годы шли - «пушок обратился в жесткую бороду, лучи глаз сменились двумя тусклыми точками, талия округлилась, волосы стали немилосердно лезть». Ему исполнилось тридцать лет, а он в своей жизни ни на шаг не продвинулся вперед - только собирался и готовился начать жить. Жизнь в его понимании разделялась на две половины: одна состояла из труда и скуки, другая - из покоя и мирного веселья.

«Служба на первых порах озадачила его самым неприятным образом». Воспитанный в провинции, среди родных, друзей и знакомых, он был «проникнут семейным началом», будущая служба представлялась ему каким-то семейным занятием. Чиновники на одном месте, по его мнению, составляли дружную семью, заботящуюся о взаимном спокойствии и удовольствии. Он думал, что ходить на службу каждый день не обязательно, и такие причины, как плохая погода или скверное настроение могут быть веской причиной к отсутствию на месте. Какого же было его удивление, когда он понял, что здоровый чиновник может не прийти на службу, только если случится землетрясение или наводнение.

«Еще более призадумался Обломов, когда замелькали у него в глазах пакеты с надписью нужное и весьма нужное , когда его заставляли делать разные справки, выписки, рыться в делах, писать тетради в два пальца толщиной, которые, точно насмех, называли записками ; притом все требовали скоро, все куда-то торопились, ни на чем не останавливались…» Даже ночью его поднимали и заставляли писать записки. «Когда жить? Когда жить? - твердил он. Начальника он представлял кем-то вроде второго отца, который всегда заботится о подчиненных и входит в их положение. Однако в первый же день ему пришлось разочароваться. С приездом начальника все начинали бегать, сбивая друг друга с ног, и старались показаться как можно лучше.

Первый начальник Ильи Ильича был добрым и приятным человеком, никогда не кричал и ни о ком не говорил плохо. Все подчиненные были им довольны, но почему-то в его присутствии всегда робели и на все его вопросы отвечали не своим голосом. Илья Ильич в присутствии начальника тоже робел, и разговаривал с ним «тоненьким и гадким» голосом. Нелегко ему служилось при добром начальнике, и неизвестно, что бы с ним случилось, если бы он попал к строгому начальнику.

Кое-как Обломов прослужил года два, и если бы не произошел один непредвиденный случай, служил бы дальше. Однажды он случайно отправил какую-то нужную бумагу вместо Астрахани в Архангельск, и испугался, что придется отвечать. Не дождавшись наказания, он ушел домой, прислал на службу медицинское свидетельство о болезни, а затем подал в отставку.

«Так кончилась - и потом уже не возобновлялась - его государственная деятельность. Роль в обществе удавалась ему лучше». В первые годы его пребывания в Петербурге, когда он был молод, «глаза его подолгу сияли огнем жизни, из них лились лучи света, надежды, силы». Но то было давно, когда человек в любом другом человеке видит только хорошее и влюбляется в любую женщину, и любой готов предложить руку и сердце.

На долю Ильи Ильича в прежние годы выпало немало «страстных взглядов», «многообещающих улыбок», рукопожатий и поцелуев, но он никогда не отдавался в плен красавицам и даже никогда не был их «прилежным поклонником», потому что ухаживание всегда сопровождается хлопотами. Обломов же предпочитал поклоняться издали. Женщины, в которых бы он мог сразу влюбиться, попадались ему в обществе редко, слишком пылких дев он избегал, поэтому его любовные отношения никогда не развивались в романы, а останавливались в самом начале. «Душа его была еще чиста и невинна; она, может быть, ждала своей любви, своей опоры, своей страсти, а потом, с годами, кажется, перестала ждать и отчаялась».

Друзей у Ильи Ильича с каждым годом становилось все меньше. После того, как староста прислал первое письмо о недоимках в деревне, он своего первого друга, повара, заменил кухаркой, затем продал лошадей и распростился с прочими друзьями. «Его почти ничто не влекло из дома», и он с каждым днем все реже выходил из квартиры. В первое время ему было тяжело целый день ходить одетым, потом он постепенно обленился обедать в гостях, и ходил только к близким друзьям, у которых можно было освободиться от тесной одежды и немного поспать. Вскоре ему надоело каждый день надевать фрак и бриться. И только его другу Штольцу удавалось выводить его в люди. Но Штольц часто был в разъездах, и, оставаясь один, Обломов «ввергался весь по уши в свое уединение, из которого его могло вывести только что-нибудь необыкновенное», но такого не предвиделось. К тому же с годами он стал более робким и ждал зла от всего, с чем сталкивался дома, например, от трещины на потолке. «Он не привык к движению, к жизни, к многолюдству, к суете». Иногда впадал в состояние нервического страха, пугался тишины. На все надежды, которые несла юность, и на все светлые воспоминания он лениво махнул рукой.

«Что же он делал дома? Читал? Писал? Учился?»

Если попалась под руки книга или газета, он читал. Если услышит о каком-нибудь замечательном произведении - появится желание познакомиться с ним. Он попросит принести и, если принесут быстро, начнет читать. Сделай он хоть какое-нибудь усилие - и овладел бы предметом, о котором идет речь в книге. Но он, так и не дочитав книгу, откладывал ее в сторону, ложился и смотрел в потолок.

Учился он, как все, до пятнадцати лет в пансионе. Затем родители послали его в Москву, «где он волей-неволей проследил курс наук до конца». Лень и капризы в годы учебы не показывал, слушал, что говорили ему учителя, и с трудом учил задаваемые уроки. «Все это вообще он считал за наказание, ниспосланное небом за наши грехи». Больше того, чем задавали учителя, он не читал и не учил и пояснений не требовал. Когда же Штольц приносил ему книги, которые нужно было прочитать сверх выученного, Обломов долго смотрел на друга, но все же читал. «Серьезное чтение утомляло его». В какой-то момент он увлекся поэзией, и Штольц постарался продлить это увлечение подольше. «Юношеский дар Штольца заражал Обломова, и он сгорал от жажды труда, далекой, но обаятельной цели». Однако в скором времени Илья Ильич отрезвился, и лишь изредка, по совету Штольца, лениво пробегал строчки. Он с трудом осиливал книги, которые ему приносили и часто засыпал даже на самых интересных местах.

Окончив учебу, он уже не стремился что-либо узнать. Все то, что он узнал за время учебы, хранилось в его голове в виде «архива мертвых дел». Учение подействовало на Илью Ильича странным образом: «у него между наукой и жизнью лежала целая бездна, которую он не пытался перейти». Он прошел весь курс судопроизводства, но когда в его доме что-то украли и нужно было написать какую-то бумагу в полицию, он послал за писарем.

Все дела в деревне, в том числе и денежные, вел староста. Сам же Обломов «продолжал чертить узор собственной жизни». Думая о цели своего существования, он пришел к выводу, что смысл его жизни кроется в нем самом, что ему досталось «семейное счастье и заботы об имении». До этого времени он и не знал всех своих дел, потому что о них заботился Штольц. Со времени смерти родителей дела в имении с каждым годом шли все хуже. Обломов понимал, что нужно поехать туда и самому во всем разобраться, но «поездка была для него подвигом». В своей жизни Илья Ильич совершил только одно путешествие: из своей деревни в Москву, «среди перин, ларцов, чемоданов, окороков, булок… и в сопровождении нескольких слуг». И теперь, лежа на диване, он составлял в уме «новый, свежий план устройства имения и управления крестьянами». Идея этого плана сложилась уже давно, оставалось лишь кое-что подсчитать.

Он, как встанет утром с постели, после чая ляжет тотчас на диван, подопрет голову рукой и обдумывает, не щадя сил, до тех пор, пока, наконец, голова утомится от тяжелой работы и когда совесть скажет: довольно сделано сегодня для общего блага.

Тогда только решается он отдохнуть от трудов и переменить заботливую позу на другую, менее деловую и строгую, более удобную для мечтаний и неги.

Освободясь от деловых забот, Обломов любил уходить в себя и жить в созданном им мире.

Ему доступны были наслаждения высоких помыслов; он не чужд был всеобщих человеческих скорбей. Он горько в глубине души плакал в иную пору над бедствиями человечества, испытывал безвестные, безыменные страдания, и тоску, и стремление куда-то вдаль, туда, вероятно, в тот мир, куда увлекал его, бывало, Штольц.

Сладкие слезы потекут по щекам его...

Но ближе к вечеру «клонятся к покою и утомленные силы Обломова: бури и волнения смиряются в душе, голова отрезвляется от дум, кровь медленнее пробирается по жилам…» Илья Ильич задумчиво переворачивался на спину, устремлял печальный взгляд в небо и с грустью провожал глазами солнце. Но наступал следующий день, и вместе с ним возникали новые волнения и мечты. Ему нравилось воображать себя непобедимым полководцем, великим художником или мыслителем, выдумывать войны и их причины. В горькие минуты он переворачивался с боку на бок, ложился лицом вниз, иногда вставал на колени и горячо молился. И на это уходили все его нравственные силы.

Никто не знал и не видел этой внутренней жизни Ильи Ильича: все думали, что Обломов так себе, только лежит да кушает на здоровье, и что больше от него нечего ждать; что едва ли у него вяжутся и мысли в голове. Так о нем и толковали везде, где его знали.

О способностях его, об его внутренней вулканической работе пылкой головы, гуманного сердца знал подробно и мог свидетельствовать Штольц, но Штольца почти никогда не было в Петербурге.

Один Захар, обращающийся всю жизнь около своего барина, знал еще подробнее весь его внутренний быт; но он был убежден, что они с барином дело делают и живут нормально, как должно, и что иначе жить не следует.

Захару было за пятьдесят лет. Он преданно служил своему хозяину, и при этом лгал ему на каждом шагу, понемножку воровал, любил выпить с приятелями, иногда распускал про барина какую-нибудь небывальщину, но иногда, на сходках у ворот, начинал вдруг возвышать Илью Ильича, и «тогда не было конца восторгам».

Захар неопрятен. Он бреется редко и хотя моет руки и лицо, но, кажется, больше делает вид, что моет; да и никаким мылом не отмоешь. Когда он бывает в бане, то руки у него из черных сделаются только часа на два красными, а потом опять черными.

Он очень неловок: станет ли отворять ворота или двери, отворяет одну половинку, другая затворяется; побежит к той, эта затворяется.

Сразу он никогда не подымает с пола платка или другой какой-нибудь вещи, а нагнется всегда раза три, как будто ловит ее, и уж разве в четвертый поднимет, и то еще иногда уронит опять.

Если он несет чрез комнату кучу посуды или других вещей, то с первого же шага верхние вещи начинают дезертировать на пол. Сначала полетит одна; он вдруг делает позднее и бесполезное движение, чтоб помешать ей упасть, и уронит еще две. Он глядит, разиня рот от удивления, на падающие вещи, а не на те, которые остаются на руках, и оттого держит поднос косо, а вещи продолжают падать, - и так иногда он принесет на другой конец комнаты одну рюмку или тарелку, а иногда с бранью и проклятиями бросит сам и последнее, что осталось в руках.

Проходя по комнате, он заденет то ногой, то боком за стол, за стул, не всегда попадает прямо в отворенную половину двери, а ударится плечом о другую, и обругает при этом обе половинки, или хозяина дома, или плотника, который их делал.

У Обломова в кабинете переломаны или перебиты почти все вещи, особенно мелкие, требующие осторожного обращения с ними, - и все по милости Захара.

Он свою способность брать в руки вещь прилагает ко всем вещам одинаково, не делая никакого различия в способе обращения с той или другой вещью.

Велят, например, снять со свечи или налить в стакан воды: он употребит на это столько силы, сколько нужно, чтоб отворить ворота.

Не дай бог, когда Захар воспламенится усердием угодить барину и вздумает все убрать, вычистить, установить, живо, разом привести в порядок! Бедам и убыткам не бывало конца: едва ли неприятельский солдат, ворвавшись в дом, нанесет столько вреда. Начиналась ломка, падение разных вещей, битье посуды, опрокидыванье стульев; кончалось тем, что надо было его выгнать из комнаты, или он сам уходил с бранью и проклятиями.

К счастью, он очень редко воспламенялся таким усердием.

Причиной всех этих неприятностей было воспитание Захара, которое он получил в деревне, на вольном воздухе, а не в тесных кабинетах. Он привык служить, ничем не стесняя своих движений, и обращаться с солидными вещами - ломом, лопатой, массивными стульями.

Захар составил себе определенный круг деятельности, за который по своему желанию не переступал. Утром он ставил самовар и чистил платье, которое просил барин, и никогда не чистил то, которое он не просил. Потом он подметал комнату (причем не каждый день), не добираясь до углов, и вытирал пыль только с того стола, на котором ничего не стояло. После этого он, не обремененный заботами, дремал на лежанке или болтал с дворней у ворот. Если нужно было сделать что-то помимо этого, Захар всегда делал неохотно, и ничего нельзя было добавить к тем обязанностям, которые установил для себя сам Захар.

Но, несмотря на все свои недостатки, Захар был предан своему барину, и если бы потребовалось, не задумываясь сгорел или утонул бы за него. Он не размышлял о своих чувствах к барину, они шли от сердца. Захар умер бы вместо барина, считая это своим долгом. Но если бы понадобилось просидеть всю ночь у постели Ильи Ильича, и от этого зависело здоровье или жизнь барина, Захар обязательно бы заснул.

Чувства Захара по отношению к барину не проявлялись, он обращался с ним грубо и фамильярно, сердился на него за всякую мелочь и злословил у ворот, но его чувство преданности к Илье Ильичу и ко всему тому, что было связано с Обломовыми, не ослабевало. «Захар любил Обломовку, как кошка свой чердак».

Прислуживая в деревне, в барском доме в Обломовке, ленивый от природы Захар разленился еще больше. Большую часть времени он дремал в прихожей или болтал с другими слугами. «И после такой жизни на него вдруг навалили тяжелую обузу выносить на плечах службу целого дома!» Так и не смирившись с этим до конца, он стал угрюмым и жестоким. «От этого он ворчал всякий раз, когда голос барина заставлял его покидать лежанку».

Несмотря, однакож, на эту наружную угрюмость и дикость, Захар был довольно мягкого и доброго сердца. Он любил даже проводить время с ребятишками. На дворе, у ворот, его часто видели с кучей детей. Он их мирит, дразнит, устраивает игры или просто сидит с ними, взяв одного на одно колено, другого на другое, а сзади шею его обовьет еще какой-нибудь шалун руками или треплет его за бакенбарды.

И так Обломов мешал Захару жить тем, что требовал поминутно его услуг и присутствия около себя, тогда как сердце, сообщительный нрав, любовь к бездействию и вечная, никогда не умолкающая потребность жевать влекли Захара то к куме, то в кухню, то в лавочку, то к воротам.

Давно знали они друг друга и давно жили вдвоем. Захар нянчил маленького Обломова на руках, а Обломов помнит его молодым, проворным, прожорливым и лукавым парнем.

Старинная связь была неистребима между ними. Как Илья Ильич не умел ни встать, ни лечь спать, ни быть причесанным и обутым, ни отобедать без помощи Захара, так Захар не умел представить себе другого барина, кроме Ильи Ильича, другого существования, как одевать, кормить его, грубить ему, лукавить, лгать и в то же время внутренне благоговеть перед ним.

Захар, закрыв дверь за Тарантьевым и Алексеевым, не отправился на лежанку. Он остался ждать, когда его позовет барин, потому что слышал, что Илья Ильич собирался писать. Но в кабинете барина все было тихо. Заглянув в дверную щель, Захар увидел, что Обломов лежал на диване, опершись головой на ладонь, и читал книгу. Он напомнил барину, что он собирался умываться и писать. Обломов, отложив книгу, зевнул и снова стал думать о своих несчастьях, «его клонило к неге и мечтам».

«Нет, прежде дело, - строго подумал он, - а потом…» Он лег на спину и стал представлять себе план нового деревенского дома и фруктового сада. Он представил, как сидит летним вечером на террасе, за чайным столом, в тени деревьев и наслаждается тишиной и прохладой. У ворот слышатся веселые голоса дворни, вокруг него резвятся малютки, а «за самоваром видит царица всего окружающего, его божество… женщина! жена!» Захар накрывает стол в столовой, и все, в том числе и друг детства Штольц, садятся за ужин. И так ярка и жива была эта мечта, что лицо Обломова озарилось счастьем, и «он вдруг почувствовал смутное желание любви, тихого счастья.., своего дома, жены и детей. “Боже, боже!” - произнес он от полноты счастья и очнулся».

Но раздававшиеся с улицы голоса и шум вернули его в действительность, и в его памяти возникли прежние заботы: план дома, староста, квартира... Обломов быстро поднялся на диване, сел и позвал Захара. Когда слуга пришел, он снова впал в раздумье, начал подтягиваться, зевать… Захар рассказал, что снова приходил управляющий, велел на будущей неделе съезжать. После очередной перебранки со слугой, Обломов сел писать письмо домовладельцу. Письмо получалось нескладным, а тут еще Захар со своими счетами… «Это разорение! Это ни на что не похоже» - говорил Обломов, отталкивая замасленные тетрадки со счетами, а Захар, «зажмуриваясь и ворча» объяснял ему, откуда взялись долги.

Наконец Илья Ильич прогнал Захара, уселся на стуле, подобрав под себя ноги, и в этот момент раздался звонок. Это пришел доктор, низенький человек, с лысиной, румяными щеками и заботливо-внимательным лицом.

Доктор! Какими судьбами? - воскликнул Обломов, протягивая одну руку гостю, а другою подвигая стул.

Я соскучился, что вы все здоровы, не зовете, сам зашел, - отвечал доктор шутливо. - Нет, - прибавил он потом серьезно, - я был вверху, у вашего соседа, да и зашел проведать.

Благодарю. А что сосед?

Что: недели три-четыре, а может быть, до осени дотянет, а потом... водяная в груди: конец известный. Ну, вы что?

Обломов печально тряхнул головой:

Плохо, доктор. Я сам подумывал посоветоваться с вами. Не знаю, что мне делать. Желудок почти не варит, под ложечкой тяжесть, изжога замучила, дыханье тяжело... - говорил Обломов с жалкой миной.

Дайте руку, - сказал доктор, взял пульс и закрыл на минуту глаза. - А кашель есть? - спросил он.

По ночам, особенно когда поужинаю.

Гм! Биение сердца бывает? Голова болит?

И доктор сделал еще несколько подобных вопросов, потом наклонил свою лысину и глубоко задумался. Через две минуты он вдруг приподнял голову и решительным голосом сказал:

Если вы еще года два-три проживете в этом климате да будете все лежать, есть жирное и тяжелое - вы умрете ударом.

Обломов встрепенулся.

Что ж мне делать? Научите, ради бога! - спросил он.

То же, что другие делают: ехать за границу.

За границу! - с изумлением повторил Обломов.

Да; а что?

Помилуйте, доктор, за границу! Как это можно?

Отчего же не можно?

Обломов молча обвел глазами себя, потом свой кабинет и машинально повторил:

За границу!

Что ж вам мешает?

Как что? Все...

Господи!.. - простонал Обломов.

Наконец, - заключил доктор, - к зиме поезжайте в Париж и там, в вихре жизни, развлекайтесь, не задумывайтесь: из театра на бал, в маскарад, за город с визитами, чтоб около вас друзья, шум, смех...

Не нужно ли еще чего-нибудь? - спросил Обломов с худо скрытой досадой.

Доктор задумался...

Разве попользоваться морским воздухом: сядьте в Англии на пароход да прокатитесь до Америки...

Он встал и стал прощаться.

Если вы все это исполните в точности... - говорил он...

Хорошо, хорошо, непременно исполню, - едко отвечал Обломов, провожая его.

Доктор ушел, оставив Обломова в самом жалком положении. Он закрыл глаза, положил обе руки на голову, сжался на стуле в комок и так сидел, никуда не глядя, ничего не чувствуя.

Проводив доктора, Обломов снова начал браниться с Захаром. Причины разлада были все те же: неприятности, связанные с переездом и письмо старосты. Когда же Захар смиренно заметил: «Другие, не хуже нас, да переезжают, так и нам можно…», Илья Ильич вышел из себя. То, что Захар сравнил его с другими, он счел за оскорбление. Он повелительно указал Захару на дверь и еще долго не мог успокоиться. Спустя некоторое время он позвал слугу, чтобы объяснить ему всю гнусность его поступка. Так и не поняв друг друга, барин и слуга помирились.

Надеюсь, что ты понял свой проступок, - говорил Илья Ильич, когда Захар принес квасу, - и вперед не станешь сравнивать барина с другими. Чтоб загладить свою вину, ты как-нибудь уладь с хозяином, чтоб мне не переезжать. Вот как ты бережешь покой барина: расстроил совсем и лишил меня какой-нибудь новой полезной мысли. А у кого отнял? У себя же; для вас я посвятил всего себя, для вас вышел в отставку, сижу взаперти... Ну, да бог с тобой! Вон, три часа бьет! Два часа только до обеда, что успеешь сделать в два часа? - Ничего. А дела куча. Так и быть, письмо отложу до следующей почты, а план набросаю завтра. Ну, а теперь прилягу немного: измучился совсем; ты опусти шторы да затвори меня поплотнее, чтоб не мешали; может быть, я с часик и усну; а в половине пятого разбуди.

Захар начал закупоривать барина в кабинете; он сначала покрыл его самого и подоткнул одеяло под него, потом опустил шторы, плотно запер все двери и ушел к себе.

Чтоб тебе издохнуть, леший этакой! - ворчал он, отирая следы слез и влезая на лежанку. - Право, леший! Особый дом, огород, жалованье! - говорил Захар, понявший только последние слова. - Мастер жалкие-то слова говорить: так по сердцу точно ножом и режет... Вот тут мой и дом, и огород, тут и ноги протяну! - говорил он, с яростью ударяя по лежанке. - Жалованье! Как не приберешь гривен да пятаков к рукам, так и табаку не на что купить, и куму нечем попотчевать! Чтоб тебе пусто было!.. Подумаешь, смерть-то нейдет!

Илья Ильич лег на спину, но не вдруг заснул. Он думал, думал, волновался, волновался...

Два несчастья вдруг! - говорил он, завертываясь в одеяло совсем с головой. - Прошу устоять!

Но в самом-то деле эти два несчастья, то есть зловещее письмо старосты и переезд на новую квартиру, перестали тревожить Обломова и поступали уже только в ряд беспокойных воспоминаний...

«А может быть, еще Захар постарается так уладить, что и вовсе не нужно будет переезжать, авось обойдутся: отложат до будущего лета или совсем отменят перестройку; ну, как-нибудь да сделают! Нельзя же, в самом деле... переезжать!..»

Так он попеременно волновался и успокоивался, и, наконец, в этих примирительных и успокоительных словах авось, может быть и как-нибудь Обломов нашел и на этот раз, как находил всегда, целый ковчег надежд и утешений, как в ковчеге завета отцов наших, и в настоящую минуту он успел оградить себя ими от двух несчастий...

Почти погрузившись в сон, Илья Ильич вдруг открыл глаза, задумался и понял, что все то, что он собирался сегодня сделать, - план имения, письмо к исправнику… - закончить не получилось. «А ведь другой смог бы все исполнить…» - подумал он и зевнул. «Настала одна из ясных сознательных минут в жизни Обломова». В его голове возникли вопросы о человеческой судьбе и назначении. Ему стало стыдно и больно за то, как он живет - не развивается, никуда не стремится… «И зависть грызла его, что другие так полно и широко живут, а у него как будто тяжелый камень брошен на узкой и жалкой тропе его существования…» Он с совершенной ясностью понял, что многие стороны его души так и не проснулись, и все хорошее, что было в нем, не проявилось. И выхода не было: «лес в душе все чаще и темнее». Вспомнив недавнюю сцену с Захаром, он вдруг ощутил жгучий стыд. Так, вздыхая и проклиная себя, он продолжал ворочаться до тех пор, пока сон не остановил поток его мыслей.

IX. Сон Обломова

Где мы? В какой благословенный уголок земли перенес нас сон Обломова? Что за чудный край!.. Нет ничего грандиозного, дикого и угрюмого. Небо там ближе жмется к земле..; оно распростерлось так невысоко над головой, как родительская надежная кровля, чтобы уберечь, кажется, избранный уголок от всяких невзгод. Солнце там ярко и жарко светит около полугода... Горы там - это ряд отлогих холмов, с которых приятно кататься, резвясь, на спине или, сидя на них смотреть в раздумье на заходящее солнце. Река бежит весело, шаля и играя... Все сулит там покойную, долговременную жизнь... Правильно и невозмутимо совершается там годовой круг... Ни страшных бурь, ни разрушений не слыхать в том краю... Как все тихо, все сонно в трех-четырех деревеньках, составляющих этот уголок!.. Ближайшие деревни и уездный город были верстах в двадцати пяти и тридцати. Таков был уголок, куда вдруг перенесся во сне Обломов.

Одна из деревень была Сосновка, другая Вавиловка. Располагались они в версте друг от друга и обе принадлежали Обломовым, поэтому были известны под общим именем Обломовки.

«Илья Ильич проснулся утром в своей маленькой постельке. Ему только семь лет. Ему легко и весело». Няня ждет его пробуждения, а потом одевает, умывает, расчесывает и ведет к матери. Мать страстно целует его, подводит к образу и молится. Мальчик рассеянно повторяет за ней слова молитвы. После они идут к отцу, а затем к чаю. За столом собралось много людей: дальние родственники отца, престарелая тетка, немного помешанный деверь матери, заехавший в гости помещик и еще какие-то старушки и старички. Все осыпают Илью Ильича ласками и поцелуями, а после кормят булочками, сухариками и сливочками.

Потом мать отпускала его гулять в сад, по двору и на луг, строго приказывая няньке не оставлять ребенка одного, не допускать его к лошадям и собакам, на уходить далеко от дома, а главное, не пускать его в овраг - самое страшное место в околотке, о котором ходили дурные слухи. Но ребенок не дождался предостережений матери, и давно убежал во двор. С радостным изумлением обежал он весь родительский дом, и собрался взбежать по ветхим ступеням на галерею, чтобы оттуда посмотреть на речку, но няня успела поймать его.

Смотрит ребенок, как и что делают взрослые в это утро, и ни одна мелочь не ускользает от его взгляда - «неизгладимо врезывается в душу картина домашнего быта». Из людской раздается шум веретена и голос бабы. На дворе, как только Антип вернулся с бочкой, из разных углов устремились к ней бабы и кучера. Старуха несет из амбара чашку с мукой и яйца… Сам старик Обломов целое утро сидит у окна и наблюдает за всем, что делается во дворе, и, в случае чего, принимает меры против беспорядков. И жена его тоже занята: три часа болтает с портным, потом пойдет в девичью, затем осматривать сад…

«Но главною заботой были кухня и обед». Что готовить на обед, решали всем домом. «Забота о пище была первая и главная жизненная забота в Обломовке». К праздникам специально откармливали телят, индеек и цыплят. «Какие запасы там были варений, солений, печений! Какие меды, какие квасы варились, какие пироги пеклись в Обломовке!» «И так до полудня все суетилось и заботилось, все жило такою полною, муравьиною, такою заметною жизнью». А в воскресенье и праздничные дни все суетилось еще больше: ножи на кухне стучали чаще и сильнее, пекли исполинский пирог… И ребенок, наблюдающий за всем этим, видел, как после хлопотливого утра наступал полдень и обед. В доме воцарялась мертвая тишина - наступал час послеобеденного сна.

Ребенок видит, что и отец, и мать, и старая тетка, и свита - все разбрелись по своим углам; а у кого не было его, тот шел на сеновал, другой в сад, третий искал прохлады в сенях, а иной, прикрыв лицо платком от мух, засыпал там, где сморила его жара и повалил громоздкий обед. И садовник растянулся под кустом в саду, подле свой пешни, и кучер спал на конюшне.

Илья Ильич заглянул в людскую: в людской все легли вповалку, по лавкам, по полу и в сенях, предоставив ребятишек самим себе; ребятишки ползают по двору и роются в песке. И собаки далеко залезли в конуры, благо не на кого было лаять.

Можно было пройти по всему дому насквозь и не встретить ни души; легко было обокрасть все кругом и свезти со двора на подводах: никто не помешал бы, если б только водились воры в том краю.

Это был какой-то всепоглощающий, ничем не победимый сон, истинное подобие смерти. Все мертво, только из всех углов несется разнообразное храпенье на все тоны и лады.

Изредка кто-нибудь вдруг поднимет со сна голову, посмотрит бессмысленно, с удивлением на обе стороны и перевернется на другой бок или, не открывая глаз, плюнет спросонья и, почавкав губами или поворчав что-то под нос себе, опять заснет.

А другой быстро, без всяких предварительных приготовлений, вскочит обеими ногами с своего ложа, как будто боясь потерять драгоценные минуты, схватит кружку с квасом и, подув на плавающих там мух, так, чтоб их отнесло к другому краю, отчего мухи, до тех пор неподвижные, сильно начинают шевелиться, в надежде на улучшение своего положения, промочит горло и потом падает опять на постель как подстреленный.

А ребенок все наблюдал да наблюдал.

Когда начинало смеркаться, у ворот собиралась дворня, слышался смех. Солнце опускалось за лес, и все сливалось в серую, а потом в темную массу. Все смолкало, на небе появлялись первые звезды.

Вот день-то и прошел, и слава богу! - говорили обломовцы, ложась в постель, кряхтя и осеняя себя крестным знамением. - Прожили благополучно; дай бог и завтра так! Слава тебе, господи! Слава тебе, господи!

«Потом Обломову приснилась другая пора: он в бесконечный зимний вечер робко жмется к няне, а она нашептывает ему о какой-то неведомой стране, где нет ни ночей, ни холода, где все совершаются чудеса.., а день-деньской только и знают, что гуляют все добрые молодцы, такие, как Илья Ильич, да красавицы, что ни в сказке сказать, ни пером описать». Ребенок слушал рассказ, «навострив уши и глаза», а няня рассказывала ему о подвигах Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича, о спящих царевнах, окаменелых городах и людях, о чудовищах и оборотнях. Слушая нянины сказки, мальчик то воображал себя героем подвига, то страдал за неудачи молодца. «Рассказ лился за рассказом», и наполнилось воображение мальчика странными призраками, страх поселился в его душе. Осматриваясь вокруг и видя в жизни вред, он мечтает о той волшебной стране, где нет зла, где хорошо кормят и одевают даром…

«Сказка не над одними детьми в Обломовке, но и над взрослыми до конца жизни сохраняет свою власть». Все в Обломовке верили в существование оборотней и мертвецов.

Илья Ильич и увидит после, что просто устроен мир, что не встают мертвецы из могил, что великанов, как только они заведутся, тотчас сажают в балаган, и разбойников - в тюрьму; но если пропадает самая вера в призраки, то остается какой-то осадок страха и безотчетной тоски.

Узнал Илья Ильич, что нет бед от чудовищ, а какие есть - едва знает, и на каждом шагу все ждет чего-то страшного и боится. И теперь еще, оставшись в темной комнате или увидя покойника, он трепещет от зловещей, в детстве зароненной в душу тоски; смеясь над страхами своими поутру, он опять бледнеет вечером.

«Далее Илья Ильич вдруг увидел себя мальчиком лет тринадцати или четырнадцати». Он учится в селе Верхлеве, у тамошнего управляющего, немца Штольца, вместе с его собственным сыном Андреем. «Может быть… Илюша и успел бы выучиться чему-нибудь хорошенько, если б Обломовка была верстах в пятистах от Верхлева». Ведь это село тоже было некогда Обломовкой, и все здесь, «кроме дома Штольца, все дышало тою же первобытною ленью, простотою нравов, тишиною и неподвижностью». Обломовцы и не ведали о тех заботах, отдающих жизнь труду, не знали тревог и как огня боялись страстей. Жизнь они понимали как идеал покоя и бездействия, который изредка нарушают мелкие неприятности, например болезни и ссоры. Они никогда не задавали себе туманные вопросы и поэтому выглядели здоровыми и цветущими; не говорили с детьми о предназначении жизни, а дарили ее готовую, такую, какую сами получили от своих родителей. И ничего им не было нужно: «жизнь, как покойная река, текла мимо них; им оставалось только сидеть на берегу этой реки и наблюдать неизбежные явления, которые по очереди, без зову, представали пред каждым из них».

Перед воображением спящего Обломова открылись «три главных акта его жизни», которые разыгрываются в каждом семействе: родины, свадьба, похороны; а потом потянулись веселые и печальные ее подразделения: крестины, именины, семейные праздники, шумные обеды, поздравления, слезы и улыбки. Знакомые лица проплывали перед его мысленным взором. Все в Обломовке свершалось по установленным правилам, но правила эти затрагивали лишь внешнюю сторону жизни. Когда появлялся на свет ребенок, все заботились лишь о том, чтобы он вырос здоровым, хорошо кушал; затем искали невесту и справляли веселую свадьбу. Так и шла жизнь своим чередом, пока не прерывалась могилой. Однажды в доме Обломовых обрушилась ветхая галерея. Все начали думать, как можно исправить дело. Недели через три велели мужикам оттащить доски к сараям, чтобы они не лежали на дороге. Там они и лежали до весны. Старик Обломов, каждый раз видя их в окно, думал о том, что же можно сделать. Позовет к себе плотника и обсуждает с ним, а потом отпускает его со словами: «Поди себе, а я подумаю». В конце концов центральную часть галереи решили подпереть пока старыми обломками, что и сделали к концу месяца. В один из дней старик Обломов собственными руками поднял в саду плетень и приказал садовнику подпереть его жердями. Благодаря предусмотрительности отца Ильи Ильича плетень простоял так все лето, и только зимой его повалило снегом опять.

Наступает длинный зимний вечер.

Мать сидит на диване, поджав ноги под себя, и лениво вяжет детский чулок, зевая и почесывая по временам спицей голову.

Подле нее сидит Настасья Ивановна да Пелагея Игнатьевна и, уткнув носы в работу, прилежно шьют что-нибудь к празднику для Илюши, или для отца его, или для самих себя.

Отец, заложив руки назад, ходит по комнате взад и вперед, в совершенном удовольствии, или присядет в кресло и, посидев немного, начнет опять ходить, внимательно прислушиваясь к звуку собственных шагов. Потом понюхает табаку, высморкается и опять понюхает.

В комнате тускло горит одна сальная свечка, и то это допускалось только в зимние и осенние вечера. В летние месяцы все старались ложиться и вставать без свечей, при дневном свете.

Это частью делалось по привычке, частью из экономии.

На всякий предмет, который производился не дома, а приобретался покупкою, обломовцы были до крайности скупы...

Вообще там денег тратить не любили, и как ни необходима была вещь, но деньги за нее выдавались всегда с великим соболезнованием, и то если издержка была незначительна. Значительная же трата сопровождалась стонами, воплями и бранью.

Обломовцы соглашались лучше терпеть всякого рода неудобства, даже привыкали не считать их неудобствами, чем тратить деньги.

От этого и диван в гостиной давным-давно весь в пятнах, от этого и кожаное кресло Ильи Иваныча только называется кожаным, а в самом-то деле оно - не то мочальное, не то веревочное: кожи-то осталось только на спинке один клочок, а остальная уж пять лет как развалилась в куски и слезла; оттого же, может быть, и ворота все кривы, и крыльцо шатается. Но заплатить за что-нибудь, хоть самонужнейшее, вдруг двести, триста, пятьсот рублей казалось им чуть не самоубийством...

На креслах в гостиной, в разных положениях, сидят и сопят обитатели или обычные посетители дома.

Между собеседниками по большей части царствует глубокое молчание: все видятся ежедневно друг с другом; умственные сокровища взаимно исчерпаны и изведаны, а новостей извне получается мало.

Тихо; только раздаются шаги тяжелых, домашней работы сапог Ильи Ивановича, еще стенные часы в футляре глухо постукивают маятником, да порванная время от времени рукой или зубами нитка у Пелагеи Игнатьевны или у Настасьи Ивановны нарушает глубокую тишину.

Так иногда пройдет полчаса, разве кто-нибудь зевнет вслух и перекрестит рот, примолвив: «Господи помилуй!»

За ним зевает сосед, потом следующий, медленно, как будто по команде, отворяет рот, и так далее, заразительная игра воздуха в легких обойдет всех, причем иного прошибет слеза.

Или Илья Иванович пойдет к окну, взглянет туда и скажет с некоторым удивлением: «Еще пять часов только, а уж как темно на дворе!»

Да, - ответит кто-нибудь, - об эту пору всегда темно; длинные вечера наступают.

А весной удивятся и обрадуются, что длинные дни наступают. А спросите-ка, зачем им эти длинные дни, так они и сами не знают.

И опять замолчат...

Видит Илья Ильич во сне не один, не два такие вечера, но целые недели, месяцы и годы так проводимых дней и вечеров. Ничто не нарушало однообразия этой жизни, и сами обломовцы не тяготились ею, потому что и не представляли себе другого житья-бытья... Другой жизни и не хотели... Зачем им разнообразие, перемены, случайности..? Ведь они требуют забот, хлопот, беготни...

Они продолжали целые сутки сопеть, дремать и зевать, или заливаться добродушным смехом от деревенского юмора, или, собираясь в кружок, рассказывали, что кто видел ночью во сне.

Однажды однообразное течение жизни нарушил необычный случай. Один из обломовских мужиков привез со станции письмо. Это событие взволновало все семейство - хозяйка даже изменилась немного в лице. Однако письмо вскрыли не сразу - четыре дня гадали, от кого оно могло быть. Но любопытство оказалось сильнее. На четвертый день, собравшись толпой, распечатали письмо. В нем знакомый семейства просил прислать ему рецепт пива, которое особенно хорошо варили в Обломовке. Решено было послать. Но писать не торопились: долго не могли найти рецепт, а после решили не тратить сорок копеек на почтовое отправление, а передать письмо с оказией. Дождался ли автор письма с рецептом или нет - неизвестно.

Чтение Илья Иванович считал роскошью - делом, без которого можно и обойтись, а на книгу смотрел как на вещь, предназначенную для развлечения. «Давно не читал книги» - скажет он, и если случайно увидит доставшуюся ему после брата стопку книг, вынет, что попадется, и читает «с ровным удовольствием». По понедельникам, когда нужно было ехать к Штольцу, на Илюшу нападала тоска. Кормили его в это утро булочками и крендельками, давали в дорогу варенья, печенья и другие лакомства. Но поездка Илюши часто откладывалась из-за праздника или мнимой болезни, родители находили любой предлог, чтобы оставить сына дома. «За предлогами, и кроме праздников, дело не вставало. Зимой казалось им холодно, летом по жаре тоже не годится ехать, а иногда и дождь пойдет, осенью слякоть мешает…»

«Старики понимали выгоду просвещения, но только внешнюю его выгоду». Они понимали, что в люди можно выйти только путем ученья, но о самой потребности ученья они имели смутное представление, «оттого им хотелось уловить для своего Илюши пока некоторые блестящие преимущества… Они мечтали и о шитом мундире для него, воображали его советником в палате, а мать даже и губернатором; но всего этого им хотелось достигнуть как-нибудь подешевле, с разными хитростями.., то есть например учиться слегка, не до изнурения души и тела.., а так, чтобы только соблюсти предписанную форму и добыть как-нибудь аттестат, в котором бы сказано было, что Илюша прошел все науки и искусства ».

Нежная заботливость родителей иногда надоедала Илюше. Побежит он по двору, а ему вслед несется: «Ах, ах! Упадет, расшибется!» Захочет открыть зимой форточку, опять: «Куда? Как можно? Убьешься! Простудишься!» И рос Илюша, «лелеемый, как экзотический цветок в теплице, и так же, как последний под стеклом, он рос медленно и вяло».

А иногда он проснется такой бодрый, свежий, веселый; он чувствует: в нем играет что-то, кипит, точно поселился бесенок какой-нибудь, который так и поддразнивает его то влезть на крышу, то сесть на савраску да поскакать в луга, где сено косят, или посидеть на заборе верхом, или подразнить деревенских собак; или вдруг захочется пуститься бегом по деревне, потом в поле, по буеракам, в березняк, да в три скачка броситься на дно оврага, или увязаться за мальчишками играть в снежки, попробовать свои силы.

Бесенок так и подмывает его: он крепится, крепится, наконец не вытерпит и вдруг, без картуза, зимой, прыг с крыльца на двор, оттуда за ворота, захватил в обе руки по кому снега и мчится к куче мальчишек.

Свежий ветер так и режет ему лицо, за уши щиплет мороз, в рот и горло пахнуло холодом, а грудь охватило радостью - он мчится, откуда ноги взялись, сам и визжит и хохочет.

Вот и мальчишки: он бац снегом - мимо: сноровки нет; только хотел захватить еще снежку, как все лицо залепила ему целая глыба снегу: он упал; и больно ему с непривычки, и весело, и хохочет он, и слезы у него на глазах...

А в доме гвалт: Илюши нет! Крик, шум. На двор выскочил Захарка, за ним Васька, Митька, Ванька - все бегут, растерянные, по двору.

За ними кинулись, хватая их за пятки, две собаки, которые, как известно, не могут равнодушно видеть бегущего человека.

Люди с криками, с воплями, собаки с лаем мчатся по деревне.

Наконец набежали на мальчишек и начали чинить правосудие: кого за волосы, кого за уши, иному подзатыльника; пригрозили и отцам их.

Потом уже овладели барчонком, окутали его в захваченный тулуп, потом в отцовскую шубу, потом в два одеяла и торжественно принесли на руках домой.

Дома отчаялись уже видеть его, считая погибшим; но при виде его, живого и невредимого, радость родителей была неописанна. Возблагодарили господа бога, потом напоили его мятой, там бузиной, к вечеру еще малиной, и продержали дня три в постели, а ему бы одно могло быть полезно: опять играть в снежки...

Только что храпенье Ильи Ильича достигло слуха Захара, как он прыгнул осторожно, без шума, с лежанки, вышел на цыпочках в сени, запер барина на замок и отправился к воротам.

А, Захар Трофимыч: добро пожаловать! Давно вас не видно! - заговорили на разные голоса кучер, лакеи, бабы и мальчишки у ворот.

Пока Обломов спал, Захар сплетничал у ворот с кучерами, лакеями, бабами и мальчишками. Приврал, что Обломов напился, поэтому и спит в такое время, что барин может оскорбить любого ни за что ни про что… После повздорил с кучером и пообещал пожаловаться на него барину.

Ну, уж барин! - заметил язвительно кучер. - Где ты этакого выкопал?

Он сам, и дворник, и цирюльник, и лакей, и защитник системы ругательства - все захохотали.

Смейтесь, смейтесь, а я вот скажу барину-то! - хрипел Захар.

А тебе, - сказал он, обращаясь к дворнику, - надо бы унять этих разбойников, а не смеяться. Ты зачем приставлен здесь? - Порядок всякий исправлять. А ты что? Я вот скажу барину-то; постой, будет тебе!

Ну, полно, полно, Захар Трофимыч! - говорил дворник, стараясь успокоить его, - что он тебе сделал?

Как он смеет так говорить про моего барина? - возразил горячо Захар, указывая на кучера. - Да знает ли он, кто мой барин-то? - с благоговением спросил он. - Да тебе, - говорил он, обращаясь к кучеру, - и во сне не увидать такого барина: добрый, умница, красавец! А твой-то точно некормленая кляча! Срам посмотреть, как выезжаете со двора на бурой кобыле: точно нищие! Едите-то редьку с квасом. Вон на тебе армячишка: дыр-то не сосчитаешь!..

Рассорившись со всеми, Захар отправился в пивную.

В начале пятого часа Захар осторожно, без шума, отпер переднюю и на цыпочках пробрался в свою комнату; там он подошел к двери барского кабинета и сначала приложил к ней ухо, потом присел и приставил к замочной скважине глаз.

В кабинете раздавалось мерное храпенье.

Спит, - прошептал он, - надо будить: скоро половина пятого.

Он кашлянул и вошел в кабинет.

Илья Ильич! А, Илья Ильич! - начал он тихо, стоя у изголовья Обломова.

Храпенье продолжалось.

Эк спит-то! - сказал Захар, - словно каменщик. Илья Ильич!

Захар слегка тронул Обломова за рукав.

Вставайте: пятого половина.

Илья Ильич только промычал в ответ на это, но не проснулся...

Ну, - говорил Захар в отчаянии, - ах ты, головушка! Что лежишь, как колода? Ведь на тебя смотреть тошно. Поглядите, добрые люди!.. Тьфу!

Вставайте, вставайте! - вдруг испуганным голосом заговорил он. - Илья Ильич! Посмотрите-ка, что вокруг вас делается.

Обломов быстро поднял голову, поглядел кругом и опять лег, с глубоким вздохом.

Оставь меня в покое! - сказал он важно. - Я велел тебе будить меня, а теперь отменяю приказание - слышишь ли? Я сам проснусь, когда мне вздумается.

Иногда Захар так и отстанет, сказав: «Ну, дрыхни, черт с тобой!» А в другой раз так настоит на своем, и теперь настоял.

Вставайте, вставайте! - во все горло заголосил он и схватил Обломова обеими руками за полу и за рукав.

Обломов вдруг, неожиданно вскочил на ноги и ринулся на Захара.

Постой же, вот я тебя выучу, как тревожить барина, когда он почивать хочет! - говорил он.

Захар со всех ног бросился от него, но на третьем шагу Обломов отрезвился совсем от сна и начал потягиваться, зевая.

Дай... квасу... - говорил он в промежутках зевоты.

Тут же из-за спины Захара кто-то разразился звонким хохотом. Оба оглянулись.

Штольц! Штольц! - в восторге кричал Обломов, бросаясь к гостю.

Андрей Иваныч! - осклабясь, говорил Захар.

Штольц продолжал покатываться со смеха: он видел всю происходившую сцену.

Не всем под силу прочесть весь роман «Обломов», а иногда надо просто освежить его в памяти, не вдаваясь в подробности, потому предлагаем краткое содержание по главам.

О романе Гончарова «Обломов»

Это самое знаменитое произведение Ильи Андреевича. Название «обломовщина» стало нарицательным. Роман вскрывает глубинные процессы, свойственные не только 19 веку, но и нашему времени.

Главные герои романа

Обломов Илья Ильич – житель Петербурга, умный, обаятельный, но чрезвычайно ленивый. Вокруг него совершается действие всего романа.

Ему противостоит его друг детства энергичный Штольц Андрей Иванович с немецкой рациональной душой.

Ольга Сергеевна Ильинская – девушка, в которую влюблен главный герой, она романтична и прагматична одновременно, как умеют это совмещать все женщины.

Захар Трофимович – слуга, ленивый, как и его барин, но начисто лишенный романтики.

Пшеницина Агафья Матвеевна – простая русская женщина, с которой в результате стал жить Обломов.

Второстепенные герои

Знакомые Ильи Ильича: Тарантьев – ищет во всем своей выгоды.

Мухояров – брат Пшенициной, чиновник, алчный, как Тарантьев.

Волков, Судьбинский, а также Пенкин и Алексеев – посетители Обломова.

«Обломов» — краткое содержание по главам и частям

Часть 1

Илья Ильич характеризуется, как беспечное, изнеженное существо с блуждающими мыслями. Обломов предпочитает валяться в постели и мечтать.

У него нелады со старостой имения. Еще ему надо найти новую квартиру. Все это для него слишком хлопотно, мысли сбиваются. Он упрекает в этом своего слугу Захара.

Обломов настолько ленив, что даже не читает книг и не ведет дневника.

Снова приходят знакомые. Алексеев послушен и незаметен, Тарантьев – беспокоен, шумен, зовет его на прогулку.

Обломов советуется с Тарантьевым по поводу своих дел со старостой и квартирой, тот предлагает ему квартиру свой приятельницы, а на старосту жаловаться губернатору.

Рассказывается, как Обломов закончил службу: отправил одну бумагу вместо одного города в другой. Сам засовестился и написал прошение об отставке. Первое упоминание о его друге Штольце.

Лежание, мечты.

Посвящена слуге Захару, если сказать кратко, слезливый пьяница. В то же время, умер бы за барина.

Захар напоминает барину о переезде. Но Обломов не может даже на время покинуть квартиру, чтобы люди перевезли вещи. С этой тяжелой проблемой главный герой засыпает.

Ему снится сон-воспоминание о своей детской жизни в Обломовке, его родовой усадьбе, где он родился, и где текла вечная спокойная жизнь. В этом сне автор романа вскрывает начальные причины лени Обломова: потакание от челяди, балование от многочисленных тетушек, всеобщее сонное царство.

Юмористическая сцена с Захаром (он сначала ругает своего барина перед другими слугами во дворе, а потом, когда слуги начинают смеяться над его барином, начинает неистово защищать его). Долго будит его, Обломов в полусне ругается с Захаром.

Эту сцену, улыбаясь, наблюдает Штольц, который только что приехал.

Часть 2

Повествуется о детстве Штольца. Он рос энергичным ребенком.

Отец — немец по происхождению — воспитывал своего сына в спартанской манере.

Когда Андрей Штольц окончил университет, отец вручил ему 350 рублей и отправил в Петербург, чтобы он сам нашел свое место в жизни.

Продолжается рассказ о жизни Штольца. В Петербурге он неутомимо работал, продвигаясь по служебной лестнице. Всегда был бодр, весел, не позволял себе пустых мечтаний. Их дружба с Обломовым только крепчала с годами.

Илья Ильич обсуждает с Андреем Ивановичем Штольцем свои проблемы о переезде и лукавом старосте имения. Штольц побуждает друга к активной жизни.

Штольц вывозит Илья Ильича в свет, чем тот не доволен, жалуясь, что у него устают ноги от сапог. Возникает идея поехать за границу.

Обломов загорается-таки идеей визита в Париж, делает необходимые приготовления. Штольц знакомит его со своей приятельницей Ильинской Ольгой Сергеевной.

Обломов все чаще общается с Ольгой и между ними возникает чувство. Происходит неожиданное признание в любви под впечатлением ее пения. Обломов переживает по этому поводу.

Захар берет себе в жены Анисью. Она наводит в доме чистоту, что очень не нравится Захару. Обломов волнуется по поводу того, как относится к нему Ольга, не презирает ли она его. Та по-прежнему ровна с ним.

Обломов знакомится с родственницей Ольги, которая имеет большое влияние на ее жизнь. Он встречается с Ольгой в Летнем парке, между ними происходит объяснение. Ольга благосклонно к этому относится.

Жизнь Обломова наполняется счастьем любви и новыми надеждами.

Обломов пишет Ольге письмо, в котором считает себя не достойным ее чувств и утверждает, что им надо расстаться. Он прячется в парке и видит, как Ольга читает письмо и плачет. Он просит прощения у девушки, поняв эгоистичность своих мыслей. Они мирятся.

Письмо Штольца об имении, чтобы Обломов уладил все дела.

Влюбленные пока встречаются тайно, собираются объявить о своей помолвке.

Часть 3

Тарантьев выпрашивает у Обломова денег, якобы за жилье. Обломов уже не такой нюня, не дает ничего.

Ольга советует Обломову быть практичнее и решить все дела с имением, а затем думать о свадьбе. Он едет на новую квартиру, знакомится там с Агафьей Пшенициной, отказывается от квартиры.

Ольга все требовательнее к делам Обломова, Илье Андреевичу это скучно. Все тянется вымогательство денег за квартиру, которую Обломов арендовал, но не живет там. С него требуют деньги, у него их нет.

Наконец-то Обломов переезжает на квартиру к Пшенициной. Агафья очень заботится о нем, ей нравится в Обломове как раз его барственная лень. Обломов узнает от Захара, что все слуги сплетничают об отношениях его с Ольгой.

Влюбленные снова встречаются в парке. Ольга торопит с разрешением всех дел. Обломову становится все тяжелее вести такую активную жизнь. К нему возвращаются сомнения и лень.

Ему уже не хочется идти к Ольге, он отговаривается больным и остается дома лежать на диване. В переписке с Ольгой лжет ей о своей болезни.

Девушка сама приезжает к Обломову, замечает его симуляцию, упрекает и вдохновляет снова на дела. Обломов воодушевляется.

Они обсуждают приготовления к свадьбе, все это пугает Обломова.

Приходит письмо из имения о плохом состоянии дел. Обломов обсуждает, что делать с Иваном Матвеевичем. Тот советует ему в управляющие Затертого.

Мухояров и Тарантьев обсуждают, как они наживутся за счет деревни Обломова.

Обломов сообщает, что женитьбу придется отложить на год из-за неурядиц с имением, Ольга падает в обморок. Ей начинает казаться, что она любит в Обломове то, каким он мог бы стать, а не какой он есть.

От переживаний о своей «обломовщине» Илья Ильич заболевает лихорадкой.

Часть 4

Прошел год, Обломов оставил Ольгу. Он живет у Агафьи, так же в лени. Она заботится о нем. Из имения снова присылают деньги от нового управляющего Затертого. Обломов доволен.

Появляется Штольц. Он говорит, что видел Ольгу за границей с тетей. Что она помнит Обломова.

Тарантьев напуган приездом Штольца, ведь он может раскрыть их аферы с имением, они с Мухояровым решают попугать Обломова его отношениями с Агафьей.

Рассказывается об отношениях Штольца и Ольги в Швейцарии. Они полюбили друг друга, и девушка соглашается на брак.

Обломов все больше погрязает в бездействии, он обрюзг, его нагло обманывают с имением, но он даже не обращает на это внимание.

В гости приезжает Штольц, рассказывает о браке с Ольгой, Обломов рад за него.

Штольц раскрывает аферы с имением. Обломов выгоняет Тарантьева.

Штольц и Ольга живут счастливо, но Ольга все же грустит по Обломову.

Обломов живет с Агафьей в тишине и спокойствии. Здоровье его пошатнулось из-за апоплексического удара. Он рассказывает Штольцу, что у них с Агафьей родился сын, которого они назвали в честь Штольца.

В этой главе читатель узнает, что Обломов умирает от второго удара. Штольц забирает его сына Андрея к себе в семью. Агафья хоть и скучает по сыну, но смиряется с этим, иногда навещая его.

Штольц случайно встречает Захара. Тот побирается. Он не забывает барина и не отходит далеко от его могилы. Когда Штольца спрашивают, в чем причины такой судьбы Обломова, он отвечает: «обломовщина».

Заключение

Краткий пересказ в таком сильном сокращении не может заменить полноценного прочтения романа. Чтобы кое-какие мысли внести в читательский дневник, советуем читателям выделить время на прочтение, тем более, что роман читается интересно, с удовольствием.

Меню статьи (открываетя по клику)

Часть І

Глава І

На Гороховой улице в одной из квартир в постели лежал человек лет 30–35, приятной наружности с темно-серыми глазами – это дворянин, помещик Илья Ильич Обломов. На нем одет его любимый восточный халат, который «мягок, гибок; тело не чувствует его на себе; он, как послушный раб, покоряется самомалейшему движению тела». Уже битый час Илья Ильич не может подняться с постели – лень. Время от времени он зовет Захара (слуга) и дает ему кое-какие распоряжения (найти письмо, платок, спрашивает, готова ли вода умыться).

Обломов сначала вроде как не замечает бардака в квартире, но затем начинает придираться к слуге за мусор. Но, его замечания не добиваются нужного результата – Захар с уверенностью отстаивает мысль о том, что, сколько не мети – мусор все равно появится, поэтому тщательно можно и не убирать. Он напоминает дворянину, о неоплаченных счетах мяснику, прачке, хлебнику и о том, что им нужно съехать из квартиры – хозяин женит сына и хочет объединить к свадьбе две квартиры.

Глава ІІ

После 11 к Обломову приходят посетители. Первым пришел Волков. Он долго рассматривал комнату в надежде найти хоть один чистый уголок, чтобы присесть, но в результате так и остался стоять. Он зовет Илью Ильича на прогулку, но тому лень.

После ухода друга, он сочувственно вздыхает – Волкову нужно успеть много дел – такая суетная жизнь огорчает Обломова. Затем приходит Судьбинский. «Работать с восьми часов до двенадцати, с двенадцати до пяти, да дома еще - ой, ой!» – анализирует его жизнь Обломов. Расшевелить главного героя не удалось, он стойко не соглашается на какие-либо мероприятия, отличные от лежания на постели. Следующим посетителем был Пенкин. С порога Илья ему кричит: «Не подходите, не подходите: вы с холода!». Он интересуется, читал ли Обломов его статью и, получив отрицательный ответ, обещает прислать журнал. «Ночью писать, - думал Обломов, - когда же спать-то? А подь, тысяч пять в год заработает! Это хлеб!» – вздыхает Илья Ильич. После него прибыл Алексеев. С ним Обломов делится неприятным известием: Обломовское поместье убыточное (2 тыс. убытка).

Глава ІІІ

Опять послышался шум – это приехал земляк Михей Андреевич Тарантьев. Он был «был человек ума бойкого и хитрого». Работал в канцелярии. Общение с ним, собственно как и с Алексеевым, на Обломова действует умиротворяющее. Тарантьев умеет развлечь Илью Ильича и вывести из состояния скуки. Алексеев же, превосходный слушатель. Он не надоедает Обломову излишними замечаниями и предложениями, и может часами находится в его кабинете не замеченным.

Глава IV

Тарантьев присоединяется к разговорус Алексеевым, о проблемах Обломова и советует ему съехать к его куме. Она вдовствует, у нее есть трое детей, но самое главное, что у нее есть возможность расшевелить Обломова и навести порядок «ведь теперь скверно у тебя за стол сесть». «Староста твой мошенник» – выносит вердикт Тарантьев и советует его поменять. Обломов не может определиться – ему ничего не хочется менять.

Глава V

При жизни родителей Обломов жил хорошо, несмотря на то, что его доходы были меньше, и довольствоваться ему приходилось меньшим. Он был полон стремлений, которые, зачастую, так и оставались мечтами, но все же выглядел он живее, чем сейчас.

Предлагаем вашему вниманию краткое содержание романа Ивана Гончарова главная суть которого – борьба с жизненными кризисами.

После смерти родителей, доходы его резко возросли, он снял жилье побольше, и нанял повара.
Любой вид деятельности у Обломова вызывает отвращение. «А жить то когда?» – задается он вопросом. В обществе он поначалу пользовался большим успехом у женщин, однако сам никогда не был пленен ни одной.

Глава VІ

У Ильи Ильича никогда не хватает силы воли сделать что-то или доделать начатое.

Обучение вызывало у него отвращение, он считал его наказанием «ниспосланное небом за наши грехи». Расшевелить его мог только Штольц, но и то ненадолго.

Состояние в родовом имении с года в год становилось хуже. Обломову стоило бы самому съездить и все наладить, но длительные поездки и переезды для него были неприемлемы, поэтому он этого не делал.

Глава VІІ

Слуге Захару было около 50 лет. Он не был похож на общепринятых слуг. Он «был и со страхом и с упреком». Захар любил выпить, и часто пользовался апатичностью и доверчивостью хозяина, чтобы прикарманить себе некую сумму денег. Порой он придумывал про барина сплетни, но делал это не со зла.

Глава VІІІ

После ухода Тарантьева Захар обнаружил, что Обломов опять лежит на диване. Он пытается заставить его встать, умыться и начать работать, но безрезультатно.

Обломов предался мечтам о своем родовом имении и жизни в нем. После, с трудом, он все же заставил себя встать и позавтракать.

К нему пожаловал еще один посетитель – сосед доктор. Обломов жалуется ему на здоровье. Сосед рекомендует ему ехать за границу, в противном случае, его образ жизни приведет к удару через пару лет.

Обломов пытается написать письмо губернатору, но у него ничего не получается – он рвет письмо. Захар напоминает ему про счета и переезд, но толковых действий не добивается. Обломов требует, чтобы слуга договорился о том, чтобы остаться жить здесь, упорно не понимая, что переезд неизбежен.

Глава ІХ

Обломову снится сон. Он попадает в удивительный мир, где он еще ребенок и живет в Обломовке. Он вспоминает свою мать, няню, родственников и важные события их жизни – свадьбы, рождения, смерти. Так же, он во сне переносится во времена своего отрочества. Здесь мы узнаем, что родители хотели дать Илье хорошее образование, но их любовь к сыну не позволила это сделать – жалея его, они часто оставляли Илью дома в учебные дни, поэтому их сын толком ничему и не научился. Родители не любили лишних растрат – диван с пятнами, прохудившаяся одежда – эти вещи были обычным делом в обиходе. Так происходило не из-за отсутствия денег, а потому, что родителям было лень совершать покупки.

Глава Х

Пока Обломов крепко спал, Захар вышел во двор к слугам. В разговоре с ними, он крайне неодобрительно отзывается о своем барине, но, между тем, когда слуги начинают поддерживать его мнение, Захара это задевает и он принимается вовсю расхваливать Обломова «во сне не увидать такого барина: добрый, умница, красавец».

Глава ХІ

В начале пятого Захар заглянул в кабинет и увидел, что Обломов до сих пор спит. Слуга прикладывает немало усилий, чтобы разбудить барина.

После нескольких неудачных попыток Захар горестно вздыхает: «дрыхнет, словно чурбан осиновый! Зачем ты на свет-то Божий родился?». Дальнейшие действия принесли стали более результативными: «Обломов вдруг, неожиданно вскочил на ноги и ринулся на Захара. Захар со всех ног бросился от него, но на третьем шагу Обломов отрезвился совсем от сна и начал потягиваться, зевая.- Дай… квасу…». Эта сцена очень повеселила приехавшего Штольца.

Часть вторая

Глава І

Штольц не был чистокровным немцем. Мать его была русской. Детство Андрей провел в родительском доме. Отец всегда поощрял в нем любознательность, никогда не ругал, за то, что мальчик пропадал на полдня, а потом приходил грязный или ободранный. Мать же, напротив, очень огорчалась такому внешнему виду сына. Андрей рос сообразительным и способным к наукам. Отец с самого малого возил его по полям и фабрикам, даже подарил ему специальную рабочую одежду.

Мать, несмотря на то, что считала его идеальным барином, невзлюбила пристрастие к такому труду и пыталась привить сыну любовь к поэзии и воротничкам.

Когда Андрей подрос – его отправили на 6 лет заграницу. После возращения, отец, по немецкой традиции отправил сына в самостоятельную жизнь – матери на тот момент уже в живых не было, поэтому перечить таким действиям тоже было некому.

Глава ІІ

Штольц был педантом, что значительно облегчало жизнь и позволяло держаться на плаву. «И печалями и радостями он управлял, как движением рук, как шагами ног». Боялся придаваться мечтам и старался этого не делать никогда.

Предлагаем ознакомиться с одного из ведущих прозаиков девятнадцатого века.

У него не было идеалов (он не допускал их появления), был «целомудренно-горд», от него исходило что-то необычное, заставляющее смутится даже неробких женщин.
С Обломовым его связывали детские воспоминания и школьные годы.

Глава ІІІ

Рассказы Обломова о заболеваниях веселят Штольца, он говорит, что Илья их наспал. Андрей Иванович поражен ленью школьного друга и безразличием к обустройству личной жизни. Он пытается донести до Ильи Ильича, что поездка заграницу и съезд с квартиры – это не такие уж и страшные вещи, но Обломов стоит на своем. Штольц решает взяться за Обломова, утверждая, что через неделю тот сам себя не узнает. Он приказывает Захару принести одежду и вытаскивает Обломова в свет.

Глава IV

Обломов в ужасе от недели жизни по плану Штольца. Он постоянно где-то бывает, встречается с разными людьми. Вечером Обломов жалуется, что от такого длительного ношения сапог у него зудят ноги и болят. Штольц упрекает друга в лени: «Все хлопочут, только тебе ничего не нужно!».

Илья рассказывает Андрею о своих мечтах жизни в деревне, но у Штольц называет это какой-то «обломовщиной» и утверждает, что это несбыточные желания. Андрей Иванович удивлен, что Обломов, несмотря на такую привязанность к деревне не едет туда, Илья Ильич наводит ему множество причин, почему это не произошло, но ни одной действительно веской.

После сцены, где Штольц просит Захара сказать кто-такой Илья Ильич. Андрей объясняет Илье разницу между джентльменом и барином («Джентльмен есть такой барин, (…) который сам надевает чулки и сам же снимает с себя сапоги») и указывает, почему Захар назвал его именно барином. Друзья приходят к заключению, что необходимо совершить поездку сначала заграницу, а потом и в деревню.

Глава V

Взяв себе за мотивацию слова Штольца «Сейчас или никогда», Обломов сделал невероятное: он сделал себе паспорт для поездки во Францию, купил все необходимое для путешествия и даже редко предавался любимому делу – лежанию на постели. Последнее особенно удивило Захара. К сожалению, поездке не суждено было сбыться – Андрей Иванович познакомил его с Ильинской Ольгой Сергеевной – Обломов влюбился. Сначала, в компании с ней он ведет себя невежественно. Ситуацию спасает Штольц, объясняя такое поведение тем, что его друг «залежался на диване». Со временем, Обломов, в общении, становится более галантен, но перебороть робость, возникающую с появлением девушки, не в силах. Во время выполнения Ольгой музыкальной композиции, Обломов говорит: «я чувствую… не музыку… а… любовь».

Глава VІ

Все мечты и грезы Обломова заняты Ольгой. Между тем, он чувствует себя неловко, после своего случайно вырвавшегося признания. Сама же Ольга скучает – Штольц уехал, и ее рояль закрыт – играть некому.

Несмотря на то, что Андрей Иванович может всегда ее рассмешить, Ольга предпочитает общение с Обломовым – он проще. Встреча на улице Ольги и Ильи немного упрощает, но, в то же время, и усложняет отношения между ними. Илья Ильич утверждает, что вырвавшаяся фраза – случайность и Ольге нужно ее забыть. Девушка прекрасно понимает, что Обломов поддался страсти и не сердится на него. Неожиданный поцелуй в ладонь заставляет ее сбежать от Обломова.

Глава VІІ

Женитьба Захара и Анисьи пошла на пользу не только влюбленным. Теперь девушка имела доступ к барским комнатам и вовсю помогала с уборкой – в доме стало опрятнее и чище. Обломов ругает себя за поцелуй, думает, что он мог испортить отношения с Ольгой. Илья Ильич получает приглашение от Марьи Михайловны – тети Ольги.

Глава VІІІ

Весь день Обломов провел у Марьи Михайловны. Он томился в компании тетки и барона Лангвагена в надежде увидеть Ольгу. Когда же это осуществилось, он отметил, что в девушке произошли странные перемены: она смотрит на него «без прежнего любопытства, без ласки, а так, как другие».
Прогулка в парке, назначенная Ольгой, все изменила. Обломов узнает, что его чувства взаимны. «Это все мое!» - твердит он.

Глава ІХ

Любовь преобразила и Ольгу и Илью. Девушка начала усиленно интересоваться книгами, развитием. «Ты похорошела на даче, Ольга, - говорила ей тетка». Обломов же наконец-то избавился от своей апатии: он охотно читает книги (потому, что Ольга любит слушать их пересказы), сменил старосту и даже написал несколько писем в деревню. Он был готов даже поехать туда, если бы для этого не нужно было расставаться с возлюбленной. «Мне без вас скучно; расставаться с вами ненадолго - жаль, надолго - больно» - объясняет Ольга свою любовь на упреки Ильи в отсутствии нежности.

Глава Х

На Обломова нападает хандра – он размышляет о том, что Ольга не любит его, что она бы и не обратила на него внимание, если бы не Штольц. Осознание этих, по мнению Обломова, истин приводит влюбленного в замешательство – он решает порвать с Ольгой, пока все не зашло слишком далеко. Для этого он пишет девушке письмо. «Ваше настоящее люблю не есть настоящая любовь, а будущая; это только бессознательная потребность любить» –пишет он ей. Обломов становится свидетелем прочтения этого письма. Слезы Ольги заставляют его усомниться в правильности своего решения. Влюбленным удается помириться.

Глава ХІ

Обломов много времени проводит с Ольгой. Однажды они гуляли вечером, и с ней случилось нечто странное: это было похоже на какой-то лунатизм – в ее груди что-то сжалось, затем начали чудиться силуэты. Ольге становится лучше, но Илья Ильич испугался и убедил ее вернуться домой. На следующий день он нашел ее в прекрасном здравии. Ольга сказала, что ей нужно больше отдыхать. Обломов решает, что необходимо официально объявить о своих чувствах.

Глава ХІІ

Ольга рассказывает о вчерашнем гадании Обломову. Карты сказали, что о ней думает бубновый король. Девушка спрашивает, не этот ли король Илья и думает ли о ней молодой человек. Ольга целует Илью, он от радости падает к ее ногам.

Часть ІІІ

Глава І

Воодушевленный Обломов возвращается домой. Там его ждет неприятный сюрприз – приехал Тарантьев. Он выпрашивает у него денег и напоминает ему о контракте на съем жилья. Илья Ильич решается встретиться с братом кумы Тарантьева, чтобы решить вопрос оплаты. В ходе разговора выясняется, что Михей Андреевич должен жилет и рубаху. Тарантьев утверждает, что все отдал, а Захар видать пропил. Обломов сильно поменялся и теперь уже не позволяет выклянчивать деньги и вещи. Тарантьев уходит ни с чем.

Глава ІІ

Отложив все дела, Илья Ильич направляется к Ольге. Девушка убеждает его наладить дела в Обломовке и отстроить дом, а затем уже приниматься за свадьбу. Обломов немного подавлен. От отправляется в город, чтобы поговорить по поводу оплаты квартиры и подыскать другую. Разговор с братом не состоялся, а другую квартиру ему в этот раз было искать лень.

Глава ІІІ

Отношения с Ольгой не приносят Обломову больше таких сильных впечатлений. Девушка часто вышивает, считая про себя клетки узора. Обломов скучает. Ольга вынуждает Илью Ильича переговорить на счет квартиры. Обломов отправляется к Агафье Матвеевне. Обедает там и осматривает дом. Вернувшись, он обнаруживает, что за лето потратил много денег, а куда уже и не помнит.

Глава IV

Обломов получает приглашение от Ольги поехать в театр. Он не в восторге от такой идеи, но не может отказать. Илья Ильич все-таки переехал на съемную квартиру к Агафье Матвеевне и остался очень доволен. Захар спрашивает его о дате свадьбы. Илья Ильич удивлен, откуда прислуга знает об отношениях, но отвечает Захару, что никакой свадьбы не намечается. Сам же Обломов отмечает, что его чувства к Ольге остыли.

Глава V

Илье приносят от Ольги письмо с просьбой встретиться. Несмотря на то, что встречи с девушкой стали обременительны, он направляется в парк. Оказывается, что Ольга встречается с ним тайком. Обломов очень недоволен таким обманом. Они договариваются встретиться завтра.

Глава VІ

Обломов боится ехать к Ильиным – ему неприятна роль жениха. Он уже разлюбил Ольгу и теперь никак не решается ей об этом сказать. Илья притворяется больным.

Глава VІІ

Всю неделю Обломов просидел дома. Он общался с Агафьей Матвеевной и ее детьми. С ужасом Илья Ильич ожидает встречи с Ольгой, ему хочется, чтобы это случилось как можно позже. Ольга просит не рассказывать Обломову о том, что у нее есть имение, несмотря на то, что это могло бы ускорить дату свадьбы. Неожиданно она приезжает к нему и узнает, что он был совсем не болен. Илья обнаруживает, что его чувства не полностью угасли. Он обещает Ольге поехать с ней в оперу и с нетерпением ждет письма из деревни.

Глава VІІІ

Захар случайно находит перчатку Ольги. Обломов пытается обмануть его и утверждает, что это не ее вещь. В ходе разговора Илья Ильич с ужасом узнает, что о приходе Ольги знает весь дом. Его финансовое положение не улучшилось. « Еще на год отодвинулось счастье» – думает он о свадьбе.

Глава ІХ

Неприятное письмо, полученное из деревни, ввело Обломова в состояние смятения. Он не знает, что делать и решает показать письмо брату Агафьи Матвеевны. Он рекомендует ему в помощники своего хорошего знакомого Исая Фомича Затертого. Обломов соглашается.

Глава Х

Тарантьев и Иван Матвеевич (брат Агафьи) обсуждают Обломова и слухи о его предстоящей свадьбе. «Да ему Захар и спать-то помогает, а то жениться!» – утверждает Тарантьев. Так как Илья Ильич совершенно не самостоятельный и не разбирается ни в чем абсолютно, они решают его обмануть и нажиться на его глупости и доверчивости.

Глава ХІ

Обломов приходит с письмом из деревни к Ольге. Он рассказывает ей, что нашел человека, который все наладит. Девушка удивлена, что он доверяет такие дела чужим людям. Обломов говорит, что свадьбу придется отложить на год. Ольга лишается чувств. После того, как она приходит в себя. Разговор продолжается. Ольга говорит, что Обломов никогда не наладит свои дела. Девушка говорит ему, что полюбила «будущего Обломова», полного стремлений и решительности. И этот самый будущий Обломов оказался плодом фантазии ее и Андрея. Они расстаются.

Глава ХІІ

Обломов в расстройстве. Он долго гуляет на улице, а потом сидит неподвижно за столом. Апатия и уныние овладевают им. У Ильи Ильича начинается горячка.

Часть четвертая

Глава І

Прошел год. Поначалу Обломов очень болезненно переживал расставание с Ольгой, но забота, которой его окружила Агафья, сгладили эти неприятные переживания. Он находит удовольствие во времяпровождении с ней. Зовет ее к себе в деревню, но та отказывается.

Глава ІІ

На Иванов день в доме Агафьи ожидается большое торжество. Неожиданно приезжает Андрей. Обломов с ужасом узнает, что ему известны все подробности их отношений с Ольгой. Штольц упрекает Илью в таком поступке, но не винит. По его словам, больше всего виноват он, Андрей, потом Ольга, а уж потом Илья, и то, самую малость.

Глава ІІІ

Не принес приезд Штольца такой радости Тарантьеву и Ивану Матвеевичу. Они боятся, что Андрей Иванович сможет вывести их на чистую воду. Ситуация не безвыходная. Аферистам известно о влюбленности Обломова к Агафье. Они думают, что сумеют удержать Илью Ильича.

Глава IV

За неделю до встречи с Обломовым Штольц увидел Ольгу. Девушка очень изменилась с тех пор, ее почти невозможно было узнать. Ольга испытывает странное чувство при встрече с Андреем. С одной стороны ей приятно его видеть, с другой стороны он невольно напоминает ей об Обломове. Несколько дней они общаются. Девушка решает открыться ему и рассказывает о том, как несчастливо закончилась ее любовь к Илье. Штольц признается Ольге в любви. Девушка соглашается выйти за него, но, отмечает она про себя, такого трепета и волнения я уже не ощущаю.

Глава V

Жизнь Обломова вернулась на круги своя. Он окончательно повяз в своей обломовщине. Иван Матвеевич и Тарантьев все так же его дурят и обворовывают. Иван Матвеевич решил жениться и снял отдельную квартиру. Теперь Агафья готовит ему, а дома остаются только самые простые блюда, но Обломову все равно – он все так же апатичен, как и до встречи с Ольгой.

Глава VІ

Штольц приходит в гости в Обломову. Он отмечает, что его друг «обрюзг, бледен». Он живет в нищете, всем должен. Андрей объявляет ему о свадьбе Ольги. Сначала Илья Ильич опешил, но после того, как узнал, что ее муж Штольц – радостно начал поздравлять друга. Андрей решает навести порядок в делах Обломова.

Глава VІІ

Для Тарантьева и Ивана Матвеевича дела складываются не лучшим образом. Они пытаются вернуть все на круги своя, а когда не получается это сделать мирным путем – шантажируют Обломова его связью с Агафьей. Этот ход тоже не проходит – Илья Ильич дает им отпор. Захар выпроваживает Тарантьева.

Глава VІІІ

Штольц все наладил в Обломовке. Он пишет Илье письмо с просьбой приехать и дальше самому управлять своим имением, но Обломов, как всегда игнорирует. Андрей с Ольгой уезжают в Крым, чтобы отдохнуть и поправить здоровье Ольги после родов. Они очень счастливы. Андрей считает, что ему очень повезло с женой. Ольга тоже счастлива в браке, хотя порой воспоминания об Илье погружают ее в уныние.

Глава ІХ

Жизнь Обломова наладилась. В доме Агафьи полно еды, а у его возлюбленной – нарядов. Однако неожиданно все меняется – с Обломовым случился апоплексический удар. Приехавший навестить его Андрей, с трудом узнает друга. Илья просит навсегда оставить его. Он сообщает Штольцу, что Агафья – его жена, а маленький мальчик – сын, которого они назвали в честь Штольца Андреем. Обломов просит Штольца не забыть его сына. Андрей возвращается к Ольге, женщина тоже хотела повидаться с Обломовым, но муж ей запретил, объяснив, что там творится «обломовщина».

Глава Х

Прошло 5 лет. Много всего изменилось. Обломова хватил второй раз удар и вскоре он умер. Агафья очень переживала потерю мужа. Штольц и Ольга взяли маленького Андрея к себе на воспитание. Андрей Иванович все так же занимается делами в Обломовке. Агафья отказалась, от денег Ильи Ильича, убедив Штольца копить их для сына.

Глава ХІ

Однажды на улице к Штольцу и его знакомому литератору подошел бродяга. Оказалось, что это Захар. После смерти Ильи Ильича Иван Матвеевич Мухояров со своей семьей вернулся в дом сестры, Тарантьев тоже оттуда не вылезает. В доме житья совсем не стало. Во время эпидемии холеры умерла Анисья и теперь Захар побирается. Штольц предлагает забрать Захара в деревню, но тот отказывается – хочет быть поближе к могиле Обломова.

Литератор выражает недоумение. Андрей Иванович рассказывает ему о своем друге, Ильи Ильиче Обломове, который «погиб, пропал ни за что», а причина тому обломовщина.

«Обломов» – краткое содержание романа Ивана Гончарова

5 (100%) 5 votes