Какими были правила института благородных девиц. Секреты русского благородства: чему учили в Институте благородных девиц

Этот эксперимент фактически положил начало женскому образованию в России. Рассказываем, как жили благородные девицы.

Новая порода

В XVIII веке общепринятой нормой русского общества были домостроевские традиции: с девочками не церемонились, наукам не обучали, их жизненный сценарий был предопределен.

Однако императрица Екатерина II как прогрессивный правитель решила, что в России, по примеру Франции, должно появиться учебное заведение для девиц благородных сословий. Главной целью заведения ставилось «улучшение породы русских отцов и матерей».

План был амбициозный: «Доставить счастье отдельной личности и этим поднять благосостояние всего государства». Императрица предполагала забирать девочек из семей, чтобы оградить от невежества и, поместив в облагораживающую среду, создать совершенно новый тип женщин, которые в будущем будут передавать свой опыт, навыки и знания следующим поколениям.

У императрицы не было дочерей, и к некоторым воспитанницам она привязалась, навещала и даже переписывалась. Сохранились четыре письма Екатерина II к некой девице Левшиной.

Императрица писала: «Мой поклон всему обществу <…> скажите им, что мне приятно видеть их всякого рода успехи, это доставляет мне истинное удовольствие; я им это докажу, когда приеду как-нибудь вечером, чтобы вволю поиграть с обществом».

Строгий режим

Одновременно в институте проходили обучение около 200 девочек. Поначалу институтские правила были суровыми. Девочек из дворянских семей принимали с 6 лет на срок обучения 12 лет. Родители подписывали документ, что не будут требовать дочерей обратно, имели право навещать их в строго отведенное время и только с разрешения руководителя.

С середины XIX века стали допускаться послабления, в институт начали принимать «мещанских девиц» - их селили в отдельном корпусе. Девочки могли уезжать домой на каникулы, а срок обучения сократился до 7 лет.

Жили будущие светские дамы как спартанки: вставали в шесть утра и имели строгий распорядок дня, в день могло быть до 8 уроков. Ходили юные воспитанницы строем - и на молитву, и на прогулку. Девушек закаляли, поэтому температура в спальнях не превышала 16 градусов, спали они на жестких кроватях и умывались холодной водой.

Кормили девочек простой едой и небольшими порциями. Обычное меню благородных девиц выглядело так: утренний чай с булкой, на завтрак кусок хлеба с небольшим количеством масла и сыра, порция молочной каши или макарон, на обед жидкий суп без мяса, на второе - мясо из этого супа, на третье - маленький пирожок, а еще был вечерний чай с булкой.

В посты рацион становился еще более скудным: на завтрак давали не больше шести мелких картофелин с постным маслом и кашу-размазню, в обед - суп с крупой, небольшой кусок отварной рыбы, которую голодные воспитанницы прозвали «мертвечиной», за ее отвратительный вкус и вид, и миниатюрный постный пирожок.

Поступивших на обучение девочек делили на группы по возрастам. При Екатерине «возрастов» было четыре, затем их свели к трем группам. Визуально деление подчёркивалось цветом платья: младшие (с 6 до 9) - кофейные, отсюда их прозвище «кофульки». Следом шёл голубой цвет (с 9 до 12), третий возраст (с 12 до 15) носил серые платья, а выпускницы (с 15 до 18 лет) белые.

При выборе таких цветов руководствовались как и практичными целями, ведь маленькие чаще пачкаются, так и глобально-духовные: от неделимости с землей до высоких помыслов, приличествующих выпускницам. Но независимо от цвета платья фасон был скромный и старомодного покроя.

Самым страшным наказанием для воспитанниц было лишение белого фартука. Наказывали, в основном, за неаккуратность, баловство на уроках, упрямство и непослушание. С воспитанниц снимали передник, прикалывали неубранную бумажку или рваный чулок к платью и заставляли стоять посреди столовой во время обеда.

Совсем тяжко приходилось девочкам, страдающим недержанием. Такая воспитанница обязана была идти на завтрак с мокрой простыней поверх платья, это было позором не только для нее лично, но и для всей группы. Самых образцовых воспитанниц называли «парфетки» (от французского «parfaite» - совершенная), а непослушных «мовешками» (от «mauvaise» - дурная).

Система обучения

Основными предметами, которые изучали девочки, были все виды искусства, слово Божье, языки, точные и гуманитарные науки. Была физкультура с элементами гимнастики и танцы.

Умение изящно приседать в реверансе ценили больше, чем успехи в математике, за хорошие манеры преподаватели прощали плохие отметки в точных науках, а исключить из института могли только за непристойное поведение. Их «наук» особо чтили изучение французского языка.

Оценивали институток по двенадцати балльной шкале. По итогам года обязательно составляли рейтинг успеваемости и выдавали промежуточные знаки отличия: банты-кокарды или шнурки с кисточками, которые повязывали на волосы.

Главной целью образования было не научить, а воспитать. Умничанье не поощрялось, благородная девица должна была быть скромной, уметь держать себя с достоинством, обладать безупречными манерами и вкусом.

Неравенство

Многие дети декабристов посещали Смольный институт, например, дочери Каховского закончили курс с серебряными медалями. Здесь учились и иностранные высокопоставленные особы: шведские аристократки, внучка Шамиля и дочери грузинских князей, княжны Черногории.

Согласно официальным источникам, начальница Смольного той поры, княжна Ливен, говорила молодой классной даме: «Вы, может быть, еще не знаете традиций Смольного. С принцессы надо требовать вдвое и втрое, потому что от ея характера будут зависеть судьбы ея подданных».

На практике все было иначе. Хотя августейшие особы и носили форменные институтские платья и ходили на обычные уроки, им предоставлялись другие помещения для жилья и собственная кухня, каникулы девушки проводили в имении начальницы института.

Девочки из бедных семей, которые не могли себе позволить длительное обучение, содержались за счет стипендий, организованных императорской семьей и богатыми людьми. Они носили на шее ленточку, цвет которой выбирал благодетель.

Звездные выпускницы

Первый выпуск Смольного был поистине знаменит: императрица знала почти всех девушек по именам, некоторых определила ко двору. В дальнейшем традиция продолжалась: лучшие кандидатки благородного происхождения становились фрейлинами.

Фрейлины получали шанс удачно выйти замуж, ведь круг их знакомств составляли самые блестящие женихи страны. Ну, а те, кому меньше повезло с родословной, после выпуска искали место учительницы или гувернантки.

Из знаменитых выпускниц можно вспомнить дочь короля Николы I Черногорского и его жены Милены Вукотич принцессу Елену Черногорскую, которая в браке с Виктором Эммануилом III стала королевой Италии и Албании, императрицей Эфиопии. Ее сестры великие княгини Милица Николаевна, Зорка Николаевна и Анастасия Николаевна также закончили заведение.

В 1895 году выпускницей Смольного была Ксения Эрдели - народная артистка СССР, арфистка, композитор, педагог и основоположница советской школы исполнительства на арфе.

В 1911 году институт окончила Нина Комарова - будущая поэтесса Нина Хабиас, ученица Алексея Крученых и одна из первых футуристок.

Задуманный план Екатерины II завершился успехом. Девушки, окончившие Смольный, сыграли не последнюю роль в просвещении и улучшении русского общества. Они были блестящими преподавателями, прекрасными матерями, самоотверженными сестрами милосердия.

Многие смолянки служению людям: открывали женские школы и гимназии, строили госпитали и больницы для бедных. Октябрьский переворот положил конец «благородному воспитанию», и по сей день в России нет заведения, подобного легендарному Смольному институту.

Девочки поступали в заведение в 6-летнем возрасте и оставались там до 18-ти лет. Родственники подписывали соглашение, обязуясь не требовать её возвращения в семью раньше этого времени. В противном случае никто не гарантировал, что девочка получила сообразное с ожиданиями образование и воспитание. Устав института был строг — девушки жили по четкому распорядку дня, а видеться с родными могли только по выходным и праздникам и только в присутствии начальницы.

Медосмотр

Набор воспитанниц осуществлялся каждые 3 года. Если по каким-то причинам освобождалось место, Уставом было запрещено принимать учениц со стороны — что не позволяло чуждому духу потревожить сложившийся в Училище уклад.

Набор в Институт благородных девиц осуществлялся раз в 3 года

Существовало четыре класса по возрастам, для каждого из которых была своя форма. С 6 до 9 лет носили коричневую, с 9 до 12 — голубую, с 12 до 15 — серую, а с 15 лет и до выпуска носили белую форму. Первый класс делился на четыре части (каждой давалась своя учительница). Девочки-малышки учились танцевать, вязать и шить. Изучали Закон Божий и катехизис, правила хорошего тона, русский и иностранный языки, арифметику, рисование, музыку вокальную и инструментальную. Во втором классе к числу изучаемых предметов прибавляется география, история и домоводство.

Урок рукоделия

Также полагалось научиться навыкам самообслуживания, таким как содержание в порядке своих волос и одежды. Третий класс делился на две части. В программу обучения добавляется, говоря современным языком, литература («чтение исторических и нравоучительных книг»), основы архитектуры и геральдики. Девочки приступают к ведению хозяйства (наблюдение на кухне, составление смет, самостоятельное шитьё для себя белья и платья из предоставленной материи). Начальство поощряет воспитанниц к написанию пьес для постановки их своими силами.

Занятия гимнастикой

И, наконец, в выпускном классе завершается изучение Закона Божия и остальных наук, через повторение и закрепление. Особое внимание уделяется практической деятельности по ведению хозяйства — девушки ведут запись расходов, ведут переговоры с поставщиками товаров, оценивают качество последних и производят расчёты и помогают учительницам в воспитании младших детей. Всё это призвано дать девушкам навыки и умения, которые пригодятся им в дальнейшей жизни, «в каком бы состоянии им жить ни случилось»…

Спальня

Питание в Смольном было скудным, дабы избежать «излишеств». Пример меню Института благородных девиц во второй половине XIX века: утренний чай с булкой, на завтрак кусок хлеба с небольшим количеством масла и сыра, порция молочной каши или макарон, в обед жидкий суп без мяса, на второе — мясо из этого супа, на третье — маленький пирожок и вечерний чай с булкой.

Питание в Институте благородных девиц было более чем скромным

В посты рацион становился еще скуднее: на завтрак давали шесть маленьких картофелин, или три средних, с постным маслом и кашу-размазню, в обед был суп с крупой, небольшой кусок отварной рыбы, прозванной голодными институтками «мертвечиной», и постный пирожок.

Столовая института

К личности учительницы Устав предъявляет чрезвычайно высокие требования. Именно педагогу надлежит «подавать примеры отличной добродетели, превосходного достоинства», действовать более благоразумием, кротостью и «непринуждённой весёлостью», чем строгостью. Всеми силами учительница стремится не допустить в воспитанницах и вида «всего того, что скукою, грустию или задумчивостью назваться может»!

Преподаватели-мужчины проводили уроки в присутствии надзирательницы

Главным врагом детского развития Екатерининский Устав справедливо объявляет праздность и побуждает учителей прививать воспитанницам охоту к чтению полезных книг, в том числе на иностранных языках. С первых лет предлагается задавать для выучивания наизусть краткие истории, которые детки могли бы пересказывать потом друг другу. Учителя мужского пола или мастера, привлекаемые в случае нужды к преподаванию в Училище, ведут уроки строго в присутствии учительницы или надзирательницы, не отклоняясь от темы занятий. Интересно отметить, что в «штатном расписании» Училища числятся по 5 священников и дьяконов.

В «Смольном» устраивались балы, куда приглашали кадетов

Не стоит думать, что воспитанницы закрытого учебного заведения вели замкнутый образ жизни и не смели рта раскрыть без приказ. По воскресеньям в институт приезжали дамы из общества и молодые люди. Воспитанницы давали концерт, разыгрывали спектакль, или же время посвящалось просто приятному разговору. Иногда устраивались балы, на которые приглашали кадетов. Воспитанницы старших классов должны были уметь играть роль учтивых хозяек. Устав требовал от них приветливости и благородства не только в обращении с равными себе людьми, но и самыми низшими. Даже такой строгий ритуал, как приём пищи в молчании, не обходился без исключений. Иногда дозволялось перекинуться словом, а «буде которая девица сделает какое остроумное замечание», то ей было позволено сообщить свою мысль всему классу для назидания.

Чаепитие с гостями дома

Главным событием в жизни воспитанниц был публичный экзамен, на котором присутствовали члены императорской семьи. При выпуске всем девушкам выдавались аттестаты. При Екатерине II «шифр» — золотой вензель в виде инициала императрицы — получали шесть лучших учениц, при Марии Фёдоровне — десять. Лучшие воспитанницы получали службу при дворе, некоторые становились фрейлинами.

Экзамен на знание хороших манер

Прославляемая в Уставе Училища правая вера, радостный осмысленный труд, всестороннее практическое образование и доброжелательное отношение к людям без разбора их достоинств — это те уроки жизни, которые дали целую плеяду русских женщин — носительниц высоких идеалов чистоты, благородства, человеческого достоинства, веривших в то, что эти идеалы осуществимы, несмотря на все тяготы жизни. Ведь не случайно, что потом именно из «смолянок» вышли жены декабристов, без колебаний отравившиеся за своими мужьями на каторгу в Сибирь. Возник образ русской женщины, в котором находили потом свое вдохновение Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Толстой.

Многим известно, что основу женского образования в России заложила Екатерина II. Известно, что императрица отдала указ разработать проект Смольного института благородных девиц со своим уставом.

Воспитанниц в учебное заведение принимали с шести лет и обучали до 18. Опекуны девочки должны были подписать соглашение о том, что не потребуют возвращения ребёнка вплоть до совершеннолетия. Устав Смольного института благородных девиц отличался суровостью. Воспитанницы жили в соответствии со строгим режимом, а встречаться с родителями могли лишь по выходным и праздникам в присутствии начальницы.

Девушек набирали каждые три года. Если вдруг одна из девушек покидала институт, то её место никто не занимал. Было не принято принимать учениц со стороны, чтобы не потревожить сложившийся уклад.

С начала третьего класса девушкам предстояло познакомиться с основами гуманитарных наук, таких, как язык, литература, история. Кроме того, воспитанницам преподавали историю архитектуры и геральдики. Уже на третьем году обучения воспитанницы учились ведению хозяйства, контролю кухни, составлению смет и шитью. Воспитанницы пробуют себя в писательстве, а затем и в театральном искусстве.

Чтобы закалить волю и характер и не привыкать ко всевозможным излишествам, питание в институте было крайне бедным. Пример меню Института благородных девиц во второй половине XIX века: утренний чай с булкой, на завтрак кусок хлеба с небольшим количеством масла и сыра, порция молочной каши или макарон, в обед жидкий суп без мяса, на второе — мясо из этого супа, на третье — маленький пирожок и вечерний чай с булкой. В период постов меню становилось ещё беднее. На завтрак предлагали шесть маленьких картофелин, или три средних, с постным маслом и кашу-размазню, в обед был суп с крупой, небольшой кусок отварной рыбы, прозванной голодными институтками «мертвечиной», и постный пирожок.

Кроме того, Устав требовал от каждой воспитанницы развитие определённых черт характера. Девушки должны были проявлять кротость, но при этом обладать непринуждённой весёлостью. От учениц требовали сохранения превосходного достоинства и благоразумия.

Более всего в Училище не поощрялись праздность и безделье. С самого юного возраста девиц приучали к чтению книг на русском и иностранных языках. Учителя мужского пола или мастера, привлекаемые в случае нужды к преподаванию в Училище, ведут уроки строго в присутствии учительницы или надзирательницы, не отклоняясь от темы занятий. Интересно отметить, что в «штатном расписании» Училища числятся по 5 священников и дьяконов.

На первый взгляд может показаться, что воспитанницы жили в заточении и не были знакомы со светом. По воскресеньям в институт приезжали дамы из общества и молодые люди. Воспитанницы давали концерт, разыгрывали спектакль, или же время посвящалось просто приятному разговору. Время от времени проводились балы, на которые приглашали кадетов.

К поведению девушек старших классов предъявлялись серьёзные требования. Ученицы должны были проявлять безупречную хозяйственность и демонстрировать всё то, чему их учили. Девушки не должны быть скучны, но и чрезмерная импульсивность также не приветствовалась.

Итогом всего обучения был публичный экзамен, в котором лично принимали участие члены императорской семьи. При выпуске всем девушкам выдавались аттестаты. При Екатерине II «шифр» — золотой вензель в виде инициала императрицы — получали шесть лучших учениц, при Марии Фёдоровне — десять. Лучшие воспитанницы получали службу при дворе, некоторые становились фрейлинами.Прославляемая в Уставе Училища правая вера, радостный осмысленный труд, всестороннее практическое образование и доброжелательное отношение к людям без разбора их достоинств — это те уроки жизни, которые дали целую плеяду русских женщин — носительниц высоких идеалов чистоты, благородства, человеческого достоинства, веривших в то, что эти идеалы осуществимы, несмотря на все тяготы жизни. Ведь не случайно, что потом именно из «смолянок» вышли жены декабристов, без колебаний отравившиеся за своими мужьями на каторгу в Сибирь. Возник образ русской женщины, в котором находили потом свое вдохновение Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Толстой.

Их называли институтками, жантильными белоручками и сентиментальными барышнями, считающими, что «булки растут на деревьях» и «после тура мазурки кавалер обязан жениться», а слово «институтка» стало синонимом излишней сентиментальности, впечатлительности и ограниченности.

В 1764 году в Санкт-Петербурге было создано Воспитательное общество благородных девиц, которое позже стало Смольным институтом. Если учесть, что до этого необходимость женского образования ставилась под большое сомнение, дело было поистине революционным.

Смольный институт благородных девиц

В указе Екатерины II говорилось, что цель создания заведения - «дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества». Устав Института разослали «по всем губерниям, провинциям и городам… дабы каждый из дворян мог, ежели пожелает, дочерей своих в молодых летах препоручить сему от Нас учрежденному воспитанию».

Однако, немногие из знати были согласны обрекать своих дочерей на безвыездные 12 лет учебы, после которых вставал нелегкий вопрос о дальнейшей выдаче замуж чересчур образованной девицы. И все же, в 1764 году, в августе первый набор состоялся.

Правда, вместо предполагаемых 200 учениц набрали только 60 девочек 4-6 лет. Это были дети из малообеспеченных, но родовитых дворянских семей. Год спустя в институте открыли факультет «для мещанских девиц». Крестьянских девочек в заведение не принимали.

Институт просуществовал 153 года, через него прошли 85 выпусков, «дух просвещенья» улетучился, а казарменные порядки остались и умение обходить их тоже было наукой.

Все воспитанницы делились на парфеток и мовешек. Первое звание доставалось тем, кто полностью подчинялся правилам и обычаям институтской жизни, отличался послушанием и отменным поведением, был совершенством (от французского «parfaite» — совершенная) во всех отношениях: умел вести себя как следует, отвечать вежливо, изящно делать реверанс и всегда держать корпус прямо.

Всякое же нарушение порядка было отступлением от институтского «благонравия» и считалось «дурным поведением». Поэтому шалуний и строптивиц называли «мовешками» («mauvaise» — плохая). Попасть в их число можно было за любое отступление от правил: слишком громкий разговор на перемене, небрежно заправленную постель, не по уставу завязанный бант на переднике, порванный чулок или выбившуюся прядь из строгой прически.

Телесные наказания к нарушительницам не применялись, однако с теми, кто совершил какой-либо проступок, особенно не церемонились: передник заменяли тиковым, переводили за специальный стол в столовой, где приходилось есть стоя, или оставляли стоять посреди столовой во время обеда, приколов неубранную бумажку или рваный чулок к платью. Но некоторые воспитанницы бунтовали против порядков сознательно.

Внешность учениц была строго регламентирована: аккуратная форма, одинаковые прически, разные для разных возрастов — младших девочек часто коротко стригли, а старших заставляли строго закалывать волосы.

Форма состояла из платья с короткими рукавами и вырезом, фартука (передника), пелеринки и нарукавников на тесемках. Цвет формы зависел от класса обучения: младшим выдавали практичные кофейные платья с белыми передниками, за что их звали кофейницами или кофульками, средним - синие, а у старших — были белые платья с зелеными передниками.

Пепиньерки — те, кто оставался после окончания основного курса с целью получения дальнейшего образования и карьерного роста до классной дамы, носили серые платья. Многие девушки содержались в Смольном за счет стипендий частных лиц. Такие барышни носили на шее ленточку, цвет которой выбирал благотворитель.

Так, у стипендиаток Павла I они были голубые, у Демидовских – померанцевые, протеже Бецкого повязывали зеленые, а Салтыкова – малиновые. За тех, кто не мог получить какую-либо стипендию, вносили плату родные. В начале XX века это было около 400 рублей в год. Количество мест для таких учениц было ограничено.

Основным критерием отбора классных дам, обязанных следить за достойным воспитанием девочек, обычно был незамужний статус. Во времена, когда удачный брак было главным и, соответственно, наиболее желанным событием в жизни женщины, неустроенность личной жизни весьма негативно отражалась на характере. Окруженная молодыми девушками, осознавая, что жизнь не оправдала ожиданий, стареющая особа начинала отыгрываться на своих подопечных, запрещая, все, что можно, и наказывая за малейший проступок.

Учителей-мужчин в Смольный брали исключительно женатых, по возможности пожилых или весьма невзрачной внешности, зачастую с физическими недостатками, дабы не вводил непорочных девиц во искушение.

Тем не менее, обычно поклонницы были у любого, кто имел хоть какое-то отношение к институту. Это было связано со специфической институтской традицией — обожанием, то есть стремлением находить себе объект поклонения, кумира в лице того, кто попадется под руку. Подруга, старшеклассница, священник, учитель, император. Обожать кого-нибудь следовало обязательно. Только классных дам не жаловали, это было следствием боязни быть заподозренной в откровенном подхалимаже.

Предмету любви дарили подарки на праздники, испытывали всяческие ритуальные мучения для того, чтобы быть «достойной», например, вырезали ножиком или выкалывали булавкой инициалы «божества», ели в знак любви мыло или пили уксус и, пробираясь ночью в местную церковь, молились за его благополучие.

Обожание императора, поощряемое руководством, вообще переходило всяческие границы. Институтки собирали и тщательно хранили «кусочки жаркого, огурца, хлеба» со стола, за которым обедал царь, выкрадывали платок, который разрезался на маленькие кусочки и распределялся между воспитанницами, носившими эти «талисманы» у себя на груди.

«Со мной делайте, что хотите, — говорил Александр II воспитанницам московского Александровского института, — но собаку мою не трогайте, не вздумайте стричь у него шерсть на память, как это было, говорят, в некоторых заведениях». Но девушки не только отрезали шерсть с домашнего любимца Александра, но даже ухитрились вырезать в нескольких местах дорогой мех его шубы.

В программе обучения значились такие дисциплины, как чтение, правописание, французский и немецкий языки (потом был добавлен еще итальянский), физика, химия, география, математика, история, этикет, рукоделие, домоводство, закон Божий, риторика и бальные танцы.

На уроке танцев, 1901

Обычным было чередование французских и немецких дней, когда девушки были обязаны говорить только на этих языках даже между собой. За использование русского языка на шею проштрафившейся вешался картонный язык, который она должна была передать следующей, пойманной на месте «преступления». Правда, подобное наказание научились легко обходить: перед русской фразой вставляли на иностранном: «Как это сказать по-французски (по-немецки)?» и далее спокойно переходили на родной.

Неотъемлемой частью обучения было зазубривание ритуала приема августейших особ. «Помню, как при полном сборе всех классов инспектриса «репетировала» с нами этот церемониал: глубочайший, почти до самого пола, поклон-реверанс и хором произносимая по-французски фраза приветствия. Я ее помню и по сей день», - писала спустя десятилетия после окончания института Е.Н. Харкевич.

Обязательными были уроки физкультуры и танцы. Впрочем, учитывая, что в стенах института запрещалось бегать или играть в подвижные игры, а ежедневные прогулки были короткими, избытка физической активности не было.

В Смольном служили хорошие преподаватели рукоделия, однако занимались они не столько обучением, сколько изготовлением дорогих вышивок, которые было принято дарить посещавшим институт важным персонам. Кроме того, девушек, которые особой склонности к вышивке не проявляли, предпочитали вовсе не учить этому ремеслу в целях экономии материала.

Обычная температура воздуха в институте была примерно 16°С, а в некоторых институтах могла доходить и до 12°С, поэтому зимняя ночь, проведенная под тонким одеялом, становилась для воспитанниц испытанием. Дополнительные покрывала разрешались в качестве редкого исключения.

Матрасы были жесткие, подъем производился в 6 утра, практиковалось ежедневное утреннее умывание до пояса холодной водой. Согреться и отоспаться можно было в местном лазарете. Там было теплее, чем в огромных дортуарах, выдавалось усиленное питание и многие барышни, в совершенстве овладевшие искусством падать в обморок, устраивали себе «каникулы», симулируя соответствующие болезни. Впрочем, многим притворяться не приходилось.

Специфическое отношение к немногочисленным мужчинам и доходящее до абсурда мнение институток о правилах приличия доставляли много хлопот врачам. Сама мысль о раздевании в присутствии лица другого пола заставляла стеснительных девиц терпеть боль до конца, иногда — трагического.

Елизавета Цевловская писала, что когда она упала с лестницы и сильно повредила грудь, мысль о том, что надо показаться в обнаженном виде доктору, заставила ее скрывать свое нездоровье. И только когда она от лихорадки упала в обморок, ее доставили к специалисту.

Для зимних гуляний аллеи Смольного застилались досками. Протащить с собой в помещение почти растаявший снежок считалось большой доблестью. Гуляли воспитанницы исключительно на собственной территории и только раз в год — летом их выводили в Таврический сад, откуда предварительно выгоняли всех посетителей.

Читать книги вне программы запрещалось. Чтобы институтки не набрались вредных идей и сохранили невинность помыслов, о которой так пеклись воспитатели, для изучения литературы использовалась прошедшая строгую цензуру классика, в которой зачастую пропусков было больше, чем текста. Иногда воспитатели доходили до идиотизма: седьмую заповедь (запрет прелюбодеяния) заклеивали.

Варлам Шаламов писал, что «выброшенные места были собраны в особый последний том издания, который ученицы могли купить лишь по окончании института. Вот этот-то последний том и представлял собой для институток предмет особого вожделения». Если книгу удавалось достать, ее надо было хорошенько спрятать.

Умение изящно приседать в реверансе в Смольном XIX века ценилось больше успехов в математике, за хорошие манеры прощали неудачи в физике, ну а исключить могли за вульгарное поведение, но уж никак за неудовлетворительные оценки. Единственной из наук, считавшейся священной, было изучение французского языка.

Встречи с родственниками происходили по расписанию, в присутствии воспитателей и были ограничены четырьмя часами в неделю (двумя приемными днями). Особенно тяжело приходилось девочкам, привезенным издалека. Они не видели своих родных месяцами и годами, а поездки домой не разрешались.

Вся переписка контролировалась классными дамами, которые читали письма перед отправкой и после получения. Так воспитанниц ограждали от вредного влияния внешнего мира. Прекратить обучение по своему желанию и забрать дочь домой родители не имели права, встречаться чаще было невозможно, но, чтобы пустить письма «в обход цензуры», требовалось всего лишь заплатить горничной.

Воспитанниц учили кулинарии и ведению домашнего хозяйства, но знания по этим предметам давали совершенно отрывочные. Например, в старших классах существовало дежурство по кухне, когда институтки под руководством поваров сами готовили еду, однако, жарка котлет исчерпывалась для них только лепкой изделий из уже готового фарша. Никаких сведений о выборе мяса или о дальнейшей тепловой обработке блюда не давали.

Питание было без излишеств, вот обычное меню на день:
Завтрак : хлеб с маслом и сыром, молочная каша или макароны, чай.
Обед : жидкий суп без мяса, мясо из супа, пирожок.
Ужин : чай с булкой.

По средам, пятницам и в посты рацион становился еще менее питательным: на завтрак давали шесть маленьких картофелин (или три средних) с постным маслом и кашу-размазню, в обед был суп с крупой, небольшой кусок отварной рыбы, метко прозванной голодными институтками «мертвечиной», и миниатюрный постный пирожок.

В один прекрасный момент, когда более половины девочек оказались в лазарете с диагнозом «истощение», посты сократили до полутора месяцев в год, но среды и пятницы никто не отменил. Расширить рацион можно было, внеся специальную плату и пить утром чай с более питательной пищей в комнате воспитательниц, отдельно от других институток.

При наличии карманных денег можно было договориться с прислугой и втридорога купить чего-либо из еды, но это сурово каралось классными дамами.

После отбоя в дортуаре должна была соблюдаться тишина. Перед сном в спальнях были популярны истории о белых дамах, черных рыцарях и отрубленных руках. Стены к этому располагали, так как со Смольным была связана легенда о замурованной монахине.

Рассказчицы устраивали настоящий театр ужасов, переходя от страшного шепота к грозному басу и периодически хватая в темноте слушательниц за руки. Очень важно было не визжать от страха.

Была ли жизнь воспитанниц после выпуска сплошным праздником? При столкновении с реальным миром у них возникал, как сейчас говорят, когнитивный диссонанс. В быту институтки были совершенно беспомощны. Выпускница Елизавета Водовозова вспоминала:

Тотчас после выхода из института я не имела ни малейшего представления о том, что прежде всего следует условиться с извозчиком о цене, не знала, что ему необходимо платить за проезд, и у меня не существовало портмоне.

Оставалось только сделать инфантильность своей изюминкой - невинно хлопать глазами и говорить трогательным детским голоском, любители спасти «невинное дитя» находились. Тем не менее, имена многих благородных выпускниц Смольного остались в истории.

Среди них княгиня Прасковья Гагарина — первая русская воздухоплавательница, баронесса София де Боде, командовавшая в 1917 году отрядом юнкеров и запомнившаяся современникам невероятной храбростью и жестокостью, Мария Закревская-Бенкендорф-Будберг — двойной агент ОГПУ и английской разведки, террористка и разведчица Мария Захарченко-Шульц, знаменитая арфистка Ксения Эрдели, а также одна из первых футуристок — поэтесса Нина Хабиас.

Институт благородных девиц (Смольный институт) в 18 веке - первой половине 19 века

Начало 1776 года. “Петербургские ведомости” одно за другим публикуют сообщения о посещении императрицей Екатериной II воспитанниц Воспитательного общества благородных девиц. Это был предмет ее гордости -- первый выпуск будущего Смольного института.

Казалось, весь мир с интересом наблюдает за ходом этого великого эксперимента. Ни один иностранец, попадавший в Петербург, не оставлял без внимания Смольный. Удивление и восхищение -- вот главные впечатления от него. Впервые в Европе задача воспитания и образования женщин была поставлена на государственном уровне, глубоко и очень практически осознана их роль в обществе.

Знаменитый Дидро посвящает Смольному восторженные строчки: “Была решена неразрешимая проблема -- воспитывать, воспитывать без принуждения. Там воспитываются Дамы благородные и очень образованные. Там у каждой есть возможность найти применение своим силам и развиваться. И было совершено настоящее чудо -- была создана школа, которой никогда не было, нет, и вряд ли появится. Если это заведение пройдет испытание временем, дамы мало в чем будут уступать рыцарям, а лицо империи изменится за каких-нибудь 20 лет”.

Императрица задумала перевоспитать общество. Она мечтала о России как о новом государстве, построенном по законам “разума” и “порядка” -- вот задача достойная просвещенного монарха! Для нового государства нужен новый человек -- благородный и добродетельный, просвещенный и способный к созиданию. Выполнить это просто указами и законами невозможно. Нужно было сначала воспитать воспитателей. Кто же будет воспитывать нового человека? Ответ прост и естественен: прежде всего матери будущих граждан.

К созданию программы будущего воспитательного общества Екатерина и Бецкий подошли основательно. Активно велась переписка с Вольтером, Дидро, изучалась просветительская литература и традиция. Русским дипломатам и послам во всех странах Европы был отдан тайный приказ добыть программы существующих государственных воспитательных заведений для девиц. В Европе аналогов не оказалось, кроме знаменитого пансиона благородных девиц для 250 воспитанниц -- девочек из обедневших дворянских семей, учрежденного в Сен-Сире под Парижем еще при Людовике XIV его фавориткой Франсуазой де Ментенон. Но и в Сен-Сире программы как таковой то ли не оказалось, то ли ее не хотели показывать, и потому свою программу пришлось разрабатывать самим.

Цель его создания, была, как водится, самой благой - «дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества». Другое дело, что со временем изначально дававшая неплохие результаты (особенно на фоне тогдашней общественной ситуации) система выродилась в самоподдерживающееся болото, категорически противящееся любым переменам. Именно тогда, спустя сто лет, и начали раздаваться иронические реплики о "жеманных дурочках", "жантильных белоручках" и "сентиментальных барышнях", считающих, что "булки растут на деревьях" и "после тура мазурки кавалер обязан жениться", а слово "институтка" стало синонимом излишней сентиментальности, впечатлительности и ограниченности.

Изначально для поступления в институт было необходимо сдать экзамены (немного из французского, еще меньше из русского, плюс наличие определенного религиозного воспитания) и пройти отбор по происхождению, изрядно уменьшавший ряды желающих. Скажем, в первых наборах рассчитывать на поступление могли лишь дочери тех дворян, чьи роды были внесены в III, V и VI части дворянских родословных книг, или тех, которые имели чины, как минимум, 9-го класса (капитан) на военной службе или 8-го класса (коллежский асессор) на гражданской. Однако немногие из знати были согласны обрекать своих дочерей на безвыездные 12 лет учебы, после которых вставал нелегкий вопрос о дальнейшей выдаче замуж чересчур образованной девицы. Именно поэтому основной состав учениц был родовитым, но бедным.

Смольный институт был рассчитан на воспитание на казенный счет 200 благородных девиц от 6 до 18 лет. Они делились по возрасту на четыре класса. В первом классе преподавались русский и иностранные языки и арифметика, во втором -- география и история, в третьем -- словесность, архитектура, геральдика, музыка, танцы, в четвертом -- занятия исключительно практические: воспитанницы по очереди по две вместе занимаются с маленькими девочками, чтобы научиться воспитывать детей; они приучаются также к поддержанию порядка и к домашней экономии: договариваются с поставщиками, каждую субботу производят подсчет расходов, платят по счетам, определяют цену продуктам, наблюдают, чтобы везде была чистота. Воспитанницы обучаются рукоделиям и начиная с третьего класса должны сами шить себе платья. Стихи, пение и всякие искусства входят в круг обучения, чтобы сделать воспитанниц приятными членами общества.

Во главе института стояла начальница, обладавшая огромными правами. От нее требовались особые качества: она должна быть любима и почитаема, должна вести себя кротко, весело, ей вменялось в обязанность “изгонять все то, что имеет вид скуки, задумчивости, печали”. Помощницей начальницы была правительница (или инспектрисса), она “наблюдает за учительницами и имеет крайнее радение о чистоте”. Для ближайшего надзора за воспитанницами в институте состояли четыре надзирательницы, по одной на каждый возраст. Они неусыпно смотрят за девочками, а также заменяют отсутствующих учительниц.

Учительниц на институт полагалось 12, по три на каждый возраст. Они не только учат девиц, но и “воспитывают их в благоразумии и искусными словами внедряют благонравие в нежные сердца их”. Учительницы должны были учить всем предметам, и только в крайнем случае разрешалось пригласить учителя или, как тогда говорили, мастера.

В институте соблюдалась строжайшая дисциплина: подъем в шесть утра, затем занятия в течение восьми часов.

В 1765 году при Смольном институте открыт особое отделение для девиц других сословий - «училище для мещанских девиц» на 240 человек. Курс обучения в нем значительно отличался от «благородного института». На мещанском отделении обучали закону божьему, русскому языку, счету. Начиная с 9 лет уделяли главное внимание рукоделию и домоводству. Это диктовалось тем, что девицам, окончившим это отделениям представлялось другая трудовая жизнь и направление их обучения соответствовало их сословному назначению. Их готовили к должности гувернанток для дворянских семейств., экономок, мастериц. Уставом требовалось, чтобы воспитанницы мещанского отделения при переходе на четвертый возраст уже приучены были к хозяйству и «могли употребляемы быть во всяким женским рукоделиям и работам, то есть шить, ткать, вязать, стряпать, мыть, чистить и всю службу экономическую исправить». Так как по выходе института предполагалось, что они будут обслуживать дворянские семьи в качестве первых «первых наперсниц дочерей дворянина», то их обучали также французскому языку и танцам.

Институт диктовал свои нормы внешнего вида. Ученицы были обязаны носить особые форменные платья определённого цвета: в младшем возрасте -- кофейного, во втором -- темно-синего, в третьем -- голубого и в старшем возрасте -- белого. Коричневый цвет символизирует близость к земле и, вдобавок, более практичен, особенно для младших детей. Более светлые цвета символизируют возрастающую образованность, аккуратность.

Когда девочки, воспитанницы Смольного института, подрастали, их начинали практически знакомить со светом. Для этого начальница приглашала старших воспитанниц к своему столу, куда для общества приглашались светские молодые люди. По воскресеньям в институт благородных девиц (Смольный институт) приезжали светские дамы и кавалеры. В одно из таких воскресений воспитанницы Смольного института давали концерт, в другое спектакль, а третье посвящалось просто разговору и т. п. Воспитанницы старших классов на этих собраниях должны были играть роль приветливых и учтивых хозяек.

Устав требовал от воспитанниц приветливости и благородства в обращении не только с равными себе людьми, но и с самыми низшими.

На каждую девицу, поступавшую в институт, ассигновалось по 50 рублей; эти деньги клались на ее имя в банк и ко времени окончания курса вместе с накопившимися процентами считались ее приданым. Часто само училище выдавало девицу замуж, а если это не удавалось, то определяло ее в учительницы, договаривалось за нее и получало за нее жалование. Никуда не пристроившиеся девицы имели право жить в институте, получая там комнату, пищу и свечи, оплачивая за это институту “рукоделием, трудолюбием и добродетелью”.

Будучи падкой на комплименты, Екатерина любила показывать девиц, щеголять ими. Вместо воспитания добродетельных жен и матерей Смольный стал воспитывать светских женщин.

К выработке манер прилагалось большое старание. В Смольном часто давались балы, на которые приглашались кадеты; зачастую кадеты вместе с девицами давали театральные представления. Раз в неделю по воскресеньям девочки публично танцевали. Екатерина сообщала Вольтеру о брате крымского султана Калге Султане, который каждое воскресенье повадился ездить смотреть эти танцы. Все эти любования и смотрины вредно сказывались как на самих девочках, так и на атмосфере в институте.

С другой стороны, часто посещая Смольный, Екатерина ни разу не присутствовала на экзаменах. В отчетах, предоставляемых членами совета, обычно давались самые лестные отзывы о знаниях и успехах учениц. Каждый протокол обычно удостоверял, что много воспитанниц достойны награды шифром.

И в результате основополагающий принцип развития и поощрения сменился принуждением и муштровкой, учение превратилось в “долбню”. Хорошо учиться, по мнению одной из воспитанниц, -- это “уметь хорошо болтать по-французски и делать Чкниксены“”. Появилось понятие -- особая “институтская складка”, т. е. манера: “У нас был тихий и осторожный голос, воздушная и вместе с тем торопливая походка, движения и спокойные и робкие. Яркая краска беспрестанно разливалась на наши щеках, а приседая, мы наклоняли голову с неподражаемой скромностью”. Вот тогда-то и появилось ироничное “институтка”.

Встречи с родственниками были ограничены четырьмя часами в неделю (двумя приемными днями). Особенно тяжело приходилось девочкам, привезенным издалека. Они не видели своих родных месяцами и годами, а вся переписка строго контролировалась классными дамами, которые читали письма перед отправкой и после получения.

Основным критерием отбора классных дам, обязанных следить за достойным воспитанием девочек, обычно был незамужний статус. Во времена, когда удачный брак было главным (и, соответственно, наиболее желанным) событием в жизни женщины, неустроенность личной жизни весьма негативно откладывалась на характере. Окруженная молодыми девушками, осознавая, что жизнь не оправдала ожиданий, стареющая особа начинала (осознанно или нет) отыгрываться на своих подопечных, запрещая, все, что можно, и наказывая за малейший проступок. Телесные наказания для воспитанниц не были приняты, однако с теми, кто совершил какой-либо проступок, особенно не церемонились: окрик, брань, наказание -- таков был привычный арсенал средств и методов институтской педагогики.

Заработать выговор можно было за любое отступление от правил: слишком громкий разговор на перемене, небрежно заправленную постель, не по уставу завязанный бант на переднике или выбившийся локон из строгой прически. Очень высоко здесь ценилось полное подчинение правилам и обычаям институтской жизни, на что указывает само определение воспитанниц, отличавшихся послушанием и отменным поведением -- «парфетки» (искаженное французское «parfaite» -- совершенная). Всякое же нарушение порядка было отступлением от институтского «благонравия» и считалось «дурным поведением».

Поэтому шалуний и строптивиц называли «мовешками» («mauvaise» -- дурная). Даже внешность учениц была строго регламентирована: одинаковые прически, разные для разных возрастов (младших девочек часто коротко стригли, а старших заставляли строго закалывать волосы), аккуратная форма.

Екатерина хотела создать “новую породу” людей не только среди дворянства, но и во всем остальном обществе, и поэтому указом 31 января 1765 г. основала Особливое училище для воспитания детей чиновников, купцов и мещан. Организация его была такая же, только курс проще и больше внимания уделялось рукоделиям и музыке.

Екатерина приняла близко к сердцу дело воспитания девиц. Она часто ездила в Смольный не только по праздникам, но и в будни, зазывала воспитанниц к себе, и они ставили ей сценические сюрпризы.

По совету Вольтера Екатерина включила представления театральных пьес в программы учебно-воспитательных заведений. Пьесы для Смольного пришлось искать во французской литературе, в русской их было еще очень мало. Вольтер, а затем и Дидро обещали императрице написать комедии специально для девиц, но обещание свое так и не выполнили, пришлось писать самой Екатерине и Сумарокову.

Екатерина была очень довольна ходом дел в Смольном. В письме к Вольтеру в 1772 г. она отзывалась о воспитанницах: “Они столь знают, что надо удивляться; они нравственны, но не мелочны, как монахини”.

Выпускницы сдавали экзамены по всем предметам. Настоящими испытаниями, на которых распределялись награды, были инспекторские, публичные (в некоторых институтах с присутствием царских особ) - простой формальностью: лучшие ученицы рассказывали заранее заученные билеты.

По результатам обучения выдавались награды и шифры. Шифр - это металлический вензель царствующей императрицы, он носился на левом плече на банте из белой в цветную полоску ленты. Цвет полос зависел от учебного заведения. В случае, если институтка, имевшая шифр, жаловалась во фрейлины, которым шифр был присвоен как знак придворного звания, то бант был двойным, из институтской ленты и голубой фрейлинской. (Такое часто случалось на Николаевской половине Смольного, в других институтах - почти никогда). Еще вручались золотые и серебряные медали разной величины (или порядка).

Восемь лучших учениц получили кроме медалей шифры*. Пять из лучших были взяты ко двору императрицы. Образы этих живых, очаровательных, веселых молодых дам остались до нашего времени запечатленные Левицким. Особое очарование этим девушкам придает то, что изображены они в театральных костюмах, в образах героев французской комедии.

Шифр -- металлический вензель царствующей императрицы. Вручался на выпуске лучшим институткам. Носился на левом плече на банте из белой в цветную полоску ленты.

В конце концов Екатерина и сама увидела, что из Смольного не получилось того, что было задумано. Была составлена комиссия, проведены изменения в программе. Смольный должен был стать по преимуществу учебным заведением. Однако в царствование Екатерины новый план еще не выполнялся в полной мере.

Попробуем представить себе тот идеальный образ Дамы, матери нового поколения людей, который увидели просвещенные европейцы в смолянках. Прежде всего, она была носительницей идеала благородства и чистоты, верила в то, что этот идеал осуществим несмотря на невзгоды и тяготы реальной жизни, принимая их стойко, без ропота и озлобления. В обществе она была веселой и непринужденной, поражала изящным вкусом и ярким воображением, остроумной речью, развитостью и обаянием «изящного ума». Она является примером для подражания другим. Все эти черты мы находим у лучших смолянок -- Нелидовой, Ржевской, Плещеевой…

В XIX в. Смольный институт становится все более замкнутым, привилегированным учебным заведением, в котором воспитанницам прививались светские манеры, набожность, сентиментальность и преклонение перед царской фамилией. В 1859 г. инспектором классов был назначен К.Д. Ушинский, который провел прогрессивную реорганизацию процесса обучения (ввел педагогический класс, новый учебный план, предметные уроки, опыты по физике). Однако в результате предательства и доносов Ушинский принужден был оставить Смольный, его реформы были аннулированы и вплоть до 1917 г. институт оставался одним из наиболее консервативных учебных заведений.