Любимые женщины Василия Кандинского. Нина Кандинская: ее взбалмошный характер никак не вязался с обликом аристократки

Нина Андреевская с раннего детства жила в Москве. Отец рано умер, воспитывалась девочка одной матерью. Нина закончила два курса в университете – историю и философию. Она всегда любила живопись, поэзию, музыку, но специально искусству никогда не училась. О художнике Кандинском, конечно же, слышала – в то время он принимал активное участие в культурной жизни Москвы.

Их знакомство состоялось в 1916 году, по телефону. И позже Кандинский признается Нине, что сначала влюбился в ее голос. Именно в этот день он написал свою акварель «Незнакомому голосу» . На момент их встречи Кандинскому было почти 50, Нине – 17. «Меня удивили его потрясающие голубые глаза…» – напишет позже Нина в своем дневнике о первой встрече с Василием. 11 февраля 1917 года пара обвенчалась. На невесте было белое платье по эскизу Кандинского. Несомненно, многие считали, что Нина вышла замуж за знаменитость. Но сама она всегда утверждала обратное, говоря, что это была любовь с первого взгляда. В подтверждение этого, она была ему верной женой почти 28 лет.

После революции Кандинские не покинули Москву. Они остались жить там, наблюдая за рождением новой страны. А в конце 1917 года у них родился сын, Всеволод, или Лодя, как его ласково называли в семье. Однако радость родителей была недолгой. В июне 1920 года случилась беда – Лодя умер. Это был сильнейший удар, и с тех пор тема детей навсегда стала табу для Кандинских.
Жить в новой России становилось все сложнее. И в 1921 году Кандинский уволился из Наркомпроса, где работал последние годы, и взял билеты на поезд Москва-Берлин. Кандинский бежал от холода, непонимания собратьев по цеху, от памяти о сыне. И от приближавшегося тоталитаризма.

В Берлине пара жила замкнуто. Несмотря на то, что там было много русских художников, Василий сознательно отказался от общения с ними. Зато они каждый день ходили в кино – оба просто обожали кинематограф. Вскоре Кандинскому предложили работу в Баухаусе – школе, которая была на тот момент локомотивом современного искусства и дизайна. Семья переехала в Веймар – провинциальный крошечный городок, без каких-либо признаков светской жизни. Нина Кандинская, молодая и активная женщина, конечно же, не могла смириться с таким положением. Она использовала все возможные поводы, чтобы организовать в их честь маленький семейный праздник. Это и стало радостью ее жизни.

Через несколько лет школа из Веймара переехала в Дюссау. Творческая жизнь там кипела, и для Кандинского это был самый плодотворный период. Но все закончилось в 1933 году, когда к власти пришел Гитлер. Он объявил абстрактное искусство «дегенеративным». Баухаус был закрыт, и Кандинские оказались на распутье. Они могли остаться в Германии, ведь их никто не выгонял. Но как жить художнику в такой атмосфере? И Кандинский решает переехать в Париж. Ему на тот момент 67, ей – 35 лет.

Но жить во Франции за счет искусства оказалось непросто. Картины почти не продавались, и на Кандинского это действовало угнетающе. С началом Второй мировой войны пара Кандинских не покинула Парижа. И оккупация города не повлияла на распорядок дня Василия – он гулял и писал каждый день, до июля 1944. А 13 декабря 1944 года Василий Кандинский умер.

Нина очень хорошо сознавала, что цена его картин вскоре вырастет. И поэтому отказывалась сразу продавать полотна. После войны она продолжала жить в Париже, в их доме. Продавала и дарила картины мужа разным музеям, организовывала мемориальные выставки. В 1973 году она опубликовала книгу воспоминаний «Кандинский и я». В начале 70-х годов Кандинская купила шале в Швейцарии и переехала туда. 2 сентября 80 года ее домик в горах подвергся нападению грабителей, унесших все ее украшения. Хозяйку дома убили. Преступление так и не было раскрыто.

В 1902 году немецкая художница Габриэль Мюнтер записавшись в класс живописи художественной школы «Фаланга», знакомится с его преподавателем — русским художником Василием Кандинским.

Кандинский и Мюнтер с классом в Кохеле, 1902 год

Они очень сблизились. Он был интересным рассказчиком и учителем, а она спокойная и уравновешенная, а самое главное — уверенная в себе — та черта, которой очень не хватало самому Кандинскому. Так, с доверительного общения родственных душ началась их дружба, которая очень скоро переросла в любовь.

Ей было 25 лет, а ему – 36, но она свободна, а он нет. Кандинский состоял в 10-летнем браке с Анной Чемякиной (двоюродная сестра по отцовской линии, женщина, старше его на шесть лет). Не решаясь сообщить своей законной супруге о намерении с ней развестись, художник предпочитает жизнь в образе блудливого двоеженца.

Василий Кандинский и Габриэль Мюнтер, 1913 год

В 1903 году Мюнтер и Кандинский обручились. Очевидно, факт, что Кандинский был женат, не смущал их обоих. Началась скрытная жизнь, то вместе – в путешествиях, то порознь – в Германии.

Летом 1906 года влюбленная пара снимает дом в Париже. Однако Кандинский довольно скоро почувствовал, что этот город ему чужой, и захотел уехать. Но Габриэль воспротивилась отъезду — ей захотелось остаться. Она записалась на курс рисования кистью. Именно в Париже Мюнтер наконец обрела свой особенный стиль, определилась как художница. Это ее, несомненно, радовало, в отличие от грустных итогов личной жизни: ей было уже 30, она 5 лет провела рядом с Кандинским, а он до сих пор был женат на другой.

Лето 1908 года пара провела вместе – в городке Мурнау в Баварии. Это лето стало переломным в творчестве Кандинского, дав начало новому этапу – этапу абстракционизма. В следующем году Кандинский и Мюнтер купили в Мурнау дом, и стали жить там открыто. Это был активный творческий период для обоих. Однако, в то же время их союз из любовного постепенно стал превращаться лишь в союз двух единомышленников. Каждый искал себя в искусстве, в деятельности. У Кандинского это был период расцвета, у Мюнтер дела шли неровно.

В 1911 году Кандинский официально развелся с Анной. С началом Первой мировой войны пара едет в Швейцарию. Далее Кандинский оставляет Мюнтер в Цюрихе, а сам отправляется в Москву. Их разрыв уже предопределен, хотя, возможно, об этом и не говорится вслух. Мюнтер все еще надеется узаконить отношения, Кандинского эта ситуация угнетает. Зимой 1915 года они вновь встречаются, в Стокгольме. У Василия не хватает мужества порвать с Габриэль открыто.

Слева: Кандинский и Нина Андреевская, 1922 год; справа: Кандинский и Габриэль Мюнтер, 1916 год.

Весной 1916 он уезжает, пообещав заняться бумагами для брака. А зимой 1917 года он женится. Но – не на Габриэль, а на Нине Андреевской, с которой познакомился в Москве за полгода до этого. Мюнтер об этой свадьбе он не сообщает…

Знакомство Андреевской и Кандинского состоялось в 1916 году, по телефону. И позже художник признается Нине, что сначала влюбился в ее голос. Именно в этот день он написал свою акварель «Незнакомому голосу». На момент их встречи Кандинскому было почти 50, Нине – 17. «Меня удивили его потрясающие голубые глаза…» – напишет позже Нина в своем дневнике о первой встрече с Василием.

Василий Кандинский «К незнакомому голосу», Париж, Национальный музей современного искусства, Центр Жоржа Помпиду

11 февраля 1917 года пара обвенчалась. На невесте было белое платье по эскизу Кандинского. Несомненно, многие считали, что Нина вышла замуж за знаменитость. Но сама она всегда утверждала обратное, говоря, что это была любовь с первого взгляда. В подтверждение этого, она была ему верной женой почти 28 лет.

Что до брошенной художником Габриэль Мюнтер, то она долгие годы была в неведении — нетрудно представить, насколько ужасно состояние любящего человека, к тому же творческого. Габриэль неоднократно принимала попытки найти Кандинского, писала письма, но они оставались без ответа. Только спустя четыре года, в 1921 году, он вышел на связь – через своего адвоката. Кандинский требовал вернуть ему его личные вещи и картины. Часть предметов она вернула, часть осталась ей в качестве «компенсации морального ущерба».

После расставания с Кандинским Мюнтер забросила искусство, пытаясь найти себя в чем-то другом. К рисованию она вернулась лишь спустя 10 лет после бегства Кандинского, в 1927. Однако продолжала вести замкнутый образ жизни, мало кого допуская к себе.

В годы фашизма, когда беспредметное «дегенеративное» искусство было объявлено вне закона, архив и работы Кандинского она прятала в подвале собственного дома, серьезно рискуя.

За пять лет до своей смерти, в 1957 году Габриэль вместе со своими работами передала ценнейший «подвальный архив» мюнхенской Городской галерее Ленбаххауз. Всю свою жизнь в память о былой любви она хранила самую ценную частичку своего прошлого — коллекцию из 53-54 картин своего учителя и несостоявшегося мужа Василия Кандинского. Все они достались галерее Ленбаххауз.

Умерла Габриэль Мюнтер в 1962 году, пережив Кандинского почти на 18 лет.

Ну, а как же сложилась судьба Василия Кандинского и Нины Андреевской?

Жить в новой России становилось все сложнее. И в 1921 году Кандинский уволился из Наркомпроса, где работал последние годы, и взял билеты на поезд Москва-Берлин. Кандинский бежал от холода, непонимания собратьев по цеху, от памяти о сыне. И от приближавшегося тоталитаризма.

Семья переехала в Веймар – провинциальный крошечный городок, без каких-либо признаков светской жизни. Нина Кандинская, молодая и активная женщина, конечно же, не могла смириться с таким положением. Она использовала все возможные поводы, чтобы организовать в их честь маленький семейный праздник. Это и стало радостью ее жизни.

Слева направо: Василий Кандинский, Нина Кандинская, Георг Мухе, Пауль Клее, Вальтер Гропиус.

Кандинский, конец 30-х

Нашли ошибку? Выделите ее и нажмите левый Ctrl+Enter .

Убийства.
"Тифлисское дело". (Уголовное дело по обвинению братьев Николая и Давида Чхотуа, а также Коридзе, Мчеладзе и Габисония в похищении и убийстве 22 июля 1876 г. Нины Андреевской)

(интернет-версия*)

На представленный ниже очерк распространяется действие Закона РФ от 9 июля 1993 г. N 5351-I "Об авторском праве и смежных правах" (с изменениями от 19 июля 1995 г., 20 июля 2004 г.). Удаление размещённых на этой странице знаков "копирайт" (либо замещение их иными) при копировании даных материалов и последующем их воспроизведении в электронных сетях, является грубейшим нарушением ст.9 ("Возникновение авторского права. Презумпция авторства.") упомянутого Закона. Использование материалов, размещённых в качестве содержательного контента, при изготовлении разного рода печатной продукции (антологий, альманахов, хрестоматий и пр.), без указания источника их происхождения (т.е. сайта "Загадочные преступления прошлого"(http://www..11 ("Авторское право составителей сборников и других составных произведений") всё того же Закона РФ "Об авторском праве и смежных правах".
Раздел V ("Защита авторских и смежных прав") упомянутого Закона, а также часть 4 ГК РФ, предоставляют создателям сайта "Загадочные преступления прошлого" широкие возможности по преследованию плагиаторов в суде и защите своих имущественных интересов (получения с ответчиков: а)компенсации, б)возмещения морального вреда и в)упущенной выгоды) на протяжении 70 лет с момента возникновения нашего авторского права (т.е. по меньше мере до 2069 г.). ©А.И.Ракитин, 1999-2000 гг. ©"Загадочные преступления прошлого", 1999-2000 гг.

Двадцать второго июля 1876 г. между 9 и 10 часами вечера было установлено исчезновение из дома Нины Эрастовны Андреевской, приехавшей в Тифлис из Одессы вместе с матерью для участия в разделе семейного имущества. Женщины появились в Тифлисе 29 июня, поначалу они остановились в гостинице "Европа", позже переехали жить в дом Георгия Шарвашидзе, мужа Елены Эрастовны Андреевской, сестры Нины. Сам Г.Шарвашидзе в это время был в деловой поездке в Кутаисской губернии.
Кроме женщин, в июле 1876 г. в доме Шарвашидзе проживали: Давид Чхотуа, управляющий имуществом семьи Андреевских в Тифлисском уезде, его младший брат Николай, оформлявшийся в тот момент на воинскую службу, повар Габисония, сторож Коридзе и садовник Мчеладзе.
В день исчезновения Нины, мать и дочь возвратились домой около 8 часов вечера. Они были встречены Давидом Чхотуа, который после 20 - минутного разговора с Ниной ушел в город; вслед за ним в город отправился и его брат Николай.
Нина Эрастовна, переодевшись в домашнее платье и переобувшись в старые опорки от дамских полусапожек, занялась деловой перепиской. В последний вечер своей жизни она писала письмо Георгию Шарвашидзе; также на ее столе осталось написанное утром письмо Иосифу Романовскому, управляющему имуществом Андреевских в Одесской губернии.
В десятом часу вечера Нина взяла свечу и вышла из комнаты, сказав матери, что идет к повару Габисония за обувью, которая утром была отдана тому в чистку. Через 20 минут после ухода дочери, мать вышла в коридор и увидела, что свеча, взятая Ниной, горит в коридоре у поворота к двери, ведущей на террасу. Дочери не было ни в коридоре, ни в комнатах. У вошедшего с улицы сторожа Коридзе Варвара Андреевская поинтерисовалась, где может быть дочь? тот ответил, что, очевидно, она пошла прогуляться. Поиски в саду результатов не дали; к розыскам присоединились вернувшиеся из города братья Чхотуа. Поиски в саду оказались безрезультатны, тогда Давид Чхотуа спустился по тропинке с крутого берега Куры, на котором стоял дом, к воде. Там, на каменной площадке он обнаружил аккуратно сложенную одежду Нины Андреевской и ее обувь.
Была вызвана полиция. Пристав Цинамзгваров, ознакомившись с ситуацией, в два часа ночи 23 июля задержал повара Габисония, сторожа Коридзе и садовника Мчеладзе "вплоть до выяснения обстоятельств происшедшего".
Так загадочно и воистину драматично началось "Тифлисское дело", ставшее в скором будущем известным на всю Россию.
Обстоятельства происшедшего сразу придали делу характер исключительный и таинственный. Наличие вещей девушки у реки наводило на мысль о возможном купании. Но это представлялось в силу нескольких соображений маловероятным: во - первых, спуск с крутого берега к воде в полной темноте был весьма непрост даже для ловкого и крепкого мужчины; во - вторых, если Нина Андреевская все же и спустилась самостоятельно вниз, то ее длинное платье и обувь непременно испачкались бы грязью (т.к. тропинка была грязна), однако они остались чисты и сухи; в - третьих, будучи в высшей степени стыдливой и конфузливой, Нина не стала бы купаться в то самое время, когда, по заявлению свидетелей, на противоположном берегу купались мужчины; наконец, в - четвертых, видя купающихся в Куре, Нина неоднократно смеялась над тем, что находятся люди, не брезгующие такой мутной и грязной водой.
Минула ночь и первая половина 23 июля - никаких известий о местонахождении девушки не поступало.
Между тем, о происшедшем были информированы высшие представители местной администрации. Нина Эрастовна Андреевская была дочерью доктора князя Воронцова, одного из высших сановников Российской Империи эпохи Николая Первого. Эраст Андреевский, женатый на княжне Тумановой, был породнен с известным грузинским дворянским родом Орбелиани; умер он в 1872 г., оставив после себя двух дочерей и сына. Андреевские были очень состоятельны, владели большой недвижимостью в Грузии, Бессарабии, на Урале. Хотя Нина и казалась человеком простым и демократичным, отнюдь не чуждавшимся либеральных веяний 70-х годов - интересовалась женским вопросом, готовилась к поступлению на Высшие женские курсы - она не переставала быть лицом высшего сословия. Понятно, что исчезновение подобной персоны, да еще при столь необычных обстоятельствах, не могло не привлечь к себе самого пристального внимания представителей власти, закона, прессы и общественности.
Между 7 и 7.30 часами утра 23 июля 1876 г. рыбаки Пидуа Менабди - Швили и Эстате Чиаберов обнаружили женский труп в нижнем белье, с браслетами на руках, плывший по течению Куры в месте, называемом Риша - кала, в 30 с лишком километрах от Тифлиса. Рыбаки вытащили труп, раздели его (дабы не пропали вещи), с помощью крестьян Ивана Арутинова и Гигола Каракозова зарыли в неглубокую яму, чтобы предохранить тело от быстрого разложения на солнце и падальщиков. Место было довольно пустынным, потребовалось некоторое время на то, чтобы оповестить о находке полицию.
Тело забрали из этого схрона лишь в семь часов вечера 24 июля. Для этого прибыли полицейские Кобиев и Цинамзгваров, вместе с ними был доктор Мревлов. К этому времени тело начало разлагаться; в протоколе наружного осмотра было указано, что "со спины и предплечий даже кожа слупилась:труп в полном гниении". Тело было доставлено в Тифлис, в анатомический театр и сдано цирюльнику Шах - Незидову. Тот проколол пузыри на животе бустирмом (булавкой) в двух местах; об этом следует сообщить, ибо в дальнейшем этот эпизод оказался весьма существенен.
По доставке тела в Тифлис было проведено его официальное опознание. Для его проведения были приглашены Варвара Андреевская (мать Нины), Георгий Шарвашидзе, прервавший свою поездку в Кутаис, братья Чхотуа. В предъявленном для опознания теле была узнана Нина Андреевская, хотя до последней минуты на этот счет оставались серьезные сомнения. Главным признаком, исключившем любые сомнения, послужило отсутствие указательного пальца левой руки - достаточно редкий для женщин дефект. Т.о. таинственные события вечера 22 июля 1876 г. обрели трагический финал.
Паталогоанатомическое исследование было проведено 25 июля 1876 г., через 61 час от расчетного момента смерти. В анатомировании участвовали врачи: Горалевич, Главацкий, Блюмберг, Павловский.
Прежде чем приступить к изложению результатов их исследования, следует сделать небольшое отступление. Проблема установления причин смерти в воде (был ли человек утоплен, утонул ли сам, был помещен в воду уже мертвым) принадлежит к старейшим в судебной медицине. В настоящий момент существуют строгие методики, позволяющие безошибочно установить обстоятельства гибели в воде или любой другой жидкости. К таковым методикам относится определение разбавления крови в левом желудочке сердца, обнаружение воды и легких водорослей в желудке и двенадцатиперстной кишке и пр. В 1876 г. таковых методик еще не существовало. Был набор классических внешних (пена на губах и у носа, гусиная кожа) и внутренних (т.н. вздутая эмфизема легких) признаков. Но наработанной статистики по различным вариантам и комбинациям признаков, их зависимости от внешних условий не существовало. Поэтому следует понимать, что эксперты прошлого века просто не могли сделать те наблюдения, которые сделали бы их современные коллеги. И трудно сказать, каковым было бы заключение нынешних специалистов, оперирующих гораздо более широким набором признаков.
Все четверо экспертов единогласно согласились с тем, что нет никаких признаков утопления - пены у рта, отека легких, воды в желудке. Были констатированы обширные кровоподтеки в грудных мышцах, плечах, спине, пояснице, на обеих голенях. Синяки того же происхождения покрывали и голову: "под кожей на всех костях черепа обширные кровоподтеки в виде рыхлых темных шариков, лежащих сплошной массой." На шее против яремной впадины был обнаружен кровоподтек размером с двугривенную монету (около 3 см.). При этом труп не имел ни одного перелома; несмотря на очевидное сдавление горла, хрящи гортани остались целы. В желудке и кишечнике не было следов яда или снотворного; экспертиза также констатировала, что Нина Андреевская не была беременна, не подвергалась сексуальному насилию и на момент смерти не имела регулярных половых отношений.
Синяки, покрывавшие ее тело, были признаны экспертами "прижизненными явлениями травматического происхождения, т.е. причиненными Н. Андреевской насилием извне". Эксперты посчитали неправдоподобным, чтобы причиной появления этих синяков могли послужить случайные удары утопающей или только что утонувшей женщины об окружающие предметы (камни, бревна в воде, дно водоема и пр.) В заключении было особо подчеркнуто, что эти кровоподтеки не могут быть смешаны с трупными пятнами, т.к. имеют разную с ними природу.
Происхождение синяков эксперты объяснили так: "полное отсутствие ссадин и ран приводит к заключению, что подтеки могли произойти либо от ушибов не особенно сильных, либо от давления".
В качестве непосредственной причины смерти была указана асфиксия, последовавшая за побоями. Таковое заключение было эклектичным, т.к. давало простор для неоднозначного толкования. Асфиксия могла подразумевать как насильственное удушение путем зажатия рта, так и удушение вследствие захлебывания в воде потерявшего сознание человека. Но все врачи сошлись во мнении, что до помещения тела Н.Андреевской в воду, она подверглась избиению.
Уже при первоначальном сборе информации и осмотре дома в самую ночь исчезновения Нины Андреевской внимание полицейских привлекли некоторые любопытные детали.
Так, пристав Цинамзгваров обнаружил на кухне палку, испачканную кровью, с налипшими волосками. Находка показалась ему весьма подозрительной: палка напоминала рукоять топора и полицейский решил, что кто - то намеренно разобрал топор, и топор этот был окровавлен. Странная находка быстро нашла свое объяснение, но менее подозрительной от этого быть не перестала.
Оказалось, что садовник Мчеладзе этой самой палкой накануне вечером, т. е. за несколько часов до исчезновения Нины Андреевской, убил самого свирепого пса из своры, охранявшей дом. Сделано это было по приказанию Давида Чхотуа.
Обратило на себя внимание полицейских и понятых полное отсутствие во дворе и в обширном саду в ночь с 22 на 23 июля сторожевых собак. Совпадение этого факта со временем исчезновения Н. Андреевской казалось очень странным. Садовник Мгеладзе объяснил, что собаки были им заперты в сторожке в саду. Дверь этой сторожки он даже поленом заложил, чтобы псы не вырвались, и проделано все это было опять - таки по прямому указанию Давида Чхотуа.
После опознания тела Нины Андреевской и получения первых показаний домашней прислуги полицейский следователь Кобиев и товарищ прокурора окружного суда Хлодовский сосредоточились на проверке алиби всех лиц, имевших отношение к дому Георгия Шарвашидзе.
Очень быстро привлек к себе внимание следствия Давид Чхотуа. Рассказывая о событиях злосчастного вечера 22 июля 1876 г. он указал, что около 20.20 вышел из дома в город, купил в аптеке у провизора Канделяки хинный порошок и мозольные кружки (пластырь), в лавке Чарухчианца приобрел шарф и галстук, после чего поужинал в гостинице "Европа"; возвратился домой в четверть одиннадцатого. Быстро выяснилось, что вечером 22 июля Давид Чхотуа не делал покупок в аптеке Канделяки, галстук же и шарф в магазине отца и сына Чарухчианцев был куплен утром 23 июля. Т. о. получалось, что на время исчезновения Нины Андреевской старший из братьев Чхотуа алиби не имел. Причем, даже будучи уличенным полицейскими во лжи, он не пожелал дать объяснения происшедшему и показаний своих не изменил.
Безусловно, неприятное впечатление оставил инцидент, имевший место в ночь на 23 июля, во время розысков Нины Андреевской на территории усадьбы. К двум часам ночи домашняя прислуга уже была задержана полицейскими, но все еще не была препровождена в полицейский участок. Подошедший к задержанным (а это были, напомним, Габисония, Мгеладзе и Коридзе) Давид Чхотуа заговорил с ними по - грузински. Стоявшие рядом полицейские - Петренко, Колмогородский и Цинамзгваров - были русскими, грузинской речи не понимали и потому потребовали немедленно прекратить диалог. Выяснить о чем именно успели поговорить Давид Чхотуа и отвечавший ему Габисония так и не удалось; быть может ничего крамольного и вовсе не было в их кратком диалоге, но сама попытка такого рода общения выглядела весьма подозрительно.
Давид Чхотуа познакомился с семьей Андреевских еще в 1870 г. в г. Одессе. В то время он был студентом геологического факультета Петербургского университета. Он стал третьим по счету управляющим имуществом Андреевских на Кавказе, сменив на этом посту Анищенко и Вейнсфельда, чья деятельность не приносила ожидаемого дохода. Д. Чхотуа стал служить у Андреевских с апреля 1875 г.; поначалу его оклад составлял 600 рублей в год, затем он был повышен до 1200 рублей.
Семья Андреевских переживала процесс раздела имущества. После смерти Эраста Андреевского, главы семейства, последовавшей в 1872 г., имущество семьи некоторое время продолжало находиться в общем владении наследников, но в начале 1876 г. на встрече в Варшаве ими было решено произвести его раздел. Всего наследников было четверо: Варвара, вдова Эраста Андреевского, ее дочери Нина и Елена, сын Константин. Для выделения своих долей в недвижимости на Кавказе Варвара и Нина Андреевские и прибыли в июне 1876 г в Тифлис.
Как установило следствие, раздел проводился полюбовно. Приехавшие женщины договорились с Георгием Шарвашидзе, представлявшем интересы Елены Андреевской, относительно оценки дома в Тифлисе и имений. Дом, оцененный в 22 тысячи рублей, Нина оставляла в полном владении Г. Шарвашидзе, но получила в качестве отступного вексель на 11 тыс. рублей. Кроме того, Нине достался большой лесной массив в местечке Дрэ, где по распоряжению Д. Чхотуа уже велась вырубка. Нина Андреевская отправилась туда, чтобы остановить вырубку и познакомиться с местными жителями.
Следствие внимательно изучило все обстоятельства раздела имущества. Помимо заинтересованных сторон при этом присутствовали нотариус Гогоберидзе, старинные друзья семьи Андреевских - Анчабадзе, Оников и его племянник Сулханов. Все они согласно показали, что Нина предлагала Георгию Шарвашидзе заменить лес в Дрэ на какую - либо иную недвижимость, но последний отказался. Лакей Леванидзе, обслуживавший господ, показал, что Г. Шарвашидзе остался разделом недоволен и уехал недопив чаю.

В Дрэ Нина Андреевская поехала вместе с Давидом Чхотуа и Александром Сулхановым; возницей был Баграт - Швили. Прибыв на место, Нина велела созвать крестьян, заявила им, что отныне является владелицей этой земли и леса и запрещает порубку леса на продажу. Указав на Сулханова, она объявила, что этот человек является новым управляющим и с этих пор крестьяне должны к нему обращаться со своей нуждой и требованиями. По показаниям Сулханова "при этом случае Давид Чхотуа был скучен и побледнел"; Баграт - Швили высказался куда определеннее "(Д. Чхотуа) метал на Сулханова столь злобные взгляды, что я опасался за жизнь Сулханова и держал ружье наготове".
Мать погибшей-Варвара Андреевская-была передопрошена 5 и 29 ноября 1876 г. Если во время летних допросов женщина в целом оставалась нейтральна по отношению к Давиду Чхотуа, то в новых ее показаниях появился некоторый обличительный оттенок; несомненно, это произошло под впечатлением от ареста братьев. В. Андреевская упомянула о некоторых неодобрительных высказываниях дочери в адрес управляющего, несколько иначе описала свой последний разговор с дочерью.
Несмотря на то, что находившиеся под стражей Давид и Николай Чхотуа не признавали себя виновными, следствие решило, что собранный материал доказательно изобличает их вину и вполне достаточен для передачи дела в суд.
В утвержденном окружным прокурором обвинительном заключении инициаторами убийства признавались братья Чхотуа. О предполагаемой роли князя Г. Шарвашидзе ничего не говорилось; последнее обстоятельство объяснялось тем, что против него не было получено никаких улик. Если в качестве мотива младшего из братьев - Николая - назывались "побуждения родственных чувств", то мотивы преступных намерений Давида Чхотуа определялись следующим образом: 1) недоверчивое отношение к нему со стороны Нины Андреевской, выражавшееся не только в лишении его полномочия на участие вместо нее в разделе имущества, но и в устранении от управления доставшимся ей имуществом; 2) неудовольствие, доходившее до столкновений, вследствие находившихся в доме Шарвашидзе под надзором Давида вещей НиныФ.
"Тифлисское дело" рассматривалось судом присяжных в июле 1877 г. К суду привлекались Давид и Николай Чхотуа, домашняя прислуга князя Шарвашидзе в лице Габисония, Мчеладзе и Коридзе. Им вменялось в вину совершение преднамеренного убийства Нины Андреевской по взаимному соглашению. Общественное мнение было возбуждено слухами и настроено крайне враждебно к обвиняемым.
Но очень скоро обвинение столкнулось с неожиданными и неприятными для себя открытиями.
Прежде всего, княжна Варвара Туманова, родственница погибшей по матери, рассказывая о событиях 22 июля 1876 г. вполне определенно заявила, что зная Нину, вполне допускает возможность ее купания в одиночку. На перекрестном допросе она высказалась еще более категорично: "Нина совершала поступки на которые решился бы не каждый мужчина". Княжна упомянула о стеснительности Нины и ее привычке купаться в рубашке. Старуха-служанка Хончикашвили заявила о том же: "Раз я была в бане с Андреевскими; барышня парилась в рубашке и только потом разделась". О той же самой привычке рассказала на суде в своих показаниях и мать погибшей. Правда, после такого купания Нина всегда сбрасывала рубашку и закутывалась в простыню; в данном же случае на месте обнаружения одежды Нины простыни не оказалось. Но самый факт признания возможности вечернего купания прозвучал сильным доводом против той версии событий, которую предлагало обвинение.
Мчеладзе и Коридзе от показаний, данных на предварительном следствии не отказалась, но когда адвокаты начали расспрашивать обвиняемых об условиях содержания в Метехском замке и обстоятельствах получения от них признательных показаний механизм воздействия на заключенных раскрылся во всей своей очевидной неприглядности. Хотя суд и принял в конечном итоге эти показания к рассмотрению, они в напутствии Председателя суда присяжным заседателям были названы УнедоброкачественнымиФ. Чем не пример юридической казуистики!
С заявлением доктора Маркарова, которое изобличало Габисония, получился не просто скандал, а настоящая драма. Габисония отказался ото всего, что ему приписывалось доктором; получалось его слово против слова свидетеля. Стремясь подавить обвиняемого, товарищ прокурора Хлодовский потребовал вызвать в суд одного из тех полицейских осведомителей, что были приставлены к Габисония на все время его пребывания в лазарете. В суде появился арестант Муса-Измаил-оглы (действовавшие с ним Мурад-Али-оглы и Церетели не могли принять участие в судебном заседании; первый уже находился в Сибири, а второй лежал в военном госпитале). Едва Мусе заявили о необходимости приведения к присяге он разрыдался. Можно представить себе шок присутствовавших в зале! Когда он несколько успокоился, то объяснил, что соглашался наговаривать на Габисония лишь потому, что полицейский агент Лоладзе обещал, что ни при каких обстоятельствах ему - Мусе-Измаил-оглы - никогда не придется повторять эту ложь под присягой. Как на духу этот человек рассказал о тех отвратительных полицейских приемах, которыми он был принужден в исполнению позорной роли провокатора. Арестантская доля, о которой было рассказано простым безыскусным языком, а потому особенно трогательно, никого не оставила равнодушным. На следующий день газета УТифлисский вестникФ назвала худого, измученного долгим заключением и смертельной болезнью Габисония Убиблейским ЛазаремФ и наверное не было в городе ни одного человека, который бы взялся оспаривать эту метафору.
После провала доктора Маркарова со своим заявлением, обвинению не оставалось ничего другого, как напирать на признания Коридзе и Мчеладзе. Однако и здесь прокуратуру ожидала постыдная неувязка: револьвер с патронташем, которым Давид Чхотуа по версии обвинения запугивал домашнюю прислугу в ночь убийства Н. Андреевской, оказался куплен уже после ее гибели, а именно - 23 июля 1876 г. И приглашенные в суд свидетели защиты подтвердили это. Более того, именно гибель девушки подтолкнула Давида Чхотуа к мысли о необходимости обзавестись оружием.
Наконец, старший из братьев получил алиби, которого у него не было на протяжении всего предварительного следствия. Все те люди, на которых он ссылался на протяжении многих месяцев (братья Чарухчианцы, аптекарь Канделяки, официанты из ресторана в гостинице "Европа") изменили в суде показания, данные прежде полиции. Дошло даже до того, что портной Капанидзе, его приказчики Мдивани и Шахнабазов предъявили суду брюки, которые оставлял для подгонки Давид Чхотуа. Много месяцев они отрицали как существование этих брюк, так и самый факт посещения их мастерской обвиняемым-а тут неожиданно все подтвердили. Сейчас невозможно сказать, знало ли обвинение о предстоящем в суде улучшении памяти свидетелей, но в любом случае подготовиться к таким ударам было крайне непросто. Вообще, эти моменты в высшей степени любопытны и совсем не так однозначны, как может показаться на первый взгляд. Если согласиться с полицейской версией, по которой братья действовали в составе преступной группы часть которой так и осталась нераскрыта, то следует признать, что изменение свидетельских показаний могло оказаться вовсе не добровольным.
Когда суд подошел к разбору обстоятельств поездки Нины Андреевской в урочище Дрэ новый казус едва не превратил трагедию в фарс. Свидетель обвинения Баграт-Швили весьма мрачными красками живописал то недовольство, с каким Давид Чхотуа воспринял известие о назначении Ниной Андреевской на его место нового управляющего Сулханова. Свидетель даже сказал, что боялся за жизнь девушки и все время держал в руках ружье, готовый отразить нападение на нее. Но в ходе перекрестного допроса Баграт-Швили сам уничтожил себя как свидетеля, назвав Давида Чхотуа братом Нины. Оказалось, что темный лесник все это время принимал его за Константина Андреевского и сразу стало ясно, что нельзя всерьез воспринимать слова человека столь мало понимающего в происходящем вокруг.
Тот самый Дгебуидзе, который рассказывал на предварительном следствии о том, как Габисония предупреждал его загодя о готовящемся убийстве Нины Андреевской, оказался бывшим каторжанином. Его показания были зачитаны по стенограмме ноябрьских допросов; когда защита потребовала доставить этого свидетеля в суд выяснилось, что никто не знает, где этого человека можно отыскать.
Совокупность подобного рода накладок привела к тому, что позиции обвинения оказались в значительной степени подорваны. И объяснить это можно лишь плохой подготовкой окружного прокурора к процессу. Единственно сильным пунктом, против которого ничего не могли заявить адвокаты, оказалась судебно-медицинская экспертиза. Тот факт, что тело не утонуло, в легких погибшей не было воды (а значит не было и захлебывания!), а голова и туловище покрывали синяки прижизненного происхождения-это устраняло всякие сомнения в факте преступления. Видимо, эти соображения и послужили главными доводами в принятии решения присяжными заседателями.
По приговору тифлисского окружного суда Давид Чхотуа был приговорен к 20 годам каторжных работ, Николай Чхотуа, Коридзе и Мчеладзе-оправданы, Габисония получил 10 лет каторжных работ.
"Тифлисское дело" на этом не закончилось. Приговор суда оставил неудовлетворенными обе стороны. Прокуратурой был принесен протест на оправдание младшего из братьев, защита всех обвиняемых заявила аппеляционную жалобу на использование запрещенных приемов ведения следствия.
Для защиты Давида Чхотуа в апелляционной инстанции был приглашен известный на всю Россию адвокат Владимир Данилович Спасович. Свою громкую известность он стяжал вечной оппозицией властям, за что и был в конце-концов изгнан из С.-Петербургского университета. Образ либерала и гуманиста, борца за пресловутые УобщечеловеческиеФ ценности, сильно подпортил скандальный судебный процесс 1876 г. над С. Кроненбергом, в котором В. Спасович защищал последнего. Станислав Кроненберг - герой франко-прусской войны 1870 года, получивший за храбрость орден Почетного легиона и французское подданство, оказался банальным домашним тираном, систематически избивавшим семилетнюю дочку. Безнравственные приемы защиты и демагогия адвоката возбудили столь сильное негодование в обществе, что о Спасовиче писали в начале 1876 г. практически все крупные газеты России; Ф. М. Достоевский в своем УДневнике писателяФ посвятил адвокату несколько очерков, полных глубокого и искренного возмущения. Знаменитые слова о Услезинке ребенкаФ сказаны Достоевским именно в адрес Спасовича и именно на материале Удела КроненбергаФ. Любопытно, что в оценке безнравственности этого адвоката совпали мнения людей зачастую диаметрально противоположных политических взглядов: М. Е. Салтыкова-Щедрина, Ф. М. Достоевского, К. П. Победоносцева.
Но каковы бы ни были человеческие качества адвоката, он являлся, безусловно, одним из лучших профессионалов того времени в своей области. Приглашение его в апелляционный суд являлось удачным ходом; там требовалась именно внимательная, скурпулезная работа с документами, а не остоумие или находчивость в перекрестном допросе опасного свидетеля. Апелляционный суд занимался изучением именно процессуальных нарушений, неточностей толкования законов и пр., он не подменял собою суд первой инстанции.
Тифлисская судебная палата пересматривала дело братьев Чхотуа 25-30 ноября 1878 г. Защита Спасовича явилась, безусловно, верхом совершенства адвокатской работы.
Понимая, что самое красноречивое свидетельство факта убийства-это экспертиза от 25 июля 1876 г., он обрушился на судебных медиков со всею возможной силой своего красноречия: при наружном осмотре пропущены несомненно существовавшие на трупе знаки, не упомянуты проколы булавками на животе Е, ни даже такой важный признак, по которому труп признан 24 июля за труп АндреевкойЕ, а именно-порубление, то есть отсечение указательного пальца левой руки!Ф Немало процитировав европейских специалистов, которые анализируя утопление человека тоже расходились в оценке достоверности тех или иных признаков, Спасович подитожил свои рассуждения вполне категорично: я надеюсь, господа судьи, что вы Ене поверите экспертамЕ ввиду противоречий и промахов экспертизыФ.
Далее В. Д. Спасович неожиданно и изящно опровергнул постулат о невозможности достичь свободно плывущим телом местечка Караяз. Точное расстояние от Михайловского моста до места обнаружения тела Нины Андреевской составило не 43 версты, как принималось во всех полицейских расчетах, а Е 33! И это было действительно так. Трудно сказать, что привело к такой колоссальной ошибке, вполне может быть, что элементарная невнимательность, проявленная при составлении первого протокола, но факт остается фактом: десятки людей знакомились с делом, заслушивали на суде отчет о следственном эксперименте на реке и никто не удосужился внимательно проверить расчеты старшины спасательной станции Водопьянова! Потребовались два с лишним года и визит столичного адвоката, чтобы вскрыть ошибку, имевшую принципиальное значение для оценки всего эксперимента! Уменьшение расстояния на 10 километров делало Караяз вполне достижимым при замеренной скрости течения реки на поверхности и такой вывод существенно менял категоричность заключения следственного эксперимента. Безусловно, вопиющие проколы в работе прокуратуры заслуживали самого серьезного порицания. После своего заявления, потрясшего всех как гром среди ясного неба, Спасович спокойно заявил, что не верит в непроходимость Караджаларских перекатов; в оценке глубины реки в этом месте была допущена такая же грубая ошибка, что и в оценке расстояния. Последнее утверждение он, впрочем, ничем не подтвердил, но эмоциональность его речи добавила ей убедительности.
Нарушения закона, допущенные следственными властями при получении показаний Мчеладзе и Коридзе, также дали немало пищи для работы адвоката. Собственно, хорошо известно, что критиковать сделанное другими всегда легче, чем делать это самому. Апелляционный же суд изначально ориентирован на критический разбор высказанных замечаний. Спасович подверг критике всех без исключения свидетелей обвинения; досталось даже матери погибшей за ее ноябрьские показания (по большому счету, абсолютно безопасные для его подзащитного). Причем, к свидетелям защиты он оказался гораздо милостивее и не заметил у них тех огрехов, которые поставил в вину противной стороне.
Так, В. Д. Спасович вполне обстоятельно взялся объяснять как могло появиться у Давида Чхотуа алиби, которого не существовало вначале. Причем адвокат счел нормальным и вполне допустимым неоднократное изменение свидетелями своих показаний. Но если он защищал право братьев Чарухчианцев менять свои показания на диаметрально противоположные, то почему, спрашивается, он отказывал в этом матери погибшей?
Речь Спасовича в Тифлисском судебной палате в высшей степени своеобразна и не лишена интереса; нет никакой возможности проанализировать массу всех тех изысков, что рассеяны на шестидесяти страницах стенограммы.
Важно то, что в конечном итоге адвокат поставленной цели так и не достиг: апелляционный суд оставил приговор окружного суда без изменений. На этом была поставлена точка в "Тифлисском деле".
Оно, безусловно, принадлежит к запутаннейшим делам отечественной криминалистики, прежде всего из-за массы грубых ошибок, допущенных на этапе досудебного расследования. Как и в ряде других дел, представленных на нашем сайте, в "Тифлисском деле" трудно утверждать, что восторжествовала именно справедливость. Сколько людей, столько, очевидно, окажется и мнений.

Во вторую жену великий абстракционист влюбился по голосу

До 13 июня ценители прекрасного смогут посетить выставку двух картин Василия КАНДИНСКОГО на Крымском валу в Москве. Она приурочена к 150-летию со дня рождения этого самого знаменитого русского художника. Впервые с 1989 года демонстрируются рядом две работы - «Композиция VI» и «Композиция VII», вершины творчества живописца.

- Нас ждет «феномен Серова», когда люди по пять часов стояли в очереди на недавнюю выставку портретиста? - спрашиваю кандидата искусствоведения Евгения Горчакова .

Не думаю. Произведения Кандинского сложны для восприятия. Это не отражение природы, а выражение внутреннего мира художника. Живописец пытался перевести на холст «хор красок». Сам он признавался, что без каталога не мог понять, что изображено на картине «Стог сена» Клода Моне . А ведь именно это полотно помогло сделать Кандинскому окончательный выбор между искусством и наукой.

«Композиция VI» была написана за три дня в канун Первой мировой войны на тему апокалипсиса. Пока художник создавал это полотно, он повторял по-немецки как мантру: «Uberflut» (потоп). Несмотря на многоцветье, здесь отчетливо видно столкновение чёрного и белого - рождения и смерти

Вот и мне картины Василия Васильевича нравятся: яркие краски, причудливые линии и геометрические фигуры, но смысл ускользает.

Не так давно британский нейробиолог Джейми Уорд установил: чтобы понять работы Кандинского надо «слышать живопись». Созерцание его полотен должно порождать звуковые ассоциации. Такой способностью обладают менее трех процентов населения Земли. Не зря на нынешней выставке творчество автора объясняется с помощью мультимедийных средств.

- Даже сам художник долго не был уверен в своих способностях.

Кандинский превосходно чувствовал цвет, но был посредственным рисовальщиком. Из-за этого провалил вступительный экзамен в Мюнхенскую академию. Прошел лишь на второй год - попал в обучение к лучшему немецкому рисовальщику Францу Штуку . Василий считал, что его творчество оценят только через сто лет.

- Германия стала для Кандинского второй родиной…

Его предки по матери из прибалтийских немцев. Сам он жил с 1904 по 1914 год в Мюнхене, с 1921-го по 1933-й - в Мурнау, и лишь приход к власти фашистов заставил художника переехать во Францию, где он и умер в 1944 году. В 1939 году нацисты публично сожгли многие работы Кандинского, как и других художников - представителей «дегенеративного искусства». К счастью, Габриэла Мюнтер , которую Василий Васильевич любил долгие годы, чудом сохранила в подвале их дома в Мурнау множество работ мэтра. Теперь там музей. Увы, мастерская художника пуста. Нет там ни индийских скульптур, ни новгородских икон, ни работ Анри Руссо …

Еще одним большим собранием парижский Центр Жоржа Помпиду обязан дару второй жены художника - Нины Андриевской…

В дневнике Нина Николаевна пишет, что это была любовь с первого взгляда. Особенно ее поразили потрясающие голубые глаза Василия Васильевича. Не смутила ее и тридцатилетняя разница в возрасте. Кандинский признавался, что вначале влюбился в голос Ниночки. Кода он услышал его по телефону, в тот же день написал акварель «Незнакомому голосу».

В начале 70-х она купила шале в Швейцарии, а в начале 80-х 86-летнюю женщину убили грабители в ее собственном доме. С этим преступлением связана полумистическая история. В 1922 году Нина увидела сон, в котором она играет в шахматы, где вместо фигур - крупные бриллианты. В конце партии ей ставят мат, а на камнях появляются капли крови. С тех пор она стала коллекционировать бриллианты и щеголяла в них на всех приемах. Драгоценности и стали целью грабителей.

Русский индеец

- С Кандинским, слышал, связана еще одна невероятная история.

Вы о Дэвиде Паладине ? Во время Второй мировой этот американец из племени навахо был призван в армию и отправлен в Европу. Попал в плен, стал узником концлагеря Дахау. Там подвергся нечеловеческим пыткам. После освобождения, в 1944 году, его полумертвого, без сознания, поместили в больницу. Когда Дэвид пришел в себя, первое, что он сказал: «Меня зовут Василий Кандинский. Я - художник». Сказал на чистом русском языке, который этот малограмотный индеец никогда не учил. Под гипнозом Паладин тоже чисто говорил по-русски, а вот на английском - с акцентом. Самое невероятное, что и рисовал он, как Кандинский! Когда его работы показали крупнейшему знатоку творчества Василия Васильевича - Томасу Мессеру , директору Музея Соломона Гуггенхейма в Нью-Йорке, тот авторитетно заявил: «Это подлинники Кандинского!» Теперь во время многих выставок русского основоположника абстракционизма в одном из залов демонстрируются и картины Дэвида Паладина. Крупнейшие музеи мира купили у него уже 130 картин. Интересно, что появился «новый» Кандинский в 1944 году, как раз когда умер «старый».

Кандинский после эмиграции в 1921 году сменил гражданство, став подданным Германии, затем - Франции. Великие художники принадлежат всему миру?

Детство и школьные годы Василий провел в Одессе, где отец работал директором чайной фабрики. На Дерибасовской, 17 сейчас установлен бюст художника. Но город в конце прошлого века был подлинным захолустьем, и Кандинский всегда стремился вернуться в Москву. В 17 лет мечта исполнилась - Василий поступил на факультет права Московского университета.

Однако в 1921 году художник был вынужден эмигрировать в Германию. Его сместили с должности директора Музея живописной культуры - в революционной России начались гонения на авангардистов. Что дальше - голод, репрессии, расстрел? В Германию он ехал за свободой творчества, но опять столкнулся с «рабством» - зависимостью от модели, «дурно пахнущих натурщиков», как он изволил выразиться. К тому же, оказалось, деньги от продажи за границей 150 картин из-за инфляции превратились в пшик. И все же в Германии он свой. «Я только наполовину русский. Мюнхен - мой второй дом», - отмечал Кандинский в письме к Габриэле Мюнтер.

- Творчество Кандинского было сразу оценено по достоинству?

Интерес к его работам пережил взлеты и падения вместе с интересом к авангарду. Скажем, после его переезда из Германии во Францию наступили трудные времена. Сейчас Кандинский повсеместно признан самым знаменитым русским художником всех времен. Он один из наиболее дорогих авторов. Хотя в кризис цены упали.

- Что ж, тогда пойду куплю.

Я с вами.

Прикинь!

Рекордная цена - $23 миллиона была уплачена в 2012 году на аукционе «Christie’s» за картину Кандинского «Эскиз к импровизации № 8».

Имей в виду

У Кандинского была очень плохая память на цифры. Выучить таблицу умножения ему так и не удалось.

Цитата

А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ:

- Кандинский находится в последнем градусе психического разложения.

Classics Press publishes nonfiction and literature in modern, accessible editions at reasonable prices.

The Collection - Seven Classics

The is a new edition of seven classic works of political and military science . Each of the included classical works are available individually as well as together in the collection.

All of these classics are already available in English editions, but nearly always a format that is difficult to read and understand. Most of these are in English translations that are very old, or miss out on the fundamental insights. Many include a lot of excess commentary which is mostly unnecessary and unhelpful.

Our editing process reduces the repetition and unnecessary commentary and cruft, and clarify what is essential and insightful in the works using modern English prose. This process is an abridgement:

[C]ondensing or reduction of a book or other creative work into a shorter form while maintaining the unity of the source.

The goal of this project is to produce a collection of works with clear and modern English that showcases the timeless insights which these classics have within them. We also want to provide several different formats for these works, including:

Ebook
Paperback
Audiobook

The Collection - Individual Titles

Volume	Title	Status
Vol. 1	The Art of War by Sun Tzu	published
Vol. 2	The Analects by Confucius	published
Vol. 3	The Arthashastra by Chanakya (Kautilya)	published
Vol. 4	The Meditations by Marcus Aurelius	published
Vol. 5	The Prince by Niccolo Machiavelli	April 2019
Vol. 6	The Book of Five Rings by Miyamoto Musashi	April 2019
Vol. 7	The Hagakure by Yamamoto Tsunetomo	April 2019

This is an international collection, with two books from China, one from India, two from Europe, and two from Japan. The books also span over 2,000 years of history. Some of these books are focused on war and military science (Art of War, Book of Five Rings, Hagakure), others are more self-reflective and develop an ethical philosophy (Analects, Meditations), and others still are focused more on politics and ruling (Arthashastra, The Prince).

Each of these works provides a unique and historical perspective regarding these topics, and they complement each other in tracing deep insight into the nature of leadership, war, and politics.

Affordable Pricing

Classics Press is committed to making classic works more accessible, and that includes reasonable pricing. Individual works are priced at $ 2.99 USD for ebooks and $ 7.99 USD for print books (which includes the same work as a free Kindle ebook). The entire collection Seven Classics on War and Politics is priced at $ 9.99 USD for the ebook and $ 24.99 USD for the paperback book (which includes a free kindle ebook). The price is inclusive of VAT.