Рождественская песнь в прозе (1843). Чарльз диккенс - рождественские повести

Начать с того, что Марли был мертв. Сомневаться в этом не приходилось. Свидетельство о его погребении было подписано священником, причетником, хозяином похоронного бюро и старшим могильщиком. Оно было подписано Скруджем. А уже если Скрудж прикладывал к какому-либо документу руку, эта бумага имела на бирже вес.

Итак, старик Марли был мертв, как гвоздь в притолоке.

Учтите: я вовсе не утверждаю, будто на собственном опыте убедился, что гвоздь, вбитый в притолоку, как-то особенно мертв, более мертв, чем все другие гвозди. Нет, я лично скорее отдал бы предпочтение гвоздю, вбитому в крышку гроба, как наиболее мертвому предмету изо всех скобяных изделий. Но в этой поговорке сказалась мудрость наших предков, и если бы мой нечестивый язык посмел переиначить ее, вы были бы вправе сказать, что страна наша катится в пропасть. А посему да позволено мне будет повторить еще и еще раз: Марли был мертв, как гвоздь в притолоке.

Знал ли об этом Скрудж? Разумеется. Как могло быть иначе? Скрудж и Марли были компаньонами с незапамятных времен. Скрудж был единственным доверенным лицом Марли, его единственным уполномоченным во всех делах, его единственным душеприказчиком, его единственным законным наследником, его единственным другом и единственным человеком, который проводил его на кладбище. И все же Скрудж был не настолько подавлен этим печальным событием, чтобы его деловая хватка могла ему изменить, и день похорон своего друга он отметил заключением весьма выгодной сделки.

Вот я упомянул о похоронах Марли, и это возвращает меня к тому, с чего я начал. Не могло быть ни малейшего сомнения в том, что Марли мертв. Это нужно отчетливо уяснить себе, иначе не будет ничего необычайного в той истории, которую я намерен вам рассказать. Ведь если бы нам не было доподлинно известно, что отец Гамлета скончался еще задолго до начала представления, то его прогулка ветреной ночью по крепостному валу вокруг своего замка едва ли показалась бы нам чем-то сверхъестественным. Во всяком случае, не более сверхъестественным, чем поведение любого пожилого джентльмена, которому пришла блажь прогуляться в полночь в каком-либо не защищенном от ветра месте, ну, скажем, по кладбищу св. Павла, преследуя при этом единственную цель - поразить и без того расстроенное воображение сына.

Скрудж не вымарал имени Марли на вывеске. Оно красовалось там, над дверью конторы, еще годы спустя: СКРУДЖ и МАРЛИ. Фирма была хорошо известна под этим названием. И какой-нибудь новичок в делах, обращаясь к Скруджу, иногда называл его Скруджем, а иногда - Марли. Скрудж отзывался, как бы его ни окликнули. Ему было безразлично.

Ну и сквалыга же он был, этот Скрудж! Вот уж кто умел выжимать соки, вытягивать жилы, вколачивать в гроб, загребать, захватывать, заграбастывать, вымогать… Умел, умел старый греховодник! Это был не человек, а кремень. Да, он был холоден и тверд, как кремень, и еще никому ни разу в жизни не удалось высечь из его каменного сердца хоть искру сострадания. Скрытный, замкнутый, одинокий - он прятался как устрица в свою раковину. Душевный холод заморозил изнутри старческие черты его лица, заострил крючковатый нос, сморщил кожу на щеках, сковал походку, заставил посинеть губы и покраснеть глаза, сделал ледяным его скрипучий голос. И даже его щетинистый подбородок, редкие волосы и брови, казалось, заиндевели от мороза. Он всюду вносил с собой эту леденящую атмосферу. Присутствие Скруджа замораживало его контору в летний зной, и он не позволял ей оттаять ни на полградуса даже на веселых святках.

Жара или стужа на дворе - Скруджа это беспокоило мало. Никакое тепло не могло его обогреть, и никакой мороз его не пробирал. Самый яростный ветер не мог быть злее Скруджа, самая лютая метель не могла быть столь жестока, как он, самый проливной дождь не был так беспощаден. Непогода ничем не могла его пронять. Ливень, град, снег могли похвалиться только одним преимуществом перед Скруджем - они нередко сходили на землю в щедром изобилии, а Скруджу щедрость была неведома.

Никто никогда не останавливал его на улице радостным возгласом: "Милейший Скрудж! Как поживаете? Когда зайдете меня проведать?" Ни один нищий не осмеливался протянуть к нему руку за подаянием, ни один ребенок не решался спросить у него, который час, и ни разу в жизни ни единая душа не попросила его указать дорогу. Казалось, даже собаки, поводыри слепцов, понимали, что он за человек, и, завидев его, спешили утащить хозяина в первый попавшийся подъезд или в подворотню, а потом долго виляли хвостом, как бы говоря: "Да по мне, человек без глаз, как ты, хозяин, куда лучше, чем с дурным глазом".

А вы думаете, это огорчало Скруджа? Да нисколько. Он совершал свой жизненный путь, сторонясь всех, и те, кто его хорошо знал, считали, что отпугивать малейшее проявление симпатии ему даже как-то сладко.

И вот однажды - и притом не когда-нибудь, а в самый сочельник, - старик Скрудж корпел у себя в конторе над счетными книгами. Была холодная, унылая погода, да к тому же еще туман, и Скрудж слышал, как за окном прохожие сновали взад и вперед, громко топая по тротуару, отдуваясь и колотя себя по бокам, чтобы согреться. Городские часы на колокольне только что пробили три, но становилось уже темно, да в тот день и с утра все, и огоньки свечей, затеплившихся в окнах контор, ложились багровыми мазками на темную завесу тумана - такую плотную, что, казалось, ее можно пощупать рукой. Туман заползал в каждую щель, просачивался в каждую замочную скважину, и даже в этом тесном дворе дома напротив, едва различимые за густой грязно-серой пеленой, были похожи на призраки. Глядя на клубы тумана, спускавшиеся все ниже и ниже, скрывая от глаз все предметы, можно было подумать, что сама Природа открыла где-то по соседству пивоварню и варит себе пиво к празднику.

Скрудж держал дверь конторы приотворенной, дабы иметь возможность приглядывать за своим клерком, который в темной маленькой каморке, вернее сказать чуланчике, переписывал бумаги. Если у Скруджа в камине угля было маловато, то у клерка и того меньше, - казалось, там тлеет один-единственный уголек. Но клерк не мог подбросить угля, так как Скрудж держал ящик с углем у себя в комнате, и стоило клерку появиться там с каминным совком, как хозяин начинал выражать опасение, что придется ему расстаться со своим помощником. Поэтому клерк обмотал шею потуже белым шерстяным шарфом и попытался обогреться у свечки, однако, не обладая особенно пылким воображением, и тут потерпел неудачу.

С наступающим праздником, дядюшка! Желаю вам хорошенько повеселиться на святках! - раздался жизнерадостный возглас. Это был голос племянника Скруджа. Молодой человек столь стремительно ворвался в контору, что Скрудж не успел поднять голову от бумаг, как племянник уже стоял возле его стола.

Вздор! - проворчал Скрудж. - Чепуха!

Племянник Скруджа так разогрелся, бодро шагая по морозцу, что казалось, от него пышет жаром, как от печки. Щеки у него рдели - прямо любо-дорого смотреть, глаза сверкали, а изо рта валил пар.

Это святки - чепуха, дядюшка? - переспросил племянник. - Верно, я вас не понял!

Слыхали! - сказал Скрудж. - Повеселиться на святках! А ты-то по какому праву хочешь веселиться? Какие у тебя основания для веселья? Или тебе кажется, что ты еще недостаточно беден?

В таком случае, - весело отозвался племянник, - по какому праву вы так мрачно настроены, дядюшка? Какие у вас основания быть угрюмым? Или вам кажется, что вы еще недостаточно богаты?

На это Скрудж, не успев приготовить более вразумительного ответа, повторил свое «вздор» и присовокупил еще "чепуха!".

Ч.Диккенс - мой любимый писатель. Поэтому оценка данной книги будет, безусловно, положительная. Начну с данного издания, которого, к великому сожалению, у меня на полке нет. Но будем надеяться, что когда-нибудь оно появится на складах "Лабиринта". Книгу брал у друзей, но времени пребывания издания у меня дома хватило, для того, чтобы вдоль и поперек изучить книгу. На мой взгляд, - это лучшее издание "Рождественских повестей". Замечательная суперобложка скрывает под собой не менее замечательную обложку книги, несмотря на то, что выполнена не в цвете, мне нравится даже больше. Качество печати идеально (позволю себе такое громкое заявление). Глаза читать совершенно не устают, а размер шрифта именно такой, какой необходим для того, чтобы полностью погрузиться в книгу, не отводя глаз от строчек, когда текст начинает попросту сливаться. Иллюстрации, которых немного, полностью соответсвуют воображению читателя, то есть, прочитав определенный момент и увидев к нему иллюстрацию, понимаешь, что иначе и представить было невозможно. В общем, заканчивая данный раздел, могу с уверенностью сказать, что книгу приятно держать в руках, что, на мой взгляд, является немаловажным моментом.
Что же касается содержания, то пересказывать Диккенса - самое бесполезное занятие. Его язык - своеобразный ветер, переносящий читателя в уже ставший далеким XIX век и пересказ может нарушить этот неповторимый момент, да и к тому же навязывать свое понимание отдельной повести, на мой взгляд, не есть правильно. Говоря в общем о книге, можно с уверенностью сказать, что читать ее совершенно необходимо перед Новым годом или Рождеством. Это время чудес, веселья, непревзойденной атмосферы, которая переносит любого в великий мир детских сказок и желаний. Однако, наивно полагать, что "Рождественские повести " являются детской книгой. Конечно же, это не так. Это книга для всех поколений. Каждый найдет что-то свое. Возможно, кто-то узнает в одной из историй себя, кто-то захочет занять место главного героя, кто-то понаблюдать за всем со стороны. Но равнодушным, я думаю, не останется никто. Попав в Англию XIX века, в период сложных социальных проблем, неустойчивых мировых отношений, невольно хочется не видеть ничего того, что очень напоминает ситуацию нынешнюю. Диккенс обеспечивает это. В его повестях Англия по-прежнему остается в раннем Средневековье с узкими улочками, красивыми домиками, рождественскими рынками с их непередаваемой атмосферой уюта и веселья, а главное - непередаваемые запахи рождественских угощений, который так и проникает в холодный XXI век. Его слышишь, его ощущаешь, его же стараешься не потерять. И все это в контексте дружеских семейных, людских отношениях, где даже самые бедные готовы пожертвовать последним ради того, чтобы хоть на миг забыть о своих проблемах и встретить Рождество в уютном маленьком, пусть и полуразрушенном доме.... Однако, подобное описание может сбить читателя с толку и может показаться, что книга слишком проста и не несет в себе эмоциональной нагрузки. Однако, это совершенно не так. Богатство данной книги заключается в том, что спустя почти два столетия, понимаешь, что многое слишком уж знакомо, набило аскомину и пр. Перебрасывая мостик на современность позволяет разглядеть ту же остроту социальной проблемы, ту же проблему общество-власть.. Но всего этого можно и не заметить, увлекшись беззаботным чтением с улыбкой на лице и задать себе главный вопрос: А стоит ли перекидывать этот самый мостик и искать какие-то проблемы? или все же стоит просто погрузиться в мир сказок и вновь почувствовать себя ребенком, поверившим в чудо? Каждый на вопрос ответит сам, но вспомнив знаменитую фразу о том, что "поверив в чудо мы переносимся в иной мир, мир свой собственный, где мы - это действительно мы, без прикрас масок и ненужной иронии, и вот именно в этом мире живут еще не исполненные мечты и надежды, которые ждут главного момента, когда человек поверит в чудо".

Чарльз Диккенс

Рождественские повести

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ГИМН В ПРОЗЕ

(=РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ПЕСНЬ В ПРОЗЕ)

Святочный рассказ с привидениями

Строфа Первая

Итак, старик Марли был мертв, как гвоздь в притолоке.

"Рождественская песнь в прозе" после первой публикации стала сенсацией, оказав влияние на наши рождественские традиции. Это история-притча о перерождении скряги и человеконенавистника Скруджа, в которой писатель с помощью фантастических образов святочных Духов показывает своему герою единственный путь к спасению - делать добро людям. Книга великолепно иллюстрирована.

История Скруджа - человека, который никого не любил, всех ненавидел, а о его скупости и черствости по городу ходили легенды. К нему относились соответствующе. Однажды к Скруджу явился дух покойного компаньона Марли. Автор умело описывает появление этого духа так, что стынет в венах кровь не только у главного героя, но и у читателя. Скрудж всю жизнь занимался накопительством, никому не помогал, не откликался на просьбы. И тут он полностью теряет покой. Мы наблюдаем полное перерождение человека. На смену цинизму приходит горькое сожаление и раскаяние. Марли просит Высшие Силы помочь своему другу измениться. Те посылают ему в помощь еще трех духов. Явление каждого - настоящее испытание для Скруджа. Однако ему все удалось. Оказывается, как прекрасна жизнь, когда живешь для других! Пустая и бесплодная, она наполняется качественным содержанием. Если бы этого не случилось, то через год героя ждала бы смерть. Так предсказывал ему дух Рождества. Мрачность и безысходность сюжета постепенно растворяются, уступая дорогу свету, любви, радости.

Цитаты из книги Рождественская песнь в прозе:

«Вот хотя бы и рождественские праздники. Но все равно, помимо благоговения, которое испытываешь перед этим священным словом, и благочестивых воспоминаний, которые неотделимы от него, я всегда ждал этих дней как самых хороших в году. Это радостные дни - дни милосердия, доброты, всепрощения. Это единственные дни во всем календаре, когда люди, словно по молчаливому согласию, свободно раскрывают друг другу сердца и видят в своих ближних, - даже в неимущих и обездоленных, - таких же людей, как они сами, бредущих одной с ними дорогой к могиле, а не каких-то существ иной породы, которым подобает идти другим путем. А посему, дядюшка, хотя это верно, что на святках у меня еще ни разу не прибавилось ни одной монетки в кармане, я верю, что рождество приносит мне добро и будет приносить добро, и да здравствует рождество!»

«Все гуще туман, все крепче мороз! Лютый, пронизывающий холод! Если бы святой Дунстан вместо раскаленных щипцов хватил сатану за нос этаким морозцем, вот бы тот взвыл от столь основательного щипка!»

«В черной подворотне дома клубился такой густой туман и лежал такой толстый слой инея, словно сам злой дух непогоды сидел там, погруженный в тяжелое раздумье.»

«- Душа, заключенная в каждом человеке, - возразил призрак, - должна общаться с людьми и, повсюду следуя за ними, соучаствовать в их судьбе. А тот, кто не исполнил этого при жизни, обречен мыкаться после смерти. Он осужден колесить по свету и - о, горе мне! - взирать на радости и горести людские, разделить которые он уже не властен, а когда-то мог бы - себе и другим на радость.»

«- Я ношу цепь, которую сам сковал себе при жизни, - отвечал призрак. - Я ковал ее звено за звеном и ярд за ярдом. Я опоясался ею по доброй воле и по доброй воле ее ношу. Разве вид этой цепи не знаком тебе?»

«- Дела! - вскричал призрак, снова заламывая руки. - Забота о ближнем - вот что должно было стать моим делом. Общественное благо - вот к чему я должен был стремиться. Милосердие, сострадание, щедрость, вот на что должен был я направить свою деятельность. А занятия коммерцией - это лишь капля воды в безбрежном океане предначертанных нам дел.»

«Да и всем этим духам явно хотелось вмешаться в дела смертных и принести добро, но они уже утратили эту возможность навеки, и именно это и было причиной их терзаний.»

«Дух обратил к Скруджу кроткий взгляд. Его легкое прикосновение, сколь ни было оно мимолетно и невесомо, разбудило какие-то чувства в груди старого Скруджа. Ему чудилось, что на него повеяло тысячью запахов, и каждый запах будил тысячи воспоминаний о давным-давно забытых думах, стремлениях, радостях, надеждах.»

«А затем снова были танцы, а затем фанты и снова танцы, а затем был сладкий пирог, и глинтвейн, и по большому куску холодного ростбифа, и по большому куску холодной отварной говядины, а под конец были жареные пирожки с изюмом и корицей и вволю пива»

«- Ах, все это так мало значит для тебя теперь, - говорила она тихо. - Ты поклоняешься теперь иному божеству, и оно вытеснило меня из твоего сердца. Что ж, если оно сможет поддержать и утешить тебя, как хотела бы поддержать и утешить я, тогда, конечно, я не должна печалиться.
- Что это за божество, которое вытеснило тебя? - спросил Скрудж.
- Деньги.
- Нет справедливости на земле! - молвил Скрудж. - Беспощаднее всего казнит свет бедность, и не менее сурово - на словах, во всяком случае, - осуждает погоню за богатством.
- Ты слишком трепещешь перед мнением света, - кротко укорила она его. - Всем своим прежним надеждам и мечтам ты изменил ради одной - стать неуязвимым для его булавочных уколов. Разве не видела я, как все твои благородные стремления гибли одно за другим и новая всепобеждающая страсть, страсть к наживе, мало-помалу завладела тобой целиком!»

«Впрочем, признаюсь, я бы безмерно желал коснуться ее губ, обратиться к ней с вопросом, видеть, как она приоткроет уста, отвечая мне! Любоваться ее опущенными ресницами, не вызывая краски на ее щеках! Распустить ее шелковистые волосы, каждая прядка которых - бесценное сокровище! Словом, не скрою, что я желал бы пользоваться всеми правами шаловливого ребенка, но быть вместе с тем достаточно взрослым мужчиной, чтобы знать им цену.»

«Скрудж невольно подумал о том, что такое же грациозное, полное жизни создание могло бы и его называть отцом и обогревать дыханием своей весны суровую зиму его преклонных лет!»

«На полу огромной грудой, напоминающей трон, были сложены жареные индейки, гуси, куры, дичь, свиные окорока, большие куски говядины, молочные поросята, гирлянды сосисок, жареные пирожки, плумпудинги, бочонки с устрицами, горячие каштаны, румяные яблоки, сочные апельсины, ароматные груши, громадные пироги с ливером и дымящиеся чаши с пуншем, душистые пары которого стлались в воздухе, словно туман.»

«Было утро, рождественское утро и хороший крепкий мороз, и на улице звучала своеобразная музыка, немного резкая, но приятная, - счищали снег с тротуаров и сгребали его с крыш, к безумному восторгу мальчишек, смотревших, как, рассыпаясь мельчайшей пылью, рушатся на землю снежные лавины.
На фоне ослепительно белого покрова, лежавшего на кровлях, и даже не столь белоснежного - лежавшего на земле, стены домов казались сумрачными, а окна - и того еще сумрачнее и темнее. Тяжелые колеса экипажей и фургонов оставляли в снегу глубокие колеи, а на перекрестках больших улиц эти колеи, скрещиваясь сотни раз, образовали в густом желтом крошеве талого снега сложную сеть каналов, наполненных ледяной водой. Небо было хмуро, и улицы тонули в пепельно-грязной мгле, похожей не то на изморозь, не то на пар и оседавшей на землю темной, как сажа, росой, словно все печные трубы Англии сговорились друг с другом - и ну дымить, кто во что горазд! Словом, ни сам город, ни климат не располагали особенно к веселью, и тем не менее на улицах было весело, - так весело, как не бывает, пожалуй, даже в самый погожий летний день, когда солнце светит так ярко и воздух так свеж и чист.»

«Прилавки фруктовых лавок переливались всеми цветами радуги. Здесь стояли огромные круглые корзины с каштанами, похожие на облаченные в жилеты животы веселых старых джентльменов. Они стояли, привалясь к притолоке, а порой и совсем выкатывались за порог, словно боялись задохнуться от полнокровия и пресыщения. Здесь были и румяные, смуглолицые толстопузые испанские луковицы, гладкие и блестящие, словно лоснящиеся от жира щеки испанских монахов. Лукаво и нахально они подмигивали с полок пробегавшим мимо девушкам, которые с напускной застенчивостью поглядывали украдкой на подвешенную к потолку веточку омелы. Здесь были яблоки и груши, уложенные в высоченные красочные пирамиды. Здесь были гроздья винограда, развешенные тароватым хозяином лавки на самых видных местах, дабы прохожие могли, любуясь ими, совершенно бесплатно глотать слюнки. Здесь были груды орехов - коричневых, чуть подернутых пушком, - чей свежий аромат воскрешал в памяти былые прогулки по лесу, когда так приятно брести, утопая по щиколотку в опавшей листве, и слышать, как она шелестит под ногой. Здесь были печеные яблоки, пухлые, глянцевито-коричневые, выгодно оттенявшие яркую желтизну лимонов и апельсинов и всем своим аппетитным видом настойчиво и пылко убеждавшие вас отнести их домой в бумажном пакете и съесть на десерт.»

«Смешанный аромат кофе и чая так приятно щекотал ноздри, а изюму было столько и таких редкостных сортов, а миндаль был так ослепительно бел, а палочки корицы - такие прямые и длинненькие, и все остальные пряности так восхитительно пахли, а цукаты так соблазнительно просвечивали сквозь покрывавшую их сахарную глазурь, что даже у самых равнодушных покупателей начинало сосать под ложечкой! И мало того, что инжир был так мясист и сочен, а вяленые сливы так стыдливо рдели и улыбались так кисло-сладко из своих пышно разукрашенных коробок и все, решительно все выглядело так вкусно и так нарядно в своем рождественском уборе…»

«- Тут, на вашей грешной земле, - сказал Дух, - есть немало людей, которые кичатся своей близостью к нам и, побуждаемые ненавистью, завистью, гневом, гордыней, ханжеством и себялюбием, творят свои дурные дела, прикрываясь нашим именем. Но эти люди столь же чужды нам, как если бы они никогда и не рождались на свет. Запомни это и вини в их поступках только их самих, а не нас.»

«Болезнь и скорбь легко передаются от человека к человеку, но все же нет на земле ничего более заразительного, нежели смех и веселое расположение духа, и я усматриваю в этом целесообразное, благородное и справедливое устройство вещей в природе.»

«Ведь так отрадно порой снова стать хоть на время детьми! А особенно хорошо это на святках, когда мы празднуем рождение божественного младенца.»

«Дух стоял у изголовья больного, и больной ободрялся и веселел; он приближался к скитальцам, тоскующим на чужбине, и им казалось, что отчизна близко; к изнемогающим в житейской борьбе - и они окрылялись новой надеждой; к беднякам - и они обретали в себе богатство. В тюрьмах, больницах и богадельнях, в убогих приютах нищеты - всюду, где суетность и жалкая земная гордыня не закрывают сердца человека перед благодатным духом праздника, - всюду давал он людям свое благословение и учил Скруджа заповедям милосердия.»

«Имя мальчика - Невежество. Имя девочки - Нищета. Остерегайся обоих и всего, что им сродни, но пуще всего берегись мальчишки, ибо на лбу у него начертано «Гибель» и гибель он несет с собой, если эта надпись не будет стерта. Что ж, отрицай это! - вскричал Дух, повернувшись в сторону города и простирая к нему руку.
Поноси тех, кто станет тебе это говорить! Используй невежество и нищету в своих нечистых, своекорыстных целях! Увеличь их, умножь! И жди конца!»

«А лучше всего и замечательнее всего было то, что и Будущее принадлежало ему и он мог еще изменить свою судьбу.»

«- Сам не знаю, что со мной творится! - вскричал он, плача и смеясь и с помощью обвившихся вокруг него чулок превращаясь в некое подобие Лаокоона. - Мне так легко, словно я пушинка, так радостно, словно я ангел, так весело, словно я школьник! А голова идет кругом, как у пьяного! Поздравляю с рождеством, с веселыми святками всех, всех! Желаю счастья в Новом году всем, всем на свете! Гоп-ля-ля! Гоп-ля-ля! Ура! Ура! Ой-ля-ля!»

«Подбежав к окну, Скрудж поднял раму и высунулся наружу. Ни мглы, ни тумана! Ясный, погожий день. Колкий, бодрящий мороз. Он свистит в свою ледяную дудочку и заставляет кровь, приплясывая, бежать по жилам. Золотое солнце! Лазурное небо! Прозрачный свежий воздух! Веселый перезвон колоколов! О, как чудесно! Как дивно, дивно!»

«Кое-кто посмеивался над этим превращением, но Скрудж не обращал на них внимания - смейтесь на здоровье! Он был достаточно умен и знал, что так уж устроен мир, - всегда найдутся люди, готовые подвергнуть осмеянию доброе дело. Он понимал, что те, кто смеется, - слепы, и думал: пусть себе смеются, лишь бы не плакали! На сердце у него было весело и легко, и для него этого было вполне довольно.»

«А теперь нам остается только повторить за Малюткой Тимом: да осенит нас всех господь бог своею милостью!»

Отличное издание:

Литература стран мира:Литература Англии

Первое издание книги (1843 год):

В кино и мультипликации:

Повесть неоднократно экранизировалась. Самой ранней киноверсией стал немой фильм 1901 года «Скрудж, или Призрак Марли». В ноябре 2009 вышла ещё одна экранизация.

Знаменитый диснеевский мультгерой Скрудж Макдак был назван именно по имени главного героя «Рождественской песни». Собственно, впервые он появился в диснеевском мультфильме по мотивам этой истории, где всех героев сыграли диснеевские персонажи, например Микки Маус в роли Боба Крэтчита, Пит в роли духа будущего рождества и т. д.

Новая рождественская сказка (англ. Scrooged) - современная сатирическая экранизация «Рождественской песни» сделанная режиссером Ричардом Доннером в 1988 году.

Полнометражный фильм 1992 года The Muppet Christmas Carol.

Одна из серий мультсериала «101 далматинец». Сюжет этой серии имеет как сходства, так и отличия.

В одном из эпизодов мультсериала «Охотники за привидениями» герои случайно оказываются в реальности повести и ловят Духов рождества, когда те нападают на Скруджа. Вернувшись в свою реальность, они обнаруживают, что праздник Рождества перестал существовать. И тогда они возвращаются в реальность Скруджа и сами заменяют Духов Рождества (Духа прошлого рождества изображает Питер, настоящего — Уинстон, будущего — Рэй). Тем временем Игону удаётся вернуть настоящих Духов.

Немного измененный смысл повести присутствует в мультфильме «Все псы празднуют Рождество».

В основанном на «Рождественской песни» эпизоде «Время покаяния» телесериала «Лучшие», героиня Николь Джулиан встречает призраков Настоящего, Прошедшего и Будущего Рождества.

В специальном выпуске телесериала «Доктор Кто», который вышел 25 декабря 2010, события происходят по сюжету повести.

Сценарий комедийной мелодрамы «Призраки бывших подружек» написан по мотивам «Рождественской песни». В этой версии акценты приходятся в основном на тему секса и взаимоотношений главного героя как со множеством случайных женщин, так и со своей подругой детства и первой любовью.

В расширенной серии сериала «Бивис и Баттхед» «Бивис и Баттхед уделывают Рождество» («Beavis and Butt-head Do Cristmas») также пародируется «Рождественская песнь»: Бивису снится, что он жестокий владелец закусочной. Директор школы МакВикер превращается в его забитого служащего, играя роль Боба Крэтчита; учитель-хиппи Дэвид изображает доброго духа нынешних святок, а злобный физрук становится зловещим духом будущих святок.

«Барби: Рождественская история». История, основанная на произведении Чарльза Диккенса. В мультфильме все обрисовано гораздо добрее, чем в оригинале.

В одной серии «Озорные анимашки» сюжет основан на Рождественской песни. В роли Скруджа выступает Мистер Блотс, а Уорнеры являются в роли призраков.

В одной из серий мультсериала «Тутенштейн» сюжет изображает аналогичное путешествие во времени, хотя к рождеству отношения не имеет.

В экономике

Профессор философии в Аризонском университете Джеральд Гаус в 1997 году опубликовал статью «Как важно заниматься своим делом», посвященную политической реабилитации Эбенезера Скруджа. Автор заявляет, что Скрудж — воплощение важной и редкой добродетели: способности не лезть в чужие дела без спроса. Именно эта черта лежит в основе либертарианского общества, считает профессор.

и немногим из смертных даётся шанс измениться

Рождество совершенно особенный праздник в году. Он пахнет ароматным дымящимся какао с корицей, хвоей и так манящим свежевыпеченным пирогом с изюмом, с аппетитной, присыпанной сахарной пудрой, корочкой, а в воздухе витает еле ощутимая дымка волшебства. Рождество пора любви и всепрощения, доброты. Духом Рождества проникаются все от мала до велика всем знакомы чувство внутреннего волнения, приятная суета, подарки, поздравления, уют, тепло и единение, гармония с миром и семьей. Для скряги Эбенезера Скруджа всё это не то, что не имеет никакой ценности, всего этого в его жизнь просто нет. Он до невозможности жаден, до неприличия вреден и очень одинок по причине на редкость скверного характера. У него и в мыслях нет потратить лишний шиллинг на подарок, на праздник, даже на себя! Он будет мёрзнуть, но не разориться на отопление конторы. Всё круто меняется, когда его посещают три призрака Призрак Прошлого Рождества, Призрак Настоящего Рождества и Призрак Грядущего Рождества и уносят его в захватывающее, поучительное путешествие во времени. Итак, всем известная сказка. В новом формате и реализации.

Рождественская история совместный, практически революционный, проект студии Walt Disney Pictures и режиссера Роберта Земекиса, имена которых всегда ассоциируются с добрыми и теплыми семейными картинами. И вот на экраны вышло нечто новое, нечто неожиданное, внезапное и нетипичное мрачная, граничащая с ужасами картина Рождественская история. С первого раза и не ответить какова же целевая аудитория фильма взрослые или дети? Поразмыслив, можно найти ответ для взрослых, которые в душе всё ещё дети, для взрослых, верящих в сказки. Однако смотреть его будет интересно и тем и тем, лишь бы быть подготовленным к тому, что собираешься увидеть. Более того, его обязаны посмотреть все. Прекрасная визуализация, фантастическая графика, превосходная игра актёров, таких как Джимм Кэрри, радующий поклонников своими непревзойдёнными кривляниями и играющий сразу четыре роли Скруджа в разном возрасте и трёх призраков, Гэрри Олдман, Колин Фёрт и Робин Райт-Пенн, которых с первого взгляда узнать практически невозможно, общее настроение фильма все это заставляет зрителей проникнуться духом Рождества, окунуться в готическую атмосферу Лондона 19 века. И учит милосердию, учит доброте и сочувствию, учит обращать внимание на мелочи и радоваться им, не быть скрягой душой в первую очередь, не скупиться на чувства и приятные слова, на улыбки и добрые дела.

Фильм необыкновенно зрелищный и красивый, временами дух захватывает от эффектов, вот Скрудж летит, а у тебя кружится голова, вот он падает, у тебя ощущение, будто ты падаешь вместе с ним Немаловажную роль, конечно, в этом играет формат 3D, но и он демонстрирует какие-то фантастические новые грани в этом фильме. Нельзя не отметить внимания создателей к деталям, благодаря чему порой забываешь, что смотришь мультфильм, а не полноценный фильм.

Неизменную ложку дёгтя добавляет дата премьеры картины. Стоит ли уточнять, что выйди она на экраны двадцать пятого декабря, имела бы больший успех, большую уместность, вписывалась бы в общее настроение. Но фильм настолько хорош, настолько необычен, что эта незначительная деталь не способна испортить впечатления от просмотра.

Вот он какой, любимый фильм Роберта Земекиса о путешествиях во времени.