Александр Башлачев. Биография

27 мая 1960 года Александр родился в городе Череповец. Отец: Башлачев Николай Алексеевич. 1936 г.р. ЧМЗ. теплосиловой цех, начальник участка. Мать: Башлачева Нелли Николаевна. ШРМ №4, преподаватель химии. В период с 1967 по 1977 учился в городе Череповце,в средней школе. С 1977 работал на Череповецком металлургическом комбинате художником.

В 1978 уволился и поступил в Уральский государственный университет (г. Свердловск), на факультет журналистики. В это время часто ездит в Череповец, где пишет тексты для Череповецкой группы «Рок-Сентябрь».

В 1983 году появляется первая известная нам песня - «Грибоедовский вальс». Чуть позднее, в этом же году, появляются несколько других известных произведений. Окончив университет, вернулся в Череповец, где год проработал в газете «Коммунист». Там он писал статьи про завод, а позже про кафе - Буратино.

В мае 1984 года посетил питерский рок-фестиваль, там купил себе гитару. В сентябре того же года на квартире у своего друга Леонида Парфёнова показал свои песни А. Троицкому, с которым незадолго до этого и познакомился. С подачи Троицкого Саша уехал из Череповца в Москву с серией квартирников. Потом в Ленинград, где и остался. Как говорил Саша: «В Москве можно жить, а в Ленинграде стоит жить!»

Он играет бесчисленные квартирные концерты в Москве, Питере, Новосибирске и прочих городах отечества, не участвуя в мероприятиях типа «рок-фестивали».

В 1985 году на студии Алексея Вишни в Ленинграде записал альбом «Третья столица». Январь 1986 года необычайно активный концертный месяц, в течении которого были произведены две записи, впоследствии рассматриваемые издателями как студийные - запись на домашней студии А. Агеева и запись концерта в Театре на Таганке.

Апрель1986 г. - запись на домашней студии А. Липницкого на Николиной горе альбома «Вечный Пост». Оригинал был затерт Башлачевым в октябре того же года. В мае в Череповце написана последняя (из сохранившихся) песня - «Вишня».

1987 г. - редкие квартирные концерты. Весна - съемки в документальном фильме А. Учителя- «Рок». В процессе съемок от участия в них отказался. Из фильма убраны все кадры с участием Башлачёва.

Основное событие этого года с 3 по 7 июня выступление на V Питерском рок-фестивале, где получил приз «Надежда». Август - написана последняя песня. Не сохранилась. С этого дня новых песен не писал, пребывал в постоянной депрессии, совершал неоднократные попытки самоубийства (одну из них - накануне V фестиваля). Сентябрь - съемки в фильме «Барды покидают дворы», от участия в которых в процессе работы отказался.

В 1988 году несколько концертов в Москве. 29 января на квартире Марины Тимашевой был последний концерт Башлачева.

17 февраля 1988 года покончил с собой, выбросившись с девятого этажа.
Похоронен под Питером на Ковалевском кладбище: 3 квартал, 3 участок.

Сайты, посвященные Александру Башлачёву:
http://www.bashlachev.org/
http://bashlachev.spb.ru/

Сентябрь 1984 года. Разгар очередных гонений на рок. В Череповец меня вытащил Леонид Парфенов - молодая “светлая личность- вологодского областного ТВ. Едва мы провели либеральный диалог, не исключавший права рока на существование (и вскоре заклейменный местным писателем Беловым как очередная “вылазка”), в студию пришел друг Лени. Саша Башлачев. Невысокий, худой, умеренно длинноволосый, с плохими, как у большинства обделенных витаминами северян, зубами и светлыми, восторженными глазами. Одет он был в те же вещи, что я видел на нем и спустя годы: черную кожаную курточку и джинсы. Плюс рубашка-ковбойка. Не могу сказать, что он сразу произвел сильное впечатление: обычный любитель рока. Сразу же стал расспрашивать о Гребенщикове, назвавшись его большим поклонником... Парфенов остался на службе, а мы пошли гулять по мрачноватому, будто расчерченному по линейке, Череповцу. Дома в Череповце скучные, постройки 30-50-х годов, но весело раскрашенные- чтобы не совсем походить на казармы, наверное. В одном из таких домов, ярко-голубом, Башлачев снимал комнату. Мы сидели там. слушали “ДДТ”, и он мне немного рассказал о себе. Двадцать четыре года, родом из Череповца, окончил факультет журналистики Уральского университета в Свердловске, работает сейчас корреспондентом районной газеты “Коммунист”. Раньше писал тексты для местной группы “Рок-сентябрь”... Увы, знакомая печальная история: вконец истосковавшись в глуши и безвестности, “Рок-сентябрь” послал свои магнитофонные записи на русскую службу “Би-би-си”. и диск-жокей Сева дал их в эфир. Радость в Череповце была недолгой: музыкантов вызвали “куда следует” и запретили играть рок. Лидер группы Слава Кобрин уехал в Эстонию, где по сей день играет на гитаре блюз в “Ультима Туле”, остальные рассеялись по ресторанам. Эта удачная акция дала право кому-то из Отдела культуры произнести знаменитые слова: “У нас в Череповце с рок-музыкой все в порядке - у нас ее больше нет”.

Он продолжал писать стихи, а в мае 84-го, во время II Ленинградского рок-фестиваля, купил гитару и стал учиться на ней играть Накопилось у него полтора десятка песен. Мы договорились, что он их споет вечером у Лени Парфенова.

Тот вечер... Мы сидели втроем. Башлачев нравился все больше - в нем не было тягостной провинциальности, не надо было с ним сюсюкать, сдерживая внутреннюю зевоту. Гитару он взял, когда было уже поздно. Извинился, что плохо играет. Мне не показалось, что он очень стеснялся, самоуверенным тоже не был. Вообще пел очень естественно, иногда только соспокойным любопытством поглядывал на нас.

Всего он спел пятнадцать песен - и не могу сказать, что все они были шедеврами. В основном это были ироничные или лирические зарисовки “из молодежной жизни”, слегка напоминавшие его же тексты для “Рок-сентября”. Написанные прекрасным языком и точные по наблюдениям, они могли бы украсить репертуар любого рок-барда. Было там и несколько “повествовательных” баллад, совсем традиционных, но построенных на блестящих метафорах, раскрывавшихся, как в рассказах ОТенри, в последних строчках.

Из этих, “ранних”, песен Саши Башлачева мне тогда больше всех понравились три. Непутевый рок-н-ролльный гимн “Мертвый сезон” (или “Час прилива”). Затем “Поезд № 193”. чаще именуемый в народе “Перекресток железных дорог”.- перехватывающая дыхание, отчаянная песня о любви. “Любовь- это солнце, которое видит закат... Это я, это твой неизвестный солдат”. Наконец, “Черные дыры”- самая первая, по словам Башлачева. написанная им песня. И самая простая - но его судьба уже закодирована в ней:

“Хорошие парни, но с ними не по пути.

Нет смысла идти, если главное - не упасть.

Я знаю, что я никогда не смогу найти

Все то, что, наверное, можно

легко украсть. Но я с малых лет не умею стоять

в строю. Меня слепит солнце, когда я смотрю

на флаг. И мне надоело протягивать вам свою

Открытую руку, чтоб снова пожать кулак".

В этот же вечер он впервые “на людях” спел “Время колокольчиков” - песню, ставшую потом символом русского рока. Для Саши Башлачева это был прорыв, изумивший его самого. Прорыв из интеллигентного мира “городского фольклора” в буйный, языческий простор русской образности. По этой территории еще не ступала нога ни бардов, ни рокеров.

Он пел в темпе рванувшей удила тройки, и казалось, будто пена летит со сведенных надрывом губ:

“...Век жуем матюги с молитвами.

Век живем- хоть шары нам выколи.

Спим да пьем - сутками и литрами.

Не поем- петь уже отвыкли.

Долго ждем. Все ходили грязные.

Оттого сделались похожими.

А под дождем оказались разные.

Большинство- честные, хорошие.

И пусть разбит батюшка Царь-колокол.

Мы пришли с черными гитарами.

Ведь биг-бит, блюз и рок-н-ролл

Околдовали нас первыми ударами.

И в груди- искры электричества.

Шапки- в снег, и рваните звонче-ка

Рок-н-ролл- славное язычество.

Я люблю время колокольчиков”.

(Стихи приводятся в первоначальной редакции. Позднее автор кое-что в них изменил.- А. Т.)

Я сказал, что ему надо поскорее ехать с гитарой в Москву и Ленинград: песни там примут “на ура”... Башлачев слушал это все с детским, обрадованно-недоверчивым выражением лица. Леня Парфенов не без иронии его подбадривал... Спустя пару лет Саша рассказал мне, что возвращался домой той глухой ночью, распевая песни, подпрыгивая и танцуя - как в кино иногда показывают очень счастливых людей.

С тех пор я в Череповце не был ни разу, но часто вспоминал эти места, задаваясь вопросом: этот ли "глубинный", бедный и в то же время немного идиллический русский Север сформировал творчество Башлачева? Думаю. что повлиял, несомненно. Но нельзя сказать, что он “весь оттуда” - как. скажем, “певец края” Николай Рубцов. К творчеству Рубцова и вообще всему “северному” пафосу он относился очень спокойно и никогда, по крайней мере в моем присутствии, не выказывал гордости за свое “глубиночное” - в противовес “гнилым” столицам - происхождение. Более того, мне кажется, что ему было очень скучно, даже тягостно на своей “малой родине”. В последние три года жизни ему фактически было негде жить - но лишь в самых отчаянных, тупиковых ситуациях он ехал домой, в Череповец или деревню Улома, да и то не выдерживал там подолгу. Хотя мать и сестру очень любил.

Итак, спустя несколько недель он приехал в Москву, остановился у меня. и каждый вечер мы шли к кому-нибудь в гости, где Саша Башлачев давал концерт. Его самое первое московское выступление состоялось на старой арбатской квартире Сергея Рыженко, бывшего скрипача “Последнего шанса” и “Машины времени”, замечательно талантливого парня. Саша привез несколько новых песен: две большущие бытовые баллады, доводившие слушателей до истерического хохота, и четыре серьезные вещи, в разной тональности и с разных точек зрения говорившие об одном и том же:

“Если забредет кто нездешний -

Поразится живности бедной.

Нашей редкой силе сердешной.

Да дури нашей злой - заповедной.

Выкатим кадушку капусты.

Что, снаружи все еще пусто?

А внутри по-прежнему тесно...

Вот и посмеемся простуженно.

А об чем смеяться - не важно.

Если по утрам очень скучно.

То по вечерам очень страшно.

Всемером ютимся на стуле.

Всем миром - на нары-полати.

Спи. дитя мое, люли-люли!

Некому березу заломати"

Были еще “Зимняя сказка”. “Прямая дорога” и “Лихо”. “Лихо” он пел еще злее и азартнее, чем “Время колокольчиков”. а играл так быстро, как только успевал менять положение пальцев, беря аккорды. Эта песня так и осталась самым “яростным” из его сочинений. “Ставили артелью - замело метелью. Водки на неделю - да на год похмелья Штопали на теле. К ребрам пришивали. Ровно год потели, да ровно час жевали”.

Это лишь один из девяти куплетов. Остальные не хуже. Удивительно, как много он успевал писать. Однажды. в этот первый приезд, я посоветовал ему пойти к Александру Градскому, исполнителю замечательного цикла “Русские песни”, и спеть ему “Колокольчики” и “Лихо”. На Башлачева встреча, кажется, большого впечатления не произвела. Строго говоря, метр выдворил его восвояси минут через двадцать. Я позвонил Градскому узнать его мнение. Тот начал, естественно, с того, что и играть и петь парень совершенно не умеет... Но стихи хорошие! “Трудолюбивый малый. - сказал Градский. - Я представляю себе, как он подолгу сидит над каждой строчкой. Работа со словом, конечно, ювелирная”. - “Насколько я знаю, он пишет все очень быстро...” - “Да ладно тебе! Быть не может. Тогда он просто гений” - И Градский от души расхохотался в трубку... Хотя был недалек от истины.

Комментарий Однако, основа состоит в том, что на одном из концертов был разоблачен эпизод встречи Градского с Башлачевым из статьи Артема Троицкого, известного музыкального критика. Статья эта была напечатана в "Огоньке", замечу, что статья довольно интересная, но на счет встречи напорота грубейшая тюлька. Александр Градский представлен самодовольным тираном, выгоняющим за дверь пришедшего продемонстрировать свои песни и стихи талантливейшего рок-барда, который в те времена был мало кому известен.
Рок-н-ролл жив?

Башлачев говорил, что песни буквально “осеняли” его, да так внезапно подчас, что он едва успевал их записывать на бумагу. Более того: смысл некоторых образов, метафор, аллегорий бывал ему самому не сразу понятен - и он продолжал расшифровывать их для себя спустя месяцы после написания.

Московский дебют прошел триумфально. Башлачев поехал в Ленинград, где тоже имел успех. Оттуда в Череповец- но только для того, чтобы уволиться из газеты и попрощаться с родственниками.

Песни Саши Башлачева становились все лучше. В свое второе московское турне - где-то в январе - феврале 85-го- он привез “Мельницу”, “Дым коромыслом”, -Спроси, звезда” и “Ржавую воду”. Спустя еще пару месяцев - “Абсолютный вахтер” и “Все от винта!”. “Вахтер”- самая “лобовая”, “политическая” песня Башлачева. Когда он ее исполнял, всех просили выключить магнитофоны: боялись стукачей. Эта песня об ужасе тоталитаризма.

Впрочем, не от боязни “засветиться”, а по совсем другой причине Башлачев очень редко пел “Абсолютного вахтера”. По этой же причине он вскоре почти перестал исполнять сатирические “Подвиг разведчика” и “Слет-симпозиум”, несмотря на их популярность. Дело в том. что политика, быт, все “приземленные” материи интересовали его все меньше - и в жизни, и в стихах. “Надоело ерничество... Глупость это все”.- говорил он. Медленно, но верно из его песен “выдавливались” два качества: ирония и бытовая конкретность...

Лето - осень 85-го. Мне кажется, это был пик его вдохновения. Сначала он написал “Посошок” - похоже, самую любимую свою песню, увенчанную печальной формулой. применимой и к нему самому.- “Ведь святых на Руси только знай выноси”... Затем впервые исполнил загадочную былину о Егоре Ермолаевече, завораживающую, темную, не похожую ни на что. Наконец. “Ванюша”, OPUS MAGNUM Башлачева. Это песня, точнее, маленькая былина, не столь эффектная с точки зрения стихосложения, но наделенная исключительной силой. Ее воздействие на слушателей точно определяется словом “катарсис”. Он совершенно забывался, как и все мы, кто его слушал, и лишь когда заканчивалась песня, видели, что вся гитара в брызгах крови. Он раздирал пальцы. Это банальная метафора, но он действительно раздирал и всю свою душу. Это могло бы быть страшно- как все, что происходит за гранью человеческого напряжения.- если бы не было так свято и возвышению. “Ванюша” - это песня о русской душе. К сожалению, когда говоришь, о чем песни Башлачева, часто приходится прибегать к “пафосным”, девальвированным едва ли не до уровня кича понятиям, вроде “русская душа”, “вера и надежда”, “любовь и смерть”, “духовная сила”.. Конечно, это не Сашина вина. Напротив, он один из немногих, кто взял на себя смелость и сказал в роке истинное слово об этих вечных, но затертых ценностях.

Примерно об этом еще одна его песня, написанная тогда же. “На жизнь поэтов”. Песня о нем самом и его судьбе: “Пусть не ко двору эти ангелы - чернорабочие.

Прорвется к перу то, что долго рубить топорам.

Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.

К ним Бог на порог- но они верно имут свой срам..."

Башлачев выслушивал десятки, сотни восторженных комплиментов, и не только от полуподпольных богемианцев, но и из уст знаменитых поэтов, влиятельных литературных критиков, секретарей творческих союзов.

"Пусть никто не топчет Ваше небо”,- надписал Саше свою книгу “Прорабы духа” Андрей Вознесенский, перефразировав строчку из “Лиха” - “Вытоптали поле, засевая небо”...

Что ж. небо его, пожалуй, никто и не топтал, порхать пташкой божьей не запрещалось. Никто не клеймил его, как “идеологического диверсанта", “хулигана с гитарой”, “опасного клерикала” и т п. Кстати, почти наверняка, выйди он “в свет” на год-полтора раньше - быть бы ему арестованным за “нелегально-концертную” деятельность.

Все “престижные” выступления Саши Башлачева имели своей главной целью помочь ему хоть как-то зацепиться за мало-мальски “официальную” культуру - скажем, напечатать стихотворение в прессе или получить заказ на песни для спектакля. Это означало бы и доступ к более широкой аудитории, и определенную степень защищенности - гражданской и материальной. Не могу сказать, что Башлачев вожделел официального признания, однако и своим “подпольным” уделом он вовсе не кичился. Общественный и художественный статус просто не был для него “кардинальным вопросом”, но надежда на какое-то движение, новые возможности была.

Однако сбыться ей не было суждено. Шли концерты - в том числе и в “Лит-газете”, и в Театре на Таганке.- а Башлачев так и оставался “не ко двору”.

В Сибири ему страшно понравилось: он говорил, что ощутил там невероятный прилив “позитивной” энергии и радости. Той же осенью в Свердловске у него родился сын. Саша сочинил множество песен в эту пору- “В чистом поле”, “Тесто”, “Верка, Надька и Любка”, “Как ветра осенние”, “Случай в Сибири” и другие, всего примерно десять. Светлые, исполненные надежды, даже умиротворенные - настолько, насколько Башлачев вообще мог быть умиротворенным. Короче, песни о любви. Он говорил, что самую нежную из них, “Сядем рядом”, написал после того, как однажды ночью ему приснилась девушка: “Я знаю, что это была сама любовь”... Тогда же он написал триптих - посвящение Высоцкому - еще одну песню о поэтах, заканчивающуюся словами: “Быть - не быть? В чем вопрос, если быть не могло по-другому”.

В январе сын умер. Весной 86-го Саша Башлачев написал последние известные нам песни. Их четыре: “Когда мы вместе”, “Имя имен”, “Вечный пост”, “Пляши в огне”. В это время Башлачев увлекся магией русских слов: он искал их корни, созвучия и через них - истинный, потаенный смысл речи. Все его последние песни - удивительная игра слов, но не формальная, а совершенно одухотворенная.

“Имя имен

Да не отмоешься, если вся кровь -

Да как с гуся беда и разбито корыто.

Вместо икон

Станут страшным судом по себе нас судить зеркала.

Имя имен

Вырвет с корнем все то.

что до срока зарыто

В сито времен

Бросит боль да былинку, чтоб истиной к сроку взошла”.

Можно сказать, что это религиозные песни, хотя в них нет ни грамма церковного догматизма. “...И куполам не накинуть на Имя Имен золотую горящую шапку”. В песнях Саши Башлачева есть настоящая духовная сила. Хотя, я уверен. его и здесь бы сочли еретиком. “Засучи мне. Господи, рукава! Подари мне посох на верный путь!"

Одно время казалось, что Саша Башлачев совсем отошел от рока, даже несколько тяготился им, найдя свой новый, “русский” образ. Однако эти две песни построены на великолепном, упругом ритме. Ох, как хотелось их записать как следует! Как, впрочем, и все остальное. То, что Башлачев всегда пел просто под гитару, вовсе не значит, что ничего другого ему не хотелось. Наоборот, он все годы мечтал об ансамбле, где были бы всевозможные инструменты - от сэмплеров до ложек. Придумывал даже название для группы: “Вторая столица”, “Застава”... Ничего из этого не вышло. Музыканты ленинградского рок-клуба, да и многие московские, свердловские и новосибирские Башлачева знали, любили, но играть с ним так и не собрались. Помню только замечательную инсценировку “Егоркиной былины”, что они разыгрывали втроем со Славой Задернем и Костей Кинчевым. Сашины песни никогда не прозвучали так, как он сам их слышал: с гармонью и военным оркестром, электрогитарой и раскатами грома... Да и обычные, “гитарные” записи - а их к тому времени было сделано в студийных условиях четыре- совсем не так хороши, как хотелось бы.

Потом он уехал путешествовать - сначала домой, потом в Среднюю Азию... Исчез, и очень надолго. Никто из знакомых ничего о нем толком не слышал.

Он позвонил в декабре. Сначала я не понял, что с ним произошло. Он был, как никогда спокойным, даже чуточку вялым, очень молчаливым. Он говорил, что много пережил за эти месяцы, одумался и очистился. Естественно, мне не хотелось задавать вопрос, которого и он, видимо, с болью ждал: “Что нового написал?”

Ничего. Он сказал, что не может больше писать песен. Что не может даже исполнять старые. “Вот так, не могу, и все”.- отвечал он нехотя, глядя куда-то вниз. В будущем- может быть, но пока... “Я не должен этого делать”. Я не стал его расспрашивать- это было бы жестоко и не по-дружески. Скорее всего, дело в том, что последние два года (те самые всего-навсего два года, за которые он написал практически все свои песни!) он жил в таком нечеловеческом напряжении творческих сил, чувств и нервов, что их истощение не могло не наступить. Он отдал слишком много и слишком быстро.

Он не хотел петь свои старью песни, поскольку знал, что не сможет сделать это так, как раньше. Так, как надо. Однако ему пришлось нарушить обет молчания. Чтобы выжить, физически выжить, он должен был что-то делать. А что еще, как не петь? Да и все вокруг ожидали от него песен - так он поддерживал себя в кругу друзей и знакомых. Так он впервые выступил на ленинградском рок-фестивале... Конечно, он чувствовал, что все это уже “не то”: раньше им искренне восторгались, теперь, скорее, подбадривали. И у всех на языке вертелся вопрос: нет ли чего новенького? А ему по-прежнему не писалось, хотя он и уверял, что в голове “что-то крутится”...

Две песни написаны в последний год - "Архипелаг гуляк", от которой не осталось ни записи, ни даже слов, и "Когда мы вдвоем".

"Я проклят собой.

Осиновым колом - в живое.

Живое восстало в груди -

Все в царапинах да в бубенцах.

Имеющий душу- да дышит.

Гори- не губи...

Сожженной губой я шепчу.

Что, мол. я сгоряча, я в сердцах -

А в сердцах-то я весь!

И каждое бьется об лед. Но поет.

Так любое бери и люби. Не держись моя жизнь -

Смертью вряд ли измерить.

И я пропаду ни за грош. Потому что и мне ближе к телу сума.

Так проще знать честь

И мне пора - Мне пора уходить следом песни, которой ты веришь.

Увидимся утром. Тогда ты поймешь все сама”.

17 февраля 1988 года, в середине дня, он выбросился из окна ленинградской квартиры на проспекте Кузнецова. Потом в зале рок-клуба был большой концерт его памяти и поминки в красном уголке. Приехали музыканты из разных городов, мать, отец и сестра из Череповца. Похоронили Сашу Башлачева на огромном Ковалевском кладбище, к северу от города. При том. что народу повсюду было очень много, тишина стояла полная. Не было ни речей, ни причитаний о “молодости” и “безвременности”, ни даже плача в голос. Вплоть до самого опускания гроба. Это молчание говорило о многом. В первую очередь о тяжелейшем чувстве вины. Наверное, каждый здесь мог бы чем-то помочь Саше Башлачеву, пока было не поздно, но не сделал этого.

Но было и другое общее чувство, что усиливало сцену молчания: чувство неотвратимости этой трагедии. Оно не то. чтобы успокаивало, скорее, переводило трагедию смерти Саши Башлачева из чисто “жизненной” в иную, более философскую плоскость. “Не верьте концу. Но не ждите иного расклада”,- пел он в песне о Поэтах, о себе подобных. Он был таким, какие, как правило, долго не живут, сознательно жил так. что было трудно выжить. И смерть свою предсказал во многих песнях. Печально то,. что все осознали это абсолютно отчетливо лишь задним числом. А до того жизнь его, особенно последние полтора года, была тихим адом.

Печально и то, что лишь задним числом и с изрядной долей лицемерия вспомнили о Башлачеве наши “официальные” культурные инстанции. После смерти были напечатаны его стихи, выходит пластинка. При жизни не было поддержки никогда и ни в чем. Поминая нелегкую жизнь Владимира Высоцкого, во всем винят эпоху застоя и ее трусливых функционеров. А у Башлачева, человека не меньшего таланта, судьба сложилась еще тяжелее, и погиб он на третьем году “эры гласности”.

Да. он был человеком, склонным к эмоциональному и психическому “самосожжению” , но разве благородно делать скидки на “злой рок”, довлеющий над гениями? Разве может считаться истинно гуманной система, не поддерживающая своих безоглядных, “проклятых собою” Поэтов, не дающая им шанса выжить? Саша Башлачев ушел, не оставив ни малейшего следа в величественных коридорах Большой Советской культуры. Что отчасти справедливо: это был не его уровень. ~~~ ...Зимней ночью мы шли к платформе Переделкино, в надежде на последнюю электричку, и Саша рассказывал мне о переселении душ. Он сказал, что точно знает, кем был в прошлой жизни, и что это было очень страшно. “Давно?- полюбопытствовал я.- в средневековье?” - “Нет,- ответил он.- недавно”.- “Интересно,- я стал рассуждать о делах, в которые, строго говоря, не очень-то верил,- почему, по какой команде душа вселяется в очередно тело?" - "Я знаю, как это происходит, - сказал Башлачев,- душа начинает заново маяться на земле, как только о ее предыдущей жизни все забыли. Души держит на небесах энергия памяти".

Публикация Потом часто слышал его записи, перечитывал стихи, что он подарил мне, замечательные стихи, удалые, скоморошьи - бесшабашные (уж не потому ли полюбил я их сразу и навсегда), вдруг какие-то резкие, непримиримые, но всегда искренние, с невероятной болью и трагизмом.
Трагизмом...
Я понял сразу, почему он выбросился в окно. Это беспроигрышный вариант. Головою вперед вроде он вниз упал, а мне все видится другое - полет в небеса, резко запрокинуто его лицо, волосы развеваются, руки распростерты, глаза устремлены в неведомое...
Это будет первое напечатанное в «Юности» стихотворение поэта Башлачева.
Судьба скомороха Публикация Такая вот, граждане, кулуарная история. Градский, кстати, вспомнил, как в тот же период наорал на большого радионачальника Попова, не позволявшего ему поставить две песни погибшего барда в эфир программы "Хит-парад". Трехоктавный вокал пошатнул стойкого блюстителя социалистической нравственности, но окончательно не добил. В эфир допустили одну песню "Время колокольчиков". Но "это был серьезный прецедент. О смерти Башлачева мы сообщили на несколько дней раньше западных радиостанций".
"Хит-парад" - отдельная веха самоотверженной деятельности Градского на ниве борьбы со стереотипами и консерватизмом. "У меня была задумка постепенно пропустить через эту программу всех наших новых исполнителей. Я воевал за каждого в отдельности. Помнится, с "ДДТ" пришлось пробиваться месяцев девять. Но, в конце концов, с помощью "Хит-парада" впервые оказались в эфире более 50 коллективов. Почти все питерские рокеры там дебютировали и, как ни странно, даже Дима Маликов и Володя Пресняков".
В вышеописанном споре с Троицким Градский оказался прав. Он нашел подтверждение этому в словах поэтессы Татьяны Щербины, являвшейся близкой подругой Башлачева. Она вроде бы так и сказала: "Ты, Саша, прав. Башлачев десятки раз переписывал отдельные строки и подбирал слова".

Обаятельный поэт, внутренний мир которого хорошо прослеживается в стихах и песнях, стал одним из ярких представителей советского андеграунда. Александр Башлачев (или, как звали его друзья, СашБаш) почти не расставался с гитарой, на которой научился играть еще в школьные годы. Любимый инструмент рокера и барда остался с мужчиной и после смерти – друзья положили гитару в могилу талантливого исполнителя.

Детство и юность

Александр Башлачев родился в городе Череповец 27 мая 1960 года. Вскоре после рождения сына в семье появился второй ребенок - девочка Лена. Родители, учительница химии и работник теплосилового цеха, много времени проводили на работе, поэтому дети были предоставлены самим себе.

Александр рано научился читать, а первое стихотворение, по собственному признанию, сочинил уже в 3 года. Несмотря на явный музыкальный талант, ребенок не посещал музыкальную школу. Такое решение мальчик принял сам, признавшись маме, что жалеет детей, вынужденных ходить на занятия.

Однажды классная руководительница Башлачева предложила школьникам выпустить альманах. Так началось увлечение Александра журналистикой. Мальчик писал стихи для любительского издания, помогал одноклассникам со статьями и руководил процессом сбора материала.


Александр Башлачев с сестрой

В старших классах, когда увлечение стихотворным жанром временно угасло, Саша увлекся прозой. За попытки составить своеобразное описание будней девятиклассника друзья прозвали мальчика летописцем. Рукопись юноши не сохранилась – Башлачев лично сжег материал, так как стеснялся своих ранних работ.

После получения аттестата Александр уехал в Ленинград поступать в университет. Первые два тура на факультет журналистики Башлачев преодолел без труда. Проблемы начались, когда приемная комиссия потребовала показать опубликованные статьи абитуриента. Школьного альманаха оказалось недостаточно. Провалившись, Александр возвращается в родной город.


Чтобы не тратить год впустую, Башлачев устраивается на Череповецкий металлургический завод. Работая художником, Александр параллельно выпускает собственные статьи в газете «Коммунист». А по вечерам молодой человек осваивает писательское ремесло в школе юного журналиста.

Через год Башлачев делает еще одну попытку поступить в высшее учебное заведение. Опыт и талант юноши оценили по достоинству. В 1978 году Александр становится студентом Уральского государственного университета Свердловска.

Музыка

Учеба дается Александру настолько легко, что юноша почти не посещает лекции. Вместо зубрежки Башлачев проводит время в Череповце, где вместе с музыкальной группой «Рок-сентябрь» пишет песни и выступает на фестивалях. Сам Александр не выходит на сцену, отдавая предпочтение сочинению песен и организации выступлений.


Получив диплом, поэт возвращается в уже знакомый «Коммунист». Но теперь работа в редакции только угнетает мужчину. Идейные статьи, которые не приносили творческого удовлетворения, соседствуют в жизни Башлачева с альтернативной музыкой.

В 1984 году группа «Рок-сентябрь» распалась, и терпение поэта закончилось. Александр увольняется из газеты и отправляется в Москву, чтобы развеяться и определиться с планами на будущее. Там в гостях у старого знакомого Башлачев знакомится с . Под влиянием друзей поэт перебирается в столицу, где каждый вечер, благодаря новым связям, исполняет собственные песни на квартирниках.


Пиратские записи импровизированных концертов разлетелись по Советскому Союзу, сделав Башлачева известной личностью. Посетители камерных выступлений поэта утверждали, будто мужчина настолько отдавался музыке, что после завершения концерта руки музыканта часто оказывались в крови – поэт стирал пальцы в кровь.

Мужчина постоянно менял тексты собственных песен. Довольно часто во время выступления Александр на ходу исправлял последние строчки в композициях «Некому березку заломати» и «Как ветра осенние».

Александр Башлачев исполняет песню «Все от винта»

Первое выступление на большой сцене состоялось в Ленинграде в 1985 году. Вместе с мужчины исполнили собственные хиты в зале ветеринарного училища. В этом же году Башлачев окончательно перебирается в Ленинград, где принимает активное участие в жизни рок-тусовки.

Домашние концерты были полны зрителей, но на телеэкраны творчество Башлачева не пропускали. Подобное отношение к его творчеству сильно расстраивало музыканта.


В 1985 году Башлачев впервые женится. Брак, заключенный с Евгенией Камецкой, был фиктивен. Знакомая Александра согласилась на свадьбу, чтобы музыкант получил ленинградскую прописку. Женщина, с которой в этот период СашБаша связывали близкие отношения, - Татьяна Авасьева.


Вскоре после свадьбы на другой возлюбленная поэта родила сына Ваню. Из-за тяжелого заболевания мальчик умер, прожив всего несколько месяцев. После потери ребенка отношения пары закончились.

В мае 1986 года в гостях у знакомой Александр знакомится с Анастасией Рахлиной. Поклонница творчества Башлачева зашла в гости к подруге, где столкнулась с музыкантом. Бурный роман прервала смерть поэта. Спустя пару месяцев после похорон Анастасия родила сына Башлачева – Егора.

Смерть

Последние часы жизни поэт и музыкант провел в квартире своей первой жены Евгении Камецкой. Молодые люди сохранили приятельские отношения и часто проводили квартирники на территории девушки. Утром 17 февраля 1988 года Евгению разбудили представители органов, сообщив о смерти Башлачева.


По версии следствия, мужчина выбросился из кухонного окна. Друзья и близкие Александра не сомневаются, что музыкант мог добровольно уйти из жизни. Несмотря на общительность и хорошее настроение, Башлачев страдал от одиночества. К тому же на протяжении последнего года Александр почти не выходил из творческого кризиса.

Талантливого музыканта похоронили на Ковалевском кладбище в Санкт-Петербурге. Могилу кумира поклонники обозначили деревцем, которое украсили колокольчиками. Несмотря на статус самоубийцы, друзья Башлачева добились разрешения на отпевание Александра в соборе.

Дискография

  • 1989 – «Время колокольчиков»
  • 1990 – «Все будет хорошо»
  • 1990 – «Третья столица»
  • 1992 – «Таганский концерт»
  • 1994 – «Вечный пост»
  • 1994 – «Лихо»
  • 1995 – «Кочегарка»
  • 1998 – «Первый концерт в Москве»
  • 1999 – «Чернобыльские Бобыли на краю света»
  • 2006 – «Семь кругов беспокойного лада» (требьют-альбом)
  • 2016 – «Серебро и слезы» (требьют-альбом)
В 1960 году в Вологодской области, родился Александр Николаевич Башлачев, известный также как СашБаш, будущий поэт и исполнитель, ставший одним из самых ярких и знаковых представителей русского рока.

Отец СашБаша, Николай Алексеевич Башлачев, трудился на местном заводе начальником участка в теплосиловом цехе. Мать, Нелли Николаевна, работала в среднеобразовательной школе №4 города Череповца учителем химии.

Учеба и первые песни

В первый класс Саша Башлачев пошел в 1967 году, а окончил десятилетку в 1977 году. В том же году он провалил вступительные экзамены в университет и устроился на работу художником на металлургический комбинат города Череповца.

В следующем году Башлачеву все же удалось поступить учиться на первый курс факультета журналистики Уральского государственного университета в Свердловске. Во время учебы в университете он регулярно ездил на родину на поезде №193, следовавшем по маршруту «Свердловск-Ленинград», который позже воспел в одном из своих хитов. В те годы Башлачев сочинял тексты для малоизвестной группы из Череповца – «Рок-Сентябрь». Впрочем, эти стихи имели мало отношения к его последующему творчеству. Это были лишь «пробы пера», вехи на пути становления поэта-песенника)

В 1983-м году, когда Александр Башлачев закончи журфак, появились песни, ставшие известными – например, «Грибоедовский вальс». После университета Башлачева распределили на работу в газету с многообещающим названием «Коммунист» в Череповце. Там он трудился в течение следующего года. Описывать приходилось достижения местного завода в промышленности края. Как рассказывала потом мама Александра, это очень угнетало начинающего «акулу пера».

Первый альбом и квартирники Александра Башлачева

В мае 1984 года, Башлачев поехал на рок-фестиваль в Ленинград. Там он приобрел себе гитару. В том же году, уже в сентябре, будучи в гостях у Леонида Парфенова (будущего известного телеведущего), СашБаш познакомился с культуртрегером и музыкальным критиком Артемием Троицким. Ему начинающий бард показал с полтора десятка имевшихся на тот момент песен. Троицкий рекомендовал музыканту покорять столицу - ехать в Москву или в Ленинград. Именно там, по словам Троицкого, с радостью приняли бы молодое дарование.

Позже Артемий Кивович помог организовать Башлачеву серию квартирных концертов в этих и других больших городах России, минуя участие в разнообразных рок-фестивалях. Один из первых квартирников прошел дома у художника Николы Овчинникова. Несколько дней спустя, в доме у поэта Геннадия Кравцова, состоялся второй концерт музыканта.

Александр некоторое время «перебивался», играя на квартирниках в Москве. После переехал в Ленинград. Остаться на пмж Башлачев решил все-таки в северной столице.

Александр Башлачев - «Время колокольчиков»

Переезд Башлачева в Ленинград

Первым публичным выступлением СашБаша в Питере был совместный концерт с Юрием Шевчуком , который состоялся в начале весны 1985-го, в аудитории №6 ветеринарного института. Концерт состоялся на следующий день после закрытия третьего фестиваля питерского рок-клуба и вошел в историю под названием «Четвертый день фестиваля». Позже запись с этого концерта издавали под названием «Кочегарка».

Запись первого альбома, который называется «Третья столица», произошла в 1985 году на домашней студии музыканта Алексея Вишни. Организации записи активно способствовал один участников питерского рок-клуба Сергей Фирсов, считавшийся позже директором Александра Башлачева.

Популярность и последние годы жизни Александра Башлачева

В январе 1986-го Александр Башлачев активно концертировал, и это оставило за собой наследие в виде двух записей, издававшихся как студийные: аудиозапись на дому в у Агеева и аудиозапись, сделанная во время концерта в Театре на Таганке. В это время Башлачев окончательно переехал жить в Ленинград и начал выступать в местном рок-клубе. Чуть позже он устроился на работу в легендарную котельную «Камчатка».

В апреле 1986 года музыкант записывает на студии альбом под названием «Вечный Пост». Правда, через полгода после выхода в свет Башлачев затер оригинальную.

Последнюю дошедшую до нас песню бард написал в Череповце в мае 1986 года.

Александр Башлачев - Посошок (хорошее качество)

В 1987 году СашБаш изредка выступал на квартирниках. Весной снимался в документальной ленте режиссера Алексея Учителя – «Рок», но позднее отказался участвовать в процессе съемок фильма. Сцена похорон Башлачева позднее была запечатлена на пленку съемочной группой и вышла как дополнение к фильму.

В июне 1987 года музыкант принимал участие в пятом фестивале Ленинградского рок-клуба, получил по итогам события приз «Надежда». Перед фестивалем Башлачев совершил попытку самоубийства. В том же месяце играл на рок-фестивале в Черноголовке.

В августе Александр сочинил свою последнюю песню, но текст ее не сохранился.

В то время Башлачев пребывал в длительной депрессии, которая подкреплялась бытовой неустроенностью. Негатива добавляло и то, что он не мог официально вступить в брак со своей гражданской женой Анастасией. Тогда музыкант не единожды пытался свести счеты с жизнью.

В сентябре того же, 1987-го года, СашБаш снимался в фильме «Барды покидают дворы». Правда, проект оказался для него незаконченным – он отказался продолжать сниматься и в этой ленте. В начале 1988 года Башлачев дал в Москве еще несколько концертов. Последнее его выступление состоялось 29 января 1988 года на квартирном концерте в доме Марины Тимашевской.

В период с 1967-го по 1977-й год Александр учился в средней школе Череповца. Классный руководитель Башлачева Роза Молоткова рассказывала: «Саша Башлачев учился в моем классе. А большой был класс, больше сорока человек… Но сразу было заметно, кто он такой. Он был очень подвижный, симпатичный такой, кудрявенький мальчишка. Среди друзей его были Максим Пермяков и Андрей Шульц - такая троица, вожаки в классе. Ребятишки к ним тянулись. Саша был у них коноводом. В то время было модно выпускать альманахи, и я спросила: «Кто согласен выпускать альманах?». «А какой?» - спрашивают. - «Сатирический. Художественный, поэтический - у кого какой талант имеется». «А что в альманахе будет?». «А все!» - отвечаю. Башлачев сразу: «Я могу писать стихи!» И за ним сразу: «И я! и я! Вместе будем стихи писать! Максим будет рисовать». Сразу организована целая редакция. И пошло, и поехало! У нас такие красивые альманахи были. Нигде в дальнейшем я не видела ничего подобного. Когда наш альманах вывешивали, вся школа сбегалась смотреть. Ребята писали про своих товарищей, про друзей, интересные события описывали, соревнования, конкурсы. С таким командиром, как Саша они загорелись быстро. Он хорошо знал силы, способности и возможности своих ребят, он расставлял все по местам, подстраховывал, руководил. И всегда мы в соревнованиях побеждали, из класса в класс. Отношения в классе были просто замечательные - ни раздоров, ни распрей, атмосфера доброжелательная, дружеская. И в этом немалая заслуга вожака - Саши Башлачева. В конце 6-го класса он начал писать какую-то книгу, прозу. Стихи уже, видимо, ему поднадоели, он к этому времени так намастырился, что по любому поводу начинал говорить стихами. Я как-то принесла книгу о технике стихосложения. Читали всем классом, впитывали, обсуждали. Коллективное было творчество! Многие тогда сочиняли стихи, некоторые девочки писали даже лучше Саши. И вот он на прозу переключился… За стремление описывать происходящего его как-то назвали летописцем. Жалко, что ее так и не нашли, летопись ученика девятой школы Александра Башлачева. Говорят, что он ее сам уничтожи - стыдился своего раннего творчества. Саша очень любил читать, поэтому мы сразу нашли с ним общий язык. Читал очень много, приключения обожал. Время от времени я приносила в школу книги, которые сама в детстве читала. «Тиль Уленшпигель» ему страшно нравился! Классику любил. Есенина, Высоцкого - точно. Очень начитанный был мальчик. Уже в 7-ом классе мне заявил, что будет журналистом. А я в то время выписывала серию книг по философии: Монтеня, Секста Эмпирика, Аристотеля. Мишеля Монтеня до сих пор больше всего люблю. Ведь какой человек был! Во время самых разнообразных интриг и дворцовых переворотов не вмешивался ни во что, не служил при дворе, хотя ему многократно предлагали. Независимый был человек, занимался только своим творчеством, хотя были возможности, как сейчас бы сказали, сделать блестящую карьеру. Не помню точно, сама ли предложила или Саша увидел томик и попросил дать домой почитать. «Теперь я понял, Роза Михайловна, в чем заключается нравственность человека - в его независимости!» Он как-то быстро воспринимал все положительное, что в него вкладывали. Все новое в школе он использовал в полной мере, что потом и отразилось в его стихах и песнях. К концу школы у Саши уже гитара появилась, и он начал ее осваивать… Взрослел Саша на моих глазах, взрослел и развивался. В то время, когда товарищи бегали, прыгали и скакали, он читал десятки книг. Сам стал писать очень рано. Он делал попытки не просто писать, но и разобраться в собственной жизни. Никакой он не самородок! Это был умный, образованный, всесторонне развитый человек, очень много работающий над собой в течение всей жизни. Об уровне таланта Саши Башлачева я не берусь судить - время рассудит. Нельзя его с кем-либо сравнивать, у него свой собственный дух. «Ну, что ты, смелей! Нам нужно лететь! А ну - от винта! Все от винта!»


После окончания школы Башлачев пошёл работать на Череповецкий металлургический комбинат художником. Год спустя он оттуда уволился и поступил на факультет журналистики в Уральский государственный университет в Свердловске. В перерывах между учебой он возвращалсядомой в Череповец, где помогал группе «Рок-Сентябрь» и писал для них тексты песен. «Грибоедовский вальс» - одна из первых песен, написанных и спетых самим Башлачевым в то время. Его первые песни были незамысловаты, и в тот момент в Башлачеве было непросто разглядеть того рок-барда,которому вскоре было суждено стать символом целого направления в музыке 1980-х годов. Мама Александра Нелли Николаевна вспоминала: «Сколько раз я пыталась его уговорить поступать в технический вуз - ни в какую не захотел! Сам решил, что будет получать только гуманитарное образование. Или журналистика, или языки. И к тому, и к другому способности были. Сашины школьные сочинения всегда были среди лучших, о чем бы он ни писал. Язык изучал немецкий, но каким-то образом переводил тексты и с английского, которого почти не знал. После десятого класса за компанию с приятелем поехал в Ленинград поступать на факультет журналистики. Отлично прошел два тура творческого конкурса, а на третий его не допустили, потому что у него не было публикаций. Когда он вернулся из Ленинграда, стал учиться в школе юнкоров при «Коммунисте». Захватил, правда, самый конец курса. И печатать его заметки стали тогда же... Мне кажется, он просто побоялся второй раз поступать в Ленинград. И выбрал Свердловск - там по тем временам была очень сильная школа».


Однокурсник Башлачева Виктор Мещеряков рассказывал: «Учился Саша не просто легко — играючи. Я никогда не видел его за учебниками или конспектирующим лекции. Занимался он только в сессии, заимствуя на ночь конспекты (отказать в чем-то ему было невозможно) у старшекурсниц. Близких отношений на курсе у него так и не возникло, хотя со всеми он поддерживал ровные отношения. С 3 курса мне часто приходилось отмазывать его от прогулов (я был старостой). Большую часть учебного года он пропадал в Череповце. К третьему курсу у него явно начали пробиваться бардовские наклонности. На лекциях он писал тексты для своей группы из Череповца «Рок-сентябрь», которая стала лауреатом конкурса среди рок-групп, организованного «Комсомольской правдой». Помню такие песни, как «О, радио», «Батюшка-царь», которые он исполнял сам или в дуэте с Сергеем Нохриным. Были в его репертуаре и песни Высоцкого. С третьего курса мы часто с ним вдвоем выезжали на нашу с женой дачу (к тому времени я уже женился) в Палкино, в 20 км. от Свердловска. И он непременно брал с собой гитару. Проблемы у Саши были связаны в основном с военной кафедрой, занятия на которой у нас начались на 2 семестре 2 курса. С пышной гривой волос ему пришлось распрощаться. Но не это главное. Его угнетала атмосфера солдафонства и казармы. Чтобы как-то компенсировать стресс, он часто на занятиях рисовал комиксы или выводил своим каллиграфическим почерком названия иностранных рок-групп. А «косить» от военки было довольно трудно. Правдами и неправдами он привозил из Череповца очередные медсправки, которые необходимо было подтверждать в студенческой поликлинике. Был случай, когда после летних каникул он отправил телеграмму на адрес военной кафедры (а у нас даже вывески ее не было!) о своей задержке ввиду болезни, за что ему позднее сильно попало. На третьем, кажется, курсе Саша проговорился мне, что в четырехлетнем возрасте его водили к психиатру по причине того, что он в уме перемножал большие цифры и получал правильный результат. Примерно в это же время я начал замечать у него симптомы МДП (маниакально-депрессивный психоз), т.е. резкую смену эйфории и депрессии, что, по-видимому, было следствием его ночного образа жизни, который он тогда вел. Ему как художнику выделили небольшую комнатку в общежитии, возле туалета. Лекции он посещал довольно редко. Бывал только на семинарах, на которых частенько клевал носом. Хотя Саша и был легок в общении и вел себя непосредственно, в свой внутренний мир он не пускал никого. О своих любовных похождениях никому не рассказывал, хотя и не скрывал о своих пассиях. На 3-4 курсах он увлекался Кирьяновой (кажется, Ирой), на последнем курсе — Т. Авасьевой. Его подруги чем-то походили друг на друга своей худощавостью, ниспадавшими русыми волосами и удлиненным овалом лица. Они отдаленно напоминали Николь Кидман в молодости. Саша снисходительно в шутку называл меня тихим диссидентом из-за моей склонности «дразнить гусей» политическими анекдотами, читкой полузапрещенной литературы типа «писем к другу» С. Аллилуевой или известного письма Ф. Роскольникова Сталину. Часто я давал ему читать свои выписки из книг. Но особого восторга от их прочтения я не замечал. Он был абсолютно аполитичен. Из преподавателей он больше всего уважал В.В. Кельника, который читал курс зарубежной журналистики. Начиная с 3 курса он писал курсовые, а затем и диплом только у В. Кельника. Наиболее близкие отношение у Саши сложились с Женей Пучковым (он учился на курс старше нас) и с Сергеем Нохриным (учился курсом младше). Женя был сыном главного прокурора Орска. С ним Саша последние два курса проживал в полуподвале знаменитого сейчас дома Агафурова. Кстати, именем купца Агафурова называется областная психбольница, что находится под Екатеринбургом: Агафуровские дачи. Свой полуподвал они, кажется, не топили — там всегда было холодно и сыро. И ужасно запущено. Смерть Пучкова осенью 1987 года, я думаю, была одной из причин гибели Башлачева. Между ними существовала какая-то мистическая духовная связь. Летом 1983 года перед Шуриком замаячила реальная возможность попасть на год в армию после того, как он ушел в самоволку накануне присяги. Моя теща, Фаина Михайловна в то время работа психотерапевтом в кировском военкомате. Она сделала Саше справку с диагнозом циклотемия (резкая смена настроения, депрессия), что освободило его от прохождения сборов. Кстати, теща до сих пор гордится тем, что Шурик во время написания диплома целый месяц спал на ее кровати. Последний раз я виделся с Сашей в середине декабря 1986, когда он почти на месяц приезжал в Свердловск по случаю рождения своего сына Вани. Он был на нашей квартире, где исполнял знаменитые свои песни. Мои дети (старшему тогда было 5 лет) до сих пор помнят маленькие колокольчики на его правой руке. В двадцатых числах декабря я уговорил Сашу дать домашний концерт на квартире моих друзей. Нас было человек десять, в том числе известный теперь екатеринбургский поэт и писатель Игорь Сахновский. У него есть стихи, посвященные смерти Башлачева, в его поэтическом сборнике (есть в интернете). Тогда же Саша показал мне свой паспорт, где на обороте обложки были нарисованы рукой А. Пугачевой сердце и капля крови…»



Окончив учебу в университете, Башлачев вернулся в Череповец иустроился наработу корреспондентом в газету «Коммунист», попав в партийный отдел. Нелли Николаевна рассказывала: «Мучился ужасно. Не лежала у него душа к этим комсомольским ударным стройкам и молодежным бригадам. Видимо, существовало четкое разделение на темы, потому что ни шагу в сторону не давали ступить. А Саша хотел работать в отделе культуры или в отделе писем, которым заведовала тогда Людмила Мамченко. У них были отличные отношения, он там и практику проходил...» Помимо написания идейно выдержанных статей Саша начал вести свою рубрику «Семь нот в блокнот» на молодежной странице «Горизонт». Это была по тем временам очень авангардная рубрика, в которой он написал аналитическую статью о проблемах группы «Рок-Сентябрь», рассказал об участниках второго фестиваля ленинградского рок-клуба и предлагал создать музыкальный центр, где могли бы репетировать и выступатьрок-музыканты.



Позже вокалист рок-группы «Рок-сентябрь» Олег Хакман рассказывал: «Башлачев был у нас очень шикарным поэтом. Все были довольны. Мы песни уже свои записали. Саню же никто не знал. Что такое поэт группы? Никто же не знает что это такое. Меня там с бас-гитарой, Славку…. Это понятно. А что там стихи? А потом только, по прошествии времени… Саня Башлачев — поэт. Мы звезды. Саню на руках, помню, в день рождения в зал несли. Он был именно тем поэтом — фирменным, настоящим. А то, что он уже делал потом с гитарой там уже взаправду… «С дерьма давай вылезать, Олега! Все это хрень! Давай что-нибудь делать». Шевчук — та же самая болезнь. Почему они снюхались с ним здесь? Саня же идейный тоже. У него же в голове черт знает что. Ему эти хиты написать ерунда была. Для него это вообще не главное было. Хотя эти хиты по всей России знают. «Эй, помогите! мне очень трудно одному…» — гений написал! Сейчас я думаю, что Башлачев гений. Слова, послушай слова:


Дождь все дороги заливает,
Небо как будто решето.
Мой островок остался с краю
И не плывет сюда никто.
Где вы, друзья?
Что стало с вами
В мире, затихшем как во сне?
Только прощальными гудками
Ваш телефон ответил мне.
Эй, помогите!
Мне очень трудно одному.
Эй, вы поймите то,
Что и сам я не пойму.


Это гений. Не в смысле: поэт-гений, а он гений по сути. Он время опережал. Он придумал, сказал мне: «Олега, давай сделаем алфавит». С такой интонацией придумать алфавит мог только Башлачев. Игра интонации. Он чувствовал вот это все — слово, слог, интонации — это же очень важно для поэта. И сейчас уже Башлачева вспомнили. Хотя, в принципе, его не видели, не знали, никто его не воспринимал. Парадокс заключается в том, что жизнь расставляет все на свои места во времени. Я теперь понимаю, почему Саша сгорел-то. В общем — то он тоже не человек мегаполиса. Он добрый нормальный человек, который думал, можно сказать, сидя у себя там, на Энгельса 61 .Он видел больше и знал больше, он был очень умным талантливым человеком. Он видел, он знал все. Он эту жизнь, которой сейчас мы живем, он ее знал, он ее чувствовал уже. Я сейчас пою эти песни и они, будто написаны вот-вот, только что. А уже 20 лет прошло. Вот на чем, я считаю, надо заострить внимание. Потому что мы не можем сами себя оценить. Для людей Башлачев — это ностальгия, в первую очередь. Потому что это был «Рок-сентябрь», и без Башлачева его нет. И может быть без «Рок — сентября» Башлачева нет, потому что он впитал в себя это все, потому что для него, это период был такой стартовый, площадка такая — Дом Культуры».


В 1984 году Башлачев уволился из редакции газеты «Коммунист», и в том же году поехал на питерский рок-фестиваль, а позже, находясь в гостях у своего друга Леонида Парфёнова, познакомился с музыкальным критиком и журналистом Артемием Троицким. Башлачев спел несколько песен, одна из которых была «Время Колокольчиков», и Троицкий предложил Башлачеву переехать в столицу. Через несколько недель Александр воспользовался советом, приехал в Москву, где Троицкий каждый вечер водил его к кому-нибудь в гости, непременно давая возможность Башлачеву исполнять свои песни.


Чутье на подвело Троицкого. Песни Башлачева слушатели приняли с восторгом, он играл квартирники и в Москве, и в Ленинграде, и в Сибири, и в средней Азии, написав много песен в этих поездках. Пик его творчества пришелся на 1985 год, в течение которого были написаны песни «Ванюша», «Посошок», «Егоркина Былина», «На Жизнь Поэтов», «Абсолютный Вахтер» и «Случай в Сибири». Сам Башлачев говорил, что песни его просто «осеняли», а смысл некоторых строчек он разгадывал спустя месяцы. Все эти произведения в исполнении Башлачева производили на слушателей неизгладимое впечатление. Так, например, былина «Ванюша» приводила слушателей в ступор, показывая вывернутую наизнанку русскую душу со всеми ее противоречиями, рваными краями, уродством и красотой. Башлачев забывал обо всем, когда пел «Ванюшу», а слушатели, очнувшись с последним аккордом, обычно замечали, что гитара была в брызгах крови, так как Башлачев разбивал себе пальцы, добиваясь того, чтобы у слушателей стояли слезы в глазах, и было ощущение исповеди в сердце.

Именно благодаря записям с этих концертов песни Башлачева стали известны широкому кругу слушателей. Сам Башлачев сделал лишь одну студийную запись альбома «Вечный пост» в 1986 году на даче у Александра Липницкого на Николиной горе, но уничтожил впоследствии оригинал из-за того, что был недоволен результатом. Однако у Липницкого сохранилась копия этой записи, и позже она была издана на кассетах и компактдисках.


Борис Гребенщиков рассказывал: «Первое впечатление Башлачев произвел очень сильное. Столкновение с человеком, в котором от природы есть дар и который умеет им пользоваться производит впечатление, будто заглянул в печку горящую. Этот внутренний жар, захлебывающийся поток всегда действует сильно на кого бы то ни было, не может не действовать. Этот самый дар, Божий дар, есть у всех, просто один из ста тысяч доводит его до ума. Башлачев его почти доводил, хотя он так и не смог с ним, по-моему, технически до конца справиться. Все забывают, когда говорят, какой он был великий, что он так и не сумел ритмически себя окантовать - так, чтобы его можно было записать на студии, на хорошую аппаратуру. Его поток очень клокочущий, очень неровный. Он принципиально был непрофессионалом. У Липницкого, например, сидел несколько месяцев, пытался записать что-то, но так и не получилось. Вернее, что-то получилось, но не то, не совсем то... Потому что, когда он ровный, он сам себе неинтересен. Вот оттого он уникальной был фигурой, не вписывался даже в те рамки, в которых творил, он все равно из них вылезал. И слушать его я, честно говоря, много не мог...»


В марте 1985 года состоялось первое публичное выступление Башлачева в Ленинграде, во время которого он вместе с Юрием Шевчуком спел несколько песен на неофициальном концерте в зале медицинского училища. Запись этого концерта была позже издана в 1995 году фирмой Manchester Files под названием «Кочегарка». В том же 1985 году на студии Алексея Вишни в Ленинграде Башлачев записал альбом «Третья столица», а через год окончательно выбрал Ленинград местом жительства, где вступил в местный рок-клуб, участвовал в устном выпуске журнала «Рокси» и работал в известной всем поклонникам рок-музыки котельной «Камчатка». Башлачев носил на шее три колокольчика. Характерный звук, который слышится на большинстве его записей — также звук колокольчиков на браслете, надевавшемся Башлачевым, когда он исполнял свои песни под гитару.

В течение январь 1986 года были сделаны две записи песен Башлачева, впоследствии рассматриваемые издателями как студийные - запись на домашней студии А.Агеева и запись концерта в Театре на Таганке. В мае 1986 года в Череповце была написана последняя из сохранившихся песен под названием «Вишня».


В начале 1987 года Башлачёв дал несколько квартирных концертов, а в период с марта по май снялся в документальном фильме «Рок» Алексея Учителя. Но в процессе съёмок неожиданно отказался от своей роли, и из фильма были вырезаны кадры с его участием. Но позже в картину вошли некоторые кадры, снятые во время выступления Башлачёва на пятом рок-фестивале, на котором Башлачёв получил приз «Надежда». После этого Башлачев появился на фестивале в подмосковной Черноголовке, и принял участие в работе над фильмом Петра Солдатенкова «Барды проходных дворов». Однако и в этот раз Башлачев по неизвестным причинам в последний момент снова передумал сниматься. А в августе Александр написал свою последнюю песню, которая не сохранилась, как не удалась и попытка профессиональной записи песен Башлачева для выхода пластинки в ленинградском отделении фирмы «Мелодия».

Алексей Дидуров рассказывал: «Он появился у меня в коммуналке в Столешниковом за год до взрывного 1985-го Позвонил Артем Троицкий главный акушер отечественного рока «Хочу привести к тебе феноменального парня из Череповца он знает твои песни, хочет показать свои». Услышав песни Башлачева я понял, что нужно что то делать. Обзвонил с Темой всех знакомых на радио и на «телеке», все квартирные тусовки - и с организацией домашних концертов долго не задержались. С массмедиа все оказалось сложнее. Сегодня, удивляясь количеству превосходных степеней и величального пафоса в оценках башлачевского творчества, я вспоминаю белое от гнева и душевной боли Саши, но лицо и наивно округленные глаза с немым вопросом, на который я давал ответ банальный и бесполезный: «Саша, они тебя просто боятся, ведь если они позволят джинну Башлачева вырваться из бутылки, им самим придется собирать на пропитание бутылки по подъездам, поскольку ты тогда подымешь планку художественного качества на такую высоту, какую ни им самим, ни им подобным из ихней банды не взять!» Саша хрипло похохатывал - голос был перманентно сорван на бесчисленных, бесконечных выступлениях по столичным тусовкам. Метафора с собиранием бутылок срабатывала лекарственно, так как мы с Сашей частенько именно этим популярным в нашем кругу видом трудовой деятельности снискивали хлеб насущный в его заезды. Лишь потом я понял, что любое лекарство нужно менять со временем, человек к нему привыкает, и оно перестает лечить. И более всего - при попытках лечить словом мастеров оного Господи, он же сам делал со словом что хотел! Многие каскады рифмовки на строфу, многострунная звукопись, о содержании обжигающем я уже не говорю - после концертов Саши люди ощущали себя опаленными духовной лавой творения башлачевского мира. Мира нашего, но объясненного, проясненного и предъявленного нам, как слепящее до слез судящее зеркало. Тогда, когда Саша был жив, я несколько раз пересказывал ему свой разговор с Окуджавой, в конце которого Булат Шалвович сказал: «Леша, у вас будет опубликовано все, нужно только постараться до этого дожить». Саша не дожил - не хватило сил стараться, они ушли в песни».



В последний год своей жизни Башлачев явно испытывал внутренний кризис, причины которого остались неясны. Возможно, это была неадекватность восприятияокружающей действительности. Он совершал неоднократные попытки самоубийства, одна из которых произошла накануне пятого рок-фестиваля. В начале 1988 года Башлачев дал несколько концертов в Москве и запланировал новые выступления, но концерт на квартире Марины Тимашевой 29 января 1988 года оказался его последним выступлением. 17 февраля 1988 года Александр Башлачёв после возвращения в Петербург покончил с собой, выбросившись с девятого этажа квартиры на проспекте Кузнецова. Позднее в том же году родился его сын Егор.

Башлачев оставил потомкам совершенно уникальное наследие. За короткий промежуток времени он создал более шестидесяти песен, на формирование стиля которых и его поэтического языка, повлияла песенная поэзия Высоцкого и Галича, песни Гребенщикова и Науменко, поэтические эксперименты начала века и древнерусская эпическая поэзия. Башлачев создал свой собственный художественный мир, влияние которого, в свою очередь, заметно во многих песнях групп «Алиса», «Кино», «Калинов мост» и многих других рок-коллективов.


В 1991 годуиздательство «Новый Геликон» выпустило собрание песен и стихов Башлачева «Посошок», а с 1989 года были изданы несколько десятков пластинок, кассет и компакт-дисков с концертными записями Башлачева, чье творчество стало одним из наиболее значительных явлений в отечественной рок-музыке. В его многослойных, полных неожиданных ассоциаций, парадоксального юмора и виртуозной игры словами, смелых рифм и сложных размеров стихах-песнях причудливо переплелись архаика и современность, былинные сюжеты и реалии рок-бытия, откровенное скоморошество и высокая трагедия. Борис Гребенщиков рассказывал: «Мне кажется, он взял больше, чем уже мог вытащить, и надорвался. Московская интеллигенция подняла его на щит и с криком понесла. Не надо было это делать. Очень сложно чувствовать себя гением, когда ты еще совсем молодой человек. И вот ему говорят, что он гений, а он еще не успел свои ноги найти, не успел материал переварить. Если бы он больше знал, ни хрена бы он из окна не выкинулся. По-моему, его подвело то, что от него ждали очень многого. А он полгода или больше, год - сухой, ничего из него не выжать. Это страшно, я знаю по себе. Это страшно… Но мне-то, простите, за пятьдесят, я могу с этим жить, потому что знаю, что это пройдет, а он-то этого не мог знать в свои двадцать семь лет…»


Александр Башлачев похоронен в Санкт-Петербурге на Ковалевском кладбище.


Об Александре Башлачеве был снят документальный фильм «Смертельный полет».

Использованные материалы:

Материалы сайта www.bashlachev.net
Материалы сайта www .bashlachev.nm.ru
Материалы сайта www .history.rin.ru
Материалы сайта www .sashbash.ucoz.ru
Книга А. Голева и А. Мурзич «Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников»