Памяти елены чуковской. Литературная премия
Вчера, 3 января 2015 года, на 84-м году, вследствие тяжелой болезни, ушла из жизни Елена Цезаревна Чуковская.
Не знаю, носила ли когда-нибудь Елена Цезаревна Чуковская фамилию Вольпе. Ей пристала фамилия матери, сконструированная дедом Корнееем Ивановичем, - Чуковская. Лидия Корнеевна Чуковская, мама маленькой Люши, очень рано разошлась с ее отцом, Цезарем Вольпе.
Любимым отчимом девочки стал физик Матвей Бронштейн, чья судьба так пронзительно описана Лидией Чуковской в повести «Прочерк».
Но мы бы не прочитали этой удивительной – неоконченной автором – повести, если бы не Елена Цезаревна Чуковская. Это она продиралась через рукопись, сверяла, сопоставляла, добавляла из черновиков, это она издала повесть и открыла ее читателям. Нет, не зря она носила фамилию Чуковская. Именно она стала хранителем семейного архива, редактором и издателем рукописей деда и матери. К ней стекались ручейки, текущие в океан под названием НАСЛЕДИЕ Чуковских.
Ради этого наследия она бросила свою работу в научно-исследовательском институте, отошла от химии, несмотря на защищенную диссертацию; она самоучкой приобрела другую специальность, вернее, другие специальности – текстолога, редактора, издателя. И эту работу по изданию наследия Корнея и Лидии Чуковских она довела до конца. Незадолго до смерти Елена Цезаревна мне говорила, что теперь может немного отдохнуть, пожить для себя, почитать книги на ЛИТ. Ру. Судьба не дала ей долгого отдыха.
В ноябре 2014 года я намечала навестить Елену Цезаревну, договорилась с ней о встрече. Она еще ничего не знала о болезни, которая через короткий срок сведет ее в могилу. О ней она сказала мне по телефону, когда я позвонила уже из Москвы, сказала мужественно и кратко. Такой – мужественной и очень сдержанной – я знала ее все годы знакомства.
Елена Цезаревна была большим другом нашего журнала. В архиве ЧАЙКИ хранятся интервью с нею, которые я брала у нее на протяжении многих лет. Мне даже кажется, что у Елены Цезаревны образовалась привычка – отчитываться перед читателями ЧАЙКИ о сделанном за тот срок, что мы с нею не виделись.
Сейчас, когда Елены Чуковской нет среди живых, перечитайте интервью с ней. Они хранят ее голос, ее интонации, в них то, чем она жила все эти годы.
Светлая память!
Одиннадцать лет назад, в апреле 2004 года , приехав в Москву, я взяла это интервью у Е. Ц. Чуковской. По каким-то непонятным причинам оно не было тогда опубликовано. Сейчас, перечитывая это интервью, я вижу, что оно ничуть не устарело, содержит массу интересного.
Посему хочу предложить его читателям ЧАЙКИ.
Перед его публикацией хочу уведомить читателей, что А) за прошедшие годы Собр. соч. Корнея Чуковского в 15-и томах закончено, Б) также закончено Собр. соч. Лидии Чуковской в 11-и томах, В) «Чукоккала» для читателей вышла.
«Чукоккала» на бумаге Ватикана
(интервью с Еленой Цезаревной Чуковской)
Не знать о существовании Елены Цезаревны Чуковской российскому интеллигенту стыдно. И не только потому, что она представительница третьего поколения знаменитой семьи Чуковских, родоначальник которой Корней Иванович сам сотворил свое ставшее впоследствии прославленным имя (по матери К.И. – Корнейчуков).
Но еще и по той причине, что, еще будучи малым ребенком, Елена Цезаревна, тогда – Люша, попала в дневники Корнея Ивановича и воспоминания Лидии Чуковской об Анне Ахматовой и о последних днях Марины Цветаевой… На Елену Цезаревну, таким образом, пал отраженный свет ее матери и деда. Но это не все. Природа вовсе не «отдыхала», создавая внучку и дочку Чуковских.
Елена Чуковская – человек независимый и нелицеприятный, наделенный строгим вкусом и огромной трудоспособностью. Может и спровадить надоедливого посетителя, и настоять на своем в оформлении книги – одним словом, при всей щепетильности и интеллигентности, не рохля, не размазня; ощущается в ней семейный корнеевский «корень».
Огромному литературному наследию Чуковских повезло с наследницей. Химик по образованию, сотрудник научно-исследовательского института, Елена Цезаревна бросила свои научные занятия ради трудоемкой и требующей особой закалки работы - обработки и публикации оставшихся от матери и деда материалов и рукописей.
В ее лице такие науки, как текстология, библиография, полиграфия, приобрели работника-самородка, освоившего их не по учебникам, а в ходе долголетней ежедневной и кропотливой практики.
Много лет назад, в самом начале Перестройки, я написала письмо Лидии Чуковской – и неожиданно получила от нее ответ вместе со связкой ее книг, которые тогда представляли собой библиографическую редкость. Завязалась переписка – бесценные письма Лидии Чуковской я везла за собой из России в Италию, из Италии в Америку. Лидию Корнеевну в жизни я так и не увидела, но после ее смерти – познакомилась с ее дочерью, Еленой Чуковской, и вот уже на протяжении восьми лет - со смерти Л.К. - поддерживаю это счастливое для меня знакомство.
В апреле этого года, будучи в Москве, я взяла у нее интервью, которое и предлагаю читателю.
И.Ч. Елена Цезаревна, мы с вами уже три года не виделись, вы в форме, хорошо выглядите (стучу по дереву).
Что за это время произошло? Есть что-нибудь новенькое из публикаций?
Е. Ц. На чем мы остановились в прошлый раз?
И.Ч. В прошлый раз вы мне подарили три тома из нового 15-томного собрания Корнея Ивановича. Что-нибудь к ним прибавилось?
Е.Ц. (показывает) Вот 7-й том. Он вам будет интересен. И здесь есть, кстати, материалы о Жаботинском, вся полемика, которая происходила между ним и К.И.
И.Ч. Полемика? Я читала о восторженном отношении юного К.И, жившего тогда в Одессе, к личности Жаботинского.
Е.Ц. Была полемика. Отношения всегда были хорошие, но менялись. У Жаботинского всегда были политизированные взгляды. Это не испортило их отношений, но расстроило дружбу. Последний раз они встречались в 1916 году.
И.Ч. (смотрю на портрет К.И. на обложке) Какой он здесь молодой, боже!
Вам кто-нибудь помогал в этой работе?
Е.Ц. С 7-м томом помогала Евгения Викторовна Иванова, доктор филологических наук. Она комментировала. А я собирала отдельные статьи по журналам – очень тяжело, надо сказать. У нас в чудовищном состоянии фонды. Том большой – 660 страниц. Библиография, указатели, сноски… Дело трудоемкое.
И.Ч. Тянет на академическое издание?
Е.Ц. Нет, все-таки не академическое. Хотя комментарий очень основательный. Евгения Иванова – сотрудник Института мировой литературы, специалист по Блоку. А раз по Блоку, то, можно сказать, и вообще по всей эпохе. Впервые для этого издания разработала тему «Чуковский и Розанов».
И.Ч. Да, у нас Василий Васильевич Розанов долго был под запретом.
Е.Ц. И получается, что в предисловии к 7-у тому Иванова пишет о «неизвестном Чуковском».
Е.Ц. Вот как раз в 8-м томе будут его критические статьи – об Ахматовой и Маяковском, о Блоке, о Некрасове. О Некрасове здесь помещена та работа, которая не переиздавалась еще со времен революции, - Крупская выступила тогда против нее. Сейчас этот том в работе.
(приносит книгу). Не знаю, видели ли вы книжку, которая вышла за это время. Я ею горжусь и ей радуюсь.
И.Ч. (читаю название) «Переписка Лидии Корнеевны и Корнея Ивановича Чуковских». Я вижу тут на обложке портрет маленькой Лидочки работы Маяковского…
Е.Ц. Да, Маяковского. А вообще над книжкой работал чудесный художник, внутри чудные фотографии.
И.Ч. Знаете, я читала эту переписку в «Дружбе народов» несколько лет назад. Там в конце, когда читаешь последние письма смертельно больного Чуковского, прямо душа переворачивается.
Е.Ц. В «Дружбе народов» публиковалась малая часть писем. Мать очень хотела, чтобы такая книжка была. То, что ее исключили из Союза писателей, ее как-то не очень задело, но ее хотели исключить и из семьи. И вот она собрала всю переписку с Корнеем Ивановичем, ей важно было показать, что она была с ним связана на протяжении всей жизни. К сожалению, письма К.И. сохранились не все, она их хранила не дома, многое пропало… А мамины письма все почти присутствуют. Я вам попозже пришлю список опечаток.
И.Ч. Вы точная Лидия Корнеевна. Я помню, что она от руки вписывала в подаренный экземпляр пропущенные буквы, исправляя все до единой опечатки.
Е.Ц. Нет, я от руки не вписываю, но список опечаток вам пришлю.
И. Ч. Как прекрасно издана книга. Портрет Л.К. у Маяковского получился такой нежный, трогательный, с такой любовью написанный! Вообще, мне кажется, все книги, связанные с Чуковскими, - и взрослые и детские – очень хорошо издаются.
Е.Ц. Ну, по-разному. Детские очень по-разному.
И.Ч. Я говорю о таких иллюстраторах, как Ре-Ми, Конашевич, Сутеев.
Е.Ц. Еще есть хороший иллюстратор Елисеев, из моего поколения. А вот современные не все
хороши. (Показывает рукой на кучу лежащих в стороне детских книжек с обезличенно яркими обложками) Я сейчас веду с ними войну. Они наиздавали кучу книжек и звонят, что хотят собрать все это в одну толстую книгу.
И.Ч.(рассматривая одну из книжек). Да тут даже имени художника нет. Иллюстрации примитивные…
Е.Ц. Я сказала, что не хочу. А они на это: «Что вы, они всем так нравятся! Их так хорошо раскупают». А мне не хочется, чтобы такие книжки выходили. Их раскупают, потому что они дешевые, с картинками.
И.Ч. На Чуковского всегда спрос. Но я вам скажу, что сейчас стало трудно найти со вкусом оформленную детскую книгу. Идет поток безликих, одинаковых, словно одной рукой проиллюстрированных книжек. Мне кажется, вы правы, что с этим сражаетесь. Пусть книжки Чуковского остаются эталоном и в своем оформлении.
Е.Ц. (несет что-то большое) Вот я главное вам покажу.
Е.Ц. Это «Чукоккала»! В двух томах.
И.Ч. (рассматривая тот том, что побольше) Золотое тиснение – это уже на века! Печаталось
случайно не в Италии?
Е.Ц. В Италии, на бумаге для Ватикана.
И.Ч. Ого, вот оно - признание. Корней Чуковский печатается на той же бумаге, что и Папа. А почему в двух томах?
Е.Ц. В первом томе - факсимильное воспроизведение рукописной «Чукоккалы», а во втором – все комментарии к надписям и рисункам, обстоятельства их возникновения, подробности, справки.
И.Ч. Итак, главный - факсимильный – том наконец напечатан!
Е.Ц. Да, это хорошо, плохо, что напечатан тиражом всего 117 экземпляров. Мне за все труды дали только один экземпляр.
И.Ч. Только для избраннных?
Е.Ц. Ну да, распространяется по подписке. (показывает картинки) Это портрет Мережковского, раньше его нельзя было здесь помещать. Вот Бунин… А это мамин портрет Маяковского, мы его уже видели.
И.Ч. Да, так нежно написано, так одухотворенно, а ведь таким громадным человеком, с таким громким голосом.
Е.Ц. Он хорошо рисовал.
И.Ч. Учился во ВХУТЕМАСе. Многих запечатлел из своего окружения, но даже Лиля, по-моему, получилась менее удачно, чем Лидочка. Это, наверное, и у нее один из лучших портретов.
Е.Ц. Хороший портрет. Опять же он был выкинут из первого издания.
И.Ч. Из-за «диссидентства» Лидии Корнеевны?
Е.Ц. (кивает) А вот чудный карандашный портрет Чуковского - Юрия Анненкова. Вот ответы Маяковского на анкету о Некрасове. Вот Судейкин…
И.Ч. Таланты становились еще талантливее, попадая на страницы «Чукоккалы».
Е.Ц. (продолжает показывать) А вот Ремизов, его грамота Корнею Ивановичу.
И.Ч. (читаю) «Жалобное о помощи. Прошу, если возможно, не откажите, выдайте мне денег долгосрочно, захирел и озяб...»
Е.Ц. Дурака валяет.
И.Ч. А, может, и не валяет. Надо посмотреть, какой год. Он вроде бы с голоду помирал после революции.
Е.Ц. (смотрит в том комментариев). Он здесь год римскими цифрами вывел. Вроде 20-й, а вообще непонятно... А вот очень резкое стихотворение против власти Зинаиды Гиппиус. Никогда раньше не публиковалось. Называется «В раю земном». (читает)
Меня ничем не запугать: знакома
Мне конская багровая нога,
И хлебная иглистая солома,
И мерзлая картофельная мга.
Запахнет, замутится суп,- а лук-то?
А сор, что вместо чаю можно пить?
Но есть продукт... Без этого продукта
В раю земном я не могу прожить.
И.Ч. А здесь дата стоит?
Е.Ц. (смотрит во втором томе) Да, 5 декабря 1919 года. Это она перед самой эмиграций написала. В конце, как всегда – от лица мужчины:
«Но и восьмушки не нашел... Свободы
Из райских учреждений ни в одном!»
Последние две строчки:
«Я карточки от рая открепляю
И в Нарпродком с почтеньем отдаю".
И.Ч. Понятно. По Достоевскому, возвращает свой «билет» – в советский рай. Каково это было читать остававшемуся Чуковскому!
Е.Ц. (снова листает издание). Это все блоковские протоколы заседания «Всемирной литературы». Вот Гумилев, «Толченое стекло» Ирины Одоевцевой. А тут объявление, которое Корней Иванович сорвал со столба: «В Совтской (так! - И.Ч.) республике каждая кухарка должна уметь управлять государством». Опять Ремизов, и снова что-то просит…
И.Ч. (читаю) «соломенных или фетровых шляпов». В каком же году? Он, конечно, издевался и ерничал, но времечко было…
Е.Ц. (заглядывает в том комментариев) Что-то он опять мудрит с датой, трудно понять...
А знаете, я сейчас делаю новую «Чукоккалу» .
И.Ч. Как? Еще одну?
Е. Ц. Такую, какую хотел издать Корней Иванович. Вы первое издание не видели?
Е.Ц. Корней Иванович подошел к изданию исходя из принципа ПОЛНОТЫ. (показывает книгу). Эта книжка в формате оригинала.
И.Ч. Такая небольшая была «Чукоккала»!
Е.Ц. Это была КНИГА, а не альбом. Все записи и рисунки, сделанные гостями К. И. в его рукописной «Чукоккале», комментировались. Комментариев было не так много, но К.И. привлекал архив, рассказывал, как все создавалось, было много юмора. К сожалению, он не обо всех написал. Например, о Гиппиус нельзя было упомянуть, поэтому он о ней ничего не рассказывал. А сейчас я восстанавливаю то, что раньше выкидывалось.
И.Ч. А он про нее писал?
Е.Ц. Нет, нельзя было.
И.Ч. Пишете теперь вы?
Е.Ц. Если ничего не найду из его записей, буду помещать сведения в квадратных скобках. Той «Чукоккалы», что на ватиканской бумаге, нет ни в одной библиотеке. Весь тираж пошел для членов элитарного клуба - дорогое подарочное издание.
Новую «Чукоккалу» я делаю для читателей. Считаю, что для ее сохранности уже работа завершена. А новое издание можно будет читать как книгу с иллюстрациями. Оно будет и в продаже, и в библиотеках.
И.Ч. Смотрите, как повезло «Чукоккале» с изданиями!
Е.Ц. Повезло, даже слишком… У меня об этом написан «Мемуар». Над изданием вот этой «Чукоккалы» для читателей К.И. начал работу в 1965 году. После его смерти сбросили набор и 10 лет все это пылилось. В 1979 году издали – и сразу же запретили.
И.Ч. То есть этот рукописный альманах Корнея Ивановича имеет длинную и драматичную историю публикации?
Е.Ц. Да, длинную и, увы, драматичную.
И.Ч. А то издание, что было запрещено, так и не попало к читателю?
Е.Ц. Попало, только никакой прессы не было. Весь тираж вывезли заграницу и там продавали - в Венгрии, в Чехословакии. Некоторые российские туристы оттуда ее везли домой.
И.Ч. Возможно, «Чукоккала» на ватиканской бумаге – это отступное, которое дает вам судьба.
И.Ч. А как сейчас обстоят дела с изданиями Лидии Корнеевны?
Е.Ц. Довольно хило. За это время вышел ее двухтомник. Но я начала переговоры с издательством по поводу «ненумерованного собрания сочинений». Мне не хочется издавать такое собрание сочинений, как у Корнея Ивановича - думаю переиздать ее книжки, чтобы были там отдельные произведения: «Записки об Анне Ахматовой», «Софья Петровна» «Процесс исключения», «Спуск под воду, «Прочерк». Кстати, «Прочерк» до вас дошел?
И.Ч. Вы имеете в виду записки о втором муже Л.К. - Матвее Бронштейне? Эта книжка до меня не дошла.
Е.Ц. Эти записки опубликованы как раз в последнем двухтомнике. Я вам его дам . Издан весь мамин архив. Но все это потонуло в томах, а я хочу, чтобы были отдельные книжки. В одном формате, но отдельные книжки.
И.Ч. Что ж - читатель их ждет. Я наблюдала, как в книжном магазине Бостона «Петрополь» очень хорошо расходились книги Лидии Чуковской.
Е.Ц. На самом деле, для таких книг нелегко найти издателя.
И.Ч. А с каким издательством вы работаете, как сейчас говорят, над этим проектом?
Е.Ц. Могу сказать, но пока нет даже договора. Издательство «Время», очень культурное, мне понравилась редакция...
И.Ч. Елена Цезаревна, мы с вами завершили первую часть нашего разговора - о вашей издательской деятельности. Или еще что-нибудь есть?
Е.Ц. Нет, больше пока ничего
И.Ч. Теперь вот какой вопрос. Недавно появился сайт Чуковских в интернете. Кто его сделал?
Е.Ц. Две девушки молоденькие - поклонницы Корнея Ивановича и Лидии Корнеевны Чуковских.
И.Ч. Они сделали хороший сайт.
Е.Ц. Я знаю. У меня интересно с ними складывались отношения. Сначала объявилась некая Даша, которая взяла манеру мне звонить по разным вопросам. И в какой-то момент меня все это ужасно разъярило: я сижу, работаю над корректурой, а она звонит – начинает спрашивать, отвлекать, причем я совершенно не знаю, кто это. Отвечала я ей, отвечала, и вдруг эта Даша звонит под Новый год: «Я в вашем подъезде, хочу подарить вам подарок».
Тут я разъярилась окончательно, сказала, что подарки мне не нужны, прощайте.
И.Ч. Сурово.
Е.Ц. Понимаете, не могу я принимать с улицы человека, так воспитана. Значит, тявкнула я на Дашу – и звонки прекратились. Потом я летом иду по Тверской, ко мне подходит девушка. Оказалось, Даша.
И.Ч. Сколько же ей лет?
Е.Ц. Лет 25, по-моему,
И.Ч. Из того поколения, что не знает, что нужно представляться.
Е.Ц. Я бурчала долго. Так просто никто в дом не приходит. Ну да ладно, вот мы с ней познакомились. Потом она мне сообщила, что ее подруга занимается Лидией Корнеевной, а через какое-то время я увидела их обеих на презентации вот этой книжки (показывает на двухтомник Л.К. с «Прочерком»). И вот недавно они взялись делать этот сайт.
И.Ч. Сложное дело. Девочки - филологи?
Е.Ц. Нет, обе юристки. Сейчас мы с ними переписываемся. Я им послала для сайта свой «Мемуар о «Чукоккале», вашу статью о «Крокодиле», собираюсь послать Библиографию.
Что касается самих произведений, то у меня много здесь сомнений…
Е.Ц. Юристы советуют ничего там не помещать. Я еще не определилась.
И.Ч. Но что поражает – за сайт Чуковских взялись люди никак с вами не связанные. Из бескорыстного интереса.
Е.Ц. Вы знаете, сайт Чуковских вообще-то давно был задуман – работниками музея в Переделкине. Взялся хороший мальчик, приехавший из Саратова, прямо какой-то компьютерный талант. Вместе с ним Павел Крючков, он из кино. Но они столько перед собой поставили задач – в таком ракурсе снять, в сяком, и дом, и книги…
И.Ч. что не смогли из них выпутаться.
Е.Ц. Да, который год все тянется. А эти девушки подошли очень правильно: где сделать не смогли, написали «извините, у нас не готово». Я посмотрела, какие на сайт отклики. Многие пишут: молодцы! Хорошо! А по существу – ничего. Никакого обсуждения представленных материалов.
И.Ч. Да там пока не так много материалов.
Е.Ц. И не мало.
Е.Ц. И не будет.
Е.Ц. Я все же иду другим путем – хочу, чтобы выходили книги. Потом мы тут стремимся блоху подковать, чтобы ошибок не было, а что там на сайте… вот прочла Владимир Ходасевич вместо Владислав…
И.Ч. Да нет, ошибок немного, и смотрится симпатично. Хороший сайт .
И.Ч. Елена Цезаревна, скажите, когда в Бостон приедете?
Е.Ц. Нету сил на поездки. И времени нет. Поехать-приехать, в аэропорт – из аэропорта…это недели две-три надо убить на поездку. Просто так. А у меня времени мало. Я если начну разъезжать по городам и весям, просто не успею… Этим летом мне исполнится 73 года.
И.Ч. Когда?
Е.Ц. 6 августа. Мой день рожденья никогда в доме не отмечался, так как в этот день арестовали Матвея Бронштейна… Да, так вот нет у меня времени на поездки.
И.Ч. Понимаю, о чем вы говорите, - вы как на посту. Но об одной вашей недавней поездке хотела вас спросить. О поездке в Италию, когда вы читали доклад, по поручению Александра Исаевича Солженицына. Каковы ваши впечатления от поездки? И еще: почему поехали именно вы? Как друг дома Солженицыных еще с тех времен, когда А.И. жил у вас на даче?
Е.Ц. Хотите узнать, почему я поехала? Я как раз от солженицыновских дел никогда не отказываюсь. Если что-то ему нужно, то я это делаю. А было так. 11 декабря был юбилей Александра Исаевича – 85 лет. Из-за этого Наталия Дмитриевна не могла поехать на Конгресс в Италии. Кроме того, устроители Конгресса хотели видеть свидетелей тех лет – «шестидесятников». А их попросту почти уже не осталось. Вот и попросили меня. Я поехала. Но съездила довольно неудачно для меня. Приехала туда с температурой 39.
И.Ч. Мне рассказывала Ю.А. Добровольская, которая там тоже присутствовала.
Е.Ц. Выступала я накаченная лекарствами – на Конгрессе, на телевидении, давала всякие интервью.
И.Ч. Я знаю, что вы совместили свое выступление на Всемирном Конгрессе диссидентов с презентацией «Высокого искусства» Корнея Чуковского в Италии.
Е.Ц. Да, книга Чуковского, написанная много лет назад, была переведена на итальянский язык Бьянкой Балестрой и отредактирована Юлией Добровольской. Я сумела побывать и выступить на презентации этой книги - благо оба события - Конгресс диссидентов и презентация книги - проходили в Милане. Возвращаясь к Конгрессу - он произвел на меня большое впечатление. Собрали колоссальное собрание - 500 докладчиков из Америки, России, Франции. Были доклады о Василии Гроссмане, Александре Солженицыне, Владимире Топорове. Присутствовали Светлана Алексиевич, Наталья Горбаневская. С блеском выступал Арсений Рогинский – от «Мемориала». Был круглый стол. Посвятили этому три дня – с утра до вечера. Итальянцы, затеявшие это дело, произвели на меня громадное впечатление. В зале сидела молодежь. Им открыли глаза на тот период.
И.Ч. Хорошо бы и некоторым россиянам открыть на него глаза.
Е.Ц. Бесполезно.
И.Ч. Последнее, о чем хотела вас спросить. Вы заняты публикацией произведений матери и деда, но у вас ведь много накопилось собственных воспоминаний. Дойдет ли до них очередь?
Е.Ц. Ну, до этого дело дойдет еще годика через 73.
«Чукоккала» в том виде, который задумала ЕЧ, вышла в 2006 году в издательстве «Русский путь», тиражом 3 тыс. экземпляров (прим. ИЧ, февраль 2013 года).
Двухтомник с «Прочерком» был Еленой Цезаревной мне подарен, незаконченная эта повесть произвела на меня колоссальное впечатление. См. Ирина Чайковская. Архипелаг Лидии Чуковской. Seagull № 3 (27), 2005 (примечание ИЧ, февраль 2013 год)
3 января не стало Елены Цезаревны Чуковской, внучки великого писателя и литературоведа Корнея Чуковского, дочери писательницы Лидии Чуковской, замечательного человека, отдавшего всю свою жизнь служению русской литературе.
Ее домашнее имя было Люша, и так же ее звали друзья и близкие. Дочь Лидии Корнеевны Чуковской и литературоведа Цезаря Самойловича Вольпе, она родилась 6 августа 1931 года в Ленинграде.
После развода с Цезарем Вольпе Лидия Чуковская вышла замуж за ученого-физика М.П. Бронштейна. В 1937 году он был арестован. В любой момент могли арестовать Лидию Чуковскую, детский дом для детей арестованных грозил ее дочери Елене. Лидия Корнеевна была вынуждена скрываться от преследования и уехала из Ленинграда. В это время Елена Чуковская жила в семье своего великого деда - Корнея Ивановича Чуковского.
Во время войны вместе с Лидией Корнеевной Чуковской и двоюродным братом - Евгением Борисовичем Чуковским - была эвакуирована в Ташкент. В 1948 году поступила на химический факультет МГУ.
В студенческие годы начала помогать Корнею Ивановичу Чуковскому в его работе над альманахом "Чукоккала". Вот что писал об их совместной работе с внучкой в своем дневнике Корней Чуковский: "... с Люшей необыкновенно приятно работать, она так организована, так четко отделяет плохое от хорошего, так литературна, что, если бы я не был болен, я видел бы в работе с ней одно удовольствие".
После окончания Университета в 1954 году и до 1987 года работала в НИИ элементоорганических соединений. С 1962 года - кандидат химических наук. С начала 1960-х годов и вплоть до высылки из СССР самоотверженно, с риском для собственной жизни помогала А.И. Солженицыну в его подпольной работе.
После смерти К.И. Чуковского в 1969 году она вместе с матерью унаследовала права на его архив и произведения. В своем последнем письме к Лидии Корнеевне Корней Чуковский пишет: "... нужно ли говорить, что все права собственности на мой архив, на мои книги "Живой как жизнь", "Чехов", "Высокое искусство", "Мой Уитмен", "Современники", "От двух до пяти", "Репин", "Мастерство Некрасова", "Чукоккала", "Люди и книги", "Некрасов" (1930), "Книга об Александре Блоке" я предоставляю тебе и Люше...".
Многие годы Елена Цезаревна боролась за публикацию рукописного альманаха Корнея Чуковского - "Чукоккалы", - его первое издание (со значительными купюрами) вышло только в 1979 году. В 1999 году "Чукоккала" переиздана в полном объеме. Непосвященному человеку невозможно объяснить, что такое "Чукоккала". Мировых аналогов этому альманаху нет. Больше того - придумать его в той полной версии, в какой он существует, было бы невозможно. Корней Чуковский и не придумал этот альманах. Он был создан самой эпохой, началом ХХ века, когда круг гениев был настолько тесен, что они могли постоянно оказываться рядом с тетрадкой, пухнувшей день ото дня, с которой Чуковский, вскоре сообразивший, что он на самом деле затеял, уже старался не расставаться. Личность Корнея Ивановича, человека необыкновенно умного, талантливого и, что в данном случае очень важно, подвижного и общительного, плюс особенности эпохи - вот, что создало этот неповторимый альманах.
В значительной мере благодаря усилиям Елены Цезаревны сохранен и действует дом-музей К.И. Чуковского в Переделкино. Она и секретарь К.И. Чуковского Клара Израилевна Лозовская были первыми экскурсоводами в этом музее.
Лидия Корнеевна в письме к Давиду Самойлову так описывала свою дочь: "Вы не знаете, что такое Люша. Коня на скаку остановит, В горящую избу войдет! И это еще не характеристика".
В 1996 году после смерти Лидии Чуковской Елена Цезаревна продолжила вместе с ее многолетней помощницей Ж.О. Хавкиной работу над изучением ее архива и опубликованием произведений.
Печаталась с 1974 года, наиболее известные публикации "Вернуть Солженицыну гражданство СССР" ("Книжное обозрение", 5 августа 1988 года) и воспоминания о Б.Л. Пастернаке: "Нобелевская премия" ("Вопросы литературы", 1990, №2), сборник статей о Солженицыне "Слово пробивает себе дорогу" (совместно с Владимиром Глоцером, 1998 г.). Она была автором многочисленных комментариев и статей, посвященных творчеству деда и матери. Ее стараниями впервые увидели свет "Прочерк" и "Дом Поэта" Л.К. Чуковской, "Дневник" К И. Чуковского, переписка отца и дочери.
Из последнего интервью Е.Ц. Чуковской "РГ" в связи с присуждением ей премии Александра Солженицына в 2011 году
Вы химик по образованию и работали химиком. Как вы все же занялись литературной деятельностью? Это был осознанный выбор?
Елена Чуковская: Выбор был, во многом, случайным. Я окончила школу в 1949 году. Это было ужасное время. Корней Иванович был отовсюду изгнан, Лидия Корнеевна тем более, и мне казалось, что заниматься гуманитарными науками у нас - убийственно, а нужно заниматься чем-то практически полезным. Вот я и пошла на химический факультет МГУ, окончила его и работала в Институте элементоорганических соединений, защитила диссертацию.
Но в 65-м году Корней Иванович подарил мне "Чукоккалу" - рукописный альманах, которым он очень дорожил, это была огромная ценность. И в это время к нему обратилось издательство "Искусство", начали готовить альманах к печати. К.И. меня привлек к этим занятиям: искать комментарии, наводить справки в библиотеке. Так я начала заниматься "Чукоккалой"; другими делами Корнея Ивановича при его жизни я не занималась.
Примерно в то же время я познакомилась с Александром Исаевичем Солженицыным, который после конфискации архива в сентябре 1965 года жил у нас на даче, а потом и у нас в квартире. Он меня постепенно приобщил к своим делам. Многие дела его были в Москве, а он жил в Рязани и приезжал ненадолго. Он получал много писем, к нему приезжали граждане из других городов, надо было печатать и распространять самиздатские рукописи, и вся эта круговерть на какое-то время стала моим занятием.
В 69-м году умер Корней Иванович. Я, совершенно неожиданно для себя, оказалась наследницей его авторского права и его архива. Буквально в те же дни Солженицына исключили из Союза писателей, в большую немилость попала Лидия Корнеевна из-за книг, напечатанных за границей и открытого письма Шолохову. Кроме того, она тогда уже очень плохо видела, с трудом могла ходить в библиотеку, а между тем, занималась своими "Записками об Ахматовой", которые тоже требовали большого количества справок. У Лидии Корнеевны была преданная помощница, Жозефина Оскаровна Хавкина. Она ей читала, разбирала ее бумаги, поэтому я какое-то время только наводила библиотечные справки.
У Корнея Ивановича лежали ненапечатанные дневники. Кроме дневников и писем, из основных вещей все, кроме "Чукоккалы" было напечатано, а "Чукоккалу" тогда было напечатать невозможно.
Но он ведь готовил ее к изданию, вынужден был изъять большие куски?
Елена Чуковская: Да, там было много интересных случаев. Он, например, написал статью о Гумилеве. Тогда работали так: делали фотографии страниц, так называемые "контрольки", и передавали их в издательство, чтобы художник мог сделать макет. Заведующая художественной редакцией, Инна Георгиевна Румянцева, рассказала мне потом, что эти контрольки с почерком Гумилева были просто украдены из издательства, и, к нашему удивлению, мы их потом читали в трехтомнике Гумилева, который вышел за границей. А статью Корнея Ивановича о Гумилеве из первого издания альманаха изъяли.
"Чукоккала" создавалась с 1914 по 1969 год, это огромный объем уникального материала, и публиковалась она несколько раз, в разных версиях. То, что вышло в 2006 году в "Русском пути", вам нравится?
Елена Чуковская: Да, очень. На презентации альманаха в "Русском пути" мы выставили 11 стендов материалов, которые были изъяты цензурой из первого издания альманаха (1979 года). И было даже непонятно, что же тогда, в первом издании, опубликовали, потому что изъяты были записи Набокова, Гумилева, Горького, Блока, Гиппиус и других менее известных авторов, с очень выразительными текстами. На презентации вся комната была заклеена этими изъятыми страницами альманаха - а ведь книга и в 1979 году, со всеми купюрами, вызвала очень большой интерес.
В 1990-е годы бывшие сотрудники издательства "Искусство" планировали издать два тома: факсимильный и том комментариев. Но, в конце концов, издательство распалось. Тогда напечатали только один том комментариев с маленькими "марками" страниц альбома. Получился справочник вместо альманаха. Потом издательство "Монплезир" все же издало том факсимиле - тиражом сто экземпляров. Я вам его покажу, потому что вы его больше нигде не увидите.
Корней Иванович не боялся держать дома такой архивный материал, где отметились запретные Гумилев и Гиппиус?
Елена Чуковская: Он сохранил и дневники, хотя там много страниц вырвано. Дело в том, что отношение к Корнею Ивановичу менялось со временем. В 1957 году очень широко отпраздновали его семидесятипятилетний юбилей, и он стал как бы патриарх, потом в 1962 году он получил Ленинскую премию, звание оксфордского профессора - и хотя к концу шестидесятых годов отношение к нему снова изменилось, но мы как-то все же не ждали того, что у него будут изымать "Чукоккалу". Хотя он ее никогда никому не давал, показывал только из своих рук. Он многократно с ней выступал, только полный объем материала был неизвестен. Он вообще любил выступать на публике - по радио, в детских садах, на елках в Колонном зале…
У Корнея Ивановича были споры с Лидией Корнеевной по поводу отношения к советскому строю и руководству? Они ведь были довольно разные люди, и разными были их дневники?
Елена Чуковская: Нет, споров не было. У Корнея Ивановича действительно есть разные записи в дневнике, но их ведь хранили очень осторожно. Например, мамины дневники сохранились только с 1938 года, а остальные были сожжены. Корней Иванович писал меньше, осторожнее, писал иногда с припиской "специально для показа властям". Для него была важна публикация книг, он ради этого шел на какие-то компромиссы. Он был совсем другой человек, чем Лидия Корнеевна. По дневнику видно, что сначала он с большим напряжением относился к происходящему, а потом постарался вписаться в это время. Он был человек не без актерства, умел лавировать, наконец, у него было литературное имя. Если его бранили за сказки - он брался на Некрасова, если Некрасова нельзя было - занимался переводами.
Лидия Корнеевна - нет. Она сдавала работу в редакцию, ей делали какое-то замечание - и она просто забирала работу. В шестидесятые годы вышла ее книга "В лаборатории редактора", книга о декабристах в Сибири, потом она занималась Миклухо-Маклаем, то есть, работа у нее была. Но с середины шестидесятых годов ее начали задвигать, при жизни К.И. просто не печатали, а после его смерти исключили из Союза писателей и был полный запрет на упоминание ее имени в советской печати.
Потом попросили вернуться?
Елена Чуковская: Она не хотела возвращаться в Союз. Как это ни смешно звучит, это дело, в основном, моих рук. Конец восьмидесятых был трудным временем, а членам Союза тогда выдавали пайки. Во-вторых, была очень нужна писчая бумага, а бумаги никакой не было. Членам Союза ее, опять-таки, выдавали. И я чуть не силком заставила ее взять этот билет, что было, конечно, напрасно. Даже я очень редко могу заставить себя пойти в Дом литераторов, а уж для нее это было совсем не нужно. Хотя в 1994 году она получила Государственную премию за свои "Записки об Ахматовой". Но у нее тогда было уже совсем плохо со зрением, она фактически не выходила на улицу. Премию в Георгиевском зале для нее получала я.
Подготовила Татьяна Шабаева
→ Россия Россия
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)Биография
После развода c отцом Елены Лидия Чуковская вышла замуж за Матвея Бронштейна , советского физика-теоретика, который в 1937 году был арестован, а затем расстрелян. Из-за угрозы ареста мать Елены была вынуждена покинуть Ленинград. Сама Елена Чуковская в это время проживала в семье своего деда - Корнея Чуковского .
Во время войны Елена Чуковская, её мать и двоюродный брат - Евгений Борисович Чуковский - были эвакуированы в Ташкент .
После войны, в 1948 году, поступила в Московский государственный университет на химический факультет . Тогда же Елена Чуковская стала помогать своему деду, трудившемуся над рукописным альманахом «Чукоккала » . Корней Чуковский так написал об этом в своём дневнике:
В 1954 году Елена Чуковская окончила университет. Проработала до 1987 года в , защитив в 1962 году диссертацию на соискание учёной степени кандидата химических наук под руководством Р. Х. Фрейдлиной (1906-1986). Автор ряда научных трудов по органической химии, соавтор монографии «Методы элементоорганической химии: Хлор. Алифатические соединения» (М.: Недра, 1971).
Елена Чуковская постоянно оказывала помощь А. И. Солженицыну - с начала 1960-х годов и вплоть до его высылки из СССР .
Унаследовав после смерти деда в 1969 году права на весь его архив и произведения, Елена Чуковская много лет добивалась опубликования «Чукоккалы». В результате первое издание альманаха - со значительными купюрами - увидело свет лишь в 1979 году, полное издание - в 1999 году. Истории этой борьбы посвящён очерк Елены Чуковской «Мемуар о Чукоккале».
Во многом благодаря усилиям внучки дом-музей Корнея Чуковского в Переделкине продолжает работать. Первыми экскурсоводами в нём были она и Клара Израилевна Лозовская, секретарь писателя. После смерти матери в 1996 году стала работать вместе с Ж. О. Хавкиной над изучением уже её архива и опубликованием произведений.
Среди публикаций Елены Чуковской, печатавшейся с 1974 года, наиболее известны следующие: «Вернуть Солженицыну гражданство СССР» («Книжное обозрение », 5 августа 1988), воспоминания о Борисе Пастернаке («Нобелевская премия» // Вопросы литературы , 1990, № 2) и сборник статей о Солженицыне «Слово пробивает себе дорогу» (совместно с Владимиром Глоцером , 1998).
До последнего времени Елена Чуковская продолжала заниматься подготовкой к публикации рукописей своих матери и деда . Так, благодаря её усилиям, впервые вышли в свет «Прочерк», «Дом Поэта» и дневники Лидии Чуковской, «Дневник» Корнея Чуковского, а также переписка отца и дочери. Частью её вклада являются многочисленные комментарии и статьи, посвящённые творчеству родственников.
Напишите отзыв о статье "Чуковская, Елена Цезаревна"
Ссылки
- Шабаева, Т. . jewish.ru (4 марта 2011). Проверено 7 декабря 2014.
- // КИФА: газета. - М ., 2014. - 20 января.
- Толстой, И. . Радио «Свобода» (7 августа 2011). Проверено 28 ноября 2014.
- // Новая газета. - М ., 2014. - 31 октября. - № 123 .
Примечания
Отрывок, характеризующий Чуковская, Елена Цезаревна
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
| Елена Цезаревна Чуковская | |
| Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). | |
|
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
|
| Имя при рождении: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
|---|---|
| Род деятельности: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Дата рождения: | |
| Гражданство: |
СССР 22x20px СССР → Россия 22x20px Россия |
| Подданство: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Страна: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Дата смерти: | |
| Отец: | |
| Мать: | |
| Супруг: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Супруга: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Дети: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Награды и премии: |
Премия Александра Солженицына (2011) |
| Автограф: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Сайт: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Разное: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). | |
| [[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Произведения]] в Викитеке | |
Еле́на Це́заревна Чуко́вская (6 августа , Ленинград - 3 января , Москва ) - советский и российский химик и литературовед, дочь Лидии Корнеевны Чуковской и литературоведа Цезаря Самойловича Вольпе . Кандидат химических наук . Лауреат премии Александра Солженицына .
Биография
После развода c отцом Елены Лидия Чуковская вышла замуж за Матвея Бронштейна , советского физика-теоретика, который в 1937 году был арестован, а затем расстрелян. Из-за угрозы ареста мать Елены была вынуждена покинуть Ленинград. Сама Елена Чуковская в это время проживала в семье своего деда - Корнея Чуковского .
Во время войны Елена Чуковская, её мать и двоюродный брат - Евгений Борисович Чуковский - были эвакуированы в Ташкент .
После войны, в 1948 году, поступила в Московский государственный университет на химический факультет . Тогда же Елена Чуковская стала помогать своему деду, трудившемуся над рукописным альманахом «Чукоккала » . Корней Чуковский так написал об этом в своём дневнике:
В 1954 году Елена Чуковская окончила университет. Проработала до 1987 года в , защитив в 1962 году диссертацию на соискание учёной степени кандидата химических наук под руководством Р. Х. Фрейдлиной (1906-1986). Автор ряда научных трудов по органической химии, соавтор монографии «Методы элементоорганической химии: Хлор. Алифатические соединения» (М.: Недра, 1971).
Елена Чуковская постоянно оказывала помощь А. И. Солженицыну - с начала 1960-х годов и вплоть до его высылки из СССР .
Унаследовав после смерти деда в 1969 году права на весь его архив и произведения, Елена Чуковская много лет добивалась опубликования «Чукоккалы». В результате первое издание альманаха - со значительными купюрами - увидело свет лишь в 1979 году, полное издание - в 1999 году. Истории этой борьбы посвящён очерк Елены Чуковской «Мемуар о Чукоккале».
Во многом благодаря усилиям внучки дом-музей Корнея Чуковского в Переделкине продолжает работать. Первыми экскурсоводами в нём были она и Клара Израилевна Лозовская, секретарь писателя. После смерти матери в 1996 году стала работать вместе с Ж. О. Хавкиной над изучением уже её архива и опубликованием произведений.
Среди публикаций Елены Чуковской, печатавшейся с 1974 года, наиболее известны следующие: «Вернуть Солженицыну гражданство СССР» («Книжное обозрение », 5 августа 1988), воспоминания о Борисе Пастернаке («Нобелевская премия» // Вопросы литературы , 1990, № 2) и сборник статей о Солженицыне «Слово пробивает себе дорогу» (совместно с Владимиром Глоцером , 1998).
До последнего времени Елена Чуковская продолжала заниматься подготовкой к публикации рукописей своих матери и деда . Так, благодаря её усилиям, впервые вышли в свет «Прочерк», «Дом Поэта» и дневники Лидии Чуковской, «Дневник» Корнея Чуковского, а также переписка отца и дочери. Частью её вклада являются многочисленные комментарии и статьи, посвящённые творчеству родственников.
Напишите отзыв о статье "Чуковская, Елена Цезаревна"
Ссылки
- Шабаева, Т. . jewish.ru (4 марта 2011). Проверено 7 декабря 2014.
- // КИФА: газета. - М ., 2014. - 20 января.
- Толстой, И. . Радио «Свобода» (7 августа 2011). Проверено 28 ноября 2014.
- // Новая газета. - М ., 2014. - 31 октября. - № 123 .
Примечания
Отрывок, характеризующий Чуковская, Елена Цезаревна
– Так я ведь и не знала!.. – воскликнула Стелла. – Просто думала вчера о тех умерших, которым ты помогала, и спросила бабушку, как же они смогли придти обратно. Оказалось – можно, только надо знать, как это делать! Вот я и пришла. Разве ты не рада?..– Ой, ну, конечно же, рада! – тут же заверила я, а сама панически пыталась что-то придумать, чтобы возможно было одновременно общаться и с ней, и со всеми остальными моими гостями, ничем не выдавая ни её, ни себя. Но тут неожиданно произошёл ещё больший сюрприз, который полностью вышиб меня из и так уже достаточно усложнившейся колеи....
– Ой, сколько свето-о-ськов!... А класи-и-во как, ба-а-тюски!!!... – в полном восторге, шепелявя пропищал, крутившийся «волчком» на маминых коленях, трёхлетний малыш. – И ба-а-боськи!... А бабоськи какие больсы-ы-е!
Я остолбенело на него уставилась, и какое-то время так и сидела, не в состоянии произнести ни слова. А малыш, как ни в чём не бывало, счастливо продолжал лопотать и вырываться из крепко его державших маминых рук, чтобы «пощупать» все эти вдруг откуда-то неожиданно свалившиеся, да ещё такие яркие и такие разноцветные, «красивости».... Стелла, поняв, что кто-то ещё её увидел, от радости начала показывать ему разные смешные сказочные картинки, чем малыша окончательно очаровала, и тот, со счастливым визгом, прыгал на маминых коленях от лившегося «через край» дикого восторга...
– Девоська, девоська, а кто ты девоська?!. Ой, ба-а-тюски, какой больсой ми-и-ска!!! И совсем лозавенкий! Мама, мама, а мозно я возьму его домой?.. Ой, а пти-и-ськи какие блестя-я-сие!... И клылыски золотые!..
Его широко распахнутые голубые глазёнки с восторгом ловили каждое новое появление «яркого и необычного», а счастливая мордашка радостно сияла – малыш принимал всё происходящее по-детски естественно, как будто именно так оно и должно было быть...
Ситуация полностью уходила из под контроля, но я ничего не замечала вокруг, думая в тот момент только об одном – мальчик видел!!! Видел так же, как видела я!.. Значит, всё-таки это было правдой, что существуют где-то ещё такие люди?.. И значит – я была совершенно нормальной и совсем не одинокой, как думала вначале!. Значит, это и вправду был Дар?.. Видимо, я слишком ошарашено и пристально его разглядывала, так как растерянная мама сильно покраснела и сразу же кинулась «успокаивать» сынишку, чтобы только никто не успел услышать, о чём он говорит... и тут же стала мне доказывать, что «это он просто всё придумывает, и что врач говорит (!!!), что у него очень буйная фантазия... и не надо обращать на него внимания!..». Она очень нервничала, и я видела, что ей очень хотелось бы прямо сейчас отсюда уйти, только бы избежать возможных вопросов...
– Пожалуйста, только не волнуйтесь! – умоляюще, тихо произнесла я. – Ваш сын не придумывает – он видит! Так же, как и я. Вы должны ему помочь! Пожалуйста, не ведите его больше к доктору, мальчик у вас особенный! А врачи всё это убьют! Поговорите с моей бабушкой – она вам многое объяснит... Только не ведите его больше к доктору, пожалуйста!.. – я не могла остановиться, так как моё сердце болело за этого маленького, одарённого мальчонку, и мне дико хотелось, чего бы это ни стоило, его «сохранить»!..
– Вот смотрите, сейчас я ему что-то покажу и он увидит – а вы нет, потому что у него есть дар, а у вас нет, – и я быстренько воссоздала Стеллиного красного дракончика.
– О-о-й, сто-о это?!.. – в восторге захлопал в ладошки мальчик. – Это длаконсик, да? Как в скаске – длаконсик?.. Ой какой он кра-а-сный!.. Мамоська, смотли – длаконсик!
– У меня дар тоже был, Светлана... – тихо прошептала соседка. – Но я не допущу, чтобы мой сын так же из-за этого страдал. Я уже выстрадала за обоих... У него должна быть другая жизнь!..
Я даже подскочила от неожиданности!.. Значит она видела?! И знала?!.. – тут уж меня просто прорвало от возмущения...
– А вы не думали, что он, возможно, имеет право сам выбирать? Это ведь его жизнь! И если вы не смогли с этим справиться, это ещё не значит, что не сможет и он! Вы не имеете права отнимать у него его дар ещё до того, как он поймёт, что он у него есть!.. Это, как убийство – вы хотите убить его часть, о которой он даже ещё не слыхал!.. – возмущённо шипела на неё я, а внутри у меня всё просто «стояло дыбом» от такой страшной несправедливости!
Мне хотелось во что бы то ни стало убедить эту упёртую женщину оставить в покое её чудесного малыша! Но я чётко видела по её грустному, но очень уверенному взгляду, что вряд ли на данный момент мне удастся её убедить в чём-то вообще, и я решила оставить на сегодня свои попытки, а позже поговорить с бабушкой, и возможно, вдвоём придумать, что бы здесь такое можно было бы предпринять... Я только грустно взглянула на женщину и ещё раз попросила:
– Пожалуйста, не ведите его к врачу, вы же знаете, что он не больной!..
Она лишь натянуто улыбнулась в ответ, и быстренько забрав с собой малыша, вышла на крыльцо, видимо, подышать свежим воздухом, которого (я была в этом уверенна) ей в данный момент очень не хватало...
Я очень хорошо знала эту соседку. Она была довольно приятной женщиной, но, что меня поразило когда-то более всего, это то, что она была одной из тех людей, которые пытались полностью «изолировать» от меня своих детей и травили меня после злосчастного случая с «зажиганием огня»!.. (Хотя её старший сын, надо отдать ему должное, никогда меня не предавал и, несмотря ни на какие запреты, до сих пор продолжал со мной дружить). Она, кто, как теперь оказалось, лучше всех остальных знала, что я была полностью нормальной и ничем не опасной девочкой! И что я, точно так же, как когда-то она, просто искала правильный выход из того «непонятного и неизвестного», во что так нежданно-негаданно швырнула меня судьба...
Вне всякого сомнения, страх должен являться очень сильным фактором в нашей жизни, если человек может так легко предать и так просто отвернуться от того, кто так сильно нуждается в помощи, и кому он с лёгкостью мог бы помочь, если б не тот же самый, так глубоко и надёжно в нём поселившийся страх...
Конечно же, можно сказать, что я не знаю, что с ней когда-то происходило, и что заставила её перенести злая и безжалостная судьба... Но, если бы я узнала, что кто-то в самом начале жизни имеет тот же дар, который заставил меня столько страдать, я бы сделала всё, что было бы в моих силах, чтобы хоть как-то помочь или направить на верный путь этого другого одарённого человека, чтобы ему не пришлось так же слепо «блуждать в потёмках» и так же сильно страдать... А она, вместо помощи, наоборот – постаралась меня «наказать», как наказывали другие, но эти другие хотя бы уж не знали, что это было и пытались честно защитить своих детей от того, чего они не могли объяснить или понять.
РИА Новости
Елена Цезаревна не была великим детским поэтом, литературоведом, переводчиком, как ее дед, не стала (слава богу) мучеником диссидентского движения, как ее мать, хотя, судя по ее статьям, обладала незаурядным литературным талантом и отдала немало сил борьбе за честное имя и права людей, которых система отторгала и наказывала. Елена Цезаревна посвятила себя и всю свою жизнь сохранению и изданию огромного литературного наследия Чуковских, и во многом именно благодаря ей мы знаем о детском поэте, литературоведе и переводчике Корнее Чуковском и писательнице, диссидентке, борцу за права Бродского, Солженицына, Сахарова и других Лидии Чуковской.
В октябре 2014 года у меня было интервью с Еленой Цезаревной для «Новой газеты». Сразу поразили две вещи: количество книг в квартире Чуковских и особая ненавязчивая заботливость хозяйки ко мне, незнакомому журналисту: несмотря на мои протесты, она закутала меня в теплую шаль, задарила книгами для меня и для детей (в комнате лежали стопки детских книг К. Чуковского, которые издательства присылают Елене Цезаревне как наследнику. Точнее, присылали), напоила чаем. Во время интервью терпеливо и скрупулезно отвечала на вопросы о Корнее Ивановиче, видимо, говоря о том, что ей доводилось неоднократно повторять и писать, и вдруг раза три оживилась, вспоминая какие-то эпизоды из той жизни, засмеялась, заговорила эмоционально... Далее Елена Цезаревна поразила меня тщательностью работы над текстом интервью - оказалось, что она еще и превосходный редактор, и ученый, строго изгоняющий малейшую неточность в текстах. Мы обменялись пятнадцатью письмами, согласующими правки и комментарии, Елена Цезаревна была мягка, извинялась за свою «назойливость» и «дотошность», но при этом тверда, как кремень, и правила текст, пока не осталась удовлетворена результатом. Мы договорились встретиться еще, чтобы Елена Цезаревна рассказала о своих литературных встречах.
В конце ноября стало известно, что Елена Цезаревна тяжело больна.
Я поняла, что если хочу записывать ее рассказы, то должна поспешить. Но декабрь прошел, как и любой декабрь, на нервах и в беготне. Уезжая на каникулы, я твердо решила, что сразу после возвращения договорюсь с Еленой Цезаревной о встрече, благо теперь, думала я, у меня есть время.
Оказалось - нет.
Спасибо Вам, Елена Цезаревна. Даже такое короткое общение научило меня кое-чему - и в работе, и в жизни. А главное, я успела увидеть уникального человека, каких больше в нашем времени, наверное, не осталось.
О том, что случилось, я узнала от Леонида Петровича Романкова, который и познакомил меня с Еленой Цезаревной, и попросила его написать несколько слов о ней.
Ксения КНОРРЕ-ДМИТРИЕВА
Дружба с Еленой Цезаревной Чуковской досталась мне по наследству от Лидии Корнеевны, с которой мы встретились в 1976 году.
Эта дружба особенно окрепла после смерти Лидии Корнеевны в 1996 году. Каждый раз, приезжая из Петербурга в Москву (а это происходило примерно раз в месяц), я шёл прямо с поезда на Тверскую улицу, дом 6. И всегда я заставал Елену Цезаревну погруженной в работу. Это была грандиозная по масштабу работа по увековечению и приведению в порядок литературного наследия ее замечательных предков — Корнея Ивановича и Лидии Корнеевны.
Я не буду перечислять все, что она сделала в этой области. Но и сама она была незаурядным публицистом, отважным гражданином, смелым и мужественным человеком. Достаточно вспомнить ту неоценимую помощь, которую она оказала Александру Солженицину, помощь, за которую ее пытались физически уничтожить работники органов.
Я рад, что еще при жизни вышел сборник ее публицистики «Чуккокала и около», из которого ясно видно ее радение за честь русской литературы, ее неуклонная борьба за свободу и достоинство личности.
Мы все понесли громадную, невосполнимую потерю.
Леонид РОМАНКОВ, экс-председатель Комиссии по культуре Законодательного собрания Санкт-Петербурга
Ее дед был гений. Ее мать была — герой. Сама же Елена Цезаревна была святая.
Всю свою жизнь, до последних дней, потратила на то, чтобы все, что написали ее дед, мать и А. И. Солженицын, — было прочитано хотя бы несколькими людьми, а лучше — многими, а в идеале — всеми.
Видела в этом свой долг. Вообще-то, это был долг русской культуры перед страной и страны — перед культурой. Ни та, ни другая исполнять его не хотели. Елена Цезаревна перевела его на себя. Исполняла его неутомимо и умело. Насколько хватило ее сил — намного превосходивших обычные человеческие — исполнила. Совершила подвиг.
Вот собственно, и все, что надо сказать. Кто помнит значение употребленных выше слов, тот и сам понимает, что случилось. На этой земле, под этим небом не стало последнего безупречного человека.
Елена Цезаревна была прекрасна и умна, великодушна и отважна. Что она жила среди нас — это было счастье. Мало кем осознавемое. Никем не заслуженное.
И вот оно прошло.
Самуил ЛУРЬЕ
Доброта, благородство, мужество, природное обаяние, отзывчивость и еще… замечательное чувство юмора — всеми этими качествами в равной мере была наделена Елена Цезаревна Чуковская.
«Вот, оказывается, какими Ты создал нас, Господи!». Так написал в свое время Юрий Нагибин об Александре Солженицыне, героическая помощь которому многие годы была неотъемлемой частью жизни Елены Цезаревны. Эти слова без всякого преувеличения можно отнести и к ней самой.
Жизнь ее была настоящим подвижничеством, служением. Самозабвенным, безупречным и необычайно плодотворным.
Два эпизода ее биографии, которые разделяют — только вдумайтесь! — 75 лет, вспомнились почти одновременно, когда пришла горькая весть о ее уходе. Первый эпизод: в детстве, ученицей первого класса, она нумеровала страницы рукописи повести «Софья Петровна», написанной ее мамой, Лидией Чуковской. И второй: совсем недавно, в декабре 2014 года, в больнице, накануне сложнейшей операции, составляла с редактором именной указатель и читала корректуру последнего тома собрания сочинений Лидии Корнеевны, включившего в себя ее неопубликованные дневниковые записи за полвека (его она, к сожалению, уже не увидит и не подержит в руках).
Думаешь об этом, и понимаешь — Елена Цезаревна прожила свою жизнь, буквально растворившись в тех, кто был ей дорог, понятен и близок, она выполнила ту святую миссию, с которой была послана в этот мир Богом.
Именно так.
То, что ей казалось чем-то совершенно естественным, само собой разумеющимся, мне (я убежден: далеко не только мне одному) представляется именно высшим призванием, которому она осталась до конца верна и которое сполна оправдала. Не могу не заметить: самое большее, что она позволила себе высказать в интервью в ответ на вопрос о наследии Корнея Ивановича и Лидии Корнеевны, подготовленном к печати в максимальном объеме ее стараниями и ежедневным трудом (десятки томов, сотни страниц вступительных статей и комментариев, сотни тысяч страниц прочитанных версток и корректур… можно перечислять и дальше), — это всего четыре слова — «Да, работы было много».
Вот так прожил жизнь человек, который уже одним своим присутствием в этом мире, не говоря уже о личном общении (считаю его одним из главных подарков судьбы), советах (всегда — прозорливых, всегда — единственно правильных), поддержке (утешающей в тяжелую минуту и пробивающей «плотины» уныния, неуверенности, а иногда и лени), призывал тебя быть по возможности достойным этого общения, этих советов и этой поддержки.
Склоняю свою голову перед светлым образом дорогой Елены Цезаревны Чуковской.
Сейчас, несмотря на то, что она покинула нас, — она с нами, она в душе каждого из нас, она рядом.
Максим ФРОЛОВ, историк литературы, научный сотрудник ИМЛИ РАН