Сказка о василисе золотой косе. Сказка о василисе золотой косе, непокрытой красе и об иване-горохе

Рождается немало богатырей на земле русской. Да таких удалых, смелых, что любое препятствие им нипочем. Делают богатыри много дел добрых, нужных. Из беды и своих родных выручают и чужим людям свободу даруют. Мать с отцом довольны, что богатырей таких воспитывают. А нам сказки про богатырей любо-дорого читать, уму-разуму учиться. Да не только про богатырей, но и про дела их добрые, поступки их хорошие.

«Сказка о Василисе, золотой косе, непокрытой красе, и об Иване Горохе»

Жил-был царь Светозар. У него, у царя, было два сына и красавица дочь.

Двадцать лет жила она в светлом тереме; любовались на нее царь с царицею, еще мамушки и сенные девушки, но никто из князей и богатырей не видал ее лица, а царевна-краса называлась Василиса, золотая коса; никуда она из терема не ходила, вольным воздухом царевна не дышала.

Много было у нее и нарядов цветных, и каменьев дорогих, но царевна скучала: душно ей в тереме, в тягость покрывало! Волосы ее густые, златошелковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят; и царевну Василису стали люди величать: Золотая коса, непокрытая краса.

Но земля слухом полнится: многие цари узнавали и послов присылали царю Светозару челом бить, царевну в замужество просить.

Царь не спешил; только время пришло, и отправил он гонцов во все земли с вестью, что будет царевна жениха выбирать: чтоб цари и царевичи съезжались, собирались к нему пировать, а сам пошел в терем высокий сказать Василисе Прекрасной. Царевне на сердце весело; глядя из окошка, из-за решетки золотой, на сад зеленый, лужок цветной, захотела она погулять; попросила ее отпустить в сад — с девицами поиграть.

— Государь-батюшка! — она говорила. — Я еще свету Божия не видала, по траве, по цветам не ходила, на твой царский дворец не смотрела; дозволь мне с мамушками, с сенными девушками в саду проходиться.

Царь дозволил, и сошла Василиса Прекрасная с высокого терема на широкий двор. Отворились ворота тесовые, очутилась она на зеленом лугу пред крутою горой; по горе той росли деревья кудрявые, на лугу красовались цветы разновидные. Царевна рвала цветочки лазоревые; отошла она немного от мамушек — в молодом уме осторожности не было; лицо ее было открыто, красота без покрова…

Вдруг поднялся сильный вихрь, какого не видано, не слыхано, людьми старыми не запомнено; закрутило, завертело, глядь — подхватил вихрь царевну, понеслась она по воздуху. Мамки вскрикнули, ахнули, бегут, оступаются, во все стороны мечутся, но только и увидели, как помчал ее вихрь. И унесло Василису, золотую косу, через многие земли великие, реки глубокие, через три царства в четвертое, в область Змея Лютого.

Мамки бегут в палаты, слезами обливаются, царю в ноги бросаются:
— Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе; не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихрь унес наше солнышко, Василису-красу, золотую косу, и неведомо куда.

Все рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, а и в гневе бедных помиловал.

Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль-думу царскую, спросили его: что случилося?

— Грех надо мною! — сказал им царь. — Вихрем унесло мою дочь, дорогую Василису, косу золотую, и не знаю — куда. Рассказал все, как было.

Пошел говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали, перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается; бросились в терем царевны — нигде не нашли ее.

Царь их одарил, каждого из казны наделил; сели они на коней, он их с честью проводил; светлые гости откланялись, по своим землям разъехались.

Два царевича молодых, братья удалые Василисы, золотой косы, видя слезы отца-матери, стали просить родителей:

— Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!
— Сыновья мои милые, дети родимые, — сказал царь невесело, — куда ж вы поедете?
— Поедем мы, батюшка, везде, куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят; авось мы и сыщем ее!

Царь их благословил, царица в путь снарядила; поплакали, расстались.
Едут два царевича; близко ли путь, далеко ли, долго ли в езде, коротко ли, оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля Змея Лютого. И спрашивают царевичи встречных:

— Не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса, золотая коса?

И от встречных в ответ им:

— Мы ее не знали, где она — не слыхали.

Дав ответ, идут в сторону. Подъезжают царевичи к великому городу; стоит на дороге предряхлый старик — и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыню. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе, золотой косе, непокрытой красе?

— Эх, дружки! — отвечал старик. — Знать, что вы из чужой земли! Наш правитель Лютый Змей запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами. Нам под страхом заказано говорить-пересказывать, как пронес мимо города вихрь царевну прекрасную.

Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая; рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья, в обе стороны расходятся, сходятся.

На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решетку золотую, и от радости вскрикнула — братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало, и царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить. А Змей Лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася-боялася, чтобы он не увидел их.

Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повертываться, по местам передвигаться. Царевна испугалась и братьям говорит:

— Змей летит! Змей летит! Оттого и дворец кругом перевертывается. Скройтесь, братья!

Лишь сказала, как Змей Лютый влетел, и он крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом:

— Кто тут живой человек?
— Мы, Змей Лютый! — не робея, отвечали царевичи. — Из родной земли за сестрой пришли.
— А, это вы, молодцы! — вскрикнул Змей, крыльями хлопая. — Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать; вы братья ей родные, богатыри, да небольшие!

И Змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого и свистнул, и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мертвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров.

Залилась царевна слезами, Василиса, коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет бы глядеть не хотела; дня два и третий проходят, ей не умирать стать, умереть не решилася: жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала.

А сама думу думает, как бы от Змея избавиться, и стала выведывать ласкою.

— Змей Лютый! — сказала она. — Велика твоя сила, могуч твой полет, неужели тебе супротивника нет?

— Еще не пора, — молвил Змей, — на роду моем написано, что будет мне супротивник Иван Горох, и родится он от горошинки.

В том саду из пригорка выбегала струею ключевая вода, а над ней был колодезь беломраморный. Зачерпнув золотым ковшом воды чистой, как слезинка, царица пить поспешила и вдруг проглотила с водою горошинку. Разбухла горошинка, и царице тяжелешенько; горошинка растет да растет, а царицу все тягчит да гнетет. Прошло несколько времени — родила она сына; дали ему имя Иван Горох, и растет он не по годам, а по часам, гладенький, кругленький; глядит, усмехается, прыгает, выскочит, да в песке он катается, и все прибывает в нем силы, так что лет в десять стал могуч богатырь. Начал он спрашивать царя и царицу, много ли было у него братьев и сестер, и узнал, как случилось, что сестру вихрь унес неведомо куда. Два брата отпросились отыскивать сестру и без вести пропали.

— Батюшка, матушка, — просился Иван Горох, и меня отпустите; братьев и сестру отыскать благословите.
— Что ты, дитя мое! — в один голос сказали царь и царица. — Ты еще зеленехонек-молодехонек; братья твои пошли да пропали, и ты, как пойдешь, пропадешь.
— Авось не пропаду! — сказал Иван Горох. — А братьев и сестры доискаться хочу.

Уговаривали и упрашивали сына милого царь с царицею, но он просится, всплачет, взмолится; в путь-дорогу снарядили, со слезами отпустили.

Вот Иван Горох на воле, выкатился в чистое поле; едет он день, едет другой, к ночи в лес темный съезжает. В лесу том избушка на курьих ножках от ветра шатается, сама перевертывается. По старому присловью, по мамкину сказанью.

— Избушка, избушка, — молвил Иван, подув на нее — стань к лесу задом, ко мне передом!

И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит:

— Кого Бог несет?

Иван поклонился, спросить торопился:

— Не видала ли, бабушка, вихря залетного? В какую он сторону уносит красных девиц?

— Ох-ох, молодец! — отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. — Меня тоже напугал этот вихрь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит; ведь это не вихрь, а Змей Лютый!

— Как бы дойти к нему? — спросил Иван.
— Что ты мой свет. Змей проглотит тебя!
— Авось не проглотит!
— Смотри, богатырь, головы не спасти; а если вернешься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснешься – помолодеешь, — промолвила она, через силу шевеля губами.
— Добуду — принесу, бабушка! Слово даю.
— Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится; через год дойдешь до Лисьей горы, там спроси, где дорога в Змеиное царство.
— Спасибо, бабушка!
— Не на чем, батюшка!

Вот Иван Горох пошел в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошел он три государства, дошел и до Змеиного царства.

Перед городским и воротами увидел он нищего — хромого, слепого старика с клюкой и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, Василисы молодой, косы золотой.

— Есть, да не велено сказывать, — отвечал ему нищий.

Иван догадался, что сестра его там. Добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошел. На ту пору Василиса-краса, золотая коса, смотрит в окошко, не летит ли Змей Лютый, и приметила издалека богатыря молодого, знать о нем пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого он рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой?

Услышав, что пришел Иван, брат меньшой (а царевна его и в лицо не знавала), Василиса к нему подбежала, встретила брата со слезами.

— Беги поскорее, — закричала, — беги, братец! Скоро Змей будет, увидит — погубит!

— Сестрица любезная! — ответил ей Иван. — Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я Змея и всей силы его.
— Да разве ты Горох, — спросила Василиса, коса золотая, — чтоб сладить с ним мог?
— Погоди, друг-сестрица, прежде напои меня; шел я под зноем, приустал я с дороги, так хочется пить!
— Что же ты пьешь, братец?
— По ведру меду сладкого, сестрица любезная!

Василиса, коса золотая, велела принести ведро меду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом; попросил налить другое!

Царевна приказать торопилась, а сама смотрела, дивилась.
— Ну, братец, — сказала, — тебя я не знала, я теперь поверю, что ты Иван Горох.
— Дай же присесть, немного отдохнуть с дороги.

Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается; принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал и погнулся.

— Ах, братец, — вскричала царевна, — это стул Змея Лютого.
— Ну, видно, я потяжеле, — сказал Горох, усмехнувшись, встал и пошел на улицу, из палат в кузницу. И там заказал он старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посох железный в пятьсот пуд. Кузнецы за работу взялись, принялись, куют железо, день и ночь молотами гремят, только искры летят; через сорок часов был посох готов. Пятьдесят человек несут, едва тащат, а Иван Горох взял одной рукой — бросил посох вверх. Посох полетел, как гроза, загремел, выше облака взвился, из вида скрылся.

Весь народ прочь бежит, от страха дрожит, думая: когда посох на город упадет, стены прошибет, людей передавит, а в море упадет — море расхлестнет, город затопит. Но Иван Горох спокойно в палаты пошел, да только сказать велел, когда посох назад полетит. Побежал с площади народ, смотрят из-под ворот, смотрят из окон: не летит ли посох? Ждут час, ждут другой, на третий задрожали, сказать прибежали, что посох летит!

Тогда Горох выскочил на площадь, руку подставил, на лету подхватил, сам не нагнулся, а посох на ладони согнулся. Иван посох взял, на коленке поправил, разогнул и пошел во дворец.

Вдруг послышался страшный свист — мчится Змей Лютый; конь его, вихрь, стрелою летит, пламенем пышет; с виду Змей богатырь, — а голова змеиная. Когда он летит, еще за десять верст весь дворец начнет повертываться, с места на место передвигаться, а тут Змей видит — дворец с места не трогается. Видно, седок есть!
Змей призадумался, присвистнул, загаркал; конь-вихрь тряхнул черною гривою, размахнул широкие крылья, взвился, зашумел; Змей подлетает ко дворцу, а дворец с места не трогается.

— Ого! — заревел Змей Лютый. — Видно, есть супротивник. Не Горох ли в гостях у меня? Скоро пришел богатырь. Я посажу тебя на ладонь одною рукою, прихлопну другою, костей не найдут.
— Увидим, как тут, — молвил Иван Горох. А Змей с вихря кричит:
— Расходись, Горох, не катайся!
— Лютый Змей, разъезжайся! — Иван отвечал, посох поднял.
Змей разлетелся ударить Ивана, поднять на копье, промахнулся; Горох отскочил, не шатнулся.
— Теперь я тебя! — зашумел Горох, пустил в Змея посох и так огорошил, что Змея в куски разорвал, разметал, а посох землю пробил, ушел через два в третье царство.

Народ шапки вверх побросал, Ивана царем величал. Но Иван тут, приметя кузнеца-мудреца, в награду, что посох скоро сработал, старика подозвал и народу сказал:
— Вот вам голова! Слушайте его, на добро радея, как прежде на зло слушали вы Лютого Змея.

Иван добыл и живо-мертвой воды, спрыснул братьев; поднялись молодцы, протирая глаза, сами думают:
— Долго спали мы; Бог весть, что сделалось!
— Без меня и век бы вы спали, братья милые, други родимые, — сказал им Иван Горох, прижимая к ретивому сердцу.

Отец и мать Ивана встречали с радостью, с честью; гонцов разослал и во все земли с вестью, что возвратилась дочь их родная, Василиса, коса золотая. В городе звон, по ушам трезвон, трубы гудят, бубны стучат, самопалы гремят. Василиса жениха дождалась, а царевичу невеста нашлась.

Четыре венца заказали, две свадьбы пировали. На веселье, на радостях пир горой, мед рекой. Деды дедов там были, мед пили, и до нас дошло, по усам текло, в рот не попало; только ведомо стало, что Иван по смерти отца принял царский венец, правил со славой державой, и в роды родов славилось имя царя Гороха!

I.5 СКАЗКА О ВАСИЛИСЕ ЗОЛОТОЙ КОСЕ,
НЕПОКРЫТОЙ КРАСЕ И ОБ ИВАНЕ - ГОРОХЕ.
(Афанасьев, 560, т.3, стр. 321)

С полной версией книги можно ознакомиться, пройдя по ссылке:
http://www.scribd.com/doc/75867476

Сюжет этой сказки – двухгодичный, с четырьмя полугодичными циклами. Это вариант сюжета сказки о похищении (Василисы – Весны - жизненной силы). В сказке два Мира: Мир Василисы и Мир Змея. В каждом из Миров свой 12-ти месячный мифологический календарь. Выделенные пронумерованные события выстраиваются в цепочку по этим условным месяцам. Переход из одного Мира в другой Мир означает переход событийной цепочки в другую календарную плоскость. Начало сюжета привязано к началу апреля в плоскости Мира Василисы. Цепочка событий заканчивается свадьбой также в апреле по возвращении героев из Мира Змея.

КАЛЕНДАРНЫЙ ХРОНОТОП:

Царство Василисы.
\0. Жил был царь Светозар. Два сына и дочь Василиса. Хранил он её в тереме. Скучно ей было. \1. Пришло время и послал царь гонцов к соседям, чтобы приезжали сватать его дочь. \2. Попросилась она погулять. Отпустил её отец в сад. Гуляли девушки да и забыли про неё. \3. Вдруг налетел Вихрь и унёс Василису за три царства (день Ивана Купало). \4. Приехали званные гости, увидели, что нет Василисы. И разъехались по домам. Только два её брата решили отправиться на её поиски. \5. Едут они год. \6. Едут два. Подъезжают к стране Змея. Встречают старичка нищего. Бросают ему копеечку. Он признается, что Василиса здесь.

Царство Змея.
\7. Подъезжают братья к Дворцу на серебряном столбе с разноцветным навесом крышей (осенние листья, Домовина). Узнала их Василиса. Встречает. Предлагает спрятаться. \8. Вдруг прилетает Змей на коне-вихре. Встреча с братьями. \9. Бой, Смерть двух братьев. Победа Змея. Братья в глубоком рву. \ 10. День тоскует, не ест Василиса. \11. Второй день голодает, печалится Василиса. \12. На третий день покушала. И лаской выведала у Змея, что победит его Иван-горох от горошинки.

Царство Василисы.
\13. Тосковала мать Василисы о детях, о Василисе и двух её братьях. Вышла к колодцу в сад. Выпила ключевой водицы да и проглотила с ней горошинку (в начале мая время посева гороха\3\: 6 мая день Горошника!). \14. Стала горошинка разбухать и родила царица сына, Ивана-гороха. \15. В 10 лет стал взрослым. Стал выспрашивать о сестрах-братьях. Рассказали ему о её похищении и о том, что братья тоже ушли и пропали (ложное похищение, пропажа). Решил он отправиться на их поиски. Снарядили его в путь-дорогу. (Сжигание куклы с первыми зернами нового урожая гороха на купальском костре - как отправка в иномирье посланца за похищенным. В древности был обычай – посылать через сжигание на костре человека к предкам в иномирье с просьбой или с каким-то срочным заданием \I.4\. Иногда для этого используется река: куклу топят в глубоком омуте, В Румынии глиняную куклу, которую топят в реке при вызывании дождя, называют Муму). \16\. Едет он день. \17. Едет другой. \18. К ночи подъезжает к лесу, а там избушка на курьих ножках, по ветру поворачивается. В избушке той старушка. Обещает он ей молодильной водички и она показывает ему дорогу к Змею.

Царство Змея.
\18. Покатился Иван-горох туда, куда Солнышко скатывается. Встречает старика-нищего, дает милостыню, тот показывает ему дорогу (плата за вход, древнегреческий аналог - Харон у входа в Аид). \19. Подъехал Иван-горох к Дворцу. Узнала его Василиса. Предлагает скрыться. \20. Испытание брата. Иван-горох выпил два ведра воды, сломал стулья. Изготовление кузнецом посоха железного пятьсот пудов. \21. Прилетел Змей. Стали они биться с Иваном-горохом и одолел его Иван. (В это время, а это Новый Год в реальном мире, в деревнях разжигают костры с "живым" огнём, бросают в него кусочки хлеба, кости птиц, лошадей, различные части утвари, оружия – все для Героя, сражающегося с похитителем. Т.к. костёр – место прямого соединения через Огонь с иномирьем, где в это время идет сражение со злом) \22. Награда кузнецу. \23. Награда старику-нищему: Иван делает его царем вместо Змея. \24. Живая и мертвая вода. Оживление братьев. Змеиная водица старушке в избушке (для омоложения). Возвращение по Лебединой Речке (к северному созвездию Лебедя: т.е. двигаясь на север! Гусиная дорога - Млечный путь - по которому отлетают гуси.) в своё царство.

В рассматриваемом хронотопе при совмещении совпадают моменты: похищение Василисы \3\ и узнавание Иваном-горохом о похищении сестры и пропаже братьев \15\; встречи со старушкой и со стариком-нищим \6\ и \18\; встречи с сестрой \7\ и \19\; бой братьев и Ивана-гороха со Змеем \9\ и \21\;

(см. изображение в начале странички)

Событийный хронотоп сказки.

Дом.
Радостная встреча. Свадьбы. Пир горой, мед рекой (Комоедица-Масленица).

В этой сказке есть новый и редкий момент для русских сказок – появление старушки в конце летних циклов (Лето на исходе, увядающая Природа, которой необходимо омолодиться по весне, (пункты \6. и \18.), а также старик-нищий, встретивший героев в «иномирье» и требующий милостыню от перешедших в мир Змея. Женщина-нищенка вполне соответствует образу покровительницы рода, берущей под опеку переходящего в иной мир героя, а старик в иномирье – похож на Харона из древнегреческой мифологии, берущего плату за проезд. Герой, победив Змея, возвращается домой и омолаживает Лето\Природу. Такова, в общем виде, возможная интерпретация этого сюжета в рамках мифологической школы.

Отметим, что в древности в ритуальный огонь на Новый Год бросали (и добровольно бросались престарелые волхвы – обычай преждевременного умерщвления стариков) человеческие жертвы, которые затем заменили животные, а ещё позже - деревянные куклы, внутри которых прятали горшочки с письменными посланиями и просьбами. Моя матушка, родом из-под Шатска, что в Рязани, давным-давно, в пору моего детства говорила при сжигании Масленицы-посланницы: "Масленица, ты наша Посланница. Передай отцам и дедам наше посланнице!".

Правда, сегодня, большинство людей, проводящих широкую Масленицу, воспринимают Масленицу как злую старуху-зиму... Но если она - зло, то почему нужно бросать её пепел в первую борозду?

Согласно нашей интерпретации событийного хронотопа сказки, в соответствии с основной мифологемой, смысл такого ритуала в том, что в иномирье, на помощь Герою–освободителю посылался помощник – человек (обычно это был лучший из рода, самый сильный юноша или самая красивая, достойная девушка), который должен помочь Герою окончательно одолеть Противника и помочь Герою с добычей вернуться в свой мир. Такой обычай жертвоприношения существовал и у кельтов и у даков, и у фракийцев. Отголоском этого обряда и может быть священный купальский или святочный (на зимний солнцеворот) огонь \ I.4, стр.129\.

I.6 БАБА -ЯГА И ЖИХАРЬ
(Афанасьев, т.1. № 106, стр. 169)

Приведем ещё один пример, иллюстрирующий детали построения цепочки событий сюжета сказки и построение календарного хронотопа. В рассматриваемой сказке прослеживаются отголоски магических ритуальных обрядов, совершаемых в годовом цикле. Основные герои – оборотни, способные в определенных условиях (время, место, ритуал) быть посредниками между миром живых и иномирьем: (Кот, Воробей, Жихарь (домовой) – в этом мире, Баба-яга, и её три дочери – в иномирье). Особенность ритуальных обрядов в том, что они должны совершаться молча (молчаливая еда, немая вода, живой огонь). Предполагается, что в ритуале духи иномирья и совершающий ритуал соприкасаются непосредственно, но друг друга не видят, пока не обозначат себя словом, либо запахом, либо цветом. Моменты соприкосновения: условный май (родительская суббота - Ирий день, Вальпургиева ночь), Иван Купала (летнее солнцестояние), День оборотня (август), Дмитрова суббота (ноябрь), Святки, Сре-тенье, март, 1 апреля, Масленица. Местами соприкосновения могут быть вода, подземелье, костер (печь, очаг).. Огонь, как основное место реального соприкосновения и взаимовлияния живого мира и мира духов. В рассматриваемой сказке можно проследить все эти основные особенности древних магических ритуалов.

ХРОНОТОП:

Мир Жихаря.
\0. Жили Кот, Воробей и Жихарь. Пошли Кот и Воробей дрова рубить. Наказали Жихарю не разговаривать с Бабой-ягой. Спрятался он за печкой (печь – место, куда может прилетать нечисть через дымоход и огонь). /1. Прилетела Баба-яга. Захотела взять ложку Жихаря. Он пожадничал и выдал голосом себя.(Яга прилетала отведать ритуальной пищи на духов день-майскую родительскую субботу). Схватила его Яга и полетела к себе (нарушен запрет на молчание во время ритуала). \2. Позвал он на помощь друзей. Прибежали Кот и Воробей и отбили Жихаря (как оборотни, они имеют непосредственный контакт с нечистью. Период весенней активности оборотней). \3. На другой день было то же самое (это время – ночь на Ивана Купала). \4. Опять отбили Кот и Воробей Жихаря (середина августа, День оборотней: волчьи выходы, время летней активности оборотней). \5. Третий раз прилетела Яга. И опять схватила жадного Жихаря (сентябрь. первая растопка печи. Именно в это время и возможно проникновение Яги в мир.). \6.Звал друзей Жихарь, но слишком далеко они были. Не успели прибежать на помощь. Унесла Яга Жихаря к себе, в свой мир (Октябрь. Растительный дух, дух жизни унесён из этого, реального мира).

Мир Яги.
\7. Принесла Яга Жихаря к себе домой.(Ноябрь. Навий день.) \8. Велела старшей дочери испечь его в печи. Улетела. Дочка посадила Жихаря на лопату. Хотела его сбросить в огонь. Но он выставил ноги и не давался. Хотела она показать ему, как надо сидеть на лопате, а он её сбросил в огонь и закрыл дверцу (Декабрь. В деревнях изготовляли деревянную куклу-Старуху из полена (головни) и сжигали её в очаге. Говорили – сжигаем Старый Год. Сожгли куклу, не пустили Ягу к себе).

Прилетела обозленная и голодная Яга из нашего мира в свой, достала из своей печи мясо, съела, стала кататься на косточках (измазаться, изваляться, посыпать пеплом – ритуал очищения. Хотела набраться силы, духа жертвы, обернуться в жертву, в молодца Жихаря и проникнуть в его мир – из ритуалов жертвоприношений), и вдруг узнала, что это остатки её старшей дочери. Осерчала.

\9. Велела средней дочери изжарить Жихаря. Улетела. Средняя дочь растопила печь. И её тоже обманул Жихарь. Спалил, как и первую (Рождество. В деревнях растапливают «Рождественское полено» в образе куклы-Старухи). Опять прогнали Ягу из нашего мира. Прилетела Яга к себе. Съела жаркое. Стала кататься на косточках и обнаружила, что это останки средней дочери. \10. Велела младшей дочери изжарить Жихаря. Улетела. (февраль, сретенье. Нечистые дни. В кострах дожигают Рождественское полено. День домового. Выставляют на печку горшок с кашей для него.). То же произошло и с младшей дочкой. Прилетела Яга. Узнала про третью дочь. \11. Сама решила изжарить Жихаря (всё-таки страсть как хочется омолодиться! По народным поверьям в начале марта – день Кумахи, старухи-лихоманки.). Растопила печь, но и её также обманул Жихарь. Спалил он и Ягу в печи (ритуальный огонь в марте. Вариант - сжигание Старухи на Масленицу.).
\12. И вернулся Жихарь домой к друзьям (начало апреля, День пробуждения домового и водяного. Обманы и игры Домового. День дурака - всё списывают на него).

В сюжетах с Бабой-ягой, когда герой просит показать, как надо проходить в печь (подмена мальчика старухой), и её сжигает, прослеживаются отголоски кельтского Новогоднего обряда сжигания Старого года (полено в виде фигурки старухи), который проводится в Шотландии и в настоящее время 1 ноября (Новый год по скотоводческому календарю). Мальчик хитростью побеждает людоедку Бабу-ягу и освобождает сестричку (или сестра брата), или сам освобождается.

Если обратиться к зафиксированной в литературе традиции обрядов древней Греции, то в мифе о Персефоне и Деметре есть эпизод, когда Деметра, попав в дом смертного Келея, в благодарность за его помощь хотела отблагодарить его, сделав его сына Демофонта бессмертным и неуязвимым. Для этого она днем натирала его амброзией, а каждую ночь тайно укладывала его в печи на огонь (очищение и передача бессмертия из иномирья – из Мира Зевса (богов)) \I.18, стр.84\. По мифологическому календарю Зевса (см. выше, в Главе II) это соответствовало началу усл. ноября. Очень важный момент: богиня считает необходимым дать неуязвимость смертному в его мире. Это одна из немногих зафиксированных в мифах попыток представить Деметру волшебницей – помощницей (версия древнеегипетской Исиды - врачевательницы). В применении к сказке Деметра и три её дочери (сестры) – условные зимние месяцы (Персефона – жена Аида, повелителя Мира мертвых).

В русской фольклорной традиции зафиксирован обычай «паланья» детей \I.26\, когда ребёнка раскачивали перед горящей печью. Такое «припекание» детей рассматривалось, как попытка спасти больного, или заговорённого от смерти. Это поверье бытует до сих пор.
Отлёты Яги из своего дома мы рассматриваем, как попытки проникнуть в мир Жихаря, которые фиксируются периодами активности нечисти по народному календарю.

На примере этой сказки мы попытались найти одно из возможных и допустимых в пределах данной мифологемы объяснений определенных обрядов годового цикла. С привязкой к определенной календарной обрядовой традиции и бытующим поверьям сказка становиться более мотивированной, а обряды выстраиваются в глубоко продуманный магический ритуал. И восстанавливается сакральный характер народных поверий и представлений. Сохранившаяся обрядовая традиция помогает восполнить отсутствие знания исходного мифа, породившего те или иные сказочные сюжеты.

Отметим, что по сюжету сказки в июне (п.2) и в августе (п.7) оборотни (Кот и Воробей) играют положительную роль: они противостоят Яге, не пускают её в свой мир, защищают Жихаря и в результате не носят отрицательной этической окраски.

Жил-был царь Светозар. У него, у царя, было два сына и красавица дочь. Двадцать лет жила она в светлом тереме; любовались на нее царь с царицею, еще мамушки и сенные девушки, но никто из князей и богатырей не видал ее лица. А царевна-краса называлась Василиса золотая коса; никуда она из терема не ходила, вольным воздухом царевна не дышала; много было у ней и нарядов цветных и каменьев дорогих, но царевна скучала: душно ей в тереме, в тягость покрывало! Волосы ее густые, златошелковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят, и царевну Василису стали люди величать: золотая коса, непокрытая краса. Но земля слухом полнится: многие цари узнавали и послов присылали царю Светозару челом бить, царевну в замужество просить. Царь не спешил; только время пришло, и отправил он гонцов во все земли с вестью, что будет царевна жениха выбирать, чтоб цари и царевичи съезжались, сбирались к нему пировать, а сам пошел в терем высокий сказать Василисе Прекрасной. Царевне на сердце весело; глядя из окошка косящатого, из-за решетки золотой, на сад зеленый, лужок цветной, захотела она погулять; попросила ее отпустить в сад - с девицами поиграть. «Государь батюшка! - она говорила. - Я еще свету божия не видала, по траве, по цветам не ходила, на твой царский дворец не смотрела; дозволь мне с мамушками, с сенными девушками в саду проходиться».

Царь дозволил, и сошла Василиса Прекрасная с высокого терема на широкий двор. Отворились ворота тесовы, очутилась она на зеленом лугу пред крутою горой; по горе той росли деревья кудрявые, на лугу красовались цветы разновидные. Царевна рвала цветочки лазоревые; отошла она немного от мамушек - в молодом уме осторожности не было; лицо ее было открыто, красота без покрова... Вдруг поднялся сильный вихрь, какого не видано, не слыхано, людьми старыми не запомнено; закрутило, завертело, глядь - подхватил вихорь царевну, понеслась она по воздуху! Мамки вскрикнули, ахнули, бегут, оступаются, во все стороны мечутся; но только и увидели, как помчал ее вихорь! И унесло Василису золотую косу через многие земли великие, реки глубокие, через три царства в четвертое - в область змея лютого. Мамки бегут в палаты, слезами обливаются, царю в ноги бросаются: «Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе; не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихорь унес наше солнышко, Василису-красу золотую косу, и неведомо - куда». Всё рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, а и в гневе бедных помиловал.

Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль, думу царскую, спросили его: что случилося? «Грех надо мною! - сказал им царь. - Вихрем унесло мою дочь дорогую, Василису косу золотую, и не знаю - куда!» Рассказал все, как было. Пошел говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали, перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается? Бросились в терем царевны - нигде не нашли ее. Царь их одарил, каждого из казны наделил; сели они на коней, он их с честию проводил; светлые гости откланялись, по своим землям разъехались. Два царевича молодые, братья удалые Василисы золотой косы, видя слезы отца-матери, стали просить родителей: «Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!» - «Сыновья мои милые, дети родимые, - сказал царь невесело, - куда же вы поедете?» - «Поедем мы, батюшка, везде - куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят; авось мы и сыщем ее!» Царь их благословил, царица в путь снарядила; поплакали, расстались. Едут два царевича; близко ли путь, далеко ли, долго ль в езде, коротко ли - оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля змея лютого. И спрашивают царевичи встречных: не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса золотая коса? И от встречных в ответ им: «Мы ее не знали; где она - не слыхали». Дав ответ, идут в сторону. Подъезжают царевичи к великому городу; стоит на дороге предряхлый старик - и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыни. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе золотой косе, непокрытой красе? «Эх, дружки, - отвечал старик, - знать, что вы из чужой земли. Наш правитель лютый змей запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами; нам под страхом заказано говорить, пересказывать, как пронес мимо города вихрь царевну прекрасную». Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая; рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья в обе стороны расходятся-сходятся.

На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решетку золотую, и от радости вскрикнула - братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало. И царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить; а змей лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася, боялася, чтобы он не увидел их. Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повертываться, по местам передвигиваться. Царевна испугалась и братьям говорит: «Змей летит, змей летит, оттого и дворец кругом повертывается. Скройтесь, братья!» Лишь сказала, как змей лютый влетел, и он крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом: «Кто тут живой человек?» - «Мы, змей лютый! - не робея, отвечали царевичи. - Из родной земли за сестрой пришли». - «А, это вы, молодцы! - вскрикнул змей, крыльями хлопая. - Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать; вы братья ей родные, богатыри, да небольшие!» И змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого и свистнул и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мертвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров! Залилась царевна слезами, Василиса коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет бы глядеть не хотела; дня два и три проходит - ей не умирать стать, умереть не решилася - жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала. А сама думу думает, как бы от змея избавиться, и стала выведывать ласкою. «Змей лютый! - сказала она. - Велика твоя сила, могуч твой полет, неужели тебе супротивника нет!» - «Еще не пора! - молвил змей. - На роду моем написано, что будет мне супротивник Иван-Горох, и родится он от горошинки».

Змей в шутку сказал, супротивника не ждал. Надеется сильный на силу, а и шутка находит на правду. Тосковала мать прекрасной Василисы, что нет весточки о детях; за царевною царевичи пропали. Вот пошла она однажды разгуляться в сад с боярынями. День был знойный, пить царица захотела. В том саду из пригорка выбегала струею ключевая вода, а над ней был колодезь беломраморный. Зачерпнув золотым ковшом воды чистой, как слезинка, царица пить поспешила и вдруг проглотила с водою горошинку. Разбухла горошинка, и царице тяжелешенько; горошинка растет да растет, а царицу все тягчит да гнетет. Прошло несколько времени - родила она сына; дали ему имя Иван-Горох, и растет он не по годам, а по часам, гладенький, кругленький! Глядит, усмехается, прыгает, выскочит, да в песке он катается, и все прибывает в нем силы, так что лет в десять стал могуч богатырь. Начал он спрашивать царя и царицу, много ли было у него братьев и сестер, и узнал, как случилось, что сестру вихрь унес - неведомо куда; два брата отпросились отыскивать сестру и без вести пропали. «Батюшка, матушка, - просился Иван-Горох, - и меня отпустите; братьев и сестру отыскать благословите». - «Что ты, дитя мое! - в один голос сказали царь и царица. - Ты еще зеленехонек-молодехонек; братья твои пошли да пропали, а ты как пойдешь - пропадешь!» - «Авось не пропаду! - сказал Иван-Горох. - Я братьев и сестры доискаться хочу». Уговаривали и упрашивали сына милого царь с царицею, но он просится, всплачет, взмолится; в путь-дорогу снарядили, со слезами отпустили.

Вот Иван-Горох на воле, выкатился в чистое поле; едет он день, едет другой, к ночи в лес темный въезжает. В лесу том избушка на курьих ножках, от ветра шатается, сама перевертывается. По старому присловью, по мамкину сказанью - «Избушка, избушка, - молвил Иван, подув на нее, - стань к лесу задом, ко мне передом». И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит: «Кого бог несет?» Иван поклонился, спросить торопился: «Не видала ли, бабушка, вихря залетного? В какую он сторону уносит красных девиц?» - «Ох-ох, молодец! - отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. - Меня тоже напугал этот вихрь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит! Ведь это не вихорь, а змей лютый!» - «Как бы дойти к нему?» - спросил Иван. «Что ты, мой свет, змей проглотит тебя». - «Авось не проглотит!» - «Смотри, богатырь, головы не спасти; а если вернешься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснешься - помолодеешь!» - промолвила она, через силу шевеля губами. «Добуду - принесу, бабушка! Слово даю». - «Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится; через год дойдешь до Лисьей горы, там спроси - где дорога в змеиное царство». - «Спасибо, бабушка!» - «Не на чем, батюшка!» Вот Иван-Горох пошел в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошел он три государства, дошел и до змеиного царства. Перед городскими воротами увидел он нищего - хромого, слепого старика с клюкой, и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, молодой Василисы косы золотой. «Есть, да не велено сказывать!» - отвечал ему нищий. Иван догадался, что сестра его там; добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошел.

На ту пору Василиса-краса золотая коса смотрит в окошко, не летит ли змей лютый, и приметила издалека богатыря молодого, знать об нем пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого он рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой? Услышав, что пришел Иван, брат меньшой (а царевна его и в лицо не знавала), Василиса к нему подбежала, встретила брата со слезами. «Беги поскорее, - закричала, - беги, братец! Скоро змей будет, увидит - погубит!» - «Сестрица любезная! - отвечал ей Иван. - Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я змея и всей силы его». - «Да разве ты - Горох, - спросила Василиса коса золотая, - чтоб сладить с ним мог?» - «Погоди, друг-сестрица, прежде напой меня; шел я под зноем, приустал я с дороги, так хочется пить». - «Что же ты пьешь, братец?» - «По ведру меду сладкого, сестрица любезная!» Василиса коса золотая велела принести ведро меду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом; попросил налить другое. Царевна приказать торопилась, а сама смотрела-дивилась. «Ну, братец, - сказала, - тебя я не знала, а теперь поверю, что ты Иван-Горох». - «Дай же присесть немного - отдохнуть с дороги». Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается; принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал и погнулся. «Ах, братец, - вскричала царевна, - это стул змея лютого». - «Ну, видно, я потяжеле!» - сказал Горох, усмехнувшись, встал и пошел на улицу, из палат в кузницу. И там заказал он старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посох железный в пятьсот пуд. Кузнецы за работу взялись-принялись, куют железо, день и ночь молотами гремят, только искры летят; через сорок часов был посох готов. Пятьдесят человек несут - едва тащат, а Иван-Горох взял одной рукой бросил посох вверх - посох полетел, как гроза загремел, выше облака взвился, из вида скрылся. Весь народ прочь бежит, от страха дрожит, думая: когда посох на город упадет, стены прошибет, людей передавит, а в море упадет - море расхлестнет, город затопит. Но Иван-Горох спокойно в палаты пошел, да только сказать велел, когда посох назад полетит. Побежал с площади народ, смотрят из-под ворот, смотрят из окон, не летит ли посох? Ждут час, ждут другой, на третий задрожали, сказать прибежали, что посох летит. Тогда Горох выскочил на площадь, руку подставил, на лету подхватил, сам не нагнулся, а посох на ладони согнулся; Иван посох взял, на коленке поправил, разогнул и пошел во дворец.

Вдруг послышался страшный свист - мчится змей лютый, конь его вихорь стрелою летит, пламенем пышет; с виду змей - богатырь, а голова змеиная. Когда он летит, еще за десять верст весь дворец начнет повертываться, с места на место передвигаться; а тут дворец с места не трогается. Видно, седок есть! Змей призадумался, присвистнул, загаркал; конь-вихорь тряхнул черною гривою, размахнул широкие крылья, взвился, зашумел; змей подлетает ко дворцу, а дворец с места не трогается. «Ого! - заревел змей лютый. - Видно, есть супротивник; не Горох ли в гостях у меня?» Скоро пришел богатырь. «Я посажу тебя на ладонь одною рукою, прихлопну другою - костей не найдут!» - «Увидим!» - молвил Иван-Горох; с посохом выходит, а змей с вихря кричит: «Расходись, Горох, не катайся!» - «Лютый змей, разъезжайся!» - Иван отвечал, посох поднял. Змей разлетелся ударить Ивана, взоткнуть на копье - промахнулся; Горох отскочил - не шатнулся. «Теперь я тебя!» - зашумел Горох, пустил в змея посох и так огорошил, что змея в куски разорвал, разметал, а посох землю пробил, ушел через два в третье царство. Народ шапки вверх побросал, Ивана царем величал; но Иван тут, приметя кузнеца-мудреца, в награду, что посох скоро сработал, старика подозвал и народу сказал: «Вот вам голова! Слушайте его, на добро радея, как прежде на зло слушали вы лютого змея». Иван добыл и живо-мертвой воды, спрыснул братьев; поднялись молодцы, протирают глаза, сами думают: «Долго спали мы; бог весть, что сделалось!» - «Без меня и век бы вы спали, братья милые, други родимые!» - сказал им Иван-Горох, прижимая к ретивому сердцу. Не забыл он взять и змеиной водицы; корабль снарядил по реке лебединой с Василисой-красой, золотою косой поплыл в земли свои через три царства в четвертое; не забыл и старушки в избушке, дал ей умыться змеиной водицей: обернулась она молодицей, запела-заплясала, за Горохом бежала, в пути провожала. Отец и мать Ивана встречали с радостью, с честью; гонцов разослали во все земли с вестью, что возвратилась дочь их родная, Василиса коса золотая. В городе звон, по ушам трезвон, трубы гудят, бубны стучат, самопалы гремят. Василиса жениха дождалась, а царевичу невеста нашлась. Четыре венца заказали, две свадьбы пировали, на веселье на радостях пир горой, мед рекой! Деды дедов там были, мед пили, и до нас дошло, по усам текло, в рот не попало; только ведомо стало, что Иван по смерти отца принял царский венец, правил со славой державой, и в роды родов славилось имя царя Гороха.

Жил-был царь Светозар. У него, у царя, было два сына и красавица дочь.

Двадцать лет жила она в светлом тереме; любовались на нее царь с царицею, еще мамушки и сенные девушки, но никто из князей и богатырей не видал ее лица, а царевна-краса называлась Василиса, золотая коса; никуда она из терема на ходила, вольным воздухом царевна не дышала.

Много было у ней и нарядов цветных, и каменьев дорогих, но царевна скучала: душно ей в тереме, в тягость покрывало! Волосы ее густые, златошелковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят; и царевну Василису стали люди величать: Золотая коса, непокрытая краса.

Царь не спешил; только время пришло, и отправил он гонцов во все земли с вестью, что будет царевна жениха выбирать: чтоб цари и царевичи съезжалисьсобирались к нему пировать, а сам пошел в терем высокий сказать Василисе Прекрасной. Царевне на сердце весело; глядя из окошка косящатого, из-за решетки золотой, на сад зеленый, лужок цветной, захотела она погулять; попросила ее отпустить в сад - с девицами поиграть.

Государь-батюшка! - она говорила. - Я еще свету Божия не видала, по траве, по цветам не ходила, на твой царский дворец не смотрела; дозволь мне с мамушками, с сенными девушками в саду проходиться. Царь дозволил, и сошла Василиса Прекрасная с высокого терема на широкий двор. Отворились ворота тесовые, очутилась она на зеленом лугу пред крутою горой; по горе той росли деревья кудрявые, на лугу красовались цветы разновидные. Царевна рвала цветочки лазоревые; отошла она немного от мамушек - в молодом уме осторожности не было; лицо ее было открыто, красота без покрова...

Вдруг поднялся сильный вихорь, какого не видано, не слыхано, людьми старыми не запомнено; закрутило, завертело, глядь - подхватил вихорь царевну, понеслась она по воздуху! Мамки вскрикнули, ахнули, бегут, оступаются, во все стороны мечутся, но только и увидели, как помчал ее вихорь! И унесло Василису, золотую косу, через многие земли великие, реки глубокие, через три царства в четвертое, в область Змея Лютого. Мамки бегут в палаты, слезами обливаются, царю в ноги бросаются:

Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе; не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихорь унес наше солнышко, Василису-красу, золотую косу, и неведомо - куда.

Все рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, а и в гневе бедных помиловал.

Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль, думу царскую, спросили его: что случилося?

Грех надо мною! - сказал им царь. - Вихрем унесло мою дочь, дорогую Василису, косу золотую, и не знаю - куда.

Рассказал все, как было. Пошел говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали-перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается? Бросились в терем царевны - нигде не нашли ее. Царь их одарил, каждого из казны наделил; сели они на коней, он их с честью проводил; светлые гости откланялись, по своим землям разъехались.

Два царевича молодые, братья удалые Василисы, золотой косы, видя слезы отца-матери, стали просить родителей:

Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!

Сыновья мои милые, дети родимые, - сказал царь невесело, - куда ж вы поедете?

Поедем мы, батюшка, везде, куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят; авось мы и сыщем ее!

Царь их благословил, царица в путь снарядила; поплакали, расстались.

Едут два царевича; близко ли путь, далеко ли, долго ли в езде, коротко ли, оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля Змея Лютого. И спрашивают царевичи встречных.

Не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса, золотая коса?

И от встречных в ответ им:

Мы ее не знали, где она - не слыхали. Дав ответ, идут в сторону. Подъезжают царевичи к великому городу; стоит на дороге предряхлый старик - и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыни. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе, золотой косе, непокрытой красе?

Эх, дружки! - отвечал старик. - Знать, что вы из чужой земли! Наш правитель Лютый Змей запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами. Нам под страхом заказано говорить-пересказывать, как пронес мимо города вихорь царевну прекрасную. Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая; рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья, в обе стороны расходятся-сходятся.

На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решетку золотую, и от радости вскрикнула - братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало, и царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить. А Змей Лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася-боялася, чтобы он не увидел их.

Змей летит! Змей летит! Оттого и дворец кругом перевертывается. Скройтесь, братья!

Лишь сказала, как Змей Лютый влетел, и он крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом:

Кто тут живой человек?

Мы, Змей Лютый! - не робея, отвечали царевичи. - Из родной земли за сестрой пришли.

А, это вы, молодцы! - вскрикнул Змей, крыльями хлопая. - Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать; вы братья ей родные, богатыри, да небольшие!

Залилась царевна слезами, Василиса, коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет бы глядеть не хотела; дня два и три проходит - ей не умирать стать, умереть не решилася - жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала. А сама думу думает, как бы от Змея избавиться, и стала выведывать ласкою.

Змей Лютый! - сказала она. - Велика твоя сила, могуч твой полет, неужели тебе супротивника нет?

Еще не пора, - молвил Змей, - на роду моем написано, что будет мне супротивник Иван Горох, и родится он от горошинки."

Батюшка, матушка, - просился Иван Горох, и меня отпустите; братьев и сестру отыскать благословите.

Авось не пропаду! - сказал Иван Горох. - А братьев и сестры доискаться хочу.

Избушка, избушка, - молвил Иван, подув на нее - стань к лесу задом, ко мне передом!

И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит:

Кого Бог несет?

Иван поклонился, спросить торопился:

Не видала ли, бабушка, вихря залетного? В какую он сторону уносит красных девиц?

Ох-ох, молодец! - отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. - Меня тоже напугал этот вихорь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит; ведь это не вихорь, а Змей Лютый!

Как бы дойти к нему? - спросил Иван.

Что ты мой свет. Змей проглотит тебя!

Авось не проглотит!

Смотри, богатырь, головы не спасти; а если вернешься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснешься - помолодеешь! - промолвила она, через силу шевеля губами.

Добуду - принесу, бабушка! Слово даю.

Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится; через год дойдешь до Лисьей горы, там спроси, где дорога в змеиное царство.

Спасибо, бабушка!

Не на чем, батюшка!

Вот Иван Горох пошел в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошел он три государства, дошел и до змеиного царства.

Перед городским и воротами увидел он нищего - хромого, слепого старика с клюкой и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, Василисы молодой, косы золотой.

Есть, да не ведено сказывать, - отвечал ему нищий.

Иван догадался, что сестра его там. Добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошел. На ту пору Василиса-краса, золотая коса, смотрит в окошко, не летит ли Змей Лютый, и приметила издалека богатыря молодого, знать об нем пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого он рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой?

Беги поскорее, - закричала, - беги, братец! Скоро Змей будет, увидит - погубит!

Сестрица любезная! - ответил ей Иван. - Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я Змея и всей силы его.

Да разве ты - Горох, - спросила Василиса, коса золотая, - чтоб сладить с ним мог?

Погоди, друг-сестрица, прежде напои меня; шел я под зноем, приустал я с дороги, так хочется пить!

Что же ты пьешь, братец?

По ведру меду сладкого, сестрица любезная!

Василиса, коса золотая, велела принести ведро меду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом; попросил налить другое.

Царевна приказать торопилась, а сама смотрела-дивилась.

Ну, братец, - сказала, - тебя я не знала, я теперь поверю, что ты Иван Горох.

Дай же присесть, немного отдохнуть с дороги. Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается; принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал и погнулся.

Ах, братец, - вскричала царевна, - это стул Змея Лютого.

Ну, видно, я потяжеле, - сказал Горох, усмехнувшись, встал и пошел на улицу, из палат в кузницу. И там заказал он старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посох железный в пятьсот пуд. Кузнецы за работу взялись-принялись, куют железо, день и ночь молотами гремят, только искры летят; через сорок часов был посох готов. Пятьдесят человек несут едва тащат, а Иван Горох взял одной рукой - бросил посох вверх. Посох полетел, как гроза, загремел, выше облака взвился, из вида скрылся. Весь народ прочь бежит, от страха дрожит, думая: когда посох на город упадет, стены прошибет, людей передавит, а в море упадет - море расхлестнет, город затопит. Но Иван Горох спокойно в палаты пошел, да только сказать велел, когда посох назад полетит. Побежал с площади народ, смотрят из-под ворот, смотрят из окон: не летит ли посох? Ждут час, ждут другой, на третий задрожали, сказать прибежали, что посох летит.

Вдруг, послышался страшный свист - мчится Змей Лютый; конь его, вихорь, стрелою летит, пламенем пышет; с виду Змей - богатырь, а голова змеиная. Когда он летит, еще за десять верст весь дворец начнет повертываться, с места на место передвигаться, а тут Змей видит - дворец с места не трогается. Видно, седок есть!

Змей призадумался, присвистнул, загаркал; коньвихорь тряхнул черною гривою, размахнул широкие крылья, взвился, зашумел; Змей подлетает ко дворцу, а дворец с места не трогается.

Ого! - заревел Змей Лютый. - Видно, есть супротивник. Не Горох ли в гостях у меня? Скоро пришел богатырь. Я посажу тебя на ладонь одною рукою, прихлопну другою - костей не найдут.

Увидим, как тут, - молвил Иван Горох. А Змей с вихря кричит:

Расходись, Горох, не катайся!

Лютый Змей, разъезжайся! - Иван отвечал, посох поднял.

Змей разлетелся ударить Ивана, взоткнуть на копье - промахнулся; Горох отскочил - не шатнулся.

Теперь я тебя! - зашумел Горох, пустил в Змея посох и так огорошил, что Змея в куски разорвал, разметал, а посох землю пробил, ушел через два в третье царство.

Народ шапки вверх побросал, Ивана царем величал.

Но Иван тут, приметя кузнеца-мудреца, в награду, что посох скоро сработал, старика подозвал и народу сказал:

Вот вам голова! Слушайте его, на добро радея, как прежде на зло слушали вы Лютого Змея. Иван добыл и живо-мертвой воды, спрыснул братьев; поднялись молодцы, протирая глаза, сами думают:

Долго спали мы; Бог весть, что сделалось!

Без меня и век бы вы спали, братья милые, други родимые, - сказал им Иван Горох, прижимая к ретивому сердцу.

Не забыл он взять и змеиной водицы; корабль снарядил и по реке Лебединой с Василисой-красой, золотою косой, поплыл в земли свои через три царства в четвертое; не забыл и старушки в избушке, дал ей умыться змеиной водицей: обернулась она молодицей, запела-заплясала, за Горохом бежала, в пути провожала. Отец и мать Ивана встречали с радостью, с честью; гонцов разослал и во все земли с вестью, что возвратилась дочь их родная, Василиса, коса золотая. В городе звон, по ушам трезвон, трубы гудят, бубны стучат, самопалы гремят. Василиса жениха дождалась, а царевичу невеста нашлась.

Четыре венца заказали, две свадьбы пировали, на веселье на радостях пир горой, мед рекой!

Деды дедов там были, мед пили, и до нас дошло, по усам текло, в рот не попало; только ведомо стало, что Иван по смерти отца принял царский венец, правил со славой державной, и в роды родов славилось имя царя Гороха.

СКАЗКА О ВАСИЛИСЕ, ЗОЛОТОЙ КОСЕ, НЕПОКРЫТОЙ КРАСЕ, И ОБ ИВАНЕ ГОРОХЕ Жил-был царь Светозар. У него, у царя, было два сына и красавица дочь. Двадцать лет жила она в светлом тереме; любовались на нее царь с царицею, еще мамушки и сенные девушки, но никто из князей и богатырей не видал ее лица. А царевна-краса называлась Василиса золотая коса; никуда она из терема не ходила, вольным воздухом царевна не дышала; много было у ней и нарядов цветных и каменьев дорогих, но царевна скучала: душно ей в тереме, в тягость покрывало! Волосы ее густые, златошелковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят, и царевну Василису стали люди величать: золотая коса, непокрытая краса. Но земля слухом полнится: многие цари узнавали и послов присылали царю Светозару челом бить, царевну в замужество просить. Царь не спешил; только время пришло, и отправил он гонцов во все земли с вестью, что будет царевна жениха выбирать, чтоб цари и царевичи съезжались, сбирались к нему пировать, а сам пошел в терем высокий сказать Василисе Прекрасной. Царевне на сердце весело; глядя из окошка косящатого, из-за решетки золотой, на сад зеленый, лужок цветной, захотела она погулять; попросила ее отпустить в сад - с девицами поиграть. «Государь батюшка! - она говорила. - Я еще свету божия не видала, по траве, по цветам не ходила, на твой царский дворец не смотрела; дозволь мне с мамушками, с сенными девушками в саду проходиться». Царь дозволил, и сошла Василиса Прекрасная с высокого терема на широкий двор. Отворились ворота тесовы, очутилась она на зеленом лугу пред крутою горой; по горе той росли деревья кудрявые, на лугу красовались цветы разновидные. Царевна рвала цветочки лазоревые; отошла она немного от мамушек - в молодом уме осторожности не было; лицо ее было открыто, красота без покрова... Вдруг поднялся сильный вихрь, какого не видано, не слыхано, людьми старыми не запомнено; закрутило, завертело, глядь - подхватил вихорь царевну, понеслась она по воздуху! Мамки вскрикнули, ахнули, бегут, оступаются, во все стороны мечутся; но только и увидели, как помчал ее вихорь! И унесло Василису золотую косу через многие земли великие, реки глубокие, через три царства в четвертое - в область змея лютого. Мамки бегут в палаты, слезами обливаются, царю в ноги бросаются: «Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе; не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихорь унес наше солнышко, Василису-красу золотую косу, и неведомо - куда». Всё рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, а и в гневе бедных помиловал. Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль, думу царскую, спросили его: что случилося? «Грех надо мною! - сказал им царь. - Вихрем унесло мою дочь дорогую, Василису косу золотую, и не знаю - куда!» Рассказал все, как было. Пошел говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали, перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается? Бросились в терем царевны - нигде не нашли ее. Царь их одарил, каждого из казны наделил; сели они на коней, он их с честию проводил; светлые гости откланялись, по своим землям разъехались. Два царевича молодые, братья удалые Василисы золотой косы, видя слезы отца-матери, стали просить родителей: «Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!» - «Сыновья мои милые, дети родимые, - сказал царь невесело, - куда же вы поедете?» - «Поедем мы, батюшка, везде - куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят; авось мы и сыщем ее!» Царь их благословил, царица в путь снарядила; поплакали, расстались. Едут два царевича; близко ли путь, далеко ли, долго ль в езде, коротко ли - оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля змея лютого. И спрашивают царевичи встречных: не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса золотая коса? И от встречных в ответ им: «Мы ее не знали; где она - не слыхали». Дав ответ, идут в сторону. Подъезжают царевичи к великому городу; стоит на дороге предряхлый старик - и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыни. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе золотой косе, непокрытой красе? «Эх, дружки, - отвечал старик, - знать, что вы из чужой земли. Наш правитель лютый змей запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами; нам под страхом заказано говорить, пересказывать, как пронес мимо города вихрь царевну прекрасную». Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая; рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья в обе стороны расходятся-сходятся. На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решетку золотую, и от радости вскрикнула - братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало. И царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить; а змей лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася, боялася, чтобы он не увидел их. Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повертываться, по местам передвигиваться. Царевна испугалась и братьям говорит: «Змей летит, змей летит, оттого и дворец кругом повертывается. Скройтесь, братья!» Лишь сказала, как змей лютый влетел, и он крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом: «Кто тут живой человек?» - «Мы, змей лютый! - не робея, отвечали царевичи. - Из родной земли за сестрой пришли». - «А, это вы, молодцы! - вскрикнул змей, крыльями хлопая. - Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать; вы братья ей родные, богатыри, да небольшие!» И змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого и свистнул и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мертвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров! Залилась царевна слезами, Василиса коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет бы глядеть не хотела; дня два и три проходит - ей не умирать стать, умереть не решилася - жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала. А сама думу думает, как бы от змея избавиться, и стала выведывать ласкою. «Змей лютый! - сказала она. - Велика твоя сила, могуч твой полет, неужели тебе супротивника нет!» - «Еще не пора! - молвил змей. - На роду моем написано, что будет мне супротивник Иван-Горох, и родится он от горошинки». Змей в шутку сказал, супротивника не ждал. Надеется сильный на силу, а и шутка находит на правду. Тосковала мать прекрасной Василисы, что нет весточки о детях; за царевною царевичи пропали. Вот пошла она однажды разгуляться в сад с боярынями. День был знойный, пить царица захотела. В том саду из пригорка выбегала струею ключевая вода, а над ней был колодезь беломраморный. Зачерпнув золотым ковшом воды чистой, как слезинка, царица пить поспешила и вдруг проглотила с водою горошинку. Разбухла горошинка, и царице тяжелешенько; горошинка растет да растет, а царицу все тягчит да гнетет. Прошло несколько времени - родила она сына; дали ему имя Иван-Горох, и растет он не по годам, а по часам, гладенький, кругленький! Глядит, усмехается, прыгает, выскочит, да в песке он катается, и все прибывает в нем силы, так что лет в десять стал могуч богатырь. Начал он спрашивать царя и царицу, много ли было у него братьев и сестер, и узнал, как случилось, что сестру вихрь унес - неведомо куда; два брата отпросились отыскивать сестру и без вести пропали. «Батюшка, матушка, - просился Иван-Горох, - и меня отпустите; братьев и сестру отыскать благословите». - «Что ты, дитя мое! - в один голос сказали царь и царица. - Ты еще зеленехонек-молодехонек; братья твои пошли да пропали, а ты как пойдешь - пропадешь!» - «Авось не пропаду! - сказал Иван-Горох. - Я братьев и сестры доискаться хочу». Уговаривали и упрашивали сына милого царь с царицею, но он просится, всплачет, взмолится; в путь-дорогу снарядили, со слезами отпустили. Вот Иван-Горох на воле, выкатился в чистое поле; едет он день, едет другой, к ночи в лес темный въезжает. В лесу том избушка на курьих ножках, от ветра шатается, сама перевертывается. По старому присловью, по мамкину сказанью - «Избушка, избушка, - молвил Иван, подув на нее, - стань к лесу задом, ко мне передом». И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит: «Кого бог несет?» Иван поклонился, спросить торопился: «Не видала ли, бабушка, вихря залетного? В какую он сторону уносит красных девиц?» - «Ох-ох, мо́лодец! - отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. - Меня тоже напугал этот вихрь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит! Ведь это не вихорь, а змей лютый!» - «Как бы дойти к нему?» - спросил Иван. «Что ты, мой свет, змей проглотит тебя». - «Авось не проглотит!» - «Смотри, богатырь, головы не спасти; а если вернешься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснешься - помолодеешь!» - промолвила она, через силу шевеля губами. «Добуду - принесу, бабушка! Слово даю». - «Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится; через год дойдешь до Лисьей горы, там спроси - где дорога в змеиное царство». - «Спасибо, бабушка!» - «Не на чем, батюшка!» Вот Иван-Горох пошел в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошел он три государства, дошел и до змеиного царства. Перед городскими воротами увидел он нищего - хромого, слепого старика с клюкой, и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, молодой Василисы косы золотой. «Есть, да не велено сказывать!» - отвечал ему нищий. Иван догадался, что сестра его там; добрый мо́лодец смел, прибодрился и к палатам пошел. На ту пору Василиса-краса золотая коса смотрит в окошко, не летит ли змей лютый, и приметила издалека богатыря молодого, знать об нем пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого он рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой? Услышав, что пришел Иван, брат меньшой (а царевна его и в лицо не знавала), Василиса к нему подбежала, встретила брата со слезами. «Беги поскорее, - закричала, - беги, братец! Скоро змей будет, увидит - погубит!» - «Сестрица любезная! - отвечал ей Иван. - Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я змея и всей силы его». - «Да разве ты - Горох, - спросила Василиса коса золотая, - чтоб сладить с ним мог?» - «Погоди, друг-сестрица, прежде напой меня; шел я под зноем, приустал я с дороги, так хочется пить». - «Что же ты пьешь, братец?» - «По ведру меду сладкого, сестрица любезная!» Василиса коса золотая велела принести ведро меду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом; попросил налить другое. Царевна приказать торопилась, а сама смотрела-дивилась. «Ну, братец, - сказала, - тебя я не знала, а теперь поверю, что ты Иван-Горох». - «Дай же присесть немного - отдохнуть с дороги». Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается; принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал и погнулся. «Ах, братец, - вскричала царевна, - это стул змея лютого». - «Ну, видно, я потяжеле!» - сказал Горох, усмехнувшись, встал и пошел на улицу, из палат в кузницу. И там заказал он старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посох железный в пятьсот пуд. Кузнецы за работу взялись-принялись, куют железо, день и ночь молотами гремят, только искры летят; через сорок часов был посох готов. Пятьдесят человек несут - едва тащат, а Иван-Горох взял одной рукой бросил посох вверх - посох полетел, как гроза загремел, выше облака взвился, из вида скрылся. Весь народ прочь бежит, от страха дрожит, думая: когда посох на город упадет, стены прошибет, людей передавит, а в море упадет - море расхлестнет, город затопит. Но Иван-Горох спокойно в палаты пошел, да только сказать велел, когда посох назад полетит. Побежал с площади народ, смотрят из-под ворот, смотрят из окон, не летит ли посох? Ждут час, ждут другой, на третий задрожали, сказать прибежали, что посох летит. Тогда Горох выскочил на площадь, руку подставил, на лету подхватил, сам не нагнулся, а посох на ладони согнулся; Иван посох взял, на коленке поправил, разогнул и пошел во дворец. Вдруг послышался страшный свист - мчится змей лютый, конь его вихорь стрелою летит, пламенем пышет; с виду змей - богатырь, а голова змеиная. Когда он летит, еще за десять верст весь дворец начнет повертываться, с места на место передвигаться; а тут дворец с места не трогается. Видно, седок есть! Змей призадумался, присвистнул, загаркал; конь-вихорь тряхнул черною гривою, размахнул широкие крылья, взвился, зашумел; змей подлетает ко дворцу, а дворец с места не трогается. «Ого! - заревел змей лютый. - Видно, есть супротивник; не Горох ли в гостях у меня?» Скоро пришел богатырь. «Я посажу тебя на ладонь одною рукою, прихлопну другою - костей не найдут!» - «Увидим!» - молвил Иван-Горох; с посохом выходит, а змей с вихря кричит: «Расходись, Горох, не катайся!» - «Лютый змей, разъезжайся!» - Иван отвечал, посох поднял. Змей разлетелся ударить Ивана, взоткнуть на копье - промахнулся; Горох отскочил - не шатнулся. «Теперь я тебя!» - зашумел Горох, пустил в змея посох и так огорошил, что змея в куски разорвал, разметал, а посох землю пробил, ушел через два в третье царство. Народ шапки вверх побросал, Ивана царем величал; но Иван тут, приметя кузнеца-мудреца, в награду, что посох скоро сработа́л, старика подозвал и народу сказал: «Вот вам голова! Слушайте его, на добро радея, как прежде на зло слушали вы лютого змея». Иван добыл и живо-мертвой воды, спрыснул братьев; поднялись молодцы, протирают глаза, сами думают: «Долго спали мы; бог весть, что сделалось!» - «Без меня и век бы вы спали, братья милые, други родимые!» - сказал им Иван-Горох, прижимая к ретивому сердцу. Не забыл он взять и змеиной водицы; корабль снарядил по реке лебединой с Василисой-красой, золотою косой поплыл в земли свои через три царства в четвертое; не забыл и старушки в избушке, дал ей умыться змеиной водицей: обернулась она молодицей, запела-заплясала, за Горохом бежала, в пути провожала. Отец и мать Ивана встречали с радостью, с честью; гонцов разослали во все земли с вестью, что возвратилась дочь их родная, Василиса коса золотая. В городе звон, по ушам трезвон, трубы гудят, бубны стучат, самопалы гремят. Василиса жениха дождалась, а царевичу невеста нашлась. Четыре венца заказали, две свадьбы пировали, на веселье на радостях пир горой, мед рекой! Деды дедов там были, мед пили, и до нас дошло, по усам текло, в рот не попало; только ведомо стало, что Иван по смерти отца принял царский венец, правил со славой державой, и в роды родов славилось имя царя Гороха.