Изобразительное искусство кабардинцев и черкесов. Фольклор и литература. Историческая ценность кабардинского фольклора. Музыка и танцы

Богатейший фольклор черкесов создавался в глубокой древности.

Он состоит:

Сказок и сказаний (txydezhv или pshysezhv);

Пословиц (gucsyaezhv);

Загадок и иносказаний (qodjeh-qodjeshx или xyr-xyh);

Частушек (zefeus);

Скороговорок (gucsyaeghezh).

Черкесские песни делятся на героические - «nartored-xer», исторические - «oredyzhvxer», обрядовые - «shybleored» и «ziushan»,любовно-лирические- «scvutleghunygheoredxer», траурные - «ghybzeoredxer», песни пахоты -«zonekvooredxer», косьбы -«mequaoredex», свадебные -«nysecseoredxer», танцевальные - «qasooredxer» и многие другие. Они исполняются на всех семейных и обществен-ных празденствах в сопровождении струнных оркестров, гармоний и др. инструментов.

Нарты - легендарные герои древнего народного эпоса, общего для всего Северного Кавказа. Первые записи ска-заний о нартах на кабардино-адыгейском языке появились в сороковых годах прошлого века. Автором записей был Шора Ногмов. Приблизительно в те же годы этнограф и литератор Султан-Хан-Гирей опубликовал черкесские ми-фы и легенды из нартского эпоса. Другим наиболее круп-ным собирателем нартских сказаний был Кази Атажукин. По собиранию и изучению нартских сказаний работал также П. Тамби (1825-1891) вместе с Л. Г. Лопатинским, а немного позже этим вопросом занимался Т. Кашежев.

В советское время собиранием и обработкой нартских сказаний занимался Шабан Кубе, Ибрагим Цей, Дауд Ашхамаф, Тембот Чыращ (Керашев), Бекмурза Паче, Шогенцук, Р. Меркицкий, Пшеноко и многие другие.

В нартский эпос входят сказания о Сосруко, Бадыноко, Ашамезе, Батарезе, Тлепше, Уазырмесе, девушке Мелечипхе, Куйцуке, Шауее, девушке Даханаго и др. Нартский эпос является отражением национального характера не только черкесов, но и всех северокавказцев. Говоря в частности о черкесах, немецкий ученый Fr. Bodenstedt писал:

«У черкесов поэзия - одновременно резюме всей нацио- нальной мудрости, стимул для возвышенных действий и вер- ховный арбитр на земле... Уверенность себя пережить в поэзии... воспламеняет черкеса на прекрасные деяния и предохраняет его от недостойных поступков. Поэзия играет здесь такую же роль, как у древних греков, у арабов, у наших предков и вообще, у всех народов, стремящихся к развитию» .

Содержание этого эпоса разворачивается вокруг жиз-ненно важных, конкретных тем и конфликтов: глубокое чувство любви к родной земле, трудолюбие героев эпоса, их бесстрашие в борьбе с носителями зла, помощь слабому, защита обиженного, выносливость в походах, смекалка в трудные минуты, твердость характера и неукратимость в борьбе. Нарты - бесстрашные защитники родины. Стоит только приблизиться врагу к стране нартов, как стар и млад, все выходят на поле битвы.

Известно, что предки черкесов и вообще всех кавказ-цев много веков назад научились плавить железо из руды, и в образе Сосруко мы видим стремление опоэтизировать процесс добычи и обработки металла.

Также значителен и другой герой эпоса - Бадыноко. Бадыноко прежде всего - защитник родной земли, беспримерно храбрый, суровый воин, «гроза чинтов» - извеч-ных врагов нартов. Его мать, отважная воительница, воспитала его в духе ненависти к чинтам, свирепым разори-телям нартской земли, «уничтожившим все живое». В сказаниях о нарте Батарезе читатель без труда об-наружит, что это сказание не только в общем, но и в деталях сходится с известным в греческой мифологии повествова-нием о прикованном Прометее. Если обратиться к самим греческим авторам, которые называли Кавказ как место заточения Прометея, то становится бесспорным факт, что легенда о прикованном к скале впервые зародилась среди кавказских племен и народностей. Одно из главных мест в нартском эпосе занимает Тлепш. Тлепш - покровитель кузнечного ремесла, любимец нартов, творец первых кузнечных орудий: молота, клещей, наковальни и серпа.

Богатыри - нарты и храбрые воины, и хлебопашцы, но они также искусные плясуны, певцы и музыканты. На нартских сходах-хасах всегда устраивались соревнования по джигитовке, стрельбе из лука, метанию камня и борьбе. Лучшие певцы и музыканты удостаивались даже золотой чаши.

В нартском эпосе почетное место занимает и женщина. Она - заботливая, любящая мать, воспитательница бога-тырей, готовых на славные подвиги во имя родной земли, она мудрый, верный друг мужчины, нередко помогающая ему разгадать тайны природы, коварные происки врагов и одолеть их. Нарты идут за советом к матери Сатаней, и она находит выход из самого сложного положения.

Интересен и образ маленькой Малечипх, мудрой, на-ходчивой, остроумной. Сказанное о Малечипхе - это сво-еобразный гимн уму и верности женщины, силе ее большой преданной любви, которая преодолевает все испытания.

Особое место среди женских образов эпоса занимает Даханаго. Девушка Даханаго - поэтическое олицетворе-ние человеческого счастья. На недосягаемых снежных вершинах обитает Даханаго - Счастье народное. Девяно-сто девять витязей хотели завладеть ею, но все они по-гибли. Погибли потому, что «каждый жаждал власти, счас-тьем завладеть пытаясь» .

Характерны по своему содержанию и исторические песни. В исторических песнях мы можем проследить отдель-ные эпизоды из истории Черкесии и ее борьбы в эпоху завоевания Кавказа. К историческим песням относятся песни о «Qochvas» и «Aidamyrqan», в которых воспевается. героизм этих двух борцов за независимость и свободу своей родины; «Hatxym yqo Myhamet» (Myhamet сын Hatqo -шапсугский герой, освободивший свой народ от врагов родины), Feqotlvescvu iored - песнь о сыне Feqotlv, Bzyuqo zao и Pcsyorq zao, воспевающие гражданские войны между черкесскими князьями и крестьянами, Qazyime ya Hanife iored - песнь о Hanife из семьи Kazi, воспевающая извес-тную героиню-девушку, которая приняла участие в войне против завоевателей Черкесии, Qebertaime yachecstyeu -песнь о внезапном нападении врагов на кабардинцев в XVII в.

Группа обрядовых песен отражает пережитки «до-христианских» и «домусульманских» религиозных верований черкесов. В качестве примера можно указать на из-вестную песнь «Sbybleored» (Sbyble -- гром) и песнь «Ziushan» .

Первая ярко отражает культ молнии и исполняется вокруг места, куда ударил а молния, с соблюдением многих обрядовых процедур во время особого хороводного танца «udj».

Вторая связана с культом оспы и умилостивительными обрядами, которыми население «ограждало» себя от этого «грозного владыки».

Лирические любовные песни поются обычно замуж-ними женщинами и девушками, замкнутыми в тесном кругу семейного очага. К лирическим любовным песням относятся: «Gocsegheghyr» (песня, заставившая плакать княжну), «Adaif» (женское имя), «Сугасе» (песня о «Сугасе» - женское имя) и другие.

Поводом исполнения похоронных песен являются ка-кие-либо семейные и народные несчастья - гибель на войне героя или смерть от болезни близкого человека. Из числа похоронных песен более известна песня о насильственном переселении черкесов в Оттоманскую Турцию в 1859 -1864 гг. Здесь оплакивается трагедия черкесского народа во время переселения, при котором выселяемые массами гибли в Черном море.

В песнях, связанных с периодом пахоты и косьбы, говорится о земле, бороздах, всходах, о волах, густой траве, о косе и т. д.

Черкесские сказки и сказания могут быть разделены на несколько групп:

1) на сказки о животных;

2) сказки мифические;

3) сказки правовоспитательные;

4) сказки, в которых загадываются и отгадываются
загадки и др.

Сказки о животных заключают в себе еще следы той первобытной эпохи, когда человек верил, что звери, по-добно ему, думают, соображают, разговаривают, словом, живут той жизнью, что и человек.

Образцами черкесских сказок о животных могут слу-жить такие, как, например, сказка о «Зайчихе, лисе и вол-ке», о которой лестный отзыв дал М. Горький.

Он писал:

«Очень интересна и сказка о «Зайчихе, лисе и волке»...

Ценность адыгейских сказок увеличивается еще и тем, что в них зло везде побеждено. Это хорошее свидетельство о здоровье на- рода» .

В основе черкесских сказок лежит древний сюжет о борьбе светлых сил с темными. Этот сюжет особенно ярко проявлен в нравоучительных (правовоспитательных) сказках.

Правовоспитательных сказок у черкесов очень много,
из которых важнейшими являются сказки о «Chechaneqo
Chechan» (Chechan сын Chechan), Qanoqomre

Sheudjenymre (История Qanoq и Sheudjen), Hatqomre Boletyqo Djanqylycsre (Hatqo и сын Bolet Djanqylycs), Tram cvykvur (Маленький Tram), Xvanyzvym yqomre blanemre (О сыне старого хана и о драконе), Psetlics (Три слова), Aqybechy itxyd (Сказка об Aqybech), Baixem yascaore Tlexvusezhvxemyascaore (Сыновья богачей и Tlexvusezhv), Suz bzadjer (Злая женщина), Peczahym idyelagh (Глупость царя), Shakvomre mezytlynyqomre (Охотник и леший), Inyzhvymre ghuchvemre (Великан и кузнец), Pyzhvymre myscemre (Еж и медведь) и другие многочисленные сказки.

Из детских сказок можно указать на сказку Tlvyzhvcvykvumre, Nyocvykvymre в обработке Р. Меркицкого и др.

Из сказок, в которых загадываются и разгадываются загадки, можно указать на Tram evykvymre Pscescecvure (Маленький Трам и Pscescecvu - мужское и женское имена), Pscascem inechah (Обручение девушки), Pscascemre psetlyxvomre (Девушка и жених), Oda oautlva? (Шьешь или только наматываешь?), Racsmyzere yanere (Racsmyz и его мать) и многие другие.

Наконец, особый отдел народного творчества черкесов составляют пословицы.

Черкесские пословицы иногда чрезвычайно метко об-рисовывают положение, нравы, обычаи и характеры лю-дей. Пословицы отличаются поэтическими формами: ритм их обыкновенно мерный и в большинстве случаев они рифмованы; мысль в пословицах выражается прямо, без аллегории.

Вот некоторые образцы пословиц:

Gupshysi psatle, zyptlahi ayst (Подумав, скажи, пос-мотрев вокруг себя, садись).

Lazhere aahyncze xvurep (Кто работает, тот не остается без доли).

Aof myyblem ble xes (В неначатом деле змеи водятся).

Uyeome mequ, uyemyome qure (Вовремя скосишь -сено, не вовремя - бурьян).

Ghablem blaner ghurbym (ghuanem) qyryecsy (Голод заставляет змею выйти из норы).

Uyemyzecsi, umycsyni uiaof qybdexvun (Будешь неус-танно добиваться своей цели, твой план осуществится).

Tlvyghe ziaer ape уеае (Герой первый берется за тя-жесть).

Gubghen yemyneguyerer ghusencz (He думаешь о чес-ти - бесполезный друг-спутник).

Tlvy pxyghem tlvy yeozhyrep (Связанного (мужчину) не бьют).

Самым привлекательными и богатыми в языковом отношении являются загадки, на которых еще лежат следы мифической эры.

Osogum dyscexvunachve tyetl (zuaghoxer) - В небесах золотые узоры (звезды).

Xym alyreghu tyeubghuagh (myly) - Море покрыто ковром (лед).

Tichvaso dysce bees tyetl. - На нашей крыше лежит «золотая трость» (солнечные лучи) и многие другие.

Из книги Р.Трахо «Черкесы», 1992

Транскрипция автора (порядок расположения такой же, как и в таблице 1-ой): А, а; В, b; С, с; Cv, cv; D, d; Dz, dz; E, e; Y, y; F, f; Fv, fv; G, g; Dj, dj; H, h; I, i; Y, y; K, k; Ch, ch; Kv, kv; Chv, chv; L, 1; Tl, tl; Tlv, tlv; M, m; N, n; O, o; P, p; Pv, pv; Q, q; R, r; S, s; Sc, sc; Scv, scv; Cs, cs; Sh, sh ; T, t; tv, tv; U, u; U, u; X, x; xv, xv; Z, x; Zhv, zhv; Zh, zh; J, j; Gh, gh; Cz, cz; Czv, czv; A, a; W, w.

В дополнение к этому имеется 9 слогов: cu (бык); со (cocsy - стойло); dzo (handzo - скирда); su (гнить); so (кожа); tu (два); to (дважды); zu (таять); zo (пахать).

Bodenstedt Fr.Die Volker des Kaukasus und ihre Freiheitskampfe gegen die Russen, Frankfurt/M., 1848, S. 46.

Музыкальная культура Кабардино - Балкарской республики своими корнями уходит в глубь истории кабардинцев и балкарцев. За многовековую историю существования этими народами созданы богатый и самобытный песенный фольклор, героический эпос, инструментальная музыка.

Истоки этой культуры относятся к древним временам.

Судя по некоторым песням наиболее древнего происхождения, можно утверждать, что кабардинское и балкарское вокальное искусство было развито повсеместно и их выразительные средства были далеки от примитива. Песенное искусство было одним из самых доступных и надежных форм хранения исторической информации. Песня давала возможность судить не только об исторических и политических событиях, но и о быте, хозяйстве, одежде, нравах и т.д., являясь, таким образом, ценнейшим этноинформационным источником и культурным памятником.

В этой работе будет неоднократно встречаться термин " адыгская культура, адыгская музыка " и т.д. В связи с этим нужно пояснить кто такие адыги.

Адыгами называют себя народы, живущие на Северном Кавказе. России, европейским, ближневосточным и соседним кавказским народам они были известны под именем черкесов. Современные адыги расселены так: кабардинцы живут в КБР (столица - город Нальчик), моздокские кабардинцы в Курском районе Ставропольского края и в городе Моздок СОА. Черкесы и бесланеевцы, слившись, образовали современную черкесскую нацию, проживающую в КЧР (столица город Черкесск), абадзехи, бжедуги, темиргоевцы, и шапсуги образовали современную адыгейскую нацию, проживающую в республике Адыгея (столица - город Майкоп). Часть шапсугов живет на кавказском побережье Черного моря (Лазаревский район Краснодарского края).

За свою многовековую историю адыги создали богатый и самобытный фольклор, героический эпос и инструментальную музыку.

Если язык адыгов относится к абхазо - адыгской группе языков, то язык балкарцев - к тюрко язычной группе, которой сродни язык татар, башкир, казахов, карачаевцев, ногайцев, и т.д. В области изучения балкарского народа песенного творчества активно работали ученые Балкарии и Карачая А. Холаев, Х. Малкандуев, Ф. Урусбиев.

В самых первых, старинных образцах балкарской музыки, по мнению исследователей, присутствовала пентатоника, характерная для музыки народов тюрко - язычной культуры.

Но из - за исторически сложившегося тесного проживания адыгов и балкарцев произошло взаимопроникновение культур этих народов. В первых публикациях образцов балкарского фольклора, связанных с именами братьев Урусбиевых, относящихся к периоду 1880-х годов, элементы пентатоники уже отсутствуют.

В заметке С.И. Танеева, посетившего Балкарию в 1885 г., впервые говорится о карачаево - балкарском песенном фольклоре.

В наши дни по прошествии более 100 лет, произошло настолько тесное слияние и взаимообогащение культур народов Кабардино - Балкарии, что образцы их песенного творчества трудно отделить друг от друга. Они воспринимаются, как единая культура. Поэтому в данной работе о кабардинской и балкарской музыке будет говориться, как об едином целом.

Быть может, не у многих народов песня запечатлена так ярко и осязательно типическими особенностями национального духа, как у адыгов. У них так тесно связана с жизнью, и так сильно проникнута господствующим её направлением, что если бы от племени адыгов не осталось для потомства никаких других следов, кроме их песен, то по ним одним можно составить определенное понятие о жизни и деятельности этих племен.

Известный в Кабардино-Балкарии музыкальный и общественный деятель, знаток музыкального фольклора кабардинцев и балкарцев Трувор Карлович Шейблер разделил песни на семь видов:

1) Трудовые песни.

2) Обрядовые песни.

3) Нартские песни.

4) Историко-героические песни.

5) Песни - плачи (гъыбзэ).

6) Шуточно - сатирические песни.

7) Лирические песни.

(см. приложение стр.1-7 № 1-7; стр.11 №15, 16, 17).

Ученый - музыковед Тамара Блаева избрала метод системного анализа в исследовании адыгской песни. Напевы традиционных жанров вокальной музыки адыгов она разделила по принципу фактурного различия на собственно - вокальные и вокально-инструментальные. Вокальные представлены тремя видами:

1) Одиночные (сольные), исполняемые одним певцом.

2) Групповые, исполняемые только группой певцов.

3) Сольно - групповые (с дифференцированными партиями солиста и группы сопровождающих).

Нартский героический (мифологический) эпос, формирование которого датируется эпохой родового строя и классообразования, занимает значительное место в традиционном фольклоре адыгов. Сюжеты нартского эпоса группируются вокруг главных его героев Сосруко, Орзамеса, Батараза, Лашген.

Для нас нартские эпические сказания представляют интерес, подобно эпосу греческому, и дают ясную картину жизни и нравов всего народа.

К обширной группе песен, чье зарождение можно отнести к древнейшим временам, относятся обрядовые песни.

Героические, величальные и плачевые песни наряду с нартскими - самый многочисленный и социально - активный вид песен адыгов. Именно они становятся ведущим историческим жанром фольклора с XVI века со временем образования Русского централизованного государства. Примерно к этому же периоду можно отнести и выдвижение жанра героико - исторических величальных песен у адыгов. Но как ни богат был музыкальный фольклор адыгов, он долгое время не изучался и не обрабатывался, а просто передавался сказителями из поколение в поколение, интерпретируясь в зависимости от таланта исполнителей на народных инструментах. И это не удивительно, так как до революции на Кавказе вообще не было профессиональных музыкантов и ученых - музыковедов.

Интерес же к культуре адыгов вообще и к их народной поэзии в частности, появился у передовой части адыгской интеллигенции, главным образом, начиная с первой половины XIX века. Это было связано с пробуждением национального сознания у прогрессивной части адыгов в связи с обострением военных действий на Кавказе.

Первыми историками из национальной среды были Шора Ногмов (1796 - 1844 г.), написавший "Историю адыгейского народа" и видный собиратель поэтических текстов кабардинских народных песен полковник русской армии Султан Хан - Гирей (1802 - 1846 г). А так же Талиб Кашежев и Паго Тамбиев, занимавшиеся публикацией лучших образцов адыгского фольклора. Шора Ногмов, как и Султан Хан - Гирей обратил внимание на общественные функции и условия исполнения исторических песен. С их помощью решались общественные споры. Высоко ставил Шора Ногмов и народных певцов, их бесценные творения, доставляющие огромное эстетическое наслаждение народу. Эти певцы, называемые "джегуако" - в переводе - скоморох, певец, импровизатор. Они были люди не грамотные и простого звания, но одаренные поэтическим воображением. Они моментально на ходу сочиняли песни, стихи, речи в зависимости от событий, которые происходили в данный момент. Они могли сопровождать войско на войну, рассказывая о подвигах героев, или, наоборот, высмеивая трусов, они рассказывали и о хороших и о плохих поступках людей, о корыстолюбии и самопожертвовании, о гостеприимстве и скупости, о красоте любви и о легких нравах. Например: по утверждению Хан - Гирея, плачевые песни - гъыбзэ - "слагаются друзьями воина"; описание битв - зэуэ уэрэд - такие песни составлялись после каждого знаменитого сражения, песни походные пели воины, когда отправлялись в наезды, имели назначение возбуждать в наездниках желание испытать опасности и прославиться.

Эти "джегуако" (певцы) пользовались большим уважением в обществе.

Фольклорные источники обычно не ставятся в один уровень с источниками, в которых информация выражена в знаковых системах, не считаются наиболее информативными и не составляют главный объект источниковедения. Однако многие исследователи признают исключительную ценность кабардинского фольклора, и даже ставят его в один ряд с письменными историческими источниками.

Данное исследование посвящено теоретически спорной и, в то же время, практически прикладной проблеме достоверности фольклорных исторических источников и правомерности их широкого использования. Эту проблему можно сформулировать следующим образом: могут ли определенные фольклорные тексты выступать достоверным историческим источником, таким, каким, например, являются письменные документы. Сравнение фольклорных источников с письменными подчеркивает два главнейших признака их достоверности. Во-первых, интересующие нас устные свидетельства должны быть составлены очевидцами и современниками исторических событий. Во-вторых, эти фольклорные тексты не должны подвергаться измерениям с течением времени.

По этой проблеме накоплен большой эмпирический материал, который, однако, теоретически еще не достаточно изучен. Вот уже полтора века как в российской историографии продолжается полемика о достоверности кабардинского исторического фольклора как источника по древней истории России, антов, хазар, гуннов, сарматов и пр. В XIX в. известные ученые М.П.Погодин, П.Г.Бутков, А.А.Куник, Л.Г.Лопатинский, В.Б.Пфаф и др. стали ставить кабардинские фольклорные тексты в один ряд с такими первоисточниками, как древнерусские летописи. Эта традиция была продолжена в трудах ученых XX в. . Вместе с тем, против такого подхода в разное время выступали В.Ф.Миллер, М.Марков, Н.С.Трубецкой, Л.И.Лавров, З.М.Налоев . В ходе дискуссии о целесообразности использования фольклорных текстов как исторического источника, Л.И.Лавровым был сформулирован ключевой вопрос, ответ на который может облегчить задачу исследования проблемы: «Почему на Северном Кавказе именно кабардинский исторический фольклор выделяется необычной архаичностью?» На этот вызов ответили ряд ученых . Но, несмотря на продолжительность и активность полемики, эта проблема еще не решена. Причиной является то, что никто не исследовал ее с позиций научного источниковедения.

Научный анализ источников осуществляется, как правило, в два этапа. Первый этап, который часто обозначается термином «внешняя критика», является этапом изучения происхождения источника, а именно: изучение социального характера источника, установление времени и места его создания, авторства, практико-технического происхождения и цели создания источника. На втором этапе, который часто обозначается термином «логический анализ», выясняется, какие именно свидетельства и о каких именно событиях содержатся в источнике, какие установлены отклонения от исторической действительности . С подобных позиций мы и попытаемся исследовать данную проблему.

Теория об исключительной ценности кабардинского фольклора как исторического источника сформировалась в первой половине XIX в. в трудах деятелей черкесской культуры 1830-1840 гг., которые служили в С.-Петербурге и писали на русском языке. О творчестве С.М.Казы-Гирея, печатавшегося в пушкинском «Современнике», восторженно отзывались А.С.Пушкин и В.Г.Белинский . За свой труд по этнографии черкесов С.М.Хан-Гирей получил от российского императора прозвище «черкесский Карамзин» . Ш.Б.Ногма написал крупные работы по филологии и истории . Книга А.М.Мисостова «История несчастных черкесов» была представлена в С.-Петербургскую академию наук . Чуть позже писал А.-Г.Кешев, и среди его трудов есть блестящая статья по адыгскому фольклору .

Для сопоставления песен с письменными источниками необходимо, чтобы с древних времен существовал особый класс, социальная прослойка профессиональных певцов, назначение которых было в том, чтобы слагать песни о современных им исторических событиях. Другой функцией этого класса певцов должно быть знание наизусть песен предыдущих певцов и передача их своим ученикам. Необходимо было наличие особого литературного языка для этих песен, который отличался бы от разговорного языка и не смешивался с ним. Особое строение поэтического стиха в такой песне должно было не только не допускать произвольной перестановки слов в стихе, но и способствовать быстрому припоминанию текста, чтобы певец, забывая по ходу пения слова, не вынужден был импровизированно подставлять другие, подходящие по смыслу.

Подобные требования к песне как к историческому источнику конкретизируют диапазон исследования. Исследователи отмечают, что не у всех народов сохранились архаичные исторические песни. Среди адыгов и других народов Северного Кавказа подобные песни были только у кабардинцев (и идентичных с ними по языку бесленейцев). Ш.Б.Ногма отмечал: «Кабардинское и бесленеевское наречия самые чистые; на этих наречиях сохранились песни, повествующие о делах минувших времен» . С.М.Хан-Гирей писал то же самое: «Наречие, которым говорят кабардинцы и бесленейцы, почитается за чистейшее для песнопения» .

Авторами этих песен были народные певцы - джегуако. Они составляли целый класс профессионалов, востребованную обществом социальную прослойку, менявшуюся с изменением общества, но не исчезавшую на протяжении веков. В древнее время это были дружинные певцы. С усилением княжеской власти у кабардинцев в средние века появились придворные певцы, которые в процессе ослабления кабардинских князей со временем переродились в странствующих певцов. После реформ 1860-х гг. появилась последняя модификация - оседлые джегуако, которая сохранилась до второй половины XX в. Вместе с изменением статуса джегуако менялись и жанры их творчества, которых исследователи насчитывают более десятка. Нас, в данном случае, интересует историческая песня, и она была популярна во все времена. Функционально-видовые свойства исторических песен важны для оценки их значения, их информационного потенциала. Исторические песни можно рассматривать как специфический вид источников, обслуживавших давнюю и устойчивую потребность в обмене информацией. Этот вид исторических источников в периоды расцвета данного песенного жанра был достаточно устойчив при всем разнообразии песен.

Древние дружинные джегуако обычно происходили из простого народа, но профессионально выделялись из общества и уже в древности выполняли специальные социальные функции. Перед сражением они пели песни о подвигах предков для поднятия духа войска. Ш.Б.Ногма писал, что дружинные джегуако «на войну всегда ездили на серых конях, должны были сочинять стихи или речи для одушевления воинов перед сражением. Становясь перед войском, они пели или читали свои стихи, в которых упоминали о неустрашимости предков и приводили для примера их доблестные подвиги» .

Своего расцвета исторические песни достигли в средние века, когда кабардинские князья стали специально содержать при себе придворных «песнопевцев». Выделившись в особую социальную прослойку, эти певцы создали в свое время особый поэтический язык. Материальное и социальное положение кабардинского придворного певца было достаточно обеспечено для того, чтобы он мог профессионально заниматься сочинительством. Материально джегуако поддерживался князем, а приближенность к политической элите обеспечивала его выгодным социальным положением. «Каждый князь, пользовавшийся уважением своих подвластных, имел при себе таких певцов, содержал их в довольстве и обогащал дарами» ,- писал С.М.Хан-Гирей. В новое время, с ослаблением феодальной власти, джегуако переродились в странствующих певцов. Однако это перерождение произошло достаточно плавно и сохранило приближенность певцов к элите. «Сильные князья и влиятельные дворяне приглашали к своему двору, держали их там подолгу… и отпускали от себя с щедрыми подарками»,- писал А.-Г.Кешев .

Знание фольклора и владение искусством красноречия на основе высокого слога героических песен считалось у адыгов в средние века мерилом образованности. И одной из функций придворных певцов являлось обучение кабардинских князей красноречию. «И высший класс, обращавший внимание к такому роду образования в красноречии, приобретал познания в нем»,- писал С.М.Хан-Гирей. Значение ораторского искусства С.М.Хан-Гирей видел в том, что красноречивые князья, способные «сильно и красноречиво излагать свои мысли, давая им всегда желаемый оттенок истины, на съездах располагают общественными делами по своему произволу» .

За несколько веков существования института народных певцов у кабардинцев сложился особый песенный язык, и выработалась особая метрика стиха. Анализируя строение кабардинской исторической песни, А.-Г.Кешев выделял две ее особенности, благодаря которым ее трудно исказить. Во-первых, стих кабардинской исторической песни состоит из нескольких слов, составленных в форме поговорки, что облегчает ее точное запоминание. Во-вторых, особая рифма - аллитерация, т.е. рифмование конечного слога предыдущего стиха с начальным слогом последующего, - облегчает ее быстрое припоминание: «Краткая выразительность ее стиха как бы нарочно рассчитана на то, чтобы резко, неизгладимо врезаться в памяти. От того очень нетрудно запомнить черкесскую песню, прослушав ее раза два со вниманием»,- писал А.-Г.Кешев. Так, неизменность текста песни при передаче из поколения в поколение обеспечивалась не только существованием большого количества профессионалов, знавших ее наизусть и сверявшихся друг с другом, но еще и ее особым поэтическим и музыкальным строем. Поэтому А.-Г.Кешев сравнивал исторические песни с письменными документами и писал об их достоверности как исторического источника: «Песни приобретают значение исторического документа» . Ниже мы приводим характерный пример из знаменитой «Песни ночного нападения», с нашим переводом на русский язык.

Хъункъым! - жари ди Къэбэрдейр мэшэс ,
Зэщlошас эри Къетыкъуэ тlуащlэм ныдохьэ ,
Зэрохьэ хри Къуреижь губгъуэм щогъуэлъ.

С кличем: «Не позволим!»- кабардинцы встают в стрем ена,
Устрем ляются в Кайтукское междуре чье
И в Куре йских степях залегают.

С течением времени накопилось большое количество исторических песен. «Число дошедших до нас преданий и песен весьма значительно», - констатировал Ш.Б.Ногма в первой половине XIX в. Адыгские историки того времени, обозревая количество материала, отмечали, что уже простое собрание исторических песен могло бы представить историю адыгов. «Если бы в древних песнях черкесских обозначались эпохи происшествий, в них воспетых, то они могли бы во многом заменить историю» ,- писал С.М.Хан-Гирей.

Первые записи исторических песен были сделаны именно с целью сохранения их как исторических источников. Ш.Б.Ногма считал, что письменность вытесняет, уничтожает фольклор. «У образованных европейцев литература письменная мало-помалу вытесняет изустные предания, сковывая их печатью для отдаленного потомства» , - писал он. Основываясь на идее, что не только письменность, но и ислам уничтожает фольклор, Ш.Б.Ногма считал, что необходимо сохраненить фольклор через письменное закрепление. По его теории, если письменность появится намного позже монотеистической религии, то большая часть фольклора будет утеряна. И он видел свою миссию в том, чтобы сократить разрыв между введением ислама и появлением письменности у адыгов. В связи с таким подходом у первых адыгских историков появилась боязнь потерять этот устный вид исторических источников. Это выразилось в широко распространенной в XIX в. теории забвения фольклора с введением письменности и ислама .

Наиболее ярко теорию забвения фольклора с введением письменности выразил Нотаук Шеретлук, работавший над созданием адыгского алфавита и грамматики и переводивший арабские религиозные тексты. Из-за своих убеждений о вредности письменности для национального самосознания, он отказался от идеи введения письменности. Его решение было настолько кардинальным, что он сжег все свои труды. Не отложил до лучших времен, и даже не оставил на память, а сжег: «Мрак морщин не падает на ясное чело народа, доколе не заключил он…мыслей, и чувств, и песен, и сказаний своих - в широколиственных книгах» ,- говорил он.

О широком распространении теории забвения фольклора с введением письменности свидетельствует интересный случай, зафиксированный А.-Г.Кешевым. Европейски образованный адыгский князь пригласил к себе народного певца. Следуя традиции, певец спел песни, а хозяин преподнес ему подарки. Однако когда хозяин выразил желание записать песни, певец наотрез отказался, и, вернув хозяину подарки, покинул его дом . Народный певец не разрешил записать свои песни. И даже материальная выгода не заставила его отказаться от убеждения о вреде письменного закрепления фольклорных текстов.

Сторонники теории забвения фольклора оказались не правы в том, что предрекали скорое исчезновение джегуако. Институт народных певцов не исчез в результате социальных изменений, которые повлекла за собой исламизация адыгского общества. После реформ 1860-х гг. странствующие народные певцы трансформировались в оседлых джегуако. Они оказались востребованными даже после социалистической революции и, не умея читать и писать, многие из них стали заслуженными деятелями культуры и кавалерами орденов Ленина. Они исчезли лишь после окончательного введения всеобщей грамотности ко второй половине XX в.

Но адыгские историки XIX в. оказались правы в том, что социальные изменения, происшедшие в их время, угрожали исторической песне. Бытовые фольклорные жанры, более востребованные у широкого населения, стали вытеснять историческую песню. И если адыгские мыслители первой половины XIX в. отмечали обилие исторического фольклора, то спустя лишь полвека ситуация изменилась коренным образом. Богатейший фольклорный материал был предан забвению или подвергся большим искажениям. В начале ХХ в. адыгский историк В.Н.Кудашев уже считал невозможным для себя опереться на современные ему фольклорные источники: «В таких рассказах обыкновенно мало достоверного. Из них трудно создать цельную, связную и правдоподобную историю адыгейского народа»,- писал он . Из того насколько пессимистический взгляд В.Н.Кудашева отличен от подхода Ш.Б.Ногма и С.Хан-Гирея, которые в свое время буквально купались в обилии исторических преданий и песен, можно заключить насколько обеднел адыгский исторический фольклор за какие-нибудь полвека.

Таким образом, можно говорить, что у кабардинцев существовал исторический фольклор, который в силу его возникновения в особых исторических условиях можно приравнивать к письменным источникам. Кабардинские исторические песни древности, средневековья и нового времени были сочинены профессиональными дружинными, придворными и странствующими поэтами. Певцы-джегуако издревле составляли особую социальную прослойку в кабардинском обществе. Песни были составлены непосредственно после исторических событий, которые в них отражены. Следовательно, они достаточно точно передают исторические факты и имена. Эти песни разучивало много людей-профессионалов, что предохраняло их от искажений. Стихотворный строй и музыка, а также особый поэтический язык способствовали передаче песен слово в слово, без изменений от одного певца другому, из поколения в поколение. И если исторические песни не были записаны их авторами, это не отразилось на их подлинности. Кабардинские исторические песни буквально соответствуют известной русской поговорке: «Из песни слова не выкинешь».

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Погодин М.П. Предания адыгейцев, не бесполезные для историков России// Ж. «Москвитянин». 1850. Ч. 1, кн. 2, № 2, отд. 3; Бутков П.Г. Вести черкеса о князьях русских Святославе и Мстиславе// Газ. «Северная пчела». 1850, № 99; Куник А.А. Известия ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах. Ч.1. СПб., 1878; Лопатинский Л.Г. Несколько замечаний по поводу кабардинского сказания об Андемиркане// Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 6, отд. 2. Тифлис, 1888. С.47-49; Он же. Заметка о народе адыге вообще и кабардинцах в частности// Там же, вып. 12. Тифлис, 1891. С.7; Он же. Мстислав Тмутараканский и Редедя по сказаниям черкесов// Известия Бакинского государственного университета. № 1. Баку, 1921. С.197-203; Пфаф В.Б. Материалы для истории осетин// Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 5. Тифлис, 1871. С.70.

2. История русской литературы. Т.1. М.-Л., 1941. С.270; Мавродин В.В. Образование древнерусского государства. Л., 1945. С. 360-361; Алексеева Е.П. Материалы к древнейшей и средневековой истории адыгов (черкесов)// Труды Черкесского научно-исследовательского института. Вып.2. Черкесск, 1945. С.222-253; Очерки истории Адыгеи. Т.1. Майкоп, 1957. С.68-72; Рыбаков Б.А. Древняя Русь, Сказания, былины, летописи. М., 1963. С.18-22; История Кабардино-Балкарской АССР. Т.1. М., 1967. С. 46, 96-97; Кумахов М.А. Очерки общего и кавказского языкознания. Нальчик, 1984. С.297-306; История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. М., 1988. С. 146.

3. Миллер В.Ф. Рецензия на «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып.12// Журнал министерства народного просвещения. Ч.227. 1801, сентябрь; Марков М. Заметки о припеве «у-редеди-да-редедя»// Ж. «Этнографическое обозрение». 1899. № 1-2; Трубецкой Н.С. Редедя на Кавказе// Ж. «Этнографическое обозрение». 1911. № 1-2; Лавров Л.И. Об интепретации Ш.Б.Ногмовым кабардинского фольклора //Ж. «Советская этнография». 1969, N2. С.136-141; Он же. Еще об интепретации Ш.Б.Ногмовым кабардинского фольклора// Кавказский этнографический сборник. Вып.7. М., 1980; Налоев З.М. Из истории культуры адыгов. Нальчик, 1978. С.142-151.

4. Лавров Л.И. Об интепретации... С.136.

5. Шортанов А.Т. Ногмов как фольклорист и историк //Общественно-политическая мысль адыгов, балкарцев и карачаевцев в XIX- начал XX века. Нальчик, 1976. С.63-75; Кумахов М.А. О лингвистическом наследии адыгских просветителей// Там же, с.82-93; Бгажноков Б.Х. О новом этапе в изучении культурной истории адыгов //Ж. "Советская этнография". 1982. N1. С.160-163; Туганов Р.У. История общественной мысли кабардинского народа в первой половине XIX века. Нальчик, 1998. С.181-203; Коков Д.Н. К объяснению Ш.Ногмовым некоторых мотивов кабардинского фольклора// Вопросы Кавказской филологии и истории. Вып. 4. Нальчик, 2004. С.254-260.

6. Медушевская О.М. Современное зарубежное источниковедение. М., 1983. С. 22-24.

7. Казы-Гирей С. Долина Ажитугай// Ж. «Современник». С.-Пб., 1836. Т.1. С.155-169; Пушкин А.С. Полное собр. соч. Т.VII. М.-Л., 1951. С.344; Белинский В.Г. Полное собр. соч. Т.2. М., 1953. С.180.

8. Хан-Гирей С. Черкесские предания// Ж. "Русский вестник", т.2. СПб., 1841; Хан-Гирей. Черкесские предания. Нальчик, 1989; Хан-Гирей С. Записки о Черкесии. Нальчик, 1992; Жемухов С.Н. Мировоззрение Хан-Гирея. Нальчик, 1997.

9. Ногмов Ш.Б. История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев. Тифлис, 1861; Nogmow S.B. Die Sagen und Lieder des Tscherkessen-Volks. Leipzig, 1866; Ногма Ш.Б. Филологические труды. В 2-х тт. Т.1. Нальчик, 1956. Т.2. Нальчик, 1958; Жемухов С.Н. Жизнь Шоры Ногма. Нальчик, 2002.

10. Мисостов А.М. История несчастных черкесов. Нальчик, 2004; Косвен М.О. Материалы по истории этнографического изучения Кавказа в русской науке// Кавказский этнографический сборник. М., 1958. Т.2. С.163, 185.

11. Кешев А.-Г. Характер адыгских песен// В кн.: Кешев А.-Г. Записки черкеса. Нальчик, 1988. С. 222-237.

12. Ногмов Ш.Б. История адыхейского народа. Нальчик, 1994. С.54-55.

13. Хан-Гирей С. Записки о Черкесии. С.114.

14. Налоев З.М. Оседлые джегуако// Вопросы Кавказской филологии и истории. Вып. 2. Нальчик, 1994. С.70.

15. Ногмов Ш.Б. История адыхейского народа. С.72.

16. Хан-Гирей С. Записки о Черкесии. С.110-111.

17. Кешев А.-Г. Указ. соч., с. 236.

18. Хан-Гирей С. Записки о Черкесии. С.95.

19. Кешев А.-Г. Указ. соч., с. 222, 228.

20. огмов Ш.Б. История адыхейского народа. С.54.

21. Хан-Гирей С. Записки о Черкесии. С.111.

22. Ногмов Ш.Б. История адыхейского народа. С.54.

23. Жемухов С.Н. Теория забвения фольклора в адыгской мысли XIX в.// Лингвистическое кавказоведение и тюркология: традиции и современность. Карачаевск, 2004. С.121.

24. Попко И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту. СПб., 1858. С. 76.

25. Кешев А.-Г. Указ. соч., с.236-237.

26. Кудашев В.Н. Исторические сведения о кабардинском народе. Нальчик, 1991. С.30.

Кабардинские пши считают правильным хабзе ханов мудави(абаза). Кабардинцы считают пши мудави ханами. Мудави живут за Кавказом. Часть их перевалила через горы и поселилась за реками Балк и Инжиг. И вот, так как многие абхазцы жили к северу от подлинной Абхазии, их называют абазехами, т. е. жителями к северу от Абхазии.
Хан мудави немедля после своей женитьбы пробовал-доказывал свое мужество набегами за добычей, грабежом.
Итак, женился один из ханов мудави. Этот хан, согласно хабзе, тотчас после женитьбы отправился в набег за добычей, чтобы показать свою силу, мощь-мужество.

Он перевалил через горы, налетел со своим отрядом на одно адыгское селение и погнал оттуда всех баранов, лошадей, даже собак, какие сторожили стада. А в это время в хажрет в одно селение собрался ехать Зар-киж: это было такое прозвище одного из Хатокшуко. Хотел он там жениться на вдове. Вместе с ним поехали Паго Тамбиев и Исмаил Конов. По дороге Хатокшуко с Тамбиевым и Коновым заехали к Хав-пачевым и захватили, как спутника, хавпачевского коротыша-силача - пелуана.
Втроем они и приехали в селение, где жила вдова, и начали вести переговоры с нею. Вдова дала свое согласие выйти замуж за Хатокшуко. Настал вечер. Затем ночь. И вот в эту-то ночь, еще до рассвета, и был набег мудави на селение; в эту ночь погнали из селения баранов, как было уже говорено. Крик, гам, шум поднялся по селению. Все, у кого только были конь и седло, погнались за мудави, которые уводили свою добычу. Гости не могли сидеть сложа руки, раз народ попал в такую страшную беду, и тоже приняли участие в погоне.
У вдовы Касеи был сын Пшимахо Тощий. Ему было всего лет шестнадцать-семнадцать. Чтоб не пустить сына в бой, мать спрятана оружие. Тогда Пшимахо Тощий, как настоящий муж, безоружный ускакал вслед за народом. Поняла мать, что ничего из ее затеи не вышло. Она вернула мальчика и дала ему седло и прославленное отцовское оружие.
Отряд в пять человек, среди которых был и Хатокшуко, укрылся за одну горку. Хатокшуко, оказывается, сказал своим: «Если угоняют хажретских баранов, не станем же мы погибать ради них под пулями. Остановимся».
Хавпачевский силач и говорит тут:
- Раз так, то я поеду и привезу вам хабар. Сказал и поехал вперед, сидя на высоком гнедом коне. Доехал и стал стрелять по мудави из ружья.
Хан мудави ехал так сажен на сто впереди войска. Полагаясь на свою силу, хавпачевский коротыш подъехал к хану и дернул его за руку, чтоб выбить из седла, но не смог даже приподнять хана. Хан дернул хавпачевского пелуана, тот грохнулся наземь. Всем стало любопытно, что хан мудави смог сбросить его с седла: до сей поры не было на свете всадника, который мог бы повалить хавпачевского пелуана.
Пелуан говорит хану:
- Отродясь я не видывал в глаза всадника, который мог бы свалить меня наземь. Пелуан отъехал от хана и стал постреливать в его войско из ружья, держась в стороне. Пшимахо Тощий ворвался в гущу мудави и стал стрелять в них из ружья. И был он тяжко ранен. Повезли его в материнский дом. Вперед послали гонца, чтобы предупредить мать о том, что надо приготовить постель.
Гонец говорит вдове:
- Приготовь постель!
А мать Пшимаха Касея спрашивает: Какую? Маленькую или большую?
- О том - большую или маленькую делать, мне ничего не сказано. Болтали там, что ранен Хатокшуко. Приготовить надо постель, вот и все. Готовь постель! - отвечает гонец.
- Ах! Провались твой дом. Если - гость, в кунацкой буду готовить; если - детище мое, в комнате постелю, - еще раз допытывается мать, хочет узнать, не сын ли ее ранен.
Гонец еще раз повторил то же самое и ничего больше не добавил.
Тогда мать и говорит про себя: «Нет, наверно, убили гостя, Хатокшуко», - и готовит постель для гостя в кунацкой.
Привезли раненого, положили в постель в кунацкой, а юноша там и умер.
А мудави угнали добычу и уехали к себе- домой.
Гости прибыли, продолжают гостить. Посидели уже изрядно и говорят:
- Ну, пора уже положить конец нашему делу. Посылают они к вдове, а вдова Касея в ответ:
- Никогда я не выйду за того, кто прятался за горою, когда убили моего сына. Не выйду ни за что, хоть бы на всем свете, кроме него, не осталось ни одного, носящего шапку на голове. Коли помните, какой дорогой ехали сюда, поезжайте этой же дорогой обратно.
- Не вышло наше дело, - сказал Хатокшуко и в огорчении исрнулся домой.