Н львов биография. Львов николай александрович

Писать о Николае Александровиче Львове увлекательно и трудно. То и другое потому, что был он личностью крупной, необыкновенной, даже если хотите, загадочной, многогранной, и каждая грань его таланта заслуживает отдельного, достойного внимания рассказа. Это был человек из породы Леонардо, Ломоносова — людей, не так уж часто посещающих Землю, людей, которым интересно жить в этом мире, для которых увлеченность, страсть к познанию — высшая страсть в жизни. Он был из тех, кто смотрел на природу не восхищенными глазами наблюдателя, а преображал ее, заботясь прежде всего о пользе отечества. Такие люди неизбежно находились впереди своего времени или, по крайней мере, на самом переднем его рубеже.

Любопытно, что старая энциклопедия Брокгауза и Ефрона видит Львова лишь как литератора и поэта XVIII века, оставляя без внимания или упоминая вскользь другие стороны его деятельности. Большая советская энциклопедия пишет о Львове прежде всего как о выдающемся архитекторе. Другие, специальные энциклопедии и справочники могли бы сделать упор на ином — и тоже было бы справедливо.

По самым скромным подсчетам, Львов спроектировал и за очень небольшим исключением построил более тридцати зданий разного назначения. Все дошедшие до нас постройки ценятся как замечательные архитектурные памятники классицизма.

Он перевел «Четыре книги по архитектуре» Палладио и опубликовал первую часть, чего не успел сделать Петр Еропкин за полстолетия до него. Львов писал стихи, басни; поэма его в духе русских былин «Добрыня, богатырская песня» увидела свет уже после смерти писателя. Он сотрудничал в журнале «Собеседник любителей российского слова». Увлекаясь фольклором, собирал народные песни и опубликовал «Собрание народных русских песен с их голосами» в музыкальной обработке Прача, выдержавшее несколько изданий. «Собранию» был предпослан» трактат «О русском народном пении». Он написал либретто трех комических опер; одна из них, «Ямщики на подставе» композитора Е И. Фомина, вскоре после постановки была снята за резкую критику нравов того времени. Занимаясь историей, он обнародовал летопись XVI века, известную сейчас как «Львовская летопись». Он был великолепным чертежником и рисовальщиком — право говорить об этом дают его архитектурные проекты и рисунки. Он был отменным гравером, нередко гравировал свои же рисунки и увлекался новой тогда техникой этого искусства — лависом, пробовал соединять офорт, акватинту и лавис с иглой.

Львов усовершенствовал доступный способ постройки зданий из земли, дешевого и огнестойкого материала, что было важно для вечно страдавших от пожаров деревень и сел в безлесных районах, а также открыл школу у себя в имении, научив за шесть лет более восьмисот присланных из разных губерний крестьян строить такие дома. Он занялся поиском на Валдайской возвышенности каменного — или, как тогда говорили, земляного угля, желая сократить порубки драгоценного леса и освободить страну от привозного, из Англии, топлива, и обнаружил месторождение в Боровичах, осваивать которое начали лишь в советское время. С той же целью он разведывал залежи торфа под Москвой. Опубликовал труд «О пользе и употреблении русского земляного угля» и в нем впервые указал на возможность получения из боровичского угля кокса. Он научился добывать из этого угля серу, также целиком ввозимую тогда из-за границы, и особую смолу для корабельных снастей и покрытия днищ судов. Он изобрел новый строительный материал — «каменный картон». «Из сей материи, писал Львов, — можно делать не только всякие разные украшения и барельефы, столько же вечные, как и бронза, но даже и круглые статуи». Мог картон употребляться и на обшивку кораблей. Для его производства он сконструировал специальный механизм, соединявшийся с паровой машиной. Между прочим, машина Львова дала толчок для механизации бумажного производства, бывшего до того времени полностью ручным. Львов занимался усовершенствованием вентиляционно-отопительной техники в жилищах и опубликовал книгу в двух частях «Русская пиростатика, или употребление испытанных уже воздушных печей и каминов…». Он обследовал на Кавказе минеральные источники и проектировал водные лечебницы, которые могли бы конкурировать с иностранными.

Перечисляя работы и достижения Н.А. Львова, удивляешься сколько много сделал он немногим за пятьдесят два года жизни. Но самое, пожалуй, поразительное, что Львов нигде основательно не учился; мало того, до восемнадцати лет он вообще был захолустным дворянским недорослем, который, по словам знавшего его лично биографа, «лепетал несколько слов по-французски, а по-русски писать почти не умел». Первые же кирпичи под будущую церковь Иосифа по проекту Львова заложат в Могилеве, когда архитектору исполнится двадцать девять…

Стало быть, всего десять лет понадобилось Львову, чтобы, начав с азов, собственными усилиями достигнуть уровня высококультурногo, эрудированного человека, стать архитектором! Неужели это возможно? Для многих это так и осталось загадкой. До сих пор искусствоведы не верят, что Львов не учился у кого-либо из известных архитекторов того времени. Но подтвердить свои сомнения документально не могут.

1780 год — год, когда началось строительство церкви в Могилеве, — откроет список всех дальнейших работ Львова. И список этот будет заполняться с невероятной быстротой до последних дней жизни. А жить ему оставалось всего двадцать три года…

Собственно, личность его по настоящему начала формироваться в Петербурге, куда он приехал восемнадцатилетним юношей из глухой провинции — под Торжком у родителей было небольшое имение, село Черенчицы; там Львов родился в 1751 году, там провел детство, довольно рано потеряв отца. По тогдашним традициям многих дворянских семей его с младенчества записали в гвардию. Местом службы определялась бомбардирская рота лейб-гвардии Измайловского полка в Петербурге.

В столице он поселился на 11-й линии Васильевского острова, у братьев Соймоновых, близких своих родственников. Это была культурнейшая семья, известная в Петербурге своей патриотической настроенностью. Отец — Федор Иванович Соймонов — первый русский гидрограф, картограф, составитель карты Каспийского моря, — в последний год правления Анны Иоанновны был осужден по делу Волынского за выступление против Бирона и вместе с архитектором Петром Еропкиным приговорен к четвертованию. Правда, он избежал смерти, был бит кнутом на площади и сослан в Сибирь. Один из его сыновей — Михаил Федорович, президент Берг-коллегии горного ведомства, — был учредителем Горного института и первым его директором. Другой — Юрий Федорович — занимался строительством и гражданской архитектурой.

Братья Соймоновы, по-родственному опекавшие молодого провинциала, возможно, и определили круг его интересов: вряд ли случайно Львов займется потом именно архитектурой, строительством и горным делом.

Он прилежно служил в Измайловском полку. В то время здесь открылась школа. Учеба в школе была поставлена довольно серьезно, — там преподавали грамматику, географию, французский и немецкий языки, математику, фортификацию. Школа ввела Львова в мир знаний. Словно обеспокоенный попусту проведенными в провинции годами, он с жадностью брал все, что смогла дать ему школа, и, сверх того, упорно учился сам.

И все же не фортификация и не баллистика занимали его. Неудержимо влекло искусство. «Не было искусства, к которому он был бы равнодушен, — писал о Львове современник, — не было таланта, к которому он не проложил тропинки; все его занимало, все возбуждало его ум и разгорячало сердце». Уже в полковой школе вокруг Львова образовался небольшой кружок любителей словесности. В нем молодые люди читали и обсуждали книги, публикации в журналах, переводили латинских авторов, пробовали сами писать стихи и издавали рукописный журнал «Труды четырех разумных общников». В полку Львов подружился и с Василием Васильевичем Капнистом, будущим поэтом и драматургом, ставшим впоследствии и близким его родственником.

Однажды, прочитав в журнале «Оду на взятие турецкой крепости Журжи», Львов захотел познакомиться с автором. Это оказалось делом не таким трудным, потому что автор оды и будущий баснописец Иван Иванович Хемницер работал маркшейдером в Берг-коллегии у М. Ф. Соймонова. Застенчивый, простодушный и рассеянный молодой человек, сын полкового лекаря, приехавшего в петровские времена из Саксонии, Хемницер пришелся по душе Львову. Особенно они сдружились во время длительной поездки по Германии, Голландии и Франции, куда их обоих взял с собой М.Ф. Соймонов.

Человек подвижной, обаятельный, по словам современника, «устойчивый в преодолении всякого рода затруднений», Львов находил людей, близких ему по духу и стремлениям, быстро сходился с ними, и многие остались ему верны до самой смерти. Он знаком с Фонвизиным и Кваренги, известнейший художник Левицкий для него — свой человек. Благодаря Левицкому мы великолепно представляем, как выглядели не только сам Львов, но и его жена Мария Алексеевна (до замужества Дьякова), — портрет Дьяковой, шедевр портретной живописи XVIII века, хранится в Третьяковской галерее. Львов «открыл» другого замечательного художника того времени — Боровиковского, который расписывал ему храм Иосифа в городе Могилеве.

В конце 1770-х годов произошло знакомство Львова с работавшим в Сенате Гавриилом Романовичем Державиным, в то время начинающим поэтом. Они встретились в здании этого высшего правительственного учреждения среди битых кирпичей и наваленной повсюду штукатурки — Сенат перестраивался и ремонтировался. Державин вел надзор за работами, а Львов придумывал аллегорические барельефы, которые должен был сделать скульптор Рашетт для украшения зала общих собраний. Знакомство Львова с Державиным, очень скоро перешедшее в дружбу и даже в родственные отношения, существенно повлияло на жизнь обоих. А после кончины Львова и его жены Державин воспитывал пятерых их детей.

Все эти люди были разного положения и разного возраста, почти все старше Львова, — Левицкий на шестнадцать лет, Державин на восемь, — но это не являлось помехой в отношениях: их объединяла страстная любовь к прекрасному, к творчеству…

В хлебосольном доме Державина часто собирался кружок, в котором, как писал под конец жизни сам Державин, «поселились Словесность, Поэзия, Живопись, Архитектура, лепные работы и Музыка». Сюда приходил подвижной, решительный Капнист; садился укромно в уголочке молчаливый Хемницер; из комнат слышался смех — это балагурил, блистая остроумием, сенатский секретарь А. С. Хвостов, больше любитель поэзии, нежели поэт. Он развлекал молодежь — художника А. Н. Оленина, впоследствии президента Академии художеств, композитора Н. П. Яхонтова и его сестру, искусно лепившую фигуры из воска. Державин в свободном домашнем сюртуке принимал гостей…

И ни одно собрание не обходилось без Львова. Высокий красавец с тонкими чертами лица, он был и любимцем, и душой кружка, и его теоретиком. Он умел со всеми ладить, шутил, забавлял веселыми историями.

Безукоризненный природный вкус и поэтическое чутье, с удивительной силой развившееся во Львове, давали ему право на замечания и советы. Его мнение ценили, к нему прислушивались. В рукописях Державина сохранилось множество пометок и поправок, сделанных рукой Львова. Ему прежде всего показал Державин свою знаменитую оду «Фелица». Хемницер не печатал ни одной своей басни без одобрения Львова… Сам же он, возможно, не чувствовал достаточных сил для развития своего поэтического дарования, а может быть, относился к публикациям с той долей легкомыслия, которая присуща многим талантливым и лишенным честолюбия людям: одни стихи печатал под своим именем, другие — анонимно или вообще кидал в ящик стола; гораздо позднее исследователи обнаружили в сборнике басен Хемницера несколько принадлежащих Львову.

На редкость верной, трогательной и щедрой была дружба четырех людей, оставивших о себе память в истории русской литературы. Державин сам признавал в своих записках, что этот домашний кружок заставил его заново оценить свое творчество. И именно после встреч и споров с Львовым, Капнистом, Хемницером появился другой, настоящий поэт Державин, каким знаем его мы.

Львов постоянно хлопотал у своих покровителей то за Державина, то за Капниста, то за Хемницера.

Ни военная служба, ни сердечные дела не мешали Львову учиться. Его острый, цепкий ум позволял схватывать и усваивать знания во много раз скорее, чем это могли другие. «Казалось, что время за ним не поспевало: так быстро побеждал он грубую природу и преодолевал труды, на пути к приобретению сих знаний необходимые», — писал о нем современник. Львов учился везде, где только мог: и в державинском кружке, и общаясь с художниками, но больше всего знаний он черпал из книг — читал много, постоянно, с карандашом в руках, даже в дороге, что в те времена было делом непростым…

В немалой степени обогащали и заграничные поездки, особенно первая, с Соймоновым и Хемницером. Тогда у молодых людей не было никаких обязанностей. Они ходили по театрам, музеям, осматривали достопримечательности городов, сооружения великих зодчих… По словам биографа, Львов «все видел, замечал, записывал, рисовал». У будущего архитектора выработались четкие эстетические позиции, быть может и отличные от общепринятых тогда, но свои. Он восторгался Рафаэлем, Тицианом, Веласкесом, обошел молчанием Рембрандта и не принимал Рубенса.

Его кумиром был Руссо, он разделял эстетические взгляды Дидро. Вообще же Львов резко отрицательно относился к отмирающему барокко, что характеризует его передовые по тем временам воззрения. Не случайно он взялся переводить Палладио, поборника простоты и строгости линий в архитектуре. В предисловии к переводу он писал: «В моем отечестве да будет вкус Палладиев, французские кудри и английская тонкость и без нас довольно имеют подражателей». В своих архитектурных проектах он строго следовал этим принципам.

После поездки по Европе в полк Львов больше не вернулся, а начал служить в Коллегии иностранных дел. Его начальником и покровителем стал П. В. Бакунин, а потом и другой вельможа — граф Александр Андреевич Безбородко, личный секретарь Екатерины II и фактический министр иностранных дел, в конце жизни — канцлер.

Видный дипломат, человек умный и способный, Безбородко ценил искусство (у него была богатейшая в России коллекция картин и художественных изделий) и покровительствовал художникам, писателям, музыкантам… Когда же из Коллегии иностранных дел выделилось почтовое ведомство, Безбородко назначили генерал-почт-директором. В новое ведомство он сразу взял с собой Львова — для особых поручений.

В те века талантливые люди, даже дворяне, вынуждены были искать себе покровителей среди фаворитов, титулованных вельмож, чтобы выдвинуться и проявить себя. С другой стороны, и вельможи не прочь были окружить себя талантами, с помощью которых они могли бы показать собственную просвещенность и блеснуть при дворе. Поэтому нет ничего удивительного, что у разносторонне одаренного Львова были свои благодетели. Их он умело использовал, когда требовалось поддержать друзей, с их помощью продвигался и сам. Именно Безбородко, должно быть знавший о склонности Львова к проектированию, рекомендовал его Екатерине II как архитектора, способного построить собор, который она пожелала воздвигнуть в честь ее дипломатической встречи в Могилеве с австрийским императором Иосифом II.

По сведениям, правда косвенным, некоторые столичные архитекторы до Львова подавали свои проекты храма, но они были отвергнуты. Проект же Львова получил одобрение. Церковь казалась необычной по тем временам: простая по форме, без «французских кудрей», она подкупала своей строгостью, напоминавшей древнегреческие, классические сооружения.

Отмирало барокко, и победа Львова во многом объясняется начавшейся сменой стилей в архитектуре.

Шумный успех окрылил молодогo архитектора. Он с упоением выполняет заказы. Их много, они различны — и дачи для сановников под Петербургом, и церкви под Торжком, в Выборге и в других местах. Он заново по своему вкусу отстраивает собственную усадьбу. «Дом в деревне Черенчицы. 15 верст от Торжка, — читаем на проекте собственноручную надпись архитектора. — Прожектировал, чертил, иллюминовал, строил, гравировал и в нем живет Николай Львов». И все эти проекты были созданы за каких-нибудь два-три года!

Принимала парадный вид столица. Застраивались дворцами пригороды — Царское Село, Павловск, Гатчина… Старов строил Таврический дворец, Камерон занимался Павловском; приехал из Италии Кваренги… Специальным указом решено было облицевать гранитом кирпичную Петропавловскую крепость. Львову поручили заново отстроить крепостные Невские ворота.

Ворота выходили к Комендантской пристани. Они не считались главными, но украшали фасад крепости. Кроме того, в особо торжественных случаях, начиная с 1724 года, из Невских ворот выносили хранившийся в крепости ботик Петра 1 — «дедушку русского флота». Под пушечный салют и гром духовых оркестров ботик помещали на крупное судно, везли на молебен в Александро-Невский монастырь, после чего тем же путем возвращали обратно. Этот ритуал символизировал рождение и могущество Российского флота.

Львов учел все эти обстоятельства и спроектировал ворота монументальными, чтобы они хорошо просматривались с противоположного берега Невы, простыми по очертаниям и гармоничными по пропорциям. Треугольный фронтон, завершающий портик, он украсил изображением якоря и лавровых веток…

Для Безбородко Львов был неоценимым человеком. Он безупречно выполнял поручения своего патрона, к тому же обладал тонким вкусом, прекрасно разбирался в искусстве и был тесно связан с художниками. На глазах Безбородко бурно расцвел талант Львова архитектора, чем вельможа непреминул воспользоваться. Для украшения его дачных парков в Полюстрове (сейчас в черте Санкт-Петербурга) и в Москве Львов построил модные тогда садовые домики-павильоны, отличавшиеся простотой и изяществом. Когда было решено возвести в Петербурге новый почтовый стан, Безбородко, не колеблясь, заказал проект Львову.

Еще до назначения директором почт он купил земельный участок в центре города на Выгрузном переулке (ныне переулок Подбельского), и архитектор Кваренги начал строить для него дом, довольно скромный снаружи и роскошный внутри (теперь в нем находится музей связи). Возглавив же почтовое ведомство, Безбородко присмотрел рядом два пустых участка (в границах нынешних улиц Союза Связи и переулка Подбельского). Участки принадлежали профессору Урсинусу и нотариусу Медеру. По соседству продавался трехэтажный дом графа Ягужинского. Участки и дом купила казна. Львов перестроил дом Ягужинского под главное почтовое правление, а на пустующих участках спроектировал стан.

Почта занималась тогда не столько пересылкой корреспонденции, сколько перевозкой людей. Поэтому почтовый стан вмещал в себя и конюшни, и каретные, и мастерские для ремонта карет, сбруи и т.п. Тут же размещались жилые помещения для чиновников и прислуги.

В начале нашего века здание Главного почтамта реконструировалось в основном внутри. Там, где сейчас под обширной застекленной крышей находится операционный зал, по проекту Львова был открытый двор. Через главный, южный, въезд сюда прибывали экипажи; по бокам располагались конюшни и другие подсобные помещения.

Почтовый стан Львов спроектировал удобным в середине и классически простым и строгим снаружи — в соответствии с его назначением, — положив в основу периметриальный план застройки участка, характерный для Петербурга.

От главного почтового стана ямщики гнали лошадей по трактам в разные концы страны, останавливаясь лишь на промежуточных станциях. Станции, где меняли лошадей и менялись возницы и где путники отдыхали, повсюду были разными и внешне и внутренне, часто не приспособленными для стоянок. Поэтому одновременно с главным почтовым станом Львов вычертил двух видов «примерные» (типовые) проекты почтовых станций для губернских и уездных гoродов, предусмотрев удобства для приезжих и почтовых служащих. Проекты Львова рассылались по всей России. В Твери, в Торжке и в некоторых других городах такие станции были построены.

продолжение

Материал с сайта «Архитекторы Санкт-Петербурга» www.spb300.osis.ru/alternativa/arxitekt/lvov1.htm

Имя Николая Александровича Львова (1751-1803) много значит для истории русской культуры XVIII века. Архитектор и инженер, поэт и переводчик, гравер и рисовальщик, изобретатель и исследователь, музыкант и фольклорист, общественный и государственный деятель - вот далеко не полный перечень занятий Львова. Почетный член Академии художеств, член Российской Академии, он был довольно близко связан с выдающимися людьми своего времени: Г.Р.Державиным, В.В.Капнистом, Г.Л.Боровиковским, гр. С.Р.Воронцовым и др. Довольно точную характеристику дал своему близкому другу Г.Р.Державин: "Он был исполнен ума и знаний, любил науки и художества, отличался тонким и возвышенным вкусом, по которому никакой недостаток и никакое превосходство в художественном или словесном произведении укрыться от него не могло. Люди, словестностью, разными художествами и даже мастерствами занимающиеся, часто прибегали к нему на совещания и часто приговор его превращали себе в закон". Н.А.Львов родился в небогатой дворянской семье. Детство и юность провел в родовом поместье Черенчицы в Тверской губернии. В 1868 году, приехав в Санкт-Петербург, он поступил в лейб-гвардейский Измаиловский полк, где окончил офицерскую школу. Затем перешел на службу в Коллегию иностранных дел, стал часто бывать за границей. Будучи дипломатом и писателем (входил в "кружок Державина"), архитектурой Н.А.Львов занимался нерегулярно. Несмотря на это, сохранилось довольно много его построек: Никитские ворота Петропавловской крепости, здание Почтового двора (Почтамт) в Санкт-Петербурге, Приоратский дворец в Гатчине, Борисоглебский собор в Торжке, церковь святой Екатерины в Валдае и другие. Но, на наш взгляд, наиболее выразительны его усадебные постройки и садово-парковые ансамбли, где перед архитектором появлялась возможность на практике воплотить свои представления о разумном и прекрасном, реализовать идеи и увлечения, применить изобретения по отоплению и землебитному строительству. Кроме Торжокских усадеб (Знаменское-Раек, Никольское-Черенчицы, Митино, Василево), построил Н.А.Львов еще и Званку для Г.Р.Державина, Кирианово для княгини Дашковой, Очкино для Судиенко в Черниговской губернии, Вороново для Ростопчина. . . К сожалению, многое не сохранилось. Но и то, что мы видим сегодня, полно удивительной гармонии и целостности.

Библиография:
История русской архитектуры. Спб., 1994
Зодчие Санкт-Петербурга. XVIII век. Спб., 1997
Вергунов А.П., Горохов В.А. Русские сады и парки. М., 1988
Греч А.Н. Венок усадьбам // Памятники Отечества № 32. М., 1994-1995
Ожегов С.С. История ландшафтной архитектуры. М., 1993
Балдина О.Д. От Валдая до Старицы. М., 1968

Лично для меня всё началось вот с этого фото:

Объект - старый, находится в России, грех было не поинтересоваться "что, где, когда". Ну и выяснилось всякое разное. Далее буду копипастить.

***

Итак, сначала взорам открылось

Кто не поверил глазам своим, повторю. Тем более что оно вполне любезно повернулось к лесу задом, ко мне передом (хотя поди разбери, где у него перед?)

В общем, все чистая правда. Пирамида стоит в тверских лесах. И даже радушно распахивает двери.

Более того, она даже имеет разумное объяснение. Это порезвился замечательный Николай Александрович Львов . Умница, остроумец, архитектор, любитель наук, гораздый на изобретения и усовершенствования. Между прочим, прадед художника Поленова. Перевел на русский язык и издал труд Палладио, поклонником коего являлся. Пропагандировал калориферное отопление собственной конструкции. Еще одна идея, которую Львов продвигал - строительство землебитных зданий, которые он почитал очень практичными для нашего климата. Не привилось, но сохранился построенный им из землебитных кирпичей Приоратский дворец в Гатчине.
Николай Александрович нуждался в деньгах и зарабатывал как архитектор, а заказчиков находил неподалеку, среди соседей. Благодаря этому Тверская губерния оказалась украшена изящными церквями, усадьбами с колоннадами.
А мы с вами прибыли в имение самого Львова близ Торжка, со столь же, как его постройки, затейливым названием Никольское-Черенчицы. И первое, что видим на подходе - это как раз пирамида. Которая, станете смеяться, работала у Львова ледником.
Внутри она выглядит тоже неожиданно

Изнутри свод-обманка. Во-первых, вообще не ожидаешь его встретить в пирамиде; во-вторых, это любимый прием Львова - двойной свод, изнутри создающий иллюзию открытого светового отверстия. Сохранились даже остатки росписей. Одна из них имитирует решетку-балюстраду, обрамляющую свод.

В середине пола отверстие, днище тут тоже двойное

Внизу и был ледник. А там где мы стоим Львов в летнюю жару развлекал гостей прохладой и угощал лимонадами и мороженым.
Если выйти наружу и обойти пирамиду, сзади обнаруживается подземный ход

Небольшой, как и все сооружение, но убедительный

На самом деле, этим путем лед в ледник закладывали.
В конце 18-начале 19 века пирамида, как и другие египетские образы, довольно недвусмысленно указывала на увлечение мистикой и масонством. Но Николай Львов в списках русских масонов не значится. Он просто архитектурно резвился. А утилитарное назначение пирамиды могло быть утонченной насмешкой над доморощенными мистиками. Тому есть известная параллель: еще меньших размеров пирамида в Царскосельском парке, где Екатерина II устроила кладбище любимых собачек. Пирамиду эту сделали, пока наследник Павел путешествовал по Европе и там вступил в масоны. Вернулся - а любящая маменька заготовила ему такую издевку.
Но идем дальше, нас ждет Ротонда. Через пространный одичалый парк, мимо оставшегося крыла усадебного дома, который Львов построил для своей семьи, с тем самым калориферным отоплением, усовершенствованной самолично вентиляцией, водопроводом, питающимся от прудов.
В тот день шел сильный ливень, только к вечеру стих, хотя временами снова накрапывало. И Бог мой, какие там были комары!!

Вот показалась и ротонда.

Тоже с затеями. Обратите внимание, колоннада проходит улиткой на разном расстоянии от тела ротонды. С противоположной стороны то же самое, симметрично. Обойти ее по колоннаде можно, но в узком месте придется обогнуть колонну, опасно шагнув над краем платформы. Потому что колонны, обрамляющие вход, прилегают к стене.

Заглядываем внутрь. Именно заглядываем, хотя дверь и распахнута, войти нельзя, стоит запертая решетка. Сняла, как получилось, просунув руку с фотоаппаратом.

Ну вот как-то так. Печально, однако не безнадежно. Решетку уже поставили, заметно намерение когда-нибудь отреставрировать. В цоколе под ротондой Львов построил теплую зимнюю церковь, она сейчас действует. Поблизости в оставшемся от усадьбы каменном флигеле устроена библиотека, флигель привели в порядок. В библиотеке работают энтузиасты торжокской старины.

Купол ротонды, тоже любимая Львовым двойная обманка. Он конечно же на самом деле закрыт от дождей вторым сводом.
Ротонду Львов построил как семейную усыпальницу. В подклете устроена просторная сводчатая крипта из нескольких помещений. Там был похоронен сам Николай Александрович, его дети, другие члены рода. После революции усыпальницу разорили, а содержимое саркофагов раскидали. Сейчас там пусто, а входы тоже забраны крупными решетками.

От усадьбы и парка вниз простирается склон, на который когда-то выходили окна дома и были пруды. От них вдали остались болотца. А в центре кадра - видите, под деревьями что-то темнеется?

Снова стал накрапывать дождь, долину затянуло туманом. Этот очаровательный не то "неолит", не то "грот" является кузней, упрятанной Львовым в склон холма. Несколько гротов, связанных друг с другом и обособленных. По ним можно походить, внутри ничего особенного. Обломки кирпича, крапива, местами ниши и небольшие ямы. Построено все это в занятной смешанной технике.

Тут и дикий камень, и кирпич, и - подскажите, как называется эта плоская каменная плитка, из которой выведен свод?
В этой долине, украшенной прудами и романтической кузней, были у Львова и другие полезные придумки, до нас не дошедшие. Беседка, ветряная мельница, скотный двор. Вниз от усадьбы ведет тропинка с остатками мощения. Пока мы разглядывали издали открывшийся вид на кузни (это первая из фотографий), рядом с дорожкой нащупали ногами основательную каменную плиту. Похоже, она служила опорой чему-то, статуе или обелиску, но в истории усадьбы они не обозначены. (отсюда)

Писать о Николае Александровиче Львове увлекательно и трудно. То и другое потому, что был он личностью крупной, необыкновенной, даже если хотите, загадочной, многогранной, и каждая грань его таланта заслуживает отдельного, достойного внимания рассказа. Это был человек из породы Леонардо, Ломоносова - людей, не так уж часто посещающих Землю, людей, которым интересно жить в этом мире, для которых увлеченность, страсть к познанию - высшая страсть в жизни. Он был из тех, кто смотрел на природу не восхищенными глазами наблюдателя, а преображал ее, заботясь прежде всего о пользе отечества. Такие люди неизбежно находились впереди своего времени или, по крайней мере, на самом переднем его рубеже.

Любопытно, что старая энциклопедия Брокгауза и Ефрона видит Львова лишь как литератора и поэта XVIII века, оставляя без внимания или упоминая вскользь другие стороны его деятельности. Большая советская энциклопедия пишет о Львове прежде всего как о выдающемся архитекторе. Другие, специальные энциклопедии и справочники могли бы сделать упор на ином - и тоже было бы справедливо.

Василёво, музей деревянного зодчества, работа Львова

Он перевел "Четыре книги по архитектуре" Палладио и опубликовал первую часть, чего не успел сделать Петр Еропкин за полстолетия до него. Львов писал стихи, басни; поэма его в духе русских былин "Добрыня, богатырская песня" увидела свет уже после смерти писателя. Он сотрудничал в журнале "Собеседник любителей российского слова". Увлекаясь фольклором, собирал народные песни и опубликовал "Собрание народных русских песен с их голосами" в музыкальной обработке Прача, выдержавшее несколько изданий. "Собранию" был предпослан" трактат "О русском народном пении". Он написал либретто трех комических опер; одна из них, "Ямщики на подставе" композитора Е И. Фомина, вскоре после постановки была снята за резкую критику нравов того времени. Занимаясь историей, он обнародовал летопись XVI века, известную сейчас как "Львовская летопись". Он был великолепным чертежником и рисовальщиком - право говорить об этом дают его архитектурные проекты и рисунки. Он был отменным гравером, нередко гравировал свои же рисунки и увлекался новой тогда техникой этого искусства - лависом, пробовал соединять офорт, акватинту и лавис с иглой.

Львов усовершенствовал доступный способ постройки зданий из земли, дешевого и огнестойкого материала, что было важно для вечно страдавших от пожаров деревень и сел в безлесных районах, а также открыл школу у себя в имении, научив за шесть лет более восьмисот присланных из разных губерний крестьян строить такие дома. Он занялся поиском на Валдайской возвышенности каменного - или, как тогда говорили, земляного угля, желая сократить порубки драгоценного леса и освободить страну от привозного, из Англии, топлива, и обнаружил месторождение в Боровичах, осваивать которое начали лишь в советское время. С той же целью он разведывал залежи торфа под Москвой. Опубликовал труд "О пользе и употреблении русского земляного угля" и в нем впервые указал на возможность получения из боровичского угля кокса. Он научился добывать из этого угля серу, также целиком ввозимую тогда из-за границы, и особую смолу для корабельных снастей и покрытия днищ судов. Он изобрел новый строительный материал - "каменный картон". "Из сей материи, писал Львов, - можно делать не только всякие разные украшения и барельефы, столько же вечные, как и бронза, но даже и круглые статуи". Мог картон употребляться и на обшивку кораблей. Для его производства он сконструировал специальный механизм, соединявшийся с паровой машиной. Между прочим, машина Львова дала толчок для механизации бумажного производства, бывшего до того времени полностью ручным. Львов занимался усовершенствованием вентиляционно-отопительной техники в жилищах и опубликовал книгу в двух частях "Русская пиростатика, или употребление испытанных уже воздушных печей и каминов...". Он обследовал на Кавказе минеральные источники и проектировал водные лечебницы, которые могли бы конкурировать с иностранными.

Перечисляя работы и достижения Н.А. Львова, удивляешься сколько много сделал он немногим за пятьдесят два года жизни. Но самое, пожалуй, поразительное, что Львов нигде основательно не учился; мало того, до восемнадцати лет он вообще был захолустным дворянским недорослем, который, по словам знавшего его лично биографа, "лепетал несколько слов по-французски, а по-русски писать почти не умел". Первые же кирпичи под будущую церковь Иосифа по проекту Львова заложат в Могилеве, когда архитектору исполнится двадцать девять.

Похож этот собор на обычную церковь?

1780 год - год, когда началось строительство церкви в Могилеве, - откроет список всех дальнейших работ Львова. И список этот будет заполняться с невероятной быстротой до последних дней жизни. А жить ему оставалось всего двадцать три года.

В столице он поселился на 11-й линии Васильевского острова, у братьев Соймоновых, близких своих родственников. Это была культурнейшая семья, известная в Петербурге своей патриотической настроенностью. Отец - Федор Иванович Соймонов - первый русский гидрограф, картограф, составитель карты Каспийского моря, - в последний год правления Анны Иоанновны был осужден по делу Волынского за выступление против Бирона и вместе с архитектором Петром Еропкиным приговорен к четвертованию. Правда, он избежал смерти, был бит кнутом на площади и сослан в Сибирь. Один из его сыновей - Михаил Федорович, президент Берг-коллегии горного ведомства, - был учредителем Горного института и первым его директором. Другой - Юрий Федорович - занимался строительством и гражданской архитектурой.

Он прилежно служил в Измайловском полку. В то время здесь открылась школа. Учеба в школе была поставлена довольно серьезно, - там преподавали грамматику, географию, французский и немецкий языки, математику, фортификацию. Школа ввела Львова в мир знаний. Словно обеспокоенный попусту проведенными в провинции годами, он с жадностью брал все, что смогла дать ему школа, и, сверх того, упорно учился сам.

И все же не фортификация и не баллистика занимали его. Неудержимо влекло искусство. "Не было искусства, к которому он был бы равнодушен, - писал о Львове современник, - не было таланта, к которому он не проложил тропинки; все его занимало, все возбуждало его ум и разгорячало сердце". Уже в полковой школе вокруг Львова образовался небольшой кружок любителей словесности. В нем молодые люди читали и обсуждали книги, публикации в журналах, переводили латинских авторов, пробовали сами писать стихи и издавали рукописный журнал "Труды четырех разумных общников". В полку Львов подружился и с Василием Васильевичем Капнистом, будущим поэтом и драматургом, ставшим впоследствии и близким его родственником.

Однажды, прочитав в журнале "Оду на взятие турецкой крепости Журжи", Львов захотел познакомиться с автором. Это оказалось делом не таким трудным, потому что автор оды и будущий баснописец Иван Иванович Хемницер работал маркшейдером в Берг-коллегии у М. Ф. Соймонова. Застенчивый, простодушный и рассеянный молодой человек, сын полкового лекаря, приехавшего в петровские времена из Саксонии, Хемницер пришелся по душе Львову. Особенно они сдружились во время длительной поездки по Германии, Голландии и Франции, куда их обоих взял с собой М.Ф. Соймонов.

Человек подвижной, обаятельный, по словам современника, "устойчивый в преодолении всякого рода затруднений", Львов находил людей, близких ему по духу и стремлениям, быстро сходился с ними, и многие остались ему верны до самой смерти. Он знаком с Фонвизиным и Кваренги, известнейший художник Левицкий для него - свой человек. Благодаря Левицкому мы великолепно представляем, как выглядели не только сам Львов, но и его жена Мария Алексеевна (до замужества Дьякова), - портрет Дьяковой, шедевр портретной живописи XVIII века, хранится в Третьяковской галерее. Львов "открыл" другого замечательного художника того времени - Боровиковского, который расписывал ему храм Иосифа в городе Могилеве.

В конце 1770-х годов произошло знакомство Львова с работавшим в Сенате Гавриилом Романовичем Державиным, в то время начинающим поэтом. Они встретились в здании этого высшего правительственного учреждения среди битых кирпичей и наваленной повсюду штукатурки - Сенат перестраивался и ремонтировался. Державин вел надзор за работами, а Львов придумывал аллегорические барельефы, которые должен был сделать скульптор Рашетт для украшения зала общих собраний. Знакомство Львова с Державиным, очень скоро перешедшее в дружбу и даже в родственные отношения, существенно повлияло на жизнь обоих. А после кончины Львова и его жены Державин воспитывал пятерых их детей.

Все эти люди были разного положения и разного возраста, почти все старше Львова, - Левицкий на шестнадцать лет, Державин на восемь, - но это не являлось помехой в отношениях: их объединяла страстная любовь к прекрасному, к творчеству.

В хлебосольном доме Державина часто собирался кружок, в котором, как писал под конец жизни сам Державин, "поселились Словесность, Поэзия, Живопись, Архитектура, лепные работы и Музыка". Сюда приходил подвижной, решительный Капнист; садился укромно в уголочке молчаливый Хемницер; из комнат слышался смех - это балагурил, блистая остроумием, сенатский секретарь А. С. Хвостов, больше любитель поэзии, нежели поэт. Он развлекал молодежь - художника А. Н. Оленина, впоследствии президента Академии художеств, композитора Н. П. Яхонтова и его сестру, искусно лепившую фигуры из воска. Державин в свободном домашнем сюртуке принимал гостей...

Безукоризненный природный вкус и поэтическое чутье, с удивительной силой развившееся во Львове, давали ему право на замечания и советы. Его мнение ценили, к нему прислушивались. В рукописях Державина сохранилось множество пометок и поправок, сделанных рукой Львова. Ему прежде всего показал Державин свою знаменитую оду "Фелица". Хемницер не печатал ни одной своей басни без одобрения Львова. Сам же он, возможно, не чувствовал достаточных сил для развития своего поэтического дарования, а может быть, относился к публикациям с той долей легкомыслия, которая присуща многим талантливым и лишенным честолюбия людям: одни стихи печатал под своим именем, другие - анонимно или вообще кидал в ящик стола; гораздо позднее исследователи обнаружили в сборнике басен Хемницера несколько принадлежащих Львову.

Львов постоянно хлопотал у своих покровителей то за Державина, то за Капниста, то за Хемницера.

Ни военная служба, ни сердечные дела не мешали Львову учиться. Его острый, цепкий ум позволял схватывать и усваивать знания во много раз скорее, чем это могли другие. "Казалось, что время за ним не поспевало: так быстро побеждал он грубую природу и преодолевал труды, на пути к приобретению сих знаний необходимые", - писал о нем современник. Львов учился везде, где только мог: и в державинском кружке, и общаясь с художниками, но больше всего знаний он черпал из книг - читал много, постоянно, с карандашом в руках, даже в дороге, что в те времена было делом непростым.

В немалой степени обогащали и заграничные поездки, особенно первая, с Соймоновым и Хемницером. Тогда у молодых людей не было никаких обязанностей. Они ходили по театрам, музеям, осматривали достопримечательности городов, сооружения великих зодчих. По словам биографа, Львов "все видел, замечал, записывал, рисовал". У будущего архитектора выработались четкие эстетические позиции, быть может и отличные от общепринятых тогда, но свои. Он восторгался Рафаэлем, Тицианом, Веласкесом, обошел молчанием Рембрандта и не принимал Рубенса.

Его кумиром был Руссо, он разделял эстетические взгляды Дидро. Вообще же Львов резко отрицательно относился к отмирающему барокко, что характеризует его передовые по тем временам воззрения. Не случайно он взялся переводить Палладио, поборника простоты и строгости линий в архитектуре. В предисловии к переводу он писал: "В моем отечестве да будет вкус Палладиев, французские кудри и английская тонкость и без нас довольно имеют подражателей". В своих архитектурных проектах он строго следовал этим принципам.

После поездки по Европе в полк Львов больше не вернулся, а начал служить в Коллегии иностранных дел. Его начальником и покровителем стал П. В. Бакунин, а потом и другой вельможа - граф Александр Андреевич Безбородко, личный секретарь Екатерины II и фактический министр иностранных дел, в конце жизни - канцлер.

Видный дипломат, человек умный и способный, Безбородко ценил искусство (у него была богатейшая в России коллекция картин и художественных изделий) и покровительствовал художникам, писателям, музыкантам. Когда же из Коллегии иностранных дел выделилось почтовое ведомство, Безбородко назначили генерал-почт-директором. В новое ведомство он сразу взял с собой Львова - для особых поручений. ()

***

Это парковое сооружение в Дворцовом парке города Гатчины Ленинградской области. Официально построен в 1790-х годах по проекту Н. А. Львова одновременно с бассейном «Наумахия».

Амфитеатр расположен в глубине Дворцового парка, в Оранжерейном саду, на ровном месте, приблизительно посередине между Большим дворцом и Сильвией.
Представляет собой кольцевой земляной одернованный вал выстой около 3,5 метров и диаметром около 65 метров, внутри которого находится круглая арена. Ширина вала соотносилась к общему диаметру сооружения как 1:6 и это соотношение придавало всей композиции внушительность и монументальность. По этой причине Амфитеатр носит название Крепостное строение или Земляная крепость.

Стены вала прорезаны четырьмя симметричными проходами, или точнее, проездами, подпорные стены которых выложены пудостским камнем, в этих проходах сохранились петли ворот.

Еще одно строение в Гатчине: бассейн на берегу реки Колпанки на северной границе парка Сильвия. Сооружение построено в конце XVIII века тоже по проекту Николая Львова.

При проведении строительных работ на берегу реки Колпанки в конце XVIII века (Фермы и Птичника), Н.Львов обратил внимание на ключ с хрустальной водой, расположенный у возводимого «Каскада со шлюзом». Архитектор задумал возвести здесь в миниатюре подобие «Наумахии» в Сиракузах.

Своей Наумахии Н. Львов придал характер античной руины — нередкого украшения пейзажных парков второй половины XVIII века. Источник был оформлен гранитной рамой, к которой вела каменная лестница с фрагментами мраморных колонн наподобие античной руины. (отсюда)

А это, извольте видеть, "Птичник" в том же парке:

***

Санкт-Петербург, Невский район. Церковь Троицы Живоначальной (Кулич и Пасха)
дата постройки: Между 1785 и 1787.

Село Вергуны, церковь

***

Усадьба Знаменское-Раек, пожалуй это самый известный архитектурный шедевр Н.А. Львова

***

Арпачёвский Маяк (колокольня Казанской Церкви)

***

Это Петропавловская церковь, в забытой богом деревушке Переслегино - копия известного собора Святого Иосифа в Могилеве

***

Есть в нашей богом хранимой стране разрушающиеся памятники, которые стоят далеко от мест обитания студентов. Там (бывает же такое) даже wi-fi нет, и не летят туда самолеты и не едут поезда. И по этим памятникам нет обычно никакой подобающем им по статусу документации. Обмеров нет, проекта реставрации нет. А уж самой реставрации и нет, и не будет никогда. Потому эти памятники обречены, и уныло доживают свой уже и так долгий век.

Можно было бы использовать студенческий потенциал для изготовления обмеров-макетов-проектов по тем памятникам, которым профессиональная реставрация все равно не светит. Но это ж целое дело, сравнимое с геракловыми подвигами - как туда студентов доставить, где поселить, кому ими руководить, да еще и чтобы кирпич никому на голову не сорвался. Утопия то есть, в нынешних условиях. Хотя иногда на обмеры некоторые герои все же выезжают. Но, если никак не выходит с обмерами, то тогда, как компромисс, возникает суррогатный продукт - графика на основе фотографий и плана.

Такое дело мы в прошлом учебном году провернули с погибающей руиной Владимирской церкви в усадьбе Горницы Кувшиновского района Тверской области. Это творение Николая Львова, оставшееся сегодня в вымершем селе, в трех километрах от ближайшего населенного пункта с дорогой. Идти к ней в буквальном смысле лесом. Мы ходили в 2010 году, привезли съемку. План памятника был в паспорте.

Набросок проекта Владимирской церкви в Горницах, из альбома Н.А. Львова

Церковь в Горницах в 1970-х годах, еще вполне благополучная

Сегодня состояние памятника плачевное

Храм вообще хитрый, с кучей странностей. Это боковой, северный фасад. Трактован как главный, когда-то смотрел на усадебный дом Беклемишевых

А вот архитектура горницкой церкви "в чистом виде"

Церковь Екатерины в усадьбе Воронцовых Мурино. Фото начала ХХ века

Чертеж времен Львова

"Как нежна ее улыбка, как прекрасны уста ее,

Ничто не сравнимо с обаянием ее грациозного облика.

Так скажут? Но есть ли в ней то, что в ней любят больше всего,-

Сердце стократ прекраснее, чем небесная лазурь ее глаз.

Ей дано больше очарования,

Чем это смогла передать кисть.

И в сердце ее больше добродетели,

Чем красоты в ее лице."

Граф Л.Ф.Сегюр "К портрету М.Дьяковой кисти Д.Г.Левицкого"

Левицкий Д.Г. Портрет Марии Алексеевны Дьяковой. 1778

В петербургских домах XVIII века обожали ставить домашние спектакли. В декабре 1777 года в доме П.В.Бакунина ставили оперу, привезенную молодым обаятельным человеком Николаем Львовым из Парижа. Главные оперные партии пели сестры Дьяковы, а сам молодой человек был занят во второстепенной партии. Все приглашенные на спектакль были очарованы игрой и пением Машеньки Дьяковой. Вероятно, участие в этих спектаклях оказало большое влияние на М.А. Дьякову. Особенно она запомнила спектакль "Дидона", где исполняла роль самой Дидоны, отвергшей ради любимого союз с нелюбимым человеком, который давал ей престол и свободу. В своей жизни М.А. Дьякова поступила также.

Все пятеро дочерей семейства Дьяковых были хороши собой и блистали в петербургских домах на приемах и балах. В Машеньку влюбились сразу два приятеля, два поэта - Николай Львов и Иван Хменицер... Произошло это примерно в 1774 году... А спустя несколько лет старшую сестру Машеньки, Александрин, без памяти полюбил третий приятель и поэт Василий Капнист...

Свое первое издание басен Хемницер посвятил Машеньке. Но ее сердце принадлежало другому, тому кто неоднократно посвящал ей стихи и воспевал ее в идиллически сентиментальном духе. Она влюбилась в Николая Александровича Львова...

Левицкий Д.Г. Портрет Николая Александровича Львова. 1789

Хотел бы я, чтоб ты мне образ свой оставил,
Он точно так умно, как ты глядишь, гляди
И мне о дружестве твоем ко мне твердит.
Но нет, он каждый раз мне только досадит:
Я б говорить его заставил,
Чтоб чувствовать со мной и чувства разделять,
А он молчанием мне будет отвечать.

И.Хемницер "На портрет Н.Львова"

Он был совершенный человек эпохи Возрождения: писал стихи, переводил на русский архитектурные труды Палладио, собирал фольклор и писал либретто для комических опер, занимался геологической разведкой и совершенствовал отопительную технику того времени. И, конечно, строил, строил много - собор в Могилеве, который Екатерина II пожелала воздвигнуть в честь ее встречи с австрийским императором Иосифом II, Невские ворота в Петропавловской крепости и, по особому заказу Павла I, удивительного вида дворец в Гатчине, предназначавшиеся для великого приора Мальтийского ордена, изящную церковь в Мурино - имении графа Воронцова; кроме того, Львов проектировал жилые дома и типовые почтовые станции, переделывал Кремлевский дворец в Москве. Но все это будет потом, а пока... пока он был не богат и на взгляд родителей Машеньки... бесперспективен. "Ведь у него - всего лишь маленькое имение около Торжка, рассуждал отец, обер-прокурор. - Ну разве допустимо выдавать за него Марию Алексеевну, самую красивую из дочерей производящую сенсацию в пиесах с музыкой и пением? Нет, богатые женихи и для нее найдутся..."

Подозревая об истинности отношений Львова и Марии Дьяковой и еще один друг Николая Александровича - художник Дмитрий Левицкий, преподававший в Академии художеств класс портретной живописи. В 1778 году он получил заказ от обер-прокурора - написать портрет Машеньки. Левицкий выразил свою любовь в этом портрете Маши и еще в олдном, написанном спустя несколько лет… незадолго до того дня, когда сердце обер-прокурора и бригадира Алексея Афанасьевичаа Дьякова, дало-таки трещину!

Левицкий Д.Г. Портрет Марии Алексеевны Львовой. 1781

Больше всего повезло Василию Капнисту. Он официально стал женихом Александрин и не мог смотреть спокойно на страдания влюбленной пары. Накануне собственной свадьбы он решил помочь другу, рискуя навлечь на себя гнев будущего тестя: отправившись вместе со своей невестой и ее сестрой Машенькой на бал, свернул с дороги и подъехал к маленькой церкви на Васильевском острове, где их ждали взволнованный Львов и священник. Здесь Машенька и Николай Александрович были обвенчаны, после чего новобрачный отправился домой, а Капнист повез сестер на бал...

"Тайна свято соблюдалась всеми участниками этой необычной женитьбы:три года муж и жена прожили друг с другом врозь в разных домах, и даже близкие друзья не знали ничего о браке " - пишет А.Глумов в биографии Н.Львова.

Боровиковский В.Л. Портрет Капниста

Ты, Капнист, меня просил,
Чтоб в бессмертие стихом тебя вместил,
Но всех на то не станет сил,
Ты был
И будешь мил.
Н.А.Львов

Даже соперник Львова - влюбленный Иван Хемницер - не знал о женитьбе. Он сделал Марии Алексеевне предложение и, разумеется, получил отказ. Будучи однолюбом, он не решился связывать судьбу с другой женщиной, и так и умер в одиночестве спустя несколько лет...

Но... обожаемый Машенькой человек, так и оставался непризнанным ее семейством. Даже несмотря на бриллиантовый перстень, подаренный ему государыней, и золотую с алмазами табакерку от Иосифа II - царственный знаки уважения его заслуг!

"Четвертый год как я женат...легко вообразить извольте, сколько положение сие, соединенное с цыганскою почти жизнию, влекло мне заботы, сколько труда... не достало бы конечно, ни терпения моего, есть ли бы не был я подкрепляем такою женщиной, которая верует в Резон, как во единого Бога " - писал Н.А.Львов в письме к одному из приятелей.

М.А.Львова Гравюра с портрета Боровиковского

Уж любовью оживился,
Обновлен весною, мир,
И ко Флоре возвратился
Ветреный ее Зефир.

Он не любит и не в скуке...
Справедлив ли жребий сей:
Я влюблен и я в разлуке
С милою женой моей?

Красотою привлекают
Ветреность одну цветы,
И они ж изображают
Страстной связи красоты.

Их любовь живет весною,
С ветром улетит она,
А для нас, мой друг, с тобою
Будет целый век весна.
Н.А.Львов

Лишь в 1783 году, после того как Львов был избран членом Российской академии, получил чин коллежского советника, после того как начались его успехи на архитектурном поприще и он получил учаток земли в Петербурге, родители Маши дали согласие на брак... Обряд венчания должен был состояться в Ревеле, но вторичное венчание недопустимо и тогда Львов заранее нашел среди крепостных желающих соединить свои судьбы. Пару обвенчали, а после торжественные поздравления принимали две четы. Рассказ этот в высшей степени поэтичен, но именно его некоторая литературность (недаром он чем-то напоминает пушкинскую «Метель») свидетельствует о его позднейшем происхождении. Как все произошло в действительности, нам остается только догадываться; несомненно только то, что молодые люди смогли преодолеть все преграды, вставшие на их пути.

Счастливая судьба Марии Алексеевны помогла и ее младшей сестре - в 1795 году Дарья Дьякова вышла замуж за Гавриила Романовича Державина, друга Николая Львова.

"Другая часть меня " - однажды написал Львов о Маше... Он боготворил жену и она платила ему бесконечной любовью и преданностью. Ей, только ей одной, он посвящал свои стихи...

Дух мой томный ободрился,
Сладка мне надежда льстит,
Та краса, кем я пленился,
Нежный жар со мной делит.
Уж я больше не желаю,
На брегу здесь обретаю
Я любви моей предмет,
И, любя, любим сердечно,
Вот что счастие конечно,
Счастья в свете больше нет.

Н.А.Львов

О том, что родители Машеньки не прогадали и все же хорошо выдали замуж свою дочь свидетельствуют вот такие вот факты... Н.А. Львов стал одним из самых крупных отечественных зодчих. При всех, данных Н.А. Львову Богом, Природой, Судьбой талантах ярко выделяется именно его архитектурное творчество. Он выполнил более 90 архитектурных проектов и 87 из них были реализованы на практике во многих частях Петербурга, Москвы и их пригородов, на тверской земле в Новоторжском уезде (в окрестностях г. Торжка), на Украине, В Прибалтике и в ряде других мест России. Он выполнял значимые архитектурно-градостроительные государственные заказы, личные заказы самодержцев, частные заказы обычно очень богатых и влиятельных лиц (граф, потом князь А.А. Безбородко, князь П.В. Лопухин, княгиня Е.Р. Дашкова, графы Воронцовы и Строгановы, граф А.К. Разумовский, сенатор Ф.И. Глебов-Стрешнев и им подобные люди), а также других, менее состоятельных заказчиков, часто соседей и родственников по Новоторжской земле (Львовы, Бакунины, Полторацкие и др.). Н.А. Львов внес выдающийся вклад в архитектуру и градостроительство России, явился одним из основоположником пейзажного стиля в садово-парковом искусстве, стал по сути первым ландшафтным архитектором в стране (сохраняется понятие "львовский сад").

Дом и бывшие конюшни в усадьбе Безбородько под Петербургом. Архитектор Н.А.Львов

Троицкая церковь ("кулич и пасха") г.Санкт-Петербург. Архитектор Н.А.Львов

Пирамида-погреб в усадьбе Митино под Торжком. Архитектор Н.А.Львов

Глинобитный Приоратский дворец г.Гатчина. Архитектор Н.А.Львов

«Сей человек принадлежал к отличным и немногим людям, потому что одарен был решительною чувствительностью к той изящности, которая с быстротою молнии наполняя сладостно сердце, объясняется часто слезою, похищая слово. С сим редким и для многих непонятным чувством он был исполнен ума и знаний, любил науки и художества и отличался тонким и возвышенным чувством, по которому никакой недостаток и никакое превосходство в художественном или словесном произведении укрыться от него не могло. Люди, словесностью, разными художествами и даже мастерствами занимавшиеся, часто прибегали к нему на совещание и часто приговор его превращали себе в закон »

Г.Р. Державин

Первым в мире создал бумагоделательную машину с паровым приводом, впервые в России сконструировал отечественную бумагоделательную машину. Одним из первых в России стал переводить и пропагандировать сонеты Петрарки.
Нашел 2 старинные летописи и добился их издания, одна из них в его честь названа "Львовская летопись".

Написал и перевел несколько обстоятельных научных трудов - книг. Велик вклад Н.А. Львова в песенную и музыкальную культуру. Н.А. Львов внес исключительный вклад в развитие русской музыкальной фольклористики. Он первым в России собрал 200 народных песен и составил первое в стране нотное собрание русских песен, написал первый русский трактат о народной песне. Первым или одним из первых в России выдвинул проблему народности в русском искусстве и русской культуре, связал ее с проблемой национальности.

Стал автором первой в России тематической литературной программы для симфонической музыки. Написал несколько комических опер, поставил их или участвовал в их постановке. Одним из первых в России создал художественную зарисовку жизни русских крестьян, в частности крестьян - ямщиков в комической опере. Стал одним из 2-х инициаторов создания первой в России хоровой оперы. Н.А. Львов первым в музыкальной науке, первым в русской музыкальной литературе указал на многоголосие русского народного хорового пения...

Когда Николай Александрович заболел, его Машенька взяла на себя все заботы по управлению имением, баловала своих комнатных девушек - красавиц-цыганочек, с детских лет воспитанных Львовым, Лизыньку и Дашеньку. (Наряженные хозяйкой в светские платья, они были запечатлены Боровиковским на портрете). Обе девушки были безгранично преданы Львовым. На руках Лизыньки и скончался Николай Александрович, после тяжелой болезни. Умер он в декабре 1803 года.

Боровиковский В.Л. "Лизынька и Дашинька". 1794

Машенька пережила мужа всего на 4 года. На ее смерть Г.Р.Державин написал своего рода эпитафию, стихотворение "Поминки". Он также преютил трех осиротевших детей Львовых в своем доме. Двое из дочерей Львова вышли замуж и покинули дом Державина, а младшая, Параша, оставалась с ним до конца его жизни, ухаживала за ним, играла на фортепиано...

Победительница смертных,
Не имея сил терпеть
Красоты побед несметных,
Поразила Майну - смерть.
Возрыдали вкруг эроты,
Всплакал, возрыдал и я;
Музы, зря на мрачны ноты,
Пели гимн ей, - и моя
Горесть повторяла лира.
Убежала радость прочь,
Прелести сокрылись мира,
Тишина и черна ночь
Скутали мой дом в запоны.
От земли и от небес
Слышны эха только стоны;
Плачем мы - и плачет лес;
Воем мы - и воют горы.
Плач сей был бы без конца,
Если б алый луч Авроры,
Бог, что светит муз в сердца,
Не предстал и мне сияньем
Не влиял утехи в грудь.
"Помяни, - рек, - возлияньем
Доблесть - и покоен будь".
Взял я урну и росами
Чистыми, будто кристалл,
Полну наточил слезами,
Гроб облив, поцеловал.
И из праха возникают
Се три розы, сплетшись в куст,
Веселят, благоухают,
Разгоняют мрачну грусть.

Памятник Н.А.Львову на Родине архитектора в г.Торжок

Львов Николай Александрович (1751-1803/04), русский писатель, музыковед, ученый и изобретатель, архитектор и график, один из наиболее универсальных талантов русского «века Просвещения».

Родился в деревне Черенчицы (Новоторжский уезд, Тверская губерния) 4 (15) марта 1751 в семье отставного прапорщика. Приехав в Петербург (скорее всего, в 1769), вступил в бомбардирскую роту Измайловского полка, но уже в начале 1770-х годов перешел на гражданскую службу. В 1771 поместил свои первые стихотворные опыты в рукописном журнале «Труды четырех общинников». Путешествовал по Западной Европе, побывав, в частности, во Франции и Италии (1777; второй раз ездил в Италию в 1781). По возвращении в Петербург служил в Коллегии иностранных дел, а с 1782 в Почтовом департаменте. Жил в Петербурге и своем родовом имении Черенчицы-Никольское.

Долгие годы входил в поэтический кружок, членами которого были также Г.Р.Державин, В.В.Капнист, И.И.Хемницер, И.И.Дмитриев и другие. Писал эпиграммы, басни, кантаты, оды, элегии сатиры, поэмы (Русский 1791 год), в том числе в жанре научной поэмы (Ботаническое путешествие на Дудорову гору 1792, мая 8-го). Со временем перешел от сентиментализма (Идиллия. Вечер 1780 года, ноября 8-го) к романтизму (Ночь в чухонской избе на пустыре, 1797). Опубликовал сборник подстрочных переводов Анакреона (1794). Наиболее исторически значительны те из его литературных произведений, что тематически или постановочно связаны с музыкой (ода Музыка, 1780-е годы; неоконченная поэма Добрыня, богатырская песня - опубликована посмертно в 1804).

Будучи одаренным музыкантом, душою домашних концертов и спектаклей, Львов (по словам Державина) «особенно любил русское природное стихотворство», т.е. крестьянскую песню. Песенный фольклор с пестрыми вкраплениями народного арго составляет речевую основу его комической оперы Ямщики на подставе (музыка Е.И.Фомина; 1787) - первой в России хоровой оперы.

Среди других текстов Львова, рассчитанных на музыкальное исполнение, выделяется «героическое игрище» (или «ирои-комическая опера») Парисов суд (1796), сочетающее античную мифологию с чертами русской «простонародной» пасторали. Большое значение для фольклористики имело изданное им вместе с чешским композитором И.Прачем Собрание русских народных песен с их голосами, положенными на музыку Иваном Прачем (1790), - в сопровождении львовского трактата О русском народном пении, где автор впервые указал на многоголосный характер русского пения. Мелодии этого сборника позднее нашли отражение в творчестве ряда композиторов, включая Бетховена и Н.А.Римского-Корсакова.

Публиковал также древние летописи (Летописец русский от пришествия Рюрика до кончины царя Иоанна Васильевича, 1792; Подробная летопись России до Полтавской баталии, 1798), тогда же задумал создать Словарь художников и художеств, - который стал бы первой русской арт-энциклопедией, но остался просто замыслом).

Зодчий-самоучка, внес большой вклад в архитектуру русского классицизма. Базисный смысл со времени визитов Львова в Италию имело для него творчество А.Палладио; в 1798 издал в собственном переводе и со своим предисловием и примечаниями первый том Четырех книг об архитектуре. Стремился распространить в своих постройках первозданный «вкус Палладиев», с его гармоническим сочетанием красоты и практической пользы.

Среди его реализованных проектов - собор святого Иосифа в Могилеве (1781-1797; разрушен в 1930-е годы), петербургский почтамт (1782-1789), Невские ворота Петропавловской крепости (1784-1787), Троицкая церковь в селе Александровском, ныне в черте Петербурга (Кулич и Пасха, 1785-1797), Борисоглебский собор в Торжке (строил архитектор Ф.И.Буци; 1785-1796), Екатерининская церковь-ротонда в городке Валдай (1793), усадьбы в Знаменском («Раек»), Арпачево, Митино-Василево, Премухине в Тверской области, Воронове и Введенском в Московской области (все - 1780-1790-е годы; сохранились лишь более или менее крупные фрагменты былых ансамблей). К 1789-1804 относятся жилые и хозяйственные постройки, а также семейная усыпальница в Никольском-Черенчицах. Часто выделяясь - подобно Невским воротам или «Куличу и Пасхе» (храмовая ротонда с пирамидальной колокольней) - оригинальной выразительностью композиции и силуэта, архитектурные идеи Львова имели в то же время и большое типообразующее значение, прежде всего в усадебной архитектуре. К тому же он постоянно сочетал свои сооружения с новаторскими инженерными разработками (такова, в частности, система водоснабжения в Торжке, оформленная ротондой-колодцем на Торговой площади, 1802).

Не раз выступал и как паркостроитель: изложил принципы устройства пейзажного парка с элементами регулярной планировки в многочисленных пометках и рисунках на полях книги К.Гиршфельда о садоводстве (экземпляр в собрании Музея изобразительных искусств имени А.С.Пушкина), а также в альбоме с проектами парка в московской усадьбе своего покровителя канцлера А.А.Безбородко (1797-1799).

Открыв в 1786 в районе Валдайской возвышенности и города Боровичи залежи каменного угля, активно способствовал его разработкам, попутно исследуя новые возможности его отопительного и промышленного применения (для получения корабельной смолы, серы, кокса и «каменного картона», т.е. толя). В 1795 опубликовал трактат Русская пиростатика, или употребление испытанных уже воздушных печей и каминов с собственноручно награвированными чертежами новых отопительно-вентиляционных устройств (первую работу такого рода в России), а в 1799 - сочинение О пользе и употреблении русского земляного угля.

В тот же период изобрел способ возведения зданий из утрамбованной земли, укрепленной известковым раствором, и учредил школу землебитного строительства в Никольском. Примером такого рода здания явилась резиденция приора Мальтийского ордена (Приорат) в Гатчине (1798-1799). С 1799 центром его экспериментов была Тюфелева дача близ подмосковного (в то время) Симонова монастыря, ставшая своеобразным технологическим институтом. В 1803 предпринял краеведческое путешествие в южнорусские губернии, в Крым и на Кавказ.