Телесный код: почему ты обращаешь внимание на его руки? Соматизмы и культурный код народа
Восприятие мира, находящее отражение в языке и задающееся языком, антропоцентрично. В центре Вселенной находится Человек. Именно человеческое тело задает параметры изначального измерения пространства и, соответственно, времени и базовые архетипические оппозиции "далеко-близко", "свой-чужой" и др. Тело в целом и отдельные его части могут рассматриваться как первичная основа концептуализации мира (как внешнего для человека, так и внутреннего). Рефлексия над собственным телом, его границами, строением служит источником как восприятия и описания пространства (вспомним такие меры длины, как пядь, локоть, foot и и др.), так и универсальных метафор, давно стершихся и не воспринимаемых как троп (нос корабля, атаковать в лоб, ушко замка и др.), но роль тела этим, конечно, не ограничивается.
Объяснение того особого положения, которое занимает телесный код в системе культурных кодов не исчерпывается его рассмотренными выше свойствами, хотя уже они говорят о его уникатьности. Само восприятие мира человеком соматично. Космогонические мифы различных народов говорят о соответствии мира и тела верховного первосущества [Мифы … www.dragons-nest.ru]. М. Фуко, описывая эпистему, существовавшую до Просвещения, указывает на то особое положение, которое занимает в ней человеческое тело: "…Подобное отношение обнаруживается в аналогии человеческого телесного существа с землей, на которой он живет: кожа человека - это земля, его кости - скалы, вены - большие потоки, а семь главных частей тела соответствуют семи металлам, сокрытым в рудных жилах. Тело человека - это возможная половина атласа мира" [Фуко 1994, 59]. Характерна и обратная зависимость, рефлексы которой можно наблюдать в устойчивых оборотах языка, т.е. земля уподобляется человеческому телу, ср.: стереть с лица земли, лоно земли, пуп земли и др. Справедливой представляется точка зрения В.Н. Базылева, указывающего: "Антропологизация космоса и космологизация социума приводит к тому, что части тела и тело в целом становятся аллегориями социальных страт, становятся средством семиотического познания общества, своего места в нем, принципов поведения в нем" [Базылев 2003, 8].
В русской "наивной" картине мира противопоставление плотского и духовного далеко не столь однозначно, проведение жесткой границы между ними - это скорее следствие достаточно поздних рефлексий и логико-философских построений на основании монотеистических построений. Безусловно, душа отлична от тела. Одна из реификаций концепта душа моделирует ее как некое тело, помещенное внутри "настоящего" тело. С этим связана и антропоморфность приведений. Таким образом, душа сама оказывается телесной. Она может испытывать болевые ощущения (душа болит), в наивном представлении об аде, куда попадают грешные души, они подвергаются вполне телесным истязаниям, испытывают телесные муки. Что - либо может обжечь душу, ср.:
Он - детских лет воспоминанье,
От школьных зим в окне светло.
Полвека пробыл он в изгнанье,
И снова душу обожгло…
- (Т. Глушкова)
- - Я стар для тебя, прости меня… я усталый воин с обожженной душой.
- (А. Бессонов. Мир в красном камне.)
В восторге я! Душа поет!
Противоборцы, перемерли,
И подсознанье выдает
Общеприемлемые перлы.
(В. Высоцкий).
Душа может сжаться в комок, ср.:
Тогда душа сжимается в комок
И в теплом лабиринте бесприютства,
Где так холодноветренно и пусто,
Укромный весит уголок.
(Ю. Попов. Безлюдье).
Количество примеров легко можно умножить, но и приведенных, на наш взгляд, достаточно для следующего вывода: в одном из наиболее распространенных представлений столь сложного концепта, как душа, последняя оказывается материальной, более того - телесной. Позволим себе привести фрагмент монолога Дракона из пьесы Е. Шварца. Цитируемое служит весьма наглядной иллюстрацией к сформулированному выше тезису:
Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь тело пополам - человек околеет. А душу разорвешь - станет послушней и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь. Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души.
Тело и душа, будучи противопоставленными друг другу, при этом находятся в нерасторжимой связи, постоянно проявляя и выявляя себя друг в друге. Не будем подробно останавливаться на таких набивших оскомину примерах, как В здоровом теле - здоровый дух или Глаза - зеркало души. Упомянем лишь о существующих у различных народов представления и том, что физические недостатки являются знаками душевных изъянов (Бог шельму метит ). Обратим внимание на то, что телесное постоянно перетекает в духовное и наоборот. Особенно наглядно это проявляется в сфере эмоций и межличностных отношений.
Вряд ли кто-нибудь станет спорить, что чувства и эмоции относятся к духовной сфере, принадлежат душе, но их носителями являются различные органы человеческого тела, имеющие, конечно, самую материальную природу. Любит и ненавидит именно сердце, у человека, пришедшего в возбуждение, закипает кровь, она же определяет его темперамент, может быть холодной и горячей; та же кровь, оказывается знаком именно духовной близости, кровная связь может говорить не только о генетическом, но и о, духовном родстве, ср.:
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую кровную связь.
(Н. Рубцов).
Итак, мы видим не только противопоставление души и тела (плоти), но и их своеобразный синтез, единство и взаимопревращение. "В логике культуры не духовное является следствием физиологического, но физиологическое - следствием духовного" [Базылев 2003, 8].
В связи со сказанным становится очевидно, что вторая из предложенных оппозиций (ум/сердце ) оказывается самым тесным образом связанной с первой (душа/тело ), компоненты задаваемых этими противопоставлениями систем постоянно переплетаются, взаимодействуют, образуя в результате единую систему, единое поле (отдадим все же обязательную дань стуктуралистам). А. Платонов, писатель, который, по нашему мнению, как никто другой, сумел отразить глубинные архетипы национального сознания, заставил одного из своих героев размышлять, "что такое душа - жалобное сердце или ум в голове ?". Как видим, душе необходим "носитель" внутри человеческого тела. Ум, действительно, находится в оппозиции к сердцу, но мы сомневаемся, что в русской языковой картине мира рациональное так уж жестко противопоставляется эмоциональному. Отношения между ними (взаимообусловленность, взаимозависимость, постоянное преобразование одного в другое) подобны тем, которые складываются между материальным и идеальным. Да, ум может быть с сердцем не в ладу, что говорят об их безусловном различии, но отнюдь не свидетельствует о наличии жесткой границы между интеллектуальной и эмоциональной сферами. Ведь разум может, оказывается, испытывать сильные чувства. Скажем, коммунисты до сих пор утверждают, что их возмущенный разум кипит. Мысль может быть нервной, ср.: Когда он вышел из кабинета Шведова, им завладела странная и какая-то нервная мысль [Панов 2011, 107].
А.Д. Шмелев, говоря о противопоставления головы и сердца, указывает: "Голова является и органом памяти (…). В этом отношении русская языковая картина мира не представляет собой чего-то уникального (…); но можно обратить внимание на то, что она отличается от архаичной западноевропейской модели, в которой органом памяти было скорее сердце (…). Правда, и в русском возможно память сердца, но это говорят только об эмоциональной, но не интеллектуальной памяти и, во всяком случае, не о знании наизусть" [Шмелев 2002, 301-315].
Тело человека, действительно, широко представлено путем включения своих наименований в компонентный состав фразеологизмов русского языка. Но какую функцию в обратной структуре каждого фразеологизма выполняет тот или иной соматизм, какой именно культурный смысл, закрепленный в культурном коде, воплощен в том или ином "телесном" компоненте фразеологизма, какая метафора - инструментальная, пространственная и т.д. - становится "проводником" культурного смысла?
Соматический, или телесный, код культуры - один из основных в классификации кодов по своей значимости во всех культурно-национальных картин мира.
Тело человека может рассматриваться как древнейший способ самоосознания человека, и задает самосознанию ряд содержательных характеристик, т.е. человек отождествляет свои деятельностные функции, поведенческие акты, рациональную и эмоциональную сферы, иначе говоря, свое внутренне "Я" с внешним "Я", с телом и частями тела.
Внешние и внутренние части тела - это его "реальные или идеальные органы (…)" в их "наивной" анатомии. Но "понятие телесности человека не сводимо к представлению о теле как организме. Это еще и мир символов, ассимилирующий в теле" [Никитина 2003, 66-75].
Наименования тела человека в целом, его внешних и внутренних частей и органов входят в компонентный состав большого числа русских фразеологизмов. С их помощью человек описывает и окружающий мир, и пространство, и время, и внешние качества, и внутренние свойства человека, поведение. Фразеологизм выполняет две культурные функции - передает стереотипное представление о прямом, без посредников разговоре между людьми, и является эталоном доверительного, откровенного общения.
480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников
Го Синь-и. Телесный код в китайской фразеологии и его русское соответствие: Дис. ... канд. филол. наук: 10.02.22: Москва, 2004 187 c. РГБ ОД, 61:05-10/649
Введение
Глава I Фразеологические единицы в русском и китайском языках 6
1. Классификация фразеологических единиц в русском и китайском языках 6
1.1. Китайские фразеологические единицы в потоке речи: просодические структуры фразеологических единиц 12
2.1. Стили фразеологических единиц в русском и китайском языках 18
2. Коды культуры 22
3. Соматическая фразеология 24
Глава II Телесный код в русской и китайской фразеологии 27
1. Внешние органы 27
1.1. "Тело" в русской и китайской фразеологии 27
1.2. "Голова", "волосы" и "макушка" в русской и китайской фразеологии 32
1.3. "Лицо" и его составляющие как компоненты ФЕ в русском и китайском языках 45
1.4. Составляющие "тела" как компоненты ФЕ в русском и китайском языках 84
1.5. "Рука" и ее составляющие как компоненты ФЕ в русском и китайском языках 97
1.6. "Нога" и ее составляющие как компоненты ФЕ в русском и китайском языках 110
2. Внутренние органы 121
2.1. Черепная коробка 122
2.2. Горло 125
2.3. Органы средостения 127
2.4. Органы брюшной полости 134
2.5. Нобор кости 141
2.6. Жидкость жизнеобеспечения 146
Глава III "Душа" как составляющая единица духовного соматического кода русской и китайской фразеологии 150
Заключение 157
Словарик: соматизмы и их метафорические осмыслении 161
Литература 171
Введение к работе
Обоснование темы
Фразеологизмы являются знаками национальной культуры в языке, по словам В.Г. Гака, "одним из наиболее ярких проявлений национально-культурной специфики языка" [Гак 1999: 260]. С точки зрения этнолингвистики и лингвокультурологии исследование фразеологии помогает раскрыть средства и способы проникновения культурных традиций и ценностей в язык [Телия 1999: 15].
В последние годы в российском и мировом языкознании усилился интерес к фразеологии, содержащей в своем составе имена существительные с исходным значением частей тела человека. Сам человек стал объектом исследования не случайно: он начал постигать окружающий мир с познания самого себя. По словам В. Красных, завершив "герменевтический круг", человек пришел к необходимости познавать себя снова, на другом этапе, на новом витке развития. Таким образом, в освоении мира человек совершил путь от самого себя к самому себе же [Красных 2002: 233]. В связи с этим началась аккультурация, т.е. процесс взаимовлияния культур.
Причина выбора в качестве объекта сопоставления телесных (или соматических) фразеологизмов в китайском и русском языках очевидна. Телесный код во фразеологии является ключом к открытию кода культуры, он демонстрирует своеобразие языка, впитавшего национальные традиции понимания и осмысления явлений действительности.
Объектом настоящего исследования являются соматические фразеологизмы (СФ) с точки зрения телесного кода в русской и китайской фразеологии, их компонентный состав, принадлежность к семантическому полю в качестве метафор или метонимий, а также их стилистические характеристики.
Актуальность исследования определяется необходимостью, с одной стороны, обоснованного описания языкового материала (в частности, описания фрагмента лексики русского языка), с другой - необходимостью представить это описание в сопоставительном аспекте.
Цели и задачи исследования
Целью исследования является описание фрагмента фразеологии, а именно русских соматических фразеологизмов и их китайских соответствий. В связи с
поставленной целью конкретные задачи исследования таковы:
выявить особенности и пути классификации китайской фразеологии;
определить семантико-тематические группы по критерию метафоры и метонимии китайских и русских телесных фразеологизмов;
рассмотреть характеристики телесных кодов китайской и русской фразеологии;
выявить языковое, семантическое звено между физической мотивацией и самой метафорой в соматической фразеологии русского и китайского языков.
Методика исследования
Основными методами решения поставленных задач являются наблюдения, функциональный и сопоставительный анализ, а также лингвистический эксперимент. Функциональный анализ позволил рассмотреть русские и китайские соматические фразеологизмы в неразрывном единстве формы, значения и функции - трех составляющих любой лингвистической единицы. С помощью сопоставительного анализа было выделено следующие группы фразеологических единиц (ФЕ): полные эквиваленты (эквиваленты по содержанию и выражению):
Русск. руки чешутся (1."испытывать неодолимое желание подраться с кем-л.,
побить кого-л.; 2. испытывать сильное желание сделать что-л., заняться
чем-л.") - шоуян ^-Ш ("букв.:"руки чешутся"); Частичные эквиваленты: эквиваленты по содержанию:
правда глаза колет - "о нежелании выслушивать"неприятную правду"; кит. ФЕ
чжунъянъ ниэр Ч&ЩШМ- (букв.: "правдивые слова против уха");
совать свой нос куда, во что - "вмешиваться во что-л., обычно не в свое дело".
Китайским эквивалентом является ФЕ с соматизмом руки чашоу Щ^- (букв.:
"совать руку"). эквиваленты по выражению:
уши горят - "кто-л. очень стесняется или стыдится".
В китайском языке ФЕ эржэ ЖШ (букв.: "уши горячие") обозначает состояние
опьянения. Отметим, что далеко не все русские ФЕ имеют китайские соответствия.
Материал исследования
Исходным материалом для наблюдения в основном послужили следующие источники:
Ожегов СИ., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка, М., 1999.
Словарь русского языка в 4-х тт. под ред. А.П. Евгеньева. М,
Китайский большой словарь в 12 тт. под ред. Ло Чжу-фэнь, Шанхай, 1993.
Большой китайско-русский словарь, сост. Факультетом русского языка Хэйлунцзянского университета, 1985.
Фразеологический словарь русского языка под ред. А.И. Молоткова, М., 1967.
Фразеологический словарь русского литературного языка под ред. А.И. Федорова, М., 2001.
ЙсІпІ^Ізі^Й- Словарь идиоматических выражений и фразеологизмов, ред. Лю Е-цю, Юань Ю-синь, Тайбэй, 1992.
^ffl^^C|nJ№ Словарь дяньгу, ред. Сю Чжи-чэнь и др. Шанхай, 1985,
ЖДШДШІШЛ Словарь гуаньюнъюй, Вайюй цзяосюэ юй яньцзю чубанынэ, Шанхай, 1986.
Ю. ШШШШШШ Словарь пословиц, ред. Чжан И. Шанхай, 1987. ІіАШШШШіШШ Русско-китайский фразеологический словарь, ред. Чжоу Цзи-шэн. Хубэй, 1981.
Ш Ш $С Ш Ш И Русско-китайский фразеологический словарь, Институт иностранных языков, Харбин, 1958.
Ш Ш ЙС Ш Ш И Китайско-русский фразеологический словарь, Институт иностранных языков, Сиань, 1998.
Новизна работы
В диссертации впервые дано определение семантико-тематической группы по критерию метафоры и метонимии русских и китайских телесных фразеологизмов. Новизна работы состоит также в выявлении характеристик телесных кодов в русской и китайской фразеологии.
Теоретическая значимость
В работе представлены семантико-тематические группы русских и китайских
соматических фразеологизмов, их структурно-семантические и
функционально-коммуникативные особенности; выявлены специфические черты русских и китайских соматических фразеологизмов в культурологическом аспекте.
Как известно, фразеологическая семантика носит антропоцентрический характер. Фразеологизмы отражают в основном такие моменты действительности, которые связаны с существованием и деятельностью человека, с выражением им своего
отношения к предметам, явлениям, событиям окружающего мира. Анализ фразеологизмов позволяет сделать выводы об образе человека в народной культуре; выявить, как они используются для описания различных ситуаций жизни и действий, совершаемых человеком. В работе показано также, каким образом лексические единицы, связанные с деятельностью человека, употребляются в переносных значениях.
Практическая значимость
Практическая значимость исследования определяется тем, что в научный оборот вводятся семантико-тематические группы русских и китайских фразеологизмов по критерию метафоры и метонимии, охарактеризованные с точки зрения их национально-культурных особенностей.
Полученные результаты могут быть использованы при обучении языку, а также при составлении словарей.
Апробация работы
Основные положения и отдельные выводы работы нашли отражение в выступлениях на Днях науки (филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 2002, 2003 гг.); на Международной научной конференции "Телесный код в славянских культурах" (Институт славяноведения РАН, отдел славянских культур, 3-4 июня 2003 г.); на XII Международной конференции "Китайское языкознание. Изолирующие языки" (Институт языкознания РАН, Москва, 22-23 июня 2004 г.).
Публикации
"Душа" в русской фразеологии и ее* китайские параллели // Новый взгляд: Сб. научных статей, вып. 2. М.: МГУ, 2002. с. 75-83.
"Лицо" в русской фразеологии и его китайские параллели // Новый взгляд: Сб. научных статей, вып. 3. М.: МГУ, 2004. с. 66-76.
"Рука" в русской фразеологии и китайские параллели // Китайское языкознание. Изолирующие языки. XII Международная конференция материалы. Москва, 22-23 июня 2004 г. М.: РАН Институт языкознания, 2004. с. 77-82.
Фразеологические единицы с сомагизмом "лицо" в русском и китайском языках //
Телесный код в славянских культурах. Международная научная конференция. 3-4 июня 2003. М: РАН Институт славяноведения, отдел славянских культур. В печати.
План работы
Диссертация состоит из трех глав, введения, заключения, словарика и списка использованной литературы.
Во введении обосновывается выбор темы, ее актуальность, новизна, теоретическая и практическая значимость; определяются цель и задачи исследования; дается характеристика материала и методов исследования.
В первой главе диссертации показаны теоретические основы исследования, при этом рассматриваются различные классификации русской фразеологии; анализируются актуальные проблемы китайской фразеологии, в частности, исследуются количественные и качественные характеристики китайских ФЕ; определяется роль телесного кода в культуре; рассматриваются метафорический и метонимический подходы к описанию соматических фразеологизмов.
Во второй главе работы анализируются соматические фразеологизмы с компонентами значения тела и его частей, таких, как: голова, рука, нога, корпус и их части {лицо, грудь, живот, ноги с подразделением на составляющие). Здесь исследуются соматические фразеологизмы с компонентами, обозначающими внутренние органы, кровь и кости человека. В данной главе проведен сопоставительный анализ фразеологизмов в русском и китайском языках.
В третьей главе исследуется понятие душа как составляющая духовного соматического кода русской и китайской фразеологии.
В заключении формулируются выводы, полученные в результате исследования.
В настоящей работе приняты следующие правила оформления примеров: Примеры китайских ФЕ передаются в русской транскрипции (выделены курсивым шрифтом) и иероглифах; буквальный перевод помещен в закрытых скобках и отмечен знаком ". Китайским ФЕ соответствует русский литературный перевод. Например: му дэн коу дай ЩШЕЗтк (букв.: "глаза вытаращены, рот разинут") - "быть крайне удивленным".
Китайские фразеологические единицы в потоке речи: просодические структуры фразеологических единиц
Количественные единицы китайского языка - однослоги, двуслоги, трехслоги, четырехслоги - обладают определенной просодической структурой. Просодическая структура речи во фразеологических единицах основана на чередовании тонов и разного рода рифмах.
Основной морфологической единицей китайского языка является слоговая морфема. Структурными единицами китайского языка являются величины количественного порядка [Драгунов 1962: 44-49].
Ритм четырехслогов, образованных в результате сложения двух двусложных слов, является важнейшей частью метрики китайского языка в целом. Люй Шусян отмечает, что самая частотная структура в «чэнъюй» - это сложение двух двухслогов. Закон ритмико-мелодической организации особенно характерен для параллельной конструкции «чэньюй» [Лю Шу-сян 1963: 10-22]. Еще в 1940 годы Го Шаоюй описал механизм "гибкости" слова в китайском языке [Го Шао-юй 1963: 3-40]. Тональная структура, стиль и грамматическая форма сильно влияют на изменение количественного состава ФЕ. В китайских ФЕ, отличающихся экспрессивной насыщенностью и лапидарностью выражения мысли, особенно явственна тенденция к стяжению.
"Традиционное стихосложение, основанное, несомненно, на некоторых достаточно глубоких ритмических законах китайского языка, знает следующие стихотворные размеры: четырехсложный с цезурой после второго слога, т.е. 2+2, пятисложный с цезурой после второго слога, т.е. 2+3. Отсюда следует, что речевой такт китайской речи наиболее естественным образом может быть разделен на две, три или четыре части" [Софронов 1999: 30]. Фразеология включена в речевой поток. Способом включения является особым образом построенная слоговая количественная структура. Таким образом, двухсложная ФЕ укладывается в двухсложную синтагму, трехсложная укладывается в трехсложную синтагму и т. д.
Все китайские ФЕ подчинены закону ритма китайского языка. Односложные фразеологические единицы в китайском языке отсутствует. Двухсложные, трехсложные, четырехсложные фразеологические единицы одновременно являются не только лексическими, но и ритмическими единицами речи.
По происхождению эти двухсложные и трехсложные фразеологические единицы являются аналогами поэтической стопы, а четырехсложные - поэтической строки, иначе говоря, по форме они представляют собой либо целую поэтическую строку, либо ее часть. Китайский язык - это язык музыкальный. Его единицу всегда можно описать как единицу музыкальную. В соответствии с требованиями ритма речи одна и та же единица может выступать в разном составе. Рассмотрим такую ФЕ, как «чэньюй». «Чэнъюй» представляют собой четырехсложные фразеологические единицы, состоящие из четырех слоговых морфем. Чжу Цзянь-ман придерживается мнения о том, что четырехсложный или составленный из двух двусложных фразеологизмов «чэнъюй» является самым легкочитаемым, четко различимым на слух и удобно запоминающимся. Самое главное состоит в том, что он совпадает с ритмом классической поэзии, поэтому звучит чрезвычайно красиво [Чжу Цзянь-ман 1955: 33]. Надо обратить внимание на то, что образование четырехсложных лексико-синтаксических моделей, очевидно, восходит к наиболее древним формами стихосложения и представлено в четырехсложных строках поэзии «Шицзина» (XII-VI вв. до и. э.). Именно по принципу четырехсложности «чэнъюй» были впервые выделены китайскими учеными в особую группу фразеологических единиц еще на рубеже XVIII-XIX вв. и помещены в словарях «Хэн янь лу» и «Хэн янь гуан чжэн» [Рогачев 1950: 54]. Поэтическая форма «чэнъюя», как одной из четырехсложных ФЕ, сохраняющая ритмическую форму древнекитайского языка, создается той же звуковой организацией, что и звуковая организация стиха: аллитерациями, рифмами и тонами слогов, входящих в их состав. В связи с этим порядок четырехслогов всегда строго фиксирован, что свидетельствует об устойчивости «чэнъюй». Представляется целесообразным рассмотреть основные признаки просодии четырехслога в китайском языке (тон, рифмы и шуаншэн). В китайском языке слоги произносятся под определенным тоном. В среднекитайском языке существовало четыре тона: пиншэн 2р "ровный", шаншэн _L "восходящий", цюйшэн "нисходящий", жушэн А "входящий". Для целей стихосложения эти четыре тона разделены на два класса: ровный тон - пиншэн, образует сам по себе один класс, называемый пин zp, (т.е. "ровный" тон), а три остальные тона образуют другой класс цзэ JX (т.е. "ломанные" или "косвенные"). Известно, что в современном китайском национальном языке сейчас четыре тона. Исторический ровный тон пин представлен в национальном языке двумя разновидностями - иньпин Ш7 - и янпин НИР. В литературе их принято называть 1-ми 2-м тонами. В класс цзэ входят остальные два тона - 3-й и 4-й. Таким образом, надо отметить, что состав классов "лин и цзэ" среднекитайского языка не равны современному [Чжао Юань-жэнь 1994: 15]. З.И. Баранова первая из русских исследователей обратила внимание на звуковую организацию «чэньюя» [Баранова 1963: 122-125]. Ее точку зрения мы принимаем в нашей работе. В лингвистической науке существует и другая точка зрения. Ма Го-фань в монографии «Чэнъюй» описывает последовательности тонов "пинцзэ" с точки зрения современного произношения китайкого языка. Он выделяет 16 типов последовательности ровных и косвенных тонов в четырехсложных ФЕ (каждый компонент имеет 2 варианта - либо пин, либо цзэ, всего получается 16 типов вариантов) [Ма Го-фань 1978: 51-53]. С этим, на наш взгляд, трудно согласиться. «Чэньюй» как наследие древнего и средневекового китайского языка надо исследовать с точки зрения древнего. Кроме того, 16 выделяемых автором типов пинцзэ у «чэнъюй» не отличаются от обычных четырехсложных словосочетаний. Отметим, что Ма Гофань не использует в своем описании закон метра и ритма, которые, на наш взгляд, являются необходимыми элементами при анализе просодической организации четырехсложных ФЕ. Представляется важным рассмотреть, как ритмический закон реализуется на материале ФЕ в речи. Как говорилось выше, четырехсложные ФЕ часто состоят из двух двусложных единиц. По мнению Го Шаоюя, члены двуслогов в составе четырехсложных «чэнъюй» всегда принадлежит одну и тому же тональному классу, т.е. оба они принадлежат пин, или цзэ [Го Шао-юй 1963b: 44-47]. Например: гао лао (цзэ) хуань сян (пин) pf (JX (подать в отставку по старости и вернуться на родину), и сян (цзэ) тянь кай (пин) (ЛХ) И(2Р) - предаваться бесплодным фантазиям; хунъ тянь (пин) ань ди (цзэ)#5 ()- кромешная тьма, полная вакханалия, тянь нань (пин) ди бэй (цзэ) Щ- со всех концов мира. Мы согласны с мнением Чжан Гунгуя, что, кроме противопоставленных последовательностей пинцзэ (ровный - косвенный тоны), существует и закон порядка следования пин (иньпин- янпин) - шан цю- жу [Чжан Гун-гуй 1952]. Таким образом, образуется нисходящий порядок тонов в «чэнъюе». Например: 1. пин- шан- цюй: шанъчжэнь (пин) хай (шан) вэй (цюй) .
Космическая ось представлена в сознании людей по-разному. В китайском восприятии во вселенной присутствует ци (дух или мельчайшая частица материи). Легкие ци поднимаются вверх, образуя небо; тяжелые ци опускаются вниз, образуя землю. Человек устроен так же, как устроен мир. Ци (легкий дух) поднимается вверх, и организует в голове человека умственную деятельность. Тяжелый ци опускается вниз и превращается в отходы человеческой жизнедеятельности [см. Цяньцывэнь, Тысячесловие 1993: 7]. Такое представление о космической оси можно считать "природным".
С морально-философской точки зрения, верх и низ являются реализацией высоких и низких истин. М.М. Бахтин писал, что в карнавальной культуре изображение "низа" всегда бывает смешным, а "верха" олицетворяет возвышенное.
Наконец, существует физиологическое понимание космической оси / вертикальной оси мира, связанной непосредственно с человеком. Голова представляет собой источник высоких и всегда открытых истин, а низ человека должен быть спрятан как носитель непристойности, источник неприличных шуток и насмешек.
Итак, противопоставление верха и низа относится в равной степени к миру и человеку. Любое нарушение порядка в мире людей часто описывается как нарушение космической оси. Русские фразеологизмы: перевернуть с ног на голову, вверх ногами, вверх дном - описывают нарушения некоторой жизненной ситуации, они связаны с представлениями о состоянии мира; фразеологизм ходить на голове относится к человеку и означает: проказничать, озорничать, шалить. Целостность человека, отображаемая в вертикальной модели пространства, представлена в ФЕ с головы до пят - весь, со всеми его способностями, целиком, полностью, всем своим существом.
В совр мезгаой русском языке номинативное значение слова голова - верхняя часть тела человека, верхняя или передняя часть тела животного, содержащая мозг [Словарь русского языка в 4-х тт. 1981: 325].
Голова человека и голова животного при едином названии в китайском языке имеет разные смыслы по ориентации положения тела,в пространстве: человеческое тело (с головы до ног) расположено по вертикальной оси, в отличие от тела животного (с головы до хвоста), которое расположено по горизонтальной оси. Поэтому про человека можно сказать с головы до ног, про животное или неодушевленный предмет - нельзя. В языковой картине мира человек является неким единением неба и земли, в то время как животное принадлежит только земле. Так, в русском языке различаются: головной вагон поезда и хвостовой вагон поезда. В китайском языке ФЕ цун тоу дао цзяо (букв.: с головы до ног) - полностью имеет связь с вертикальной Осью пространства. ФЕ цун тау дао вэй % (букв.: с головы до хвоста) - от начала до конца - связано со временем исполнения какого-то конкретного дела.
Референту голова в китайском языке соответствуют два одноморфемых слова: тоу Ш (разговорное, просторечное) и шоу ЦТ (книжное). Соматизм тоу в китайской фразеологии в большинстве случаев имеет значение части тела, которая может находиться в различных физических состояниях. Слово шоу Ц реже встречается в значении верхняя часть тела человека по сравнению со словом тоу. Кит. шоу прежде всего обладает метафорическим значением глава, лидер (в какой-то группе) ; начало события или действия или первый. Например, шоуфу - самый богатый человек; шоучуан- первое открытие; шоуцы Ц" - впервые, первый.
Голова, как и лицо, является частью тела, важной для идентификации личности. Именно поэтому и в русской, и в китайской бытовой культуре существуют эстетические оценки головы. В русской культурной традиции голова как верхняя часть тела считается самой заметной частью тела человека. Поэтому русские ФЕ всегда даются как замещающие эмоционально-эстетические оценки. Поговорки: голова с пивной котёл и голова, что булава - отрицательно характеризуют не только особенности телосложения человека по признаку нарушения пропорций, но и обозначают его интеллектуальную недостаточность.
В китайской бытовой культуре выражение "большая голова" имеет фамильярную или шутливую оценку, однако выражение "маленькая голова" имеет отрицательную оценку: сяотоу жуймянь (букв.: маленькая голова, острое лицо) - описание хитрого человека, пролазы. В составе фразеологических единиц лексема голрва выступает как в прямом значении, так и в переносном.
В русской фразеологии существует большое количество ФЕ, в которых лексема голова выступает в прямом значении. Идиоматическое значение ФЕ в таких случаях создается метафорической трактовкой смысла другого компонента ФЕ. Например:
В русской фразеологии хоть кол на голове теши говорят об упрямом, ничего не понимающем человеке. Метафорическое значение ФЕ мотивировано переносным осмыслением ситуации, причем не реальной, а виртуальной. В этой ситуации голова выступает в своем основном значении - часть тела, но это место, непригодное для тесания (абсурдная ситуация). Метафоричность ФЕ (так обозначается высокая степень глупости человека) основана на абсурдности: чья-то голова настолько не выполняет свои основные функции (думать, анализировать), что она становится актантом нелепой ситуации. Т.о., метафора основана на переносе: высокая степень нелепости ситуации - высокая степень глупости человека, охарактеризованного через нее. Однако сама лексема голова употребляется здесь в прямом значении.
В таких ФЕ, как: солома {каша) в голове, ветер в голове, без царя в голове, забивать себе голову чем-то - голова имеет значение вместилище ума. Однако в создании идиоматического значения всей ФЕ принимает участие также метафора (каша, солома, ветер). "Солома", "каша", "ветер" и то, чем человек "забивает" себе голову - все это предметы, совершенно несовместимые с содержанием головы. Их общее метафорическое значение - ненужное, лишнее, мешающее функционировать. Свойство соломы и каши - хаотичность, неупорядоченность. Это свойство переносится на интеллектуальную деятельность человека, который не умеет мыслить последовательно и логично
Метафоричность ФЕ держать высоко голову - гордиться мотивирована известным жестом, позой.
Кроме того, ФЕ, включающие в себя соматизм голова, используются при описании разных действий и состояний человека. Например, формула этикета обнажить голову означает определенное действие, а именно: "снять головной убор в знак уважения, почтения или приветствия (о мужчинах)". В ФЕ биться головой об стенку описывается состояние человека, а именно: "предаваться крайнему отчаянию, бурно выражать свое горе".
В китайском языке дяньтоу Щ&Ш кивать головой является выражением согласия. На базе данного словосочетания образована ФЕ дяньтоу хаяо (букв.: кивать головой и сгибаться в пояснице) - таким жестом характеризуется человек, который, демонстративно акцентируя знаки уважения к кому-л., теряет достоинство, самоунижается. В русском языке существует такая ФЕ, которая основана на жесте указания: кивать головой на кого - перекладывать ответственность.
Составляющие "тела" как компоненты ФЕ в русском и китайском языках
Шея - это часть тела между головой и туловищем у человека [Словарь русского языка в 4-х тт. 1984: 714]. Она является линией жизненной коммуникации - это узкий переход, или мостик, между головой и телом. Разрушение мостика означает смерть. Кроме того, шея как опора головы управляет ее движениями. Одновременно шея считается началом плечевой области, на которую часто кладут тяжести. В данной узкой части тела содержатся и сосуды, и бронхи, и дыхательное горло, и шейные позвонки.
В русском языке идиоматическое значение ФЕ с компонентом шел создается в ряде случаев с помощью переносного использования глаголов, входящих в эти ФЕ. Метафорический смысл этих ФЕ бывает основан также на переносе животное -человек: надевать хомут на шею (лошадь-человек), свернуть шею (птица-человек). В остальных случаях имеет место метонимия (часть-целое): человек обозначается через часть его тела, при этом значение ФЕ зависит также от семантики соответствующих глаголов.
Лексема шея в метафорическом смысле как физическое состояние человека. В русском языке ФЕ с лексемой шея часто являются метафорой, обозначающей состояние человека - перегрузка, тяжесть, усталость, напряженность, причем обычно человек оказывается в таком состоянии не по собственной воле. Синтаксическая структура этой группы в большинстве представляет собой сочетание «глагол + падежная форма слова "шея"»: сажать (посадить) на шею чью, кого, кому - навязывать кому-л. содержание кого-л., заботу, попечение о ком-л. ; сидеть на шее у кого-либо - о пребывании на иждивении, на содержании или на попечении у кого-нибудь. В приведенных примерах присутствуют фазовые глаголы со значением состояния: "сажать" - начальная фаза; "сидеть" - продолжающеесясостояние.
ФЕ надевать себе хомут на шею - непомерно обременять себя чем-л. О крайне тягостной обузе. В составе ФЕ шея часто выступает в метонимическом значении человек; вешаться на шею кому, к кому - 1. приставать с ласками, нежностями и т.п. ; 2. навязываться, усиленно добиваться расположения, взаимности, любви (о женщине по отношению к мужчине).
Насилие. Шея - это ранимое, уязвимое место тела человека, которое может подвергаться насилию со стороны другого. ФЕ с компонентом шея часто включают в себя глаголы, обозначающие действия, направленные против человека, во вред ему. Например: намять (наломать, намылить) шею кому - сильно побить, избить, отколотить кого-л. ; свернуть шею кому - убить кого-л. . Переносный смысл ФЕ связан с действием, направленным против человека. Этот смысл основан на ситуации, в которой действие направлено против птицы (прямое значение словосочетания); сломать {свихнуть, свернуть) себе шею - погубить себя из-за чего-л. ; в шею (гнать, выгонять) - грубо, с бранью, побоями. Синонимом данной ФЕ является в три шеи (гнать, выгонять). "Три" в данном случае с точки зрения количества является амплификацией или гиперболой.
ФЕ с лексемой шея связаны с социально значимым жестом и имеют метафорическое значение подчинение, унижение. В русской фразеологии гнуть шею перед кем означает унижаться, заискивать, раболепствовать. В соответствующей китайской ФЕ в этом значении употребляется соматизм яо $g поясница: чжэяо lf Ш - склоняться.
Наши наблюдения показывают, что в русском языке ФЕ с соматизмом шея имеют в большинстве случаев отрицательную коннотацию. Мы не можем согласиться с мыслью Шафикова о том, что причина этого заключается в том, что шея обозначает менее важный орган тела [Шафиков 2000: 175, 228]. На наш взгляд, шея представляется менее заметной частью тела человека, но не менее важной.
В китайском языке существует две лексемы, обозначающие шею: цзин (цзы) Щ (р) (книж.) и боцзы W F (разг.). В китайской фразеологии ФЕ с компонентом шея представлены мало: лексема шея принимает участие в метафорическом описании состояния человека: лянь хун боцзы цу (букв.: лицо покраснело, шея вздулась) - покраснеть от гнева, ярости. В данном случае цвет шеи указывает на проявление сильных эмоций человека.
Лексема шея часто связана с действием обозначаемой части тела. В китайской ФЕ отражено такое свойство шеи, как способность вытягиваться с разными целями, в зависимости от действия, названного главным глаголом ФЕ, например: иньцзин ципанъ (букв.: вытянуть шею и ожидать) - смотреть с надеждой, возлагать свои надежды на кого-л. ; иньцзин шоу лу 51Ш Ш - самому подставить шею под нож (палача) - мужественно принять смерть; покорно ждать наказания.
В словарях лексема грудь толкуется как передняя часть туловища от шеи до живота [Словарь современного русского литературного языка в 20 тт. том III 1992: 358]. В русском языковом сознании грудь - это орган дыхания ("дышать полной грудью"). Грудь является вместилищем легких: слабая грудь, дышать полной грудью. Метафорическое осмысление лексемы грудь основано на представлении о ее месте на теле человека; в языковом сознании она воспринимается как та часть тела, которая первой принимает удары или иные внешние воздействия.
В русской фразеологии данный соматизм входит в состав немногих ФЕ в переносном значении. Основанием переносного значения ФЕ является представление о том, что незащищенная грудь - это символ мужества и доблести людей, вставших на защиту чего-л.: защищать грудью кого, что; стоять {встать, стать) грудью за кого, что - упорно, мужественно, собрав все силы, защищать кого-л., что-л. Здесь соматизм грудь метонимически переосмыслен как весь человек; стоять (встать, стать) грудью за кого, за что - мужественно защищать кого-л. или что-л. ; Лексема грудь в русских ФЕ является метафорой физического контакта людей. напр.: грудь в грудь описывает ситуацию тесноты и означает вплотную; грудь на грудь - непосредственно один на другого (идти, двигаться в бою, битве и т.п.) . Соматизм грудь входит в состав ФЕ принимать на грудь (прост.) - выпивать спиртное, напиваться. "Принимать" имеет значение выпивать, в том случае если имеет объект - "лекарство". Здесь опущенный при переходном глаголе объект переосмыслен "по умолчанию"; "«а грудь" имеет метонимическое значение внутрь. В китайских ФЕ лексема сюн Щ грудь очень редко употребляется в своем основном значении. Нами зафиксирован только один пример с этим значением: чуй сюн дунь цзу ШШ Шй. (букв.: бить себя в грудь и топать ногами) - быть вне себя от горя (ср.: в русском языке существует соответствующая ФЕ с соматизмом волосы -рвать на себе волосы). В китайском языке лексема сюн в значении грудь как часть женского тела зафиксирована только в ФЕ разговорного или грубо-просторечного стиля: сюн да у нао Щ КШШ - большая грудь, да ума нет. Размер женской груди и объем мозга часто сопоставляются в разных культурах. В китайской фразеологии сюн чаще всего входит в состав соматических пар сюнцзин ЩШ грудь и пола и сюнхуай ЩШ грудь и пазуха. Сюн в этих синонимах выступает в значении вместилище сердца, органа, который в китайской культуре символизирует переживания и душевные качества. Сюн в данном случае имеет метафорическое значение душа и является источником душевного просветления и истины. Грудь может быть вместилищем неких абстрактных понятий (мечты, мысли, стремления к идеалу и т.д.). Таким образом, сюн в целом имеет метафорическое значение - внутреннее содержание человека. Приведем примеры китайских ФЕ, в состав которых входит соматизм сюн грудь: сюн у чэнфу ШШШШ (букв.: нет в груди крепостей и палат) - ничего не таить в душе; об откровенном, прямо человеке. Чэнфу (букв.: крепостная стена и ограниченная стеной палата) в данном случае обозначает скрытность и сложность характера; сюну дянь мо ШШШхШк (букв.: не иметь в груди ни капли чернил) - о неграмотном, необразованном человеке, неуче; сюн чжун чзя бин ІйіФ РЙ (букв.: в груди (в уме) целое войско) - о великих военных замыслах.
"Нога" и ее составляющие как компоненты ФЕ в русском и китайском языках
Палец в русском языке обозначает одну из пяти подвижных конечных частей кисти руки или ступни ноги у человека [Словарь русского языка в 4-х тт. 1983: 13]. В китайском же знак чжи Щ имеет специализированное значение палец на руке. Палец руки и палец ноги в китайском языке произносятся одинаково, но различаются графически. Они различаются только в двуслогах: шоучжи Ш (букв.: палец руки) и цзяочжи Щ&Ь (букв.: палец ноги).
В русском языке палец как одна из пяти подвижных конечных частей кисти руки, прежде всего, связан с жестом определенной семантики: пальцем показывать (указывать, тыкать) на кого, на что - открыто, во всеуслышание осуждать, порицать кого-либо или что-либо; по пальцам можно сосчитать (пересчитать, счесть) - при малочисленных предметах подсчета; высасывать (высосать) из пальца - жест задумчивости (у детей) - говорить, утверждать что-либо без каких-либо оснований, не опираясь на факты; выдумывать, придумывать что-л. ; пальцем не трогать (тронуть) кого - не причинять ни малейшего вреда кому-либо, не бить кого-л. ; обводить (обвести, обернуть) вокруг пальца кого - ловко, хитро обманывать; ФЕ возникло на основе оборота "вокруг пальца (около пальца) обмотать" - сделать дело скоро и споро. Быстрый и ловкий обман здесь сравнивается с быстрым наматыванием нитки на палец [Бирих и др. 2001: 429]; палец в рот не клади кому - о том, кто может воспользоваться оплошностью, промахом другого в своих интересах. Данная ФЕ происходит от пословицы палец в рот не клади, а то откусит, один как перст- совсем одинок. Употребление данной ФЕ в разговорной речи может сопровождаться жестом; палец о палец не ударить - элементарное, простейшее движение - совершенно, совсем ничего не делать, обычно для достижения какой-либо цели; попадать пальцем в небо - говорить или делать что-либо невпопад. При ответе на вопрос или при объяснении чего-либо.
С лексемой пальцы (мн.ч.) связано значение наглядности и правильности. С помощью пальцев человек считает, поэтому с пальцем всегда связана наглядность или правильность. Например: (знать) как свои пять пальцев - (знать) очень хорошо, досконально, основательно; (объяснять, показывать) на пальцах - объяснять наглядно.
В китайской фразеологии шэньшоу бу цзянъ у ч жи # MS?H (букв.: на расстоянии вытянутой руки не увидеть своих пяти пальцев) - хоть глаза (глаз) выколи, ни зги не видать; цюй чжи и суань ЩЩ- Ш (букв.: считать по пальцам) - планировать, предсказывать что-ниб. в сердце. Эта ФЕ связана с китайской сказкой о том, как пророк и небожитель считали по пальцам и узнавали будущее.
Лексема палец является метафорой края, границы человеческого тела. Во множественном числе лексема пальцы имеет метафорическое значение неплотная преграда: плыть (уплывать, уходить) между пальцами - быстро и незаметно расходоваться, тратиться. О деньгах или о времени; до кончиков пальцев - всем существом, целиком, полностью, во всем (быть кем-либо или каким-либо) . Палец в данном случае имеет метафорическое значение человек в целом. Синонимы: до корней волос, до мозга костей. Палец встречается в ФЕ, в которых дается оценка качества пищи. Данная метафора основана на описании процесса еды до появления ложек и вилок: пальчики (пальцы) оближешь - 1. очень вкусен, аппетитен, доставляет огромное удовольствие; 2. очень красив, хорош, интересен, приводит в восхищение. Мизинец и большой палец имеют свою количественную метафорическую трактовку соответственно малая и большая величина, например: мизинца (ногтя, подметки) не стоит- не заслуживает никакого внимания, слишком ничтожен, незначителен в сравнении с кем-либо; на большой палец (сработано, сделано) (прост.): 1. очень хорошо, отлично, великолепно (делать что-л.) ; 2. очень хорош, прекрасен по своим качествам, состоянию и т.п. ; кроме того, большой палец имеет метафору первого и главного (при счете). В русском языке лексема ноготь в ее метафорической трактовке - это мелкость, слабость и молодость. В восточнославянской сказке есть герой Мужичок с ноготок - существо очень малого роста с непомерно большой бородой. Кроме того, в фольклорном образе ногтя воплотилось значение меры длины: ноготь как антропометрическая единица обозначает малый размер: с ноготок - один из типов русских народных сравнений - очень маленький, крошечный; с младых ногтей - (книж. высок.) - смолоду, с детства; взять к ногтю - уничтожить, ликвидировать - средство уничтожения (палец). Во фразеологии нами не найдено ни одной ФЕ с соматизом чжицзя ноготь в китайском языке. Лексема чжи встречается лишь в нескольких ФЕ. В большинстве случаев чжи используется во фразеологизмах в функции глагола со значением показывать, указывать, подразумевать. Эти случаи выходят за пределы нашего исследования. В китайском языке пальцы называются так: мучжи ЩШ большой палец, шичжи &Ш (букв.: пищевой палец) - указательный палец, чжунчжи ф средний палец,уминчжи МЗэШ безымянный палец и сяочжи г мизинец. Стоит отметить, что двуслог шичжи Ш (указательный палец) используется в ФЕ со значением еды. Эта лексема имеет метонимический смысл и имеет значение едоки, рты: шичжи да дун (букв.: указательный палец сильно задвигался) - имеется в виду появление аппетита. ФЕ шичжи хао фань (пальцев (едоков), которыми едят, великое множество) обозначает многочисленную семью. Большой палец имеет универсальное значение самый хороший или первый. ФЕ шоу цюй и чжи (букв.: палец, который загнут первым) - занимать первое место. В ФЕ тань чжи (букв.: щёлкнуть пальцами) - быстро, мгновенно -чжи является единицей временного кода. ФЕ тань чжи сюй юй. (букв.: миг как щелчок пальцами) обозначает миг, мгновение. Таким образом, в русском языке предметом метафорической разработки являются два пальца - большой и мизинец, а в китайском языке - большой и указательный.
Глава II. Телесный код языческой культуры
Сложность анализа дохристианской русской культуры заключается почти в полном отсутствии исторических источников, относящихся ко времени языческой Руси. Помочь здесь могут вещественные археологические находки, датированные I тыс. н. э, средневековые письменные и археологические данные, а также этнографические, фольклорные и лингвистические материалы, относящиеся уже к гораздо более позднему времени. Остановимся лишь на некоторых из них.
Среди археологических источников можно назвать святилища. Остатки больших племенных святилищ находят в Перыни под Новгородом (21 м в диаметре), хотя далеко не все археологи согласны с такой атрибуцией, поскольку нет точных данных о месте капища, но точно известно, что оно в Новгороде было; в Ржавинском лесу (24 м в поперечнике), под Каневом на Днепре, в Горбове на р. Прут и др. В разряд небольших святилищ ученые включают Ходосовичское на берегу оз. Святое (7 м в диаметре), у с. Нижний Варгол на Дону (диаметром 12 м), в урочище Гнилой Кут на Подолии, Киевское на Андреевской горе, просуществовавшее до 980 г., когда Владимир создал новое святилище за пределами княжеского двора, и пр. Особый тип святилищ представляют так называемые «болотные городища» (от 14 до 30 м в диаметре), широко распространенные на Смоленщине и Псковщине.
К важнейшим археологическим памятникам следует отнести и древнерусские городища, богатые самыми разнообразными находками, в том числе и уникальными.
Крайне значимы скульптурные изображения языческих богов, среди которых самый известный Збручский идол, хранящийся в Краковском археологическом музее; гранитный новгородский идол, гранитная голова Себежского идола и др. Деревянные идолы не сохранились до нашего времени, кроме предполагаемых в качестве таковых небольших фигурок, представляющих собой палки с навершием в виде мужской головы в шапке. Два мощных дуба с клыками кабанов в количестве девяти и четырех были подняты со дна рек Днепра и Десны и рассматриваются археологами как культовые деревья Перуна со следами поклонения им. На северо-западе получили широкое распространение камни-следовики, с выемками от ног людей и животных, около которых также совершались языческие обряды. Металлические фигурки божеств найдены в кургане Черная могила, в Новгороде, во Пскове, в других местах. Большинство этих фигурок плоские литые с ушком для привески, чтобы носить на шее. В основном они изображают мужчину с руками, упирающимися в бока (возможно, Перуна), но есть и другие типы (с руками, поднятыми вверх, разведенными в стороны).
Большой археологический материал содержат захоронения и клады, предметы из которых часто имеют изображения, связанные с языческими верованиями, подвески-обереги, фибулы, лунницы и другие изделия декоративно-прикладного искусства, геометрического орнамента и звериного стиля. Менее богаты раскопки поселений, но и они дают интересный материал.
Исследователи относят к раннеславянским ряд археологических культур (зарубинецкую, черняховскую и др.), предшествовавших культурам Колочинского типа, Тушемля-Банцеровщины, Мощинской, культуре длинных курганов и сопок и пр. На части этих территорий к IX в. расселились славянские племена, перечисленные Нестором в «Повести временных лет»: поляне, древляне, северяне, дреговичи, волыняне, дулебы, уличи, тиверцы, радимичи, словени, вятичи, кривичи. Анализ археологических находок позволяет проследить не только устройство жилищ, типы захоронений, но и связь орнаментики глиняной посуды, декоративно-прикладных изделий, ювелирных украшений с языческими представлениями и верованиями древних славян.
Как известно, текстов восточнославянской мифологии не сохранилось и ее реконструкцию проводят по вторичным источникам, куда входят летописи, различные поучения, полемические сочинения, произведения византийских и арабских авторов и др. В летописях зафиксированы факты создания пантеона языческих богов Владимиром Святославичем в 980 г. и поклонения отдельным божествам, проведения языческих обрядов, жертвоприношений, празднеств («играний и плесканий»), так называемых «восстаний волхвов» в период христианизации, а также различные случаи ведовства, сглаза, чарования, порчи и пр. Широко известны краткие экскурсы в языческую эпоху в «Повести временных лет», дающие самые общие сведения (но уже с обязательными христианскими оценками его как дьявольского, бесовского дела): «По дьяволю научении они рощениям, кладезем и реком жряху и не познаша Бога»; «Посем же дьявол в большее прельщенье верже человеки и начаша кумиры творити: ови древяны, ови медяны, а друзии мрамарины, а иные златы и сребрены. И княнухося им и привожаху сыны своя и дщери и заколаху пред ними и бе вся земля осквернена».
Отдельно следует упомянуть древнерусские вставки в переводные греческие и южно-славянские обличительные произведения («Слово св. отца Иакова о дни святыа недели», «Слово св. Григория», «Слово св. Иоанна Златоуста» и др.). В них содержались в основном обобщенные, порой весьма расплывчатые описания языческих обрядов и верований. Так, в «Слове св. отца Иакова о дни святыа недели» из «Измарагда» 1-й редакции говорилось, что «...ленивии безумнии чают святыя неделя, оставльше дела, собираются на игрищах... овы гудуща, а овы плящуща, другыя же пустошная поющее, овы клещуща, а ины борющася, а другыя помазующе друг друга на зло...». Но встречаются и более конкретные сведения, например, в «Слове св. Григория, изобретено в толцех о том, како первое погани сущее языци кланялися идолом и требы им клали», где перечислялись объекты поклонения древних славян (молния, гром, солнце, луна, реки, источники, камни, деревья, растения и пр.), а также «идолы» (Перун, Хорс, Род и рожаницы, Мокошь, Сварог и др.) и божества низшего уровня (вилы, берегини, упыри и пр.). В своеобразной свернутой «хронологии» поклонений славян, содержащейся в Слове Григория, говорится: «...и ти начаша требы класти роду и рожаницам, прежде Перуна бога их, а прежде того клали требы оупырем и берегыням». В позднем списке XVI в. этого же памятника уточнялись и места совершения обрядов – под овином, в хлевах, на кладбищах (жечь огни для покойников), у воды и т. п. Из «Слова Исайи пророка о поставляющих вторую трапезу роду и рожаницам», «Слова некоего христолюбца и ревнителя по правой вере» и др. известно, что остатки кутьи после «чистыя молитвы» отдавались Роду и рожаницам, тем самым смешивался христианский обряд «с идольскою трапезою».
Род и рожаницы оказываются наиболее часто упоминаемыми персонажами языческого пантеона на протяжении многих столетий, вплоть до XIX в. Существовало разъяснение («О вдуновении духа в человека», XV–XVI вв.) роли Рода, посылающего якобы с неба груды, из которых рождаются дети – «то ти не Род, седя на воздусе мечет на землю груды и том ражатся дети». Рожаницы назывались и в памятниках, посвященных борьбе с суевериями XVIII в., когда о других языческих богах уже не упоминалось. Однако предположение Б. А. Рыбакова о первостепенном значении Рода как творца мира остается лишь предположением.
Заметки о языческих пережитках сохранились в церковно-учительной литературе, обличительных посланиях церковных иерархов, житиях святых и другой литературе. Так, в «Житие Нифонта, епископа Кипрского» было вставлено русское слово о русалиях, отразившееся в «Измарагде» 1-й и 2-й редакций (главы 23 и 33 соответственно), в ряде списков XVI в. В нем утверждалось, что приверженцы сопелей и гуслей, языческих плясаний и плесканий «чтят темного беса», «наипаче же свое имение дают бесу лукавому иже есть русалия, инии же скоморохом». Отголоски языческих заговоров обнаружены в новгородских берестяных грамотах первых веков христианства на Руси.
2. Телесный код человека
Мы назвали языческий этап в развитии древнерусской культуры периодом «Тела», потому что человек воспринимал себя прежде всего как телесный осколок мирового космического тела, общего для всего сущего. Тело и есть человек; его сущность скрыта в телесной форме, в движении телесной материи осуществляются все изменения, предел перемен заложен в формальной ограниченности тела, каждая часть тела человека несет на себе отражение мирового космического «Тела» в полном объеме. Отсюда «микрокосмом» мыслился не только человек, но и любой объект живой и неживой природы. Одушевление неживых предметов не есть с философско-антропологической точки зрения анимизм, поскольку понятие души в «телесной» культуре тоже материально. Немецкий психолог В. Вунд предложил выделить особое понятие, характеризующее восприятие души на ранних стадиях развития человека – «телесная душа», неотделимая от тела человека и помещаемая в кровь, глаза, почки, фаллос и другие органы. На более поздних стадиях развития первобытного общества появляется представление о «свободной душе», принимающей ту же телесную форму, но уже отделяемой от тела человека (душа-дыхание, душа-тень). С. М. Толстая различает три стадии существования души, характеризующиеся по-разному: «1) Душа живого человека, пребывающая в теле (“телесная душа”); 2) Душа, только что отделившаяся от тела, но остающаяся как бы “на привязи”, сохраняющая некоторую зависимость от тела… 3) Душа умершего, окончательно покинувшая тело (“свободная душа”), достигшая назначенного ей места и ведущая независимое существование в потустороннем мире или же не получившая пристанища и оставшаяся между мирами (душа “заложного” покойника, грешника, некрещеного младенца)». В первом случае душа предстает двойником человека и воплощается в мифологические персонажи (птица, бабочка, муха, маленький человечек с прозрачным тельцем, ребенок с крылышками, ветерок, дым, пар и т. п.). Само слово душа «могло относиться и к ее “вместилищу”, т. е. груди, или шее».
Душа рождается вместе с человеком, занимает в его теле определенное место (в голове, в груди, животе, сердце и др.), растет вместе с ним, питается паром от пищи, может покидать человека во время сна или обмирания (замирания), т. е. летаргического сна или обморока. После смерти человека душа-двойник тоже попадает на тот свет, ей устраивают проводы, как и покойнику: русичи ставили в изголовье умирающему чашу с чистой водой, чтобы его душа могла омыться или обмыть свои крылья перед отправкой на тот свет; чтобы «пропустить» душу, у умирающего расстегивали одежду, а в доме открывали окна и двери, снимали печную заслонку; умирающего кропили, обливали, поили «немой» водой, водой, отжатой из земли с трех полей, и т. п. Душа «заложных» покойников, грешников и некрещеных представляет большую опасность для живых, находясь поблизости у границ этого и того света, она не может найти свой локус и успокоиться, а посему постоянно тревожит людей, требуя помощи, пугая, угрожая, вредя. У животных тоже есть душа-двойник, в особенности у тех животных, которые когда-то были людьми, например, аисты, принимающие человеческий облик на зимовье. У растений (деревьев, злаков, цветов) и природных объектов (камней, рек, озер и т. д.) наличие души фиксировалось этнографами крайне редко.
Таким образом, у древних дохристианских славян речь не шла о душе (духе), вселяемой в предметы, так как представление о духе возникло вместе с библейской версией сотворения человека и не было характерно до принятия христианства. В языческом варианте возникал не дух, а тело, поэтому и душа мыслилась неким вторым невидимым телом внутри человека. При этом само видимое тело могло быть только одно, так как его повтор или удвоение (двойник) находится на том свете. Отсюда рождение близнецов как удвоение считалось опасным ввиду вмешательства нечистой силы. Но поскольку у двойняшек, близнецов, родившихся от одной матери в разные годы, но в один день, удваивалось не только тело, но и сила, то их использовали для усиления обрядовых действий. Так, в обряде «опахивания» села от холеры, чумы и других болезней в упряжку впрягали двойняшек-волов, а борозду проводили на них братья-близнецы. Чтобы у близнецов не было общей судьбы (единовременной смерти), их «разделяли» по особому обряду. Двоедушество-двутелесность, как уже отмечалось, вселяло страх в окружающих, грозило столкновением с тем светом. Беременная женщина как вынашивающая в себе второе тело считалась нечистой, опасной, находящейся на границе с тем светом. Ей не разрешалось участвовать в ряде обрядовых действий, общение с нею строго регламентировалось. Ведьмы и другие двутелесники обладали двумя телами вместо одного, что позволяло им существовать в двух местах одновременно. Представления о двойничестве наложили отпечаток и на число «два», на негативное отношение к зеркалу, воде, отражающих-удваивающих любое тело.
Смерть воспринималась не только как перемещение из этого света на тот, но и как обязательная смена тела, поэтому трупосожжение, уничтожавшее земное тело человека, завершалось помещением костей умершего в сосуд, обычно горшок. С этим связана, вероятно, и особая антропоморфность наименования частей сосудов: носик, горлышко, ручка, ножка… Сосуд с пеплом олицетворял новое тело умершего человека. Иногда смерть сравнивали с разбитым горшком. В «Повести временных лет» говорится, что радимичи, вятичи и северяне оставляли сожженные кости своих мертвецов «в малой судине на столпе на путях», обеспечивая тем самым умершему самому выбирать дорогу и уйти по ней в новом теле. При этом представление о едином мировом теле заставляло чувствовать тот свет как находящийся совсем рядом, по соседству и везде. Новому телу умершего «строили» новый дом – могилу, обнося его забором и наполняя домашней утварью. «Заложные» покойники не получали могилы-дома, их закладывали кольями, ветками, дерном и пр. в силу того, что умершие внезапной или насильственной смертью люди не утрачивали своего тела, которое сохранялось даже в земле. Именно их неистребимое тело привязывало их к этому свету, делало их присутствие в нем объяснимым и обязательным: по ночам они бродят по земле, заходят в дома своих родных, мучают их, пугают путников, насылают болезнь, засуху, град, наводнение, ураган и т. п. напасти.
Все отверстия в теле человека, как и все отверстия в доме, могли привести в тело человека нечистую силу. Отсюда границы надо было защищать, особенно в пограничное время (полночь, полдень, время между полночью и рассветом и соответствующее ему в годовом цикле время от зимнего солнцестояния до весны) или на пограничном пространстве (перекресток дорог, порог дома, межа, кладбище, край леса и т. п.). По поверьям славян, «ночницы» – злые демоны пограничного времени полуночи (женщины-ведьмы) не дают новорожденным младенцам спать, мучают их или кормят своим отравленным молоком; «полудницы» – демоны другой временной границы полудня (в образе девушки в белом платье или русалки) – застигали врасплох работающих в поле, могли свернуть им шеи, похитить ребенка на краю поля и т. п.
Отверстия в теле человека осмысливались как границы с остальной телесностью мира и подлежали защите. В апокрифе об Адаме говорилось о множестве отверстий в его теле, которые сделал дьявол палкой (пока сырой глиняный человек лежал без присмотра Бога) с целью навредить божьему созданию, ведь через эти отверстия в тело вошли болезни и хвори. Рот, глаза, уши, ноздри и прочие «дыры» тела человека подлежали постоянному контролю. Особо значимыми считались глаза и рот, поскольку через них не только могла войти нечисть в человека, но и человек посредством взгляда и голоса мог влиять на окружающий и потусторонний мир. Громкий сильный голос помогал отпугивать нечистую силу, так как граница воздействия человека на нее проходила там, куда достигал его голос. Так, при рождении ребенка, при отпугивании весенних змей, зверя, града, холода, злого человека и другой опасности надо было громко крикнуть, встав на высокое место. Голос представлялся чем-то материальным, осязаемым, поэтому его можно «перековать», можно поменяться голосами, взять себе голос птицы, зверя, отнять певческий голос у другого человека, передать вместе с голосом болезнь, напасть и т. п. Слово (в особенности имя) считалось такой же частью всеобщего тела, как и все остальное. Произнесенное слово воспринималось как телесная материализация называемого объекта, явления, предмета и т. д. Отсюда озвученная речь могла считаться вторжением чуждой телесности в охраняемую телесность другого объекта (например, при начале нового года славяне набирали свежей воды при полном молчании, что составляло обряд «немой воды»; ср. обряд возжигания нового «живого» огня). У многих славянских народов существовало поверье, что каждый человек имеет одноименную с ним змею, которую особенно опасно убивать (девушки в Македонии весной в дни, когда змеи выползают из зимовья, собираются возле большой норы и выкликают соименных змей с тем, чтобы летом змеи убегали от них на расстояние выкрика их имени). По наблюдениям лингвистов, имена собственные в общеславянской традиции присваивались не только людям, но и домашнему скоту, диким животным (Иван-аист, гад Яков и др.), растениям (цветок Иван-да-Марья, дуб Александр и т. п.), болезням (лихорадка Трясея, лихорадка Ломея и пр.), стихиям и природным объектам (вода Ульяна, земля Тамьяна и др.), предметам, явлениям и концептам. Табуирование личных имен, звучащей речи, принципы выбора имен и называния, замещение имен (переименование), охранительные, отгонные, продуцирующие функции имени – все это связано с магическим пониманием слова как такой же «телесной» единицы, равной всем остальным частям макрокосма.
Неожиданная утрата голоса, хрипота, срывающийся голос представлялись в определенные моменты знамением о близкой смерти или несчастье (например, во время венчания, исполнения колядок, других обрядов). Опасным считалось услышать незнакомый голос во сне или наяву. Глухота, отсутствие звуков в противоположность голосу признавалась знаком того света, поэтому при покойнике говорили шепотом, а как только покойник покидал родной дом, он переставал слышать, переходил в мир глухих, т. е. в загробный мир.
Взгляд, как столь же материальная вещь, что и голос, осмысливался амбивалентно: он мог быть добрым и злым. Заглядывая в печь, можно было и прогнать покойника, и вызвать смерть (если в печь заглядывали после похорон, то избавлялись от страха перед умершим, если же в печь заглядывала невеста, то она желала смерти родителей жениха). Запрет и призыв, заложенные в силе взгляда, срабатывали при общении с потусторонним миром.
Все параметры тела, в особенности рост человека, имели крайне важное значение в магии, колдовстве и защите от них, поскольку утрата или изменение даже самого незначительного телесного показателя воспринималась как исчезновение прежнего человека и появление некоего нового существа. Поэтому, в частности, для правильного воздействия на объект при магических действиях его следовало как можно более точно измерить, применяя для этого специальную нить (из савана покойника, суровую нитку, пряжу, кудель). В лечебной магии нитку, которой измеряли больного, затем разрывали и сжигали под порогом, а пепел сметали в воду, произнося отгонные слова во время этих действий. После принятия христианства с целью защиты ребенка от болезней и смерти писали мерную икону, размеры которой соответствовали точным параметрам тела новорожденного. Известно, что такие мерные иконы имели наследники русских царей.
Точное соответствие своему телу свидетельствовало о неизменности индивида, любое же нарушение своей телесности (потеря руки, ноги, глаза, хромота, глухота и т. п.) было чревато отказом признать того же человека в «новом» теле. Такому человеку не доверяли, подозревали в оборотничестве, связи с нечистой силой, тем светом. Оборотень – как перевертыш, повернувшийся лицом к тому свету, а задом – к этому, отсюда кувырок назад через голову использовался как магический прием для превращения в новое существо. Ведьму, якобы обернувшуюся жабой, змеей, свиньей, собакой, котом, мышью и пр. старались ударить палкой, чтобы потом по хромоте опознать среди людей. Отсюда и сама хромота, особенно внезапно появившаяся, воспринималась как признак ведовства и оборотничества, либо колдовского воздействия других. Обычные люди могли не по своей воле приобретать чуждые им тела, в особенности волков, свиней, собак, а под воздействием наговоренной воды, касания колдовского прута, слова и др. Огромной силой наделялись проклятия, способные превращать людей в животных, птиц, растения, камни. Самым страшным и действенным считалось родительское проклятие. Часто те или иные уродства связывали с родительским проклятием, обрекшим не столько на физические недостатки, сколько на неправильную «чужую» телесность, знаменующую связь с нечистой силой. Среди признаков такой связи на первом месте стояла глухота, так как слуха лишены были именно мертвецы, жители того света. Глухого человека не допускали к выполнению ряда функций и обрядов, боялись вступать в ним в брак, родниться, дружить, избегали общения.
Сохранение своей телесной целостности неповрежденной и неуязвимой под чарами злых сил, давлением болезни, рока, судьбы, смерти подразумевало самые разнообразные действия, ритуалы, заговоры, обереги и т. п. Сильнейшим магическим средством считался поцелуй. Его значение в древнерусской жизни трудно переоценить, поскольку почти в каждой жизненной ситуации, радостной либо печальной, поцелуй присутствует в качестве необходимого элемента то магического ритуала, то христианского символа, то народного обычая, то этикета. Само происхождение этого слова от корня «цел» говорит прежде всего о том, что целовать означало желать человеку целостности. От этого же корня слова целизна, целина, целомудрие, целоумие, целоноговати (ходить прямо), целый, цельба, цельбоносный и др. Быть целым значило быть здоровым, но не только, поскольку в дохристианские времена «быть целым» охватывало гораздо более широкий спектр пожеланий. Сила поцелуя могла быть направлена не только на человека, но и на все остальные части макрокосмического Тела. Например, целование земли, заменившее поедание земли, считалось у древних славян самой страшной клятвой, нарушение которой могло повлечь смерть. С принятием христианства землю заменил крест, а крестное целование стало официальной юридической процедурой при всех важнейших частных и государственных актах. Ритуальное значение поцелуя сохранялось во многих обрядах и обычаях на протяжении столетий. Так, свадебный ритуал был наполнен символически значимыми поцелуями: перед венчанием молодые целовали замок на дверях храма, чтобы удвоить крепость брачных уз (замок, кстати, обыгрывался и как сексуальный образ женского полового органа, а ключ, соответственно, мужского); в некоторых местностях после свадьбы молодая и свекровь должны были поцеловать друг друга под сердце, чтобы в доме был мир и любовь а жених целовал тестя в плечо; при вручении подарков невеста целовала гостям руки, а жених кланялся; на свадебном пиру молодые, целуясь, «подслащивали» и «очищали» своими поцелуями вино гостей, кричавших «горько» или «сорно вино». Молодых заставляли целоваться также возгласом «Медведь в углу». Поскольку медведь олицетворял жениха, на этот возглас невеста должна была возразить «Петра Иваныча люблю» и поцеловать жениха. Столь же наполнены поцелуями были и похороны. При прощании с покойником в церкви его следовало целовать в губы, как бы замыкая для него «этот мир» и отдавая свою любовь. На поминках по усопшему также присутствующие целовали друг друга в губы, но уже с другим чувством, как бы замыкая свой круг на «этом свете», радуясь и веря, что покойник радуется вместе с ними, созерцая их с «того» света. Это повальное целование на поминках очень удивляло иностранцев, посещавших Россию в XVI–XVII веках, впрочем, так же как и поцелуи при приеме гостей. Гостевой поцелуй – вещь особая, наполненная большим смыслом, поскольку гость в Древней Руси – это посланец судьбы, могущий как улучшить, так и ухудшить жизнь хозяев. Гостя надо задобрить угощением почти так же, как задабривали языческих богов жертвоприношениями. Ему нельзя ни в чем отказать, его надо заставить съесть всю еду и выпить все питье, ему надо предложить ночлег и всячески угождать. Поведение гостя регламентировалось рядом ограничений. Ему нельзя было самостоятельно беседовать с женщинами в доме или кормить домашних животных. Только хозяин дома, играющий самую активную роль, мог призвать жену для совершения гостевого поцелуя. Обряд этот подробно описал Григорий Котошихин в XVII в.: «…перед обедом велят выходити к гостем челом ударить женам своим. И как те их жены к гостем придут и станут в палате или в избе, где гостем обедать в большом месте, а гости станут у дверей, и кланяются жены их гостем малым обычаем, а гости женам их кланяются все в землю; и потом господин дому бьет челом гостем и кланяется в землю ж, чтобы гости жену его изволили целовать, и наперед, по прошению гостей, целует свою жену, потом гости един по единому кланяются женам их в землю ж, и пришед целуют, и поцеловав отшед, потому ж кланяются в землю, а та, кого целуют, кланяется гостем малым обычаем; и потом того господина жена учнет подносити гостем по чарке вина двойного или тройного, с зельи…». Если вдруг кто-то отказывался поцеловать хозяйку, его могли выгнать из дома навсегда, по свидетельству Павла Алеппского, архидьякона Антиохийского патриарха Макария, посетившего Россию в XVII столетии.
Магический поцелуй использовался наравне с клятвами, заговорами, заклинаниями, гаданиями и другими подобными действиями. Так, скот (в особенности коров) целовали в лоб поцелуем-оберегом с охранительной целью при различных эпидемиях или угрозе здоровью животных. Магия пронизывала целование в Прощеное воскресенье перед Великим постом, когда многими поцелуями люди испрашивали друг у друга прощение грехов и обид, а также прощались на время Великого поста, который рассматривался как временная смерть. Черная магия также прибегала к ритуальному поцелую. Так, по свидетельству этнографов, колдунья должна была отречься от Христа и при этом поцеловать замок церковной двери перед тем, как в церкви запоют «Христос воскресе» в пасхальную ночь. Любовный поцелуй в древнерусском обществе считался настолько интимным делом, что нигде в литературных источниках не описывался, но в народных играх и обрядах любовный поцелуй присутствовал многократно. Так, в хороводах восточных славян часто участвовал заяц («Заинька») как мужской символ: в центре круга стоял «заяц», которого участники хоровода просили поцеловать ту или иную девушку, свить венок для нее (разорвать венок означало потерять девственность, т. е. ту же целостность). Таким образом, в язычестве вместе с поцелуем передавали, а лучше сказать, запечатлевали, скрепляли религиозно переживаемое пожелание целостности человека как определенного тела.
Для охраны собственного тела уместен был и широко использовался обман. Обмануть смерть или нечистую силу можно было подсунув вместо одного тела другое, совершив подмену, переименование либо разыграв утрату старого и обретение нового существа. Этнографам всего славянского ареала хорошо известна мнимая купля-продажа новорожденного в семье, где уже не раз умирали дети, когда ребенка якобы продавали за номинальную цену, либо отдавали нищему, а затем покупали у него назад как бы нового ребенка. Прибегали не только к обманному действию, но и к обманному имени, полагая, что, назвав действие, его уже тем самым совершали в материальном мире.
Система оберегов, включавших и действия, и вербальные тексты, и предметы и многое другое, была также направлена исключительно на телесную сохранность человека, на защиту его границ путем «сооружения» той или иной телесной же преграды. Одежда как таковая рассматривалась с этой же точки зрения: она должна была не только согревать и защищать человека физически, но и выполнять роль оберега от нечистой силы. Как и все другие славянские народы, в языческий период русские считали рубаху (сорочицу) своей «второй кожей», наделяя ее важной защитной функцией. Кроили ее из одного полотнища, делали как можно длиннее, у подола и под мышками расширяли с помощью особых вставок. Разрез спереди в центре или сбоку застегивали на две-три пуговки из бронзы, кости, дерева. Длинные рукава женской сорочицы, достигавшие иногда ступней ног, собирали «в гармошку» с помощью бронзовых или стеклянных браслетов. На каждом рукаве иногда насчитывалось по 10–12 браслетов. Во время языческих праздников, например, русалий, призванных оградить от болезней, насылаемых русалками, браслеты-обручи снимались, и женщины плясали спустя рукава до пола. Такие русалочьи пляски изображены, к примеру, на миниатюрах Радзивиловской летописи XV в. Археологи находят в больших количествах женские стеклянные браслеты и их обломки, особенно распространенные в слоях домонгольского времени.
Вышивка по вороту, рукавам и подолу рубахи воспринималась более как оберег, чем украшение. Вышивали не просто декоративные узоры, а символически осмысленные знаки-символы, предназначенные для защиты открытых участков человеческого тела: шеи, груди, рук, ног. Основным рисунком вышивки были солярные (солнечные) знаки, стилизованные изображения домашних и диких животных и птиц, некие «заградительные» геометрические узоры и т. п. Вышивка наравне с другими оберегами, такими как медвежьи и волчьи клыки, носимые на шее, подвесные колокольчики, различные фигурки животных и птиц, бусины, лунницы и др., должна была защищать границы соприкосновения человеческого тела с окружающим телесным Космосом, отпугивать нечистую силу. Поверх рубахи женщины надевали два больших куска несшитой клетчатой шерстяной или полушерстяной ткани типа распахнутой юбки, получившей где-то в XVI в. название поневы. У мужчин рубаха дополнялась штанами, называвшимися портами или гачами. Поверх рубах надевались разные виды верхнего платья. Самым распространенным из них был плащ (вотола, мятль, корзно), отличавшийся лишь качеством материала и застежек на нем: знать предпочитала металлические застежки-фибулы, часто выполненные в виде пальчатых фибул, лунниц, беднота скрепляла плащи на плече не фибулой, а простыми шнурками-тесемками. Пальчатые фибулы не случайно напоминали растопыренные пальцы человеческой руки, поскольку последние имели охранное заградительное значение. Пальцы, будучи естественными «палками», позволявшими человеку удлинять свое тело и вторгаться с их помощью в окружающую чужую телесность, играли большую роль в магических действиях. Различные варианты сложения пальцев (кулак, кукиш и др.), указующие жесты, связывание пальцев рук и ног в различных комбинациях и т. п. приемы позволяли воздействовать вовне в медицинской магии, защите от мертвецов, сглаза, нежелательной беременности, при разоблачении ведьм и чародеев и др. Рука с раздвинутыми пальцами имела глубокий сакральный смысл, на что указывают встречающиеся во всем мире изображения ее, в том числе, возможно, и в виде пальчатых фибул. Искусственная рука – фибула – удерживала плащ и тем самым оберегала человека, а реальные пальцы рук с той же целью украшали перстни и кольца, создававшие их круговую «оборону».
Чрезвычайное значение в одежде придавалось поясу, который охватывал рубаху на талии. В поясе видели идеальную защитную форму – круг, лишенный границ, разрывов, а значит, наиболее надежно охраняющий от нежелательных телесных контактов. Нашиваемые на пояс бляшки в виде крестов, овалов, колец, фигурок птиц и т. п., по-видимому, также несли некую охранительную нагрузку. Древнерусская аристократия передавала из поколения в поколение как семейную реликвию «золотые пояса». В. Л. Янин образно назвал Новгородскую боярскую республику «триста золотых поясов». Снятие пояса приравнивалось обнажению, готовности вступить в контакт с нечистой силой. Пояс использовался в разных обрядах: в свадебных, когда им обвязывали жениха и невесту, как бы замыкая их в одно общее тело; в погребальных, когда родственники умершего завязывали поясом ворота после выноса тела покойника, и др. Распоясаться значило намеренно лишиться важнейшего оберега с целью войти в контакт с тем светом, нечистой силой. При гадании девушки на севере Руси клали под подушку свой пояс и просили показать им во сне суженого. Пояс часто использовали также с целью символической привязи к себе, своему дому, двору домашнего скота. Так, при первом выгоне скота на выпас его проводили через красный пояс, положенный в воротах, и др.
Столь же значимым, как пояс, был и головной убор, в особенности у женщин, что вызывалось символическим значением волос как средоточия силы человека, его здоровья и богатства. Волосы – это как бы постоянно растущее протяжение тела во внешнюю среду (так же, как и ногти), нарушающее жесткую телесную границу, а посему крайне опасное. По волосу, как по веревочке, в человека проникает нечистая сила, поэтому длинные женские волосы следовало тщательно убирать, покрывать, прятать. Кроме того, густота волос служила как бы количественным показателем силы, здоровья, богатства, что заставляло оберегать их от сглаза, порчи, наговора. Завладев косой, овладевали девушкой и подчиняли ее себе, что отразил свадебный фольклор. Защита волос начиналась с рождения младенца и длилась всю жизнь, даже срезанные волосы нельзя было оставлять без присмотра, поэтому их не бросали на землю, а либо сжигали, либо закапывали, либо прятали как-то по-иному. Распущенные волосы знаменовали готовность войти в контакт с нечистой силой и тем светом, что использовалось в ряде обрядов; русалки, ведьмы и другая нечистая сила женского пола изображалась, как правило, с распущенными волосами. Все это делало головной убор весьма важной частью костюма женщины: появиться с непокрытой головой перед посторонним мужчиной значило для замужней женщины то же, что и измена мужу, а срывание платка с головы женщины расценивалось как нанесение страшного бесчестья и каралось крупным штрафом, вдвое превышавшим штраф за повреждение плаща. Если девушка могла ходить с непокрытой головой, то женщина ни в коем случае не должна была «светить волосами». По археологическим данным восстанавливается девичий головной убор: он включал венчик (металлическая или яркая тканевая полоска), окружавший голову и закреплявшийся на затылке. Богато украшенный и укрупненный венчик назывался коруной. Женский убор включал повой из льняной ткани типа полотенца, который обвязывался вокруг головы, концы его украшались и спускались на грудь. В крестьянских погребениях X–XI вв. встречаются кокошники с расшитыми бляшками. В кладах, найденных на городской территории XII–XIII вв., обнаружен головной убор типа «рогатой» (расширяющейся кверху) кички с богато расшитым челом и подвешенными к нему височными кольцами и ряснами. Бисерные или серебряные защитные сетки пришивались к головному убору сзади и прикрывали шею. Такая сетка изображена на одной из фресок XI в.
Все другие аксессуары языческого костюма были также семиотически значимы. Самые распространенные из них – височные кольца, носимые либо на висках, либо на специальных лентах, прикрепляемых к головному убору. Как хорошо известно из археологических данных, разные племена восточных славян отличались по видам височных колец. В частности, племена вятичей, жившие и на территории нынешней Москвы, имели очень сложные семилопастные височные кольца, новгородские словене – ромбовидные, на юге восточнославянской территории были распространены спиралевидные кольца из серебряной проволоки, в IX в. там же появились пятилучевые и семилучевые, кривичи имели перстнеобразные височные кольца, встречающиеся также и у других племен. Женские височные кольца были едва ли не самым распространенным женским украшением, что явствует из того факта, что многие из обнаруженных кладов, зарытых перед нашествием монголо-татар в XIII в., содержали височные кольца. Помимо височных колец языческие женщины украшали себя шейными металлическими обручами – гривнами – и ожерельями из металлических, каменных и стеклянных бус. Особый интерес вызывают наушники – декоративные пластины, воспроизводящие форму человеческого уха, обнаруженные в ранний период и встречающиеся затем вплоть до XIX в. Их функция явно тяготела к защитной функции оберега, прикрывающего ушную раковину как одну из «дыр», через которую злые силы могут контактировать с ее хозяином. Первые из известных наушников – из знаменитого Мартыновского клада – были разными: один образовывал форму треугольника за счет трех орнаментальных выпуклостей, по краю второго шла широкая позолоченная полоса, а внутри он был украшен треугольными пластинами с золотой зернью и цветными камнями (не сохранившимися). На протяжении столетий орнаментация наушников претерпела ряд изменений, и в XIX в. они чаще всего делались из материала, на который нашивался жемчуг или бисер.
Амулеты-обереги, закрывавшие шею, так же как вышивка на вороте рубахи, должны были прежде всего защищать, поэтому они составлялись, как правило, из очень полезных в этом отношении предметов: металлических колокольчиков, отпугивающих нечистую силу своим звоном, фигурок домашних птиц (уточек) и животных, чтоб плодились, малюсенькой ложечкой из дерева, кости, металла – символом достатка в доме, различными камешками, клыками медведей и волков и тому подобными оберегами. После принятия христианства в состав таких бус стали включать и христианский крестик, помещая его в центр композиции. Существовали и единичные амулеты, носимые на шее, в области сердца или на поясе в калите.
Таким образом, одежда с аксессуарами рассматривалась как система оберегов, тщательно продуманная и символически насыщенная. Дополненный такими необходимыми предметами, как нож у мужчин или гребень у женщин, костюм создавал комфортное в смысле защищенности от нечистой силы состояние человека, а уж потом от холода, дождя, снега, жары и других воздействий природы. Контакт с другой, чуждой телесностью – вот что волновало людей прежде всего. Для древнерусского язычника важно не то, что происходит внутри его тела, а то, что случается снаружи. Причину любых изменений в своем теле (болезнь, бессонница, беспокойство, плач, смех, слезы и т. д.) он ищет и находит в контактах тела с посюсторонним или, что чаще, с потусторонним миром. Причем воздействие это также должно быть сугубо телесно-материальным. Например, если плачет по ночам ребенок, значит, его щекочут, пугают, щиплют и т. п. злые ночные духи. Они могли даже подменить ребенка, что и вызывает его плач. Телесный контакт важен сам по себе, но он может давать различный результат: одно и то же действие приводит к прямо противоположным последствиям. Отсюда так много у разных славянских народов взаимоисключающих рекомендаций поведения при одних и тех же контактах. Так, русские и украинцы, чтобы предупредить бессонницу, запрещали смотреть на свою тень или на отражение в зеркале, а поляки, наоборот, заставляли до восхода солнца смотреть на свою тень.
Контакты – это те же нарушения границ своей и чужой телесности. Нежелательные контакты (с нечистой силой, людьми, находящимися в пограничных состояниях – беременными, больными, умирающими и т. п.) предотвращались с помощью хорошо разработанной системы мер. На первом месте здесь стоял отгон от границ своей телесности – отпугивание нечистой силы. С этой целью широко использовали шумовые эффекты, крик, свист, визг, вой, стук по металлическим предметам (топору, косе и др.). Во-вторых, прибегали к «обмену» телами или переносу контакта на другое тело (больного на здорового, на соседа, плачущего младенца на спокойного и др.). Третий способ строился на обмане: путем изготовления куклы, выворачивания одежды, переворачивания тела на постели и пр. Предотвращение нежелательных контактов достигалось путем жертвоприношений и заговоров, а также путем подчеркивания, подтверждения границ своего пространства и тела: перепахивание, опоясывание, перебрасывание отдельных предметов, протаскивание через границу и т. п. В случае неизбежного столкновения с чужой телесностью прибегали к ритуальному преодолению границ, по которым происходил контакт, вступлению в контакт «понарошку», в шутку, как бы дразня нечистую силу через антиповедение.
Из глубинного сущностного переживания своей телесности, ее границ, функций, возможностей, особенностей и т. п. человек выводил многие вторичные представления и формы. Здоровое тело – это «молчащее тело», любое «трепетание» какой-либо из частей тела истолковывалось как знак: зуд правой руки свидетельствовал о предстоящей встрече и деньгах, зуд левой руки – об отдаче денег, зуд во лбу – о встрече с важным лицом, в плечах – о тяжелой работе, в губах – о поцелуе, в ногах – о дальней дороге и т. п. Известно, что три главных цвета в мировой мифологии – белый, красный и черный – были порождены значимостью их в человеческом организме и соответствовали цвету молока, крови и выделений. Состав человеческого тела повлиял на формирование пространственно-временных ориентиров, отразившихся в языке в форме предлогов и наречий: над, под, от, до, после, спереди, сзади, сбоку. Не вызывает сомнений, что начала счета были открыты в пальцах человеческих рук. Древний прототип счетов («абака») формировался на основе пяти и одной косточки, сложение или вычитание на подобных счетах велись, таким образом, на основе пятеричной системы, в которой пять пальцев одной руки принимались за основу. Человеческое тело служило источником для наименования мер длины («пядь», «локоть» и пр.), использовавшихся в древнерусском строительстве вплоть до XVIII в. Те или иные функции тела породили культурные концепты. Например, долгое время у русских существовало представление о памяти тела, которую использовали при одном из важнейших обрядов земледельцев – проведении полевой межи. На свежевспаханную межевую борозду сгоняли ребятишек и секли их, чтобы они помнили (телом!) границу отцовского участка земли. Били тело, чтобы через удары палкой, розгой, веткой вербы, березы, орешника, крапивой, метлой, поясом, хлебной лопатой, веревкой и пр. передать силу плодородия (продуцирующую функцию) или чтобы «выбить» (отогнать) нечистую силу. Бить надо было на пространственных и временных границах, чтобы усилить воздействие. Особенно много ритуального битья сопровождало свадебный обряд: в свадебном хороводе («коло») ведущий бил поясом участников хоровода; дружка бил кнутом жениха и невесту, как только они оказывались на брачном ложе. Отгонное битье зафиксировано этнографами в русских деревнях, где на Ильин день мужики выходили за околицу и били первого встречного; а на Рязанщине девушки и молодки во вторник Русальной недели выходили в поле простоволосые и одетые в мужскую одежду (или в одних женских рубашках), после хороводов в поле на обратном пути они били плетьми всех встречных мужиков. Не только «помнили» телом, но и познавали, понимали, постигали; приставка «по» здесь означала сближение с нужным объектом, вхождение с ним в контакт, обладание им. Так, понять или познать жену значило взять в жены. Неудивительно поэтому, что в русском фольклоре понятие «воля» ассоциировалось прежде всего с девичеством, свободой девушки до замужества, а не с мужской свободой, ведь мужчина ее не терял после брака. Воля имеет телесное выражение: то она птица, то куница, то лисица, то утушка, то рыбка… Она может загуляться в чистых полях, садах, винограде; заблудиться в темных лесах. Но иногда воля предстает в образе красной девушки, выдаваемой замуж, она рыдает, оплакивая себя – «вольную волю». Телесную ипостась приобретают и образы доли – счастья, «недоли» – несчастья; «лиха одноглазого» (худая женщина без одного глаза или великанша, встреча с которой грозит потерей руки и гибелью). Иерархия частей тела опосредованно повлияла на социальные концепты власти, верховенства: голова – вождь, правая рука – главный помощник и т. д. Ряд примеров, раскрывающих влияние телесного кода человека на окружающий его мир, безусловно, можно продолжить, но все они будут лежать в одной плоскости – телесного восприятия всего и вся, начиная с самого человека и кончая отвлеченными понятиями типа воли, судьбы, горя, счастья… Сугубо телесное видение человека и было «языческим решением» проблемы человека. И будучи первичным и основополагающим, оно влекло за собой подобное же – телесное – решение всех остальных проблем культуры. Из книги Статьи за 10 лет о молодёжи, семье и психологии автора Медведева Ирина Яковлевна
2. Телесный код человека
Из книги Многослов-1: Книга, с которой можно разговаривать автора Максимов Андрей Маркович Из книги Основы рисунка для учащихся 5-8 классов автора Сокольникова Наталья МихайловнаСТЕРЖЕНЬ ЧЕЛОВЕКА Мы очень часто (и справедливо) употребляем это словосочетание, имея в виду, что у каждого человека должна быть некая основа, некий стержень, который поможет ему не сломаться под напором житейских бурь.Несмотря на то, что, скажем, в механике или физике
Из книги Тибет: сияние пустоты автора Молодцова Елена НиколаевнаСотворение человека В некоторых мордовских (эрзянских) мифах именно Шайтан хочет сотворить человека. Он даже собрал из 77 стран мира глину, песок и землю и принялся за дело, стремясь создать человека по образу божьему, но вместо человека у него выходили то свинья, то собака,
Из книги Как говорить правильно: Заметки о культуре русской речи автора Головин Борис НиколаевичСколько душ у человека? Обские угры верили, что у мужчин есть пять (или семь) душ, тогда как у женщин - четыре (или шесть). Различали душу-дыхание - лили (у хантов - лил) и душу-тень - ис. Лили вселяется в тело человека при его рождении, а после смерти переходит в фетиш -
Из книги Гуманитарное знание и вызовы времени автора Коллектив авторовГлава II. Телесный код языческой культуры
Из книги Цирк в пространстве культуры автора Буренина-Петрова Ольга Из книги автораУВАЖАТЬ ЧЕЛОВЕКА! Нередко приходится сталкиваться с засорением устной речи бранными и вульгарными словами и выражениями. Сквернословие не имеет никакого оправдания. Советское общество борется за новые, подлинно человечные и прекрасные отношения между людьми,
Из книги автораКонец человека? Одна из этих сверхпоэзий – антропоэйя, самосотворение человека – тема данной статьи. Судьба человека в начале XXI в. все чаще рассматривается под знаком его исторического конца и вступления в эпоху постгуманизма. Идея сама по себе не нова. Еще в XX в.
Из книги автораЭкология человека До недавнего времени в распоряжении ученых была только одна, естественная, форма жизни и одна, человеческая, форма разума, исследование которых не позволяло прийти к обобщениям о природе жизни и разума именно потому, что они были доступны для наблюдения
Из книги автора4.2. Цирковой трюк и телесный код нового героя в немом советском кинематографе Если цирк, несмотря на многочисленные политические эксперименты, так и не утвердился в первой трети XX века в качестве искусства государственной репрезентативности, то кинематограф,
Другие книги схожей тематики:
| Автор | Книга | Описание | Год | Цена | Тип книги |
|---|---|---|---|---|---|
| Гудков Д.Б. | В книге представлены материалы к словарю - Гнозис, - | 2007 | 310 | бумажная книга | |
| В книге представлены материалы к словарю. В оформлении переплета использована работа В. Е. Татлина "Натурщица" - Гнозис, | 2007 | 336 | бумажная книга | ||
| Д. Гудков, М. Ковшова | В книге представлены материалы к словарю - Гнозис, (формат: 70x90/32, 288 стр.) | 2008 | 238 | бумажная книга | |
| Гудков Дмитрий Борисович, Ковшова Мария Львовна | В книге представлены материалы к словарю. В оформлении переплета использована работа В. Е. Татлина`Натурщица` - Гнозис, (формат: 70x90/32, 288 стр.) | 2008 | 401 | бумажная книга |
См. также в других словарях:
ГНОЗИС - (от греч. gnosis знание, учение) (в нейропсихологии и невропатологии) собирательное понятие для процессов перцептивной категоризации (опознания) стимулов разной модальности (напр., зрительный и слуховой гнозис, стереогноз и т. д.). Син. гнозия.… … Большая психологическая энциклопедия
- (греч. gnosis познание, знание) центральная категория гностицизма эклектического религиозно философского течения поздней античности, выступившего одной из культурных форм связи оформившегося христианства с мифо философским эллинистическим фоном и … Новейший философский словарь
- (греч. gnosis – знание, учение, познание) гностика, гностицизм – проникновение в мир сверхчувственного путем созерцания Бога. Гностиками называют тех философов или теологов первых столетий после возникновения христианства, которые познавали… … Философская энциклопедия
- «ГНОЗИС», кооперативное издательство (Москва). Фактически деятельность началась в 1989 г. совместно с издательством «Прогресс», затем самостоятельно. Специализируется на выпуске философской, историко филологической литературы. Известность… … Энциклопедический словарь