Произведения тургенева. Иван Тургенев: биография, жизненный путь и творчество. Повести и рассказы

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

240 руб. | 75 грн. | 3,75 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Автореферат - 240 руб., доставка 1-3 часа, с 10-19 (Московское время), кроме воскресенья

Логутова Надежда Васильевна. Поэтика пространства и времени романов И. С. Тургенева: диссертация... кандидата филологических наук: 10.01.01.- Кострома, 2002.- 201 с.: ил. РГБ ОД, 61 03-10/134-9

Введение

Глава I. Мотивы "приюта" и "странствия" в романах И.С.Тургенева "Рудин" и "Дворянское гнездо" 23

1.1. Поэтика пространства и времени романа И.С. Тургенева "Рудин" 23

1.2. Поэзия "усадебного хронотопа" в романе И.С.Тургенева "Дворянское гнеэдо" 41

Глава II. Пространство и время в романах и.с.тургенева конца 1850-х - начал А 1860-х гг . 76

2.1. Роман ИХ.Тургенева "Накануне" в контексте проблемы пространства и времени 76

2.2. Философия пространства и времени в романе И.С.Тургенева "Отцы и дети" 103

Глава III. Эволюция хронотопа в поздних романах И.С.Тургенева 128

3.1. Особенности хронотопнческой структуры романа И.С.Тургенева "Дым" 128

3.2. Пространственно-временной континуум романа И.С.Тургенева "Новь" 149

Библиография 184

Введение к работе

Творчество Ивана Сергеевича Тургенева относится к самым значительным явлениям русской литературы XIX в. Многообразны и необычайно широки по художественному диапазону жанры тургеневской прозы (очерки, рассказы, повести, эссе, стихотворения в прозе, литературно-критическая публицистика), но прежде всего он - великий романист, один из создателей русского классического романа.

Отличительная черта Тургенева-романиста - стремление передать внутренний мир человека, захваченного умственным, духовным движением своей эпохи. Так оценивали своеобразие творческой личности И.С.Тургенева и его ближайшие современники: "Вся литературная деятельность Тургенева может быть определена как длинный, непрерывный и поэтически объясненный реестр идеалов, которые ходили по русской земле" (П.В.Анненков) , и исследователи XX в.: "Каждый роман Тургенева был ясным и недвусмысленным ответом на какой-нибудь определенный запрос современности" (М.М.Бахтин)2.

И в этой связи хотелось бы отметить один принципиальный момент. И.С.Тургенев всегда воспринимал "текущий момент" как "момент исторический", отсюда - органически присущая его мировоззрению взаимосвязь между полнотой и непосредственностью восприятия современности и осмыслением исторического развития в целом как непрерывной смены поколений, общественных настроений, идей. И на любом отрезке исторического времени И.С.Тургенева интересовали характеры не мыслителей кабинетного типа, а подвижников, мучеников, жертвовавших ради своих идеалов не только комфортом и карьерой, но и счастьем, и даже самой жизнью.

Казалось, сам просторный ландшафт России XIX в. порождал соответственный интеллектуальный и духовный ландшафт, где можно встретить что угодно, кроме размеренности, холодного рационализма, самоуспокоенности.

От времени создания тургеневских романов нас отделяют полтораста лет исключительно интенсивного исторического развития.

Сейчас, на рубеже XX-XXI вв., в эпоху "переоценки ценностей", когда прежде всего оказались востребованы узкий позитивизм и практицизм мысли, в отношении Тургенева далеко не бесспорна нередко применяемая к писателям-классикам формула "наш современник". Творчество И.С.Тургенева, скорее, призвано к тому, чтобы, находясь вне нашей современности, помочь нам понять самих себя как живущих в большом историческом времени.

Вопреки широко бытующему предрассудку "высокая литература", к которой, несомненно, принадлежат романы И.С.Тургенева, отнюдь не является некой окаменелостью. Жизнь литературной классики исполнена нескончаемой динамики, ее бытование в большом историческом времени сопряжено с постоянным обогащением смысла. Составляя повод и стимул для диалога между разными эпохами, оно обращено прежде всего к людям, причастным культуре в ее широкой пространственной и временной перспективе.

И.С.Тургенев обладал исключительной способностью "преклоняться перед каждым прекрасным и могучим явлением всемирного человеческого духа"3. Противоположность, которая и теперь составляет неразрешимый, трагический узел нашей истории, - противоположность западной цивилизации и русской самобытности - в его творчестве превращается в гармонию, в стройное и неразрывное целое. Для И.С.Тургенева равнозначимы национальное и мировое, природа и социум, феномены индивидуального сознания и константы универсального бытия.

Все это находит отражение в пространственно-временном континууме романов И.С.Тургенева. Поэтика пространства и времени -важнейшее средство упорядочения смысловых центров тургеневского романа на всех уровнях его художественной системы.

Степень разработанности проблемы

В литературе, в отличие от естествознания и философии, категории пространства и времени, с одной стороны, существуют как "готовые", "преднаходимые", с другой - отличаются исключительной многовариантностью. Своеобразие пространственно-временной поэтики проявляется как на уровне литературных направлений, литературных родов и жанров, так и на уровне индивидуального художественного мышления.

Явлениями этого ряда много и успешно занимался М.М.Бахтин, который ввел широко распространенный теперь термин "хронотоп" для обозначения типологических пространственно-временных моделей.

"Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, мы будем называть хронотопом (что значит в дословном переводе - "времяпространство"), - писал М.М.Бахтин. - Нам важно выражение в нем неразрывности пространства и времени (время как четвертое измерение пространства). Хронотоп мы понимаем как формально-содержательную категорию литературы...

В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно зримым, пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем. Этим пересечением ря дов и слиянием примет характеризуется художественный хронотоп"4.

По мнению М.М.Бахтина, хронотоп является одним из критериев типологии литературных родов и жанров: "Хронотоп в литературе имеет существенное жанровое значение. Можно прямо сказать, что жанр и жанровые разновидности определяются именно хронотопом, причем в литературе ведущим началом в хронотопе является время" .

Говоря о жанре романа, М.М.Бахтин отмечал, в частности, "коренное изменение временных координат литературного образа в романе", "новую зону построения литературного образа в романе, именно зону максимального контакта с настоящим (современностью) в его незавершенности"6. Из этого следует очень важный вывод: "Одной из основных внутренних тем романа является именно тема неадекватности герою его судьбы и его положения... Самая зона контакта с незавершенным настоящим и, следовательно, с будущим создает необходимость такого несовпадения человека с самим собою. В нем всегда остаются нереализованные потенции и неосуществленные требования..." .

Вывод этот, на наш взгляд, очень важен для исследователя тургеневских романов, сюжетная коллизия которых основана на неадекватности духовного потенциала героев тем обстоятельствам, в которые они поставлены современной им действительностью. Отсюда - невозможность тождества сознания с окружающим бытием, ощущение времени как перелома, как перехода из одной эпохи в другую.

Особенностью тургеневского историзма является, во-первых, объективный подход ко всем явлениям исторического процесса, во-вторых, глубокое и тонкое понимание истории (прошлой и современной), культуры (философской и литературной) не только России, но и Запада. Все это многие критики и литературоведы связывали и связывают с принадлежностью И.С.Тургенева к "пушкинскому" типу русских писателей.

Первым в этом ряду следует назвать Д.С.Мережковского, который рассматривал И.С.Тургенева как продолжателя традиций и заветов "другого великого и не менее коренного русского человека" - Пушкина. "Говорят, Тургенев - западник, - писал Д.С.Мережковский. - Но что значит - западник? Это ведь только бранное слово славянофилов. Если Петр, Пушкин - истинно русские люди... в славном, подлинном смысле этого слова, то Тургенев - такой же истинно русский человек, как Петр и Пушкин. Он продолжает дело их: не заколачивает, подобно старым и новым нашим "восточникам", а прорубает окно из России в Европу, не отделяет, а соединяет Россию с Европой. Пушкин дал русскую меру всему европейскому, Тургенев дает всему русскому европейскую меру"8.

В 1930-е гг. Л.В.Пумпянский в своей известной работе "Тургенев и Запад" рассматривал И.С.Тургенева как величайшего, после А.С.Пушкина, европеиста в русской литературе, что, в свою очередь, ускорило мощное влияние, оказанное им на все литературы мира. И.С.Тургенев, по мнению Л.В.Пумпянского, как никто другой, понимал: "... чтобы влиять на мировую культуру, русская культура сама должна сложиться на больших путях мировой образованности", и поэтому "преклонение Тургенева перед Пушкиным связано (в числе прочего) и с этим единообразием обоих писателей в решении вопроса о русском и мировом, о России, Европе, и мире"9.

Если говорить об исследованиях последних лет, то тема "Пушкин и Тургенев" получила, на наш взгляд, интересную интерпретацию в работе А.К.Котлова "Творчество И.С.Тургенева 1850 - начала 1860-х гг. и пушкинская традиция". Основным выводом, к которому приходит исследователь, является констатация типологической близости художественных миров А.С.Пушкина и И.С.Тургенева, вытекающей из сознательного и целенаправленного освоения И.С.Тургеневым пушкинского художественного наследия. Мотивы пространственно-временного континуума пушкинских стихотворений "Телега жизни", "Вновь я посетил...", "Брожу ли я вдоль улиц шумных...", "Похоронная песня Иакинфа Маглановича" (цикл "Песни западных славян"), возникающие в тургеневских романах, подтверждают укорененность образов пушкинской поэзии в художественном мышлении Тургенева.

Обобщая сказанное, можно сделать вывод, что А.С.Пушкина и И.С.Тургенева объединяет прежде всего диалектический подход к явлениям исторической и природной действительности. Причем диалектичность мышления И.С.Тургенева ярче всего проявляется, на наш взгляд, именно в его романистике.

Широко известно стендалевское определение литературного творчества: "идешь по большой дороге, взвалив на себя зеркало", которое отражает то "лазурь неба, то грязные лужи и ухабы". Давно уже стало привычным раскрывать эту формулу как обоснование художественных принципов реализма, как утверждение идеи детерминации творческого процесса.

Современный французский исследователь Ж.-Л. Бори трактует эту формулу как определение специфики романа как жанра, главное назначение которого - верно отражать движение, динамику жизни, иными словами - взаимодействие пространства и времени. "Зеркало" романа не установлено в неподвижной точке относительно природы и общества, но как бы постоянно меняет углы своего отражения. °

В романах Тургенева художественное время отражает прежде всего движение, перемены, неожиданные повороты в общественном настроении, в судьбах отдельных личностей, а художественное пространство во всех его ипостасях - природном, бытовом - это своего рода симфония, рассчитанная прежде всего на то, чтобы подобно музыке, передать атмосферу жизни, меняющую настроение, духовное состояние героев.

А.И.Батюто, Ю.В.Лебедев, В.М.Маркович в своих работах постоянно акцентируют внимание на соотнесенности "преходящего" и "вечного" в художественном мышлении И.С.Тургенева, что в первую очередь определяет характер пространственно-временного континуума.

Особая роль принадлежит природному пространству, вокруг которого объединяются размышления и переживания героев. В своем понимании природы И.С.Тургенев одинаково далек и от примитивного натурфилософского сенсуализма и от узкого эстетизма. Природное пространство всегда наполнено всей сложностью смысла и познания. И.С.Тургенев в полной мере реализовал синтезирующие способности пейзажа, заключающего в себе целостную экспрессивную оценку изображаемого.

Функции пейзажа в художественном мире И.С.Тургенева исследованы в работах С.М.Аюпова, А.И.Батюто, Г.А.Бялого, Б.И.Бурсова, Л.А.Герасименко, П.И.Гражиса, И.М.Гревса, Г.Б.Курляндской, Ю.В.Лебедева, В.М.Марковича, Н.Н.Мостовской, В.А.Недзвецкого, Л.В.Пумпянского, П.Г.Пустовойта, Н.Д.Тамарченко, В.Фишера, А.Г.Цейтлина, С.Е.Шаталова.

Из исследователей и критиков конца XIX - начала XX вв. назовем М.О.Гершензона, Д.Н.Овсянико-Куликовского, Д.С.Мережковского.

М.О.Гершензон отмечал глубинную связь тургеневского психологизма с пространственной символикой, что нашло отражение в характеристике героев через их отношение к пространству - открытому и замкнутому, земному и воздушному.

Д.Н.Овсянико-Куликовский, подчеркивая особую атмосферу лиризма в романах И.С.Тургенева (которую удачно назвал "ритмом представлений")11, писал, что лиризм этот проникнут трагическим взглядом писателя на извечный антагонизм мыслящей человеческой личности и природной стихии, равнодушной к ценности индивидуального существования. Пожалуй, Д.Н.Овсянико-Куликовский первым увидел в тургеневской романистике элементы философского метажанра, хотя сам этот термин в литературоведении XIX в. еще не существовал.

Д.С.Мережковский (к слову сказать, также считавший И.С.Тургенева одним из величайших представителей философии скептицизма в мировой литературе) поэтику его художественного пространства трактовал как устремленность к воплощению мимолетных состояний, трудновыразимых переживаний. Стилистические приемы Тургенева-пейзажиста Д.С.Мережковский характеризует термином "импрессионизм".

Точка зрения Д.С.Мережковского не получила, однако, дальнейшего развития.

Ряд современных исследователей (П.И.Гражис, Г.Б.Курляндская), анализируя своеобразие тургеневского художественного метода, указывают на связь поэтики И.С.Тургенева с традициями романтизма, что проявляется и в формах бытования категорий пространства и времени.

В этой связи особый интерес вызывает "усадебный хронотоп", в котором воплотилась поэзия и красота уходящего в прошлое мира русской дворянской культуры.

"Тургеневская усадьба - это идиллия, на наших глазах перерождающаяся в элегию", - замечает В.Щукин в своей работе "О двух культурных моделях русской дворянской усадьбы", посвященной сравнительному анализу "усадебного хронотопа" романов И.А.Гончарова и И.С.Тургенева.

Пространственно-временной континуум романа "Дворянское гнездо" В.Щукин характеризует как параевропейский вариант "усадебного хронотопа", в котором находит отражение европеизация русской культурной элиты XVIII-XIX вв., сформировавшая определенный комплекс этических и эстетических норм:

"Тургеневские усадьбы уходят своими корнями не в допетровские времена, а в XVIII век - в эпоху решительной трансформации традиционной русской культуры на западный лад... Тот факт, что в тургеневских "гнездах" имеются красные углы с иконами и лампадами и что живут в них не только вольнодумцы и деисты, но и религиозно настроенные люди - Глафира Петровна, Марфа Тимофеевна, Лиза ("Дворянское гнездо") - отнюдь не противоречит утверждаемому. Православные иконы, молитвы и праздники принадлежат не к азиатской, а к европейской культуре, потому как они по-своему противостоят идее полного подчинения личной воли человека силам природы и стихийности коллективного бытия. Они так же органичны для послепетровской России, как липовые аллеи или беззаветная вера в разум.

Таким образом, тургеневская усадьба воплощает в себе европейское, цивилизованное начало в русской культуре Нового времени"12.

Пристальное внимание тургеневедов было обращено на проблемы связи философского подтекста и художественной структуры романов И.С.Тургенева, а также на изучение роли в них бытового пространства и ретроспективных "предыстории".

Проблема связи тургеневского хронотопа с философскими взглядами писателя получила, на наш взгляд, наиболее полное освещение в известной работе А.И.Батюто "Тургенев-романист". Основное внимание исследователь уделяет пространственно-временному континууму романа "Отцы и дети", однако сам концептуальный подход А.И.Батюто охватывает значительно более широкий круг вопросов, в частности, и генезис "хронотопического мышления" писателя в целом.

По мнению А.И.Батюто, "с философским представлением о мгновенности человеческой жизни ("лишь красноватая искра в немом океане вечности") естественно гармонирует сюжет и характер сюжетного развития в большинстве романов Тургенева: они отличаются скоротечностью, стремительной во времени завязкой и неожиданной развязкой...".

"У Тургенева, - пишет А.И.Батюто, - значительны идея романа и ее художественное воплощение, сюжет же сам по себе и в особенности та "площадка", на которой происходит его быстрая реализация, не отличаются масштабностью и глубоким погружением в атмосферу повседневного существования, которые так присущи романистике его современников -Толстого, Достоевского, Гончарова и др. Круг персонажей в его романе сравнительно невелик, основное действие пространственно ограничено (вспомним в связи с этим базаровское и паскалевское определение: "узенькое местечко", "уголок обширного мира"). Все эти свойства и признаки романной структуры у Тургенева несомненно обусловлены не только эстетическими, но и глубинными философскими взглядами писате-ля..."13.

В отличие от А.И.Батюто, Б.И.Бурсов своеобразие тургеневского хронотопа связывал в первую очередь с типологией персонажей.

"Полнота картины не имеет для него (Тургенева - Н.Л.) первостепенного значения... Герой каждого его нового романа есть новая ступень в развитии передового русского человека", - писал Б.И.Бурсов в своей книге "Лев Толстой и русский роман"14.

А позже, в своей известной работе "Национальное своеобразие рус ской литературы", исследователь подвел итоги своих наблюдений над стилем Тургенева-романиста: "В тургеневском романе завершилось становление русского высокоинтеллектуального героя. Тот же Рудин предан только идее и занят только идеей. Это в своем роде странствующий рыцарь, над которым бессильна власть быта, и он с гордостью и одновременно с горечью называет себя перекати-полем,

Тургеневский роман парит над бытом, лишь слегка касаясь его. С одной стороны, быт не имеет власти над героем, а с другой - герою, в силу особенностей его внутренней природы, нет дела до реальных обстоятельств жизни... его трагическая коллизия как мыслителя в разрыве между идеалом и натурой, как он понимает то и другое... В отсутствии подробных описаний быта - одна из причин лаконичности Тургенева-романиста" .

Иную позицию занимает А.Г.Цейтлин в своем исследовании "Мастерство Тургенева-романиста". Бытовое пространство, по мнению А.Г.Цейтлина, играет значительную роль в романах И.С.Тургенева. "Пушкин выработал искусство предельно сжатой и выразительной бытовой детали. Искусство это развили и углубили Лермонтов и Тургенев"16. А.Г.Цейтлин исследовал эволюцию "бытового пространства"

И.С.Тургенева на примерах романов "Рудин", "Дворянское гнездо", "Отцы и дети". Наблюдения и оценки А.Г.Цейтлина, на наш взгляд, до сих пор сохраняют актуальность для изучения пространственно-временного континуума тургеневского романа.

Не меньшее внимание А.Г.Цейтлин уделяет функции "ретроспективных предыстории" в романах И.С.Тургенева.

Анализируя "Дворянское гнездо", А.Г.Цейтлин особо подчеркивал художественную целесообразность включения в роман "ретроспективных предыстории" и порядка их следования. Почему, например, предыстория Лизы помещена перед развязкой романа? "Почему Тургенев не предпослал этот рассказ о Лизе и Агафье развитию действия так, как он сделал это с Лаврецким? Во-первых, потому, что это не было связано с вековой историей дворянского рода, во-вторых, потому, что две такие предыстории, идущие одна за другой, хотя бы и в разных местах романа, неизбежно создавали бы впечатление...монотонности"17.

Для исследователя очевидны единство, цельность художественного времени тургеневского романа. "Предыстории", обрамляя центральный сюжет, подчинены одному художественному замыслу, благодаря чему прекрасная история любви выделена, вычерчена в общем повествовательном потоке произведения.

Как известно, важнейшая художественная функция тургеневских "предыстории" не сразу была понята литературной критикой.

Более того, в литературе о И.С.Тургеневе часто цитируют авторскую самооценку романа "Дворянское гнездо": "Кому нужен роман в эпическом значении этого слова, тому я не нужен... что бы я ни писал, у меня выйдет ряд эскизов" .

Это ответ И.С.Тургенева И.А.Гончарову, который, как известно, характеризовал "Дворянское гнездо" как "...картинки, силуэты, мелькающие очерки, исполненные жизни, а не сущность, не связь и не целостность взятого круга жизни...". Предыстории героев И.А.Гончаров называет "охлаждающими промежутками", ослабляющими интерес читателя к сюжету произведения.

Причина всего этого, по И.А.Гончарову, в том, что изобразительный талант И.С.Тургенева - это прежде всего "нежный и верный рисунок и звуки", это "лира и лира", а не панорамное и обстоятельное отражение жизни, характерное для жанра романа.

Негативно оценил архитектонику "Дворянского гнезда" и критик М. де Пуле, которому разного рода "пристройки" к главному сюжету казались "лишними", "бесполезно удлиняющими повесть" и "ослабляющими силу впечатления" .

Полемика вокруг "Дворянского гнезда", на наш взгляд, отражает суть различных подходов к оценке художественных функций "ретроспективных предыстории" в романах И.С.Тургенева.

Сопоставляя в своих "Этюдах о Тургеневе" два самых обширных "отступления" в романе "Дворянское гнездо" - о Лаврецком и его предках, и о Лизе, Д.Н.Овсянико-Куликовский считает, что предыстория Лизы введена в роман "в интересах художественности": во-первых, "читатель, остающийся еще во власти сильных художественных эффектов предыдущей (тридцать четвертой - Н.Л.) главы... с умилением и любовью останавливается над образом Лизы, - и что-то детски трогательное, что-то младенчески чистое, невинное, святое наполняет его душу", и во-вторых, тридцать пятая глава "служит как бы отдыхом, необходимым для художественного восприятия грустных и мрачных мотивов последующих глав". А история Лаврецкого, по мнению ученого, введена "не в интересах художественности, а с целью сделать фигуру Лаврецкого вполне понятною и ясною во всех деталях, - разъяснить ее значение как культурного типа, олицетворяющего собою один из моментов в развитии русского общества"22.

В работе В.Фишера "Повесть и роман у Тургенева" "вставные элементы" романа, в частности "родословная Лаврецкого", трактуются как основные элементы произведения, которые собственно и "создают обще ственный роман" .

М.К.Клеман, повторяя известную мысль А.А.Григорьева о славянофильской сущности образа Лаврецкого, так комментирует пафос его "пространной предыстории": "... генеалогия Лаврецкого, рисующая четыре поколения дворянской семьи, построена в согласии со славянофильской концепцией о последовавшем в результате усвоения западной культуры отрыве "образовательного класса" от родной почвы и неорганическом характере самого усвоения чужой культуры". Однако исследователь не соотносит "предысторию Лаврецкого" с романным целым, а, следовательно, не определяет ее эстетическую функцию в контексте всего романа24.

В 1950-е гг. в отечественной критике ретроспективные эпизоды в романе И.С.Тургенева получали, в основном, социологическую интерпретацию. А.Н.Мензорова в своей работе "Роман И.С.Тургенева "Дворянское гнездо" (идеи и образы)" так определяла семантику родословной героя: "На примере ряда поколений... Тургенев прослеживает, как постепенно дворянство утрачивает чувство близости к России и единения с народом, отчего мельчают характеры, происходит процесс духовного оскудения дворянства"25.

Такой же позиции придерживается СЯ.Проскурин в своей статье "Вставные элементы" романов И.С.Тургенева": "Самое главное назначение отступлений в прошлое состоит в том, что Тургенев раскрывает в них формирование главных героев - Лаврецкого и Лизы, их воспитания"26.

Анализу "ретроспективных предыстории" в романистике И.С.Тургенева посвящена работа С.Е.Шаталова "Отступления в прошлое и их функции в сюжетно-композиционной структуре романа "Дворянское гнездо". Исследователь подчеркивает ключевую роль отступлений в художественной структуре тургеневского романа: "Становится очевидным, что систематические отступления в прошлое - это определенный "прием", предназначенный для выражения какой-то существенной стороны писательского замысла".

С.Е.Шаталов выделяет следующие функции отступлений.

Во-первых, "отступления явно содействуют обобщению, типизации: с их помощью писатель углубляет представление о героях романа, как о вполне определенных типах дворянского общества. Они становятся одним из средств типизации, и в этом назначении - одна из их функций".

Во-вторых, в них предваряются мотивы поведения героев, предугадываются их судьбы.

И, наконец, с их помощью раздвигаются рамки семейно-бытового романа, вводится эпическая струя. Это - новая их функция, которую условно можно назвать средством "эпизации" повествования или "панорамности" изображения: писатель "в одном объеме, в одних рамках искусно совмещает настоящее и прошлое. Прошлое сквозит в настоящем; настоящее угадывается, отзывается в эпизодах из прошлого... Отступлениями в прошлое привносится в роман элемент эпический, повествование о частной истории преобразуется во всеобщую, касающуюся судеб целого сословия..." .

Значительной вехой в изучении художественного времени в романистике Тургенева стала работа Л.А.Герасименко "Время как жанрообра-зующий фактор и его воплощение в романах И.С.Тургенева". По мнению исследователя, поэтика тургеневского романа отвечает задачам художест венного воплощения быстрых, "летучих" мгновений истории: "В романе Тургенева мы сталкиваемся с новеллистической поэтикой художественного времени, соответствующей его оригинальной жанровой природе. Тип романа Тургенева был связан со свойственным писателю острым ощущением переходности, неустойчивости русской жизни. Тургенев осознает неприспособленность традиционной формы эпического романа для схватывания "переломных мгновений" истории"28.

Особое внимание Л.А.Герасименко уделяет способам достижения эпической масштабности в романах И.С.Тургенева: "В своем небольшом, концентрированном романе Тургенев добивался эпического звучания особенными, специфическими для него средствами. Эпическая широта и объемная глубина в его романе достигались за счет многочисленных "пристроек": биографических отступлений в прошлое, проекций в будущее (в эпилогах) - как раз тех дополнительных структурных элементов, которые казались современной автору критике "лишними", "бесполезно удлиняющими повесть" и "ослабляющими силу впечатления". Но именно они обладали эпическим содержательным смыслом и способствовали "прорастанию" повести в роман. Такому строению романа отвечал найденным Тургеневым способ изображения художественного времени в его прерывистом течении и в переключении временных планов - от настоящего к прошлому и от настоящего к будущему"29.

Наш краткий обзор позволяет сделать вывод: проблема связи художественной природы тургеневского хронотопа с философскими взглядами писателя, исследование функций пейзажа, а также роли внефабульных эпизодов в организации сюжета, композиции и образной системы тургеневского романа - все это относится к несомненным достижениям отечественного литературоведения.

Актуальность данной диссертационной работы определяется назревшей необходимостью в обобщающем исследовании пространственно-временного континуума романов И.С.Тургенева.

Тургеневский роман - уникальное явление в искусстве слова. До сих пор он привлекает внимание литературоведов не только психологической разработкой характеров, поэзией прозы, но и глубоким философским эстетизмом, который объединяет в себе авторское восприятие человека, природы, культуры.

В русской философской традиции есть понятие - "цельное знание". Это познание, в котором соединяются логика и интуиция, озарение и рациональная мысль. В идеальной точке этого цельного знания сближаются религия, философия, наука и искусство. О цельном знании размышляли И.В.Киреевский, В.С.Соловьев, А.Ф.Лосев. По И.В.Киреевскому, основной принцип, в котором состоит главное достоинство русского ума и характера, есть цельность, когда на определенной стадии нравственного развития разум поднимается до уровня "духовного зрения", постижения "внутреннего смысла" мира, величайшая тайна которого в возникновении из хаоса и разъединения высочайшего согласия30.

И.С.Тургенев своей художнической интуицией вплотную приблизился к этой идее, хотя миросозерцание писателя сложнее и противоречивее любой философской системы. Трагедию разъединенности он считал вечным законом человеческой жизни, в то время как его эстетика устремлена к объективности, гармонии.

Следует особо отметить непреходящее значение тургеневского историзма, объединяющего в себе глубокое понимание особенностей реального времени и стремление к высоким этическим идеалам. Убеждаться в этом -вовсе не значит возвращаться к чему-то устаревшему. Поступательное движение представлений - так уж движется наша наука - далеко не всегда воплощается в открытии совершенно нового, неизвестного, иногда нужно укрепиться в чем-то старом, известном, но в силу обстоятельств ушедшем в тень, а подчас и тенденциозно закрашенном.

Тургеневский роман сохраняет в нашей памяти то, что достойно преемственности, что необходимо для духовного опыта нации.

Человек и мироздание, человек во всем многообразии его связей с природой, человек в его исторической обусловленности - все эти проблемы имеют непосредственное отношение к поэтике пространства и времени тургеневского романа. Хронотопические образы включают нас в сложный мир, художественная многомерность которого предполагает и многомерность авторского толкования действительности.

Предпринятое нами исследование романов И.С.Тургенева именно под этим углом зрения может иметь определенное значение как в плане более детального изучения творческого наследия одного из ведущих русских писателей XIX в., так и в плане дальнейшей методологической разработки различных типологических разновидностей художественного пространства и времени в литературе и искусстве.

Научная новизна данной работы заключается в том, что в ней впервые на таком большом и широком материале анализируются особенности художественного пространства и времени тургеневского романа, выявляются и осмысляются основные тенденции их эволюции.

Нами проводится системный анализ пространственно-временного континуума как ранних романов И.С.Тургенева, так и поздних - "Дым" и "Новь", которые в пространственно-временном аспекте практически не рассматривались. Анализируются хронотопы, которые традиционны, устойчивы для художественного универсума тургеневского романа, и хронотопы, возникающие только в поздней романистике И.С.Тургенева и отражающие интерес писателя к новым социальным реалиям.

Предмет настоящего исследования - пространственно-временной континуум тургеневских романов и отдельные его элементы, выявляемые на разных уровнях повествования.

Цель предлагаемого диссертационного исследования состоит в создании первой обобщающей работы, хронологически и системно, с учетом этимологических и типологических аспектов, прослеживающей на конкретном материале бытование и развитие категорий пространства и времени в романах И.С.Тургенева.

Систематизировать подходы различных исследователей к проблеме изучения пространственно-временного континуума тургеневского романа;

Исследовать художественные функции пейзажа, бытового пространства, предметных реалий в формировании пространственно-временного континуума романов И.С.Тургенева;

Выявить взаимообусловленность эпических и лирических, художественно-изобразительных и философско-аналитических способов изображения пространства и времени в романистике И.С.Тургенева;

Проследить эволюцию хронотопической структуры, связанную с художественным освоением новых социальных реалий, что значительно расширило содержательный диапазон тургеневского романа.

Практическая значимость работы.

Результаты исследования могут быть использованы при чтении общих курсов по истории русской литературы XIX в.; в работе семинаров, посвященных творчеству Тургенева-романиста; в работе спецсеминаров по проблемам типологии хронотопа русского романа второй половины XIX века.

Апробация работы.

Диссертантом были сделаны доклады на Международном научном семинаре "Lengua у espacio" (Саламанка, 1999 г.); на спецсеминаре в Гаванском университете, посвященном проблемам изучения поэтики художественной литературы (Гавана, 1999 г.).

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Las rutas de don Quijote en las novelas de Ivan Turguenev II Universi- dad de La Habana. - La Habana, 1998. - № 249. - P.46-54.

2. El espacio у el tiempo en la novela "Rudin" de Ivan Turguenev II Universidad de La Habana. Complementarios. - La Habana, 1999. - P.25-34.

3. Поэтика пространства и времени повести И.С.Тургенева "Три встречи" // Классика. Литературно-художественный альманах. -М., 1998.-С.21-27.

4. Пространство и время в романах И.С.Тургенева. - М., 2001.-164 с.

Структура диссертации состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии. Основное содержание работы изложено на 182 страницах. Общий объем диссертации - 200 страниц, включая 18 страниц списка используемой литературы, содержащего 280 наименований.

Поэтика пространства и времени романа И.С. Тургенева "Рудин"

Структура пространства и времени романа "Рудин" определяется характером духовных поисков главного героя романа - Дмитрия Николаевича Рудина, яркой, незаурядной личности, представляющей эпоху 1840-х гг.

Первое же появление Рудина в усадьбе Дарьи Михайловны Ласун-ской оставляет впечатление полной неожиданности и какой-то неудержимой стремительности: лакей объявляет "Дмитрий Николаевич Рудин"31 и в умиротворенном, размеренном мире провинциальной дворянской усадьбы появляется человек, который несет с собой свет европейской культуры и, сам обладая даром необыкновенной восприимчивости ко всему прекрасному и высокому, заражает этим своих слушателей и собеседников: "Все мысли Рудина казались обращенными в будущее; это придавало им что-то стремительное и молодое... Стоя у окна, не глядя ни на кого в особенности, он говорил - и, вдохновенный общим сочувствием и вниманием, близостью молодых женщин, красотою ночи, увлеченный потоком собственных ощущений, он возвысился до красноречия, до поэзии... Самый звук его голоса, сосредоточенный и тихий, увеличивал обаяние; казалось, его устами говорило что-то высшее, для него самого неожиданное..."32.

Для Рудина необходимо понять, что придает "вечное значение временной жизни человека" , и он вдохновенно излагает гостям Дарьи Михайловны Ласунской древнюю скандинавскую легенду о царе и его воинах, расположившихся на отдых " в темном и длинном сарае, вокруг огня... Вдруг небольшая птичка влетает в раскрытые двери и вылетает в другие. Царь замечает, что эта птичка, как человек в мире: прилетела из темноты и улетела в темноту, и недолго побыла в тепле и свете... Точно, наша жизнь быстра и ничтожна, но все великое совершается через людей. Сознание быть орудием тех высших сил должно заменить человеку все другие радости: в самой смерти найдет он свою жизнь, свое гнездо..."34.

Цель человека - поиск смысла жизни, а не поиск удовольствий и легких дорог. К этой цели пойдут лучшие из тургеневских героев, поэтому романы И.С.Тургенева никогда не завершаются благополучным финалом -слишком высока плата за истину, за любовь, за свободу.

В первом же романе И.С.Тургенева символические "сверхсмыслы" скандинавской легенды положены в основу не только сюжета и композиции романа, но и в основу его хронотопа, его пространственно-временного континуума.

Рудин - человек своей эпохи, эпохи 40-х гг. XIX в., когда немецкая классическая философия для образованной части русского общества была предметом острейших споров, идейной основой поисков истины и выхода из тупика официальной идеологии. Рудин был весь погружен в германскую поэзию, в германский романтический и философский мир..."35. Услышав в доме Ласунской балладу Ф.Шуберта "Лесной царь", Рудин восклицает: "Эта музыка и эта ночь напомнили мне мое студенческое время в Германии: наши сходки, наши серенады...".

Не будет преувеличением сказать, что именно Германия сблизила сердца Рудина и Натальи Ласунской. Для Рудина немецкая литература, связанная с молодостью, полной романтических грез и смелых надежд, естественно, стала первым предметом разговоров с впечатлительной и восторженной девушкой. Содержание этих разговоров передается И.С.Тургеневым с той искренней лирической интонацией, которая не оставляет сомнений в том, что германские впечатления Рудина лично близки и самому автору романа: "Какие сладкие мгновения переживала Наталья, когда, бывало, в саду, на скамейке, в легкой, сквозной тени ясеня, Рудин начнет читать ей гетевского "Фауста". Гофмана или "Письма" Беттины, или Новалиса, беспрестанно останавливаясь и толкуя то, что ей казалось темным... и увлекал ее за собою в те заповедные страны"37.

Но, по словам Рудина, "не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас... Взгляните на эти деревья, на это небо отовсюду веет красотою и жизнью

Пейзажи романа, полные одухотворенного лиризма и передающие оттенки глубочайших внутренних переживаний, подтверждают мысли и чувства тургеневских героев. Когда Рудин ждет прихода Натальи, "ни один листок не шевелился; верхние ветки сиреней и акации как будто прислушивались к чему-то и вытягивались в теплом воздухе. Дом темнел вблизи; пятнами красноватого света рисовались на нем освещенные длинные окна. Кроток был и вечер; но сдержанный, страстный вздох чудился в этой тишине" . Сравним: "ветки как будто прислушивались" и "Рудин стоял, скрестив руки на груди, и слушал с напряженным вниманием"40. Природа антропоморфна, она выступает лирической параллелью к настроениям героев, внутренне соответствует их ожиданиям приближающегося счастья.

Одним из лучших тургеневских пейзажей, безусловно, является картина дождя в седьмой главе романа: "День был жаркий, светлый, лучезарный день, несмотря на перепадавшие дождики. По ясному небу плавно неслись, не закрывая солнца, низкие, дымчатые тучи и по временам роняли на поля сильные потоки внезапного и мгновенного ливня. Крупные, сверкающие капли сыпались быстро, с каким-то сухим шумом, точно алмазы; солнце играло сквозь их мелькающую сетку; трава, еще недавно взволнованная ветром, не шевелилась, жадно поглощая влагу; орошенные деревья томно трепетали всеми своими листочками; птицы не переставали петь, и отрадно было слушать их болтливое щебетанье при свежем гуле и ропоте пробегавшего дождя. Пыльные дороги дымились и слегка пестрели под резкими ударами чистых брызг. Но вот тучка пронеслась, запорхал ветерок, изумрудом и золотом начала переливать трава... Прилипая друг к дружке, засквозили листья деревьев... Сильный запах поднялся отовсю-ду...".

Поэзия "усадебного хронотопа" в романе И.С.Тургенева "Дворянское гнеэдо"

Образ дворянской усадьбы занял прочную позицию в русской литературе XIX века, став почти сквозным, появляясь на страницах произведений русских писателей вплоть до первой трети XX века ("Жизнь Арсенье-ва" И.А.Бунина, "Жизнь Клима Самгина" М.Горького).

Образ дворянской усадьбы в русской литературе семантически полифункционален. С одной стороны, это средоточие величайших духовных и природных ценностей, а с другой - тот вековой патриархальной отсталости, которая воспринималась как величайшее зло.

В "Пошехонской старине" М.Е.Салтыкова-Щедрина социальное пространство дворянской усадьбы характеризуется такими определениями, как "рамки", "омут", "плотно замкнувшаяся мурья", "деревенская околица", то есть замкнутый и порочный круг.

Единицей времени в Пошехонье является один день: день дедушки, день тетеньки Сластены, день Струнникова - день, вобравший в себя годы. Время как будто остановилось, и жизнь замерла. Человек в пошехонском времени пространстве фатально становится "пошехонцем", живущим исключительно "утробными" интересами. Это застывшее, искаженное подобие пространства и времени, не освещаемое ни единым лучом сознания69.

Совсем иное - усадебный мир И.С.Тургенева. Совершенно справедливо мнение большинства исследователей о И.С.Тургеневе как о писателе, опоэтизировавшем жизнь дворянской усадьбы. Писатель понимал и чувствовал "усадебные" истоки русской дворянской культуры, "усадебный" уклад жизни, то поэтическое мироощущение, которое определялось "усадебным" бытом XVTII-XIX вв.

Дворянские привилегии, дворянская свобода от насущных забот, дающие возможность погрузиться в атмосферу свободного созерцания природы, слияния культурного и природного начала, можно даже сказать -в атмосферу идиллии - оборачиваются особой тонкостью, особой поэтичностью, особой душевной возвышенностью.

Литература сентиментализма, впервые воспринявшая "естественное чувство" человека как главную ценность культуры, открыла традицию "уводить" героя за пределы социума - и прежде всего в сферу природы и любви. Этот прием становится одним из важнейших компонентов художественной системы "Дворянского гнезда": природная жизнь предстает в нем вычлененной из "большого" пространства и противопоставленной городскому, светскому миру с его порочностью и гибельностью.

"Идиллическая жизнь и ее события неотделимы от этого конкретного пространственного уголка, где жили отцы и деды, будут жить дети и внуки. Пространственный мирок этот ограничен и довлеет себе, не связан существенно с другими местами, с остальным миром. Но локализованный в этом ограниченном пространственном мирке ряд жизни поколений может быть неограниченно длительным. Единство жизни поколений (вообще жизни людей) в идиллии в большинстве случаев существенно определяется единством места, вековой прикрепленностью жизни поколений к одному месту, от которого эта жизнь во всех ее событиях не отделена. Единство места жизни поколений ослабляет и смягчает все временные грани между индивидуальными жизнями и между различными фазами одной и той же жизни. Единство места сближает и сливает колыбель и могилу (тот же уголок, та же земля), детство и старость (та же роща, речка, те же липы, тот же дом), жизнь различных поколений, живших там же, в тех же условиях, видевших то же самое. Это определяемое единством места смягчение всех граней времени существенно содействует и созданию характерной для идиллии циклической ритмичности времени.

Наконец, третья особенность идиллии, тесно связанная с первой, -сочетание человеческой жизни с жизнью природы, единство их ритма, общий язык для явлений природы и событий человеческой жизни"70.

Но творчество И.С.Тургенева проникнуто и трагическим ощущением необратимости течения исторического времени, уносящего целые пласты национальной культуры, неотделимой от природного пространства России. Поэтому за поэтикой светлого, элегического лиризма скрывается сложная психологическая атмосфера, где образ дома, родового гнезда неразрывно связан с чувствами горечи, печали и одиночества.

Этот мир, созданный дедами и прадедами, глубоко связанный с духовной памятью поколений, разрушается прежде всего носителями индивидуалистического сознания. Да, диалектическая природа мира проявляет себя и как постоянный поединок личности и среды, но в данном случае речь идет не о самоутверждении самостоятельно мыслящей, независимой личности, а о разрушительной силе идей вульгарного либерализма, с адептами которого "неисправимый" западник И.С.Тургенев не имел ничего общего.

И.С.Тургенев первым вводит понятие "дворянское гнездо" в русскую литературу. Семантика этого словосочетания рождает ряд ассоциаций: с ним связываются обычно молодые годы человека, начальный этап его ми-ропознания; с ним соотнесены понятия семьи, осознания своего места в этой семье, атмосферы, царящей в ней, осмысление отношений между человеком и окружающим его социальным и природным миром. Если слово "усадьба" по своей экспрессивной окраске нейтрально, то "гнездо" отличается яркой коннотацией: "гнездо" - безусловный носитель определенных положительных эмоций, оно теплое, мягкое, уютное, созданное твоими предками только для тебя, оно манит тебя как манит оно птицу, которая после долгого полета возвращается в родные края.

Поэтому "дворянское гнездо" - не просто топос, это сложный, динамичный и, более того, антропоморфный образ. Важной особенностью его хроноса является постоянная память о прошлом, живое присутствие традиции, о которой напоминают портреты и могилы предков, старая мебель, библиотека, парк, семейные предания. Пространство наполнено предметами, символизирующими прошлое: поколение за поколением оставляют свой след на облике усадьбы.

Роман ИХ.Тургенева "Накануне" в контексте проблемы пространства и времени

В отличие от "локального" названия романа "Дворянское гнездо" роман "Накануне" имеет "временное" название, которое отражает не только прямое, сюжетное содержание романа (Инсаров умирает накануне борьбы за независимость своей Родины), но и взгляды И.С.Тургенева на проблему личности и истории.

Носители исторического прогресса в романах И.С.Тургенева зачастую озарены светом обреченности не потому, что их деятельность преждевременна или сами их устремления бесплодны, а потому, что И.С.Тургенев ставит даже самую передовую личность под знаком идеи бесконечности прогресса. Рядом с обаянием новизны, свежести, смелости всегда стоит сознание временной ограниченности самой смелой идеи. Эта временная ограниченность обнаруживается, как только личность выполняет свою миссию, это видит уже следующее поколение, вырванное из нравственного индифферентизма, но очень скоро осознающее, что гребень новой волны -это ступень к нарождающемуся консерватизму, традиционализму иного толка.

Герои И.С.Тургенева "накануне" не потому, что они бездействуют, а потому, что каждый день является "кануном" другого дня, и ни на ком так трагически не сказывается быстрота и неумолимость исторического развития, как на "детях рока", носителях идеалов времени.

Если обратиться непосредственно к сюжету романа, то следует отметить, что традиционная в романах И.С.Тургенева точная датировка происходящих событий и указание места действия сохраняется и в "Накануне", но, в отличие от "Рудина" и "Дворянского гнезда", события развиваются не в 1840-е, а в 1850-е годы (датировка начала действия романа, как известно, имеет общественно-историческое обоснование - начало войны между Россией и Турцией летом 1853 года).

Появление "Накануне" означало известную эволюцию тургеневского романа. Читатели и критика сразу же заметили, как резко усилилась в нем значимость социально-политических проблем. Столь же резко возросла степень злободневности изображаемого, непосредственной причастности сюжета и проблематики романа к данному моменту эпохи.

Конечно, проблематика "Рудина" и "Дворянского гнезда" тоже имела прямое отношение к остросовременным общественным вопросам. Например, к вопросу о месте и роли дворянской интеллигенции в условиях "переходной" эпохи, о социальной продуктивности созданных дворянской культурой нравственных ценностей.

Однако художественное исследование подобных вопросов было связано с оценкой общественных ситуаций, типов, отношений, уже безвозвратно ушедших в прошлое. Ретроспективная позиция автора имела не только собственно художественный смысл: изображаемое и по существу воспринималось как нечто уже завершенное, допускающее и даже предполагающее итоговые обобщения. Тем легче и естественнее входила в художественных строй романа универсально-философская масштабность и появлялась "двойная перспектива", воссоединявшая конкретно-историческое с вселенским и вечным.

В "Накануне" ситуация принципиально иная. Правда, романист и здесь формально сохраняет традиционную для него дистанцию в несколько лет между временем изображаемых событий и временем сиюминутного рассказа о них (действие "Накануне" приурочено к 1853-1854 гг. и отделено от времени появления романа таким важным историческим рубежом, как Крымская война со всеми ее общественно-политическими последствиями). Однако подобная дистанцированность является во многом условной. История болгарина Катранова, послужившая основным источником сюжета "Накануне", и в самом деле уже успела стать достоянием прошлого.

Но относительно давнее происшествие дало материал для постановки проблем, актуальных именно в предреформенные годы, в сознание современников вошли образы, которые воспринимались как "выхваченные из жизни", типы, которым подражала молодежь и которые сами создавали жизнь. Восприятие изображаемого оказывалось "бездистантным", звучавшая в романе "злоба дня" легко приобретала для его читателей актуальное значение.

Другая особенность нового романа состояла в том, что его герои поначалу представали людьми, для которых как бы уже и не существовали многие универсальные проблемы, терзавшие прежде своей неразрешимостью человеческое сознание (и более всего именно проблемы философские или религиозные). Елена и Инсаров выступали как провозвестники какой-то новой жизни, может быть, несущей освобождение от груза этих традиционных проблем. В их стремлениях и душевных свойствах выражала себя неповторимая атмосфера текущего момента - кануна приближавшихся глубинных перемен, характер и последствия которых еще никому не были ясны.

Казалось бы, традиционная роль универсального смыслового плана тоже должна была уйти в прошлое - вместе с людьми и темами, для характеристики которых этот план был так важен. Но тут-то и обнаружилось, что выход к универсальным категориям стал для И.С.Тургенева основным принципом осмысления материала. "Злоба дня", искания и судьбы людей, всецело это "злобе дня" преданных и как будто бы исключивших из своей жизни все метафизическое, были почти демонстративно соотнесены с вечными вопросами, с неразрешимыми коренными противоречиями бытия и духа. В романе "Накануне" такое соотнесение оказывается своеобразным испытанием для современных идеалов, общественных типов, нравственных решений и т.п.

Соотнесение с неразрешимыми метафизическими коллизиями обнаруживает также недостаточность тех идеалов, которые выдвинула новая эпоха. Открывается неокончательность найденных ею решений, а тем самым и возможность выхода за ее горизонты.

В своей статье "Когда же придет настоящий день?" Н.А.Добролюбов очень точно отметил, что "сущность повести вовсе не состоит в представлении нам образца гражданской, т.е. общественной доблести", так как Тургенев "и не в состоянии был бы написать героическую эпопею", что "из всей «Илиады» и «Одиссеи» он присваивает себе только рассказ о пребывании Улисса на острове Калипсы, и далее этого не простирается"149. Добавим: благодаря такой "суженности", пространственно-временной ограниченности действия, философская глубина романа проявляется более отчетливо и впечатляюще.

Особенности хронотопнческой структуры романа И.С.Тургенева "Дым"

Действие романа "Дым" начинается 10 августа 1862 г. в четыре часа пополудни в самом центре Европы - в Баден-Бадене, где "погода стояла прелестная; все кругом - зеленые деревья, светлые дома уютного города, волнистые горы, - все празднично, полною чашей раскинулось под лучами благосклонного солнца; все улыбалось как-то слепо, доверчиво и ми...

Время, присущее Бадену, - это "бытовое" время, где нет событий, а есть только повторяющиеся "бывания". Время лишено поступательного хода, оно движется по узким кругам дня, недели, месяца. Приметы этого обыденно-житейского циклического времени срослись с пространством: чинными улицами, клубами, светскими салонами, музыкой, гремящей в павильонах. Время здесь бессобытийно и потому кажется почти остановившимся.

"Внешний хронотоп" Бадена служит контрастирующим фоном для "внутренних", событийно-значимых временных рядов, связанных исключительно с темой России.

В 1860-е гг. Баден и находившийся недалеко от него Гейдельберг были традиционным местом пребывания как русской аристократии, так и радикально настроенной русской интеллигенции. Характерно, что с Баден-Баденом и Гейдельбергом связаны судьбы героев предыдущих романов И.С.Тургенева - "Накануне" и "Отцы и дети". В Гейдельберг уезжает Берсенев. В Гейдельберг стремится Кукшина и в конце концов добивается этого: "И Кукшина попала за границу. Она теперь в Гейдельберге и изучает уже не естественные науки, но архитектуру, в которой, по ее словам, она открыла новые законы

Павел Петрович Кирсанов, страстно любивший княгиню Р., именно в Бадене "как-то опять сошелся с нею по-прежнему; казалось, никогда еще она так страстно его не любила... но через месяц все уже было кончено; огонь вспыхнул в последний раз и угас навсегда"

Мотив роковой страсти, способной разрушить человеческую жизнь (власть прошлого постоянно будет преследовать Павла Петровича Кирсанова), из эпизодической предыстории в "Отцах и детях" превращается в центральную сюжетную линию романа "Дым".

Главный герой - Григорий Михайлович Литвинов - появляется во второй главе романа, и автор дает лишь лаконичное изложение его биографии: учеба в Московском университете ("не кончил курса по обстоятельствам... читатель узнает о них впоследствии"), Крымская война, служба "по выборам". Пожив в деревне, Литвинов "пристрастился к хозяйству... и отправился за границу учиться агрономии и технологии, учиться с азбуки. Четыре года с лишком провел он в Мекленбурге, в Силезии, в Карлсруэ, ездил в Бельгию, в Англию, трудился добросовестно, приобрел познания: нелегко они ему давались; но он выдержал искус до конца, и вот теперь, уверенный в самом себе, в своей будущности, в пользе, которую он принесет своим землякам, пожалуй даже всему краю, он собирается возвратится на родину... Оттого-то Литвинов так спокоен и прост, оттого он так самоуверенно глядит кругом, что жизнь его отчетливо ясно лежит перед ним, что судьба его определилась и что он гордится этой судьбой и радуется ей, как делу рук своих"281.

Вокруг Литвинова - пестрая толпа его соотечественников; Бамбаев "вечно без гроша и вечно от чего-нибудь в восторге... шлялся с криком, но без цели, по лицу нашей многосносной матушки земли" ; кумир русской эмиграции Губарев "вчера из Гейдельберга прикатил" ; Матрена Сухан-чикова второй уже год странствовала из края в край

"Кружок Губарева" поначалу может показаться средоточием поисков новой "русской идеи", но лишенный реальной динамической почвы, этот поиск быстро вырождается в неподвижную и косную "внутреннюю" религию замкнутого мирка, на котором лежит печать незрелости мятущейся эпигонской мысли, измельчания, авантюризма.

Когда Литвинов открыто признается, что у него нет пока никаких политических убеждений, он заслуживает от Губарева презрительное определение - "из недозрелых". Отстать от политической моды означает для Губарева - отстать от времени. Но смысл и значение происходящих в пореформенной России исторических перемен непонятны ни Губареву, ни Бамбаеву, ни Ворошилову.

Литвинов, вырвавшийся наконец из водоворота политических сплетен и бессмысленной трескотни, когда "полночь уже давно пробила", долго не может избавиться от тягостных впечатлений, потому что "виденные им лица, слышанные им речи то и дело вертелись и кружились, странно сплетаясь и путаясь в его горячей, от табачного дыма разболевшейся голове

Здесь впервые в тексте романа появляется слово "дым", пока всего лишь как дефиниция конкретной реалии ("табачный дым"). Но уже в этом отрывке возникает и его метафорический потенциал: "дым" как время, которое "торопится, спешит куда-то... ничего не достигая"

Работая над романом "Дым", И.С.Тургенев особое значение придавал образу Потугина, который является оппонентом и "губаревского кружка", и "петербургских генералов", а в известной степени - и самого Литвинова.

В известном письме Д.И.Писареву от 23 мая (4 июня) 1867 г. И.С.Тургенев писал, что героем романа, с точки зрения которого оценивается современное состояние России, является не Литвинов, а Потугин, и что он (И.С.Тургенев - Н.Л.) выбрал себе "не такую уж низкую кочку", так как "с высоты европейской цивилизации можно еще обозреть всю Россию. Быть может, мне одному это лицо дорого; но я радуюсь тому, что оно появилось... Я радуюсь, что мне именно теперь удалось выставить слово: "цивилизация" - на моем знамени... "287.

Создавая образ Потугина, писатель прежде всего стремился доказать, что западническая позиция характерна именно для демократической части русского общества. Об этом говорит и происхождение Потугина. Потугин представлен в романе не только разночинцем, но и выходцем из духовной среды, что обусловило, по мнению И.С.Тургенева, глубоко "русские корни" его героя. Впоследствии, в своих "Воспоминаниях о Белинском" (1869) И.С.Тургенев вернется к этой мысли: повадка Белинского была "чисто русская, московская; недаром в жилах его текла беспримесная кровь - принадлежность нашего великорусского духовенства, столько веков недоступного влиянию иностранной породы"288.

Потугин признается: "Я западник, я предан Европе; то есть, говоря точнее, я предан образованности, той самой образованности, над которою так мило у нас теперь потешаются, - цивилизации, - да, да, это слово еще лучше, - и люблю ее всем сердцем, и верю в нее, и другой веры у меня нет и не будет...!"

Романное творчество И.С.Тургенева знаменует собой новый этап в развитии русского реалистического романа XIX века. Естественно, что поэтика тургеневских произведений этого жанра всегда привлекала к себе внимание исследователей. Однако до последнего времени в тургеневедении нет ни одной работы, которая бы была бы специально посвящена этому вопросу и анализировала бы все шесть романов писателя. Исключение, пожалуй, составляет монография А.Г.Цейтлина «Мастерство Тургенева-романиста», в которой объектом исследования были все романы великого художника слова. Но указанная работа была написана сорок лет назад. Поэтому не случайно П.Г.Пустовойт в одной из последних статей пишет, что в поле зрения исследователей должны попасть не только первые четыре романа, но и два последние («Дым» и «Новь»).

В последние годы к вопросам поэтики тургеневского творчества обращается целый ряд ученых: Г.Б.Курляндская, П.Г.Пустовойт, С.Е.Шаталов, В.М.Маркович. Однако в работах этих исследователей поэтика романного творчества писателя или не выделяется в специальный вопрос, или рассматривается на материале только отдельных романов. И все-таки общие тенденции в оценке художественного своеобразия романов Тургенева выделить можно.

Тургеневские романы не велики по объему. Как правило, писатель для повествования выбирает острую драматическую коллизию, изображает своих героев в важнейшие моменты из жизненного пути. Это во многом и определяет структуру всех произведений этого жанра.

Ряд вопросов структуры романов (в большей части первых четырех: «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети») в свое время исследовал А.И.Батюто. В последние годы к этой проблеме обратились Г.Б.Курляндская и В.М.Маркович.

Г.Б.Курляндская рассматривает романы Тургенева в соотнесенности с повестями, выявляя разные структурные принципы создания характеров и форм психологического анализа.

В.М.Маркович в своей книге «И.С.Тургенев и русский реалистический роман XIX века (30-50-е годы)», обращаясь к четырем первым романам писателя, исследует в них роль мировоззренческого спора, взаимоотношения повествователя и героя, взаимодействие сюжетных линий, особенности и значение лирико-философских отступлений и «трагического». Привлекательно в этой работе то, что автор рассматривает романы Тургенева в единстве в них «локальной конкретности» и «вечных вопросов».

В книге П.Г.Пустовойта «И.С.Тургенев -- художник слова» романам И.С.Тургенева уделяется серьезное внимание: им просвещена II глава мо нографии. Однако вопросы художественного своеобразия романов не стали предметом исследования ученого, хотя название книги как будто нацеливало именно на такой аспект анализа.

В другой монографической работе «Художественный мир И.С.Тургенева» ее автор, С.Е.Шаталов, не выделяет из всей системы художественного творчества писателя именно романы. Однако ряд интересных и тонких обобщений дает серьезный материал для анализа художественного своеобразия. Исследователь рассматривает художественный мир И.С.Тургенева в двух аспектах: и в его идейно-эстетической целостности, и в плане изобразительных средств. При этом следует особо выделить VI главу, в которой автор на широком историко-литературном фоне прослеживает развитие психологического мастерства писателя, в том числе и в романах. Нельзя не согласиться с мыслью ученого о том, что психологический метод Тургенева в романах эволюционировал. «Эволюция психологического метода Тургенева после “Отцов и детей” протекала быстрее и резче всего сказалась при работе над романом “Дым”», -- пишет С.Е.Шаталов.

Отметим еще одну работу, последнюю книгу А.И.Батюто, в которой он, анализируя творчество Тургенева в соотнесенности с критико-эстетической мыслью его времени, вычленяет, на наш взгляд, одну очень важную особенности романного творчества писателя. Эта особенность, названная им «законом Антигоны», связана с пониманием трагического. Поскольку трагическое -- это удел едва ли не каждого развитого человека и у каждого из них есть своя правда, а потому романный конфликт у Тургенева строится на «столкновении противоположных идей в состоянии их вечной равнозначности». Есть в этом исследовании и ряд других глубоких и важных замечаний о романном мастерстве великого писателя.

Но вместе с тем, на сегодняшний день в нашем тургеневедении нет обобщающей работы, в которой бы была выявлена специфика тургеневского романа на материале всех произведений писателя этого жанра. Такой «сквозной» подход к романам писателя, на наш взгляд, необходим. Он во многом диктуется отличительными свойствами жанра тургеневского произведения, которые, прежде всего, выявляются в своеобразной взаимосвязи всех романов. Как мы видели, эта взаимосвязь обнаруживается при анализе идейного содержания романов. Не менее сильной она оказывается и в плане поэтики. Убедимся в этом, обратившись к отдельным ее сторонам.

Как написать сочинение. Для подготовки к ЕГЭ Ситников Виталий Павлович

Красовский В. Е Художественные принципы Тургенева-романиста. Роман «Отцы и дети»

Красовский В. Е

Художественные принципы Тургенева-романиста. Роман «Отцы и дети»

Шесть романов Тургенева, созданных на протяжении более двадцати лет («Рудин» – 1855 г., «Новь» – 1876 г.), – целая эпоха в истории русского общественно-психологического романа.

Первый роман «Рудин» был написан за рекордно короткий срок – 49 дней (с 5 июня по 24 июля 1855 г.). Быстрота работы объясняется тем, что замысел романа вынашивался довольно долго. Еще в начале 1853 г. писатель с энтузиазмом работал над первой частью романа «Два поколения», однако после критических отзывов друзей, прочитавших рукопись, роман был заброшен и, видимо, уничтожен. Впервые Тургенев попробовал свои силы в новом для себя жанре романа, причем уже в этом не дошедшем до нас произведении были намечены общие контуры проблемы «отцов и детей», ярко поставленной в романе «Отцы и дети».

«Романический» аспект ощущался уже в «Записках охотника»: именно в рассказах этого цикла проявился интерес Тургенева к мировоззрению и психологии современного человека, мыслящего, страдающего, страстного искателя истины. Небольшие повести «Гамлет Щигровского уезда» и «Дневник лишнего человека» вместе с неоконченным романом «Два поколения» стали своеобразным прологом к серии романов второй половины 1850-х – начала 1860-х гг.

Тургенева заинтересовали «русские Гамлеты» – тип дворянина-интеллектуала, захваченного культом философского знания 1830-х – начала 1840-х гг., прошедшего этап идеологического самоопределения в философских кружках. Это было время становления личности самого писателя, поэтому обращение к героям «философской» эпохи диктовалось стремлением не только объективно оценить прошлое, но и разобраться в самом себе, заново осмыслив факты своей идейной биографии. Важным творческим импульсом Тургенева-романиста, при всей «объективности» его повествовательного стиля, сдержанности, даже некотором аскетизме авторских оценок, был импульс автобиографический. Это необходимо учитывать, анализируя каждый из его романов 1850-х гг., в том числе роман «Отцы и дети», завершивший первый период его романного творчества.

Тургенев считал, что основные жанровые особенности его романов сложились уже в «Рудине». В предисловии к изданию своих романов (1879) он подчеркнул: «Автор «Рудина», написанного в 1855-м году, и автор «Нови», написанной в 1876-м, является одним и тем же человеком. В течение всего этого времени я стремился, насколько хватало сил и умения, добросовестно и беспристрастно воплотить в надлежащие типы и то, что Шекспир называет «the body and pressure of time» (самый образ и давление времени), и ту быстро изменявшуюся физиономию русских людей культурного слоя, который преимущественно служил предметом моих наблюдений».

Среди своих задач романист выделил две наиболее важных. Первая – создать «образ времени», что достигалось не только внимательным анализом убеждений и психологии центральных персонажей, воплощавших тургеневское понимание «героев времени», но также исторически достоверным изображением бытовой обстановки и второстепенных действующих лиц. Вторая – внимание к новым тенденциям в жизни «культурного слоя» России, то есть той интеллектуальной среды, к которой принадлежал сам писатель. Эта задача требовала тщательных наблюдений, особой, «сейсмографической» чуткости к новому и, разумеется, художественного такта в изображении подвижных, «полуоформившихся» явлений общественной и идейной жизни. Романиста интересовали не только герои-одиночки, особенно полно воплощавшие важнейшие тенденции эпохи, но и «массовый» слой единомышленников, последователей, учеников. Эти люди не были столь же яркими индивидуальностями, как истинные «герои времени».

Прототипом заглавного героя романа «Рудин» стал участник философского кружка Н. В. Станкевича, радикальный западник, а позднее один из лидеров европейского анархизма М. А. Бакунин. Прекрасно зная людей «рудинского» типа, Тургенев колебался в оценке исторической роли «русских Гамлетов» и поэтому дважды перерабатывал роман, добиваясь более объективного освещения фигуры главного героя. Рудин в конечном счете получился личностью противоречивой, и это во многом было результатом противоречивого отношения к нему автора. Историческая дистанция между ним и прототипом Рудина, другом юности Бакуниным, была не столь большой, чтобы добиться абсолютно беспристрастного изображения героя.

Рудин – натура богато одаренная. Ему свойственны не только жажда истины, страсть к философскому самопознанию, но и душевное благородство, глубина и искренность чувств, тонкое восприятие поэзии. Именно этими качествами он привлек героиню романа Наталью Ласунскую. Рудин – блестящий полемист, достойный воспитанник кружка Пекарского (прототип – кружок Станкевича). Ворвавшись в косное общество провинциальных дворян, он принес с собой дыхание мировой жизни, дух эпохи и стал самой яркой личностью среди героев романа. В трактовке Тургенева Рудин – выразитель исторической задачи своего поколения. И все же на нем лежит печать исторической обреченности. Он оказался совершенно не готовым к практической деятельности, в его характере есть маниловские черты: либеральное благодушие и неспособность довести начатое до конца. Непрактичность Рудина критикует Лежнев, герой, близкий автору. Лежнев – тоже воспитанник кружка Пекарского, но, в отличие от Рудина, не полемист, не вероучитель, а скорее умеренный «прогрессист», чуждый словесному радикализму главного героя.

Впервые Тургенев «испытывает» своего героя любовью. Противоречивой, женственной натуре Рудина противопоставлена цельность и мужественность Натальи Ласунской. Неспособность героя сделать решающий шаг в отношениях с ней современная Тургеневу критика истолковала как признак не только духовной, но и общественной его несостоятельности. В момент объяснения с Натальей Рудина как будто подменили: в его страстных монологах чувствовалась стихия молодости, идеализма, готовность к риску, но здесь он вдруг становится слабым и безвольным. Финальная сцена романа – гибель Рудина на революционной баррикаде – подчеркнула трагизм и историческую обреченность героя, представлявшего «русских Гамлетов» ушедшей в прошлое романтической эпохи.

Второй роман – «Дворянское гнездо», написанный в 1858 г. (напечатан в первой книжке «Современника» за 1860 г.), укрепил репутацию Тургенева как общественного писателя, знатока духовной жизни современников, психолога, тонкого лирика в прозе. Впоследствии он признал, что «Дворянское гнездо» «имело самый большой успех, который когда-либо выпал мне на долю». Даже Достоевский, недолюбливавший Тургенева, высоко оценил роман, назвав его в «Дневнике писателя» произведением «вечным», «принадлежащим всемирной литературе». «Дворянское гнездо» – наиболее совершенный из тургеневских романов.

От «Рудина» второй роман отличается ясно выраженным лирическим началом. Лиризм Тургенева проявился и в изображении любви Лаврецкого и Лизы Калитиной, и в создании лирического образа-символа «дворянского гнезда». По мысли писателя, именно в усадьбах, подобных усадьбам Лаврецких и Калитиных, были накоплены основные культурные ценности России. Тургенев как бы предсказал появление целой литературы, поэтизировавшей или сатирически изображавшей закат старого русского барства, угасание «дворянских гнезд». Однако в тургеневском романе нет однозначного отношения к этой теме. Лирическая тема родилась как итог осмысления исторического заката «дворянских гнезд» и утверждения «вечных» ценностей культуры дворянства.

Если в романе «Рудин» был один главный герой, занимавший центральное место в системе персонажей, то в «Дворянском гнезде» таких героев два: Лаврецкий и Лиза Калитина. Роман поразил современников тем, что идейный спор впервые занял центральное место и впервые его участниками стали влюбленные. Сама любовь показана необычно: это любовь-спор, в которой столкнулись жизненные позиции и идеалы.

В «Дворянском гнезде» есть все три ситуации, определяющие проблематику и сюжет романов Тургенева: борьба идей, стремление обратить собеседника или оппонента в свою веру и любовная интрига. Лиза Калитина стремится доказать Лаврецкому правоту своих убеждений, так как, по ее словам, он хочет всего лишь «пахать землю… и стараться как можно лучше ее пахать». Героиня критикует Лаврецкого за то, что он не фанатик своего дела и равнодушен к религии. Сама же Лиза – глубоко религиозный человек, религия для нее – источник единственно правильных ответов на любые «проклятые» вопросы, средство разрешения самых мучительных противоречий жизни. Лаврецкого она считает родственной душой, чувствуя его любовь к России, к народной «почве», но не принимает его скептицизм. Характер самой Лизы определяется фаталистическим отношением к жизни, смирением и покорностью – она словно принимает на себя бремя исторической вины длинного ряда предшествующих поколений.

Лаврецкий не принимает морали смирения и самоотречения. Именно это рождает споры между ним и Лизой. Их любовь тоже становится знаком трагической разобщенности современных дворянских интеллигентов, хотя, отрекаясь от своего счастья, подчиняясь воле обстоятельств (их соединение с Лизой невозможно), Лаврецкий сближается с отвергнутым им отношением к жизни. Его приветственные слова в финале романа, обращенные к молодому поколению, означают не только отказ от личного счастья. Прощание с радостями жизни последнего из рода Лаврецких звучит как благословение неведомым для него молодым силам.

Тургенев не скрывает своей симпатии к Лаврецкому, подчеркивая его превосходство в спорах с Михалевичем, представляющим другой человеческий тип – донкихотствующего апологета «дела», и молодым бюрократом Паншиным, готовым сокрушить все старое, если это будет соответствовать последним распоряжениям правительства. Лаврецкий серьезнее и искреннее этих людей даже в своих заблуждениях, утверждает писатель.

Третий роман Тургенева «Накануне», написанный в течение 1859 г. (опубликован в журнале «Русский вестник» в феврале 1860 г.), сразу же вызвал поток статей и рецензий, в которых по-разному оценивались образы главного героя, болгарского революционера Инсарова, и полюбившей его Елены Стаховой. Н. А. Добролюбов, прочитав роман как призыв к появлению «русских Инсаровых», заметил, что в Елене «ярко отразились лучшие стремления нашей современной жизни». Сам Тургенев с негодованием отнесся к добролюбовской трактовке, посчитав недопустимым истолкование романа как своего рода революционной прокламации. «Ответом» Тургенева-художника на ожидания Добролюбова и его единомышленников стал роман о современном герое-нигилисте.

В произведениях, написанных к 1860 г., сложились основные жанровые особенности романов Тургенева. Ими обусловлено и художественное своеобразие романа «Отцы и дети» (начат в сентябре 1860 г., опубликован в феврале 1862 г. в журнале «Русский вестник», в этом же году вышел отдельным изданием).

Тургенев никогда не показывал столкновение крупных политических сил, общественно-политическая борьба не была непосредственным объектом изображения в его романах. Действие сосредоточено, как правило, в усадьбе, в барском доме или на даче, поэтому нет больших перемещений героев. Совершенно чужда Тургеневу-романисту усложненная интрига. Сюжеты состоят из событий вполне «жизнеподобных»: это, как правило, идейный конфликт на фоне конфликта любовного или, наоборот, любовный конфликт на фоне борьбы идей.

Романиста мало интересовали бытовые подробности. Он избегал чрезмерной детализации изображаемого. Детали необходимы Тургеневу ровно настолько, насколько они способны воссоздать социально-типичный облик героев, а также фон, обстановку действия. По его словам, в середине 1850-х гг. «сапог Гоголя» стал ему слишком тесен. Тургенев-прозаик, начинавший как один из активных участников «натуральной школы», постепенно отказался от гоголевских принципов изображения предметно-бытовой среды в пользу более широкой идеологической трактовки персонажей. Щедрую гоголевскую изобразительность в его романах вытеснила «голая» пушкинская простота повествования, мягкая импрессионистичность описаний. Важнейшим принципом характеристики героев и взаимоотношений между ними стал диалог, сопровождающийся скупыми авторскими комментариями их душевного состояния, жестов, мимики. Исключительно важны указания на фон, обстановку действия (пейзаж, интерьер, характер бытового общения). Фоновые детали в романах Тургенева столь же значимы, как и события, поступки и высказывания героев.

Тургенев никогда не пользовался так называемым «дедуктивным» методом создания образов. Отправной точкой романиста была не отвлеченная философская или религиозно-нравственная идея, как в прозе Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого, а «живое лицо». Если, например, для Достоевского не имело решающего значения, кто в реальной жизни стоит за созданными им образами Раскольникова, Ставрогина или Ивана Карамазова, то для Тургенева это был один из первых вопросов, возникавших в ходе работы над романом. Излюбленный тургеневский принцип создания образа человека – от прототипа или группы прототипов к художественному обобщению. Проблема прототипов – одна из самых важных для понимания проблематики романов Тургенева, их связи со злободневными проблемами 1850-х – 1860-х гг. Прототипом Рудина стал Бакунин, Инсарова – болгарин Катранов, одним из прототипов Базарова – Добролюбов. Однако это вовсе не означает, что герои «Рудина», «Накануне» или «Отцов и детей» – точные портретные копии реально существовавших людей. Индивидуальность реального лица как бы растворялась в образе, созданном Тургеневым.

Тургеневские романы не являются, в отличие от романов Достоевского или Толстого («Анна Каренина», «Воскресение»), романами-притчами: в них нет опорных идеологических конструкций, важных для других русских романистов. Они свободны от прямого авторского морализаторства и нравственно-философских обобщений, выходящих за рамки того, что непосредственно происходит с героями. В романах Тургенева мы не встретим ни «преступлений», ни «наказаний», ни нравственного «воскресения» героев. В них нет убийств, резких конфликтов с законами и моралью. Романист предпочитает воссоздавать течение жизни, не нарушая ее «естественной» меры и гармонии.

Действие в произведениях Тургенева всегда локально, смысл происходящего ограничен поступками героев. Их мировоззрение, идеалы и психология раскрываются прежде всего в их речевом поведении, в идейных спорах и обмене мнениями. Важнейший художественный принцип Тургенева – воссоздание самодвижения жизни. Решение этой задачи достигалось тем, что романист тщательно избегал любых форм прямого авторского «вмешательства» в повествование, навязывания читателям своих собственных мнений и оценок. Даже если герои прямо оцениваются автором, эти оценки опираются на их объективно существующие качества, подчеркнутые тактично, без нажима.

Тургенев, в отличие, например, от Толстого, крайне редко использует авторское комментирование поступков и внутреннего мира героев. Чаще всего их духовный облик как бы полускрыт. Отказываясь от права романиста на «всеведение» о героях, Тургенев тщательно фиксирует малозаметные, на первый взгляд, нюансы в их внешности и поведении, свидетельствующие о переменах в их внутреннем мире. Он не показывает своих героев личностями таинственными, загадочными, недоступными для понимания окружающими. Его сдержанность в изображении их психологии, отказ от прямого психологизма объясняется тем, что, по мнению Тургенева, писатель «должен быть психологом, но тайным». Никогда не пытаясь воссоздать весь процесс внутренней жизни человека, он останавливал внимание читателей только на внешних формах его проявления, широко использовал многозначительные паузы, психологический пейзаж, психологические параллели – все основные приемы косвенного изображения психологии персонажей.

В романах Тургенева немного персонажей: их, как правило, не более десяти, не считая нескольких эпизодических лиц. Система персонажей отличается логической стройностью, четким распределением сюжетных и проблемных «ролей». Внимание автора сосредоточено на центральных персонажах, в которых он обнаруживает черты наиболее важных общественно-идеологических явлений или психологических типов. Количество таких персонажей колеблется от двух до пяти. Например, в «лирическом» романе «Дворянское гнезде» два центральных персонажа: Лаврецкий и Лиза Калитина, а в более широком по проблематике романе «Отцы и дети» – пять: Базаров, Аркадий Кирсанов, его отец Николай Петрович, дядя Павел Петрович и Анна Сергеевна Одинцова. Разумеется, и в этом, сравнительно «многофигурном», романе значение каждого из персонажей неодинаково. Именно Базаров является главной фигурой, объединившей всех участников сюжетного действия. Роль других центральных персонажей определена их отношением к Базарову. Второстепенные и эпизодические персонажи романов всегда выполняют какую-либо частную задачу: либо создают фон, на котором происходит действие, либо становятся «подсветкой», нередко иронической, центральных персонажей (таковы, например, образы Михалевича и Паншина в «Дворянском гнезде», слуг и губернских «нигилистов» в «Отцах и детях»).

Основу конфликтов и сюжетов составляют три наиболее часто встречающиеся сюжетные ситуации. Две из них практически не использовались в русских романах до Тургенева – это ситуации идейного спора и идейного влияния, ученичества. Третья ситуация – вполне обычная для романа: любовь или влюбленность, однако ее значение в сюжетах выходит за рамки традиционной любовной интриги (такая интрига есть, например, в романах «Евгений Онегин» Пушкина или «Герой нашего времени» Лермонтова). Отношения между влюбленными раскрывают сложность межличностных отношений, возникающих «на переломе», во время смены мировоззренческих ориентиров. Женщины в романах Тургенева – существа по-настоящему эмансипированные: они независимы в своих мнениях, не смотрят на возлюбленных «снизу вверх», нередко превосходят их в силе убежденности, противопоставляя их мягкости и податливости непреклонную волю и уверенность в своей правоте.

В ситуации идейного спора противопоставляются точки зрения и идеалы персонажей. В спорах выясняются расхождения между современниками (например, между Рудиным и Пандалевским («Рудин»); Лаврецким, с одной стороны, и Михалевичем и Паншиным – с другой («Дворянское гнездо»); Берсеневым и Шубиным, героями романа «Накануне»), несовместимость людей, живущих как бы в различных исторических эпохах (Базаров – Павел Петрович, Аркадий – Николай Петрович).

Ситуация идейного влияния, ученичества определяет отношения главного героя с его молодыми последователями и теми, на кого он стремится повлиять. Эту ситуацию можно обнаружить в отношениях Рудина и Натальи Ласунской («Рудин»), Инсарова и Елены Стаховой («Накануне»). В какой-то степени она проявляется и в «Дворянском гнезде», но здесь не Лаврецкий, а Лиза более активна в своих «учительских» устремлениях. В «Отцах и детях» автор умалчивает о том, как Базарову удалось повлиять на Аркадия Кирсанова и Ситникова: перед читателем романа – уже «убежденные» его ученики и последователи. Сам же Базаров внешне совершенно равнодушен к тем, кто ему откровенно подражает, только изредка в нем появляется «печоринская» ирония по отношению к ним.

В первых романах («Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне») ситуация любви или влюбленности была необходима для того, чтобы «проверить» прочность убеждений главного героя-дворянина, испытав его в сюжетной кульминации: герой должен был сделать выбор, проявить волю и способность к действию. Эту же роль играли любовные отношения в повестях – «спутниках» романов Тургенева. Именно в статье «Русский человек на rendesvous» (1858), посвященной анализу повести «Ася», Н. Г. Чернышевский впервые обратил внимание на идеологический смысл тургеневского изображения любви. «… Пока о деле нет речи, а надобно только занять праздное время, наполнить праздную голову или праздное сердце разговорами и мечтами, герой очень боек, – с иронией писал критик, – подходит дело к тому, чтобы прямо и точно выразить свои чувства и желания, – большая часть героев начинает уже колебаться и чувствовать неповоротливость в языке». Это, по его мнению, «симптом эпидемической болезни, укоренившейся в нашем обществе».

Но и в «Отцах и детях», где героем стал не рефлектирующий дворянин, воспитанный в эпоху «мысли и разума», а разночинец-эмпирик, человек, не склонный к отвлеченным размышлениям, доверяющий только опыту и своим ощущениям, любовная интрига играет существенную роль. «Испытание любовью» проходит Базаров: для него любовь к Одинцовой оказалась непреодолимым препятствием, в отличие от навязанных ему споров с Павлом Петровичем. Все центральные персонажи романа втянуты в любовные отношения. Любовь, как и в других романах, – естественный фон для общественно-идеологической и психологической характеристики героев. Николай Петрович романтически влюблен в юную Фенечку, живущую у него на правах «невенчанной жены», явно неравнодушен к ней и Павел Петрович. Аркадий тайно мечтает о любви, восхищается Анной Сергеевной, но находит свое счастье с Катенькой Одинцовой, предвкушая грядущую гармонию семейной жизни и избавляясь от «острых углов» базаровского миросозерцания. Умная, рассудительная и практичная вдова Анна Сергеевна Одинцова так же, как и Базаров, проходит через «испытание любовью», хотя быстро завершает свой «роман» с нигилистом, не испытав столь же сильного душевного потрясения, какое испытал Базаров.

Любовные отношения не отменяют ни идейных споров, ни стремления героев повлиять на людей, найти единомышленников. В отличие от многих второстепенных романистов второй половины XIX в. (например, П. Д. Боборыкина, И. Н. Потапенко), ориентировавшихся на опыт Тургенева-романиста, он добивался в своих произведениях органического единства любовной интриги и общественно-идеологического сюжета. В самом деле, облик нигилиста Базарова был бы совершенно другим, если бы не внезапно вспыхнувшая в нем любовь к Одинцовой. Роль любовного чувства в судьбе Базарова усиливается еще и тем, что это его первая любовь: она не только разрушает прочность его нигилистических убеждений, но и совершает то, что может сделать первая любовь с каждым человеком. Об этом в патетическом тоне Тургенев написал в повести «Первая любовь»: «Первая любовь – та же революция: однообразно правильный строй сложившейся жизни разбит и разрушен в одно мгновенье, молодость стоит на баррикаде, высоко вьется ее яркое знамя, и что бы там впереди ее ни ждало – смерть или новая жизнь, всему она шлет восторженный свой привет». Первая любовь Базарова, конечно, далека от вдохновенной картины, нарисованной Тургеневым. Это любовь-трагедия, ставшая сильнейшим аргументом в базаровском споре, но не со «старенькими романтиками», а с самой природой человека.

Исключительное значение в каждом из тургеневских романов имеют предыстории героев. Это эпическая основа повествования о современности. В предысториях обнаруживается интерес писателя к историческому развитию русского общества, к смене различных поколений российской интеллектуальной элиты. События, происходящие в романах, как правило, точно датированы (так, действие в «Отцах и детях» начинается 20 мая 1859 г., менее чем за два года до крестьянской реформы). Отталкиваясь от современности, Тургенев любит уходить в глубь XIX в., показывая не только «отцов», но и «дедов» своих молодых героев.

В «Дворянском гнезде» дана пространная предыстория Лаврецкого: писатель рассказывает не только о жизни самого героя, но и о его предках. В других романах предыстории гораздо короче: в «Отцах и детях» только об истории жизни Павла Петровича рассказано достаточно подробно, а о прошлом Базарова, напротив, – лаконично и фрагментарно. Это можно объяснить тем, что Павел Петрович – человек прошлого, его жизнь состоялась. Базаров же – весь в настоящем, его история создается и завершается на глазах читателя.

Созданию каждого романа предшествовала кропотливая подготовительная работа: составление биографий персонажей, обдумывание основных сюжетных линий. Тургенев готовил планы-конспекты романов и отдельных глав, стремясь нащупать верный тон повествования, понять «корни явлений», то есть связать поступки героев с их внутренним миром, ощутить психологические импульсы их поведения. Наиболее ярким примером такого погружения в психологию персонажа стал «дневник нигилиста», который он вел, работая над романом «Отцы и дети». Только детально разработав план и продумав композицию произведения, писатель приступал к созданию текста. Творческий процесс Тургенев не мыслил без консультаций с друзьями, «пробных» чтений отдельных глав и всего текста, переделок и дополнений с учетом мнений друзей. Журнальные публикации романов также были одним из этапов работы над ними: после первой публикации готовилась окончательная редакция произведения для отдельного издания.

Характер работы над романом «Отцы и дети» во многом проясняет авторскую концепцию произведения, прежде всего трактовку Тургеневым личности Базарова, совершенно не похожего на героев предшествующих романов. Если раньше, показывая несостоятельность своих героев-дворян, лишенных способности к действию, Тургенев не отвергал целиком их представления о жизни, то в «Отцах и детях» его отношение к убеждениям Базарова с самого начала было резко отрицательным. Все программные принципы нигилиста (отношение к любви, природе, искусству, отказ от каких бы то ни было принципов во имя опыта, эксперимента) абсолютно чужды Тургеневу. Он считал все, что отвергает Базаров, вечными, незыблемыми человеческими ценностями. В центре внимания Тургенева не взгляды Базарова на частные, пусть и очень важные в контексте эпохи общественные проблемы, а базаровская «философия жизни» и выработанные им «правила» взаимоотношений с людьми.

Первая задача, поставленная Тургеневым в ходе работы над романом, – создать портрет современного нигилиста, совершенно не похожего на скептиков и «нигилистов» предшествующего, дворянского поколения. Вторая, более важная задача существенно дополнила первую: Тургенев, «Колумб» русских нигилистов, хотел создать не просто «паспортный» портрет, а портрет-«прогноз» современного нигилизма. Цель писателя – рассмотреть его как опасное, болезненное поветрие, способное завести человека в тупик. Решение этих двух задач требовало максимальной авторской объективности: ведь, по убеждению Тургенева, нигилизм – не только одно из множества современных идейных течений, популярное среди «детей», обусловленное их неприятием мировоззрения «отцов», но прежде всего коренное изменение точки зрения на мир, на смысл человеческого существования и традиционные жизненные ценности.

Тургенева-романиста всегда интересовали фигуры скептиков, «истинных отрицателей», однако он никогда не уравнивал «отрицателей» 1830-х – 1850-х гг. и «нигилистов». Нигилист – человек другой эпохи, другого мировоззрения и психологии. Это разночинец-демократ по происхождению, естествоиспытатель, а не философ по убеждениям и культуртрегер (просветитель) по пониманию своей роли в обществе. «Благоговение к естествознанию», культ естественнонаучного эксперимента, знаний, основанных на опыте, а не на вере, – характерная черта молодого поколения, отделившая его от «отцов»-идеалистов.

В статье «По поводу "Отцов и детей"» Тургенев отметил, что личность одного из «естественников», молодого провинциального врача «доктора Д.» и легла «в основание» фигуры Базарова. По словам писателя, «в этом замечательном человеке воплотилось – на мои глаза – то едва народившееся, еще бродившее начало, которое потом получило название нигилизма». Но в подготовительных материалах к роману никакого «доктора Д.» Тургенев не называет. Характеризуя Базарова, он сделал такую запись: «Нигилист. Самоуверен, говорит отрывисто и немного – работящ. – (Смесь Добролюбова, Павлова и Преображенского)». Таким образом, первым среди прототипов назван именно критик и публицист Добролюбов: современники, в частности Антонович, не обманывались, считая, что Базаров – его «зеркальное» отражение. Другой прототип, И. В. Павлов, с которым Тургенев познакомился в 1853 г., – провинциальный врач, ставший литератором. С. Н. Преображенский был институтским товарищем Добролюбова и одним из авторов «Современника». «Смесь» индивидуальных психологических качеств этих людей и позволила писателю создать образ Базарова, отразивший новое общественно-идеологическое явление. В личности героя Тургенев подчеркнул прежде всего конфликт с «отцами», их убеждениями, образом жизни, духовными ценностями.

Уже на первом этапе работы над основным текстом «Отцов и детей» (август 1860 – июль 1861 г.) отношение Тургенева к герою-нигилисту было крайне сложным. Комментируя роман, он отказывался от прямых оценок Базарова, хотя свое отношение к героям предшествующих романов откровенно высказывал друзьям. На втором этапе работы (сентябрь 1861 – январь 1862 г.), внося поправки и дополнения с учетом советов П. В. Анненкова и В. П. Боткина и замечаний редактора журнала «Русский вестник» М. Н. Каткова, Тургенев усилил в Базарове отрицательные черты: самомнение и самонадеянность. Писатель решил, что в первоначальной редакции романа фигура Базарова получилась слишком яркой и потому совершенно непригодной для консервативного «Русского вестника», в котором предполагалась публикация «Отцов и детей». Облик идейного противника Базарова Павла Петровича, наоборот, по требованию бдительного Каткова был несколько «облагорожен». На третьем этапе создания романа (февраль – сентябрь 1862 г.), уже после его журнальной публикации, в текст были внесены существенные поправки, касавшиеся в основном Базарова. Тургенев счел важным провести более четкую грань между Базаровым и его антагонистами (прежде всего Павлом Петровичем), между Базаровым и его «учениками» (Аркадием и особенно Ситниковым и Кукшиной).

В «Отцах и детях» Тургенев вернулся к структуре своего первого романа. Как и «Рудин», новый роман стал произведением, в котором все сюжетные нити сошлись к одному центру – новой, растревожившей всех читателей и критиков фигуре разночинца-демократа Базарова. Он стал не только сюжетным, но и проблемным центром произведения. От понимания личности и судьбы Базарова зависела оценка всех других сторон тургеневского романа: системы персонажей, авторской позиции, частных художественных приемов. Все критики увидели в «Отцах и детях» новый поворот в его творчестве, хотя понимание этапного смысла романа было, разумеется, совершенно разным.

Среди множества критических интерпретаций наиболее заметными были статьи критика журнала «Современник» М. А. Антоновича «Асмодей нашего времени» и ряд статей Д. И. Писарева в другом демократическом журнале – «Русское слово»: «Базаров», «Реалисты» и «Мыслящий пролетариат». В отличие от Антоновича, резко отрицательно оценившего Базарова, Писарев увидел в нем подлинного «героя времени», сопоставив с «новыми людьми» из романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?». Разноречивые мнения о романе, высказанные критиками-демократами, были восприняты как факт внутренней полемики в демократическом движении – «раскол в нигилистах».

И критиков, и читателей «Отцов и детей» не случайно волновали два вопроса – о прототипах и авторской позиции. Именно они создают два полюса в восприятии и истолковании любого произведения. Антонович уверил себя и читателей в злонамеренности Тургенева. В его толковании Базаров – вовсе не лицо, списанное «с натуры», а «асмодей», «злой дух», выпущенный писателем, обозленным на молодое поколение. Статья выдержана в фельетонной манере. Вместо объективного разбора романа критик создал шарж на главного героя, как бы подставив на место Базарова его «ученика» Ситникова. По мнению Антоновича, Базаров не является художественным обобщением, зеркалом молодого поколения. Автор романа истолкован как создатель хлесткого романа-фельетона, которому и возражать нужно точно в такой же манере. Цель критика – «поссорить» писателя с молодым поколением – была достигнута.

В подтексте грубой и несправедливой статьи Антоновича – упрек в том, что фигура Базарова получилась слишком узнаваемой, ведь одним из его прототипов стал Добролюбов. Кроме того, журналисты «Современника» не могли простить Тургеневу разрыва с журналом. Публикация романа в консервативном «Русском вестнике» была для них признаком окончательного разрыва Тургенева с демократией.

Иная точка зрения на Базарова высказана Писаревым, который рассмотрел главного героя романа не как карикатуру на одного или нескольких лиц, а как «иллюстрацию» складывающегося общественно-идеологического типа. Меньше всего критика интересовало авторское отношение к герою, особенности художественного воплощения образа Базарова. Писарев истолковал героя в духе «реальной критики». Указав на авторскую предвзятость в его изображении, он, однако, высоко оценил сам тип «героя времени», угаданный Тургеневым. В статье «Базаров» высказана мысль о том, что Базаров, изображенный в романе как «лицо трагическое», и есть новый герой, которого так не хватало современной литературе. В последующих интерпретациях Писарева Базаров все больше отрывался от романа. В статьях «Реалисты» и «Мыслящий пролетариат» именем «Базаров» критик называл тип эпохи, современного разночинца-культуртрегера, близкого по мировоззрению к самому Писареву.

Обвинения в тенденциозности противоречили спокойному, объективному авторскому тону в изображении Базарова. «Отцы и дети» – тургеневская «дуэль» с нигилизмом и нигилистами, но все требования дуэльного «кодекса чести» автором соблюдены: он отнесся к противнику с уважением, «убив» его в честном бою. Базаров, символ опасных человеческих заблуждений, по мнению Тургенева, – достойный противник. Карикатура и глумление над ним (именно в этом обвинили Тургенева некоторые критики) могли дать совершенно другой результат – недооценку разрушительной силы нигилизма, уверенного в своем праве разрушать, стремившегося поставить на место «вечных» кумиров человечества своих лжекумиров. Вспоминая о работе над образом Базарова, Тургенев в 1876 г. писал М. Е. Салтыкову-Щедрину: «Не удивлюсь, впрочем, что Базаров остался для многих загадкой; я сам не могу хорошенько себе представить, как я его написал. Тут был – не смейтесь, пожалуйста, – какой-то фатум, что-то сильнее самого автора, что-то независимое от него. Знаю одно: никакой предвзятости мысли, никакой тенденции во мне тогда не было».

Как и в предшествующих романах, Тургенев не делает выводов, избегает комментариев, намеренно скрывает внутренний мир героя, чтобы не оказывать давления на читателей. Авторская позиция, столь прямолинейно истолкованная Антоновичем и проигнорированная Писаревым, проявляется прежде всего в характере конфликтов, в композиции сюжета. В них реализована авторская концепция судьбы Базарова.

Базаров непоколебим в спорах с Павлом Петровичем в первых главах романа, но внутренне сломлен после «испытания любовью». Тургенев подчеркивает продуманность, жесткость убеждений героя, взаимосвязь всех компонентов его мировоззрения, несмотря на внешне фрагментарный, отрывочный характер его реплик-«афоризмов»: «порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта», «искусство наживать деньги, или нет более геморроя!», «от копеечной свечи, вы знаете, Москва сгорела», «Рафаэль гроша медного не стоит» и т. д.

Базаров – максималист: с его точки зрения, любое убеждение имеет цену, если не противоречит другим. Стоило ему утратить одно из «звеньев» в «цепочке» своего мировоззрения – сомнению и переоценке подверглись все остальные. В последних главах романа мысли Базарова обращены не к сиюминутному и злободневному, как в первых, «марьинских» главах, а к «вечному», общечеловеческому. Это и становится причиной его внутреннего беспокойства, которое проявляется во внешнем облике, в манере поведения, в «странных», с точки зрения Аркадия, высказываниях, перечеркивающих смысл прежних его утверждений. Базаров не только мучительно переживает свою любовь, но и задумывается о смерти, о том, какой «памятник» поставят ему живые. Особый смысл имеет реплика Базарова в разговоре с Аркадием: из нее ясно видно, как изменилась шкала его жизненных ценностей под влиянием мыслей о смерти: «… – Да вот, например, ты сегодня сказал, проходя мимо избы нашего старосты Филиппа, – она такая славная, белая, – вот, сказал ты, Россия тогда достигнет совершенства, когда у последнего мужика будет такое же помещение, и всякий из нас должен этому способствовать… А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет… да на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет; ну а дальше?» (гл. XXI). Теперь у Базарова нет четкого и ясного ответа на вопрос о смысле жизни, который прежде не вызывал трудностей. Больше всего нигилиста страшит мысль о «траве забвения», о «лопухе», который и будет единственным «памятником» ему.

В финале романа перед нами не самоуверенный и догматичный Базаров-эмпирик, а «новый» Базаров, решающий «проклятые», «гамлетовские» вопросы. Поклонник опыта и естественнонаучных решений всех загадок и тайн человеческой жизни, Базаров столкнулся с тем, что раньше безоговорочно отрицал, став «Гамлетом» среди нигилистов. Это и обусловило его трагедию. По мысли Тургенева, «вечные» ценности (любовь, природа, искусство) не способен поколебать даже самый последовательный нигилизм. Напротив, конфликт с ними может привести нигилиста к конфликту с самим собой, к мучительной, бесплодной рефлексии и утрате смысла жизни. В этом и состоит главный урок трагической судьбы Базарова.

Из книги Успехи ясновидения автора Лурье Самуил Аронович

Из книги Все произведения школьной программы по литературе в кратком изложении. 5-11 класс автора Пантелеева Е. В.

«Отцы и дети» (Роман) Пересказ IНиколай Петрович Кирсанов, сидя на крыльце, ожидает на постоялом дворе приезда сына Аркадия. Николай Петрович владел имением, его отец был боевым генералом, а сам он в детстве воспитывался исключительно гувернантками, так как матушка

Из книги История русской литературы XIX века. Часть 2. 1840-1860 годы автора Прокофьева Наталья Николаевна

«Отцы и дети» В 1862 г. писатель публикует свой самый знаменитый роман «Отцы и дети», вызвавший наибольшее количество весьма противоречивых откликов и критических суждений. Популярность романа у широкой публики не в последнюю очередь объясняется его острой

Из книги От Пушкина до Чехова. Русская литература в вопросах и ответах автора Вяземский Юрий Павлович

<Из воспоминаний П.Б. Анненкова о его беседе с М.Н. Катковым по поводу романа И.С. Тургенева «Отцы и дети»> <…> <Катков> не восхищался романом, а напротив, с первых же слов заметил: «Как не стыдно Тургеневу было спустить флаг перед радикалом1 и отдать ему честь, как

Из книги Статьи о русской литературе [антология] автора Добролюбов Николай Александрович

28. Конфликт теории и жизни в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» Роман И. С. Тургенева «Отцы и дети» содержит в себе большое количество конфликтов в целом. К ним относятся любовный конфликт, столкновение мировоззрений двух поколений, социальный конфликт и внутренний

Из книги Как написать сочинение. Для подготовки к ЕГЭ автора Ситников Виталий Павлович

29. Дружба Базарова и Аркадия в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» Аркадий и Базаров очень непохожие люди, и дружба, возникшая между ними, тем удивительней. Несмотря на принадлежность молодых людей к одной эпохе, они очень разные. Необходимо учесть, что они изначально

Из книги автора

30. Женские образы в романе Тургенева «Отцы и дети» Самыми выдающимися женскими фигурами в романе Тургенева «Отцы и дети» являются Одинцова Анна Сергеевна, Фенечка и Кукшина. Эти три образа до крайности непохожи друг на друга, но тем не менее мы попытаемся их

Из книги автора

31. Трагедия Базарова в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» Образ Базарова противоречив и сложен, его раздирают сомнения, он переживает душевные травмы, в первую очередь из-за того, что отвергает естественное начало. Теория жизни Базарова, этого крайне практичного

Из книги автора

32. Базаров и Павел Петрович. Доказательства правоты каждого из них (по роману И. С. Тургенева «Отцы и дети») Споры Базарова и Павла Петровича представляют социальную сторону конфликта в романе Тургенева «Отцы и дети». Здесь сталкиваются не просто разные взгляды

Из книги автора

Смысл заглавия романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» I. «Отцы и дети» – первый в русской литературе идеологический роман, роман-диалог о социальных перспективах России.1. Художественная и нравственная прозорливость Тургенева.2. «Честь нашей литературы» (Н. Г.

Из книги автора

Писарев Д. И Базаров («Отцы и дети», роман И. С. Тургенева) Новый роман Тургенева дает нам все то, чем мы привыкли наслаждаться в его произведениях. Художественная отделка безукоризненно хороша; характеры и положения, сцены и картины нарисованы так наглядно и в то же время

Особенности романов Тургенева:

Он невелик по объему.

Действие развертывается без длительных замедлений и отступлений, без осложнений побочными сюжетами, заканчивается в недолгий срок. Обычно оно приурочивается к точно определенному времени.

Биография героев, стоящая вне хронологических рамок сюжета, вплетается в ход повествования то подробно и развернуто (Лаврецкнй), то кратко, бегло и попутно, и читатель мало узнает о прошлом Рудина, еще меньше – о прошлом Инсарова, Базарова. В общей конструктивной форме тургеневский роман – это как бы «ряд эскизов», органически сливающихся в единой теме, которая раскрывается в образе центрального героя. Герой тургеневского романа, появляющийся перед читателем уже вполне сложившимся человеком, типичный и лучший идейный представитель определенной социальной группы (передового дворянства или разночинцев). Он стремится найти и осуществить депо своей жизни, выполнить свой общественный долг. Но он неизменно терпит крушение. Условия русской общественно-политической жизни обрекают его на неудачу. Бесприютным скитальцем завершает свой жизненный путь Рудин, погибая случайной жертвой революции на чужбине.

Многих героев тургеневских романов объединяла пламенная, неподдельная любовь к родине. Но их всех ждала неизбежная жизненная неудача. Тургеневский герой – неудачник не только в общественном деле. Он неудачник и в любви.

Идейное лицо тургеневского героя всего чаще выступает в спорах. Спорами переполнены романы Тургенева. Отсюда – особо важное композиционное значение в романе диалога-спора. И эта черта отнюдь не случайна. Рудины и Лаврецкие, люди сороковых годов, выросли в среде московских кружков, где идейный спорщик был типичной, исторически характерной фигурой (очень типичен, например, ночной спор Лаврецкого и Михалевича). С не меньшей остротой велись идейные споры, переходя в журнальную полемику, и между «отцами» и «детьми», т. е. между дворянами и разночинцами. В «Отцах и детях» они отражены спорами между Кирсановым и Базаровым.

Одним из характерных элементов в составе тургеневского романа является пейзаж. Его композиционная роль разнообразна. Иногда он как бы обрамляет действие, давая представление лишь о том, где и когда это действие происходит. Иногда же фон пейзажа спивается с настроением и переживанием героя, «соответствует» ему. Иногда пейзаж рисуется Тургеневым не в созвучии, а в контрасте с настроением и переживанием героя.

Цветы на могиле Базарова «говорят» не только о великом, «вечном» спокойствии «равнодушной» природы – «они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной».

Существенную роль в романах Тургенева играет лирический элемент. Глубокой лиричностью проникнуты особенно эпилоги его романов – Рудина», «Дворянского гнезда», «Отцов и детей».

В Рудине мы узнаем знакомый тип «лишнего человека». Он много и горячо говорит, но неспособен найти себе дело, точку приложения сил. Всем заметна его склонность к красивой фразе и красивой позе. А вот на поступок он оказывается неспособен: даже на зов любви он побоялся ответить. Наташа - очаровательный пример цельной и думающей тургеневской девушки - проявляет себя куда более решительной натурой. Слабость героя вызывает разочарование. Однако гораздо больше в Рудине замечательных черт романтика, пылкого правдоискателя, человека, который способен пожертвовать жизнью за свои идеалы. Гибель на баррикадах полностью оправдывает Рудина в глазах читателя.

Сюжетное развитие романа "Рудин" отличается лаконизмом, точностью и простотой. Действие укладывается в короткий временной срок. Впервые главный герой, Дмитрий Николаевич Рудин, появляется в поместье богатой барыни Дарьи Михайловны Ласунской. Встреча с ним становится событием, привлекшим самое заинтересованное внимание обитателей и гостей имения. Складываются новые взаимоотношения, которые драматически прерываются. Спустя два месяца развитие сюжета продолжается и снова укладывается меньше чем в два дня. Дмитрий Рудин объясняется в любви Наталье Ласунской, дочери хозяйки имения. Эту встречу выслеживает приживал Пандалевский и доносит ее матери. Разгоревшийся скандал делает необходимым второе свидание у Авдюхина пруда. Встреча заканчивается разрывом влюбленных. В тот же вечер герой уезжает.

На втором плане, параллельно, в романе разворачивается другая любовная история. Соседний помещик Лежнев, товарищ Рудина по университету, объясняется в любви и получает согласие молодой вдовы Липиной. Таким образом, все события происходят в течение четырех дней!

В композицию входят элементы, призванные раскрыть характер и историческое значение образа Рудина. Таков своеобразный пролог, первый день повествования. На протяжении этого дня появление главного персонажа тщательно подготавливается. Роман не заканчивается расставанием Рудина с Натальей Ласунской. За ним следует и два эпилога. Они дают ответ на вопрос, что стало с героем дальше, как сложилась его судьба. Мы еще дважды встретимся с Рудиным – в русской глубинке и в Париже. Герой по-прежнему скитается по России, с одной почтовой станции на другую. Его благородные порывы бесплодны; он – лишний при современном порядке вещей. Во втором эпилоге Рудин героически гибнет на баррикаде во время парижского восстания 1848 года. Выбор главного героя у двух романистов тоже принципиально разнится. Гончаровских персонажей мы можем назвать сыновьями своего века. В большинстве они – рядовые люди, испытывающие влияние эпохи, как Петр и Александр Адуевы. Лучшие из них дерзают противостоять диктату времени (Обломов, Райский). Это происходит, как правило, в пределах личного существования. Напротив, Тургенев, вслед за Лермонтовым ищет героя своего времени. Про центрального персонажа тургеневских романов можно сказать, что он воздействует на эпоху, ведет за собой, увлекая современников своими идеями, страстными проповедями. Его судьба незаурядна, а смерть – символична. Таких людей, олицетворяющих духовные поиски целого поколения, писатель искал каждое десятилетие. Можно сказать, в этом заключался пафос романного творчества Тургенева. Добролюбов признавал, что «если уж г.Тургенев тронул какой-нибудь вопрос», то скоро он «выкажется резко и ярко перед глазами всех».

Экспозиция романа. Первая, экспозиционная глава, на первый взгляд, мало связана с дальнейшим развитием действия. И Рудин в ней пока не появляется. В одно прекрасное летнее утро помещица Липина спешит в деревню. Ею движет благородное стремление – проведать заболевшую старушку-крестьянку. Александра Павловна не забыла захватить чай и сахар, а в случае опасности намеревается отвезти в больницу. Она навещает крестьянку чужого, даже не ей принадлежащего села. Беспокоясь о дальнейшей участи маленькой внучки, больная с горечью произносит: «Наши-то господа далеко…» Старушка искренне благодарна Липиной за ее доброту, за обещание позаботиться о девочке. Другое дело, что везти старушку в больницу уже поздно. «Все одно помирать-то… Где ж ее в больницу! ее станут поднимать, она и помрет!» – замечает соседский крестьянин.

Более нигде в романе Тургенев не коснется участи крестьян. Но картина крепостной деревни запечатлелась в сознании читателя. Между тем дворянские герои Тургенева не имеют ничего общего с персонажами Фонвизина. В них нет грубых черт Простаковых и Скотининых и даже ограниченности обитателей барской Обломовки. Это образованные носители утонченной культуры. В них сильно нравственное чувство. Они сознают необходимость помощи крестьянам, заботы о благе своих крепостных. В своем поместье ими предпринимаются практические шаги, филантропические попытки. Но читатель уже убедился, что этого мало. Что же следует делать? В ответ на этот вопрос и появляется в романе главный герой.

«Дворянское гнездо»

Размышления И.С.Тургенева о судьбе лучших в среде русского дворянства лежат в основе романа «Дворянское гнездо» (1858).

В этом романе дворянская среда представлена почти во всех ее состояниях - от захолустной мелкопоместной усадьбы до правящих верхов. Все в дворянской морали Тургенев осуждает в самой основе. Как дружно в доме Марьи Дмитриевны Калитиной и во всем «обществе» осуж­дают Варвару Павловну Лаврецкую за ее заграничные по­хождения, как жалеют Лаврецкого и, кажется, вот-вот готовы помочь ему. Но стоило только появиться Варваре Павловне и пустить в ход чары своего шаблонно-кокотского обаяния, как все - и Мария Дмитриевна, и весь губерн­ский бомонд - пришли от нее в восторг. Это развращенное существо, пагубное и исковерканное той же дворянской моралью, вполне по вкусу и высшей дворянской среде.

Паншин, воплощающий в себе «образцовую» дворян­скую мораль, подан автором без саркастических нажимов. Можно понять Лизу, которая долго не могла как следует определить своего отношения к Паншину и по существу не сопротивлялась намерению Марьи Дмитриевны выдать ее замуж за Паншина. Он обходителен, тактичен, в меру образован, умеет поддерживать беседу, он даже интересу­ется искусством: занимается живописью - однако пишет всегда один и тот же пейзаж, - сочиняет музыку и стихи. Правда, одаренность его поверхностна; сильные и глубокие переживания ему просто недоступны. Подлинный артист Лемм это видел, а Лиза об этом, может быть, только смутно догадывалась. И кто знает, как бы сложилась судьба Лизы, если бы не спор. В композиции тургеневских романов идейные споры всегда играют огромную роль. Обыкновен­но в споре или образуется завязка романа, или борьба сторон достигает кульминационного накала. В «Дворян­ском гнезде» важное значение имеет спор между Панши­ным и Лаврецким о народе. Тургенев позднее заметил, что это был спор между западником и славянофилом. Эту авторскую характеристику нельзя понимать буквально. Дело в том, что Паншин - западник особого, казенного толка, а Лаврецкий - не правоверный славянофил. В своем отношении к народу Лаврецкий больше всего похож на Тургенева: он не пытается дать характеру русского народа какое-то простое, удобно запоминаемое определение. Как и Тургенев, он считает, что прежде, чем изобретать и навя­зывать рецепты устроения народной жизни, нужно понять характер народа, его нравственность, его подлинные идеа­лы. И вот в тот момент, когда Лаврецкий развивает эти мысли, рождается любовь Лизы к Лаврецкому.

Тургенев не уставал развивать мысль о том, что любовь по самой своей глубинной природе - чувство стихийное и всякие попытки рационального ее истолкования чаще всего просто бестактны. Но любовь большинства его геро­инь почти всегда сливается с альтруистическими устремле­ниями. Они отдают свои сердца людям самоотверженным, великодушным и добрым. Эгоизм для них, как, впрочем, и для Тургенева, самое неприемлемое человеческое каче­ство.

Пожалуй, ни в одном романе Тургенев не проводил так настойчиво ту мысль, что в лучших людях из дворян все их хорошие качества так или иначе, прямо или косвенно связаны с народной нравственностью. Лаврецкий прошел школу педагогических причуд своего отца, вынес бремя любви своенравной, эгоистичной и тщеславной женщины и все-таки не утратил своей человечности. Тургенев прямо сообщает читателю, что своей душевной стойкостью Лав­рецкий обязан тому, что в его жилах течет крестьянская кровь, что в детстве он испытал на себе влияние матери-крестьянки.

В характере Лизы, во всем ее мироощущении начало народной нравственности выражено еще определеннее. Всем своим поведением, своей спокойной грацией она, пожалуй, больше всех тургеневских героинь напоминает Татьяну Ларину. Но в ее личности есть одно свойство, которое в Татьяне только намечено, но которое станет главной отличительной чертой того типа русских женщин, который принято называть «тургеневским». Это свойст­во - самоотверженность, готовность к самопожертвова­нию.В судьбе Лизы заключен тургеневский приговор обще­ству, которое убивает все чистое, что рождается в нем.

"Гнездо" - это дом, символ семьи, где не прерывается связь поколений. В романе Тургенева нарушена эта связь, что символизирует разрушение, отмирание родовых поместий под влиянием крепостного права. Итог этого мы можем видеть, например, в стихотворении Н. А. Некрасова "Забытая деревня".

Критика: роман имел шумный успех,к-ый когда-л имел Тургенев.

1.МИхалевич и Лаврецкий сопоставительные образы

Появившиеся в 1852 году отдельным изданием «Записки охотника» Тургенева предвосхищали пафос русской литературы 1860-х годов, особую роль в художественном сознании эпохи «мысли народной». А романы писателя превратились в своеобразную летопись смены разных умственных течений в культурном слое русского общества: идеалист-мечтатель, «лишний человек» 30-40-х годов в романе «Рудин»; стремящийся к слиянию с народом дворянин Лаврецкий в «Дворянском гнезде»; «новый человек», революционер-разночинец- сначала Дмитрий Инсаров в «Накануне», а потом Евгений Базаров в «Отцах и детях»; эпоха идейного бездорожья в «Дыме»; новая волна общественного подъема 70-х годов в «Нови».

Романы в творчестве Тургенева представляют собой особую разновидность (в отличие от повестей). Тургенев создал очень узнаваемый тип романа, наделённый устойчивыми чертами, характерными для 5 его романов. Прежде всего, есть устойчивая композиция , в центре сюжета всегда девушка , для которой характерна неброская красота, развитость (что не всегда значит, что она умная и образованная), нравственная сила (она всегда сильнее мужчины). Богатырь с конём в кармане у женщины – очень тургеневский ход. К тому же всегда выстраивается целая галерея претендентов на её руку , она выбирает одного и этот один – главный герой романа, вместе с тем это тот тип, который наиболее важен для Тургенева и для России . Сам этот герой строится на соединении двух сфер и двух способов оценки его личности и его поступков: одна сфера – историческая , другая – общечеловеческая . Тургенев выстраивает образ так, что ничего из этого не доминирует. Герой и героиня, как положено, влюбляются друг в друга, но обязательно на пути к их счастью есть какое-то препятствие, которое не даёт им возможности сразу броситься в объятия друг друга. В ходе развития сюжета эти препятствия снимаются, но в тот момент, когда, казалось, уже всё хорошо, возникает ещё одно фатальное препятствие, из-за которого они быть вместе не могут.

У первого романа Тургенева «Рудин» скандальные обстоятельства создания: прототипом главного героя является Бакунин. В первом варианте романа, который до нас не дошёл, Бакунин был выведен более сатирически. В образе Рудина Тургенев изобразил гегельянца, в том смысле, как его представлял Тургенев.. С одной стороны, это умный человек, хороший оратор, способный подчинять себе умы, но при этом именно близкие люди ощущали, что за этим ничего нет – за всеми идеями нет подлинной веры. Как относиться к его проповеди – вот важный вопрос. И Достоевский в образе Ставрогина изобразит гиперболизированного Рудина. По Достоевскому, мы этим идеям не должны доверять. У Тургенева другая позиция: неважно, кто говорит, важно – верите ли вы своим умом, и пусть человек слаб и не способен воплотить свои же слова. У Тургенева секулярное – европейского типа – сознание, полагающееся на самостоятельность человека, способного самостоятельно делать выводы. Тургенева волновал вопрос, что может сделать дворянский герой в современных условиях, когда перед обществом встали конкретные практические вопросы.

Сначала роман назывался «Гениальная натура». Под «гениальностью» Тургенев понимал способность к просвещению, разносторонний ум и широкую образованность, а под «натурой» - твердость воли, острое чувство насущных потребностей общественного развития, умение претворять слово в дело. По мере работы над романом это заглавие перестало удовлетворять Тургенева. Оказалось, что применительно к Рудину определение «гениальная натура» звучит иронически: в нем есть «гениальность», но нет «натуры», есть талант пробуждать умы и сердца людей, но нет сил и способностей вести их за собой. Пандалевский - человек-призрак без социальных, национальных и семейных корней. Черты беспочвенности в Пандалевском абсурдны, но по-своему символичны. Своим присутствием в романе он оттеняет призрачное существование некоторой части состоятельного дворянства.

Годы отвлеченной философской работы иссушили в Рудине живые источники сердца и души. Перевес головы над сердцем особенно очевиден в сцене любовного признания. Еще не отзвучали удаляющиеся шаги Натальи, а Рудин предается размышлениям: «Я счастлив,- произнес он вполголоса.- Да, я счастлив,- повторил он, как бы желая убедить самого себя». В любви Рудину явно недостает «натуры». Герой не выдерживает испытания, обнаруживая свою человеческую, а, следовательно, и социальную неполноценность, неспособность перейти от слов к делу.

Но вместе с тем любовный роман Рудина и Натальи не ограничивается обличением социальной ущербности «лишнего человека»: есть глубокий художественный смысл в скрытой параллели, которая существует в романе между утром жизни Натальи и рудинским безотрадным утром у пересохшего Авдюхина пруда.

После любовной катастрофы Рудин пытается найти себе достойное дело. И вот тут-то обнаруживается, что «лишний человек» виноват не только по собственной вине. Конечно, не довольствуясь малым, романтик-энтузиаст замахивается на заведомо неисполнимые дела: перестроить в одиночку всю систему преподавания в гимназии, сделать судоходной реку, не считаясь с интересами сотен владельцев маленьких мельниц на ней. Но трагедия Рудина-практика еще и в другом: он не способен быть Штольцем, он не умеет и не хочет приспосабливаться и изворачиваться.

У Рудина в романе есть антипод - Лежнев, пораженный той же болезнью времени, но только в ином варианте: если Рудин парит в облаках, то Лежнев жмется к земле. Тургенев сочувствует этому герою, признает законность его практических интересов, но не скрывает их ограниченности.

И все же жизнь Рудина не бесплодна. В романе происходит своеобразная передача эстафеты. Восторженные речи Рудина жадно ловит юноша разночинец Басистов, в котором угадывается молодое поколение «новых людей», будущих Добролюбовых и Чернышевских. Проповедь Рудина приносит плоды: «Сеет он все-таки доброе семя». Да и гибелью своей, несмотря на видимую ее бессмысленность, Рудин отстаивает высокую ценность вечного поиска истины, неистребимости героических порывов. Рудин не может быть героем нового времени, но он сделал все возможное в его положении, чтобы эти герои появились. Таков окончательный итог социально-исторической оценки сильных и слабых сторон «лишнего человека», культурного дворянина эпохи 30-х - начала 40-х годов.

«Дворянское Гнездо » (1859 был воспринят тепло, всем понравился. Пафос в том, что человек отрекается от претензий Рудинского масштаба. Отсюда сам образ дворянского поместья несколько в пушкинском духе. Вера в то, что дворянский род привязывает человека к земле и наделяет ощущением долга к своей стране, долгом, кототорый выше, чем личные страстишки. Лаврецкий - это герой, объединяющий в себе лучшие качества патриотической и демократически настроенной части либерального дворянства. Он входит в роман не один: за ним тянется предыстория целого дворянского рода. Тургенев вводит ее в роман не только для того, чтобы объяснить характер главного героя. Предыстория укрупняет проблематику романа, создает необходимый эпический фон. Речь идет не только о личной судьбе Лаврецкого, а об исторических судьбах целого сословия, последним отпрыском которого является герой. Раскрывая историю жизни «гнезда» Лаврецких, Тургенев резко критикует дворянскую беспочвенность, оторванность этого сословия от родной культуры, от русских корней, от народа. Лучшие страницы романа посвящены тому, как блудный сын обретает заново утраченное им чувство родины. Опустошенная душа Лаврецкого жадно впитывает в себя забытые впечатления: длинные межи, заросшие чернобыльником, полынью и полевой рябиной, свежую степную голь и глушь, длинные холмы, овраги, серые деревеньки, ветхий господский домик с закрытыми ставнями и кривым крылечком, сад с бурьяном и лопухами, крыжовником и малиной.

В «Дворянском гнезде» впервые воплотился идеальный образ тургеневской России, который постоянно жил в его душе и во многом определял его ценностную ориентацию в условиях эпохи 60-70-х годов. Этот образ воссоздан в романе с бережной, сыновней любовью. Он скрыто полемичен по отношению к крайностям либерального западничества и революционного максимализма. Тургенев предостерегает: не спешите перекроить Россию на новый лад, остановитесь,

помолчите, прислушайтесь. Учитесь у русского пахаря делать историческое дело обновления не спеша, без суеты и трескотни, без необдуманных, опрометчивых шагов. Под стать этой величавой, неспешной жизни, текущей неслышно, «как вода по болотным травам», лучшие характеры людей из дворян и крестьян, выросшие на ее почве. Такова Марфа Тимофеевна, старая патриархальная дворянка, тетушка Лизы Калитиной. Живым олицетворением родины, народной России является центральная героиня романа Лиза Калитина.

Катастрофа любовного романа Лизы и Лаврецкого не воспринимается как роковая случайность. В ней видится герою возмездие за пренебрежение общественным долгом, за жизнь его отца, дедов и прадедов, за прошлое самого Лаврецкого. Как возмездие принимает случившееся и Лиза, решающая уйти в монастырь, совершая тем самым нравственный подвиг.

В письме к И. С. Аксакову в ноябре 1859 года Тургенев так сказал о замысле романа «Накануне»: «В основание моей повести положена мысль о необходимости сознательно-героических натур для того, чтобы дело продвинулось вперед». Социально-бытовой сюжет романа имеет символический подтекст. Юная Елена олицетворяет молодую Россию «накануне» предстоящих перемен. Кто всего нужнее ей сейчас: люди науки, люди искусства, честные чиновники или сознательно-героические натуры, люди гражданского подвига? Выбор Еленой Инсарова дает недвусмысленный ответ на этот вопрос. Художественную характеристику сильных и слабых сторон Инсарова завершает ключевой эпизод с двумя статуэтками героя, которые вылепил Шубин. На первой из них Инсаров был представлен героем, а на второй - бараном, поднявшимся на задние ножки и склоняющим рога для удара.

Рядом с сюжетом социальным, отчасти вырастая из него, отчасти возвышаясь над ним, развертывается в романе сюжет философский. Роман открывается спором между Шубиным и Берсеневым о счастье и долге. «Каждый из нас желает для себя счастья,- рассуждает Берсенев,- но такое ли это слово: «счастье», которое соединило, воспламенило бы нас обоих, заставило бы нас подать друг другу руки? Не эгоистическое ли, я хочу сказать, не разъединяющее ли это слово». Соединяют людей слова: «родина, наука, свобода, справедливость». И - любовь, если она не «любовь-наслаждение», а «любовь-жертва».

Роман «Накануне» – наиболее слабый роман Тургенева, он наиболее схематичен. В Инсарове Тургенев хотел вывести такой тип чела, у которого нет расхождения между словами и действием. Видимо, делая главного героя болгарином, он хотел сказать, что не видит таких типов в России. Наиболее интересен финал, где сказалось влияние Шопенгауэра. Недаром выбрана Венеция: очень красивый город (для некоторых – воплощение красоты) и здесь совершается это ужасное бессмысленное зло. Здесь отразились идеи Шопенгауэра: он учил, что в основе мира зло, некая враждебная человеку иррациональная воля, превращающая жизнь человека в череду страдания, и единственное, что примиряет нас с жизнью, – это красота этого мира, которая нечто вроде завесы. По Ш. важно, что эта завеса, с одной стороны, нас отделяет от зла, а с другой – она есть выражение этого зла.

В романе «Отцы и дети» единство живых сил национальной жизни взрывается социальным конфликтом. Аркадий в глазах радикала Базарова - размазня, мягонький либеральный барич. Базаров не хочет принять и признать, что мягкосердечие Аркадия и голубиная кротость Николая Петровича - еще и следствие художественной одаренности их натур, поэтических, мечтательных, чутких к музыке и поэзии. Эти качества Тургенев считал глубоко русскими, ими он наделял Калиныча, Касьяна, Костю, знаменитых певцов из Притынного кабачка. Они столь же органично связаны с субстанцией народной жизни, как и порывы базаровского отрицания. Но в «Отцах и детях» единство между ними исчезло, наметился трагический разлад, коснувшийся не только политических и социальных убеждений, но и непреходящих культурных ценностей. В способности русского человека легко поломать себя Тургенев увидел теперь не только великое преимущество, но и опасность разрыва связи времен. Поэтому социальной борьбе революционеров-демократов с либералами он придавал широкое национально-историческое освещение. Речь шла о культурной преемственности в ходе исторической смены одного поколения другим.

Конфликт романа «Отцы и дети» в семейных сферах, конечно, не замыкается, но трагическая глубина его выверяется нарушением «семейственности», в связях между поколениями, между противоположными общественными течениями. Противоречия зашли так глубоко, что коснулись природных основ бытия.

«Дым» во многом отличается от тургеневских романов. Прежде всего в нем отсутствует типичный герой, вокруг которого организуется сюжет. Литвинов далек от своих предшественников - Рудина, Лаврецкого, Инсарова и Базарова. Это человек не выдающийся, не претендующий на роль общественного деятеля первой величины. Он стремится к скромной и тихой хозяйственной деятельности в одном из отдаленных уголков России. Мы встречаем его за границей, где он совершенствовал свои агрономические и экономические знания, готовясь стать грамотным землевладельцем. Очень многих этот роман задел. В лице Потугина выведен крайний западник, одним из прототипов считается Фет. «Если бы завтра Россия исчезла с карты мира, никто бы не заметил», - самая известная сентенция Потугина. Наконец, в романе отсутствует и типичная тургеневская героиня, способная на глубокую и сильную любовь, склонная к самоотвержению и самопожертвованию. Ирина развращена светским обществом и глубоко несчастна: жизнь людей своего круга она презирает, но в то же время не может сама от нее освободиться.

Роман необычен и в основной своей тональности. В нем играют существенную роль не очень свойственные Тургеневу сатирические мотивы. В тонах памфлета рисуется в «Дыме» широкая картина жизни русской революционной эмиграции. Много страниц отводит автор сатирическому изображению правящей верхушки русского общества в сцене пикника генералов в Баден-Бадене.

Непривычен и сюжет романа «Дым». Разросшиеся в нем сатирические картины, на первый взгляд, сбиваются на отступления, слабо связанные с сюжетной линией Литвинова. Да и потугинские

эпизоды как будто бы выпадают из основного сюжетного русла романа.

В романе действительно ослаблена единая сюжетная линия. От нее в разные стороны разбегается несколько художественных ответвлений: кружок Губарева, пикник генералов, история Потугина и его «западнические» монологи. Но эта сюжетная рыхлость по-своему содержательна. Вроде бы уходя в сторону, Тургенев добивается широкого охвата жизни в романе. Единство же книги держится не на фабуле, а на внутренних перекличках разных сюжетных мотивов. Везде проявляется ключевой образ «дыма», образ жизни, потерявшей смысл.

Только через 10 лет выходит роман «Новь». Здесь центральными типами стали народники. Лучше всего главную мысль выражает эпиграф. Новь – необработанная почва. «Новь нужно поднимать не поверхностной сохой, а глубоко забирающим плугом». От других романов отличается тем, что главный герой кончает жизнь самоубийством. Действие «Нови» отнесено к самому началу «хождения в народ». Тургенев показывает, что народническое движение возникло не случайно. Крестьянская реформа обманула ожидания, положение народа после 19 февраля 1861 года не только не улучшилось, но резко ухудшилось. В романе изображается трагикомическая картина народнической революционной пропаганды, которую ведет Нежданов. Конечно, в неудачах «пропаганды» такого рода виноват не один Нежданов. Тургенев показывает и другое - темноту народа в вопросах гражданских и политических. Но так или иначе между революционной интеллигенцией и народом встает глухая стена непонимания. А потому и «хождение в народ» изображается Тургеневым как хождение по мукам, где русского революционера на каждом шагу ждут тяжелые поражения, горькие разочарования. Наконец, в центре романа «Новь» оказываются не столько индивидуальные судьбы отдельных представителей эпохи, сколько судьба целого общественного движения - народничества. Нарастает широта охвата действительности, заостряется общественное звучание романа. Любовная тема уже не занимает в «Нови» центрального положения и не является ключевой в раскрытии характера Нежданова.

«Физиономия русских людей культурного слоя» в эпоху Тургенева менялась очень быстро - и это вносило особый оттенок драматизма в романы писателя, отличающиеся стремительной завязкой и неожиданной развязкой, «трагическими, как правило, финалами». Романы Тургенева строго приурочены к узкому отрезку исторического времени, точная хронология играет в них существенную роль. Жизнь тургеневского героя крайне ограничена по сравнению с героями романов Пушкина, Лермонтова, Гончарова. В характерах Онегина, Печорина, Обломова «отразился век», в Рудине, Лаврецком или Базарове - умственные течения нескольких лет. Жизнь тургеневских героев подобна ярко вспыхивающей, но быстро угасающей искре. История в своем неумолимом движении отмеряет им напряженную, но слишком короткую по времени судьбу. Все тургеневские романы подчиняются жестокому ритму годового природного цикла. Действие в них завязывается, как правило, ранней весной, достигает кульминации в знойные дни лета, а завершается под «свист осеннего ветра» или «в безоблачной тишине январских морозов». Тургенев показывает своих героев в счастливые минуты максимального подъема и расцвета их жизненных сил. Но минуты эти оказываются трагическими: гибнет на парижских баррикадах Рудин, на героическом взлете, неожиданно обрывается жизнь Инсарова, а потом Базарова, Нежданова.

С Тургеневым не только в литературу, но и в жизнь вошел поэтический образ спутницы русского героя, тургеневской девушки - Натальи Ласунской, Лизы Калитиной, Елены Стаховой, Марианны. Писатель изображает в своих романах и повестях наиболее цветущий период в женской судьбе, когда в ожидании избранника расцветает женская душа, пробуждаются к временному торжеству все потенциальные ее возможности.

Вместе с образом тургеневской девушки входит в произведение писателя образ «тургеневской любви». Это чувство сродни революции: «...однообразно-правильный строй сложившейся жизни разбит и разрушен в одно мгновенье, молодость стоит на баррикаде, высоко вьется ее яркое знамя, и что бы там впереди ее ни ждало - смерть или новая жизнь,- всему она шлет свой восторженный привет». Все тургеневские герои проходят испытание любовью - своего рода проверку на жизнеспособность не только в интимных, но и в общественных убеждениях.

Любящий герой прекрасен, духовно окрылен, но чем выше взлетает он на крыльях любви, тем ближе трагическая развязка и - падение. Любовь, по Тургеневу, трагична потому, что перед ее стихийной властью беззащитен как слабый, так и сильный человек. Своенравная, роковая, неуправляемая, любовь прихотливо распоряжается человеческой судьбой. Это чувство трагично еще и потому, что идеальная мечта, которой отдается влюбленная душа, не может полностью осуществиться в пределах земного природного круга.

И, однако, драматические ноты в творчестве Тургенева не являются следствием усталости или разочарования в смысле жизни и истории. Скорее наоборот. Они порождаются страстной влюбленностью в жизнь, доходящей до жажды бессмертия, до желания, чтобы человеческая индивидуальность не угасала, чтобы красота явления превратилась в вечно пребывающую на земле, нетленную красоту. Сиюминутные события, живые характеры и конфликты раскрываются в романах и повестях Тургенева перед лицом вечности. Философский фон укрупняет характеры и выводит проблематику произведений за пределы узковременных интересов. Устанавливается напряженная диалогическая взаимосвязь между философскими рассуждениями писателя и непосредственным изображением героев времени в кульминационные моменты их жизни. Тургенев любит замыкать мгновения на вечность и придавать преходящим явлением вневременной интерес и смысл.