Молодость до старости 

Фольклорные мотивы в романе капитанская дочка. Фольклорные образы и мотивы в повести А. Пушкина "Капитанская дочка". Фольклорно-сказочные мотивы в повести "Капитанская дочка" А.С.Пушкина

Когда я прочел повесть «Капитанская дочка», то обратил внимание, что устное народное творчество повлияло на сюжет, стилистические особенности и язык произведения.

Эта повесть напоминает волшебную сказку: путь с испытаниями, чудесное спасение девушки, возвращение в родные края. Словно в сказке, Петр Гринев уехал из отчего дома. Испытанием для него послужила дальнейшая служба, встреча с Пугачевым. Гринев спас Машу и благополучно вернулся домой. Пушкин упоминает о русских народных песнях, о других фольклорных произведениях (сказке об орле и вороне). Даже своих героев Пушкин показывает, прибегая к фольклорным традициям. Пугачев показан словно народный богатырь: могучим, величественным. Под его защитой находятся и Гринев, и Маша Миронова.

Пушкин использует в качестве эпиграфов русские пословицы, строки из русских песен. Они звучат и в речи главных героев, которые заметно украшают ее. Пушкин показывает, что Пугачев любит песни своего родного края. Он поет и говорит о них вдохновенно, с любовью. В этой повести тесто переплетены фольклор, исторические особенности, традиции. Пушкин использовал эти средства для наилучшего раскрытия образов героев, сделал их более выразительными, запоминающимися.

Фольклорные мотивы и элементы в сюжете, стиле и языке повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка»

Исследователи неоднократно отмечали влияние устного на­родного творчества на сюжет, стиль и язык повести «Капитанс­кая дочка» А.С. Пушкина.

Фольклорные мотивы прослеживаются, во-первых, на сюжет­но-композиционном уровне. В критике неоднократно отмеча­лось, что композиция «Капитанской дочки» соответствует вол­шебно-сказочной модели: путь героя из родного дома, трудное испытание, спасение красной девицы, возвращение домой. Подобно сказочному герою, уезжает Петр Гринев из родного дома. Настоящимиспытанием становится для него служба в Белогор­ской крепости, столкновение с пугачевцами. Испытанием му­жества его и чести становятся для него встречи с Пугачевым. Гри­нев спасает Машу из заточения, мужественно и благородно ве­дет себя на суде. В финале он счастливо возвращается домой.

Две композиционные вставки в повести — песня «Не шуми, мати зеленая дубравушка» и сказка Пугачева об орле и вороне — являются произведениями фольклора.

Эпиграфом к произведению служит русская народная посло­вица — «Береги честь смолоду». Такой завет Андрей Петрович Гринев дает сыну, и тот же мотив развивается в сюжетных ситуа­циях повести. Так, после захвата Белогорской крепости Пугачев спас героя от смертной казни. Однако Гринев не может признать в нем государя. «Меня снова подвели к самозванцу и поставили перед ним на колени. Пугачев протянул мне жилистую свою руку. «Целуй руку, целуй руку! — говорили около меня. Но я предпо­чел бы самую лютую казнь такому подлому унижению», — вспо­минает герой. Гринев отказывается служить самозванцу: он — дворянин, присягавший императрице.

Семь эпиграфов к главам представляют собой строки из рус­ских народных песен, три эпиграфа - русские пословицы. Оп­лакивание Василисой Егоровной своего супруга напоминает нам о народных плачах: «Свет ты мой, Иван Кузьмич, удалая солдат­ская головушка! Не тронули тебя ни штыки прусские, ни пули турецкие; не в честном бою положил ты свой живот, а сгинул от беглого каторжника!».

Мотивы устного народного творчества прослеживаются и не­посредственно в некоторых эпизодах. Так, Пугачев обрисован автором в соответствии с фольклорной традицией. Он предстает в повести в традициях народного богатырства, духовно могучим, мужественным, умным, великодушным. Он берет под свою за­щиту Гринева, наказывает Швабрина, посмевшего обидеть «си­роту» Машу Миронову. Как отмечает А.И. Ревякин, «Пушкин изображает Пугачева в соответствии с народно-поэтическим иде­алом доброго справедливого царя. Мужицкий царь, словно в сказ­ке, входит к Марье Ивановне, заключенной в светлице, худой, бледной, в обрванном платье, питающейся лишь хлебом и во­дой, и ласково говорит ей: «Выходи, красная девица, дарую тебе волю. Я государь»». Глубокая вера Пугачева в людей противо­поставлена мелкой подозрительности его противников. Безус­ловно, этот образ идеализирован и поэтизирован А.С. Пушки­ным в повести.

В речи Пугачева звучит много пословиц и поговорок: «Долг платежом красен», «Честь и место», «Утро вечера мудренее», «Каз­нить так казнить, миловать так миловать». Он любит народные песни. Незаурядность личности крестьянского вождя проявля­ется в том вдохновении, к которым он рассказывает Гриневу калмыцкую народную сказку об орле и вороне.

Таким образом, фольклор в творческом сознании поэта был тесно связан с народностью и историзмом. «Фольклорная сти­хия «Капитанской Дочки» проясняет подлинную сущность по­вести… Вместе с тем здесь отчетливо определяется понимание Пушкиным фольклора как основного художественного средства раскрытия народности. «Капитанская Дочка» - завершение пути, начатого в «Сказках», - пути целостного раскрытия через фольклор образа русского народа и его творческой силы. От «Руслана и Людмилы» — через «Песни о Разине» и «Песни западных славян» — к «Сказкам» и «Капитанской Дочке» шел путь пуш­кинского фольклоризма», — писал М.К. Азадовский.

Марусова Ирина Владимировна,Кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы и методики ее преподавания Смоленского государственного университета (г. Смоленск)[email protected]

Структура волшебной сказки в романе А.С. Пушкина «Капитанская дочка»

Аннотация. В статье рассматривается роман А.С. Пушкина «Капитанская дочка» с точки зрения соответствия его сюжета структуре волшебной сказки, выделенной В.Я. Проппом. В тексте романа не только присутствуют основные функции сказочного сюжета, но в значительной мере сохраняется их традиционная последовательность, а образы персонажей соотносятся с фольклорной моделью. Это позволяет говорить о глубокой связи «Капитанской дочки» с фольклорными традициями, основываясь на данных, предоставленных анализом структуры текста.Ключевые слова:А.С. Пушкин; «Капитанская дочка»; В.Я. Пропп; волшебная сказка; сюжет; функции.

В книгеВ.Я. Проппа «Морфология сказки», впервые опубликованной в 1928 году, была предложена оригинальная классификация волшебных сказок, основаннаяна их строении и морфологических признаках. В.Я. Пропп установил, что при сравнении сказок можно выделить постоянные и переменные величины. Так, в одной сказке царь дает удальцу орла, который уносит его в иное царство. В другой сказке царевна дает Ивану кольцо, и молодцы из кольца уносят его в иное царство. Меняются названия действующих лиц, их атрибутика; неизменными остаются их действия, или функции. «Под функцией понимаетсяпоступок действующего лица, определенный с точки зрения его значимости для ходадействия» .Число функций, известных волшебной сказке, ограничено. В.Я. Пропп выделяет 31 функцию (хотя далеко не все сказки дают все функции). Имеет значение также их последовательность: она всегда одинакова. Сущность функции определена тем значением, которое она имеет в ходе действия. Так, если змей похитил царевну, герой отправился на поиски, победил змея и освободил царевну, перед нами борьба героя с антагонистомвредителем. Если царевна требует, чтобы герой, желающий получить ее руку, победил змея, перед нами трудная задача (змей не является вредителем и может быть без ущерба для фабулы заменен другим существом). Одинаковые поступки имеют разное значение в зависимости от своего места в последовательности событий.В.Я. Пропп создал своего рода универсальную фабульную модель, которая, хотя и в измененном виде, встречается не только в фольклорных, но и в литературных произведениях, обнаруживающих генетическое родство с фольклором. О фольклорной основе произведений Пушкина говорили многие ученые. По мнению М.К. Азадовского, пушкинское восприятие фольклора прошло последовательный путь развитияот «Руслана и Людмилы» через «Песни о Разине» и «Песни западных славян» к «Сказкам» и «Капитанской дочке». Роман о пугачёвском восстании представляет собой «завершение пути целостного раскрытия через фольклор образа русского народа и его творческой силы» .Ряд исследований посвящён анализу фольклорных жанров, включённых в текст «Капитанской дочки».Так,Г.Ф. Благова, В Шмид , Г.Е. Данилова рассматривают функции пословицы в «Капитанской дочке»; С.В. Алпатов отмечает близость повествования к историческим песням ; Д.Н. Медриш исследует роль фольклорнопесенного подтекста в понимании важнейшего сквозного образа романа ‬заячьего тулупа ; Н.Н. Михайлова показывает связь «Капитанской дочки» снародным ораторскимсловом, которое особенно ярко воплотилось в указах Пугачёва и в диалоге Белобородова и Хлопуши в сцене суда над Гринёвым в Бердской слободе . Исследователи рассматривают структурную близость «Капитанской дочки» и народной волшебной сказки. Одним из первых это сходство отметил Шкловский, который сравнивает отношения Гринёва и Пугачёва с отношениями героя народной сказки и помощного зверя, а также выявляет другие параллели с сюжетом волшебной сказки (см. ). Сказочную основу характера Пугачёва рассматривает С. Сапожков . Сим Джи Ен полагает, что волшебная сказка оказала воздействие не только на фабулу и структуру образов персонажей, но и на идейное содержание «Капитанской дочки»: сказочная логика чудесного в сочетании с установкой на документальность мемуаров делает возможнымвоплощение утопического идеала, возводящего человечность в принципы государственной политики, на реальном историческом фоне . Указанные исследователи ограничиваются анализом отдельных эпизодов. Наиболее развернутым является сопоставление сюжетов пушкинского романа и народной сказки, проведенное С.З. Агранович и Л.П. Рассовской . Онивыделяют в «Капитанской дочке» два сказочных сюжета. Первый сюжет: герой уходит из дома на поиски волшебных предметов или невесты; на грани своего и чужого миров встречает дарителя или волшебного помощника; проходит ряд испытаний; побеждает антагониста. Сказка заканчивается женитьбой. Этот сюжет связан ссобытиями жизни Гринёва от отъезда из родительского дома до ареста. Второй сюжет: мудрая жена приходит к властителю и выручает мужа, попавшего в тюрьму. Этот сюжет соотносится с путешествием Маши в Царское Село.Однако и здесь отсутствует последовательноевыявление структурных элементов волшебной сказки в тексте романа; в поле зрения исследовательниц попадают лишь фрагменты романа.

Цель нашего исследования ‬выполнить подробный сопоставительный анализ фабулы волшебной сказки и текста «Капитанской дочки» иустановить степень их структурной близости, выделив основные функции и выяснив, как они распределяются по действующим лицам.Центром сюжета волшебной сказки является отправление героя из дома на поиски и его успешное возвращение. В «Капитанской дочке» подобные действия встречаются трижды: Гринев отправляется из дома на военную службу, Гринев едетв Белогорскую крепость освобождать Машу из рук Швабрина, Маша отправляется в столицу хлопотать за Гринева. Каждый из этих случаев заканчивается ликвидацией исходной ситуации нехватки чеголибо, недостачи. На основании этого текст повести можно разделить на три отрезка, которые, в соответствии с терминологией В.Я. Проппа, назовем ходами, и выяснить, насколько каждый ход структурно соответствует волшебной сказке.Первый ходвключает в себя главы 1‬9, описывающие события, произошедшие между первым знакомством читателя с Гриневым и отъездом героя из Белогорской крепости, захваченной Пугачевым.Важный морфологический элемент, с которого начинается сказка, ‬исходная ситуация: будущий герой вводится путем приведения его имени или упоминания его положения либо дается болееменее подробная характеристика членов его семьи, предыдущей жизни. Исходная ситуация изображается подчеркнуто благополучной, чтобы сделать более ярким контраст с последующими событиями.«Капитанская дочка» открывается описанием жизни Гринева в родительском доме. Упоминаются отец Гринева, отставной премьермайор, живущий в деревне, его жена Авдотья Васильевна. Описано рождение сына, с материнской утробы предназначенного для военной службы, его воспитание в безмятежной атмосфере усадьбы Гриневых: он «жил недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками» . Непосредственно завязке предшествует картина подчеркнутого семейного благополучия: «Однажды осенью матушка варила в гостиной медовое варенье, а я, облизываясь, смотрел на кипучие пенки. Батюшка у окна читал Придворный календарь, ежегодно им получаемый» .Для сказочной завязки характерна функция, названная В.Я. Проппом недостачей: одному из членов семьи чегото недостает, ему хочется иметь чтолибо. Недостача может быть вызвана действиями антагониста (гусилебеди похищают мальчика) либо введена изначально (у царевича нет жены).В повести Пушкина недостача возникает следующим образом: Гриневу исполняется шестнадцать лет, и приходит срок его отправки на службу. Сказка использует разнообразные виды мотивировок, чтобы сообщить герою о недостаче. Здесь в этой роли выступает чтение Придворного календаря: Андрей Петрович Гринев видит имена своих сослуживцев, задумывается о военной службе и вспоминает, что сыну пришла пора отправляться в полк. Следует функция посредничества‬герою сообщается о беде или недостаче: «пускай послужит он в армии, да потянет лямку, да понюхает пороху, да будет солдат, а не шаматон» .Следующая функция ‬начинающееся противодействие: герой реагирует на возникшую ситуацию, либо добровольно отправляясь на поиски (геройискатель), либо оказываясь жертвой обстоятельств (герой пострадавший, которого выгоняют из дома, обманом увозят в лес и т.п.). Гринев совмещает в себе эти два типа: с одной стороны, отец решительно отсылает его из дома, с другой ‬он сам с охотой едет навстречуславеи удовольствиямвоенной службы.Вслед за этим идет непосредственно отправка: Петруша Гринев выполняет волю отца и уезжает в Белогорскую крепость.Перед отъездом родители благословляют Гринева: «Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду» . В волшебной сказке наказ родителей и его последующее нарушениеявляются одним из приемов завязки действия, открывая путь вредительству антагониста. В «Капитанской дочке» Гринев также нарушает отцовский наказ, по крайней мере, в том, что касается поведения: прибыв в Симбирск, проигрывает Зурину сто рублей, отправляется с ним кутить, напивается впервые в жизни. Следствием этого должно было бы явиться причинение вреда, и действительно, Гринев теряет значительную сумму денег. Однако впоследствии знакомство с Зуриным сослужит Гриневу добрую службу: когда Гринев и Маша, покинувшие Белогорскую крепость, попадают к правительственным войскам, лишь встреча с Зуриным освобождает их от участи пленников, а впоследствии обеспечивает Гриневу уважительное обращение при аресте. Нарушение родительского наказа оборачивается в итоге положительными последствиями, что нехарактерно для волшебной сказки. Кроме того, данная функция не определяет завязку,как это должно быть.После отправки героя из дома в сказке появляется новое лицо, названное дарителем. Обычно оно случайно встречено героем в дороге. От него герой получает волшебное средство, которое впоследствии поможет ликвидировать беду. Но этому предшествует испытание героя, которое тот выдерживает или не выдерживает, в зависимости от этого получая или не получая дар. Этот круг событий включает следующие функции: первая функция дарителя, реакция героя, получение волшебного средства.По дороге в Оренбург Гринев попадает в буран. В степи он случайно встречает Пугачева, который выводит его к постоялому двору. Гринев хочет наградить своего спасителя, видит, что тот мерзнет без теплой одежды, и жалует ему свой заячий тулупчик. Довольный мужик обещает: «Век не забуду ваших милостей» . Перед нами случайная встреча;одна из форм испытания ‬беспомощное состояние без просьбы о помощи;правильная реакция героя ‬оказанная услуга;обещание встреченным мужиком помощи, хотя и данное в косвенной форме, новпоследствии не раз выполненное. Таким образом, Пугачев вступает в текст в роли дарителя, но вместо волшебного средства обещает Гриневу свои услуги, соединяя в себе функции дарителя и помощника.Вслед за приобретением волшебного средства или волшебного помощника следует пространственноеперемещение героя, когда тот доставляется к месту поисков. Пугачев выполняет эту функцию, выводя заблудившегося Гринева к умету. Но совершает он это действие еще до испытания героя и его реакции, да и умет не является конечной целью поисков Гринева. Помощник выполняет свою функцию, но ее место в последовательности событий и значение для фабулы отличаются от характеристик соответствующей функции волшебной сказки.В сказке после указанных действий идет борьба героя с антагонистом, победа героя, ликвидация начальной беды и т.д. Однако в пушкинском романе Гринев прибывает в Белогорскую крепость. Здесь реализуется еще один вариант завязки, связанный с появлением антагониста.После первых дней жизни в крепости Гринев оказывается в ситуации, подобной исходной: «…жизнь моя в Белогорской крепости сделалась для меня не только сносною, но даже и приятною. В доме коменданта был я принят как родной… Я был произведен в офицеры. Служба меня не отягощала… Спокойствие царствовало вокруг нашей крепости» . Здесь видим то же подчеркнутое благополучие, покой и безмятежность.В варианте завязки, связанном с действиями антагониста, следует запрет герою какихлибо действий, нарушение запрета, выведывание антагонистом какихлибо сведений, выдача сведений, подвох и вредительство, в результате чего и возникает ситуация недостачи. В «Капитанской дочке» эти функции нашли своеобразное воплощение в отношениях Гринева со Швабриным.Антагонист появляется в сказке дважды. В первый раз он приходитсо стороны либо включен в начальную ситуацию, во второй раз отыскивается героем с целью устранить причиненный им вред. Швабрин впервые предстает перед нами, когда, как старожил Белогорской крепости, приходит к Гриневу знакомиться, то есть он включен в начальную ситуацию.Функции выведывания и выдачи сведенийв чистом виде отсутствуют в тексте.Но в качестве данных функций можно рассматривать диалог Гринева и Швабрина о сочиненной Гриневым песенке. Гринев адресует ее некоейМаше. Это вызывает у Швабрина вопрос о его чувствах к дочери коменданта Миронова. Гринев не дает прямого ответа, но все и так достаточно ясно. Антагонист получает сведения и не требует подтверждения своим догадкам.Далее следует подвох: антагонист пытается обмануть жертву, чтобы завладетьее имуществом. Швабрин, стремясь нейтрализовать соперника, клевещет на Машу, представляя ее легкомысленной женщиной. В сказке жертва вредителя поддается обману, тем самым невольно способствуя врагу. Гринев словам Швабрина не верит и называет его лжецом. Так функция пособничества обращается в свою противоположность.Последующую за этим дуэль Гринева и Швабрина соблазнительно интерпретировать как борьбугероя и антагониста. Но этому препятствует принцип определения функции по ее последствиям (см. ), на который В.Я. Пропп предлагает ориентироваться в трудных случаях при ассимиляции способов исполнения функций. За борьбой героя и антагониста следует победа героя и ликвидация начальной беды или недостачи. Однако в результате дуэли героя ранят, а донос Швабрина, сообщившего о поединке отцу Гринева, напротив, формирует новую ситуацию недостачи, лишая Гринева возможности жениться на Маше. С точки зрения структуры волшебной сказки, дуэль должна рассматриваться в круге функций, имеющих отношение не к кульминации, а к завязке сказочного сюжета.В волшебной сказке появлению антагониста предшествует отлучка родителей из дому, данный ими наказ и его нарушение. В качестве такого наказа мы можем рассматривать запрет на дуэли как в «воинском артикуле», так и в неписаном кодексе чести Гриневаотца. Сын нарушает этот наказ, вступая в поединок. Последовательность функций по сравнению с волшебной сказкой изменена, однако анализ их последствий дает нам возможность определить дуэль как подвох, а сообщение о дуэли родителям ‬как вредительство. Далее Пушкин повествует о взятии Белогорской крепости Пугачевым. Эти события имеют особое значение для Гринева. На протяжении первого хода в третий раз возникает ситуация недостачи. В первый раз недостача была ликвидирована прибытием Гринева в Белогорскую крепость, где он, казалось, нашел все, что искал. Недостача, связанная с действиями Швабрина, временно отходит на второй план. Продолжается линия, начатая встречей Гринева с Пугачевым, ‬развитие отношений героя и помощника.Пугачев захватывает крепость, и Гринев оказывается пленником мятежных казаков. Такова исходная беда. В этой ситуации Гринев встречается со своим помощником, обещавшим ему вечную благодарность за заячий тулупчик. Однако весь круг функций, связанных с дарителем, повторяется вторично. Пугачев вновь случайно появляется на жизненном пути Гринева: Савельич узнает в предводителе войска недавнего вожатого. Пугачев оставляет Гриневу жизнь, и это является расплатой за помощь Гринева. Но позже даритель вновь подвергает героя испытанию, выспрашивая его и предлагая поступить к нему на службу. Гринев снова с честью выдерживает испытание, давая правдивые и искренние ответы на вопросы. В награду Пугачев отпускает офицера на свободу и жалует ему лошадь, тулуп и даже полтину денег. Перед нами встреча с дарителем, испытание героя, реакция героя и оказание ему помощи.Мы видим, что первый ход «Капитанской дочки» содержит ряд функций, характерных для строения волшебной сказки, но последовательность их в ряде случаев изменена в соответствии с авторским замыслом. По своей сути, первый ход представляет собой разветвленную завязку, в которой представлены оба варианта сказочных начал. Первый вариант соотнесен с исходной недостачей и появлением дарителя и определяет дальнейшее развитие отношений Гринева и Пугачева, а второй связан с действиями антагониста и предшествует событиям второго хода.Второй ходвключает события, связанные с поездкой Гринева в пугачевский стан и освобождением Маши из рук Швабрина (главы 10‬12).Вначале представлена ситуация недостачи: Гринев живет в Оренбурге, а его возлюбленная осталась в захваченной мятежниками крепости, в полной власти злейшего врага Гринева.Швабрин держит Машу в плену и вынуждает ее на брак с ним. Тем самым он выполняет функцию антагониста, похитившего царевну, ‬вредительство.Вскоре Гринев во время вылазки встречает урядникаизБелогорской крепости. Он выполняет функцию посредничества ‬оповещает героя о беде, передавая ему письмо от Маши, в котором она просит Гринева о помощи. Генерал в Оренбурге остается глух к просьбам офицера, и тогда Гринев принимает решение в одиночку отправиться на выручку возлюбленной. В структуре волшебной сказки этому соответствует функция начинающегося противодействия.За этим следует отправка героя на поиски: Гринев в сопровождении Савельича выезжает из Оренбурга.Когда Гринев проезжает мимо Бердской слободы, его захватывают в плен и препровождают к Пугачеву. Так происходит новая встреча героя и дарителя. Она в какойто мере тоже является случайной, так как Гринев не ищет встречи сознательно, хотя и не исключает такой вероятности.Гринева приводят во «дворец» Пугачева, который вместе с советниками допрашивает офицера. Гринев убеждает их в чистоте своих намерений и просит помощи. Так в третий раз повторяется испытание дарителя. Гринев выдерживает его благодаря своему мужеству и честности, и Пугачев принимает решение сопровождать Гринева в Белогорскую крепость.Для волшебной сказки характерно подобное утроение отдельных функций. Но в сказке это именно повторение одного и того же действия, и результат следует лишь после третьего раза. Например, клубочек приводит Ивана сначала к одной сестре, потом к другой, и лишь третья сестра указывает ему путь; царь задает герою три задачи и лишь после этого отдает ему дочь и т.п. В «Капитанской дочке» очередное испытание дарителя приводит всякий раз к новому результату: в первый раз Пугачев оставляет Гриневу жизнь, во второй ‬отпускает на волю с дарами, в третий ‬помогает выручить из плена возлюбленную. Весь круг функций дарителяпомощника повторяется трижды, и в этом одно из отличий пушкинского сюжета от волшебной сказки.Пугачев в своей кибитке везет Гринева в Белогорскую крепость. Это функция пространственного перемещения, характерная для волшебного помощника.За пространственным перемещением в волшебной сказке следует борьба героя и антагониста. Они вступают в сражениелибо используют иные формы состязания. В романе Швабрин и Гринев вступают в спор: каждый из них старается убедить Пугачева в своей правоте и обвинить соперника во лжи.Следующая функция, выделенная Проппом, ‬победа героя над антагонистом. Пугачев верит именно Гриневу.Далее идет ликвидация беды или недостачи: Пугачев помогает влюбленным воссоединиться, и Гринев с Машей навсегда покидают Белогорскую крепость.Второй ход структурно наиболее соответствует волшебной сказке, так как здесь присутствуют все основные функции и последовательность их остается неизменной.Третий ходохватывает 13‬14 главы, где речь идет о пребывании Гринева в отряде Зурина, его аресте и последующем освобождении по ходатайству Маши Мироновой.Тринадцатая глава описывает пленение Гринева и Маши отрядом Зурина и их последующее освобождение. Здесь завершается сюжетная линия, берущая начало от первого хода и связанная с отношениями персонажей, в которых Гринев выступает как прошедший испытаниегерой, а Зурин ‬как награждающий его даритель. Зурин принимает Гринева в отряд, они сражаются с войсками Пугачева. Затем приходит приказ об аресте Гринева, и его препровождают в следственную комиссию. Гринев узнает,что его арестовали на основании показаний Швабрина. Этот поступок можно расценивать как новое вредительство, создающее новую ситуацию недостачи.Далее в центре повествования оказывается Маша Миронова. Перед нами встает проблема: как расценивать ее дальнейшие действия по освобождению Гринева? Переходят ли к ней функции героя, чего не можетбыть в волшебной сказке? Или она выполняет иную функцию?Пребывание Маши в доме Гриневых сопровождается вновь относительным благополучием: родители приняли девушку как родную, полюбили ее и начали желать женитьбы своего сына на дочери капитана Миронова.Исходное равновесие нарушается, когда распространяется слух об аресте Гринева, а вслед за этим приходит письмо от князя Б., уже определенно сообщающего о ссылке Петра Андреевича на вечное поселение в Сибирь. Письмо выполняет функцию посредничества, сообщая о несчастье.Маша решает отправиться в столицу и ходатайствовать за Гринева перед императрицей. Она едет в Петербург, случайно встречает императрицу на прогулке, беседует с ней и убеждает ее в невиновности своего жениха. Императрица полностью оправдывает Гринева. Гринев и Маша женятся и живут долго и счастливо.Центральным событием здесь является беседа Маши с императрицей. Перед нами случай ассимиляции способов исполнения функций. Можно определить эту беседу как испытание дарителя либо как трудную задачу. В зависимости от этого третий ход представляет собой самостоятельную последовательность функций, отличную от структурыволшебной сказки, либо продолжение второго хода, соответствующее законам сказочного сюжета.Обратимся вновь кпринципуопределения функции по ее последствиям. Если следствием выполнения задачи является получение волшебного средства (либо обещание услуг), перед нами испытание дарителя. Если результатом становится добыча искомого персонажа, мы определяем трудную задачу.В данном случае следствием разговора Маши с императрицей является освобождение Гринева, то есть ликвидация начальной беды. Значит, перед нами трудная задача. Поскольку разрешение задач входит в круг действий волшебного помощника, Маша выполняет именно эту функцию.В 13‬14 главахотсутствует ряд важных функций: встреча с дарителем, получение волшебного средства, бой с антагонистом. Их место занимают функции, характерные для продолжения волшебной сказки: повторное вредительство, трудная задача, разрешенная помощником, восстановление доброго имени героя, наказание врага и женитьба. Все это позволяет считать третий ходпродолжением второгохода, связанным с ситуацией повторного вредительства и обладающим особым набором функций.Многие функции логически объединяются по отдельным кругам, которые соответствуют определенным исполнителям. На основании этого Пропп выделяет основных персонажей волшебной сказки. Это герой, антагонист, ложный герой, царевна, даритель, помощник, отправитель. Ложный герой присутствует лишь в некоторых сказках, афункции дарителя и помощника могут быть объединены в одном персонаже.В «Капитанской дочке» центральными персонажами являются Гринев, Пугачев, Маша Миронова, Швабрин. Среди прочих можно особо выделить Савельича ‬верного спутника Гринева, Зурина, родителей Гринева и Мироновых, императрицу. Определим, как они соотносятся с персонажами волшебной сказки, обобщив вышеизложенные наблюдения.Повествование разворачивается вокруг судьбы Гринева, ведется от его лица. С Гриневым связаны следующие функции: отправка на поиски, реакция на испытания дарителя, борьба с антагонистом и одержание победы, свадьба. Этот круг действий в общих чертах повторяется как в первой, так и Вов торой части и полностью соответствует функциям героя.Для сказочного героя характерны также определенные атрибуты. Это особая форма появления героя ‬чудесное рождение, которое обычно сопровождается пророчеством о судьбе героя. Рассказывается о быстром росте героя, о его превосходстве над братьями.В «Капитанской дочке» повествуетсяоб обстоятельствах рождения Гринева: еще будучи в утробе матери, он становится солдатом Семеновского полка.Это можно считать своеобразным пророчеством о судьбе героя. У Гринева было девять братьев и сестер, которые умерли во младенчестве. Герой какимто образом отмечен судьбой, раз выжил один из всех. До шестнадцати лет Гринев ничего не делает и растет недорослем, подобно тому как сказочный герой иногда лежит на печи тридцать лет и три года, зато потом проявляет чудеса силы и сообразительности. И Гринев, вырвавшись изпод родительского крыла, после первых юношеских выходок демонстрирует необыкновенные для неопытного домашнего воспитанника рассудительность, честность и мужество. Даже шпагой он владеет не хуже бретера Швабрина! Исследователи поразному объясняют такой поворот событий. На наш взгляд, одной из причин является связь образа Гринева с фольклорной моделью героя.Не менее ярким в романе является образ Пугачева, воплотивший в себе одновременно злую силу, изменившую жизнь Гринева, и милосердие, восстановившее утраченное героем благополучие. Эта двойственность образа Пугачева позволила С.З. Агранович и Л.П. Рассовской определить его как антагониста и волшебного помощника в одном лице.Выясним, так ли это, рассмотрев круг действий и атрибуты персонажа.Пугачев и в первой, и во второй части появляется случайно. Особенно сказочным представляется его появление в первой части, когда он возникает из снежного буранаподобно оборотню: «…воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк или человек» . Отметим, что в волшебной сказке волк часто является помощником героя. Далее Пугачев испытывает Гринева, в первой части демонстрируя ему свое бедственное положение, во второй ‬задавая вопросы. После того как герой выдерживает испытание, Пугачев обещает ему свою помощь, выводит его в первой части к умету, а во второй ‬отвозит в Белогорскую крепость, помогает выручить машу из рук Швабрина. Таким образом, ему присущи следующие функции: испытание, снабжение волшебным средством (в форме обещания своих услуг), пространственное перемещение героя, ликвидация начальной беды или недостачи. Эти функции характерны для дарителя и волшебного помощника, которые объединяются в лице Пугачева. Способ включения в повествование ‬случайное появление ‬также характерен для дарителя. С точки зрения структуры сюжета Пугачев не является антагонистом, так как не выполняет его функций.Роль антагонистав романе играет Швабрин. Он соответствующим образом включается в действие: сначала представляет собой часть исходной ситуации, позже отыскивается Гриневым. Швабрин выполняет следующие функции: выведывание, подвох, вредительство, бой с героем.Некоторую сложность представляет определение роли Швабрина в последних главах. Для продолжения волшебной сказки, связанного с новым вредительством, характеренособый тип вредителя‬ложный герой, который обманом похищает добычу героя и предъявляет необоснованные притязания, выдавая себя за него.Швабрин не может встать на место Гринева, но, оговаривая его, низводит его до положения такого же арестанта, возможно, желая не только отомстить сопернику, но и смягчить свою участь. Сказказаканчивается наказанием ложного героя. Об участи Швабрина нам ничего не известно, однако мы можем сделать предположение, основываясь на судьбе первого прототипа пушкинского мятежного дворянина ‬Шванвича, который умер в ссылке, не дождавшись амнистии(см.). Однако в третьей части Швабрин появляется лишь эпизодически, что позволяет считать его основной ролью роль антагониста.Маша Миронова также совмещает в себе функции двух персонажей: царевны и волшебного помощника. Во второй части она похищена у героя антагонистом и является предметом его поисков. Здесь Маша выступает как царевна. Царевна в сказках узнает подлинного героя и обличает обидчика. К данным функциям можно отнести слова Маши в разговоре с Пугачевым, когда девушка бросается и Гриневу и говорит, что Швабрин лжет и никогда не был ее мужем.В третьей части Маша выполняет уже иные функции. Она разрешает трудную задачу, убеждая императрицу прислушаться к ее доводам в пользу Гринева, и ликвидирует своим заступничеством начальную беду. Эти функции характерны для волшебного помощника. Выполнив их, Маша возвращается к роли царевны, выходя замуж за героя. Родители Гринева играют роль отправителей: они посылают Гринева на службу и дают ему наказ.Зурин выступает в качестве волшебного помощника. Испытанием для героя является выплата карточного долга в ответ на нужду ротмистра в деньгах. Императрица появляется в тексте лишь эпизодически. Она задает Маше трудную задачу, хоть и в косвенной форме, а также наказывает вредителя Швабрина. Эти функции в сказке выполняют царевна и ее отеццарь.Что касается Савельича, он не выполняет какихлибо функций, определяющих развитие действия по сказочным законам. Верный слугаповсюду сопровождает Гринева и во всем разделяет его судьбу, являясь своеобразным комическим двойником героя(подробнее см. ).Таким образом, фабула «Капитанской дочки» обнаруживает большую структурную близость к волшебной сказке. Особенно это справедливо для 10‬12 главы,где логика чудесного спасения персонажей поддерживается на уровне фабулы. Мы можем говорить о глубокой связи Пушкина с фольклорными традициями, основываясь на данных, предоставленных анализом структуры текста.

Азадовский М.К. Пушкин и фольклор // Азадовский М. К. Литература и фольклор: Очерки и этюды. Л.: Художественная литература, 1938.С. 5‬64.3.Благова Г.Ф. Пословица в повести «Капитанская дочка» // Русская речь. 1999. № 6. С. 93‬97.4.Шмид В. Проза как поэзия: Пушкин, Достоевский, Чехов, авангард. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. 352 с.5.Данилова Г.Е. Пословицы и поговорки в композиции произведений А.С.Пушкина (на материале повести «Капитанская дочка») // Материалы Пушкинской научной конференции 12 марта 1995 г. Киев, 1995. С. 43‬45.6.Алпатов С.В. Историческая проза Пушкина в свете фольклорных жанров// Университетский пушкинский сборник. М.: Издательство МГУ, 1999. С. 83‬88.7.Медриш Д.Н. У истоков пушкинских изречений // Московский пушкинист: Ежегодный сборник. Вып. VIII. М.: Наследие, 2000.С. 157‬168.8.Михайлова Н.Н. Народное красноречие в «Капитанской дочке» // Пушкин: Исследования и материалы. Т. XIV. Л.: Наука, 1991. С. 253‬257.9.Шкловский В.Б. Тетива: О несходстве сходного. М.: Советский писатель, 1970. 376 с.10.Сапожков С. Фольклорносказочные мотивы в «Капитанской дочке» А.С.Пушкина // Литература в школе. 1986. № 1. С. 66‬68.11.Сим Джи Ен. Повесть А. С. Пушкина «Капитанская дочка»: движение истории и развитие характеров: дис. … канд. филол. наук. СПб., 2003. 168 с.12.Агранович С.З., Рассовская Л.П. Миф, фольклор, история в трагедии «Борис Годунов» и в прозе А. С. Пушкина. Самара: Издательство «Самарский университет», 1992. 214 с.13.Пушкин А.С. Капитанская дочка // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в 10 т. Т. VI: Художественная проза. М.: Наука, 1964.14.Оксман Ю.Г.Пушкин в работе над романом «Капитанская дочка»// Пушкин А.С. Капитанская дочка. Л.: Наука. Ленингр. отдние,1984. С. 145‬199. (Лит. памятники).URL:http://febweb.ru/feb/pushkin/texts/selected/kdo/kdo145.htm(дата обращения: 23.03.2014).15.Марусова И.В. Два этюда о «Капитанской дочке» А.С. Пушкина // Филологическому семинару ‬40 лет: сборник трудов научной конференции. Смоленск: Издво СмолГУ, 2008. Т. 1. С. 139‬155.

Marusova Irina VladimirovnaPhD, Assistant professor of Literature and Methods of Teaching of Smolensk State University (Smolensk)The Structure of Fairy Tail in A.S. Pushkin’s Novel «The Captain"s Daughter»Abstract. The article discusses A.S. Pushkin’s novel «The Captain"s Daughter»in terms of its compliance with the plot structure of a fairy tale, establishedby V.Y. Propp. The main functions of fairy tale plot are not only found in the text of the novel, but their traditional sequence is largely retained and characters correlate with the folk model. This suggests that «The Captain’s Daughter» is deeply connected with folk traditions on the basis of the analysis of the text structure.Key words:A.S. Pushkin; «The Captain"s Daughter»; V.Y. Propp; fairy tale; plot; function.

Гинеева Баирма

В работе проанализированы фольклорно-сказочные мотивы повести "Капитанская дочка"

Скачать:

Предварительный просмотр:

МАОУ «Петропавловская средняя общеобразовательная школа №1»

Джидинский район

Республика Бурятия

Научно-практическая конференция «Шаг в будущее»

Секция: «Литература XIX век»

Тема: Фольклорно-сказочные мотивы в повести

«Капитанская дочка» А. С. Пушкина.

Выполнила: Гинеева Баирма,

ученица 9 «Г» класса

МАОУ «Петропавловская СОШ №1»

Научный руководитель:

Шестакова В.Н.,

Учитель русского языка и литературы

Петропавловка, 2013 г

План.

  1. Вступление.
  2. Основная часть
  1. Роль фольклорных элементов в повести А.С.Пушкина «Капитанская дочка»
  2. Речь и образ Пугачева как показатель использования народнопоэтической основы
  3. Странно-сказочные ситуации в повести
  4. Использование сказочных элементов в повести
  5. Народно-сказочная трактовка образов
  1. Заключение.

Аннотация.

Данная работа посвящена анализу повести А.С.Пушкина «Капитанская дочка» с точки зрения присутствия в ней фольклорно-сказочных мотивов. Ученица рассматривает речь и образ Пугачева как показатель использования народнопоэтической основы, говорит о странно-сказочных ситуациях в повести, анализирует Использование сказочных элементов в повести.

Введение.

«Капитанская дочка», созданная в 1836 году, стала своеобразным художественным завещанием Пушкина: она оказалась последним произведением поэта, опубликованным при жизни. В повести находят свое завершение и концентрированное выражение многие идейные и творческие искания пушкинской мысли 1830-х годов: роль народа и сильной личности в истории, историческая закономерность и этическая оправданность «бунта» и тесно с ней связанная проблема гуманизма, «милости к падшим» и многое другое.

Среди проблематики произведения, отражающей важнейшие стороны пушкинской реалистической эстетики, особое значение приобретает вопрос использования фольклорно-сказочных мотивов в повести.

Цель нашей работы : определить место и роль фольклорно-сказочных мотивов в повести А.С.Пушкина «Капитанская дочку».

Задачи:

  1. проанализировать речь героев повести
  2. определить типичные черты героев с точки зрения фольклорно-сказочных мотивов
  3. указать текстовую перекличку повествовательного стиля повести со стилем пушкинских сказок.

Гипотеза : если считать, что фольклор есть отражение восприятия народом действительности, то можем предположить, что именно через фольклор Пушкин пытался выразить такие важнейшие для него категории, как народность и историзм.

Объект исследования: повесть А.С.Пушкина «Капитанская дочка»

Предмет исследования: фольклорно-сказочные мотивы в повести А.С.Пушкина «Капитанская дочка»

Актуальность нашей работы не подлежит сомнению, так как интерес к творчеству А.С.Пушкина постоянен, а фольклорные мотивы всегда занимали одно из ведущих мест в его творчестве и были источником вдохновения.

Основная часть.

В специальной литературе написано много работ, в которых говорится о том, что фольклор в художественной системе «Капитанской дочки» выступает на правах важнейшего идейно и стилеобразующего фактора.

Веселова Т.С., говоря о роли фольклорных элементов в поэтике «Капитанской дочки», полагает, что содержание фольклорного мира повести отнюдь не исчерпывается теми народно - поэтическими реалиями, которые непосредственно присутствуют в тексте. Она имеет в виду эпиграфы из народных песен, пословицы и поговорки в речи героев, калмыцкая сказка об орле и вороне, разбойничья песня «Не шуми, мати зеленая дубравушка…» и др. Все это так называемые факты явного, «чистого» фольклоризма, без учета которого невозможно понять ни смысл авторской позиции в «Капитанской дочке», ни сущность многих ее образов. Этот аспект фольклоризма пушкинской повести достаточно обстоятельно и глубоко обследован в пушкиноведческой науке и широко внедрен в практику школьного изучения повести.

Однако, в «Капитанской дочке» есть факты внутреннего, «скрытого» фольклоризма, обнаруживающее себя не только в собственно фольклорных реалиях, но и в своем стиле повествования, его сюжетно-композиционных приемах, складе мышления героев и – в конечном счете – авторском историческом мироощущении, авторском видении мира. Вывод Т. С. Веселовой справедлив: в «Капитанской дочке» фольклорные образы и мотивы, очевидно, нужно воспринимать на только как компоненты произведения, а как народно – поэтическую стихию, пропитавшую весь текст.

Действительно, «Капитанская дочка» вся именно пропитана народно-образной стихией художественного творчества. Наша задача почувствовать эту стихию, определить ее значение и место в системе историзма пушкинской повести, которое приблизит нас к пониманию роли фольклора в реалистическом методе А.С.Пушкина.

Присмотримся повнимательнее к речи Пугачева. Уже в самом стиле его фраз явно чувствуется аромат народно - поэтического слова:

- «Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я государь».

- «Кто из моих людей смеет обижать сироту?.. будь он семи пядей во лбу, а от суда моего не уйдет».

- «Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь».

Везде отчетливо слышаться фольклорные интонации, носящий былинно-сказочный, легендарный оттенок. Причем достигается это Пушкиным не за счет приемов внешней стилизации, а в результате стремления выразить глубинные качества народного национального мышления через характерные особенности синтаксического, ритмико-интонационного и образного строя народной речи.

Поэт не делает народный язык архаичным, устаревшим, не пытается нарочито дополнить его диалектно-просторечной лексикой, Пушкин без нажима придает народно-разговорному стилю фольклорно-сказочный колорит. Этому способствуют народно - поэтическая лексика («красная девица», «сирота»), пословичные фразеологизмы («семи пядень во лбу», «ступай … во все четыре стороны»), а также интонация царского заступничества, мудрого великодушия, свойственная легендарно-героическому пафосу былин и волшебных богатырских сказок.

Согласно фольклорной традиции, разбойник – это не злодей, а мститель, карающий неправедных людей, защитник сирот. Сходную смысловую нагрузку получает в народной сказке и волшебный помощник. С легендами о Пугачеве как о народном царе-заступнике поэт во множестве вариаций встречался во время своего путешествия по Оренбуржью.

В «Капитанской дочке» все действительно совершается, как в сказке, странным, необычным образом. «Странное знакомство», «странная дружба», «странные происшествия», «странное сцепление обстоятельств» – вот тот далеко неполный перечень формул со словом «странный», которыми Гринев пытается охарактеризовать особенность своих отношений с «народным государем Пугачевым». Сказка могла подсказать Пушкину не только внешние черты, но и сам тип героя.

Гринев ведет «семейственные записки», отправляясь в дорогу, получает родительский наказ. О народнопоэтической основе наказа говорит и та пословичная форма, в которую он облекается: «Береги честь смолоду». В вихре исторического восстания он оказывается, побуждаемый, в конечном счете, личными причинами: Гринев ищет свою невесту – дочь казненного капитана Миронова, Машу.

Именно преломление социального через призму личных, частных интересов героя определяет сферу изображения действительности в народной волшебной сказке.

Сказка впервые открыла «большой» литературе ценность отдельной человеческой судьбы. Человек менее всего интересен сказке официальной, государственной стороной своей деятельности, герои привлекают сказку, прежде всего как обычные люди, подверженные гонениям, житейским неурядицам, превратностям судьбы. Характерно, что Маша в представлении Пугачева (на которое натолкнул Гринев) не дочь капитана правительственных войск, а своего рода невинно гонимая «сирота», которую «обижают». И Пугачев, подобно сказочному помощнику, едет выручать невесту, которую ищет Гринев. Таким образом, между Пугачевым и Гриневым в повести устанавливается неофициальный, человеческий контакт, на котором и основана их «странная дружба».

Сказочная ситуация дает героям возможность в отдельные моменты отступить от закономерной логики своего общественного поведения, поступать наперекор законам своей социальной среды, обращаясь к нормам общечеловеческой этики. Но сказочная идиллия рушится, как только «сирота», которую «спасал» Пугачев, в действительности оказывается дочерью казненного им Миронова. О резкой перемене настроения Пугачева красноречиво говорят его «огненные глаза», устремленные на Гринева. Суровая логика исторической реальности готова положить конец «странному согласию» между героями, но тут-то и проявилось истинное великодушие «народного царя».

Он оказался способен стать выше исторических интересов того лагеря, к которому сам принадлежит, истинно по-царски, вопреки всякой «государственной» логике, даруя Гриневу и Маше радость спасения и человеческого счастья: «Казнить так казнить, жаловать так жаловать: таков мой обычай. Возьми себе свою красавицу; вези ее куда хочешь, и дай вам бог любовь да совет!»

Таким образом, Пугачев в конечном итоге довершает взятую им на себя роль сказочного спасителям «невинно гонимой» «сироты», внемля просьбе Гринева: «Доверши как начал: отпусти меня с бедной сиротою, – куда нам бог путь укажет».

Народно-сказочное по своим истокам признание ценности отдельной человеческой судьбы, сострадание к ее «малым», «низким» с точки зрения общественно-исторической необходимости заботам и потребностям, концепция подчеркнуто личного – не общественного – успеха человека – все это, уходящее своими корнями в народное мироощущение волшебной сказки, дает жизнь «странной дружбе» между Пугачевым и Гриневым в пушкинской повести. Их отношения завязываются не в пылу военных сражений, а на случайном перепутье, в случайной встрече (отсюда так велика роль случая в судьбе народно-сказочного героя), где официальная, ранговая этика поведения отступает на второй план; первостепенное значение приобретают здесь чисто человеческие, непосредственно контактные связи между людьми. «Заячий тулупчик» положил начало тем «странным» взаимоотношениям дворянина и бунтовщика, когда они оказались способными отказаться от свойственного каждому социального стереотипа мышления, подняться над жестокими законами этики своего социального круга.

При этом Пушкин не погрешил против исторической и художественной правды. «Странное согласие», достигнутое между Пугачевым и Гриневым, это не следствие произвольных утопических настроений автора повести. Оно потому и странное, что не устраняет объективного исторического противостояния социальных лагерей, которое осознается и художественно воплощается Пушкиным именно как объективное. Автор отчетливо видит неизбежность противостояния господ и народа, закономерно приводящее к бунту, которому дворянин Гринев дает выразительную оценку – «бессмысленный и беспощадный».

Важно подчеркнуть, что в трактовке характера Пугачева как милосердного, великодушного царя Пушкин опирался не только на сказочно-легендарную основу народно-поэтического мышления, но и на реальные историко-документальные факты. Как известно, поэт тщательно изучил весь «архив» «штаба» пугачевского восстания. Среди многочисленных документов внимание его, несомненно, привлекли так называемые «манифесты» Пугачева. В заглавном титуле одного из них содержится многочисленная автохарактеристика «крестьянского царя», в которой он себя именует как «российского войска содержатель и великого государя, и всех меньших и больших уволитель и милосердом сопротивникам казнитель, …меньших почитатель же, скудных обогатетель».

Строки о «милосердном сопротивникам казнителе» и «скудных обогатетеле», без сомнения, могли записать в художественную память автора «Капитанской дочки». От его острого взгляда, очевидно, не укрылось то обстоятельство, что в формулах, подобных вышеприведенной, отчетливо явилось сознательное желание Пугачева «подать» свою личность «мужицкого царя» в форме, наиболее близкой и понятной казацким массам, т.е. окрашенной в тона народно-поэтической образности, в своей основе сказочно-легендарной.

Ведь, согласно легенде о самозванстве, Пугачев был сродни тому меньшему крестьянскому сыну, который, сказочно преодолев все преграды, преобразился в чудесно-прекрасный облик понятного и близкого народу царя-батюшки, царя-заступника. В сознании казаков Пугачев как бы вышел из сказки и своею деятельностью продолжил эту сказку. Сказка заканчивается вступлением героя на царский трон. Пугачев-царь уже одним фактом своего реального существования обязан был оправдать чаяния широких народных масс, желавших увидеть конкретно-практическое осуществление своих сказочных идеалов.

Так легенда о самозванстве «мужицкого царя» органично вобрала в себя сказочное содержание, образовав в таком единстве стихию исторического миросозерцания народа, которая была почувствована Пушкиным и в исторических преданиях о Пугачеве, и в документально-биографических обстоятельствах его жизненной судьбы.

На момент формирования замысла «Капитанской дочки» приходится, как известно, период интенсивной работы Пушкина над созданием собственного сказочного цикла. Сказки для Пушкина были той творческой лабораторией, в которой он, постигая законы народно-сказочного мышления, подготавливал свои будущие формы литературного повествования, стремясь, по собственному признанию, выучится говорить по сказочному, но не в сказке. Этой способности Пушкин в полной мере достиг в «Капитанской дочке», чему ярким доказательством служит явная текстовая перекличка повествовательного стиля повести со стилем пушкинских сказок.

Сравним:

Таким образом, явные совпадения – еще одно доказательство тому, что народно-сказочное миросозерцания, представленное ситуацией благодарного помощника, послужило общей основой как для собственно сказочного творчества поэта, так и для сюжетно-образной ткани исторической повести.

Представляет интерес также и общность народно-сказочной трактовки образов. Пушкин подчеркивает в своих героях ту общую черту, которую он считал важнейшей особенностью народного национального характера. И старик Савельич, и Пугачев простодушны, их поступки основаны на естественном сердечном влечении, вступающем в противоречие с логикой здравого смысла, официально принятых норм и правил поведения.

Заключение.

Таким образом, рассмотрев некоторые моменты присутствия фольклорного начала в повести А.С.Пушкина «Капитанская дочка», мы пришли к выводу, что народнопоэтическое и, в частности, сказочное творчество необходимо было Пушкину для того, чтобы лучше понять склад национального характера народа, образ его исторического мышления. Особенности этого характера поэт стремился воплотить не только в конкретно создаваемых им образах, но и в целостном художественном мире своих произведений.

Пушкин стремился к тому простодушию, младенческой простоте восприятия действительности, которая свойственна именно народному взгляду на мир. Эту простоту, живую непосредственность взгляда на явление действительности увидел Пушкин и в народной волшебной сказке.

«Капитанская дочка» - качественно новый этап в использовании Пушкиным литературной и фольклорно-сказочной основы. Простодушный, неофициальный взгляд на вещи, подкрепляемый непосредственным присутствием сказочного стиля, диалектически соединен здесь Пушкиным с высотой собственного исторического мышления.

Таков один из аспектов «скрытого», внутреннего фольклоризма «Капитанской дочки».

Список использованной литературы.

  1. Веселова Т.С. Тема мятежного народа и фольклор на уроках по повести «Капитанская дочка». М.: Просвещение, 2001
  2. Лежнева А.А. Проза Пушкина. М., - 1980, с.257
  3. Лотман Ю.М. Идейная структура «Капитанской дочки» Книга для учителя. М., - 1988, с.340
  4. Мушина И.Е. Повесть Пушкина «Капитанская дочка». Комментарии. Л.: Просвещение, 1997, с. 186-190

Рецензия

Работа ученицы 9 «Г» класса Петропавловской средней общеобразовательной школы №1 Гинеевой Баирмы посвящена повести А.С.Пушкина «Капитанская дочка»

Ученица четко определила цель и задачи своего исследования. Она анализирует произведение с точки зрения отражения в нем фольклорно-сказочных мотивов, рассматривая речь героев (Пугачев, Савельич, Гринев), их типичные черты, находит примеры текстовой переклички повести «Капитанская дочка» со сказками Пушкина.

Ход работы подтверждает выдвинутую гипотезу: если считать, что фольклор есть отражение восприятия народом действительности, то можем предположить, что именно через фольклор Пушкин пытался выразить такие важнейшие для него категории, как народность и историзм.

Ученица приложил достаточно усилий, чтобы поставленная проблема была раскрыта полно.

Работа написана доступным для понимания языком. Примеры, представленные в работе, наглядно иллюстрируют положения, выдвигаемые Гинеевой Б.

Выводы, сделанные ученицей, аргументированы и точны.

Шестакова В.Н.,

Учитель русского языка и литературы.

ФОЛЬКЛОРНО–СКАЗОЧНЫЕ МОТИВЫ В ПОВЕСТИ А.С. ПУШКИНА «КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА»

Ивановская Юлия

класс 9 «Б»,МБОУ «СОШ № 37», г. Кемерово

Бондарева Вера Геннадьевна

научный руководитель,преподаватель русского языка и литературы, МБОУ «СОШ № 37», г. Кемерово.

«Капитанская дочка» ― вершинное произведение пушкинской художественной прозы ― была написана в тридцатые годы прошлого столетия, в эпоху мрачного николаевского царствования, за четверть века до отмены крепостного права. Стоит лишь мысленно представить себе те всеобъемлющие перемены, которые произошли за эти минувшие полтора столетия, как становится ощутимой «дистанция огромного размера», отделяющая нас, современников космической эры, от пушкинской неторопливой эпохи.

Чем стремительнее с каждым годом общественный и научный прогресс, тем труднее становится постигать в полной мере «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой» времен восстания Пугачева ― ведь между грозной крестьянской войной 1773―1775 годов и нашей современностью пролегло два столетия бурных исторических событий. Пушкин застал еще в живых некоторых очевидцев пугачевского движения, да и вся социальная структура общества оставалась при нем по существу прежней. Различные административные реформы, большинство из которых падает на царствование Александра I, не изменили социальной крепостнической сути царской России. По-прежнему остался неизменным политический строй страны, лишенной гражданских прав. Недаром призрак новой пугачевщины витал над николаевской Россией. Если бы «Капитанскую дочку» начали изучать в те годы, то вряд ли понадобился бы подробный комментарий: его заменяла сама жизнь, повторявшая в основных чертах социальные конфликты пугачевского движения.

Пушкин не злоупотреблял архаизмами. Однако в тексте его исторической повести мы встречаем много устаревших слов. Кроме того, некоторые слова и выражения, не перейдя в разряд архаизмов, изменили свой смысл, приобрели другие смысловые оттенки. Теперь многие страницы «Капитанской дочки» трудно понять без подробного общественно-исторического, бытового, лексического и литературоведческого комментария.

Поэтому необходимо не только внимательное прочтение художественной прозы Пушкина для эстетического наслаждения, но и для понимания исторических процессов невозвратно ушедшего времени. Когда читаешь произведение, обостряется интерес к вопросам истории, к бесконечно многообразным и сложным взаимоотношениям людей.

«Капитанская дочка», созданная в 1836 го­ду, стала своеобразным художественным за­вещанием Пушкина: она оказалась последним произведением поэта, опубликованным при его жизни. В повести находят свое заверше­ние и концентрированное выражение многие идейные и творческие искания пушкинской мысли 1830-х годов.

Среди проблематики произведения, отра­жающей важнейшие стороны пушкинской реа­листической эстетики, особое значение при­обретает вопрос о роли и месте в ней фоль­клорного начала, поскольку именно через фольклор Пушкин пытался в это время диа­лектически синтезировать такие важнейшие для него категории, как народность и исто­ризм.

О том, что фольклор в художественной си­стеме «Капитанской дочки» выступает на пра­вах важнейшего ее идейно- и стилеобразующего фактора, написано множество различ­ного рода работ.

Справедливо полагается, что содер­жание фольклорного мира повести не исчерпывается теми народно- поэтическими реалиями, которые непосредственно присут­ствуют в тексте, ―имеютс я в виду эпиграфы из народных песен, пословицы и поговорки в речи героев, калмыцкая сказка об орле и во­роне, разбойничья песня «Не шуми, мати зе­леная дубровушка...» и др. Все это так назы­ваемые факты явного, «чистого» фольклориз ма, без учета которых невозможно понять ни смысл авторской позиции в «Капитанскойдочке», ни сущность многих ее образов. Этот аспект фольклоризма пушкинской повести достаточно обстоятельно и глубоко обследован в пушкиноведческой науке.

Однако в «Капитанской дочке» есть факты внутреннего, «скрытого» фольклоризма, об­наруживающие себя не только в собственно фольклорных реалиях, но и в самом стиле повествования, его сюжетно-композиционных приемах, складе мышления героев ―и ―в ко­нечном счете ―авторском историческом ми­роощущении, авторском видении мира. В «Капитанской дочке» фольклорные образы и мотивы, оче­видно, нужно воспринимать не только как компоненты произведения, а как народно­поэтическую стихию, пропитавшую весь текст.

Действительно, «Капитанская дочка» вся пронизана народно-образной сти­хией художественного творчества. Помочь почувствовать эту стихию, определить ее значение и место в системе исто­ризма пушкинской повести ―важная задача, реше­ние которой приблизило бы нас к по­ниманию в той или иной степени роли фоль­клора в реалистическом методе Пушкина.

Присмотримся повнимательнее к речи Пу­гачева. Уже в самом ритмико-стилистическом рисунке его фраз явно слышатся народно-поэтические слова:

· «Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я государь».

· «Кто из моих людей смеет обижать си­роту? Будь он семи пядень во лбу, а от суда моего не уйдет».

· «Казнить так казнить, миловать так ми­ловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь».

Везде отчетливо слышатся фольклорные ин­тонации, носящие былинно-сказочный, леген­дарный оттенок. Причем достигается это Пуш­киным не за счет приемов внешней стилиза­ции, а в результате стремления выразить глубинные качества народного национального мышления через характерные особенности синтаксического, ритмико-интонационного и образного строя народной речи. А.С. Пушкин придает народно-разговорному стилю фольклорно-сказочный колорит. Этому способствуют народно-поэти­ческая лексика («красная девица», «сирота»), пословичные фразеологизмы («семи пядень во лбу», «ступай... на все четыре стороны»), а также интонация царского заступничества, мудрого великодушия, свойственная леген­дарно-героическому пафосу былин и волшебных богатырских сказок.

Согласно фольклорной традиции, разбой­ник ―это не злодей, а мститель, карающий неправедных людей, защитник сирот. Сход­ную смысловую нагрузку получает в народ­ной сказке и волшебный помощник. С леген­дами о Пугачеве как о народном царе-за­ступнике А.С. Пушкин во множестве вариаций встречался во время своего путешествия по Орен­буржью.

В «Капитанской дочке» все действительно совершается, как в сказке, странным, необычным образом. «Странное знаком­ство», «странная дружба», «странные происшествия», «странное сцепление об­стоятельств» ―вот тот далеко не полный пе­речень формул со словом «странный», кото­рыми Гринев пытается охарактеризовать осо­бенность своих отношений с «народным государем». Сказка могла «подсказать» Пушкину не только внешние, композиционные формы повествования, но и сам тип героя.

Гринев ведет «семейственные записки», от­правляясь в дорогу, получает родитель­ский наказ (о его народно-поэтической ос­новеговорит и пословичная форма: «Береги честь смоло­ду»), в вихре исторического восстания он оказывается, побуждаемый в конечном счете личными причинами: Гринев ищет свою невесту ―дочь казненного капитана Мироно­ва, Машу.

Именно преломление социального через призму личных, частных интересов героя оп­ределяет сферу изображения действительно­сти в народной волшебной сказке.

Сказка впервые открыла «большой» лите­ратуре ценность отдельной человеческой судьбы. Человек менее всего интересен сказ­ке официальной, государственной стороной своей деятельности, герои привлекают сказ­ку прежде всего как обычные люди, подвер­женные гонениям, житейским неурядицам, превратностям судьбы. Маша в представлении Пугачева (на которое натолк­нул его Гринев) не дочь капитана правитель­ственных войск, а своего рода невинно гони­мая падчерица, «сирота», которую «обижа­ют». И Пугачев, подобно сказочному помощ­нику, едет «выручать» невесту,которую «ищет» Гринев. Таким образом, между Пуга­чевым и Гриневым в повести устанавливается неофициальный, человеческий контакт, на ко­тором и основана их «странная дружба». Сказочная ситуация дает героям возможность в отдельные моменты отступить от законо­мерной логики своего общественного пове­дения, поступать наперекор законам своей социальной среды, обращаясь к нормам об­щечеловеческой этики. Но сказочная идиллия тут же рушится, как только «сирота», кото­рую «спасал» Пугачев, в действительности оказывается дочерью казненного им Миро­нова. О резкой перемене настроения Пуга­чева красноречиво говорят его «огненные глаза», устремленные на Гринева. Суровая логика исторической реальности готова поло­жить конец «странному согласию» между ге­роями, но тут-то и проявилось истинное ве­ликодушие «народного царя».

Он оказался способен стать выше истори­ческих интересов того лагеря, к которому сам принадлежит, истинно по-царски, вопреки всякой «государственной» логике, даруя Гри­неву и Маше радость спасения и человече­ского счастья: «Казнить, так казнить, жаловать, так жаловать: таков мой обычай. Возьми се­бе свою красавицу; вези ее куда хочешь, и дай вам бог любовь да совет!»

Таким образом, Пугачев в конечном итоге довершает взятую им на себя роль сказоч­ного спасителя «невинно гонимой» «сироты», внемля просьбе Гринева: «Доверши как на­чал: отпусти меня с бедной сиротою, ―куда нам бог путь укажет».

Народно-сказочное по своим истокам приз­нание этической ценности отдельной челове­ческой судьбы, сострадание к ее «малым» заботам и потребностям, концепция подчеркнуто личного ―не общественного ―успеха человека ―все это, уходящее своими корнями в народное миро­ощущение волшебной сказки, дает жизнь «странной дружбе» между Пугачевым и Гриневымв пушкинской повести. Их отношения завязываются не в пылу военных сражений, где общественно-историческая суть каждого человека до предела обнажена, а на случайном перепутье, в случайной встрече (отсюда так велика роль случая в судьбе народно-сказочного героя), где официальная этика поведения отступает на второй план; перво­степенное значение приобретают здесь чисто человеческие, непосредственные связи между людьми. «Заячий тулупчик» по­ложил начало тем «странным» взаимоотноше­ниям дворянина и Пугачева, когда они ока­зались способными отказаться от свойствен­ного каждому социального стереотипа мыш­ления, подняться над жестокими законами своего социального круга.

При этом Пушкин не идет про­тив исторической и художественной правды. «Странное согласие», достигнутое между Пу­гачевым и Гриневым, не следствие про­извольных построений автора по­вести; оно потому и странное, что не устраняет противо­стояния социальных лагерей, которое осозна­ется и художественно воплощается Пушкиным. Автор «Капи­танской дочки» отчетливо видит неизбежность противостояния господ и народа, закономер­но приводящее к бунту, которому дворянин Гринев дает выразительную оценку ―«бес­смысленный и беспощадный».

Важно подчеркнуть, что в трактовке харак­тера Пугачева как милосердного, великодуш­ного царя Пушкин опирался не только на ска­зочно-легендарную основу народно-поэтиче­ского мышления, но и на реальные историко-документальные факты. Как известно, поэт тщательно изучил весь «архив» «штаба» пуга­чевского восстания. Среди многочисленных документов внимание его, несомненно, при­влекли так называемые «манифесты» Пугачева. В заглавном титуле одного из них содер­жится многозначительная автохарактеристика «крестьянского царя», в которой он себя именует как «российского войска содержа­тель и великого государя, и всех меньших и больших уволитель и милосердой с опротивникам казнитель, меньших почитатель же, скудных обогатетель» .

Строки о «милосердом сопротивникам казнителе» и «скудных обогатетеле», без сомне­ния, могли запасть в художественную память автора «Капитанской дочки». От его острого взгляда, очевидно, не укрылось то обстоя­тельство, что в формулах, подобных выше­приведенной, отчетливо проявилось созна­тельное желание Пугачева «подать» свою личность «мужицкого царя» в форме, наибо­лее близкой и понятной казацким массам, т. е. окрашенной в тона народно-поэтической образности, в своей основе сказочно-леген­дарной. Ведь, согласно легенде о самозванст­ве, Пугачев был сродни тому меньшому крестьянскому сыну, который, сказочно пре­одолев все преграды, преобразился в чудес­но-прекрасный облик понятного и близкого народу царя-батюшки, царя-заступника. В сознании казаков Пугачев как бы вышел из сказки и своею деятельностью продолжил эту сказку. Сказка заканчивается вступлением героя на царский трон. Пугачев-царь уже одним фактом своего реального существова­ния обязан был оправдать чаяния широких народных масс, желавших увидеть конкретно-практическое осуществление своих сказочных идеалов. Так легенда о самозванстве «мужиц­кого царя» органично вобрала в себя сказоч­ное содержание, образовав в таком единстве стихию исторического миросозерцания наро­да, которая была почувствована Пушкиным и в исторических преданиях о Пугачеве, и в документально-биографических обстоятельст­вах его жизненной судьбы.

Народно-поэтическое и, в частности, ска­зочное творчество необходимо было Пушки­ну для того, чтобы лучше понять склад на­ционального характера народа, образ его ис­торического мышления. Особенности этого характера поэт стремился в последний пе­риод творчества воплотить не только в кон­кретно создаваемых им образах, но и в цело­стном художественном мире своих произве­дений.

На момент формирования замысла «Капи­танской дочки» приходится, как известно, пе­риод интенсивной работы Пушкина над соз­даниемсобственного сказочного цикла. Сказ­ки для Пушкина были той творческой лабо­раторией, в которой он, постигая законы народно-сказочного мышления, подготавливал свои будущие формы литературного повест­вования, стремясь, по собственному призна­нию, выучиться говорить по ―сказочному, но не всказке. Этой способности Пушкин в полной мере достиг в «Капитанской дочке», чему ярким доказательством служит явная текстовая перекличка повествовательного сти­ля повести со стилем пушкинских сказок. Возьмем, к примеру, «Сказку о рыбаке и рыбке». Можно сравнить:

1. «Сказка о рыбаке и рыбке»:

Рыбка: «Отпусти ты, старче, меня в мо­ре! //Дорогой за себя дам откуп п: // Откуп­люсь чем только пожелаешь».

Старик: «Бог с тобой, золотая рыбка! // Твоего мне откупа не надо; // Ступай се­бе в синее море, // Гуляй там себе на про­сторе».

2. «Капитанская дочка» (глава «Приступ»):

Савельич: «Отец родной!.. Что тебе в смер­ти барского дитяти? Отпусти его; за него тебе выкуп дадут».

Пугачев: «Казнить, так казнить, миловать, так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь».

Таким образом, явные совпадения ―еще одно доказательство тому, что народно-ска­зочное эпическое миросозерцание, представ­ленное ситуацией благодарного помощника, послужило общей основой как для собствен­но сказочного творчества поэта, так и для сюжетно-образной ткани исторической пове­сти.

В 1830-е годы Пушкин стремился к тому простодушию, младенческой простоте вос­приятия действительности, которая свойствен­на именно народному взгляду на мир. Поэт пишет о «простодушии гения» (такой, по его представлению, гений Моцарта), об «иноче­ской простоте» исторических размышлений Карамзина, о «веселости» повестей Гоголя, «простодушной и вместе с тем лукавой. Пушкин прямо указывает на то, что в характере Пимена он отразил образ мыс­лей древнего летописца: «простодушие, уми­лительная кротость, нечто младенческое и вместе мудрое...» .

Эту простоту, живую непосредственность взгляда на явления действительности увидел Пушкин и в народной волшебной сказке. В прозе 1830-х годов отчетливо видны попытки писателя создать особую жанрово-стилевую общность. Существенное место в этой общности отводилось фольклорно-сказочной стилевой основе. Именно она, эта основа, чувствуется и в языке, сюжете «Повестей Белкина», композиционно объединенных об­разом простодушного рассказчика.

«Капитанская дочка» ―качественно новый этап в синтезировании Пушкиным литератур­ной и фольклорно-сказочной основы. Просто­душный, неофициальный взгляд на вещи, подкрепляемый непосредственными реминисценциями сказочного стиля, диалектически соединен здесь Пушкиным с высотой собст­венного исторического мышления. Очевидно, далеко не случаен тот факт, что в перечне статей, намечавшихся Пушкиным для журнала «Современник», названия «О Пугачеве» и «Сказки» стоят рядом.

Таков один из аспектов «скрытого», внут­реннего фольклоризма «Капитанской дочки».

Список литературы:

  1. Всеволод Воеводин. Повесть о Пушкине. ― Л., 1966.
  2. Повести о прозе / Шкловский В.Б. ― М.: Т. 2. ― М.: художественная литература, 1966. ― с. 463
  3. Пушкин А.С. избранные сочинения / Сост. Н.А. Чечулина ― СПБ.,1968
  4. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений том четвертый ― Красноярск: «Универс», ПСК «Союз», 1999.
  5. Светлое имя Пушкин / Сост., коммент. В.В. Кунина. ― М.: Правда; 1998. ― с. 606
  6. Синявский А. (Абрам Терц) Путешествие на Черную речку. ― М., 2002
  7. Смольников И.Ф. Путешествие Пушкина в Оренбургский край / Смольников И.Ф. ― М.: Мысль,1991. ― с. 271
  8. Социальный протест в народной поэзии. Русский фольклор / Ред. А.А. Горелов ― Л.: «Наука», 1975.
  9. Судьба Пушкина: роман ― исследование / Б. Бурсов. ― СПБ.: Сов. писатель, 1986. ― с. 512
  10. Читая Пушкина / Вс. Рождественский ― СПБ.: Дет. Литература, 1962. ― с. 188