Электронные публикации. Анненков, павел васильевич

Павел Васильевич Анненков - известный отечественный литературный критик, мемуарист и историк литературы. Он стал свидетелем смены поколений русских писателей XIX века, поэтому так интересны его мемуары, в которых он освещает некоторые значимые вехи развития русской литературы, создает яркие и неординарные портреты важных для эпохи деятелей - Ивана Гоголя, Александра Герцена, Виссариона Белинского и многих других. Известен также тем, что на протяжении длительного периода времени занимался исследованием писем, рукописей, рисунков и черновиков Александра Пушкина, собирал и обобщал воспоминания о поэте. Итогом этой работы стал масштабный труд под названием "Материалы в биографии Александра Сергеевича Пушкина", который увидел свет в 1855 году. Позже появилась книга "Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху". Также Анненков - составитель собрания сочинений поэта в семи томах, выпуск которых был завершен к 1857 году.

Биография литературоведа

Павел Васильевич Анненков родился 1 июля 1813 года в Москве. О его родителях известно немного. Отец был представителем русского служилого дворянства и с матерью героя нашей статьи венчался в 1802 году.

У Павла Васильевича Анненкова было три брата - Иван, Федор и Александр. Федор дослужился до звания генерал-майора, был нижегородским губернатором, Иван водил знакомство с Натальей Гончаровой и ее вторым мужем Петром Ланским, от которых получил многочисленные рукописи Пушкина. А Александр был известен как картежник, который своей страстью поставил под угрозу состояние всего семейства.

Детство героя нашей статьи прошло в симбирском поместье его матери - в селе Чириково. После он поступил в горный институт Петербурга, но вскоре бросил учебу. В 1833 году Павел Васильевич Анненков начинает работать в министерстве финансов, но в этом статусе он тоже не задерживается. Став неслужащим дворянином, он решил заняться литературой. В качестве вольного слушателя посещал историко-филологический факультет Петербургского университета.

Попадание в литературную жизнь страны

Важную роль в биографии Павла Алексеевича Анненкова сыграло знакомство с великими русскими писателями. Уже в 20 лет он встретился с Гоголем. С 1832 года он завсегдатай вечеров, устраиваемых писателем на Малой Морской улице. Отмечается, что Гоголь высоко ценил аналитические способности и ум молодого человека, поэтому и принял его в свой круг. Ему дали прозвище Жюль Жанен - в честь популярного в то время французского критика.

После отъезда Гоголя за границу фактически опеку над Анненковым взял Белинский. Предполагают, что именно старший товарищ посоветовал ему набраться жизненных впечатлений в путешествиях и помог составить маршрут. В конце 1840 г. Анненков уезжает странствовать вместе с публицистом Михаилом Катковым.

Путешествия

Рассказывая краткую биографию Павла Васильевича Анненкова, необходимо упомянуть об этом периоде его жизни, оказавшем значительное влияние на формирование личности литературоведа.

Его первая зарубежная поездка продолжается три года, за это время он успевает посетить Францию, страны Германского союза, Англию, Швейцарию, Шотландию, Данию и Ирландию. О своих впечатлениях он пишет в цикле, известном как "Письма из-за границы". Их публикуют в журнале "Отечественные записки" Андрея Краевского.

Кружок Белинского

В Россию он возвращается в 1843 году, столкнувшись с тем, что в стране ведутся ожесточенные споры между славянофилами и западниками. Он селится под Москвой в селе Соколово с Герценым и Грановским, вникает в идеологию западников, подключается к их дискуссиям и сам становится западником. Павел Васильевич Анненков по субботам бывает у Белинского, где в то время активно обсуждают французский утопический социализм.

В 1846 году он вновь уезжает в Европу. Из Парижа наблюдает за происходящими революционными событиями, встречается с их участниками. Итогом этой поездки становится серия публикаций под названием "Парижские письма", в которой Анненков уделяет внимание не только политической, но и культурной жизни Франции. Считается, что в то время на творчество Павла Васильевича Анненкова оказало влияние знакомство с Марксом и последовавшая затем переписка.

"Пушкинский" период

Исследовать творчество Пушкина Анненков начал благодаря своему младшему брату. В 1848 году, вернувшись в Россию и поселившись в своем симбирском имении, он регулярно получает письма от Ивана, Натальи Гончаровой и Петра Ланского, ему же они передают рукописи поэта. Вскоре был заключен контракт, по которому Анненков получил право издавать сочинения Пушкина.

Работу он начал вести одновременно по нескольким направлениям. Для сбора воспоминаний вел обширную переписку с людьми, лично знавшими Пушкина. Среди его респондентов были лицейские товарищи поэта брат Лет, поэт Катенин, писатель Владимир Даль, драматург Владимир Соллогуб.

Нередко для получения необходимой информации ему приходилось прибегать к дипломатическим ухищрениям. Например, сохранилось его письмо к в котором он просит поучаствовать ее в составлении мемуаров, будучи выше пошлых и мещанских соображений.

Еще одно направление его деятельности было связано с изучением отечественной периодики 1810-1830-х годов. Он делает выписки из газет и журналов, воспроизводя цитаты из литературных дискуссий и рецензий того времени. С их помощью он хочет проследить, какое впечатление о творчестве Пушкина складывалось в русском обществе, как оно формировалось и трансформировалось.

Исследование черновиков Александра Сергеевича Пушкина

Самым сложным для Павла Васильевича Анненкова, фото которого есть в этой статье, становится исследование писем и рукописей Пушкина. Герой нашей статьи готовит к печати рабочие тетради поэта, наброски будущих произведений, автобиографические заметки, фрагменты статей, рисунки. Благодаря этой работе на первый план выходит внутренняя творческая биография Пушкина, складывается картина его взаимодействия с действительностью.

Определенные сложности возникают из-за того, что Анненкову постоянно приходиться помнить о самоограничениях. Дело было не только в цензуре, но и в деликатных обещаниях, которые он дал инициатору проекта - Наталье Гончаровой. В результате совсем не освещались детали семейных драм, а также ситуация, которая привела к последней дуэли поэта и его смерти.

В 1855 году выходят "Материалы для биографии А. С. Пушкина", при этом многие рукописи он откладывает, чтобы опубликовать их в "Вестнике Европы" только в 1874 году. К 1857 году Анненков готовит 7-томное собрание сочинение поэта.

Литературная критика

Во второй половине 50-х годов XIX века герой статьи становится литературным критиком. Павел Васильевич Анненков обладал для этого необходимым мышлением и талантом. Публикация материалов о Пушкине была доброжелательно воспринята публикой, у героя нашей статьи появилась репутация грамотного текстолога и литературоведа. В 1857 году он публикует в "Русском вестнике" биографию Станкевича, а затем статью "Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года". Она выходит в журнале "Библиотека для чтения". В этих воспоминаниях он впервые описывает писателя, с которым был лично знаком. Это прием, который в дальнейшем он часто применяет при написании очерков и этюдов.

На развитие и понимание русской литературы Павел Васильевич Анненков оказал большое влияние. Многие понятия, использовавшиеся в его работах, впоследствии закрепились в отечественной филологии. Например, он первым начал употреблять понятие "реализм", начал называть "импрессионизмом" творчество Камиля Коро. Он всегда славился способностью находить точные определения тех или иных явлений, что иногда приводило к удивительным совпадениям. В 1860 году, еще не зная о романе "Отцы и дети", который только формировался у Тургенева, Анненков называет нигилистами сотрудников журнала "Современник", которые не признают авторитетов. Именно это понятие становится главной характеристикой Евгений Базарова.

Личная жизнь

В начале 1860-х годов происходят значительные перемены в личной жизни героя нашей статьи. Он в 48 лет впервые заводит семью.

Павел Васильевич Анненков взял в жены 30-летнюю Глафиру Ракович, с которой его знакомит Тургенев. В 1861 году они сыграли свадьбу.

Через три года супруги отправляются в путешествие по Европе, где встречаются с Тургеневым. Тот отмечает, что Анненков счастлив и влюблен.

В 1867 году у Анненковых рождается дочь Вера, а еще через два года - сын Павел.

Мемуары

Семейная жизнь на некоторое время отвлекает Анненкова от творчества. В 1870-х годах он постоянно находится в Европе, в его письмах того периода основное внимание уделяется финансовым и бытовым вопросам.

При этом литература постепенно все же возвращается в его жизнь. В 1874 году выходит его новый труд, посвященный биографии Пушкина, он готовит к печати статьи о черновиках и нереализованных проектах поэта. К тому же, Анненков приступает к работе над собственным масштабным очерком под названием "Замечательное десятилетие. 1838-1848". В нем он решает рассказать о Белинском, о своих ярких знакомствах того времени. Героями очерка становятся Герцен, Бакунин, Грановский, Гоголь, Станкевич. В 1880 году он выходит в "Вестнике Европы".

Смерть

В 1880-х годах герой нашей статьи живет в разных европейских странах. Незадолго до своей кончины приезжает в Россию, чтобы посетить с сыном родовое имение Чириково.

Но с годами переезды даются ему все тяжелее. И весной 1887 году Анненков умирает в Дрездене. Ему было 73 года. Здесь же находится и его могила.

Судьбы детей

Его супруга Глафира пережила мужа на 12 лет, скончавшись в 1899 году.

Их дочь Вера Павловна Анненкова выходит замуж за немецкого офицера. Она живет за границей до 90-летнего возраста. Дата ее смерти - 1956 год. В ее квартире в Дрездене на протяжении многих десятилетий хранились тургеневские письма, но когда в 1945 году дом разрушили во время бомбардировок, архив был утрачен полностью.

Павел Анненков в 1895 году становится выпускником Новороссийского университета. Он специализировался на экономике, постоянно жил в селе Чириково. Умер в 1934 году. В письмах Тургеневу часто передавал привет "семейству Виардо", среди которых у него была своя любимица - младшая дочь писателя Марианна.

После смерти Тургенева появилась информация, что в конце жизни тот страдал от подагры, оставшись в одиночестве, тяжелых и чрезвычайно стесненных условиях. Павел Павлович при этом утверждал обратное, заявляя, что родные и близкие окружали его до самого последнего момента.

Павел Васильевич Анненков

Г-н Помяловский

Из ряда молодых писателей отделились два имени, на которых преимущественно рассчитывают журналисты и которые успели обратить на себя внимание если не публики, всегда неторопливой в выражении своих привязанностей и предпочтений, то, по крайней мере, записных рецензентов. Мы разумеем гг. Помяловского и Успенского. Первый из них, автор повестей: «Мещанское счастье», «Молотов» и двух очерков: «Зимний вечер в бурсе» и «Бурсацкие типы» – пользуется почти одинаковой почетной известностью в литературных кругах с г. Успенским, хотя был менее его выставляем напоказ критикой и присяжными оценщиками художественных произведений. В ожидании времени, когда тающая русская публика подтвердит доброе мнение, составившееся об обоих молодых деятелях этих в сословии писателей, мы намерены сказать несколько слов о свойстве их таланта и теперешнем его положении, и начинаем прямо с г. Помяловского.

Литературная известность нашего автора началась, если не ошибаемся, только со второй его повести «Молотов». Существенную сторону этого рассказа составляет его социальный характер. Известно, что автор очень оригинально начинает свою повесть генеалогией одного чиновничьего семейства, зародыш которого он отыскал в каморке бедного петербургского сапожника. Начиная с этого предка или основателя фамилии, он проследил историю дальнейшего ее развития до той фигуры, когда, благодаря трудолюбию одной замечательной женщины или ее плодородию, фамилия очутилась в связях с множеством чиновничьих фамилий и сама достигла идеала, едва мелькавшего перед глазами родоначальников своих, – идеала почетного и безбедного чиновничьего существования. Генеалогия эта, помноженная еще на генеалогию родственных семейств, достигает, наконец, последнего представителя фамилии, Игната Васильевича Дорогова, и представляет нам эту суровую столоначальническую фигуру, у которой черты наследственной грубости совмещались с характеристическими отличиями подчиненного бюрократического сословия. Не надо забывать при этом, что родословная замечательной семьи не составляет у г. Помяловского одной только прибавки к рассказу, роскошной, но несущественной его подробности, как у многих писавших подобные родословные своих героев: в «Молотове» она есть сама повесть, зерно, из которого растет ее интрига. Новый отпрыск того же генеалогического дерева, в виде молодой пансионски воспитанной девушки, Нади Дороговой, вызывает семейную драму. Глубоко-нежные и вместе патриархально-деспотические отношения отца к дочери, умеряемые только невольным страхом его перед высшим развитием, составляют завязку драмы. Между отцом и дочерью разрешается вопрос о праве династа устроивать браки своих детей для возвышения фамилии и о праве молодого поколения распоряжаться собой и своим сердцем по призыву. В муках страстной любви и неодолимой ненависти старого начала к новым, вырастающим на одном с ним корне, готовится эта фамилия к занятию обыкновенного места в среде нашего дворянства и к разложению в общем его сословном и политическом характере, так как труд образования фамилии для нее кончен. Выход на свет общей цивилизации не может обойтись без глубоких внутренних потрясений, и г. Помяловский чрезвычайно патетически и верно изображает нам борьбу в недрах этой разрушающейся фамилии со всеми трогательными, поучительными и ненавистными оттенками, какими отличаются семейные драмы вообще. Но не эта существенная сторона повести обратила преимущественно внимание публики и не ей обязана она своим успехом. Если не ошибаемся, повесть была замечена благодаря именно своим слабым сторонам; а под ними мы разумеем изображение двух типов, порядочно избитых – гениального скептика, художника Михаила Михайловича Череванина, и его уже отстоявшегося, выносчивого и жизнию умудренного друга, Молотова. Судя по заглавию повести и по любви, с которой рисует автор первый их этих характеров, – он сам соединял с обоими типами великие надежды. Публика пошла за автором. Она приняла живое участие в героях, которые чрезвычайно ловко описывали самих себя друг другу и читателю, которые очень искусно выражали различие своих воззрений на жизнь и человека, и весьма умно выдерживали занимательный тезис о том, как следует понимать общество, свое призвание в среде его и свои отношения к его идеям и представлениям. Ясность образов, полученная этим путем, показалась большинству читателей настоящим творчеством, а старые обветшалые типы – оригинальными личностями. За разговорами их никому не пришло в голову посмотреть, есть ли у них живые физиономии. Любопытство этого рода совершенно необходимо для полноты впечатления, потому что блестящий разговор, не выводящий за собой характеристических отличий и коренных органических примет налицо, им занятое, может быть иногда подлогом в деле искусства и заменяет собой отсутствующее творчество.

В этом именно мы и упрекаем типы Помяловского. Они не имеют рельефа, выпуклости и лишены свойств, по которым узнаются живые организмы, несмотря на все капризные проделки художника с самим собой и с другими, несмотря на то, что Молотов есть избранник Нади и представляет собой ангела, разлагающего всю ее фамилию. Оба они походят на те плоские игрушечные фигуры, которые раскашиваются только с одной стороны и так неумеренно, что неспособны произвести ни малейшего оптического обмана. Мы не берем в счет ни величин фигур, ни свойства красок и кисти. Фигуры г. Помяловского расписаны, можно сказать, великолепно; кисть его занималась этим делом с любовью и обнаружила много замечательных соображений, много ловкости и даже силы изобретения, но со всем тем Молотов и его скептический друг Череванин не наделены жизнию и остаются неподвижно фигурами, что бы с ними не делал живописец. Откуда вышел на них этот зарок, разбирать здесь в подробности было бы слишком длинно, а можно сказать только, что как степенный Молотов, так и беспутный гений выросли у самого автора не из поэтического или художнического созерцания жизни, а из головы: это олицетворенные понятия. Грех своего происхождения они стараются искупить всеми мерами, восходя иногда до лирического одушевления в предназначенных им ролях и всегда отличаясь необычайно умным их исполнением, но грех не смывается никакими усилиями. Он мешает всему. Постоянное глумление художника, например, сопряженное с едкой сердечной болью, сопровождаемое по временам неистовыми порывами каприза, гнева на других и отвращения к самому себе, есть, конечно, мотив очень верный, но, будучи соединен с мертворожденным типом, он теряет всю свою жизненность. Измененное свойство его доказывает всего более балетным блеском, который сопровождает все эти проблески тревожного сознания у художника, а также и тем, что проблески уживаются с каким-то актерским хвастовством героя, с пониманием эффектности испытываемых им положений. От Череванина веет комедиантом. Что касается до Молотова, то картина его одинокой и трудовой жизни, представленная им своей невесте, Наде, перед свадьбой, до такой степени образует смесь истинного чувства и фальшивых нот, что происхождение этого типа от понятия становится несомненным и что весь монолог отчасти оправдывает отвращение Нади к скромной мещанской жизни, как оно ни странно на лице влюбленной девушки, только что отдавшейся своему жениху.

Мы нисколько, однако же, не желаем заслужить упрек в одностороннем пуризме и спешим тотчас же оговориться. Понятия могут быть положены в основание замечательных произведений изящной литературы, если только творчески воплощены в образы, а не просто олицетворены, как у нашего автора. Все дело в том, каким путем явились понятия, даны ли они нам жизнию, или придуманы нами помимо ее? Что такое знаменитейшие типы современной нашей литературы – Обломов и Базаров – как не понятия, сделавшиеся людьми под руками двух истинных художников. Эти понятия-типы нисколько не стыдятся и не могут стыдиться своего происхождения от мышления. Напротив, они беспрестанно и открыто намекают сами об источнике своего существования. Кто, кроме типов-понятий, может быть так беспощадно последователен, кто, кроме их, способен действовать с такой однообразной, скажем, почти отчаянной верностью своему направлению во всякую минуту жизни? От них уже нечего ожидать чего-либо похожего на добродушную измену своему началу или на ветреную попытку освободиться от требования своей природы хоть на мгновение, что так часто случается с типами, взятыми из толпы, и сообщает им прелесть, которая вызывает наше участие и отворяет сердце для потворства всем их заблуждениям. Самые увлечения Обломова и Базарова кажутся не более, как припадками умопомешательства, за которые они отвечать не должны, да никогда и не увлекаются они всем существом своим: мысль автора служит им балластом и придерживает к месту, откуда они поднялись. Происхождению своему от понятий знаменитые типы эти обязаны и своим поразительным сходством: ведь известно, что между самыми противоположными, исключительными понятиями существует родственная связь. На этом основании и разнородные типы, вышедшие из понятий, могут представлять, несмотря на противоположность свою, одно и то же лицо, только взятое в две различные минуты своего развития. Это именно мы видим на Обломове и Базарове. Понятно, что, проводя такую мысль, мы подразумеваем одну только нравственную их сущность, а не физическую, которая сближениям не подлежит, будучи формой, обусловливающей их личную, типическую особенность. Обломов, переродившийся в Базарова, должен был, конечно, измениться во внешнем виде, в образе жизни и в привычках, но зерно, из которого у одного растет непробудная душевная апатия, а у другого судорожная деятельность, не имеющая никакой нравственной опоры, заложено одно и то же в обеих натурах. Оно знакомо нам, как нельзя более, как плод, данный свойствами нашего образования, особенностями нашего развития. Лишь только Обломов пробудился и раскрыл свои тяжелые глаза – он должен был действовать не иначе, как Базаров; мягкая, податливая натура его, покуда он находился в летаргическом состоянии, должна была преобразиться в грубую, животную природу Базарова: на этом условии Обломов только и мог подняться на ноги. Так точно и Базаров, на знающий на свете ничего святее запросов своей не вполне просветленной личности, есть только Обломов, которого расшевелили и который стечением непредвиденных обстоятельств принужден думать и делать что-нибудь. У них одинаковый скептицизм по отношению к жизни: как Обломову все казалось невозможностью, так Базарову все кажется несостоятельным. Где же и было нажить Обломову, в пору его невозмутимой спячки, что-либо похожее на политическую веру, на нравственное правило или научное убеждение? Он умер без всякого содержания; вот почему, когда он воскрес, при иных условиях жизни, в Базарове, ему оставалось только сомневаться в достоинстве и значении всего существующего, да высоко ценить свою крепкую, живучую натуру. Цель его стремлений при этом не изменилась. Новым скептицизмом своим он достигал точно такого же душевного спокойствия, такой же невозмутимой чистоты совести и твердости в правилах, какими наслаждался и тогда, когда сидел в комнатке своего домика на Петербургской стороне, между женой, диким лакеем и кулебяками. Постарайтесь сквозь внешнюю, обманчивую деятельность Базарова пробиться до души его: вы увидите, что он спокоен совершенно по-обломовски; житейские страдания и духовная нужда окружающего мира ему нипочем. Он только презирает их, вместо того чтоб тихо соболезновать о них, как делал его великий предшественник. Прогресс времени! Оба они, однако же, выше бедствий, стремлений, падений и насущных требований человечества, и выше именно по причине морального своего ничтожества; они изобрели себе, каждый по-своему, умственное утешение, которое и ограждает их от всякого излишне скорбного чувства к ближним. Разница между ними состоит в том, что Базаров наслаждается сознанием своего превосходства над людьми с примесью злости и порывистых страстей, объясняемых преимущественно физиологическими причинами, а Обломов наслаждается этим сознанием кротко, успев подчинить свои плотские и тоже весьма живые инстинкты заведенному семейному порядку. Собственно говоря, отцы и дети изображены в литературе нашей не одним романом, что было бы не под силу и такому таланту, как г. Тургенев, а двумя замечательными романами, принадлежащими двум разным художникам, ошибавшимся и касательно выводов, которые могут быть сделаны из основной идеи их произведений. Г. Гончаров думал, что на смену Обломовых идет поколение практических Штольцов, между тем как настоящая смена явилась в образе Базарова; г. Тургенев думал противопоставить Базаровым великого и малого рода их менее развитых отцов и забыл, что истинный родоначальник всех Базаровых есть Обломов, уже давно показанный нашему обществу. Отцы г. Тургенева поэтому кажутся и будут казаться подставными отцами, не имеющими ни малейшей связи с своим племенем, кроме акта рождения, очень достаточного для признания духовного родства между членами ее. По крайней мере для нас слова – «обломовщина» и «базаровщина» – выражают одно и то же представление, одну и ту же идею, представленную талантливыми авторами с двух противоположных сторон. Это художественные антиномии. И так велико значение творческих типов, хотя бы и обязанных своим происхождением понятию, что одно призвание их открывает мгновенно длинную цепь идей и выясняет отвлеченную мысль до последних ее подробностей. Это лучезарное действие художественных образов свойственно и нашим замечательным близнецам – Обломову и Базарову. Просим извинения у читателя за длинное отступление и возвращаемся к нашему автору.

АННЕНКОВ, Павел Васильевич -- публицист, критик, мемуарист. Родился в семье симбирского помещика. Учился сначала в Горном институте Петербурга, из которого ушел в 1832 г. и стал вольнослушателем историко-филологического факультета Петербургского университета. В 1833 г. был зачислен в канцелярию Министерства финансов в чине коллежского секретаря, но вскоре оставил службу. Первым духовным вождем А. был Гоголь, чьи субботние вечера на Малой Морской он посещал постоянно (Анненков П. В. Литературные воспоминания.-- М., 1983.-- С. 58--65). С 1839 г. в жизнь А. входит В. Г. Белинский, оказавший огромное воздействие на его дальнейшее духовное развитие. Дружба с Гоголем и Белинским определила будущую литературную судьбу А., его верность принципам реализма, глубокий интерес к современности. 1840--1843 гг. А. провел за границей, посетил Германию, Австрию, Италию, Швейцарию, Францию, Бельгию, Данию, Англию. Поселившись в Риме с Гоголем, он переписывал набело первый том "Мертвых душ". Свои впечатления А. живо и интересно отразил в "Письмах из-за границы" ("Отечественные записки", 1841--1843) и "Путевых записках" (Анненков П. В. Парижские письма.-- М., 1984.-- С. 235--281). Белинский одобрил его дебют, обратив внимание публики на широту и точность изображения, на импровизационную манеру "Писем". Характеристика А. как эстетствующего сибарита, одержимого лишь "платонической любознательностью" (П. Л. Лавров), несправедлива. В центре внимания А.-- быт и нравы, культура и политика, история и современность Европы. От его наблюдательного взора не ускользает ничего: он видит не только великолепие Венеции, Рима, Милана, напряженную умственную атмосферу Берлинского университета, Сорбонны, блеск парижских театров с великой Рашелью, Ф. Леметром, но и ужасающую нищету, филистерство, усиление католицизма, угрожающего культуре и просвещению Европы. Мертвящая политика Прусской империи и Июльской монархии неизбежно порождает, по свидетельству А., протест. Дух оппозиции подчеркивает он в идеях младогегельянцев, в литературной программе "Молодой Германии", в поэзии Гейне. Особый интерес вызывает у него активная общественно-литературная борьба во Франции, которой он пророчит погибнуть "или в революционном вихре, или в другом каком-либо исключительном направлении" (Парижские письма.-- С. 43). Так уже в начале творческого пути определились характерные признаки его "энциклопедически-панорамического пера" (И. С. Тургенев).

В петербургский период (1843--1845) А. еще больше сблизился с Белинским и его друзьями: Герценом, Огаревым, Грановским и др.

А. помог кружку Белинского глубже разобраться в различных течениях европейской социально-политической, философской мысли (Фейербаха, П. Леру, Э. Кабэ). Принимая активное участие в спорах вокруг Гоголя и "натуральной школы", он первым обратил внимание на успех физиологического очерка во Франции, чем, вероятно, помог утверждению его в русской литературе. В процессе страстных общественно-литературных споров между западниками и славянофилами А. определился как либерал-западник. В 1846 г. он снова едет в Европу. Живет преимущественно в Париже, летом 1847 г. сопровождает Белинского в Зальцбрунн и становится "нравственным участником" (П. В. Анненков и его друзья. Литературные воспоминания и переписка. 1835--1855 гг.-- Спб., 1892.--С. 531) создания "Письма к Гоголю". Этот факт не прошел для него бесследно. 40 гг. были пиком радикального умонастроения А. В 1846 г. в Брюсселе происходит знаменательная встреча его с Марксом (затем с Энгельсом). Их переписка по поводу книги Прудона "Философия нищеты" и общая методология Маркса оказали определенное влияние на мышление А. Он не принял, разумеется, исторический материализм в целом, но закон обусловленности общественного развития экономическими отношениями в известной мере усвоил. 6 января 1847 г. А. пишет Марксу, что его мнение о работе Прудона оказало на него "поистине живительное действие". Он соглашается с критикой произвольных, "чистых категорий" Прудона и подчеркивает объективность теории Маркса, "который возвращает... нас к экономическим и историческим фактам и показывает их нам в их действительном развитии" (К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия.-- М., 1967.-- С. 142). Судя по письмам и мемуарам А., он сумел по достоинству уценить масштабы личности Маркса и пронес глубокое уважение к нему через всю жизнь. В 1848 г. Д. вновь встречается с Марксом и Энгельсом в Париже. Общение с ними наложило заметный отпечаток на его корреспонденции и оценку французской буржуазной революции. Круг интересов А, необычайно расширяется, обостряется его внимание "к политико-экономическому движению" (Парижские письма.-- С. 154). В "Парижских Письмах", опубликованных "Современником" (1846--1847), воссоздается атмосфера литературной жизни Парижа (Дюма, Ж. Санд, Бальзака), вернисажей Делакруа, Коро. Но главную задачу Д. видел в том, чтобы показать, "чем занята общественная мысль" французов. Поражает осведомленность автора "Писем" о политической жизни Франции с ее непримиримыми противоречиями, властью финансистов, голодом, с толпами на Парижских улицах, словно ждущими взрыва. Внимательно изучая настроения рабочих и буржуазии, А. делает вывод: трудовая и официальная Франция говорят на разных языках. Однако революцию 1848 г. он не принял: кровавое насилие и, восставшего народа, и душителя революции Равеньяка ужаснуло его. Тем не менее А. нашел в себе мужество стать ее летописцем, о чем свидетельствуют его вновь найденные "Записки о французской революции 1848 г.", передающие живое присутствие автора во всем: он отправляется на разгромленные баррикады, попадает в толпу расстреливаемых рабочих, вслед за восставшими входит в Тюильри, видит знаменитых вождей революции: А. Дамартина, Л. Блана, А. Барбеса, Л. Бланки. Информация А. была активной, целенаправленной. О чем бы он ни писал, перед его глазами всегда стояла родина, вещественно-политическое переустройство которой ему хотелось ускорить. Горячо поддерживая Белинского в борьбе со славянофилами, А. выступил за антифеодальную, антиклерикальную, просвещенную Россию, призванную через познание Европы осознать собственный исторический путь. Письма Ваши -- наша отрада",-- писал Белинский и делился с ним заветными мечтами об отмене крепостничества, о возможных путях гражданского развития страны (Белинский В. Г. Полн. собр. соч.-- Т. XII.-- С. 342). В 1848 г. А. вернулся домой и занялся критикой. Продолжая традиции умершего Белинского, он пишет обзор "Заметки о русской литературе 1848 г." (Современник.-- 1849.-- No 1), где впервые использует термин "реализм". Запретного имени великого критика А. не называет, но ссылается на "петербургские" журналы, которые уже разработали понятие о "натуральной", истинной поэзии. Он творчески развивает идеи Белинского и трактует реализм широко как новый художественный метод, противоположный мелкому, натуралистически-бытовому описательству, видит в литературе "помощницу общественного образования" (Анненков П. В. Воспоминания и критические очерки.-- Спб., 1879.-- Т. 2.-- С. 45). Однако уже в этой статье наметились тенденции нормативной эстетики А.: принцип нравственности и гармонии как основной критерий оценки искусства. В статье "Романы и рассказы из простонародного быта в 1853 г.." в итоге анализа произведений Д. В. Григоровича, А. Ф. Писемского, А. А. Потехина, И. В. Кокорева он приходит к отрицанию в литературе непримиримых социальных конфликтов, разрушающих мир гармонии.

Массовые репрессии в период мрачного семилетия испугали А. Он оставляет Петербург и 1849--1853 гг. проводит в имении Чирьково. В его записках "Две зимы в провинции и деревне. С января 1849 по август 1852 года" саркастически изображен разгул николаевской реакции: всеобщая подозрительность, доносы, грабеж народа. Конец 40--50 гг.-- время активной литературной деятельности А. Он пишет очерки "Письма из провинции", повести "Кирюша", "Она погибнет", статьи, готовит "Материалы для биографии Пушкина", издает полное собрание его сочинений (1855--1857). Издание пушкинских сочинений и первой научной биографии в эпоху общественно-исторического безвременья было равносильно подвигу. Мужественно боролся А. за право публикации подцензурных стихов поэта. Около ста двадцати его новых произведений, набросков вошло в это издание. "Русские, любившие Пушкина как честь своей родины, как одного из вождей ее просвещения, давно уже пламенно желали нового издания его сочинений, достойного его памяти..." (Добролюбов Н. А. Собр. соч.-- М.; Л., 1962.-- Т. II.-- С. 164). И А. блистательно выполнил эту национально-историческую задачу. По богатству документов, глубокому текстологическому анализу анненковское издание было уникальным и не утратило своего значения до сих пор. Наряду с Белинским, А. смело можно отнести к первым исследователям, заложившим основы современного пушкиноведения. Работая над "Материалами", он стремился воссоздать исторически достоверный, живой и целостный облик поэта, а главное -- "уловить мысль Пушкина" (Материалы.-- С. 132), проследить динамику его творчества, что требовало обширного знания фактов, тонкого художественного чутья. Неутомимо собирал А. воспоминания близких, друзей, современников Пушкина, скрупулезно, изучал его письма, рукописи, периодику тех лет. Книга А. согрета сердечной любовью к поэту, в ней звучат интонации пушкинского голоса, его мысли, чувства. Автор глубоко постиг многообразный мир Пушкина -- человека, поэта, философа, историка, критика и публициста. Благодаря А. Пушкин во многом предстал по-новому. Опираясь на традиции Белинского, А. в то же время сделал шаг вперед в научном освоении пушкинского наследия: поставил на должное место сказки, воплотившие "гениальное" проникновение поэта в дух русского фольклора, по достоинству оценил прозу и "Бориса Годунова" как рубеж на пути обретения автором полной творческой зрелости, впервые обратился к изучению графики Пушкина как средству постижения тайны его творчества. С небывалой до того широтой раскрылось в фундаментальном труде А. национально-историческое и мировое значение поэта, верную оценку получила его журналистская деятельность, важное значение которой не смогли понять другие критики. Пушкин для А.-- универсальный гений, поэзия которого сохраняет свое непреходящее значение как идеальный образец русского искусства, как залог его великого будущего. Изучение творческой биографии Пушкина стало делом всей жизни А. В "Материалах" он был вынужден умолчать о декабристах, о причинах ссылки и дуэли поэта. В книге "Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху" (1874) А. восполняет этот пробел, но трактует декабристские связи, столкновение поэта с царем с умеренно либеральных позиций. В статьях "Общественные идеалы А. С. Пушкина..." (1880) и "Литературные проекты А. С. Пушкина. Планы социального романа и фантастической драмы..." (1881), написанных к столетнему юбилею поэта, анализируются его журнальные, творческие замыслы, роль его в общественном самосознании 20--30 гг. Издание "Материалов", сочинений Пушкина вызвало огромный интерес, многочисленные частные и публичные восторженные отклики: И. И. Павлищева, С. А. Соболевского, И. И. Пущина, М. П. Погодина, П. А. Плетнева (см.: Комментарий к "Материалам для биографии А. С. Пушкина".-- М., 1985.-- С. 27--32), А. В. Дружинина (Библиотека для чтения.-- 1855.-- No 3, 4), Н. Г. Чернышевского (Современник.-- 1855.-- No 2, 3, 7, 8), М. Н. Каткова (Русский вестник.-- 1856.-- Кн. 1, 2), Н. А. Добролюбова (Современник.-- 1858.-- No 1) и др. Дружинин писал, что "Материалы" "составлены... с редким талантом и с редкою проницательностью" (Дружинин А. В. Литературная критика.-- М., 1983.-- С. 33). Н. Г. Чернышевский также отметил "совершенно обработанную литературную форму" "Материалов", которые будут служить "образцом биографии" (Полн. собр. соч.-- М., 1949.-- Т. 2.-- С. 428). Добролюбов назвал издание А. общественно-литературным событием, связав его успех с переломным историческим моментом и, заметным оживлением литературы после смерти Николая I: "Память Пушкина как будто еще раз повеяла жизнью и свежестью на нашу литературу, точно окропила нас живой водой..." (Собр. соч.-- Т. II.-- С. 164). Единодушно одобрив труд А., революционеры-демократы и либералы решительно разошлись во взглядах на роль Пушкина в современной литературе. Чернышевский и Добролюбов высоко ценили историческое значение поэта, который совершил "великое дело свое" -- ввел в русскую литературу "поэзию, как прекрасную художественную форму". Но он был для них уже "в прошедшей эпохе" и не мог быть "признан корифеем и современной русской литературы", живое содержание в которую внес Гоголь. Дружинин, напротив, был убежден, что "текущая словесность изнурена, ослаблена своим сатирическим направлением" и "лучшее орудие" против этого одностороннего направления, "к которому привело... неумеренное подражание Гоголю", видел в поэзии Пушкина, изображавшей жизнь во всей полноте и гармонии (Дружинин А. В. Литературная критика.-- С. 61). В условиях обострившейся общественно-литературной борьбы 50 гг. А. порвал с "Современником" и примкнул к Дружинину, Боткину, но занял в эстетическом триумвирате особую, хотя и противоречивую позицию. В статье "О мысли в произведениях изящной словесности" (1855) он отмечает активный общественный запрос на идейно-поучительное искусство и даже признает, что "постоянные хлопоты о мысли" расширяют "круг действия литературы", но зато лишают ее "свежести понимания явлений, простодушия во взгляде" на мир, придают ей "педагогический" характер (Воспоминания и критические очерки.-- Т. 2.-- С. 98). А цель искусства -- "созерцание" жизни, когда "художническая мысль" изначально присутствует в произведении. К этому "высшему роду повествования", в котором объективно изображенные события и характеры "сами в себе носят свой суд, приговор и мысль, присущую им", стремятся Тургенев и Толстой. Справедливо отвергая отвлеченно-априорные концепции в искусстве, А. вместе с тем оставляет "в стороне сущность произведений" писателей и рассматривает преимущественно "внешнюю сторону" их таланта. Однако в анализе специфики разных способов повествования критик делает ряд ценных наблюдений и убедительно прослеживает переход Тургенева от "рассказа от собственного лица" ("Записки охотника") к новой объективно-повествовательной манере ("Два приятеля", "Затишье"), проницательно усматривая в ней тенденцию к романной форме воплощения жизни. Справедлив его вывод и о том, что в творчестве Тургенева гоголевское влияние органически сочетается с пушкинским, в результате чего образуется своеобразный тургеневский стиль.

Идею преемственности Гоголя с Пушкиным и плодотворности обоих начал в русской литературе выдвигает А. в программной статье "О значении художественных произведений для общества" (1856). Он как бы хочет "примирить крайне полемические точки зрения" (Егоров Б. Ф Борьба эстетических идей в России середины XIX в.-- Л., 1982.-- С. 284), предложив такое определение художественности, которое вмещало бы "все явления искусства". Преодолевая крайности "артистической" теории искусства, А. утверждает, что искусство отражает "потребности общества" и невозможно "без живого понимания современности". "Первым условием художественности" произведения он считает "полноту и жизненность содержания", для чего мало одного таланта, необходимо глубокое "познание" изображаемых явлений. Только в этом случае оно станет "выражением своей эпохи". Тезис: искусство -- воспитатель общества, является основополагающим в его эстетической концепции. Утверждая принцип реализма, А. видит заслугу Гоголя в том, что он открыл русской литературе "дорогу в пространную область действительности". Но отношение искусства к действительности он понимает иначе, чем Чернышевский, "отдельные метафизические положения" (Егоров Б. Ф.-- С. 116) диссертации которого (в частности, искусство -- "суррогат" действительности) вызвали у него чувство протеста. А. защищает идею творческого переосмысления жизни в искусстве, создающем "новую", эстетическую реальность. Он подвергает также сомнению мысль О "практической пользе" искусства, о его "прямом служении обществу" и ставит вопрос "о неизмеримой важности художнических приемов" как специфической черте искусства: истина в искусстве воплощается в "образе или представлении". А. придает огромное нравственно-воспитательное значение "художественному направлению в поэзии" и верит, вопреки демократам, что "пушкинская школа, как представительница этого направления, возродится с новым содержанием и с новою силой". Однако в полемике с демократической критикой он сам впадает в крайность и утверждает "чистую художественность" как непреложное "правило" эстетики. В итоге критик отождествляет социальную активность писателя с дидактикой, чуждой искусству, сужая тем самым его общественное значение. В 1857 г. выходит книга А. "Н. В. Станкевич. Переписка и биография", в которой обстоятельно и правдиво изображается благородный облик одного из друзей Белинского, огромное умственное и нравственное воздействие его на духовную жизнь эпохи. Не удивительно поэтому, что Чернышевский отозвался об этой книге самым лестным образом. Возросший интерес критики, читателей к нравственным проблемам в конце 50 гг. оказал на А. заметное влияние. Нравственно-этический анализ в статье "О литературном типе слабого человека" (1858), посвященной "Асе" Тургенева, приобретает принципиальное значение. Он признает "верность всех положений" статьи Чернышевского "Русский человек на rendez-vous" и разделяет его мнение о нерешительности, бездействии тургеневского героя, но вывод делает совершенно противоположный: "лишний человек", при всей своей слабости, "единственный нравственный тип" современности. А цельные, сильные характеры, в качестве которых выступают у А. самодуры Островского, Щедрина, опасны, т. к. аморальны. Идея Чернышевского о необходимости новых, активных героев была несостоятельной в его представлении еще и потому, что в свойствах русского характера, склада жизни нет якобы "героического элемента". Точка зрения А. противоречила не только взглядам Чернышевского, но и Тургенева, который был убежден в неизбежности появления "сознательно героических" людей. В статье "О деловом романе в нашей литературе" (1859), написанной по поводу "Тысячи душ" Писемского, А. пытается вернуться к художническому анализу и возражает против отображения в литературе общественных вопросов как основных. Однако под давлением времени он осознает крушение прежних идеалов. Важным этапом в идейно-эстетической эволюции А. стала рецензия на "Дворянское гнездо" Тургенева (1859), которая раскрывает с социальной точностью и глубиной неразрешимую драму героев "отживающего поколения". Критик подчеркивает, с одной стороны, "достоинство их характера", высокое "нравственное чувство" ответственности перед окружающими и видит в этом преимущество Лаврецкого перед Онегиным, Печориным. Лиза также значительно тверже, последовательнее Татьяны Лариной в представлениях о счастье и долге и не способна "на сделку со своей совестью". Но в то же время, полемизируя с "искателями идеалов" (С. С. Дудышкиным, М. Де-Пуле), А. сурово судит героев Тургенева за самоотречение, пассивность. Их "нравственный паралич" он расценивает как следствие "болезни общества", старости, "круга, где они родились", и делает радикальный вывод: "обновление" необходимо "всем классам общества", и писатель должен обратиться к новым типам, так как именно от него "всегда можно ожидать... того слова, которое на очереди". Это суждение А. прямо перекликается с известным положением Добролюбова. В начале 60 гг. его внимание привлекает тема народа. Он резко осуждает Н. Ф. Павлова за пренебрежительную оценку "Грозы" Островского, заслугой которого считает обращение к "тайнам русской народности", к "коренным основам русского быта" и национальной культуры. Новое умонастроение А., несомненно, было обусловлено бурными событиями накануне реформы и возобновившимся общением в 1858--1860 гг. с Герценом, Огаревым. Реформу 1861 г. он встретил одобрительно (см. письма к Тургеневу от 6 и 25 марта -- "На другой день", "Три недели спустя"), но вскоре убедился, что она означает начало новой борьбы между помещиками и крестьянами. Школа диалектики, которую прошел критик в молодости, спасала его от фанатизма односторонности.
С середины 60 гг. А. живет в основном за границей, но по-прежнему остается в курсе всех русских дел. Дружба с Тургеневым, общение с Пыпиным, Стасюлевичем, Щедриным, Писемским тесно связывает его с литературной жизнью России. Широкая эрудиция, тонкий вкус позволили ему в 60--70 гг. создать ряд интересных работ, отразивших дальнейшую эволюцию его эстетической концепции. В статье "Русская современная история в романе И. С. Тургенева "Дым" (1867) А., в отличие от прежних работ, придает большое значение социальному смыслу романа, в котором слышит биение современной жизни. Идеологичность "новой манеры" Тургенева он справедливо объяснял "положением дел и умов в России" и активной позицией писателя как "общественного деятеля". Публицистичность "Дыма" не снижала теперь в его глазах художественной ценности романа. Напротив, он полагал, что "резкие черты жизненной правды" требовали подчеркнуто оценочного изображения. А. глубже других понял жанровое своеобразие "художнически-полемического романа" Тургенева и снова оправдал его безграничное доверие как литературный судья и советчик.

Важное место в статьях А. 60 гг. "Исторические и эстетические вопросы в романе гр. Л. Н. Толстого "Война и мир" (1868), "Последнее слово русской исторической драмы: "Царь Федор Иванович", трагедия гр. А. К. Толстого" и др. занимает проблема художественного историзма. Он расценивает "человеческий взгляд" Л. Толстого на историю как "самый лучший и щедрый дар" его романа, благодаря чему у читателя рождается "ощущение духа времени", сопричастности изображаемому. "Война и мир", по его словам, "составляет эпоху в истории русской беллетристики". Но жанрового новаторства эпопеи А. не понял. Исходя в ее оценке из критериев традиционно-исторического романа, он отмечал в ней "недостаток романического развития". В "историческую правду и достоверность" персонажей А. К. Толстого, при всей глубине их "психической разработки", А. не верил, т. к. находил в его драмах преобладание "фантазии над реальными фактами" и заимствование "чужих образцов", противоречащих национальному духу. Делом жизни его в последние годы стали мемуары "Замечательное десятилетие" (1880), "Идеалисты тридцатых годов" (1883), в которых он достоверно, "изнутри" изобразил сложный процесс нравственно-философских исканий Белинского, Герцена, Огарева, Станкевича, Бакунина, восхищаясь их подвижничеством. Центральное место в мемуарах занимают также Гоголь ("Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года", 1857) и Тургенев. Воспоминания "Молодость И. С. Тургенева" (1884), "Шесть лет переписки с И. С. Тургеневым" (1885), написанные после кончины знаменитого, духовно очень близкого А. писателя, широко освещали малоизвестные страницы его биографии и роль его в общественно-литературной жизни с 1856 по 1862 г. Интересно по глубине проникновения в психологию творчества писателя воспоминание А. о Писемском "Художник и простой человек" (1882). Собранные в одну книгу, эти бесценные мемуары обрели значение, далеко выходящее за их жанровые рамки. Они соединили в себе философско-публицистические элементы с аналитичностью критики, с глубоким психологизмом художественной прозы. Наследие А. вошло в золотой фонд отечественной культуры, без него невозможно современное исследование истории русской литературы, критики, публицистики.

.

Родился в семье богатого симбирского помещика, получил соответствующее дворянам того времени домашнее образование. Учился сначала в Горном институте Петербурга, из которого ушёл в 1832 г. и стал вольнослушателем историко-филологического факультета Петербургского университета. В 1833 г. был зачислен в канцелярию Министерства финансов в чине коллежского секретаря, но вскоре оставил службу. Дружба с Н.В. Гоголем и В.Г. Белинским, начавшаяся в эти годы, определила будущую литературную судьбу Анненкова. 1840-1843 гг. П.В. Анненков провёл за границей, посетил Германию, Австрию, Италию, Швейцарию, Францию, Бельгию, Данию, Англию. Свои впечатления Анненков живо и интересно отразил в «Письмах из-за границы» и «Путевых записках». В петербургский период (1843-1845 гг.) П.В. Анненков ещё больше сблизился с Белинским и его друзьями Герценом, Огарёвым, Грановским и др. Познакомившись с И.С. Тургеневым, Анненков стал до конца жизни писателя его другом и литературным советчиком. В начале 1846 г. П.В. Анненков вторично уехал за границу. Летом 1847 г., отложив планы путешествия в Италию и Грецию, сопровождал больного Белинского в его поездке по германским курортам. В июле 1847 г. приехал в Париж, итогом поездки явились «Парижские письма», опубликованные в «Современнике» (1847, № 1-6, 9, 11, 12; 1848, № 1).

В декабре 1848 г. П.В. Анненков поселился в селе Симбирского уезда (ныне Цильнинского района), доставшемся ему от отца, где прожил вплоть до осени 1851 г. Общался с местными жителями, крестьянами, помещиками, вёл оживлённую переписку с друзьями, часто выезжал в Симбирск, Карсун , Ундоры, Акшуат и другие культурные центры губернии. Поддерживал приятельские отношения с , часто наезжал к нему в , где наблюдал, как поэт-революционер пытается перестроить быт крестьян на новых социальных началах. Летом 1849 г. П.В. Анненков совершил двухнедельное путешествие на лодке по Волге. Впечатления о жизни волжских селений отразились в "Провинциальных письмах" («Современник», 1849, № 8, 10, 12; 1850, № 1, 3, 5, 9; 1851, № 1, 10). Весной 1850 г. в Чириково к Анненкову приезжал Н.В. Гоголь. Конец 40-х - 50-е гг. - время активной литературной деятельности П.В. Анненкова. Он пишет статьи и очерки «Письма из провинции», повести «Кирюша» (1847), «Она погибнет» (1848), «Странный человек» (1851). Итогом жизни в Симбирске и Чириково стали записки "Две зимы в провинции и деревне. С января 1849 по август 1852 года" (впервые опубликованы в журнале "Былое", 1922, №18). В записках дана характеристика общественно-политической и культурной жизни края.

Осенью 1851 г., обосновавшись в Петербурге и получив доступ к архиву Александра Сергеевича Пушкина, П.В. Анненков начал готовить первое научное издание Сочинений А.С. Пушкина (т. 1-7, СПб., 1855-1857) и "Материалы для биографии Пушкина" (СПб., 1855; 2-е изд., под названием «А.С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений», СПб., 1873). Это была первая серьёзная попытка разобраться в рукописном наследии поэта с текстологической и историко-литературной точки зрения, опыт научного истолкования жизни и творчества Пушкина в их единстве. Издание пушкинских сочинений и первой научной биографии в эпоху общественно-исторического безвременья было равносильно подвигу. Мужественно боролся Анненков за право публикации подцензурных стихов поэта. В издание вошло около ста двадцати новых произведений и набросков. В июне 1855 г. один из первых читателей анненковского издания, Н.П. Огарёв писал Анненкову из Проломихи: «…честь вам и слава! Биографию я читаю с увлечением. Это великое дело с вашей стороны, Анненков!».

В начале 1856 г. Анненков прекращает сотрудничество с журналом «Современник», начавшееся в 1847 г. Печатается в «Русском вестнике», «Санкт-Петербургских ведомостях», «Вестнике Европы», газете «Порядок». В 1858 г. и с мая 1859 г. до сентября 1860 г. П.В. Анненков путешествовал за границей.

В феврале 1861 г. П.В. Анненков в Петербурге женился на Глафире Александровне Ракович (1831-1899), от брака с которой имел дочь Веру и сына Павла. Активно участвовал в организации Литературного фонда. С середины 60-х гг. подолгу жил за границей: в Баден-Бадене, Париже, Брюсселе, Милане, Цюрихе, Берлине, Дрездене; изредка наезжал в Россию.

Летом 1875 г., приехав в очередной раз в Чириково, Павел Васильевич Анненков часто посещал имение , где познакомился с директором народных училищ Симбирской губернии И.Н. Ульяновым. Эта встреча повлияла на решение Анненкова открыть в своём селе школу для крестьянских детей, на которую он ежегодно перечислял сто рублей.

В 1870 - 1880-х гг. Анненков обратился к историко-литературным исследованиям. В это время выходят в свет: «А.С. Пушкин в Александровскую эпоху» (1873-1874), «Общественные идеалы А.С. Пушкина…» (1880), «Литературные проекты А.С. Пушкина…» (1881). Выступал в мемуарном жанре: «Замечательное десятилетие. 1838-1848. Из литературных воспоминаний» (1880), «Художник и простой человек (Из воспоминаний о А.Ф. Писемском)» (1882), «Идеалисты тридцатых годов. Биографический этюд» (1883). П.В. Анненков - достоверный и точный свидетель описываемых событий. В его мемуарах богатство личных впечатлений сочетается с исследовательским элементом. Важное место в мемуарах П.В. Анненкова занимают воспоминания «Молодость И.С. Тургенева. 1840-1856» (1884). Павел Васильевич Анненков является первым публикатором писем Тургенева: «Шесть лет переписки с И.С. Тургеневым. 1856-1862» (1885), «Из переписки с И.С. Тургеневым в 60-х гг.» (1887), участником подготовки «Первого собрания писем И.С. Тургенева. 1840-1883 гг.» (1884).

Умер Павел Васильевич Анненков 21(09) марта 1887 г. в Дрездене. После смерти П.В. Анненкова село Чириково Симбирского уезда перешло в собственность его жены и сына. С согласия вдовы литератора в 1897 г. членам Симбирской Губернской Учёной Архивной Комиссии было передано более 50-ти экземпляров разных книг из библиотеки Анненковых, впоследствии с фондом библиотеки Архивной Комиссии поступивших во Дворец книги (ныне Ульяновская областная научная библиотека имени В.И. Ленина).

Библиография:

Зелов Н. Симбирская находка / Н. Зелов // Ульяновская правда. - 1994. - 15 января. - С. 9.
Письма И.С. Тургенева к П.В. Анненкову, обнаруженные в Симбирске в 1921 году.

Казюхин В., Константинова Л. Симбирянин П.В. Анненков в плеяде славных имён российских / В. Казюхин, Л. Константинова // Мономах. - 1999. — № 2. - С. 24-25.

Каталог библиотеки П.В. Анненкова: личные собрания в фондах Ульяновской государственной областной научной библиотеки / УОНБ; сост. И. М. Егорова. - Ульяновск: Б. и., 1999. - 86 с. : ил.

Кириллов В. Любил бывать в Чирикове / В. Кириллов // Ульяновская правда. - 1988. - 14 сент.
Имение Анненковых в селе Чириково Симбирского уезда (ныне Цильнинского района).

Муравьёва О. «Первый пушкинист» России / О. Муравьёва // Российская провинция. - 1995. — № 1. - С. 93-94.

Анненков, Павел Васильевич, известный писатель. Родился в семье богатого симбирского помещика 19 июля 1812 года; образование получил в горном корпусе, где дошел до старших, специальных классов, а затем слушал лекции в Петербургском университете, по философскому (историко-филологическому) факультету. В 1833 году поступил на службу, по финансовому ведомству, которую вскоре оставил. Сильное влияние оказал на него Белинский, к кружку которого он примкнул в 1839 году и об участниках которого впоследствии написал чрезвычайно ценные воспоминания (""Замечательное десятилетие"" и пр.). В 1840 году А. уехал за границу, где провел несколько лет, от времени до времени наезжая, впрочем, в Россию. На Западе он очень интересовался социальными движениями и, между прочим, свел знакомство с К. Марксом. Письма его из-за границы, адресованные сначала к Белинскому, печатались в ""Отечественных Записках""; они касались и общественной стороны европейской жизни, и литературной, и художественной. Они еще теснее скрепили связь А. с кружком Белинского, которого А. в 1847 году взял на свое попечение и возил за границу для лечения. Когда в руки друзей Белинского перешел ""Современник"", А. в нем стал помещать свои ""Письма из Парижа"" (1847 - 48); о парижской революции ""безумного года"" он рассказал впоследствии в статье: ""Париж в 1848 году"". В конце этого года А. вернулся в Россию, и в первой книге ""Современника"" в 1849 году напечатал ""Заметки о русской литературе 1848 года"", которыми открылась деятельность его как критика. Поселившись в своей казанской деревне, А. напечатал в ""Современнике"" в 1849 году ""Провинциальные письма"". Это лучшая из беллетристических вещей А.; ранее появились в ""Современнике"" повесть ""Кирюша"" (1847) и рассказ ""Она погибнет"" (1848). По поводу последнего Белинский писал ему: ""род вашего таланта не такой, какой нужен поэту, для рассказчика же у вас гораздо больше таланта, чем сколько нужно"". Критика очень сочувственно встретила ""Провинциальные письма"", с их картинками приволжского пейзажа и интеллигентского и простонародного быта; но в беллетристике, несмотря на ум и наблюдательность, А. видного положения не занял. В половине 1850-х годов А. занялся работой, не утратившей до сих пор своего значения, - изданием сочинений Пушкина и составлением первого крупного опыта его жизнеописания, под именем ""Материалов для биографии"". Специальная критика обнаружила и до сих пор продолжает обнаруживать много недостатков в его комментаторском, редакторском и биографическом труде, обличая и ошибки в освещении предмета, и шаткость метода, и общую небрежность; но нельзя не признать, что именно А. положил начало наукообразному пушкиноведению. Начал А. свою работу еще при николаевской цензуре, с которой ему пришлось выдержать долгую борьбу, а закончил уже при новом государе, когда получил возможность издать целый дополнительный том сочинений Пушкина. О тогдашних цензурных условиях, в которых отразилось общее тогдашнее положение литературы, А. рассказал в статье ""Любопытная тяжба"" (""Вестник Европы"", 1881 год). На раздававшиеся впоследствии упреки в преднамеренном исключении из собрания произведений Пушкина многих пьес А., ссылаясь на те же цензурные условия, справедливо отвечал: ""Достоверно, что, предоставив работу будущим и более свободным эпохам, не встретилось бы печальной необходимости жертвовать стихами, строфами, периодами пушкинского текста для сбережения остального клочка его раздробленной мысли, как это случилось и должно было случиться со многими отрывками и цельными его произведениями при несвоевременном их опубликовании"". Памятником прежней цензуры навсегда останется эта статья, в которой А. рассказывает, как приходилось ему бороться с чудовищно-придирчивой и нелепо-подозрительной цензурой и даже ""для устранения противников употреблять оружие, у них же отобранное или позаимствованное"". Его ""Материалы для биографии"" в некоторых отношениях служат даже первоисточником; изучение Пушкина без них немыслимо (2-е издание вышло в 1873 году). За пушкинскими работами последовала биография Н.В. Станкевича (""Н.В. Ст. Переписка и его биография"", М., 1857). Станкевича А. лично не знал, но, вращаясь в кружке, хранившем предание о нем и сделавшем его предметом культа, сумел понять его. И если образ Станкевича, который сам ничего не сделал для сохранения своего имени, живет в истории, то в значительной степени благодаря труду А. В том же году А. напечатал свои воспоминания о Гоголе, с которым жил вместе и был близок в Риме, в 1841 году. Вообще мемуары являются наиболее прочной и ценной частью литературного наследия А.; к ним принадлежат также воспоминания об ""идеалистах тридцатых годов"" - Огареве, Белинском, Кольцове, В.П. Боткине, Грановском, Герцене, Бакунине, Тургеневе (собраны в книге ""Литературные воспоминания"", СПб., 1909). В середине 1850-х годов А. выступил на поприще литературного критика и писал о многих современных явлениях литературы, между прочим - о произведениях Тургенева, графа Льва Толстого, графа Алексея Толстого, С.Т. Аксакова, Островского, Писемского, Салтыкова, Кохановской и других. ""С первых критических этюдов, - говорит Пыпин, - А. упрекали в некоторой темноте его стиля; припоминаем из его бесед, что эта темнота была почти намеренная - с одной стороны, она давала иной раз ему возможность избежать внешнего неудобства, с другой - должна была удерживать читателя на высоте отвлеченных соображений, требовать и возбуждать его внимание"". Но А. был таков всегда и при всяких условиях, что объяснялось не только размерами его дарования, но и основным недостатком его литературного миросозерцания - туманным эклектизмом, который не дал ему примкнуть к определенному направлению и на чем-нибудь остановиться. Он иногда являлся эстетиком и доказывал, что ""развитие психологических сторон лица или многих лиц составляет основную идею всякого повествования, которое почерпает жизнь и силу в наблюдении душевных оттенков, тонких характерных отличий, игры бесчисленных волнений человеческого нравственного существа в соприкосновении его с другими людьми"", и что ""вряд ли дозволено делать рассказ проводником этических или иных соображений и по важности последних судить о нем"". В другой же раз А. хвалил Тургенева за то, что ""от него всегда можно ожидать именно того слова, которое на очереди, или которым занято большинство умов; преимущество это, кроме таланта, условливается и обширностью горизонта, каким пользуется его мысль"". Писемского А. упрекал за то, что у него нет добродетельных героев, ""этих избранных существ, которые возникали в фантазии авторов из потребности указать чувству читателя искупительную жертву несправедливости и ободрить его при торжестве неразумных, темных или порочных начал... Задача романа в том, чтобы показать читателю, куда должны обращаться его симпатии""... Такие противоположные взгляды на каждом шагу перемежаются в критических статьях А. Не выяснивший себе самому определенного литературно-общественного созерцания критик только запутывал читателя. Однако литературный вкус А. был очень развит; на него охотно полагался такой взыскательный художник, как Тургенев. В 1870-х годах А. вернулся к изучению Пушкина, и в 1873 году поместил в ""Вестнике Европы"" исследование: ""А.С. Пушкин в Александровскую эпоху"" (отдельное издание, СПб., 1874). Со стороны литературной техники и исторической ценности эта книга несравненно выше ""Материалов для биографии"", которыми можно только пользоваться, но которые трудно читать; правда, в своей второй работе, посвященной Пушкину, А. имел возможность говорить о многом таком, о чем двадцать лет назад ему приходилось молчать. Глубже погружаясь в изучение великого поэта, А. написал еще две интересные статьи: ""Общественные идеалы А.С. Пушкина"" (""Вестник Европы"", 1880) и ""Литературные проекты А.С. Пушкина"" (""Вестник Европы"", 1881). За труды о Пушкине Московский университет в 1880 году, во время празднования столетия памятника Пушкину, избрал А. своим почетным членом. Часть собранных им и не вполне использованных бумаг Пушкина хранится в библиотеке Академии Наук. В частной жизни А. отличался добротой и благожелательностью; на своем литературном пути он был образцом честного писателя, выше всего дорожившего литературой. Большое участие он принимал в деятельности литературного фонда в первые годы после его основания. Умер он 8 марта 1887 года за границей (в Дрездене), где провел последние двадцать лет своей жизни. Сочинения его (не все) вошли в три сборника: ""Воспоминания и критические очерки"" (три тома, СПб., 1877 - 1881); ""П.В. Анненков и его друзья, Литературные воспоминания и переписка 1835 - 1885 годов"" (СПб., 1892) и ""Литературные воспоминания"" (СПб., 1909). Биографические и библиографические сведения о нем см. у С.А. Венгерова в ""Критико-биографическом словаре"", т. I, 596 - 611, 954, и ""Источниках словаря русских писателей"", I, 79 - 81; некрологическая статья А.Н. Пыпина - в ""Вестнике Европы"" 1887, № 4; предисловие к ""Литературным воспоминаниям"". Н. Лернер.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Анненков, Павел Васильевич

Литературный критик, род. 19-го июня 1813 г., в Москве, ум. 8-го марта 1887 г. в Дрездене. Сын богатого симбирского помещика, Анненков первоначальное образование получил в общих классах Горного корпуса, а затем состоял вольнослушателем на историко-филологическом факультете С.-Петербургского университета. В 1833 году поступил на службу в канцелярию Министерства Финансов, но прослужил недолго и в 1840 г. уехал заграницу. Познакомившись еще до отъезда с Белинским, Анненков начал присылать ему заграничные письма, которые время от времени появлялись в "Отеч. Записках" 1841-43 гг.; всех писем тринадцать, причем первое имеет дату: "Гамбург. 12-го ноября 1840 года", а последнее - "Париж. 9-го марта 1843 года". Помимо своего биографического значения, эти журнальные корреспонденции имеют ценность интересных рассказов о тогдашней бытовой, художественной и литературной жизни на Западе. В Риме, в 1841 г., Анненков близко сошелся с Гоголем, с которым был знаком еще с 1832 года и о котором оставил лучшие воспоминания. Живя в Риме вместе с Гоголем, Анненков под его диктовку переписывал первый том "Мертвых душ". Вернувшись из-за границы, Анненков еще более сблизился с кружком Белинского, что дало ему возможность впоследствии написать замечательные очерки литературной жизни сороковых годов и сделать характеристики ее главнейших представителей. Вторая поездка за границу (1846-1848), во время которой в 1847 г. на попечении Анненкова находился больной Белинский, питавший к нему самые дружеские чувства, - вызвала 11 "Писем из Парижа", столь же интересных, как и первые заграничные письма, и помещавшихся в "Современнике" 1847-48 г. В октябре 1848 года Анненков вернулся из-за границы и в первой книжке 1849 года "Современника" поместил свою первую критическую статью "Заметки о русской литературе 1848 г."; этой статьей начался ряд его критических статей о произведениях главнейших представителей русской литературы за двадцать лет (1848-1868); помещались они в "Современнике", "Русском Вестнике", "Атенее", "Библиотеке для Чтения", "С.-Петербургских Ведомостях" и "Вестнике Европы". Как критик, Анненков придерживался по преимуществу эстетического направления, хотя по временам разбирал литературные произведения и с точки зрения их общественного значения. Хороший вкус, обширная начитанность и беспристрастие являются главными достоинствами критических работ Анненкова, собранных во втором томе его "Воспоминаний и критических очерков", вышедших в 1879 г. в трех томах. Беллетристические опыты Анненкова - повесть "Кирюша" и рассказы: "Она погибнет" и "Странный человек", помещавшиеся в "Современнике" (1847 г., № 3, 1848 г., т. 10 и 1851 г., т. 27), - неудачны; значительно удачнее были печатавшиеся в том же журнале, в течение трех лет (1849-1851) письма из провинции под заглавием "Накануне пятидесятых годов". Написанные в беллетристической форме, эти письма, касающиеся быта Казанской и Симбирской губерний, свидетельствуют о несомненной наблюдательности автора, о его уменье подметить новые типы и обрисовать их в общих чертах. Купив у вдовы А. С. Пушкина право на издание его сочинений (за 5000 руб. с разрешением напечатать 5000 экземпляров), Анненков проверил текст посмертного издания (1838-1842 г.) по рукописям. Хотя проверка эта не всегда правильна, хотя издатель пропустил много стихотворений, находившихся в черновых тетрадях поэта, вполне цензурных и заслуживавших обнародования (см. "Русск. Стар." 1884 г., № 2, стр. 416), все-таки анненковское издание Пушкина было первым, достойным его имени, изданием произведений великого поэта и для своего времени должно быть признано выдающимся общественным явлением. Из статьи "Литературная тяжба" ("Вестн. Европы" 1881 г., № 1, и в книге "П. В. Анненков и его друзья", СПб. 1892) можно видеть, с какими цензурными затруднениями приходилось бороться издателю, какие урезки заставляла делать цензура в произведениях поэта и сколько нужно было ловкости и настойчивости, чтобы отстоять некоторые пушкинские произведения. "Собрание сочинений А. С. Пушкина", в 6-ти томах, появилось в 1855 г.; седьмой, дополнительный том вышел в 1857 г. В первом томе были помещены: "А. С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений", которые в 1873 г. вышли отдельным изданием и в которых Анненков, на основании выписок из бумаг Пушкина и устных рассказов лиц, знавших поэта, проследил его творчество изо дня в день. В 1857 г. появилась интересно написанная Анненковым биография H. В. Станкевича, с приложением его переписки, а затем, время от времени, в журналах до конца шестидесятых годов печатались критические статьи, о чем уже упоминалось. Живя с конца 60-х годов за границею - в Париже, Баден-Бадене, Берлине, Дрездене, и только изредка приезжая в Россию для устройства своих дел, Анненков, сотрудничая в одном только "Вестнике Европы", обратился почти исключительно к литературным воспоминаниям, если не считать нескольких весьма важных и интересных статей о Пушкине ("А. С. Пушкин в Александровскую эпоху", "Литературные проекты А. С. Пушкина", "Общественные идеалы А. С. Пушкина"). Из литературных воспоминаний Анненкова, написанных в последний период его деятельности, первое место по значению занимают воспоминания (см. 3-ий том "Воспоминаний и критических очерков"), озаглавленные "Замечательное десятилетие" (1838-1848) и являющиеся наиболее полным биографическим свидетельством о Белинском, в связи с характеристикою литературного и умственного движения сороковых годов. Заслуживают внимания воспоминания о Герцене и Огареве ("Идеалисты 30-х годов"), а также о Писемском ("Художник и простой человек" в "Вестнике Европы" 1882 г. № 4), Тургеневе ("Молодость И. С. Тургенева", "Шесть лет переписки с П. С. Тургеневым", "Из переписки с И. С. Тургеневым", в "Вестнике Европы" 1884, № 2, 1885, № 3 и 1887 г.), с которым Анненков был настолько дружен, что после смерти знаменитого романиста занимался разбором его бумаг. Все свои последние произведения Тургенев отдавал на суд Анненкова, мнениям которого безусловно подчинялся. В 1880 году при открытии Пушкину памятника в Москве, Московский университет избрал Анненкова (одновременно с Тургеневым) своим почетным членом, ценя его литературные заслуги. Почти все написанное Анненковым вошло в появившиеся в 1877-1881 гг. три тома "Воспоминаний и критических очерков" и в книгу "П. В. Анненков и его друзья", изданную А. С. Сувориным в 1892 году; в этой же книге помещены письма к Анненкову, относящиеся преимущественно к сороковым и пятидесятым годам, - Каткова, Гоголя, В. П. Боткина, Белинского, Кудрявцева, Бакунина, Герцена и его жены, Некрасова и Огарева.

С. Венгеров, "Критико-биогр. словарь", т. I, 596-612. - Д. Д. Языков, "Обзор жизни и трудов покойных русских писателей", в. 7-й, стр. 5-9. - "Вестник Европы" 1887 г., № 4. - "Историч. Вестник" 1887 г., № 4. - "Русская Старина" 1890 г., № 3. стр. 643-644 ("Дневник А. Н. Никитенко") и 1884 г., № 2 (статья В. Якушкина). - В словаре Венгерова указаны отзывы о разных произведениях Анненкова, а в "Обзоре" Языкова имеется наиболее полный хронологический перечень всех его работ.

С. Тр.

{Половцов}

Анненков, Павел Васильевич

Литературный критик, издатель первого по времени (1850-60) Собрания сочинений поэта Пушкина; род. в 1812 г., † в 1887 г., 8 марта. Принадлежа к кружку Белинского, столкнувшего его близко с видными представителями русской литературы 50-х годов, А., проживавший долгое время за границею, в своих заграничных письмах, "Замечательном десятилетии" и "Переписке и биографии Станкевича" внес много живого и ценного в нашу литературу. Большая часть написанного А. вошла в 3 тома его "Воспоминаний и критических очерков" (С.-Петерб., 1877-81 г.).

{Брокгауз}

Анненков, Павел Васильевич

{Половцов}

Анненков, Павел Васильевич

(1812-1887) - писатель, известный, гл. обр., как автор ценных мемуаров и пушкинист. А. - типичный представитель дворянской культуры, выросшей на почве крепостного труда. Образованный, начитанный помещик, А. много путешествовал по Европе, мечтал о переустройстве русской жизни согласно требованиям просвещенного Запада; интересовался европейским революционным движением, лично знал Карла Маркса, с которым несколько раз встречался и состоял в переписке. Под влиянием знакомства с Марксом, А. уже в 1847 требует "наукообразного занятия общественными вопросами". В середине 40-х гг. он в своих "Парижских письмах", печатавшихся в "Современнике", знакомит русских читателей с крупнейшими представителями франц. социализма - Пьером Леру, Луи Бланом, Кабе, Прудоном и др., не делаясь, однако, сторонником излагаемых учений. Революционные события 1848, которые А. лично наблюдал в Париже, не увлекли его, и здесь сказался в А. наблюдатель со стороны, человек посторонний происходящим на его глазах большим общественным событиям. Главную ценность в литературном наследии А. составляют его воспоминания; А. был близок почти со всеми крупными писателями 40-х гг. и он дал в записках ряд живых образов своих знаменитых современников (Гоголь, Белинский, Герцен, Бакунин, Грановский, Тургенев, Кольцов, Огарев и др.). Страницы воспоминаний ("Замечательное десятилетие", "Литературные воспоминания", "Молодость И. С. Тургенева", "Н. В. Станкевич" и др.) полны важных фактических сообщений, основанных на обширной личной переписке, и до сих пор являются незаменимым биографическим материалом. В начале 50-х гг. А. положил основание научному пушкинизму подготовкой полного собрания сочинений Пушкина ("А. С. Пушкин в александровскую эпоху", СПб., 1874; "Общественн. идеалы А. С. Пушкина", журн. "Вестник Европы", 1881). Как критик современных литературных явлений, А. принадлежит к группе писателей-эстетов 50-х гг., выдвигавших принцип самоценности искусства. Он оставил критические статьи о Тургеневе, Толстом, Островском, Писемском, Салтыкове и др. В начале своей деятельности А. выступал как беллетрист (повести: "Кирюша", "Провинциальные письма" и др.) и как журнальный корреспондент (в "Современнике" 1847-1848).

Лит.: Венгеров, С. А., Критико-биографический словарь русских писателей и ученых, т. I; Рязанов, Д. Б., Карл Маркс и русские люди 40-х гг.; Сакулин, П. Н., Русская литература и социализм, ГИЗ, 1923 (2-е изд., 1925).

Л. Гроссман.

Анненков, Павел Васильевич

Известный литератор, критик-мемуарист, убежденный западник, представитель либерального просвещенного дворянства 40-50-х гг. Много путешествовал, знакомился с европейским революционным движением. Лично знал К. Маркса и находился с ним в переписке. Оставил весьма ценные воспоминания о Гоголе, Белинском, Герцене, Грановском, Бакунине и других выдающихся людях 40-х гг. Был первым пушкинистом (подготовил к изданию и издал собр. сочин. Пушкина).

Библиография: I. Воспоминания и крит. очерки, 3 т., 1877-1881. Сочин. А. переизданы в 1909 (Стасюлевичем) и в 1928 (Acad.). Кроме того см. его "Материалы для биографии Пушкина", "Пушкин в аяександр. эпоху", "Н. В. Станкевич" .

II. Венгеров, Словарь. А.; Пыпин А., Лит-ые характеристики; Введенский А. А., Критик переходного времени, Сл., 2/80; Ан-ский С., К характеристике К. Маркса, примеч. к статьям А. Замечательное десятилетие, Р. М., 8/903; Сакулин П. Н., Русск. лит. и социализм, изд. 2-е, 1925; Рязанов Д., К. Маркс и русские люди 40-х гг.

Отличное определение

Неполное определение ↓