Евгений маргулис с "машиной времени" познакомился за десятку. Евгений Маргулис: Семья – это жизнь

В первый день лета по одной из улиц Москвы двигалась весьма разношерстная компания. Большой, неспортивного вида бородач в кипе и с цицит, миниатюрная девушка с большим рюкзаком и еще одна особа высокого роста, без рюкзака, но с раскаленным телефоном в руке. Да, это были мы - надежда и опора иудейской журналистики. Небезызвестный Шломо Полонский, фотограф Женя Потах и я, Оля Есаулова. Мы шли на встречу с Евгением Маргулисом, дабы взять у него интервью. У известного российского рок-музыканта, который, помимо всего прочего, еще и еврей. Итак, мы оказались в студии, высокие светлые стены которой увешаны экзотическими музыкальными инструментами, керамическими фигурками и какими-то доселе необычными изделиями из виниловых пластинок. В общем - очень атмосферно. Евгений Шулимович строго нас предупредил, что у него для нас ровно час. Я не возражала. Но, услышав за своей спиной восторженный шепот Шломо: «О, пластиночки», мне стало ясно, что сложиться все может совсем непредсказуемо… А пока, заняв удобную позицию в центре зала, мы начали беседу с маэстро.

Ольга Есаулова: Именно здесь, судя по всему, и проходят те самые «Квартирники у Маргулиса», которые транслирует телеканал «Че»?

Евгений Маргулис: Да, именно. Это самое подходящее место, которое мы смогли найти в Москве. Важно было сохранить атмосферу. Самим обставить все, иметь возможность приехать тогда, когда захотим. С клубами так не получится. Там столы, стулья, буфет этот, никому на фиг не нужный. Это уже не квартирник.

О. Е.: Как пришла идея создать проект?

Сама программа получилась довольно случайно, и мотивацией к ее созданию стало чувство ностальгии. Когда я был маленький, мы жили у метро «Аэропорт», которое всегда славилось тем, что там были кооперативы писателей, режиссеров, киношников и прочих. И, естественно, люди были обладателями квартир чуть больше, чем это было принято в советское время. На таких квартирах и случались квартирники. Так как все между собой были знакомы, я шести лет от роду попал на концерт Александра Галича, куда меня притащила двоюродная сестрица.

Шломо Полонский: Понравилось?

Мне было шесть лет. Пел он на «запрещенном русском языке».

Я не чикался на курсах, не зубрил сопромат,

Я вполне в научном мире личность лишняя. Но вот чего я усек:

Газированной водой торговал автомат,

За копейку - без сиропа, за три - с вишнею.

Я ничего не понял, но понравилось страшно. И знаете, он меня зацепил по-настоящему. Вообще я хочу сказать, что те вещи, которые поразили в детстве, идут с тобой всю жизнь. Также меня когда-то зацепили «Битлз», Галич, Владимир Трошин. Я до сих пор все это безумно люблю. Так вот, возвращаясь к проекту. Мне захотелось создать такую программу - воспоминания о квартирниках 70–80-х гг. Телеканал «Че» идею поддержал. Сегодня уже показано 28 передач, снято 44. Говорят, получается все успешно. Во всяком случае, меня начали узнавать охранники в «Ашане».

О. Е.: То есть наконец-то пришел успех?

- Да, наконец-то (смеется).

Ш. П.: По какому принципу вы выбираете выступающих?

- «Пожилых бойцов» мы, конечно, в первую очередь зовем, потому что они, скажем так, состоявшиеся и все это прошли. Тот же Боря Гребенщиков. Они с большим удовольствием в эту историю вписываются. Все по-честному, без компьютеров. Насколько ты хорош - докажи.

Ш. П.: А попасть можно? Это я так, любопытствую.

Можно, но сложно (улыбается). Сначала мы сделали закрытую группу в «Фейсбуке», но очень быстро там оказалось больше 1000 человек, и мы эту группу закрыли. Теперь тихушничаем: только сарафанное радио. Больше 50 человек в лофте - смерть. А так - комфортно, народ сидит, музыку слушает, виски пьет, получает удовольствие. Среди гостей в основном люди, которых пригласили артисты, либо я, либо канал «Че».

О. Е.: Вы выступаете в качестве ведущего квартирника?

Я такой talking head. Сам тоже выступаю, по желанию и обстоятельствам.

О. Е.: Молодые артисты тоже участвуют?

Я в принципе за молодежь. То есть, например, мы снимаем два концерта в день: первый - какой-нибудь старый перец типа меня, а второй пускай будет какая-нибудь «Айова». Другое дело, что мы поставлены в определенные рамки, потому что канал борется за рейтинги. В идеале хотелось бы, чтобы играл только тот, кто нравится мне, но есть еще люди, которые говорят: нет, это не пойдет. И это для меня, конечно, непросто. Я отвык, что надо мной стоит кто-то и решает. А сейчас приходится все согласовывать с телевизионным начальством.

О. Е.: Почему сложно работать с начальством? Тяжелый характер?

Проблема в другом. Я безусловная скотина в том, что занимаюсь только тем, что нравится мне. Если мне что-то не нравится, я этим не занимаюсь.

О. Е.: С этим ли связана частая смена коллективов?

Да, когда мне что-то надоедает и не приносит личное удовольствие, я ухожу. И деньги тут уже не играют роли.

Ш. П.: То есть вам просто становится скучно. И дело не в конфликтах?

А я вообще неконфликтный человек, достаточно толерантен ко всему. Когда я решил перейти на сольный проект, это мне было гораздо интереснее, чем коллективы, в которых я работал. В результате сольная карьера перетянула на себя абсолютно все. Были оставлены и «Машина времени», и «Воскресение», и я прекрасно себя чувствую по этому поводу.

О. Е.: Своими песнями и музыкой вы пытаетесь что-то донести до слушателя или сделать его, скажем, лучше?

Песни пишут для того, чтобы передать свои ощущения. А уж каждый воспринимает это в меру своей образованности, испорченности и иже с ними. Поэтому я просто делюсь своим отношением, а как это воспринято - вопрос к слушателю. Люди приходят тебя послушать, это значит, что ты им интересен. Если бы вы меня спросили, почему я хожу на концерты Эрика Клэптона, я бы ответил: просто потому, что мне нравится музыка Эрика Клэптона. И мне абсолютно все равно, меняет она мир или нет.

О. Е.: Было ли в жизни нечто такое, что стало переломным моментом в музыкальной карьере, задало направление?

Естественно. Первое нервное потрясение, конечно же, от «Битлз».

Ш. П.: О, Битлз! А какой песней они вас тогда сразили?

Это была песня Can’t buy my love, услышал по радио. Я помню, у нас был воскресный обед. Помню даже наш приемник - «Рига-6». И вот сидим мы, едим какую-то там картошку с селедкой, и тут звучит эта песня. И она меня по темечку как шарахнула! Просто по-настоящему шарахнула, не могу сказать иначе. Это был действительно переломный момент.

А поскольку мой школьный класс был очень непростой и школа у меня тоже была непростая, то со мной учились дети всяческих дипломатических работников. Если на каникулы я уезжал в пионерский лагерь «Холщевники», то они уезжали кто куда - в Америку, Танзанию. И первого сентября я приносил с собой комариные укусы, а они - пластиночки. Поэтому все, что выходило, всегда оказывалось у нас у первых. Мне тогда было восемь лет.

О. Е.: Вы в начале разговора сказали, что те вещи, которые цепляют в детстве, остаются с тобой на всю жизнь. Вы имели в виду музыку или вообще все?

Абсолютно все! И книжки какие-то, и просто детские ощущения. Я даже помню первую книжку, которую я прочитал. Она называлась «Артемка». Мне было четыре года. А возвращаясь к музыке, могу сказать, что музыка того периода меня не обламывает никакая: ни советская, ни антисоветская. Я могу слушать любую музыку начиная с 60-х годов. Когда путешествую где-нибудь за кордоном, где не работает, к счастью, наше радио, я обычно записываю флешку с подборкой советских песен часов на 15 и слушаю их с превеликим удовольствием.

Ш. П.: А когда вы вообще стали музыку писать? У вас есть музыкальное образование?

Когда я начинал, никакого отношения к музыке не имел.

О. Е.: Я помню историю о том, как ваша бабушка выкинула скрипку. Не задалось со скрипкой?

И правильно сделала. Это отличная история. Со скрипкой совсем не задалось. Гитару я взял в руки только для того, чтобы нравиться девчонкам. Было это в 15 лет, я быстро научился играть и стал героем двора. Естественно, я никогда не помышлял о том, что стану музыкантом. Само как-то так вышло.

О. Е.: Вы учились на врача, стали музыкантом. А кем еще хотелось стать в детстве?

О, там было много всего. Пожарный, таксист, космонавт…

Ш. П.: …Водитель катка?

О. Е.: Шломо, я так понимаю, это что-то из твоего, нереализованного?

Нет, водителем катка я быть точно не хотел (смеется). Я жил недалеко от Музея космонавтики. Естественно, хотел стать космонавтом. Потом приоритеты стали меняться, мне ужасно нравились машины такси с зелеными глазками. И да, пожарным. Мне казалось, что это очень волнительно и что мне очень идет красный костюм.

О. Е.: Были попытки вернуться в медицинский. Зачем? Были сомнения в призвании?

На самом деле это чисто бабушкина история. Заниматься ты можешь чем угодно, но должен получить высшее медицинское образование. Это самая востребованная профессия в тюрьме, а тебя точно посадят за все, что ты делаешь.

О. Е.: Что же вы делали такого?

74-й год, я косматый, у меня рок-н-ролл… Для бабушки этого было достаточно. А бросил медициной заниматься в общем-то потому, что у нас были концерты, я на лекции не ходил. И последнее, что меня окончательно добило, это когда на практике в роддоме были какие-то тяжелые роды, а я вернулся только в семь утра, мы всю ночь играли и пили. Около этого ложа меня и накрыло, я грохнулся в обморок. Причем точно не от увиденного, я все же в морге работал уже на тот момент и не особо был впечатлительным. Тогда я понял, что все, нужно уходить.

О. Е.: Не первый раз слышу, что многие успешные люди начинали свою карьеру в морге. Это что, хороший старт?

Да уж, наверное (смеется). Кстати, Билли Новик (Billy’s Band) - бывший патологоанатом.

Ш. П.: А давайте вернемся к детству. Я понял, что хорошей музыки в нем было выше крыши. А что было еврейского?

Бабушка. Именно она в нашей семье соблюдала какие-то традиции. Белла Баруховна ходила в синагогу на Архипова, а мы, конечно, уже были рожденные в Москве и совсем светские. Я помню историю, какой же это был год? Наверное, где-то начало 60-х. В Москву приезжала израильская команда играть то ли в баскетбол, то ли в волейбол, и наши братья евреи выиграли. Бабушка вскочила и орала как резаная: «Наши! Наши!»

Ш. П.: Я вот знаю, что некоторых из «наших» в те времена смущало их происхождение, другие считали, что оно им мешает. Лично мне мое еврейство не делало ни тепло, ни холодно. Ваше отношение каким было?

Я никогда не скрывал, что я еврей. Тем более что у меня это написано на лице. Украшайся длинными волосами не украшайся, стригись наголо - породу не скроешь.

О. Е.: И ваше отношение к своему еврейству не менялось со временем?

Я как был евреем, так им и остаюсь. Как к этому может меняться отношение? Это данность.

Ш. П.: А как вы понимаете свое еврейство?

Просто я всегда чувствовал принадлежность к нашей замечательной еврейской нации, к народу.

О. Е.: Но что-то отличает нас от остальных?

Сейчас, с высоты своего возраста, я могу ответить: очень хороший ум, хорошая аналитика. Но надо сказать, что если среди нас попадаются идиоты, то идиоты тоже самые выдающиеся.

Ш. П.: Как мне сказал один раввин, если еврей сволочь, то он исключительная сволочь.

О. Е.: То есть троечников-середнячков нет?

- Вот именно. Моя бабушка шутила, что таких евреев обычно называют «одиннадцатый». Десять нормальных, а одиннадцатый - ну полный идиот.

О. Е.: Сейчас в Москве еврейская жизнь проходит очень активно. Вы частый гость еврейских тусовок?

- Нет, далеко не везде появляюсь. На самом деле, по мере возможностей. Если я в Москве, ничем не занят, то почему бы не прийти, не повидаться со своими друзьями, которых я давно не видел? Каждый же занят своим делом, у всех не хватает времени.

Ш. П.: Мероприятия, на которые вы ходите, больше культурные или вас на религиозные тоже приглашают?

На религиозные, по-моему, меня не звали еще ни разу. Хотя, подождите, вроде были…

О. Е.: Это такие мероприятия, где много мужчин, похожих на коллегу Полонского.

Да, да, звали, звали. Но не довелось.

О. Е.: Какое у вас отношение к религии?

Нас всех делали атеистами. На самом деле я не люблю людей, которые распространяются об отношении к Б-гу. Ужасно не люблю. Мне кажется, что это должно быть глубоко в тебе. Зачем об этом говорить? Тут по аналогии с политикой - разговор о политике должен вестись людьми, которые понимают, о чем говорят. Это должен быть узкий круг людей. Вообще очень интересно, что многие бывшие наркоманы и алкоголики или сидевшие, например, становятся религиозными фанатиками. Очень многие из нашего брата, которые соскочили со всяких глупостей, превратились, конечно, совершенно в других людей.

Я же считаю, что если ты медийное лицо и тебя показывают где-то, и у тебя берут интервью, которое, я надеюсь, прочитает больше пяти человек…

О. Е.: Пять мы вам гарантируем, это наш штат.

Отлично (смеется ). Вот поэтому я всегда тактично ухожу от этого вопроса, особенно в интервью.

О. Е.: Как вы относитесь к Израилю? Чувствуете ли Святую землю домом?

В некотором плане да. Хотя, конечно, количество евреев зашкаливает (улыбается).

Ш. П.: Знаете, мне в начале 90-х в Израиле довелось ехать в машине с Зиновием Гердтом на его концерт. Мы вышли около какого-то дома культуры. И тут какая-то женщина, увидев Гердта, кому-то начала кричать громко: «Тамара! Давай сюда! Он уже здесь!» И Гердт такой, тихонечко, в сторону: «Жидов много здесь, конечно, много…»

Вот-вот…Я последний раз был в Израиле с концертом года четыре назад и понял, что лучше буду играть в России. Вот все там на уровне Московской областной филармонии 1975 года. Едем с устроителем концерта, а он не знает, где концерт. У него написано какое-то дацзыбао, он ничего там не понимает, его брат сидит сзади. Он говорит: «Боря, ты знаешь, где дорога, куда мы едем?» Он говорит: «Нет, не знаю. Позвони папе». Он звонит папе, папа тоже не знает: «Роза сказала, знает…» Ужас, в общем.

О. Е.: А вы вообще туда часто ездите? Отдыхать, скажем.

Отдыхать - нет. Отдыхать есть места похолоднее. На самом деле больше всего я люблю Испанию.

Ш. П.: А если еще похолоднее? Например, Скандинавия?

О. Е.: Мурманская область.

Не-не, избавь Г-сподь (смеется.)

О. Е.: Я читала в интервью с вами, что вы в принципе никогда не сталкивались с какими-то проявлениями антисемитизма…

Верно, никогда. Опять же мне, конечно, повезло в том, что социальный слой, в котором я рос, не предполагал таких вещей. Вот если бы я родился в каком-нибудь неблагополучном районе, возможно, было бы иначе. Замечательная публика окружала меня всю жизнь. И именно это позволило мне, как бы лучше сказать…

О. Е.: С быдлом не сталкиваться.

Именно. Многое зависит от окружения и от условий, где рос. У меня ребенок окончил 57-ю математическую школу, окончил мехмат МГУ, окончил Бостонский университет. Вот если бы мы жили, ну, например, где-нибудь в Южном Бутове, то, наверное, его жизнь сложилась бы иначе.

О. Е.: А как ваш сын относится к своему еврейству?

Он к нему намного ближе, чем я. Начал учить иврит. Кстати, это его четвертый язык, что радует.

О. Е.: Вас радует, потому что это четвертый или потому что иврит?

Именно потому что иврит, естественно. Недавно он, как настоящий яппи, сгонял в Израиль пообщаться и повысить свой культурный уровень. То есть ему это все интересно, он больше об этом знает. Когда он был маленьким, ему было лет пять, он вдруг неожиданно начал читать все подряд, в том числе и про историю евреев. Он, как настоящий математик, во все очень серьезно углублялся. В нашу историю и в свое еврейство тоже.

Ш. П.: У меня есть вопрос, если позволите. Вот вам 60 лет. Есть ли что-то такое, чего вам не хватает как творцу, как артисту? Что еще не сделано?

Не сделано много чего. Возможно, в музыке, а может, стоит освоить что-то новое. Например, я никогда не был ведущим. А тут как-то раз - и стало получаться. Мне даже это нравится. Единственное, конечно, что обламывает, это то, что я уже не юн.

Ш. П.: А что именно обламывает? Самочувствие?

Старость, однако! Помню случай. 1980 год, я пришел в Театр Ленинского комсомола, попал на репетицию. И идет Татьяна Ивановна Пельтцер через зал, немножко скрючившись, держась за спину. Марк Захаров говорит: «Татьяна Ивановна, что случилось?» Она на него посмотрела и ответила: «Да старость случилась, @би ее мать». С возрастом можешь, конечно, меньше. Не можешь так стремительно на все реагировать, как в молодости.

Ш. П.: Я продолжу свой вопрос. Итак, вы - часть еврейского народа…

Да, часть нашего еврейского умного народа. И красивого.

О. Е.: Последнее про меня, Шломо.

Ш. П.: Нет, про меня. Так вот. Чувствуете ли вы необходимость сделать что-то уже не как артист, а как еврей?

О. Е.: Бороду отрастить, например, как у Шломо…

Как я уже сказал, я считаю себя неучем в этом плане. Многое еще не сделано, не прочитано, не изучено. И конечно, хотелось бы заполнить все пробелы, в том числе в знаниях нашей истории и религии. Но вот насчет бороды, откровенно говоря, не уверен.

О. Е.: А ваша супруга еврейка?

Да, конечно. Но это как-то само так получилось. Опять же, гениальное слово - location. Она тоже аэропортовская. Даже провожая ее до дома в другой стороне от моего, я до ее квартиры доходил за 10 минут.

О. Е.: Вы вместе уже больше 30 лет. Что надо делать, чтобы так долго?

Не перечить. Никогда. Не нужно спорить с женщиной.

Визитная карточка

Евгений Шулимович Маргулис - советский и российский рок-музыкант, заслуженный артист Российской Федерации, певец и автор песен и музыки, по праву считается одним из ярчайших представителей блюзового направления в российском роке. В прошлом участник группы «Машина времени», один из основателей и бывший участник группы «Воскресение».Евгений родился 25 декабря 1955 года в Москве, в семье инженера Шулима Залмановича Маргулиса и учительницы русского языка и литературы Брониславы Марковны Маргулис. Более 30 лет женат на Анне Маргулис, имеет сына Даниила.

Предпосылок к музыкальной деятельность у Маргулиса не было - он учился в техникуме, музыкальном училище, далее в медучилище, потом в мединституте. Но в итоге карьеру врача пришлось оставить ради карьеры музыканта.

40 лет назад появилась молодая, никому тогда не известная группа The Kids.

Мало кто мог предположить, что чуть позже именно она станет легендарной “Машиной времени”.

По случаю юбилея запуска “Машины” “МК” решил побеседовать за жизнь с одним из ее рулевых — Евгением Маргулисом. Как выяснилось, музыкант, всю жизнь игравший в культовых коллективах, считает себя одиночкой. А еще он не любит читать прессу, смотреть ТВ и слушать радио.
— Видимо, сейчас вы будете заниматься одним из самых нелюбимых дел в своей жизни — давать интервью?

— Ха-ха-ха! Да! Это действительно так. Если есть возможность не общаться, подставить кого-нибудь вместо себя, например Макара, Кутикова, Державина, я всегда уступаю эту пальму первенства. А сам сваливаю.

— Почему?

— А потому что я знаю все вопросы. Беда в том, что журналист приходит неподготовленный. В принципе его совершенно не интересует, чем ты занимаешься. Его интересует: есть ли грязное белье, с кем ты спишь, что ешь?..

— Тогда вопрос о творчестве. Вы не каждый год балуете поклонников сольными пластинками, но в этом году сподвиглись. На альбоме звучат только новые песни или будут знакомые уже композиции, исполненные вами в группах “Машина времени”, “Воскресение”, “Наутилус”?

— Будет одна песенка, которая была на последнем “воскресенческом” альбоме, и две “машининские”. Я их написал с Макаром. Остальное — все новое.

— Саунд альбома чем-то отличается от предыдущего?

— Я сделал запись с “Кримлин оркестра”. Мне стало интересно посмотреть на свое звучание в хороших оркестровках.

— Почему, на ваш взгляд, в какой-то момент многие музыканты стараются записаться с оркестром?

— Да потому что электрогитары надоели до безумия. Один грохот и рев, за которым скрываются все нюансы твоих музыкальных творений. Я всегда говорил, что песня только тогда хорошая, когда ее можно сыграть на акустической гитаре в подъезде. Не можешь сыграть — значит песня плохая.

— Вы как-то сказали, что у вас два дня рождения — как музыканта и как человека. И что справляете вы их в один день. Как так получилось?

— Да нет, просто я родился по-настоящему 25-го в 0.52, а в паспорте дату рождения записали 24-го. Бог с этим, не важно. А как музыкант я родился только лет десять назад. Когда начал понимать, что я делаю, чего хочу, что получается, а что нет. Некоторые к 40 годам созревают, и им становится многое неинтересно, а вот мне интересно экспериментировать. Заниматься тем, чего я никогда в жизни не делал. Например, камерными оркестрами, музыкой к кино.

— Видимо, теперь и предложения стали поступать?

— Конечно. Мне вот сейчас интересно написать музыку к спектаклю. Мне хочется поработать музыкантом в глобальном плане.

— А говорят, было время, когда вы хотели оставить профессию. Что вас приглашали к себе Гребенщиков, Пугачева, а вы отказывались…

— Это было очень давно, и время было дурацкое. Тогда группу “Аракс”, в которой я играл, запретили приказом министерства культуры. Нам было запрещено появляться на советской эстраде. Да и фамилия Маргулис сыграла свою роль. Так что 82-й год тогда у меня был достаточно тяжелый. Устроиться никуда не мог. Те люди, которые сначала меня зазывали, начали отказывать. В общем, много в то время чего было “хорошего”. И слава богу, что не получилось. История соавторства, как это происходило в “Машине времени”, “Воскресении”, других коллективах, где я играл, хороша, но хочется быть начальником самому себе. Мне нравится сочинять в одиночку. С собой всегда можно договориться.

— Желания нет никакого. Мне достаточно того, что я пишу свои музыкальные обзоры в один журнал. А с кем я дружил, кого видел — никому, кроме меня, наверное, неинтересно. И автобиографию я писать не хочу. Книги своих коллег, которые пишут, как прошла их жизнь в искусстве, я стараюсь не читать. Серьезно, это неинтересно.

— Нет, нет. Я люблю погулять. Но все в рамках приличия. Люблю побалбесничать, если есть возможность ничего не делать. Это я люблю больше всего.

— А такие песни, как ваш “Блюз о вреде пьянства”, в какие моменты рождаются?

— О-о-о! Это одна из моих первых песен. Как ни странно, родилось это после того, как мы с Андрюшенькой Макаревичем в 76-м году пошли в винный магазин и увидели совершенно замечательный плакат рядом с ним. На плакате были изображены рабочий, крестьянка и интеллигент. И чья-то паскудная рука пририсовала одному бутылку водки, другому — бутылку портвейна, но красивей всех был интеллигент, потому что он был в белом халате, с массой карманов. И в эти карманы алкоголь и был расписан только так. Тогда я еще прочитал какого-то немецкого поэта века семнадцатого, который написал стишок по поводу алкоголя, где были такие слова: “Пьет народ мужской и женский, городской и деревенский, пьют глупцы и мудрецы, пьют транжиры, и скупцы, пьют скопцы и пьют гуляки, миротворцы и вояки, бедняки и богачи, пациенты и врачи”. Вот это все и послужило толчком для написания этой песни.

— Пиво, виски — это некий неотъемлемый набор рок-музыканта. Вы же говорите, что не употребляете эти продукты.

— Я не отношу себя к рок-н-роллу. Да никогда особо и не относил. Даже и к блюзу не относился бы…

— Если бы?..

— Дело в том, что я просто использую краски из этих стилей. Не более того. Евгений Маргулис любит нетрадиционный блюз. Скажем, полуторааккордный блюз я не выношу. И слушаю только людей с богатым блюзовым интеллектом, у которых больше пяти аккордов. Дома есть большая коллекция их пластинок. У меня есть Роберт Джонсон, который все это придумал, мне этого достаточно. Других мне слушать неинтересно. Когда я слышу культовую блюзовую песню Hoochie Coochie Man в семисотой интерпретации, меня выворачивает наизнанку.

— Однако вы все же катаетесь на блюзовые фестивали?

— Иногда. Я езжу на фестивали только в тех случаях, когда там выступает музыкант, которого я очень люблю. А так про блюз я знаю все.

С Маккартни так и не познакомился

— По прошествии многих лет, что вы играете в “Машине”, понимаете, что вы для нее, а что она для вас?

— Она как жена: убить нельзя, а бросить жалко! Мы уже настолько друг к дружке привонялись, что пусть это катится и катится. На стороне каждый старается сделать что-то свое, не советуясь ни с кем. Поэтому и получаются сольные проекты, чему я очень рад.

— Обычно на Западе о гитаристах культовых групп известно почти все: что кушает, как пукает… Вы же умудряетесь находиться в тени. Может быть, вы затворник?

— Нет. На самом деле это беда журналистов, которые находят себе кумира и о нем пишут. Например, Борис Гребенщиков и группа “Аквариум” или Андрей Макаревич и группа “Машина времени”. Бред сивой кобылы! Есть группа “Машина времени”! А уж дальше каждый выбирает, кто ему ближе. Я нормально существую сам по себе. Никакого затворничества нет. Я достаточно открытый человек.

— Каково ваше отношение к последней пластинке “Машины”, которая записывалась на легендарной студии Abbey Road?

— Отношение достаточно сложное.

— Получилось не так, как вы хотели?

— Да, не так, как хотели. Что-то недописали, что-то недодумали. На самом деле нужно было бросать все и заниматься написанием материала для этой пластинки. И при таких возможностях — такой студии, работе с иностранными музыкантами — можно было поставить все с ног на голову. Но, к сожалению, этого не произошло, потому что у меня достаточно консервативные коллеги.

— С Маккартни познакомились?

— Не получилось, он на тот момент разводился с Хизер Миллс. И с Ринго Старром не вышло, потому что его жена Барбара упала с лошади и сломала ногу.

— Поговорка о жене прозвучала не случайно? Вас полностью понимают в семье?

— Мне не мешают. На самом деле у меня большой плюс в том, что в творческом плане я делаю то, что хочу. Никаких табу не существует абсолютно.

— Своей жене вы посвятили композицию “Блюз для Анны”. Но почему без слов?

— Как-то хорошо сказал Маккартни: “Когда мы писали “Yesterday”, мы думали об яичнице”. И первый вариант песни назывался что-то вроде “Яичницы-болтушки”. А “Блюз для Анны”? Я просто хотел написать песенку, но в один момент понял, что неохота писать слова. Поэтому тут же было придумано это название и приглашен Бутман. Все от лени. Но Анне было приятно.

— Вы ленивый человек?

— Раньше был ленивый, сейчас нет. Времени осталось мало. Мы же стареем, а надо успеть еще много чего попробовать.

— Ваша постоянная щетина — тоже от лени?

— Да нет, просто... (Задумавшись на секунду.) Да! Оттуда! (Смеется.)

— Жена Анна по профессии психолог. Вам приходилось обращаться к ней как к профессионалу?

— Нет, Бог миловал. Все потому, что я живу с психологом Бог знает сколько времени. И не создаю опасных ситуаций.

— То есть вы неконфликтный человек?

— Нет. Мне проще вообще не ввязываться в склоку, чем объяснять, что делать этого не хочется. Что-то доказывать. Но я могу наорать — правда, только по делу.

— Чем занимается сын?

— Он закончил мехмат МГУ. Работает сейчас в банке. Но что-то у него появилось другое. То есть он математик, с прекрасным знанием двух языков — английского и французского. Он пошел не в папу: музыка, судя по всему, ему неинтересна, чувство ритма есть, но... Поначалу мне хотелось, чтобы он составил мне хорошую компанию, но потом оказалось, что это не его.

— Почему такое имя — Даня?

— Коротко от Даниила.

— Вам, наверное, привычно сокращать имена, потому что самого как только не зовут: и Жека, и Гуля…

— Гулю Макар придумал еще в 75-м году.

— Кто статуэтки слоников собирает, кто собачек, вы же — лягушек. Почему?

— Все произошло совершенно случайно. Мне было года 33, и два моих кунака — Андрюша Макаревич и Саша Кутиков, не сговариваясь, подарили мне на день рождения по лягушке. Сашка подарил деревянную лягушку размером со шкаф, которую мы долго пытались привонять к какому-нибудь месту в квартире, а Макар подарил нэцкэ XIX века. После этого меня торкнуло, начал собирать. Но привожу фигурки только из тех мест, куда сам попадаю.

— Подобные увлечения у многих перерастают в маразм, трансформируются в непонятные вещи, когда знакомые начинают дарить им плюшевые игрушки…

— Согласен, поэтому я запретил дарить мне лягушек на дни рождения. Я сказал, что принимается только антиквариат!

— И сколько теперь антиквариата?

— Нисколько, так я напугал всех сразу. А в коллекции — штук триста, наверное.

— А заняться дайвингом, горными лыжами, как делают ваши коллеги, не пробовали?

— Избави Господь! Я в этом отношении — как Черчилль, который говорил, что свежий воздух вреден для здоровья.

— То есть, когда выпадает свободная минутка, вы...

— Я могу заниматься чем угодно, лишь бы свалить куда-нибудь, на какой-нибудь концерт. Мне это значительно интереснее. Я не умею отдыхать, да и, пожалуй, не люблю. В том смысле, что я не могу лежать на пляже, мне это не нравится. Когда я приезжаю в незнакомое место, сразу смотрю афиши, кто играет. Мне интересно ходить на концерты, общаться с музыкантами…

— По прошествии лет не думали, что могло бы случиться, если бы вы все же закончили медицинский институт?

— Я эту идею отмел еще в 79-м году. Понял, что не хочу быть медицинским работником, хочу быть музыкантом. И к ней никогда в жизни больше не возвращался. Как отрезал.

Евгений Шулимович Маргулис (р.25 декабря 1955 года в Москве) - российский рок-музыкант, гитарист, бас-гитарист и певец.

Один из ярчайших представителей блюзового направления в российском роке. Участник группы «Машина Времени», один из основателей и бывший участник группы «Воскресение». Заслуженный артист России.

Биография.

Родился 25 декабря 1955 года в Москве. Недолго учился в мединституте, приобщился к музыке в 17 лет. Был участником восьми групп («Машина времени», «Воскресение», «Аракс», аккомпанирующий состав Юрия Антонова «Аэробус», «Наутилус» (или - "Наутилус-Шанхай", г. Москва, не путать с более известным "Наутилусом" из Екатеринбурга), записал два сольных альбома.

Летом 2003 года ушел из группы «Воскресение», где играл параллельно с «Машиной времени», участником которой является с 1976-го по 1979-й и с 1990-го по настоящее время. Считает себя профессиональным музыкантом с 1980 года, когда стал бас-гитаристом «Аракса».

Хобби - коллекционирование маленьких статуэток животных. Любимые инструменты: бас Godin и гитары Fender. С 2001 года начал исполнять песни на собственные стихи; в 2004-м занимался текстовой частью русской версии мюзикла «We Will Rock You».

Является владельцем мопса. Предпочитает гулять и балбесничать, если есть возможность ничего не делать. Жена Анна – психолог, сын Даниил закончил мехмат МГУ.

Евгений Маргулис, интервью

Маргулис не жалует журналистов, так же как и пишущая братия не жалует самого Евгения Шулимовича.

Идя на интервью к Маргулису, коллеги запасаются успокоительным и сигаретами. Однако не так страшен черт, как его пытаются намалевать. Маргулис прокурен, стар, ограниченно ироничен, лениво щетинист, небезнадежен, неуступчив, неспокоен. Общение с главным блюзменом постперестроечной российской эпохи проходило на тель-авивских берегах, а сама суть разговора сводилась к строкам из Бродского: "Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции, у моря". Уж больно много времени посвятил Евгений Шулимович восхвалению города Москва, которая слезам, как известно, не верит и теплых чувств не вызывает уже давно. Хотя мерилом чего могут быть чувства?! Маргулис создал в этом пропитанном выхлопными газами угаре пробок и провинциалов свой уголок, ограничил его переулками, где "домики старой Москвы", где его семья и друзья чувствуют себя комфортно, где любимые японские ресторанчики перемежаются бордовостью французских вин. Долго без наркотика под названием Москва уже не может

Пару недель могу провести вне города, потом начинается зуд возвращения. То есть нужно, просто необходимо возвращаться в Москву.

Ну как планирую? Этот этап закончится - начнется другой. Я в пятьдесят лет понял, что только начинаю. Мне есть что сказать.

Есть ли такая вещь, которую вы делаете ежедневно на протяжении всей жизни?

Да, я просыпаюсь.

Большая удача?

Возможность заниматься тем, что мне по настоящему нравится.

Вы удовлетворены собственной жизнью?

Да. Практически.

Как долго вы можете прожить без комфорта?

Вы знаете, совсем недавно выяснилось, что довольно долго. Мы с женой ездили в путешествие по Алтаю. Байдарки, палатки и отсутствие мобильных телефонов. Отлично отдохнули, и отсутствие комфорта вовсе не смущало – скорее наоборот, добавляло очков нашей затее.

Какие модные тенденции не обошли вас стороной? Здоровое питание? спорт?

По поводу здорового образа жизни мне не чужд подход Уинстона Черчилля, который говорил, что свежий воздух вреден для здоровья

Массовость обесценивает искусство?

Ни в коей мере. Наоборот, искусство должно быть за деньги. Если искусство не приносит средств к существованию, это не искусство.

Кто ваши родители?

Инженеры.

Традиции вашей семьи?

Да нет каких-то особых традиций. Путешествовать любим в разные затерянные уголки мира.

Знаете ли вы что-либо об израильской музыкальной культуре?

Совсем мало, хотя присылают иногда и израильские альбомы. Но все какое-то неинтересное.

Что-нибудь большое пишете?

Желания нет никакого. Мне достаточно того, что я пишу свои музыкальные обзоры в один журнал железнодорожный, "Саквояж" называется. А с кем я дружил, кого видел - никому, кроме меня, наверное, неинтересно. И автобиографию я писать не хочу. Книги своих коллег, которые пишут, как прошла их жизнь в искусстве, я стараюсь не читать. Серьезно, это неинтересно. Я пишу о том, что слушаю в данный момент. В рамках вот этого вот "железнодорожного" проекта. А идея появилась не у меня, а у моего дружка, который возглавляет отдел пропаганды в РЖД. И они решили заделать новый журнал этот "СВ", который будет лежать в поездах, и говорит: "Слушай, нам же нужна музыкальная страничка, но музыкальная страничка не как везде, где пишут рецензии на пластинки. Ты можешь что-нибудь там писать?" Я говорю: "Я могу писать только о том, что я слушаю. Я не критик, мне неинтересно писать о том, что я не слушаю. И специально для этого слушать музыку я не буду. Что у меня стоит в данный момент в CD-чейнджере - шесть пластинок, вот о них я могу написать". Попробовали, и оказалось, что я пишу уже который год.

Где легче всего дышится?

В московских переулках, конечно.

Еврейский мальчик и русский рок – как это сочетается?

Когда-то, году в 72-м, наверное, мы сидели с Макаром (Андрей Макаревич, лидер группы "Машина времени". – Прим. ред.), рядили по поводу еврейства и пришли к выводу, что еврейский мальчик непременно должен быть в "Машине".

Вы обязательный человек?

Да, очень. Я всегда стараюсь приходить вовремя. Сдавать материалы вовремя и не подводить людей, которые на меня завязаны.

В этот момент зазвонил мобильный и Евгений Шулимович несколько минут объснял позвонившему почему не успееет сдать материал в срок.

В одном из интервью вы сказали, что любите блюзовые истории про хороший алкоголь и клевых девчонок. Как это сочетается?

Блюз - это не скорбь и страдание, поэтому блюз может быть любым, и веселым в частности. Евгений Маргулис любит нетрадиционный блюз. Скажем, полуторааккордный блюз я не выношу. И слушаю только людей с богатым блюзовым интеллектом, у которых больше пяти аккордов. Дома есть большая коллекция их пластинок. У меня есть Роберт Джонсон, который все это придумал, мне этого достаточно. Других мне слушать неинтересно. Когда я слышу культовую блюзовую песню Hoochie Coochie Man в семисотой интерпретации, меня выворачивает наизнанку. Блюз никогда не был сильно востребованным. Это музыка небольших плошадок, на самом деле. И, скажем, у нас нет артистов плана Эрика Клэптона. Но это же все-таки не блюз, хотя блюз. Нет артистов плана Кеба Мо, то есть стадионных артистов, собирающих большие залы. Поэтому я не играю чисто блюз, и они не играют чисто блюз. Я не могу назвать себя блюзменом. Я использую элементы блюза. К старости я научился весьма прикольно петь с какими-то блюзовыми интонациями. А так музыка у меня абсолютно белая. Мне нравится блюз, но мне нравится блюз своеобразный, я традиции очень не люблю. Я блюзовые стандарты не слушаю, потому что я их знаю наизусть. Когда мне нужно было записать каких-то хороших блюзовых артистов, мой одноклассник-полупират приволок мне пластинок восемьдесят. Я эти 80 пластинок слушал минут десять, буквально по первому звуку, по первому аккорду, - не интересно. Я знаю это все, я знаю, какие слова там будут звучать, какие ноты будут играться. Мне не интересно. И я ненавижу нытье, я слишком позитивен для этого.

Где и как отдыхаете?

Путешествуем, как я говорил, много. Были вот на острове Пасхи не так давно. Или вот еще остров Мастик. Дальние Карибы. От Барбадоса на частном самолете нужно лететь еще часа полтора, на острове живут 1.100 человек, 140 вилл, и никто никого не знает. Остров оккупировали богатеи - всего семь пайщиков, его можно объехать за полчаса. Среди владельцев - Мик Джаггер, принцесса Маргарет, Дэвид Боуи и т. д. Но главное - там не работают телефоны!!! Полтора ресторана и полмагазина. Ничего нет! Я там был десять дней. Мне безумно понравилось! Только очень далеко лететь.

Дружить и работать в одном флаконе – вы не устаете от одинаковости людей, которые вас окружают?

Нет. У нас свой сложившийся за много лет круг общения. Мне с этими людьми комфортно, они понимают меня, а я понимаю их. Порой нам даже не нужно открывать рот, чтобы сообщить друг другу о чем либо. Достаточно взгляда, полукивка. Я очень ценю наши отношения.

Тусуетесь?

Нет. Мне это не интересно.

Вы начинаете отсчет "Машины времени" с 69-го, соответственно 40-летний юбилей – чем порадуете?

Будет целая серия концертов, посвященная этому событию. Большой гастрольный тур. 1 марта начали. Теперь вот колесим по городам и весям росейским. В рамках этого торжества в Израиле будет один-единственный грандиозный концерт с живым звуком и полным составом "Машины", на площадке на несколько тысяч человек, подробности пока раскрыть не могу…

Вы часто бываете в Израиле?

Бываю. И не только в Израиле. Макар с ребятами смеются, что, куда бы мы ни приехали, везде есть люди, которые приходят и говорят, что они мои родственники. Так оно, впрочем, и есть. Родственников у нас много.

Еврейство сильно мешало по жизни?

Да не особо. 82-й год в этом плане был тяжелым, устроиться никуда не мог. Тогда группу "Аракс", в которой я играл, запретили приказом министерства культуры. Нам было запрещено появляться на советской эстраде. А кроме этого, в общем, нет, наверное.

Любимое место в Москве?

Переулки.

Кризис среднего возраста как прокашляли?

Да как-то не знаю. Не успел он меня коснуться. Потому как мой средний возраст пришелся на самые трудные перестроечные годы. Надо было выживать и выплывать. Было не до себя и уж точно не до кризиса среднего возраста.

Как думаете, если б в вашем детстве был "комендантский час", вся культура русского рока выжила бы? Ведь собирались на чердаках, в подвалах и пели, пели, пели… а им теперь и собираться негде, да и нельзя по большому счету.

Не думаю, что от комендантского часа и вправду что-то зависит. Те, кто пели и собирались – поют и собираются, а остальные - как и раньше…

Вы конфликтный человек?

Нет. Мне проще вообще не ввязываться в склоку, чем объяснять, что делать этого не хочется. Что-то доказывать. Но я могу наорать - правда, только по делу.

Почему не уехали? В свое время, тогда?

Думали об этом, но испугались. Испугались замкнуться в маленьком иммигрантском мирке, что для музыканта губительно.

Из молодых кого выделяете?

Да никого в основном. Все они какие-то неинтересные. Ну, не интересно мне слушать артистов, которые молодые-ранние, горят, но они играют то, что мы играли 20 лет назад. Просто не интересно. То есть я знаю, чем это заканчивается. Хотя вот есть яркий мальчик Ромарио. Накануне отлета из Москвы слушали его клип. Вполне неплохо. Талантливый он.

Что может заставить вас расплакаться?

не участвовал и его у камеры заменил Николай Шадрин neak_shadrin .
И да, на разговор нам дали всего восемь минут. Так что, производство было безотходным. По сравнению с журнальной версией в настоящем блоге публикуется полный вариант материала. А сам журнал , где Никки Дьявол-Младший общается с солистом "Крематория", а моя сестрица шутит над книгами .
Евгений Маргулис: «Я единственный из москвичей, кто знает, что такое «Красный Кут»
Свой концерт в саратовском арт-клубе «Черчилль» Евгений Маргулис начал словами: «Вы же все знаете, что я к вашему городу питаю самые трепетные чувства. Я вполне мог в нём родиться». И после небольшой паузы, похоже, неожиданно для самого себя добавил: «Но Б-г миловал…». Действительно, его тетка в какой-то момент переехала в Саратов и настойчиво зазывала будущую мать известного исполнителя последовать за ней. Сестра на уговоры все-таки не поддалась, поэтому родился Маргулис москвичом.
В середине концерта Маргулис почему-то снова вернулся к саратовской теме, задумчиво заметив: «Я, наверное, единственный из москвичей, кто знает, что такое «Красный Кут»».
Итак, знакомьтесь - Евгений Шулимович Маргулис - певец и автор песен, гитарист и басист, в прошлом - участник двух ключевых коллективов «русского рока»: «Воскресения» и «Машины времени». В общем, он и есть тот всеобщий друг, который, если верить популярной песне, «лучше всех играет блюз». Кто-то придерётся и скажет, что, возможно, некоторые играют блюз и получше. Но, ответим мы, едва ли эти некоторые воспринимаются всеми слушателями как друзья. И вот корреспонденты «Территории» сидят в гримёрке Маргулиса и его товарищей и, нервно глядя на часы, спрашивают о музыке то, что давно хотели спросить, но было не у кого?
КОРР: В нашей стране давно укрепился термин «русский рок», характеризующий рок-музыку с повышенным упором на лирику и полемическую интонацию? Можете ли Вы сказать, что существует еще и «русский блюз»? Или эта музыкальная культура не знает национальной специфики?
Маргулис : Да Б-г его знает! Музыка в любых проявлениях остаётся музыкой. А уж русская она или не русская, это уже абсолютно неважно. Для меня существует такой выбор: либо цепляет, либо не цепляет.
КОРР : Вот например, в своих музыкальных колонках для журнала «СВ» писали о каких-то испаноязычных группах. Вы представляете, о чем они поют?
Маргулис : Нет. Какие-то редкие слова я угадываю, но это абсолютно неинтересно. На самом деле, мы, когда были маленькие, не понимали вообще ничего, не знали ни одного слова, нас цепляла, в первую очередь, музыка. А тексты…как краска, как музыкальный инструмент, как сольный инструмент. А потом когда уже начали соображать, поняли, что прекрасно ещё что-то осмысленное петь.

КОРР : Вы всё-таки бас-гитарист. Однако в составе «Машины времени» c 1991 года Вы играли на гитаре. Каково было в течение долгого времени выступать не со своим «инструментом»?

Маргулис : Нет, абсолютно. Тот или иной музыкальный инструмент используется исключительно как очередная подстёжка того, что ты делаешь. То есть я себе помогаю каким-то инструментом петь. Не более того.
КОРР : Дайте свою оценку состоянию блюзовой сцены России?
Маргулис : Во-первых, это не массовое изобретение. Как было оно не особо популярно, так и, по-моему, осталось. Это надо спрашивать Борю Плотникова, Мишу Клягина, они играют по блюзовым клубам. … Я лично не считаю себя блюзовым музыкантом.
КОРР : А вы кто? Вы рок-музыкант?
Маргулис : Ну не знаю. Пользующийся элементами блюза. Не чистый блюз. Я говорю, что я не критик, я не могу дать себе оценку. Вот у них спросите…
Беспомощно оглядываюсь на товарищей Маргулиса по группе. Гитарист Михаил Клягин загадочно улыбается. Харпер Борис Плотников подсказывает, что Маргулис подходит под жанровое определение « singer - songwriter ». Евгений Шулимович, вроде, удовлетворён. Ну вот, с самым важным разобрались, можно беседовать дальше.

КОРР : В клипе на кавер-версию хита Аллы Пугачёвой «Арлекино» Вы играете на всех инструментах…
Маргулис : Нет, это только клип. На записи я сыграл на бас-гитаре и пел. Все остальные страшные аккорды брал Миша Клягин. За что ему честь и хвала.
КОРР : Это было просто подношение юбиляру или Вы внесли какое-то другое настроение в старый хит?
Маргулис : Тут была другая совсем история. Просто Борисовна (мы знакомы с ней с 1975 года) попросила что-нибудь сделать с «Арлекино» к её юбилею. Я всё время отказывался, потому что не знал, что из этой песни можно сделать. Так как поют её все, мне не охота было делать. Нужен был какой-то штрих, который может натолкнуть на правильную идею. И в Америке подарили Cigar Box Guitar. Один аккорд - и стало понятно, что можно было сделать с «Арлекино», а дальше волшебные руки Михал Михалыча Клягина сделали из этого произведения ту фантастическую версию.
КОРР : А для Вас этот текст что-то значит? История клоуна близка?
Маргулис : Я очень хорошо знал Борю Боркаса, человека, который написал этот текст. Грустнейшая песня. А у Алки это было что-то такое смешливое… «а-ха-ха!»… «у-ху-ху!». А оказалось, что текст там дико страшный, когда особенно накладывается на эту гармонию. Абсолютнейшее уныние и одиночество. А с героем песни у меня ничего общего.

КОРР : В текстах песен, написанных Вами, достаточно часты темы ностальгии по «золотому веку рок-н-ролла». Герой многих Ваших песен предпочитает жить прошлым. Это настроение Вашего лирического героя или во многом это и Ваши чувства?
Маргулис : Не знаю. Я, честно говоря, об этом даже не думал. Я просто пишу о том, что пишется. Меня просто может зацепить какая-то фраза, и дальше я уже начинаю что-то из этого делать. А по поводу прошлого это … будущее. Чаще всего это какой-то очередной опять же штрих настроения.
КОРР : Вы что-нибудь приобрели лично для себя, освободившись от обязательств перед группой «Машина времени»?
Маргулис : Во-первых, я начал чувствовать себя спокойно. Просто Машина времени - «конгломерат уродов», где нужно, если что-то делаешь, сразу же представлять, как это будет сыграно твоими коллегами. А так как знаешь, как коллеги играют, осознаёшь, что выше этого потолка ты уже не можешь прыгнуть. И, естественно, на каком-то этапе моей жизни вдруг неожиданно оказалось, что мне легче показать песню Мише Клягину, чем всем остальным, потому что Миша молодой, задорный, музыкальный. Он может предложить массу каких-то идей. Например, на пластинке «Машины времени» под названием «Часы и знаки» мне не нравилось, как мы сыграли мою песню «Не плачь обо мне». И я её стер. Просто стёр, никому ничего не говоря, вытащил на студию Мишку Клягина. По-моему, барабанщик Толя Бельчиков в тот вечер играл с нами. И мы записали её в таком варианте, как был опубликован на диске. И вообще, записывая свои песни в составе «Машины времени», я частенько пользовался музыкантами со стороны. Играл вместо Кутикова на бас-гитаре, старался сделать всё сам, никого не привлекая из коллег.
КОРР : Какие бы диски Вы прихватили бы с собой на необитаемый остров?
Маргулис : Никаких! Абсолютно! «Самая лучшая музыка - это тишина», - говорил один мой циничный товарищ, который сделал из этого большую кампанию. КОРР : После Вашего расставания с «Машиной времени» не было предложений снова примкнуть к группе «Воскресенье»?
Маргулис : Да нет. Как бы эта история не рассматривается. Мы играли концерт вместе на 35-летие «Воскресенья», получили удовольствие, но не более того.
КОРР : У вас есть в памяти есть воспоминания о концерте, о котором можно сказать «я достиг того, чего хотел»?
Маргулис : Нет, это только у идиотов. Я помню моё первое выступление с «Машиной времени» в Архитектурном институте. Там я забыл все партии бас-гитары. Но благодаря тому, что аппаратура была некачественная, какую бы ты ноту не брал на грифе, звучало всё одинаково. Как-то наглостью и отсутствием таланта мне удалось этот концерт спасти.
КОРР : По-Вашему, можно ли после сорока-пятидесяти обрести настоящих друзей или это прерогатива молодости?
Маргулис : Это сложно. Потому что все хорошие приобретения делаются в детстве, как первая книга, первая любовь и т.д.
КОРР : А со старыми друзьями удаётся поддерживать отношения? В своё время Валерий Сюткин в этом же самом здании «Черчилля» назвал Вас одним из своих древних друзей
Маргулис : Ну мы были соседями, поэтому любили в «Шанхай» (жаргонное название микрорайона Коптево ) вместе ездить. У нас была замечательная компания в конце восьмидесятых. Мы как-то поселились все рядом: я, Игорь Угольников и Валерка Сюткин. А у нас была самая большая квартира на тот момент, не заставленная всякой глупостью. И все пьянки и гулянки практически каждый день происходили у нас. Это был такой замечательный творческий союз замечательных людей. Кстати, с Валеркой Сюткиным только вчера виделся. Так что, получается.

– Судя по всему, ваша карьера должна была быть совершенно ординарной. Родившись в семье инженера и учителя русского языка, вы пошли в мединститут, но стали рок-музыкантом. Как это произошло?

– Я никогда не скрываю, что мы – продукт советской власти. Для того чтобы заниматься чем-то любимым, необходимо получить высшее образование, причем неважно – какое. Просто быть кем-то. В результате половина моих знакомых стали не теми, кем предполагалось. Они заканчивали ближайшие к дому институты: какой-нибудь рыбный, к примеру. И мне моя бабушка говорила: сначала получи высшее образование, а потом работай хоть дворником. Считалось, что даже к дворнику с дипломом будет совершенно другое отношение. И на каком-то жизненном этапе мне нравилась медицина. Вот я туда и поступил.

Но многие медицинские работники закончили свою карьеру довольно рано. Из тех, с кем я там учился, всего шестеро моих близких друзей стали тем, кем хотели. И сейчас это известные врачи, лучшие представители нашей профессуры. В то время медицинское образование было гораздо лучше, чем сейчас.

– А вы сохранили какие-то знания?

– Уколы я до сих пор делать умею. Но последний раз этим пользовался несколько лет назад, когда делал укол собаке.

Конечно, что-то помню, но не вижу смысла этими знаниями пользоваться, потому что по любой медицинской проблеме мне есть кому позвонить. Это основное, что дал мне медицинский институт.

– Я знаю, что вы учились играть на скрипке, но тоже не закончили обучение. Почему ее-то забросили?

– Я уверен, что эти занятия были необходимы. Потому что для того, чтобы из ребенка что-то получилось, его необходимо нагружать: музыкой, спортом, другими занятиями. Но в моем случае это делалось для того, чтобы у родителей было время обратить внимание друг на друга. Чем больше ребенок был занят, тем больше у них времени. И это я тоже считаю правильным.

У меня двоюродная сестрица музыкант. Меня показали в музыкальной школе, где выяснилось, что у меня абсолютный слух…

В то время я жил с бабушкой, потому что мои родители то сходились, то расходились. (Моя мама была классической блондинкой с голубыми глазами. А папа был похож на меня, поэтому гармонии не получалось.) Бабушка не любила музыку, в какой-то момент она просто выкинула мою скрипку в окошко, и на моей скрипичной карьере был поставлен крест. Гитары же в то время не были популярны, поэтому я вернулся к музицированию только в 15 лет.

– А кем была ваша бабушка?

– Бабушка была очень интересная. Она была 1887 года рождения, умерла в 97 лет, еще Николая II видела. Очень любила внуков, сыновей и ненавидела музыку. У меня было ощущение, что она никогда не работала, была настоящей домохозяйкой.

– Даже странно, что еврейская бабушка выкинула скрипку. Скажите, а как воспитываются талантливые и уверенные дети? Все дело в какой-то особенной еврейской маме или бабушке?

– Талантливых и уверенных людей среди евреев не больше, чем в других нациях. Что касается еврейской мамы, то вот мой любимый анекдот на эту тему.

Мальчик гуляет во дворе. Слышит, мама зовет: «Моня, иди домой!» Он спрашивает: «Мама, я замерз и проголодался?»

Единственное, что действительно отличает любую еврейскую маму, – она всегда много времени уделяет ребенку и нагрузке на ребенка. В нашей конфессии принято, учась в школе, посещать еще какое-то заведение, музыкальную школу, спортивную.

– А как же из вас без музыкальной школы получился музыкант? Некоторые выпускники музыкальных школ сами выкидывают в окно свои скрипки и больше никогда этим не занимаются.

– В космос можно запустить даже собаку, что было доказано. А музыкальность либо есть, либо нет. Либо она тебя накрывает, либо не накрывает. Меня накрыло, потому что, во-первых, мне нравились «битлы», нравилось, как они играют, но я видел, насколько это отличается от того, что я слышал по радио и телевизору. И потом, девчонки больше обращали внимание на тех парней, которые играют на гитаре и поют дворовые песни. Поэтому мне необходимо было научиться играть на гитаре и петь дворовые песни, что я и сделал.

– А как?

– Слушал много, потом мне показали пару запрещенных аккордов. Наверное, во мне все-таки есть что-то музыкальное…

– Откуда вы знали о «битлах» и современной музыке? По радио ведь тогда передавали только ту музыку, которая вам не нравилась?

– Я учился в 150-й школе, которая славилась тем, что в ней учились дети шпионов и военных атташе. И когда я уезжал в пионерский лагерь «Снегири», они – в Японию, Америку, Зимбабве… Поэтому свежая музыка была всегда.

И это было то, что меня действительно интересовало. Самоучителей тогда не было, но мне кто-то что-то показывал. А лет в 16 я попал в оркестр народных инструментов, где год играл на домбре. Так что какие-то навыки у меня были, но остальное – либо есть, либо нет.

– Как родитель можете сказать, как сделать из ребенка музыканта?

– Это сложный вопрос, потому что мой сын не умеет играть на гитаре. Он в этом отношении пошел в бабушку, и то, что находится на шести или семи струнах, его вообще не волнует. Его интересует математика. Я пытался научить его играть, но этот бастион не был сломлен.

Хотя, если бы я был понастырнее, возможно, смог бы привить ему какую-то любовь к музыке. Потому что в какой-то момент он сказал, что хочет у костра играть мои песни. Половина народа не может научиться играть эти песни, а он хочет у костра! Я сказал ему, чтобы шел учиться, но нет, он хотел, чтобы я научил. А я уверен, что преподаватель должен быть преподавателем, а родитель – родителем. В противном случае я его точно убил бы.

Как математик, он с лету понял, что на свете есть 274 аккорда, понял, как строятся эти аккорды, куда идет музыка… И на этом всё, полностью потерял интерес.

Детям не надо мешать в выборе. У меня много примеров родителей, у которых дети, окончив музыкальную школу, неожиданно уходили, например, в кулинары. Не так важно, чем ребенок занимается, главное, чтобы у него была какая-то цель, чтобы было интересно. Если работа неинтересная, то и жизнь будет паршивая. А работа помимо денег должна приносить удовольствие.

– Вы недавно с женой отметили 32 года совместной жизни, а как же рок-н-ролл и все, что к нему прилагается? Мне кажется, он плохо совместим с крепкими семейными узами.

– Да, нас мало таких осталось… В семейной жизни необходимо быть терпеливым, потому что каждая последующая жена будет хуже предыдущей.

– Неужели 32 года назад это было для вас очевидным?

– Понимаете, до женитьбы я был весел и красив, я проверял. Ну а если серьезно, мне очень нравится, что мы до сих пор вместе, и до сих пор нам вместе интересно. Сейчас это редкость не только в нашей среде. Мне приятно, что мы с Аней такие «марсиане».

– Ваша жена по образованию психолог, вы уже тогда были музыкантом. Как вы встретились?

– Мы жили рядом. Даже провожая ее в другую сторону, можно было вернуться домой.

Да, по образованию она психолог, но не работает по профессии, только дает советы подругам. Но в этот момент я сбегаю и бросаю ее под танк девичьих историй.

– Скажите, что помогает сохранять семью?

– Очень важно разговаривать друг с другом. Потому что за это время в семье всякое было: и жили тяжело, и денег не было… Когда приезжал с гастролей, я в полной мере ощущал, насколько не прав, что не обратил внимание на первые зубы у ребенка. Но ничего, со временем притерся… И понял одно: главное – не перечить жене, она сама выговорится.

Мне кажется, самое важное в семье – проговаривать какие-то моменты, причем любые – в работе, внутрисемейных отношениях. Потому что ты сам не всегда можешь правильно оценить то, что происходит с тобой.

Еще помогает то, что мы оба люди искусства. Она занимается керамикой, рисует. А люди искусства всегда найдут общий язык.

– Семья не мешала вам заниматься творчеством?

– Нет, потому что я их не видел. (Смеется .) На самом деле, нет. Потому что семья – это тыл, это жизнь, одним словом даже не назвать. Сколько бы я ни гастролировал, мне всегда хотелось возвращаться домой, где меня ждали жена и ребенок.