Почему мы воруем чужие истории? Б. В. Шергин Поморские были и сказания

Есть книги плохие. В них есть только один слой. Есть книги хорошие. В них есть несколько слоев. Есть книги талантливые. В них есть много слоев. А есть книги гениальные. В них слоев нет. Эти книги очень похожи на океан, в котором каждый может найти что-то свое. В океане есть все, что может, и даже не может, представить себе человек. В нем нет только одного – нет проторенных путей. И поэтому каждое движение в нем уникально и неповторимо. Так и в этих, гениальных, книгах – есть все, кроме однозначного пути. Путь в них каждый человек находит для себя сам. И в результате, сам читает свою личную, уникальную и ни на что не похожую книгу. Книг таких человечество за свою историю создало очень немого. Перед вами одна из них – великая Книга «Дао Дэ Цзин».

В этой Книге есть все. Если вы ныряете в нее за поиском своего жизненного пути, вы там можете его найти. И если ныряете за инструкцией по управлению людьми, можете ее найти. И если ныряете в поиске врачебной практики для исцеления людей. И если хотите обрести спокойствие. И если хотите понять себя. Или понять других. И, что самое поразительное, даже если вы в нее ныряете просто так, вы можете найти в ней ответы на вопросы, о существовании которых и не подозревали. Она сама вас подведет и к вопросам, и к ответам на них. Надо просто вручить себя этой Книге, и она приведет вас именно туда, куда вам нужно прийти. Это несколько странно звучит «вручить себя Книге», но, на самом деле, это очень несложно. Есть разные способы или, как пишут в специальных книгах, «техники» сделать это. Позвольте предложить вам один из них. Назовем его «фотоперевод».

Фотоперевод – это неоднозначный перевод текста языком фотографических образов. Разумеется, он не подменяет собой текст. Он помогает прочесть в тексте то, что невозможно выразить словами. Не иллюстрирует его, а дает возможность увидеть то, что осталось скрыто между буквами. Фотоперевод неоднозначен хотя бы потому, что каждый человек в любом образе наверняка увидит что-то свое, отличное от увиденного другим. Так уж мы устроены, что некоторые вещи нам проще понимать при помощи слов, а некоторые – при помощи образов. Если, например, один человек спросит другого, сколько будет «два плюс два», ответ «четыре», скорей всего, будет ему абсолютно понятен. А вот если он спросит, что такое «судьба», то, скорей всего, ответ понятен не будет. И отнюдь не потому, что один человек не может словами объяснить это другому человеку. Просто люди все уникальны и мыслят, соответственно, каждый в своей системе координат. И, как правило, системы эти одна с другой плохо совпадают. А вот если вместо попытки дать словесное определение второй человек скажет: «Судьба, это…» и покажет фотографию дороги или дерева, или реки, или берега океана, первый человек поймет второго сразу. Причем поймет в системе своих жизненных координат. И дальше заработает совершенно неожиданный механизм, заложенный в основу фотоперевода – человек сможет услышать в тексте не то, что подразумевал переводчик с одного языка на другой, подбирая слова определяющие образы в разных культурологических системах координат, и даже, страшно сказать, не то, что написал автор. Он сможет увидеть услышанное и прочитанное. Увидеть и создать свой собственный перевод. Вполне возможно, что перевод этот будет очень сильно (если даже не кардинально) отличаться от того, что имел ввиду автор, но… Когда вы ныряете в океан в поисках гармонии, вы же совершенно не обязаны перед этим исследовать минеральный состав воды на содержание в ней соли. Главное для вас то, что эта вода вас держит и дает возможность искать искомое. А как она это делает – совершенно неважно.

Если вас впервые судьба свела с этой великой Книгой, то вы неизбежно споткнетесь о первую же фразу первой главы: «Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао». Совершенно непонятно, заумно и пугающе. Пожалуйста, не пугайтесь, не мучайтесь комплексом неполноценности, и смело плывите дальше – и до вас сотни тысяч людей на ней спотыкались и искали словесное определение этого термина. Искали, но не находили. «Путь», «Дорога», «То, что ведет», «То, что порождает все вещи», «То, как все происходит», «Божественный замысел», «Законы мироздания» … Список бесконечен. Возьмите для начала за основу любую из этих формулировок и продолжайте свой путь по этой удивительной Книге – на каком-то этапе у вас наверняка появится свое понимание этого слова, причем совершенно не обязательно выраженное в словах.

То, что вы сейчас увидите и услышите, это, разумеется, интерпретация. Интерпретация понимания законов мироздания, записанная два с половиной тысячелетия тому назад одним человеком, в понятной и принятой тогда системе координат, переведенная в середине двадцатого века на русский язык и, что вполне понятно, также интерпретированная другим человеком, прочитанная в начале двадцать первого века и, разумеется, интерпретированная третьим человеком и переведенная языком фотографии и, соответственно, интерпретированная четвертым. Причем все они делали это в системе своих жизненных и культурологических координат, порою не только не совпадающими друг с другом, но даже и не соприкасающимися. Но и та интерпретация, которая получилось – не окончательный вариант. В ней есть следующее свободное место, и оно предназначено вам, уважаемый зритель, ибо вы имеете полное право на свою интерпретацию этого «увиденного услышанного» и на открытие своего понимания Дао.

И последнее – как общаться с этой Книгой. Открывайте разные главы, возвращайтесь к ним, придерживайтесь порядка, перемешивайте главы, ныряйте вглубь, плывите по поверхности, задумывайтесь над зацепившим вас образом, изымайте из окружающего вас мира свои образы, объясняющие ту или иную мысль или возникшее чувство, соглашайтесь с трактовкой, не соглашайтесь... Главное, не отказывайте себе в желании, которое у вас неизбежно возникнет – еще и еще раз вернуться к той или иной главе или мысли. К этому тексту и можно и нужно возвращаться много раз. Причем фраза, прочитанная сегодня, завтра (не в переносном, а в буквальном смысле слова – завтра) может быть понята совершенно по-другому. И это абсолютно нормально – перед вами океан, в котором нет постоянных путей и в котором каждый, в любой момент своей жизни, может найти свой путь. Свое Дао.

Дмитрий Брикман

Фотографии и фотоперевод: Дмитрий Брикман
Перевод с древнекитайского: Ян Хин-Шун
Текст читает: Борис Гребенщиков

«Человек при своем рождении нежен и слаб, а при наступлении смерти твёрд и крепок… Твердое и крепкое - это то, что погибает, а нежное и слабое - это то, что начинает жить»...

Есть книги плохие. В них есть только один слой. Есть книги хорошие. В них есть несколько слоев. Есть книги талантливые. В них есть много слоев. А есть книги гениальные. В них слоев нет. Эти книги очень похожи на океан, в котором каждый может найти что-то свое. В океане есть все. Нет в нем только одного – нет в нем проторенных путей. И поэтому каждое движение в нем уникально и неповторимо. Так и в этих, гениальных, книгах – есть все, кроме однозначного пути. Путь в них каждый человек находит для себя сам. И в результате, сам читает свою личную, уникальную и ни на что не похожую книгу. Книг таких человечество за свою историю создало очень немого. Перед вами одна из них – великая Книга «Дао Дэ Цзин». А точнее – ее фотоперевод.

Фотоперевод – это неоднозначный перевод текста языком фотографических образов. Разумеется, он не подменяет собой текст. Он помогает прочесть в тексте то, что невозможно выразить словами. Не иллюстрирует его, а дает возможность увидеть то, что осталось скрыто между буквами. Фотоперевод неоднозначен хотя бы потому, что каждый человек в любом образе наверняка увидит что-то свое, отличное от увиденного другим. Так уж мы устроены, что некоторые вещи нам проще понимать при помощи слов, а некоторые – при помощи образов. Если, например, один человек спросит другого, сколько будет «два плюс два», ответ «четыре», скорей всего, будет ему абсолютно понятен. А вот если он спросит, что такое «судьба», то, скорей всего, ответ понятен не будет. И отнюдь не потому, что один человек не может словами объяснить это другому человеку. Просто люди все уникальны и мыслят, соответственно, каждый в своей системе координат. И, как правило, системы эти одна с другой плохо совпадают. А вот если вместо слов второй человек скажет: «Судьба, это…» и покажет фотографию дороги или дерева, или реки, первый человек поймет его сразу. Причем поймет в системе своих жизненных координат. И дальше заработает совершенно неожиданный механизм, заложенный в основу фотоперевода – человек сможет услышать в тексте не то, что подразумевал переводчик с одного языка на другой, подбирая слова определяющие образы в разных культурологических системах координат, и даже, страшно сказать, не то, что написал автор. Он сможет увидеть услышанное и прочитанное. Увидеть и создать свой собственный перевод. Вполне возможно, что перевод этот будет очень сильно (и даже кардинально) отличаться от того, что имел ввиду автор, но… Когда вы ныряете в океан в поисках гармонии, вы же совершенно не обязаны перед этим исследовать минеральный состав воды на содержание в ней соли. Главное для вас то, что эта вода вас держит и дает возможность искать искомое. А как она это делает – совершенно неважно.

Если вас впервые судьба свела с этой великой Книгой, то вы неизбежно споткнетесь о первую же фразу первой главы: «Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао». Совершенно непонятно, заумно и пугающе. Пожалуйста, не пугайтесь, не мучайтесь комплексом неполноценности, и смело плывите дальше – и до вас сотни тысяч людей на ней спотыкались и искали словесное определение этого термина. Искали, но не находили. «Путь», «Дорога», «То, что ведет», «То, что порождает все вещи», «То, как все происходит», «Божественный замысел», «Законы мироздания» … Список бесконечен. Возьмите для начала за основу любую из этих формулировок и продолжайте свой путь по этой удивительной Книге – на каком-то этапе у вас наверняка появится свое понимание этого слова, причем совершенно не обязательно выраженное в словах.
То, что вы сейчас увидите и услышите, это, разумеется, интерпретация. Интерпретация понимания законов мироздания, записанная два с половиной тысячелетия тому назад одним человеком, в понятной и принятой тогда системе координат, переведенная в середине двадцатого века на русский язык и, что вполне понятно, также интерпретированная другим человеком, прочитанная в начале двадцать первого века и, разумеется, интерпретированная третьим человеком и переведенная языком фотографии и, соответственно, интерпретированная четвертым. Причем все они делали это в системе своих жизненных и культурологических координат. Но и та интерпретация, которая получилось – не окончательный вариант. В ней есть следующее свободное место, и оно предназначено вам, уважаемый зритель, ибо вы имеете полное право на свою интерпретацию этого «увиденного услышанного» и на открытие своего понимания Дао.
И последнее – как общаться с этой Книгой. Открывайте разные главы, возвращайтесь к ним, придерживайтесь порядка, перемешивайте главы… Главное, не отказывайте себе в желании, которое у вас неизбежно возникнет – еще и еще раз вернуться к той или иной мысли. Причем фраза, прочитанная сегодня, завтра может быть понята совершенно по-другому. И это абсолютно нормально – перед вами океан, в котором каждый может найти свой путь. Свое Дао.

О кинофантастике пойдет речь у нас в этой беседе. Нельзя же обойти молчанием ваше любимое кино, заодно и телевидение. Сколько часов в день вы проводите у телевизора? Не в ущерб урокам?

Направления те же: фантастика-тема и фантастика-прием, популярная, приключенческая, сатирическая и другие. Темы те же. Недаром столько было экранизаций в советском кино: по Обручеву - «Земля Санникова», по А. Толстому - «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина», по Грину - «Блуждающий мир», по Беляеву - «Человек-амфибия», «Голова профессора Доуэля», по Ефремову - «Туманность Андромеды» и т. д. Темы такие же, а все-таки есть и отличие. Не все получается на экране. Зависит это не только от мастерства режиссера, но и от некоторых особенностей кинематографа.

Кино - искусство зрительное, пояснять не надо. Литература же, как ни странно это, - слуховое. Да, читаем мы глазами, но, читая сказки, повести и рассказы, как бы слышим произнесенные слова. Слова же мысленно читатель переводит в образы, работая своей головой, помогает автору, довоображает, дорисовывает недосказанное. И когда читает о фантастическом, небывалом, веря автору или условно соглашаясь верить, вступая в игру с автором, чудеса рисует сам.

А в кино чудо надо показать на экране. И не всегда это получается. Поэтому удача фантастики в кино зависит от неких технических фокусов, от специальных приемов, называются они комбинированной съемкой. Нередко она нужна и в нефантастических фильмах. Во всяком случае в титрах обязательно указывается: комбинированные съемки делал такой-то.

Самый первый и простейший прием стоп был изобретен еще в конце прошлого века. Оператор Жорж Мельес, которого единодушно считают отцом кинофантастики, снимал уличное движение. И у него произошла, выражаясь по-современному, накладка - заела камера. Заела, потом пошла в ход. Когда же пленка была проявлена, оказалось, что омнибус уже проехал, на его месте оказался катафалк. Получилось многозначительное превращение веселых пассажиров в похоронную процессию. Так родился прием «стоп-камера» - простейший и впечатляющий, позволяющий показать на экране любое появление, исчезновение и превращение. Было на ладони яйцо, миг - и цыпленок. Был камин как камин, миг - и перед камином тигр («Человек, который мог творить чудеса» - по Уэллсу). А для этого нужно всего лишь прекратить съемку и на фоне тех же декораций снимать что-то другое.

Следующий из приемов - наплыв. Здесь тоже превращение, но постепенное. Злая колдунья обращается в змею («По ту сторону зеркала»), оборотень с волчьими клыками, умирая, становится красивым юношей, проступает лицо изобретателя у умирающего человека-невидимки. Для наплыва на одну и ту же пленку снимаются сначала колдунья, потом змея. Но первое изображение освещается все тусклее, а второе - все ярче.

Маска. Тоже съемка в два приема - сначала на одну половину кадра, потом на вторую. В фильме «Отроки во Вселенной» роботы как бы заходят за невидимую линию - это сделано маской. Применяли маску и снимая одного артиста в двух ролях. Так он мог разговаривать сам с собой.

Блуждающая маска гораздо сложнее, зато и эффектнее. Здесь в качестве маски выступает силуэт заранее снятого героя. Съемка ведется в четыре приема, требует большой точности, но результат эффектный: можно снимать Гулливера рядом с лилипутами или карету с дамой-лилипуткой на его ладони, сражения людей с чудовищем, полет на ковре-самолете или без крыльев, даже плавание в космической невесомости.

Есть еще рапид-съемка для замедления движения. Обычная норма съемки - 24 кадра в секунду. Но если снимать больше, на экране мы увидим медлительную плавность. Так нам показывают прыжки спортсменов, каждая деталь движения видна. Противоположность - цейтраферная съемка. Если снимать, скажем, один кадр в минуту, за короткий срок мы увидим, как вырастает и распускается цветок.

Обратный ход с возвращением в прошлое объяснять не нужно. Снимают обычно, а пленку крутят в обратную сторону.

Рир-проекцию нам демонстрируют ежедневно в телевизоре. Диктор рассказывает о международных событиях, а за спиной у него панорама Будапешта или Вашингтона.

На закуску я оставил самое трудоемкое и самое любимое ваше - мультипликацию (анимацию). Трудоемка она потому, что нашему глазу нужно 24 кадра в секунду, чтобы движение не казалось прерывистым. И все эти кадры терпеливо рисуются художниками, расчленяющими каждый шаг на доли. Если же мультипликация кукольная, значит, куклам придаются 24 позы для каждой секунды.

Изобретение нового приема в кинофантастике вызывало целую серию однотипных фильмов. Появился наплыв - и последовали картины с превращением оборотней, человека в зверя или зверя в человека. Изобрели «блуждающую маску» - пошла серия картин о гигантских чудовищах, великанах, динозаврах, а также и о съежившихся людях, которым пришлось отстаивать свою жизнь от кошек, мышей, даже от гигантских пауков или муравьев. Всякое техническое достижение старалось подхватить кино. В последнее время вошли туда и электроника и программирование. Программой управляют гигантские автоматы: страшная акула в фильме «Челюсти» или громадная обезьяна в картине «Кинг-Конг». В телевидении сплошь и рядом с помощью электроники демонстрируют любые сочетания красок, движущиеся узоры и меняющиеся фигуры.

В общем показать чудо удается. Вот нужное впечатление получается не всегда. Есть у кино одно свойство, когда сила оборачивается недостатком. Кино очень информативно, иногда чересчур информативно. Кино «болтливее» печатного текста и иной раз выбалтывает лишнее.

Зрение для нас важнее слуха, примерно 9/10 информации из внешнего мира мы получаем через глаза. И вот кино выдает то, о чем писатель может и умолчать. Рассказывая о людях будущего, писатели совсем не обязательно сообщают, как одевались или причесывались его герои, какая мебель стояла у них, что они кушали и из каких тарелок. В кино декорация неизбежна: если показана комната, видны стены, на стенах обои, картины или что-то другое, и видно, какие именно. И капризный зритель может сказать: «Мне такое будущее не нравится», или: «Где тут будущее? Сегодняшний день!»

«Разговорчивость» кино явно мешает, когда события происходят в другом мире, на другой планете или в будущем. Каждая деталь в декорации может испортить впечатление. Вот в фильме «Планета бурь», где действие происходит на Венере, на заднем фоне милое земное голубое небо с легкими облаками. «Какая же это Венера! - скажет искушенный зритель. - Явно земные съемки». В общем в кино действует своеобразное правило: «Марсианина на Земле легче изобразить, чем человека на Марсе».

Читателю можно продиктовать сценку, в кино ее еще надо доказывать. Читателю можно сказать: «Принцесса была красавица невиданная, люди слепли от ее красоты». И читатель сам воображает эту красавицу по своим понятиям о красоте. Режиссер же вынужден показать в роли Елены Прекрасной конкретную артистку, и зритель скажет: «Девушка как девушка, я бы не ослеп, нет причины заслонять глаза».

В результате можно сформулировать еще одно правило: «Плохое в кинофантастике легче показать, чем прекрасное». Тут сказывается уже не техника, а человеческая психология: «На вкус и цвет товарищей нет» - гласит добрая старая пословица. Сладкое может показаться чересчур приторным или недостаточно сладким, а вот горькое горько для всех, уродливое для всех уродливо, страшное страшно.

В результате в кинофантастике резко преобладает изображение отрицательного.

Мне довелось знакомиться со статистикой мировой кинофантастики. Казалось бы, на Западе должно быть много религиозных фильмов. Ничуть! О райской жизни, о Боге и ангелах ничтожно мало, зато десятки фильмов о дьяволах, вампирах, оборотнях, привидениях, призраках, зомби. Зомби взяты из поверий острова Гаити: это мертвецы, которых колдуны вызывают из могил, чтобы давать им поручения. Снимать нетрудно: играют обыкновенные артисты, сюжет напряженный и страшный, дорогих комбинированных съемок может не быть совсем.

К сожалению, и к фильмам о будущем относится то же правило: «Скверное изобразить легко, прекрасное гораздо труднее». И действительно, фильмов-утопий почти нет.

По Уэллсу очень известный режиссер Александр Корда снял фильм «Грядущие дни». Тема его для нас, пожалуй, звучит странновато. Готовится (только в 2036 г.) первый полет на Луну. Но предприятие это встречает сопротивление, идет агитация против выхода в космос, и к пузатой, довольно неуклюжей на вид ракете устремляются по пандусам толпы взволнованных противников в белых развевающихся одеждах. Герои, однако, успевают стартовать.

Такое будущее? Уходишь с ощущением разочарования.

А вот фильмы о грозной атомной войне, например «На последнем берегу» Стенли Крамера или «Доктор Стренджлав» Стенли Кубрика, тоже известнейших режиссеров, оставляют сильное впечатление, в особенности первый - об Австралии, единственном материке, уцелевшем после атомной битвы и ждущем своей гибели… через полгода, когда подуют ветры, несущие и туда смертельную радиацию.

То же и в советской кинофантастике.

Потрясает фильм «Письма мертвого человека» по сценарию Б. Стругацкого и В. Рыбакова - о последствиях атомной войны. А снятая ранее «Туманность Андромеды» не произвела должного впечатления. Кому не понравились костюмы, кому не понравились люди будущего. Проявилась и незаметная в книге, наполненной глубокими рассуждениями, присущая Ефремову торжественность. Получилось, что герои декламируют. Зрителю хочется, чтобы люди будущего были человечнее, на него больше похожи.

Так что даже при экранизации классических произведений литературной фантастики в кино не всегда получается нужный эффект. Время-то идет. Фантастическое некогда не всегда остается фантастическим.

Кинофильм «Человек-амфибия» зрители смотрели с большим интересом, но не воспринимали как фантастический. Герой дышит под водой жабрами, артист плавает, конечно, с аквалангом, но и зрители могут плавать с аквалангом.

То же с «Землей Санникова», то же с «Гиперболоидом инженера Гарина». Романы были фантастическими, фильмы оказались просто приключенческими.

«Аэлита» же, снятая в 20-х годах, сразу после выхода романа, еще во времена немого фильма, в наши дни идет под смех зрителей. Марс там показан удачно - только в театральных декорациях, такая экзотика не вызывает возражений. А на Земле сняты бытовые детали того времени: вокзальная суета, мешочники, бабы в лаптях, извозчики, воришки, сыщики. Так это все не вяжется с полетом на Марс. К тому же в кино весь полет - всего лишь наивный сон инженера Лося, а в финале, прозрев и изменив свои взгляды, он рвет свои проект и отправляется на Волховстрой. Гидростанция - вот это нужное дело!

Извозчики, мешочники, воришки… Но именно это и видел автор в те годы, когда снималась «Аэлита». Для сегодняшнего же зрителя мешанина будущего и ушедшего - смешная нелепость.

Как выбирается из этого противоречия кинофантастика?

Видел я два подхода.

В чехословацком фильме «Тайна острова Бэк-Кап» по Жюлю Верну противоречие подчеркнуто нарочито. Подводная лодка с веслами, небывалое (атомное?) орудие с ручным управлением. Получилась милая, снисходительная история о наивном старике Жюле Верне, который даже представить себе не мог современной техники. Не мог угадать, КАК будет сделано.

А в американском фильме «Война миров» по Уэллсу оставлена тема, но полностью изменен антураж. События перенесены в современность. И в самом деле, если бы была показана беспомощная против пришельцев английская армия времен Уэллса, с ее ружьями и жалкими пушками, зритель только плечами пожимал бы, думал: «Мы-то стерли бы этих марсиан в два счета». Но когда на экране марсианские летающие тарелки невредимыми выплывают из атомного гриба, тут зритель видит: «Дело-то серьезное. Бессильна, оказывается, Земля против кровожадной сверхцивилизации».

То есть Уэллса сохранили, отказавшись от текста Уэллса.

Как видите, непростые задачи стоят при переводе литературной фантастики на экран, более сложные, чем у переводчика с одного языка на другой.

В этом тоже стоит разбираться любителю фантастики.

Надеюсь, я не испортил вам аппетита, рассказав немножечко о том, как варится чудо в сложной кухне кинофантастики.

Будучи на этом водоёме, я увидел и узнал об интересном явлении.

Когда после непродолжительной рыбалки всё уже было собрано, убрано у лунки, ледобур в чехле уже был в руке, а рюкзак как раз закидывая за плечи я увидел идущего вдоль противоположного берега рыбака.

Вообще-то я рыбаков сторонюсь, но тут меня удивило то, что он шёл не ко мне, как делают абсолютное большинство рыбаков, а мимо и далековато от меня.

Вижу, что он остановился недалеко от берега и стал забуриваться. Понятно было, что это завсягдатай, да ещё и из местных.

Пока он ещё не уселся на свой рыбацкий ящик, я решил поинтересоваться у него, коль он местный, где здесь наиболее глубокие места. Ничего интересного об этом я от него не узнал, получалось, что моя лунка как раз и находится на этом самом глубоком месте.

Он стал на глубине 1,5 метра. И то же на плотву. Есть о чём подумать, подумал я. И ещё, где он стал, овражек спускается к водоёму, значит и ручеёк может быть. Но это и неважно: мне нравится моя 3-х метровая глубина и моя уже трижды прикормленная лунка.

Я уже с ним попрощался, пожелал хорошего улова и собрался было уходить, но увидел кругом тёмные пятна на припорошённом снегом льду. И сказал ему, что место-то, мол, обжитое: вон сколько побывало народу и понабурило лунок.

На что он ответил, что это не рыбаки бурили лунки, а лёд пробивали выходящие со дна пузыри воздуха, болотного газа... И будто бы это он даже сам видел... Сомнительно как-то мне это показалось, но возразить было нечего.

Ещё раз попрощавшись я неспеша поплёлся дальше. Смотавшись, я никогда не тороплюсь быстрей удрать со льда.

Для меня наступает самое приятное, после многочасового сидения на стульчике: размять ноги, побродить по льду, пообозревать округу, кто появился ещё на льду и где заякорился.

Заодно и заметаю следы от своей лунки, куролеся зигзагами по льду (но это не главное). Времени свободного у меня полно, спешить некуда, рыбалка закончена, можно и посмаковать бездействие.

Так было и в этот раз, когда я отошёл от рыбака и пошёл мимо этих тёмных промоин. А неподалеку от них был небольшой камышовый островок, а на нём хатка какого-то водяного зверька, окружённая тоже чернотой на льду...

А когда ещё затемно я сошёл с маршрутки, вместе со мной сошёл мужик, работник находящегося рядом глинодобывающего предприятия. Пока шли, разговорились и он спросил, а не боюсь ли я один-то в темноте ходить в эту глушь по лесу, да ещё и без фонарика.

Ну, я браво молвил в ответ, а чего бояться-то, здесь никого до светла и нет, да и днём единицы. А сейчас снежок всё припылил, так и без фонарика тропинку видно... А он мне в ответ, что мол напрасно неопасаешься. Постреливают тут по ночам, правда лосей, но по пьяне могут и в твой силует садануть, приняв за лося.

Не было печали... Жене это лучше не рассказывать, она мне уже и так об этом всю плешь проела...