Юбки-брюки 

Архетип герой примеры в литературе. Сюжетные архетипы в литературе

Теория литературы. История русского и зарубежного литературоведения [Хрестоматия] Хрящева Нина Петровна

Глава 1 Понятие «архетип» в науке о литературе

Понятие «архетип» в науке о литературе

С начала 1990-х годов и до настоящего времени в отечественной науке проблеме взаимодействия мифа и литературы уделяется большое внимание. СМ. Телегин выделяет три уровня связи литературы с мифом: «заимствование из мифологии сюжетов, мотивов и образов; создание писателем собственной системы мифов; реконструкция мифологического сознания» [Телегин СМ. Философия мифа. М., 1994. С. 38]. На наш взгляд, типология, предлагаемая Телегиным нуждается в некотором уточнении. Взаимодействие мифа и литературы можно представить следующим образом: во-первых, осознанное обращение писателя к тем или иным известным ему мифологическим сюжетам и мотивам; во-вторых, так называемое мифотворчество, когда художник на основе мифа древнего, как бы по канве его, творит свой собственный миф; в-третьих, соотнесение литературы и мифа через архетипы.

Понятие «архетип», известное еще в позднеантичной философии, активно используется в разных отраслях науки – в психологии, в философии, в мифологии, в лингвистике. В числе прочих наук этот термин широко использует и литературоведение. И во всех научных отраслях… понимание архетипа восходит к работам К.Г. Юнга, который определял архетипы как «наиболее древние и наиболее всеобщие формы представления человечества» [Юнг К.Г. О психологии бессознательного. М., 1994. С. 106], находящиеся в коллективном или сверхличном бессознательном, которое является коллективным «именно потому, что оно отделено от личного и является абсолютно всеобщим, и потому, что его содержания могут быть найдены повсюду, чего как раз нельзя сказать о личностных переживаниях» [Там же. С. 105]. В работе «Попытка психологического истолкования догмата о Троице» Юнг определяет архетип как первозданное воззрение, на котором покоится психологическая идея: «Архетип в себе… есть некий непредставимый фактор, некая диспозиция, которая в какой-то момент развития человеческого духа приходит в действие, начиная выстраивать материал сознания в определенные фигуры» [Юнг К.Г. Собр. соч. Ответ Иову. М., 1995. С. 47–48].

Архетипы, по Юнгу, динамичны: «Архетип, разумеется, всегда и везде находится в действии <…> Архетип… есть динамический образ» [Юнг К.Г. О психологии бессознательного. С. 109–110]. К важным чертам архетипа может быть отнесена не только его динамичность, но и его всеобщность: «Единственное, что является общим – это проявление определенных архетипов» [Там же], – пишет Юнг. Таким образом, архетип, по Юнгу, некая модель, которая может реализовываться в разного рода проявлениях.

И Юнг, обращаясь к возможному происхождению такого рода динамичных и всеобщих моделей, приводит по меньшей мере два основания генезиса архетипа: во-первых, архетипы по происхождению «представляют собой отражение постоянно повторяющегося опыта человечества» (4); во-вторых, по Юнгу, «архетип есть своего рода готовность снова и снова репродуцировать те же самые или сходные мифические представления <…> Ничто не мешает нам предположить, что некоторые архетипы встречаются уже у животных и что они, следовательно основываются на специфике живой системы вообще и, таким образом, суть лишь выражение жизни, чей статус уже не поддается дальнейшему объяснению <…> Как представляется, архетипы – это не только отпечатки постоянно повторяющихся типичных опытов, но и вместе с тем они эмпирически выступают как силы или тенденции к повторению тех же самых опытов» [Там же]. Т. е. наличие архетипа объясняется как опытом, так и изначальной (биологической) заданностью.

Вместе с тем, и опыт, по Юнгу, может иметь характер как личностный (индивидуальный), так и коллективный (всеобщий), предопределенный предыдущими поколениями. Следовательно, имеет смысл говорить о двух слоях бессознательного, соотношение которых, по Юнгу, выглядит так: «Личностный слой оканчивается самыми ранними детскими воспоминаниями; коллективное бессознательное, напротив, охватывает период, предшествующий детству, т. е. то, что осталось от жизни предков. Если же регрессия психической энергии, выходя за пределы даже периода раннего детства, выходит на наследие жизни предков, тогда пробуждаются мифологические образы: архетипы» [Там же. С. 119–120].

<…> Принимая во внимание такие факты, мы, видимо, должны признать, что бессознательное содержит в себе не только личностное, но и неличностное, коллективное в форме наследственных категорий» [Юнг К.Г. Собр. соч. Психология бессознательного. С. 191–192]. Другой способ объяснения существования архетипа – через общность исторического, индивидуального и коллективного опыта человека: «исторический фактор присущ… всем архетипам вообще, т. е. всем наследственным единствам, духовным и телесным. Ведь наша жизнь – то же самое, чем она была от века…» [Там же. С. 258] (5) <…>. Но не забудем, что архетип скрыт и реализуется прежде всего в снах и при психозах – «существует немало сновидений, в которых появляются мифологические мотивы, решительно неизвестные сновидцу <…> В сновидении вообще, а при некоторых психозах даже часто встречается архетипический материал, т. е. представления и связи, которые обнаруживают точное соответствие с мифами. Исходя из этих параллелей, я сделал вывод о том, что существует слой бессознательного, который функционирует так же, как та архаическая психика, которая породила мифы <…> Самые ранние из припоминаемых детских сновидений часто содержат поразительные мифологемы» [Юнг К.Г. Аналитическая психология и воспитание // Конфликты детской души. М., 1995. С. 133–134].

<…> Связь архетипа и мифа для Юнга несомненна: «В сновидении, так же как и в продуктах психоза, возникают бесчисленные соответствия, параллели которым можно подыскать исключительно среди мифологических комбинаций идей (или иногда в особого рода поэтических произведениях, которые нередко отмечены не всегда осознанными заимствованиями из мифов)» [Юнг К.Г. К пониманию архетипа младенца // Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991. С. 119]. Таким образом, Юнг связывает миф и литературу не только через осознанно вводимые в литературное произведение мифологемы, но и через архетипы <…> Дело никогда не идет об оформленных мифах (за очень редкими исключениями), но скорее о составных частях мифов, которые по причине своей типической природы могут быть обозначены как (6) «мотивы», «первообразы», «типы», или (как я их назвал) как «архетипы»… архетипы выявляются, с одной стороны, в мифах и сказках, с другой – в сновидениях и в бредовых фантазиях при психозах» [Юнг К.Г. К пониманию архетипа младенца. С. 119]. Таким образом, очевидна связь архетипа и мифологемы: «Все-таки истинность и нуминозная сила мифологемы значительно подкрепляются доказательством ее архетипического характера» [Юнг К.Г. Попытка психологического истолкования догмата о Троице. С. 15].

Исходя из этого Юнг считает, что «миф – не фикция, он состоит из беспрерывно повторяющихся фактов, и эти факты можно наблюдать все снова и снова <…> Миф сбывается в человеке, и все люди обладают мифической судьбой не меньше, чем греческие герои <…> хочется даже сказать, дело обстоит противоположным образом – мифический характер жизни выражается именно в ее общечеловеческом значении» [Там же]. Для доказательства этого Юнг обратился к мифологическим мотивам, которые рассмотрел с точки зрения их универсальности, что позволило ученому «осмыслить мифологические мотивы как структурные элементы психики» [Юнг К.Г. К пониманию архетипа младенца // Самосознание европейской культуры XX века. С. 119]. Функция этих мотивов в психике выглядит следующим образом: «Примитивный склад духа не измышляет мифы, но их переживает. Мифы изначально суть выявления досознательной души» [Там же. С. 121]. Те фантазии, которые не восходят к личным переживаниям и имеют аналогии в мифах, «отвечают известным коллективным (и внеличным) элементам человеческой души вообще и передаются по наследству, подобно морфологическим элементам человеческого тела» [Там же].

Подведем некоторый итог относительно трактовки Юнгом понятия «архетип». Юнг утверждает, что в коллективном бессознательном существуют некие модели, имеющие аналогии в древнейших мифах. Эти модели он назвал архетипами, продемонстрировав, что в современном мире они присутствуют в той или иной степени в психике каждого человека и могут реализовываться прежде всего в снах, при некоторых формах психических заболеваний и в художественном творчестве.

Отечественное литературоведение к проблеме архетипа обратилось сравнительно недавно. Одна из первых попыток в нашей науке интерпретации художественного текста с применением концепции Юнга была предпринята в 1982 году Борисом Парамоновым. Его анализ стал «первой ласточкой» практики интерпретации художественного текста с учетом архетипических значений в русской науке.

Спустя несколько лет свое осмысление архетипа предложил В.А. Марков. Во-первых, исследователь установил связь между мифом и литературой через архетип [Марков В.А. Литература и миф: проблема архетипов (к постановке вопроса) // Тыняновский сб. Четвертые тыняновские чтения. Рига, 1990. С. 137], справедливо полагая, что «художественное мышление, естественно, формируется на той же архетипической основе и пронизано образами, производными от базисных бинарных символов» [Там же. С. 141], которыми задается «общая космологическая структура бытия» [Там же. С. 140].

Во-вторых, Марков акцентировал внимание на трех особенностях архетипов – на всеобщности, универсальности и репродуцирющем (7) характере: «При анализе поэтических текстов архетипы нас подстерегают, можно сказать, на каждом шагу. И это не простые прецеденты, не окказиональные совпадения. Существует – на уровне коллективного бессознательного – вполне объективная историческая (логическая, художественная, праксеологическая) память, в которой хранятся золотые слитки человеческого опыта – нравственного, эстетического, социального. Художник деблокирует первичные смыслы и образы, вычерпывает их, сколько может, и возвращает людям полузабытое и утраченное. Это уже не ренессансность, а реставрация, археология смыслообразов» [Там же. С. 141].

В итоге Марков пришел к следующей мысли: «Общечеловеческие императивы и ценности имеют архетипическую основу. Здесь символы вечности и вечность символов. Здесь миф, искусство и человек» [Там же. С. 145]. Это дает право считать, что архетипы сопровождают человечество на протяжении всей его истории, ибо оно «никогда не расставалось с мифом» [Там же. С. 144], проявляясь, в частности, в литературе; и что архетипы представляют из себя первичную инстанцию, своеобразное средоточие общечеловеческих ценностей всех сфер жизни вне зависимости от времени и места. В этой связи можно предположить, что инверсия архетипического значения есть отступление от общечеловеческих ценностей в пользу идеалов иного порядка, которые указывают на трансформацию носителей подобного рода инверсии в универсальном смысле.

Такое предположение позволяет по-новому осмыслить литературное произведение и/или мироощущение художника, что мы и попытаемся показать в дальнейшем. Но заметим, что архетип, если следовать юнговскому пониманию, как и миф, находится вне «добра» и «зла», вне каких бы то ни было оценочных характеристик. Архетип просто есть, поэтому говорить о его отождествлении с ценностями любого рода и, соответственно, с нравственностью имеет смысл лишь в плане сопоставления, т. е. рассматривать архетип как первичную инстанцию, где сосредоточено все то, что впоследствии осмыслилось как универсальная ценность. Во многом это соотнесение метафорично, но оно необходимо как для более глубокого понимания роли архетипа на современном этапе развития человечества, так и для понимания мироощущения конкретного человека (художника в том числе).

На представлении архетипа как средоточия общечеловеческих универсалий, законов человеческого бытия и строится наша работа. С современной точки зрения мы можем судить о бинарных оппозициях мифа, как о содержащих оценочные коннотации (космос – «+», хаос – «-» и т. п.). Поэтому закономерно, что безоценочный архетип в современных интерпретациях может получать оценочные характеристики.

На трансформацию такого рода обращает внимание СМ. Телегин: «…исчезнув как коллективное бессознательное, мифологическое сознание продолжает существовать и успешно проявляется не только в снах, но и в художественном творчестве. Воздействие мифа на литературу основано (8), главным образом, на близости приемов и задач мифотворчества и художественного творчества, на единстве мифологического и художественного восприятия» [Указ. соч. С. 38].

Особую трактовку предлагает и М. Евзлин в работе «Мифологическая структура преступления и безумия в повести А.С. Пушкина «Пиковая дама», привлекая в качестве материала для анализа текстов русской литературы весь возможный пласт мифологий: «для европейцев конца XVIII – начала XIX века мифологией par exelence была мифология древнегреческая. Поэтому было бы некорректным анализировать пушкинскую повесть, скажем, пользуясь данными японской или австралийской мифологии. Однако, поскольку речь идет об АРХЕТИПИЧЕСКИХ мотивах, полагаем, допустимо привлечение данных из других мифологий» [Евзлин М. Космогония и ритуал. М., 1993. С. 33]. По Евзлину, интерпретация текста через архетипические мотивы позволяет подчас увидеть смыслы, скрытые при прочих толкованиях.

На соотнесении архетипа и литературы построена концепция Е.М. Мелетинского, хотя он и полемизирует с Юнгом по двум основным моментам: во-первых, возражение исследователя вызывает то, что Юнговские архетипы не являются сюжетами [Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994. С. 6], и, во-вторых, исследователь сомневается в наследственном характере передачи архетипов [Там же. С. 15].

В связи с этим Мелетинский дает свое определение архетипов, которое во многом противоречит юнговскому: архетипы, по Мелетинскому, это «первичные схемы образов и сюжетов, составившие некий исходный фонд литературного языка, понимаемого в самом широком смысле» [Там же. С. 11]. Исследователь отмечает: «На ранних ступенях развития эти повествовательные схемы отличаются исключительным единообразием. На более поздних этапах они весьма разнообразны, но внимательный анализ обнаруживает, что многие из них являются своеобразными трансформациями первичных элементов. Эти первичные элементы удобнее всего было бы назвать сюжетными архетипами» [Там же. С. 5]. Т. е. работа Мелетинского посвящена прежде всего сюжетам.

Исходя из этого, исследователь вводит понятие «архетипического мотива», собственно мотив определяя как «некий микросюжет, содержащий предикат (действие) агенса, пациенса и несущий более или менее самостоятельный и достаточно глубинный смысл. Просто всякие перемещения и превращения персонажей, встречи их, тем более их отдельные атрибуты и характеристики мы не включаем в понятие мотива <…> Кроме того, в рамках полного сюжета обычно имеются клубок мотивов, их пересечение и объединение» [Там же. С. 50–51].

Е.М. Мелетинский обращается и к проблеме пафоса мифа, отмечая, что этот пафос «довольно рано начинает сводиться к космизации первичного хаоса, к борьбе и победе космоса над хаосом (т. е. формирование мира оказывается одновременно его упорядочиванием). И именно этот процесс творения мира является главным предметом изображения и главной темой (9) древнейших мифов» [Там же. С. 13]. Таким образом, по мнению Мелетинского, «обывательское представление, что в мифах и особенно в сказках изображается борьба добра и зла, весьма упрощенное и в принципе неверное. Речь с самого начала идет скорее о противопоставлении «своего» и «чужого» и «космоса» и «хаоса» [Там же. С. 43]. И действительно, миф зиждется на бинарных оппозициях, где какие-либо оценки (добро и зло) недопустимы. Но миф (и соответственно – архетип) в современном мире, как уже отмечалось, может эти оценки обретать. Именно то «обывательское представление», о котором пишет Е.М. Мелетинский, и есть, в сущности, средоточие современного бытия архетипа. Поэтому «обыватель» склонен рассматривать мифологический сюжет не как просто борьбу творения и эсхатологии (космоса и хаоса), но как борьбу, в которой творение есть добро, а эсхатология – зло. Это подтверждает сентенцию Юнга о динамичности архетипа. Кстати, сам Е.М. Мелетинский обратил внимание на трансформацию архетипа: «Миф, героический эпос, легенда и волшебная сказка чрезвычайно богаты архетипическим содержанием. Некоторые архетипы в сказке и эпосе трансформируются, например, «чудовища» заменяются иноверцами, тотемическая «чудесная жена» заменяется заколдованной принцессой, а затем даже оклеветанной женой, делающей карьеру в травестированном виде, в мужском наряде и т. д. Однако и в случае трансформаций первичный архетип достаточно ясно просвечивает. Он как бы лежит на глубинном уровне повествования. Далее идет двойной процесс: с одной стороны, традиционные сюжеты, в принципе восходящие к архетипам, очень долго сохраняются в литературе, периодически отчетливо проявляя свою архетипичность, но, с другой стороны, трансформации традиционных сюжетов или дробление традиционных сюжетов на своеобразные осколки все больше затемняют глубинные архетипические значения» [Там же. С. 64].

Но в сфере внимания Е.М. Мелетинского находятся не столько архетипы вообще (в юнговском понимании), сколько архетипические сюжеты и образы. Многочисленные предметные мотивы и детали остаются вне поля зрения исследователя, хотя так же, как и мифологические сюжеты могут быть архетипическими, о чем и пойдет речь в дальнейшем.

Пока же заключим, что в отечественном литературоведении сформировалась концепция архетипа, заслуживающая самого пристального внимания (10). <…> Е.М. Мелетинский продемонстрировал возможности интерпретации русской литературы XIX века через архетипы в сюжетах и образах. Наша задача – показать, что архетипы могут применяться и при анализе других элементов текста, в частности – мотивов.

Под архетипами мы будем подразумевать (опираясь, разумеется, на определения архетипа, данные К.Г. Юнгом и Е.М. Мелетинским) первичные сюжетные схемы, образы или мотивы (в том числе предметные), возникшие в сознании (подсознании) человека на самой ранней стадии развития человечества (и в силу этого общие для всех людей независимо от их национальной принадлежности), наиболее адекватно выразившиеся в мифах и сохранившиеся по сей день в подсознании человека (11).

Из книги Исторические корни Волшебной сказки автора Пропп Владимир

Из книги Жизнь по понятиям автора Чупринин Сергей Иванович

ЭСХАТОЛОГИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ В ЛИТЕРАТУРЕ, АПОКАЛИПТИКА, КАТАСТРОФИЗМ В ЛИТЕРАТУРЕ от греч. eschatos – последний и logos – учение.Самым знаменитым носителем эсхатологического сознания в русской литературе, вне всякого сомнения, является странница Феклуша из пьесы Александра

Из книги Структура художественного текста автора Лотман Юрий Михайлович

3. Понятие текста Текст и внетекстовые структуры Определение понятия «текст» затруднительно. Прежде всего, приходится возражать против отождествления «текста» с представлением о целостности художественного произведения. Весьма распространенное противопоставление

Из книги Поединок крысы с мечтой автора Арбитман Роман Эмильевич

Женщины, сработанные по науке На минувшей неделе книжный рейтинг качнуло. Из топ-десятки вынесло последнюю книгу Александры Марининой «Пружина для мышеловки». Свежий роман Татьяны Устиновой «Саквояж со светлым будущим» после пятинедельных стабильных продаж улетел с

Из книги Мировая художественная культура. XX век. Литература автора Олесина Е

Понятие «семиосфера» Все разнообразные научные интересы объединялись в исследованиях Лотмана в феномене культуры. Понятие «текст культуры» универсально. Этот подход позволил создать новаторское направление в культурологии, включив в нее литературоведение,

Из книги ЧиЖ. Чуковский и Жаботинский автора Иванова Евгения Викторовна

Глава 2 Полемика о евреях в русской литературе Критическая деятельность Чуковского была окружена атмосферой дискуссий и словесных перепалок, почти вокруг каждой из его новых статей возникали скандалы разной степени тяжести. Даже в обстоятельной библиографии Д. Берман,

Из книги Том 2. «Проблемы творчества Достоевского», 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по истории русской литературы, 1922–1927 автора Бахтин Михаил Михайлович

Из книги Каменный пояс, 1977 автора Корчагин Геннадий Львович

Свое слово в науке Известно, в каких больших объемах ведется у нас промышленное и гражданское строительство. Но не менее известно и другое - жгучее, острое: постоянная нехватка строительных материалов, особенно высокоэффективных и дешевых. Здесь спрос опережает

Из книги По обе стороны утопии. Контексты творчества А.Платонова автора Гюнтер Ханс

16. «Счастливая Москва» и архетип матери в советской культуре 1930-х годов По мнению Иосифа Бродского, такие писатели, как Бабель, Пильняк, Олеша, Замятин, Булгаков или Зощенко, лишь играли с советским языком, в то время как Андрей Платонов «сам подчинил себя языку эпохи».

Из книги Том 7. Эстетика, литературная критика автора Луначарский Анатолий Васильевич

Формализм в науке об искусстве* IНам, марксистам, никоим образом не приходится отрицать существование чисто формального искусства.В просторечье такое чисто формальное искусство давно носит непышное, но выразительное и точное наименование: искусства

Из книги Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект автора Зубова Людмила Владимировна

1. ПОНЯТИЕ СИНКРЕТИЗМА Синкретическое (комплексное, нерасчлененное) представление различных семантических и грамматических признаков в одном слове - древнейший способ познания и отражения мира в языке, способ, восходящий к эпохе мифологического мышления, когда в

Из книги История русского романа. Том 1 автора Филология Коллектив авторов --

ГЛАВА I. ПРЕДПОСЫЛКИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ЖАНРА РОМАНА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ (Д. С. Лихачев) 1Существовал ли роман в древнерусской литературе? Если понимать этот термин широко и признавать законность термина «позднеэллинистический роман», то ответить на этот вопрос безусловно

Из книги Венеция в русской литературе автора Меднис Нина Елисеевна

ГЛАВА II. ЗАРОЖДЕНИЕ РОМАНА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XVIII ВЕКА (Г. Н. Моисеева - § 1, И. З. Серман - §§ 2–6) 1В русской литературе XVIII века поэзия, драматургия и повествовательная проза развивались неравномерно. В отличие от письменной литературы предшествующих веков, где

Из книги Все лучшее, что не купишь за деньги [Мир без политики, нищеты и войн] автора Фреско Жак

Глава 3 ИМЯ ВЕНЕЦИИ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ Женское в имени и облике Венеции. - Именные вариации. - Анаграммы имени города в русской литературной венецианеНачиная разговор о роли имени города в русской литературной венециане, уместно вспомнить последнее пятистишие

Из книги Уфимская литературная критика. Выпуск 7 автора Байков Эдуард Артурович

Из книги автора

Авессалом Виноградников Ренегатство в науке Вышедший в 2006 году сборник статей Э. А. Байков «Коэволюция и человечество» наглядно демонстрирует полную отреченность от марксизма этого «вождя экологов».Тезис – «Враги нашей коэволюционности» завершает «доблестный труд»

Архетипом называется общий образ, заложенный в коллективном бессознательном. Архетипы неизменны в каждом поколении и в каждой культуре. Данное слово было введено в обиход К. Г. Юнгом.

Понятие

Общепринятое определение архетипического образа звучит так: это термин, введенный Юнгом для обозначения первичных первобытных образов, универсальных символов, присущих коллективному бессознательному. Они проявляются в сновидениях каждого человека вне зависимости от расы, пола, возраста.

В психологии архетипические образы позволяют понять закономерности поведения человека, наиболее вероятные сценарии развития его судьбы. Ведь эти мотивы повторялись сотни раз в сказаниях и мифах различных народов. Например, во многих сказках встречается архетип героя, побеждающего огромного дракона. в волшебной сказке - это мать, старый мудрец, воин. Именно из этих персонажей и складывается коллективное бессознательное.

Само слово «архетип» происходит от греческих корней «архос» - «начало» и «типос» - «отпечаток», «форма». Можно повстречать и такое определение данного термина: архетип - это врожденный психический образец, который свойственен каждому человеку вне зависимости от его культурной принадлежности.

История

Впервые термин «архетип» был употреблен учеником Фрейда К. Г. Юнгом в его докладе под названием «Инстинкт и бессознательное». В работе психоаналитик разъясняет, что взял данный термин из трудов Аврелия Августина (тот говорит о таких образах в XV книге своего трактата «О граде Божьем»).

Широкое употребление слова «архетип» началось в первой половине XX века. Произошло это благодаря публикации работ К. Г. Юнга. Впервые это произошло в 1912 году, когда увидела свет его работа под названием «Метаморфозы и символы либидо».

Несмотря на существовавшие между Юнгом и Фрейдом разногласия, данное произведение было написано психоаналитиком с позиций концепции Фрейда. В работе либидо описывалось с позиции персонификации. Юнг перечислил основные образы, за которыми оно может скрываться - герой, демон, мать. Также в данной работе была создана основа для будущей концепции путешествия архетипического персонажа - например, схватка героя с драконом.

Мотивы

В сказаниях и легендах встречаются целые архетипические сюжеты, повторяющиеся в различных культурах. Примером такого мотива может послужить борьба добра со злом. Еще один популярный мотив - похищение красавицы змеем. В различных сказаниях возможны вариации основного мотива. Например, красавица может быть дочерью, матерью и т. д. Змей - кощеем, чертом, колдуном и пр.

Распространен и мотив пути, предполагающий прохождение героем препятствий на пути к цели. Этим героем может быть обычный крестьянин, царевич или царь, Иван-дурак.

Мать: архетипический образ в волшебной сказке

Материнский образ в народных сказаниях может быть представлен тремя образами:

  • Родная мать. Она опекает своего ребенка, заботится о нем. В детстве и отрочестве такая мать является идеальной. Но для взрослой жизни этот архетип уже неактуален - он не дает развиваться.
  • Злая мачеха. Данный архетип также относится к материнскому. Однако содержит он в себе совершенно другие свойства. Данный архетипический образ матери является гнетущим. Обычно ей принадлежат слова: «Из тебя ничего не выйдет», «Куда ты полез», «Ты не сможешь ничего изменить» и пр. В реальной жизни дети таких матерей нередко оказываются бессильными перед подобными деструктивными установками.
  • Баба-Яга. Также является материнским архетипическим образом. В сказках Баба-Яга не просто является родительницей - это Ведающая Мать. Ей известны тайны мироздания, и именно она является истинной наставницей. Баба-Яга внушает гостям своей избушки новый жизненный порядок. В ее владениях могут происходить чудеса. Именно она является образцом верности самому себе. Баба-Яга не является ни злой, ни доброй. Этот архетип не является слишком гиперопекающим или же наказывающим без оснований. Те люди, в которых он преобладает, обычно знают, что им придется пожинать плоды своих поступков, а радости и несчастья порождены ими самими.

Другие образы в народных сказаниях

Существует большое количество архетипических образов в сказках. Сказок у каждого народа также немало, однако эти персонажи переходят из одной культуры в другую, практически не видоизменяясь по своей сути. В восточнославянских сказаниях это образы дурака, богатыря, Ивана-Царевича, друга, Василисы Прекрасной, черта, матери, Кощея.

В западных сказках также встречаются подобные образы. Например, в сказке Андерсена «Снежная Королева» сама Королева являет архетип Матери в ее негативном аспекте. Герда олицетворяет образ Друга. Старушка-цветочница является представительницей архетипа Матери в позитивном аспекте.

Образы в Книге книг

Что касается архетипических образов в Библии, то их также можно найти немало. Например, образами мужчины и женщины являются Адам и Ева, Христос и Мария Магдалина. В Книге книг есть и архетипы соперников - Иаков и Исав, Каин и Авель. Примером образов праведника могут послужить Иосиф, Ной, Моисей.

Классификация Ш. Болен. Архетип Артемиды

Американским автором Шинодой Болен были выделены 11 женских архетипов. Важнейшие из них, и наиболее часто встречающиеся - это Артемида, Афина, Гестия, Гера (Юнона), Деметра, Персефона и Афродита, Геба, Фортуна, Геката. Что касается архетипического образа Артемиды, то более всего он проявляется у тех женщин, что умеют чувствовать свою внутреннюю целостность, независимость от чужого мнения. Артемида обычно выбирает мужские профессии, и стремится добиться в карьерном поприще высоких результатов. Она постоянно находится в поиске чего-то нового. Главное для Артемиды - ощущение свободы. Она не терпит никаких границ. С другой стороны, своим союзникам Артемида помогает отстаивать личные интересы.

Подобной даме свойственно принципиальность. Артемида следует своим принципам в ущерб чувствам. ТЕ женщины, в которых более всего выражен данный архетипический образ, хорошо знают, чего они хотят от жизни.

Однако позитивные качества Артемиды имеют и негативные стороны. Хотя такая женщина свободна, внутренне она очень одинока. Она неспособна состоять в крепких взаимоотношениях с другими людьми (хотя обычно у нее хорошо складывается дружба с другими женщинами). Артемида неэмоциональна, ей не хватает чувств.

Афродита

Главная черта данного архетипического образа - это ее привлекательность для представителей сильного пола. Афродита всегда излучает тепло. Она обворожительна, даже если ее внешность и не кажется на первый взгляд привлекательной. Такая женщина живет по принципу «здесь и теперь». Она легко погружается в эмоции, чувства - причем неважно, идет ли речь об отношениях или о занятии творческим хобби.

Но в силу своей чувственности Афродита нередко ощущает затруднения в тех сферах жизни, которые касаются этики, морали, религиозности. Подобная дама может чувствовать вину за свои переживания.

У Афродиты хорошо складываются отношения с другими женщинами, ведь она легка и беззаботна в общении. Хотя многие могут видеть в ней соперницу, она искренне недоумевает подобному отношению. Афродите неведомо чувство собственности, и в вопросах любви она руководствуется принципом изобилия. «Мужчин хватит на всех, поэтому не стоит слишком зацикливаться на ком-то одном» - вот ее основной принцип.

Афина

Женщинам, в которых основным является данный архетипический образ, по душе атмосфера концентрированности, собранности, достижения цели. Афина обычно не поддается эмоциям. И именно это ее качество позволяет ей с успехом добиваться решения нужных ей задач, достигать необходимых целей.

Афина хорошо умеет сотрудничать с мужчинами. Она руководствуется логикой, здравым смыслом. У такой дамы обычно большое количество разнообразных интересов. Она умеет правильно оценивать свое прошлое, и успешно учится на прошлых ошибках.

Как правило, у тех дам, в чьих характерах более всего выражен данный архетипический образ, мало подруг. Афина очень реалистично смотрит на мир. Многие проблемы тех дам, которые видят его традиционно, ей попросту непонятны. Афина не склонна к пустым мечтаниям - она просто ставит перед собой цель, а затем добивается ее. И подобное поведение пугает своей силой тех девушек, которые могли бы стать ее подругами.

Что касается мужчин, то носительницам данного архетипа личности обычно интересны только сильные люди, сумевшие достичь многого в своей жизни. У Афины хорошая интуиция, и своим чутьем она ощущает победителей. Ей глубоко наплевать на планы и мечтания тех кавалеров, которые лишь обещают ей золотые горы. Когда же Афине попадается интересный человек, путем ловких манипуляций она легко направляет его в свою сторону.

Другие женские образы

Помимо упомянутых архетипов личности, выделяются еще и такие:

  • Гера. Это типичная женщина, являющаяся соратницей для своего мужа. Она верная помощница, но при этом в ней сильны чувства собственности по отношению к нему. Гера является покровительницей брака.
  • Деметра. Женщина-мать. Она всей душой любит детей и хочет дать им только лучшее. Она олицетворяет собой женский материнский инстинкт. Даже в построении взаимоотношений с другими людьми, женщина-Деметра занимает позицию матери, стремится опекать окружающих.
  • Персефона. «Вечная девочка». Этот тип женщин, которые не желают взрослеть. Ответственность за свою жизнь они склонны перекладывать на кого угодно, но только не на себя. Часто такая женщина или девушка попадает под влияние других людей. Персефона любит быть в центре внимания противоположного пола, но страстной ее назвать нельзя. Психологически она не является зрелой.
  • Геба - та дама, которая всеми силами противится своему возрасту. Она стремится быть вечно молодой, и избегает малейших проявлений зрелости. Самое страшное для нее - это старость. Но к мужчинам она относится спокойно. Ее не назовешь распутной.
  • Фортуна. Женщина с достаточно противоречивым характером. Все события она стремится держать под своим контролем, однако не предусматривает их последствий.
  • Немезида. Для женщины с этим архетипом души главной ценностью является честность. Дамы с подобным образом обычно неспособны на прощение несправедливости.
  • Геката. Достаточно глубокий архетип. Женщина-Геката склонна к мистификации всех тех событий, что происходят в ее жизни. Нередко дамы с этим образом архетипа с головой уходят в оккультные практики - или же становятся глубоко верующими.

В одной и той же женщине обычно наблюдается сочетание двух-трех основных архетипов. Иногда эти образы могут «соперничать» между собой за первенство. Распространенным примером такого соперничества является стремление женщины иметь и успешную карьеру, и крепкую семью.

Другие типологии

Некоторые психологи считают, что в жизни женщины существует всего лишь три основных архетипа. Это Возлюбленная, Мать, Хранительница. Первая все свои силы пускает на служение мужчине. Мать - на воспитание детей. Что касается Хранительницы, то объектом ее стараний является она сама. Считается, что действительно счастливой дама может быть только в том случае, если в ней развиты все эти образы.

Греческие мужские образы

Выделяют следующие архетипы греческой мифологии, свойственные мужчинам:

  • Зевс. Уверен в себе, авторитетен, склонен командовать другими.
  • Посейдон. Мужчина, который руководствуется эмоциями, однако в нем, как и в Зевсе, сильны патриархальные инстинкты.
  • Гадес. Замкнутый, погруженный в собственный мир мужчина.
  • Аполлон. Гармоничный человек, который следит за своей внешностью. Приятный в общении.
  • Гермес. Умный, проницательный мужчина. Любит перемены, склонен получать от жизни все и сразу.
  • Арес. Эксцентричен, живет только эмоциями, сиюминутными удовольствиями.

Другие мужские архетипы

Представители сильного пола могут проявлять себя также по-разному: как воины, вожди, цари; а также в качестве охотников, купцов. Другим более близки архетипы мудрецов, святых, шаманов.

В мужчинах, как и в женщинах, обычно сочетается несколько образов. В качестве примера можно рассмотреть Конана-варвара. Данный персонаж - яркий представитель образа Воина. Однако в нем также сильны качества Правителя (он стремится им быть), а также Философа (он любит учиться).

    Всемирная литература выработала определенные сюжетные архетипы, которые повторяются из произведения в произведение на протяжении веков. Их можно подразделить на следующие категории:

    Путешествие — герои отправляются в путь, чтобы найти что-либо или кого-либо. Другой вариант — возвращение домой. Путешественники встречаются с необычными людьми и попадают в необычные ситуации. Пример: «Властелин колец» Дж. Р.Р. Толкиена.

    Преследование — герой либо ловит кого-то, либо сам скрывается от погони. Пример: «Преступление и наказание» Ф. Достоевского.

    Спасение — герой должен быть жертвой, зачастую несправедливо наказанной. Самостоятельно или с помощью друзей он выпутывается из тяжелой ситуации. Пример: «Рита Хейворт, или Побег из Шоушенка» С. Кинга.

    Месть — герой пострадал от злодеев и теперь жаждет их наказать. Основной мотив: восстановление справедливости. Пример: «Граф Монте-Кристо» А. Дюма.

    Загадка — читателю предлагается ребус, отгадка которого лежит на поверхности. Этот сюжетный архетип используется, в первую очередь, в детективах. Пример — «Код да Винчи» Д. Брауна.

    Противостояние. Ключевой момент — противостояние двух сил: либо равных друг другу, либо находящихся в разных весовых категориях. Пример: «Завтра была война» Б. Васильева.

    Взросление — герой-ребенок растет и познает жизнь. Пример: «Приключения Тома Сойера» М. Твена.

    Искушение — конфликт основан на эмоциях героя. Он понимает, что идет к гибели, но не в силах противостоять своим желаниям. Пример: «Лолита» В. Набокова.

    Преображение — герой меняется в лучшую сторону в результате обретения любви, веры, новой идеологии и т.п. Пример: «Воскресение» Л. Толстого.

    Любовь — герои встречаются, влюбляются и, преодолев все препятствия, соединяют сердца (альтернативные варианты: теряют друг друга, один или оба главных героя гибнут). Пример: «Графиня де Монсоро» А. Дюма.

    Жертвенность — герой жертвует всем ради высоких идеалов или счастья близких. Пример: «Русалочка» Г.-Х. Андерсена.

    Разложение — герой постепенно деградирует. Пример: «Портрет Дориана Грея» О. Уайльда.

    Открытие — человек познает истину о себе или окружающем мире. Пример: «Собачье сердце» М. Булгакова.

    Из грязи в князи или Из князей в грязь — история возвышения или падения человека. Пример: «Похождения Невзорова или Ибикус» А. Толстого.

    В рамках вышеупомянутых архетипов написано подавляющее большинство литературных произведений. В некоторых романах может переплетаться несколько архетипов: например, в «Войне и мире» Л. Толстого мы видим и «Любовь», и «Жертвенность», и «Преображение», и «Противостояние», и «Взросление».

    Несмотря на то, что любое художественное произведение так или иначе вписывается в архетип, автору надо быть особенно осторожным со штампами, то есть поворотами сюжета, которые неоднократно использовались в литературе и кино. С одной стороны, штамп (если речь не идет о пародии) — это практически всегда признак непрофессионализма: у автора не хватает фантазии придумать что-то свое. С другой стороны, штамп — это элемент проверенного временем мифа. Речь идет о своеобразной короткой дороге к сердцу читателя: знакомые с детства сюжеты автоматически вызывают нужные эмоции.

    Если мы пишем интеллектуальную прозу или мейнстрим, мы стараемся вообще избегать штампов; если пишем жанровую литературу — используем штампы по минимуму.

    Наиболее распространенные сюжетные штампы

    Небесное создание попадает на землю и влюбляется в смертного/смертную. Альтернативный вариант: представитель более развитой цивилизации влюбляется в девушку-туземку.

    Все гоняются за каким-нибудь военным секретом или волшебной лопатой, которой загребают деньги. Штуковина может изменить ход истории.

    Главный герой переносится в параллельный мир и там становится богом, королем, богатырем или волшебником.

    Апокалипсис наступил, люди живут в подземельях и воюют с мутантами.

    Русская девушка выходит замуж за иностранца. Знакомство, мытарства по посольствам и долгожданная любовь — все основано на подлинных событиях.

    Герою предлагают взяться за дело (раскрыть преступление, отправиться в путешествие и т.п.), он поначалу отказывается, но потом, поразмыслив, соглашается.

    Герой мстит за погибших родителей.

    Герой или героиня влюбляется в злодея/злодейку, хотя понимает, что это может стоить жизни.

    Герой отправляется за советом к мудрецу, и тот решает его проблемы.

    Герой не только справляется с врагами, но получает любовь и полцарства впридачу.

    Решающий поединок героя со злодеем.

    Герой на краю гибели, но тут появляется верный друг и спасает его.

    Сцена «пожалуйста, не умирай» с последующим оживлением.

    Масштабные злодеяния и спасения: антагонист мечтает погубить вселенную, герой ее спасает.

    Герой тайно проникает в логово злодея и узнает важные сведения.

    В ответственный момент лучший друг предает главного героя.

Слово «архетип» образовано от двух греческих корней: arche - «начало» и typos - «образец», то есть значение его можно определить как «первообраз», «праформа», «первичный тип». Под архетипом понимают изначальные, фундаментальные образы и мотивы, лежащие в основе общечеловеческой символики мифов, сказок и других продуктов художественного воображения. Архетипы имеют символический, а не аллегорический характер, это широкие, часто многозначные метафоры, а не знаки. Архетипический образ - это образ художественного произведения, в котором архетип получает конкретное воплощение.

Термин «архетип» был введен в научный обиход в начале ХХ века знаменитым швейцарским психологом и философом К.Г. Юнгом, употреблялся первоначально для обозначения психологического феномена и лишь позже был воспринят мифологами и литературоведами. Однако, как утверждает Ю.В. Доманский, явление это было известно еще в позднеантичной философии. До Юнга представители различных отраслей науки (психологии, философии, мифологии, литературоведения) хотя и не пользовались термином «архетип», но уделяли внимание поиску первоэлементов, формул, схем, мотивов, лежащих в основе мифологических и мифопоэтических текстов. Разными учеными они назывались по-разному, но в целом поиск «первообразов» неизменно приводил к выводам о существовании неких универсальных сверхличностных идей, априорных знаний, бессознательных компонентов человеческой психики (в том числе и коллективной), то есть как раз к тем вопросам, которые впоследствии подробно рассмотрел К.Г. Юнг, создав в 1913 году аналитическую психологию.

К.Г. Юнг понимал под архетипом некие структурные формы, схемы, модели чувствования, поведения, воззрений, которые являются отражением глубинного, многовекового объективного опыта человечества. Стали уже легендарными юнговские сравнения архетипа с неким «каркасом» образа, подобным молекулярной кристаллической решетке, или с сосудом, «который никогда нельзя ни опустошить, ни наполнить. Сам по себе он существует лишь потенциально, и, обретая вид некой материи, он уже не то, что был ранее. Он сохраняется в течение тысячелетий, непрестанно требуя все нового истолкования». Архетипы описывают бессознательные душевные состояния и проявляются там и тогда, где и когда «интенсивность сознания занижена». Являясь заранее, изначально существующими формами, они становятся сознательными лишь опосредованно и придают свою форму различным элементам человеческой психики.

Архетипы, согласно Юнгу, являются составляющими так называемого коллективного бессознательного, которое «стратифицированную» структуру: верхний слой составляет индивидуальное бессознательное, ниже расположено бессознательное семьи, еще ниже - бессознательное крупных социальных групп, еще ниже - бессознательное наций и народов, далее - общечеловеческое бессознательное. Под ним залегает слой бессознательного, которое сближает человека с миром животных (Юнг обозначил его термином «психоидное»). Не вводя четкого определения архетипа, Юнг, тем не менее, выделяет наиболее важные архетипические мифологемы, связанные с процессом индивидуации (то есть становления личностного самосознания, перехода от коллективного бессознательного к индивидуальному осмысленному существованию): «мать», «дитя», «тень», «анима» и «анимус» и др.

Значительный вклад в развитие теории архетипов внесли русские мыслители, филологи, фольклористы XIX в. В трудах по фольклору и мифологии они широко употребляли термин «первообраз», являющий собой точную копию греческого ЬсчефЯрпт, придавая ему значения «мифологический образ», «мифологическое представление». По замечанию А.Л. Топоркова, некоторые их утверждения «звучат поразительно актуально». Далее в статье ученый приводит формулировки отдельных исследователей. Так, например, Д.О. Шеппинг начинает статью «Опыт о значении рода и рожаницы» (1851) словами: «В человеческом уме есть такие аллегорические формулы для изображения общих законов жизни и разума, которые предшествовали всем мифическим преданиям и которые, если бы эти предания и не дошли до нас, тем не менее, существовали бы в наших понятиях». Другой ученый, И.М. Снегирев, в книге «Русские простонародные праздники и суеверные обряды» заявляет о существовании «коренных понятий», которые, «уклоняясь от своего истока и протекая сквозь мир и человечество, заимствуют от местности, климата и духа народов различные образы. Как семена растений часто заносятся ветром на чуждую им землю, так и поверья путем преданий переходят из одной страны в другую и, там перерождаясь, принимают особенные виды и цветы». В поэтичном сравнении «коренных понятий» с зернами проглядывают свойства архетипов, которые позже будут определены исследователями как, во-первых, вездесущность, а во-вторых, способность к типологическим видоизменениям при сохранении внутренней целостности и постоянства.

Основополагающее значение для формирования теории архетипа в русской науке имели работы Ф.И. Буслаева, который еще в середине XIX века объяснял существование сходных фольклорных образов и мотивов у разных народов проявлением единых законов человеческого мышления, психологических механизмов, врожденных свойств человеческой натуры. На материале анализа таких фольклорных жанров, как духовные стихи, заговоры, легенды, иконография, Буслаев приводит примеры взаимодействия книжных и фольклорных образов, делая вывод об их архетипическом характере, то есть восхождении к аналогичным образам разных культурных традиций. По мысли Буслаева, сходство мифических образов, метафор у разных народов объясняется единообразием «коренных» воззрений, «первообразов», обнаруживающихся в древних преданиях. Вообще ученый придавал большое значение ориентации эпоса на далекое прошлое; именно благодаря этой ориентации, считал он, «первообразы» обладают такой живучестью. Буслаев писал об этом так: «Однообразное течение - не внешних событий - а нравственного быта эпической старины, скованное обычаем, постоянно возводило свое начало к темной старине. В эту эпоху всякий вымысел, всякая новая мысль могли получить право гражданства не как новость, но как припоминание утраченного предания; как уяснение и развитие того, что отчасти было уже давно всем и каждому известно». Таким образом, прошлое оказывается для тех, кто создает эпическую традицию в более поздние исторические времена, и областью вечных идей, и вместилищем высшей религиозности, и мерилом нравственности. Существуя как бы вне времени, оно способно предопределять собою будущее. В прошлом живут почитаемые предки, боги и герои, которых народ считает своими прародителями. Преклонением перед ними объясняется то, что выдающиеся исторические личности позднейших эпох могут принимать, с незначительными изменениями, образы этих великих предков. Так, например, происходит возрождение, новая «актуализация» бога-громовержца Перуна в личности богатыря Ильи Муромца. Таким образом, сакральная значимость прошлого любого народа обладает особыми мифопорождающими свойствами, и именно в этом ученый видит причинувозрождаемости и повторяемости «первообразов», то есть архетипов.

Вместе с тем Буслаев утверждал, что мифологические образы несводимы целиком к своим «первообразам», к первоначальным «коренным» воззрениям, и предостерегал от отождествления эпических персонажей с природной мифологией. В то же время, и отграничить первоначальное зарождение мифа от его позднейших актуализаций, по его мнению, тоже бывает весьма сложно, так как в каждом художественном творении мифологическое представление как бы творится заново.

Заслуживает внимания и концепция другого выдающегося ученого XIX века А.Н. Афанасьева, согласно которой изначально природа и человек составляли неразрывное единство, между ними не было никаких искусственно созданных преград, и именно это органическое слияние гармоничной природы и человека, их общение «на одном языке» явилось непременным условием зарождения мифов. Подобная концепция невольно вызывает ассоциацию с библейскими представлениями об Эдеме, где первые люди существовали среди прекрасной природы и в непосредственной близости к божеству. Мифология, по Афанасьеву, зарождается как бы сама собой, она сближается с народной мудростью и изначально находится вне всего иррационального. Таким образом, Афанасьев постулирует возникновение древних мифологий и религий из «поэтических воззрений» человека на природу, из простейших наблюдений над реальными свойствами природных явлений. В своем капитальном трехтомном труде, который так и называется - «Поэтические воззрения славян на природу» (1865-1869) - ученый описывает архетипы мирового древа, света и тьмы, священного брака между небом и землей, сотворения мира и первого человека и многие другие. При этом в работе отсутствует унификация терминов: исследователь оперирует понятиями «миф», «мифическое сказание», «мифическое предание», «мифическое представление». Все существующее многообразие мифологических образов ученый сводит к двум разновидностям - мужской и женской. Фундаментальное значение придается мифам о брачном союзе земли и неба и о противоборстве света и тьмы. Первые реализуют любовную связь, вторые же находятся в состоянии непримиримого антагонизма. Из этого вытекают два принципа, движущие миром: противоборство и эрос. Утверждается, что параллелизм и общность мифологических символов в различных культурах объяснимы сходством в восприятии природных феноменов. Однако Афанасьев трактует сущность архетипического мотива слишком прямолинейно - как аллегорию соответствующего природного явления, и не более того. Для каждого мифологического персонажа или образа находится прямая аналогия в мире природы. Например, мифический змей выступает олицетворением молнии, метеоритов, падающих звезд, грозовых туч. Символичность мифа, многозначная природа образа, по существу, игнорируется.

Проблеме архетипа уделял внимание А.А. Потебня. Осознавая, что поиск конкретных «первоэлементов» в том или ином тексте не является самоцелью, ученый, тем не менее, исследует то, как эти «первоэлементы» реализуются в конкретной фольклорной традиции, видоизменяясь и перекрещиваясь с другими образами. Он полагает, что многие фольклорные мотивы восходят к мифологическим первообразам, в которых отразилось осмысление народом таких природных явлений, как солнце, утренняя и вечерняя заря и др. При этом народно-поэтическое творчество использует не сами мифы, а их более поздние трансформации. Вывод Потебни таков: «…Мифический образ - не выдумка, не сознательно произвольная комбинация имевшихся в голове данных, а такое их сочетание, которое казалось наиболее верным действительности. Миф может быть усвоен народом только потому, что пополняет известный пробел в системе знаний». В другой работе исследователь высказывает свою точку зрения на причины исторической долговечности мифологических образов: «…Мифологичность сохраняется не в силу своей собственной устойчивости, а потому, что применяется к житейским обстоятельствам, становится образом постоянно обновляющегося значения». Говоря современным языком, ученый имеет в виду такие неотъемлемые свойства архетипического образа, как типологическая повторяемость и видоизменяемость.

Образам, в той или иной модификации известным христианству, язычеству, фольклорной традиции, уделяет внимание и академик А.Н. Веселовский. Исследуя образы мирового древа, судьбы, мотивы змееборчества, кровосмешения и многие другие, ученый приходит к выводу, что архетипы являются многослойными образованиями, в которых сложным образом переплелись влияния различных культур. Исследователь считает, что «старые образы» хранятся в темных глубинах нашего сознания, периодически всплывая оттуда, но не спонтанно, а в ответ на определенную социальную потребность, причем для самого сознающего возникновение в памяти «старого образа» всегда имеет элемент случайности, неожиданности. Хотя эти образы имеют всеобщий характер, но индивиду кажется, что они вызываются из его собственных воспоминаний, проистекают из его личностного опыта. Этим обусловлено их особое эмоциональное воздействие. В статье «Из введения в историческую поэтику» Веселовский так описывает этот процесс: «В памяти народа отложились образы, сюжеты и типы, когда-то живые, вызванные деятельностью известного лица, каким-нибудь событием, анекдотом, возбудившим интерес, овладевшим чувством и фантазией. Эти сюжеты и типы обобщались, представление о лицах и фактах могло заглохнуть, остались общие схемы и очертания. Они где-то в темной глухой области нашего сознания, как многое испытанное и пережитое, видимо забытое и вдруг поражающее нас, как непонятное откровение, как новизна и вместе старина, в которой мы не даем себе отчета, потому что часто не в состоянии определить сущности того психического акта, который негаданно обновил в нас старые воспоминания».

Особое внимание Веселовский уделяет функционированию архетипов в поэтическом творчестве. При этом точка зрения ученого такова: поэт ограничен в своем творчестве «формулами вымысла», он, по большому счету, не создает ничего нового, а лишь заставляет читателя посредством своих произведений извлечь из памяти и сознания то, что уже давно является их достоянием: «…Они представляют те же признаки общности и повторяемости от мифа к эпосу, сказке, местной саге и роману; и здесь позволено говорить о словаре типических схем и положений, к которым фантазия привыкла обращаться для выражения того или другого содержания». В силу такого положения любой художник естественно и необходимо вынужден постоянно обращаться к одним и тем же вечным образам (например, Дон-Кихота, Фауста, Гамлета и др.). Именно эти и подобные им образы и связанные с ними мотивы вызывают в читателе доверие и симпатию к произведению, поскольку, во-первых, заставляют ощутить связь с авторитетным прошлым, с историей народа, а во-вторых, отвечают на вневременные, никогда не устаревающие, глобальные общечеловеческие вопросы.

Итак, проблема архетипов интересовала русских ученых еще до появления концепции К.-Г. Юнга. Можно говорить о существовании в русской науке XIXвека собственной концепции архетипов, предшествовавшей юнговской и во многом отличной от нее. Концепция эта выявляет мифологические первообразы, но не отождествляет их с конкретными литературными образами, сюжетами и мотивами, несводимыми к архетипической базе. Идеи Ф.И. Буслаева, А.Н. Афанасьева, А.А. Потебни, А.Н. Веселовского заслуживают внимания, поскольку эти исследователи подходят к проблеме с точки зрения литературоведения, фольклористики и мифологии, а не психологии, как это сделал Юнг. Учитывая изначальную связь мифологических архетипов с психологией, они, тем не менее, не сводят все к последней. Архетипы для них - это не абстрактные обитатели «коллективного бессознательного», а живые, осознанно востребованные народной поэзией «первообразы» языка, фольклора, литературы.

Важным для формирования их научных подходов и одновременно объединяющим их фактором являлось то, что все они исследуют мифологические явления и процессы на материале не индивидуального литературного творчества, а главным образом фольклора и тесно связанной с ним этнографии. Поиск архетипических элементов представителями русской классической филологии был призван определить общечеловеческие основы художественного творчества, выявить единство и преемственность в развитии мировой культуры.

Таким образом, под архетипом понимают изначальные, фундаментальные образы и мотивы, лежащие в основе общечеловеческой символики мифов, сказок и других продуктов художественного воображения. В литературоведении архетип понимается как универсальный прасюжет или прообраз, зафиксированный мифом и перешедший из него в литературу. Архетипы могут реализовывать свои значения в виде различных элементов текста: сюжетов, образов, предметных и предикативных мотивов. Важно отметить, что в позднейших литературоведческих исследованиях понятие архетипа употребляется просто для обозначения любых наиболее общих, основополагающих, общечеловеческих мифологических мотивов, повествовательных схем, лежащих в основе разнообразных художественных структур вне обязательной связи с юнгианством как таковым.