Пророчества в художественной литературе. Изображение человека в древней литературе

"Маленький человек" - литературный персонаж, характерный для эпохи реализма. Такой герой в художественных произведениях мог быть мелким чиновником, мещанином или даже бедным дворянином. Как правило, основная его особенность - низкое социальное положение. Этот образ встречается в произведениях как отечественных, так и зарубежных авторов. Тема маленького человека в русской литературе занимает особое положение. Ведь этот образ получил особенно яркое выражение в творчестве таких писателей, как Пушкин, Достоевский, Гоголь.

Великий русский поэт и писатель показал читателям чистую и неиспорченную богатством душу. Главный герой одного из произведений, входящих в цикл «Повести Белкина», умеет радоваться, сочувствовать и страдать. Однако жизнь пушкинского персонажа изначально складывается нелегко.

Словами о том, что станционных смотрителей проклинает каждый, начинается знаменитая повесть, без анализа которой невозможно рассмотрение темы «Маленький человек в русской литературе». Пушкин изобразил в своем произведении спокойного и счастливого персонажа. Самсон Вырин остался человеком добродушным и беззлобным, несмотря на многолетнюю тяжелую службу. И только разлука с дочерью лишила его душевного спокойствия. Самсон может пережить тяжелый быт и неблагодарную работу, однако существовать без единственного на свете близкого человека он не в состоянии. Станционный смотритель умирает от тоски и одиночества. Тема маленького человека в русской литературе многогранна. Герой повести «Станционный смотритель», пожалуй, как никакой другой способен вызвать у читателя сострадание.

Акакий Акакиевич

Менее привлекательным персонажем является герой повести «Шинель». Гоголевский персонаж - собирательный образ. Подобных Башмачкину множество. Они повсюду, но люди их не замечают, поскольку не умеют ценить в человеке его бессмертную душу. Тема маленького человека в русской литературе из года в год обсуждается на школьных уроках литературы. Ведь благодаря внимательному прочтению повести «Шинель» юный читатель может по-иному взглянуть на людей, которые его окружают. Развитие темы маленького человека в русской литературе началось именно с этого полусказочного произведения. Не зря великий классик Достоевский однажды произнес знаменитую фразу: «Все мы вышли из "Шинели"».

Вплоть до середины XX века образ маленького человека использовали писатели русские и зарубежные. Он встречается не только в произведениях Достоевского, но и в книгах Герхарта Гауптмана, Томаса Манна.

Максим Максимович

Маленький человек в творчестве Лермонтова - это незаурядная личность, страдающая от бездействия. Образ Максима Максимовича впервые встречается в повести «Бэла». Тема маленького человека в русской литературе благодаря Лермонтову стала служить литературным приемом для критического изображения таких пороков социального общества, как коленопреклонение, карьеризм.

Максим Максимович - дворянин. Однако он принадлежит к обедневшему роду, к тому же не обладает влиятельными связями. А потому, несмотря на свой возраст, все еще находится в чине штабс-капитана. Однако Лермонтов изобразил маленького человека не оскорбленным и униженным. Его герой знает, что такое честь. Максим Максимович - порядочный человек и старый служака. Во многом он напоминает пушкинского из повести «Капитанская дочка».

Мармеладов

В маленький человек жалок и ничтожен. Мармеладов осознает свою бесполезность и ненужность. Рассказывая Раскольникову историю своего нравственного падения, он едва ли способен вызвать симпатию. Он утверждает: «Бедность не порок. Нищета - порок». И эти слова словно оправдывают слабость и бессилие Мармеладова.

В романе «Преступление и наказание» особое развитие получает тема маленького человека в русской литературе. Сочинение по произведению Достоевского - стандартное задание на уроке литературы. Но, независимо от того, какое название имеет это письменное задание, выполнить его, не составив предварительно характеристику Мармеладова и его дочери, невозможно. Вместе с тем следует понимать, что Соня, хотя и является также типичным маленьким человеком, существенно отличается от прочих «униженных и оскорбленных». Она не в состоянии что-либо поменять в своей жизни. Однако эта хрупкая девушка обладает огромным духовным богатством и внутренней красотой. Соня - олицетворение чистоты и милосердия.

«Бедные люди»

В этом романе также речь идет о «маленьких людях». Девушкин и Варвара Алексеевна - герои, которых Достоевский создавал с оглядкой на гоголевскую «Шинель». Однако образ и тема маленького человека в русской литературе начались именно с произведений Пушкина. И они с романами Достоевского имеют немало общего. История станционного смотрителя рассказана им самим. «Маленькие люди» в романах Достоевского также склонны к исповеди. Они не просто осознают свою ничтожность, но и стремятся осмыслить ее причину, выступают в роли философов. Достаточно лишь вспомнить пространные послания Девушкина и долгий монолог Мармеладова.

Тушин

Система образов в романе «Война и мир» чрезвычайно сложна. Персонажи Толстого - герои из высшего аристократического круга. Ничтожного и жалкого в них мало. Но почему о великом романе-эпопее вспоминают тогда, как обсуждается тема маленького человека в русской литературе? Сочинение-рассуждение - это задание, в котором стоит привести характеристику такого героя, как из романа «Война и мир». На первый взгляд он смешон и неуклюж. Однако это впечатление обманчиво. В бою Тушин проявляет свою мужественность и бесстрашие.

В огромном произведении Толстого этому герою отводится всего несколько страниц. Однако тема маленького человека в русской литературе 19 века невозможна без рассмотрения образа Тушина. Характеристика этого персонажа очень важна для понимания взглядов самого автора.

Маленькие люди в творчестве Лескова

Тема маленького человека в русской литературе 18-19 века раскрыта максимально. Лесков в своем творчестве также не обошел ее. Однако его герои значительно отличаются от образа маленького человека, который можно видеть в повестях Пушкина и романах Достоевского. Иван Флягин - богатырь обликом и душой. Но этого героя можно отнести к разряду «маленьких людей». Прежде всего потому, что на его долю выпадает немало испытаний, однако он не сетует на судьбу и не плачется.

Образ маленького человека в рассказах Чехова

Подобный герой нередко встречается на страницах произведений этого писателя. Особенно ярко образ маленького человека изображен в сатирических рассказах. Мелкий чиновник - типичный герой произведений Чехова. В рассказе «Смерть чиновника» присутствует образ маленького человека. Червяковым управляет необъяснимый страх перед начальником. В отличие от героев повести «Шинель», персонаж из рассказа Чехова не страдает от притеснения и издевательств со стороны коллег и начальника. Червякова убивает страх перед высшими чинами, вечное преклонение перед начальством.

«Торжество победителя»

Тему преклонения перед начальством Чехов продолжил в этом рассказе. Однако маленькие люди в «Торжестве победителя» изображены в куда более сатирическом свете. Отец, дабы выхлопотать для своего сына хорошую должность, унижает себя заискиванием и грубой лестью.

Но в низких мыслях и недостойном поведении виновны не только люди, выражающие их. Все это является результатом порядков, царящих в социальном и политическом строе. Червяков не стал бы так рьяно просить прощения, если бы не знал о возможных последствиях допущенной оплошности.

В творчестве Максима Горького

Пьеса «На дне» повествует об обитателях ночлежки. Каждый из персонажей этого произведения - маленький человек, лишенный самого необходимого для нормальной жизни. Изменить что-либо он не способен. Единственное, на что он имеет право - верить в небылицы странника Луки. Сочувствие и тепло - это то, что нужно героям пьесы «На дне». Автор призывает читателей к состраданию. И в этом взгляды его совпадают с точкой зрения Достоевского.

Желтков

«Гранатовый браслет» - повесть о большой любви маленького человека. Желтков однажды влюбляется в замужнюю женщину, и этому чувству он остается верен до последних минут своей жизни. Между ними пропасть. И на ответное чувство герой произведения «Гранатовый браслет» не надеется.

Желтков обладает характерными чертами маленького человека не только потому, что занимает невысокое социальное положение. Он, так же как и Башмачкин, и станционный смотритель, остается один на один со своей болью. Чувства Желткова служат почвой для шуток и иронических зарисовок князя Шеина. Оценить глубину страдания «маленького человека» другие герои способны лишь после его смерти.

Карандышев

Образ маленького человека в имеет общие черты с подобными героями в произведениях Достоевского и Чехова. Однако униженный Карандышев в пьесе «Бесприданница» не вызывает ни жалости, ни симпатии. Он всеми силами стремится попасть в общество, в котором его не ждут. А за оскорбления, которые он выносит многие годы, он готов мстить.

К категории маленьких людей относятся также и и Катерина Кабанова. Но эти героини представляют собой личности цельные, а потому приспосабливаться и изворачиваться не умеют. Смерть для них становится единственным выходом из положения, в котором они оказались в силу косности общественного строя.

Образ маленького человека в литературе получил развитие в девятнадцатом веке. Однако в современной литературе он уступил место другим героям. Как известно, многие зарубежные авторы находились под влиянием русской литературы. Доказательством того служат произведения писателей XX, в которых нередко встречаются персонажи, напоминающие чеховских и гоголевских героев. Примером может служить «Маленький господин Фридеманн» Томаса Манна. Герой этой новеллы проживает свою недолгую жизнь незаметно и погибает так же, от равнодушия и жестокости окружающих.

Материальная культура как совокупность предметов, создаваемых человеком, входит в мир произведения. Однако для обозначения изображаемых в литературе предметов материальной культуры нет единого термина. Материальная культура вписана не только в интерьер, но и в пейзаж, и в портрет.

Изображение предметов материальной культуры в литературе эволюционирует , отражая изменения в отношениях человека и вещи в реальной жизни.

10) На заре цивилизации вещь- венец человеческого творения, свидетельство мудрости и мастерства. Сказители всегда были внимательны к белокаменным палатам, их убранству, ярким предметам, тканям и проч. Нередко запечатлен сам процесс создания вещи (Гермес выковывает Ахиллу доспехи в Илиаде)

11) отношение к предметам материальной культуры как достижению человеческого разума демонстрирует в особенности наглядно эпоха Просвещения. (Робинзон Крузо. Дефо. Ящик плотника с рабочими инструментами, найденный на потонувшем корабле, - счастье)

12) в литературе 19-20 веков наметились разные тенденции в изображении вещей. По-прежнему почитается человек-мастер, ценятся изготовленные умелыми руками предметы. (Лесков. Левша.) однако писатели чутко уловили и другую грань во взаимоотношениях между человеком и вещью: материальная ценность может заслонить человека, он оценивается обществом по тому, какими вещами обладает. Человек часто уподобляется вещи. (Островский. Бесприданница. в художественном мире Чехова нередко вещи символизируют пошлость и однообразие провинциального быта: Учитель словесности, Ионыч)

4. в 20 веке не одно творческое копье сломано в борьбе против вещизма - рабской зависимости людей от окружающих их вещей. Слабеет и утрачивается интимная связь человека и вещи, свойственная в особенности средневековью, где вещи часто имеют собственные имена (меч Дюрандаль, принадлежащий главному герою песни о Роланде). Вещей множество, но они стандартны, их почти не замечают. С развитием техники расширяется диапазон изображаемых в литературе вещей. Стали писать о заводах- гигантах, об адской карающей машине, о компьютерной системе, о роботах в человеческом обличье. Но одновременно все сильнее звучит тревога об оборотной стороне НТП. Крестьянский уклад очень пострадал от сплошной индустриализации страны. Вымирают, уничтожаются целые деревни (Распутин. Прощание с матерой), Есенин, Клюев, Белов, Астафьев. Все отражает реальные процессы, происходящие во взаимоотношениях человека с созданными его руками, но часто выходящими из-под контроля, вещами.

В литературном произведении вещь выступает как элемент условного, художественного мира. И в отличие от реальной действительности границы между вещами и человеком могут быть зыбкими. Русские народные сказки дают много примеров очеловечивания вещей. Эту традицию продолжает русская и зарубежная литература..

Условно можно выделить важнейшие функции вещей в литературе.

1. культурологическая

вещь может быть знаком изображаемой эпохи и среды. Особенно характерно это для романов-путешествий, где представлены различные миры: национальные, сословные, географические. Очень важна эта функция и в историческом романе- жанре, формирующемся в эпоху романтизма и стремящемся в своих описаниях наглядно представить историческое время и местный колорит.(В.Гюго Собор парижской богоматери.) Знаковую функцию вещи выполняют и в бытописательных произведениях. (Быт казачества в Вечерах на хуторе близ Диканьки, в Тихом доне) Вещь может служить знаком богатства\бедности.

2. характерологическая функция

в произведениях гоголя показана интимная связь вещей со своими владельцами, недаром Чичиков так подробно рассматривает жилища в мертвых душах. Вещи могут выстраиваться в последовательный ряд. Но охарактеризовать персонажа может и одна деталь (банка с надписью «кружовник», приготовленная Фенечкой в Отцах и детях) на фоне литературной традиции может стать значимым и отсутствие вещей.

вещи часто становятся знаками, символами переживаний человека (Блок. О доблестях, о подвигах…)

5) сюжетно-композиционная функция

особое место занимают вещи в детективной литературе, без деталей-улик этот жанр немыслим. Вещный мир произведения имеет свою композицию. С одной стороны детали выстраиваются в ряд, образуя в совокупности интерьер-пейзаж-портрет и т.д (урбанистический пейзаж в Преступлении и наказании)

с другой стороны какая-то одна вещь, выделенная в произведении крупным планом, несет повышенную смысловую, идейную нагрузку, перерастая в символ . (Горе от ума: тюрлюлю, Ахматова алый цветок в петлице, шкаф в Вишневом саде.) вещи-символы выносятся в заглавие художественного произведения. (Гранатовый браслет) символизация вещей особенно свойственна лирике в силу ее тяготения к смысловой насыщенности слова.

Жанровые различия произведений сказываются на изображении вещей, актуализации тех или иных функций. Знаками того или иного уклада жизни вещи выступают в исторических романах и пьесах, бытописательных произведениях, в частности в физиологических очерках. Сюжетную функцию в основном эксплуатируют детективные жанры. Степень детализации зависит от авторского стиля . (Гоголь- любовь к деталям, Пушкин- не особо)

Подчеркивают своеобразие того или иного уклада жизни, быта различные лексические пласты языка , так называемый пассивный запас языка и слова, имеющие ограниченную сферу употребления: архаизмы, неологизмы и т.д применение подобной лексики- это и выразительный прием, и трудность для читателя. Иногда сами авторы снабжают тексты примечаниями (гоголь вечера на хуторе..) обычно помогают читателю понять текст комментаторы, редакторы и переводчики.

Хотя тематика этой статьи в первую очередь имеет отношение к антропологии и, в частности, к антропогенезу, все же искусство и его проявления являются крайне важной частью человеческого общества на протяжении всей его истории. Искусство является неотъемлемой частью человеческого разума и в первобытные времена именно оно формировало то, что можно назвать информационным пространством тех далеких времен. Именно поэтому я хочу рассказать о хронологии древнейших произведений искусства обнаруженных на данный момент археологами.

Галька из Макапансгата.

Эта археологическая находка относится к самым древним из известных подтверждений «нецелесообразных действий». Закономерно, что наших предков заботили лишь сугубо утилитарные вещи, вопросы, касающиеся выживания. Действия, которые мы сейчас называем искусством, никак не помогают в выживании. Однако в пещере Макапансгат на территории современной ЮАР был обнаружен удивительный камешек — красная, круглая галька с естественными отверстиями, похожими на лицо. Галька была найдена среди останков так называемых африканских австралопитеков, которые обитали в Южной Африке от 3.5 до 2.5 миллионов лет назад. Австралопитеки — это настолько далекие предки людей, что объединены с нами лишь общим семейством — они и мы являемся гоминидами (человекообразными обезьянами). Австралопитеки не были даже до конца прямоходящими, не говоря уже о разумности, хотя и использовали примитивнейшие орудия труда.

Австралопитек африканский. Реконструкция выполнена Романом Евсеевым (1)

Ученые, исследовавшие пещеру Макапансгата и, в частности, этот забавный камень, установили, что порода, из которой он состоит, не свойственна той местности, и перенесен древними гоминидами на их стоянку не менее чем за 30 километров.

Пещера Макапансгата (2)

Хотя тот камешек весом около 250 грамм нельзя назвать произведением искусства древних, но в виду того, что они перенесли его на столь значительное расстояние, а единственной его естественной особенностью является схожесть с лицом, можно сделать вывод, что именно это привлекло наших древних предков. Несмотря на естественное происхождение гальки, представитель древних гоминид отнесся к нему неестественно и совершил с ней нецелесообразное действие, особенно при учёте того, что у африканских австралопитеков не имелось сумок и, тем более, одежды с карманами, в которых можно было бы носить всякие безделушки. Подобная находка показывает наличие у австралопитеков некоего художественного видения, появления воображения и абстрактного мышления. Появление у гоминид художественного восприятия, конечно же связано с развитием мозга и зрительной системы. Как отмечает антрополог, кандидат биологических наук Станислав Дробышевский, в своей работе, посвященной развитию мозга первобытных людей: «Затылочная доля отвечает в основном за зрение. Очевидно, именно эволюция затылочной доли (конечно, совместно с лобной) сделала возможным развитие визуальных образов.»(3)

Камни-головы.

При раскопках различных стоянок древних людей археологами было обнаружено множество каменных артефактов, напоминающих человеческие головы или лица. Самыми известными можно считать камни из Олдувая (Танзания, около 1.8 мил. лет назад) и Пампау (Германия, около 400 тыс. лет назад). Конечно подобные находки можно было бы посчитать простыми камешками, волей случая принявшими такую форму, но обилие однотипных артефактов именно вблизи стоянок древних позволяет судить об их неслучайности. Скорее всего, наши предки видели в них то же, что и мы, поэтому их собирали, а возможно, и изготовляли. Кроме того, около 400 тыс. лет назад начинают появляться буквально изготовленные памятники символического мышления — различные кости с нанесенными на них насечками в виде параллельных линий, и некого схематичного орнамента, иногда напоминающего фигурки людей. Все эти находки, включая самую древнюю из Танзании, уже относятся ко времени появления первых людей, а именно человека умелого. Примерно в то же время (около 1.9 мил. лет назад) люди начали использовать огонь для приготовления пищи. Нужно заметить, что находок из Олдувая настолько много и они имели такое значение для науки, что в честь этого места получил название целый культурный слой. Олдувайская культура являет собой наиболее примитивную культуру обработки камня и занимает собой от 2.7 до 1 миллиона лет назад.

Камни-головы из различных мест и времени.

Кость с насечками

Палеолитические Венеры.

В более поздний период (около 200 тысяч лет) появились так называемые палеолитические Венеры — первые рукотворные произведения художественной деятельности, представляющие из себя антропоморфные каменные фигурки. Фигурки эти изображают женщин, отсюда и название «Венера». Первая фигурка, Венера из Берехат Рама (Размеры: 3,5 на 2,5 на 2,1 см) 150 — 280 тыс. Вторая — Венера из Тан-Тана (Размеры: 5,8 на 2,6 на 1,2 см.) еще не подверглась тщательному анализу, и называть ее возраст было бы рискованно. Хотя на обеих фигурках отчетливо видны какие-то насечки, придающие им характерную форму, их рукотворное происхождение ставится под сомнение некоторыми археологами.

Венера из Берехат Рама и Венера Тан-Тана.

Первые проявления искусства.

В дальнейшем, начиная примерно с 85 тысяч лет назад, искусство начинает прочно входить в жизнь древних людей (4). Повсеместно обнаруживаются всевозможные украшения в виде бус из ракушек, костей и зубов. В основном эти находки сосредоточены в Южной, Северной и Восточной Африке, родине современных людей, в частности, в Тафоральте в Марокко и Бломбос Кэйв в Южной Африке. Именно тогда обнаружены первые захоронения людей с признаками ритуального поведения — отдельные могилы с находящимися в них некими знаковыми вещами, например, рога и челюсти животных в руках умерших из захоронений Кафзех 11 и Схул 5 (Израиль, 90 тыс.л.н.). Впрочем, это не подтвержденный факт — нет уверенности в том, что умершие были захоронены именно так, а не то, что эти объекты попали туда случайно, или же это просто ошибка при раскопках и дальнейшей интерпретации. В тех же местах было обнаружено аналогичное по древности первое захоронение двух людей в одной могиле — матери с ребенком.
Первые археологические находки охры (природный краситель встречающийся в виде камней разной плотности) в древних пещерах датируются примерно 78 тысячами лет назад. И хотя, в последствии, охра повсеместно использовалась для изготовления краски, нет никаких свидетельств о том, что в тех же целях ее применяли уже тогда. Охра так же могла использоваться и для дубления шкур, и наноситься на кожу для защиты от насекомых. Но имеются находки кусков охры с нанесенным на нее примитивным орнаментом. Однако обнаруживаются и деревянные палочки со следами порошковой охры, видимо ими все же что-то окрашивали. Ибо сложно предположить другое их применение.

Бусины из ракушек из пещеры Бломбос
Охра с орнаментом

Использование красной охры девушками из Намибии в наши дни

Украшения неандертальцев.

Необходимо отметить, что основная часть находок того времени относится к Африке. Жившие в Европе и Азии неандертальцы практически не обладали никакими признаками художественной деятельности, хотя царапины на кости и камни тоже наносили (4). В более поздний период неандертальцы тоже начали изготовлять бусы из просверленных зубов, но это было весьма редкое явление, и датируется оно около 30 тыс. л.н., т.е. уже тем периодом, когда они довольно давно соседствовали с кроманьонцами.

Бусы неандертальцев

Интерес представляет «маска» из Ля Роше-Котар (Франция). Она являет собой кусок камня с естественным отверстием и засаженным в него обломком кости животного. В принципе, эта конструкция может напоминать человеческое лицо, но важно отметить, что сейчас мы судим с точки зрения современного человека, но совершенно неясно, что видели в этом неандертальцы. Возможно, эта находка вовсе не имеет отношения к художественной деятельности. Хотя в то, что данный артефакт появился случайно вследствие каких-то других действий, верится с трудом, так как вставленная в отверстие кость зафиксирована там маленькими камешками.

«Маска» из Ля Роше-Котар. В левой «глазнице» видны те самые фиксирующие камни

Но, несмотря на «пренебрежение» искусством, неандертальцы развили свой разум до примитивного понимания ритуалистики и неких спиритуальных проявлений. Так, на стоянках в горах Швейцарии и Югославии, обнаружены памятники, названые «культом медвежьих черепов» — тайники с черепами пещерных медведей. Между тем, неандертальцы все же практиковали захоронения своих умерших, хотя в их могилах не обнаружено какой-либо утвари или захоронений нескольких человек. Древнейшее захоронение обнаружено в Сима де лос Уэсос в Атапуэрке (Испания) около 325 лет назад (5). Оно представляло собой просто-напросто глубокую шахту, куда скидывали трупы. Это захоронение называют «гигиеническим» — предположительно шахта использовалась для отдаления трупов от жилища, потому что туда сбрасывались и трупы животных. Однако, что характерно, в шахте обнаружены лишь кости хищных животных и ни одной — травоядного. Это намекает на то, что жившие там ассоциировали себя именно с хищниками. Неандертальцы же, в период от 68-78 тыс.л.н. буквально копали могилы для каждого умершего (исключительно одиночные) и даже иногда ставили на них некие «памятники» в виде каменных плит нехарактерной формы или заметных объектов. Но нельзя говорить, что это были именно памятники в нашем понимании. С таким же успехом это могли быть и просто отметки о нахождении могилы, чтобы не раскопать ее случайно в будущем. Кстати хоронили они на неком подобии кладбищ — специально отведенного для этого места, на удалении от стоянки.

Зарождение древнейшей живописи.

Самыми известными памятниками художественной деятельности древних людей, несомненно, являются наскальные рисунки. Конечно, они выглядят наиболее яркими и запоминающимися, но при этом самый древний рисунок со стоянки Аполло 11 в Намибии, в принципе, не так уж стар. Эта небольшая известняковая плитка с изображением на ней какого-то животного, вероятно хищника, изначально датировалось примерно 26-28 тыс.л.н., но последующий, более тщательный анализ показал, что ее возраст составляет 59 тыс.л.н.

Самый древний рисунок со стоянки Аполло 11 в Намибии

Конечно, глядя на этот рисунок сложно понять, что именно он изображает, но нельзя не отметить относительно хорошее качество рисунка — художник явно старался соблюсти пропорции и отразить анатомические детали изображаемого животного. Теоретически, нельзя исключать наличия некой живописи и в более ранние периоды, ведь охра, основной краситель древних, обнаруживается на стоянках за многие десятки тысяч лет до этого. Но вот материальных доказательств этому не сохранилось, либо они еще не найдены.
Фактически все наскальные рисунки созданы руками сапиенсов, самые древние, конечно же, находятся в Африке. В Европе они начинают встречаться примерно в 40 тыс.л.н., с момента переселения первых сапиенсов. Неандертальцы, которые жили там ранее, не имели склонностей к искусству. Недавно найденный древнейший рисунок неандертальцев в пещерах Испании около Малаги, датируется 43 тыс.л.н. Так сообщает журнал New Scientist (6), и тут важно отметить, что это не официальная научная статья, поэтому и данные о возрасте не являются официальными.

Рисунок из пещеры в Малаге

В статье говорится, что здесь изображены тюлени. Однако, глядя на этот крайне примитивный рисунок, сложно понять, что же это такое, хотя некое сходство с тюленями всё же проглядывается. Но вышеупомянутый Дробышевский в своей статье-комментарии сомневается в причастности неандертальцев к рисунку. Он напоминает, что первые сапиенсы появились в Европе около 42 тыс.л.н. и вполне могли быть и в Испании. Кроме того сапиенсы, в отличии от неандертальцев, любили море и дары моря. Неандертальцы же практически не использовали подобную пищу. (7)
Примерно с 30 тыс.л.н. наскальные рисунки начинают становиться почти что обычным делом для древних людей. Сейчас мы можем наблюдать огромное разнообразие подобных памятников различного качества исполнения. Примечательно то, что иногда мы видим очень хорошие художественные работы, которые сейчас можно было бы назвать картинами, как, например, изображения животных из пещеры Шове, (Франция, около 30 тыс.л.н.) где хорошо видно использование композиции и перспективы. Или же цветные росписи из Фон-де-Гом (Франция, около 17 тыс.л.н.), в которых виден своеобразный стиль, использованный художником. Наряду с тем встречаются и значительно более «простые» рисунки, которые сейчас мог бы спокойно изобразить подросток или даже ребенок, как в Каповой пещере (Башкирия, 36 тыс.л.н.).

Пещера Шове

Пещера Фон-де-Гом

Капова пещера

В мотивах древней наскальной живописи так же есть интересная тенденция. Так, на территории Европы преобладают изображения именно животных. Тогда как в Африке чаще встречаются изображения человека и геометрических фигур. При этом основным мотивом изображений являются сцены охоты. Еще повсеместно наличествуют отпечатки человеческих рук. В отпечатках рук не исключен и обрядовый смысл, хотя, возможно, это лишь самый простой способ изобразить некую относительно сложную текстуру.

Африканские наскальные рисунки охоты

Куэва-де-лас-Манос, Пещера Рук. Аргентина, около 9000 до н.э.

Особый интерес представляют те рисунки, которые, как это ни странно, не предназначались для общего внимания. Их тоже найдено немало. Такие рисунки сделаны в глубоких и узких щелях внутри пещеры, куда иногда с трудом может поместиться человек.

Археологи Дирк Хоффман и Алистар Пайк. Слева ассистент Густаво Санц Паломера.
Фото: Департамент образования, культуры и спорта правительства Кантабрии, Испания.

На фото выше запечатлены исследователи пещеры Арсо-Би в Кантабрии в Испании (8), изучающие один из таких рисунков. На фото хорошо видно, что имеющийся на своде рисунок сейчас было бы даже сфотографировать проблематично. Совершенно неясно, для каких целей делались такие картины. Возможно, они имеют отношение к каким-то ритуалам посвящения или чему-то вроде. Или же это действительно было сделано «для себя», скажем, как сейчас ведут личные дневники.
Наскальная живопись активно просуществовала очень долго, примерно до бронзового века, а в некоторых местах вплоть до нашей эры. Впрочем, даже сейчас, наскальные рисунки используют в шаманских практиках различные племена индейцев и африканцев.

Корабли в пещере Лаха Альта, Испания (предположительно около 6000 до н.э.)

Наскальные рисунки с плато Тассилин-Адджер, Алжир. Датируется примерно 200-700 годами нашей эры. Эти рисунки относятся к «периоду верблюдов» по периодизации наскальной живописи Африки.

Человеколев и древнейшие скульптуры.

Но нельзя забывать и о развитии скульптуры, которой в этой статье было уделено очень мало места. В целом ее развитие продвигалось аналогичным образом, хотя и было сопряжено с известными трудностями в обработке твердых материалов, особенно камня. Древние скульптуры, так же, как и рисунки, в основном являли собой резные изображения животных, изготовляемые зачастую из бивней мамонтов. Особое внимание стоит уделить фигурке, названой «Человеколев» (9).
Человеколев (нем. Löwenmensch, англ. Lion-man) — это вырезанная из бивня мамонта фигурка, найденная в Швабском Альбе около города Ульм, Германия. Возраст статуэтки составляет примерно 40 тысяч лет. Интересно в ней то, что это самое древнее обнаруженное зооморфное изображение. Статуэтка высотой в 29.6 см представляет собой нечто среднее между человеком и львом — почти человеческое тело с ярко выраженной головой льва. Изначально исследователи расценили Человекольва именно как мужчину, но дальнейшие исследования, проведенные Элизабет Шмид, дали предположение, что это женщина. Впрочем, нет никаких объективных данных говорящих о половой принадлежности фигурки, все эти предположения в основном имеют идеологический характер. Как и с подавляющим большинством художественных работ древних людей, сейчас невозможно установить ее предназначение, хотя несложно предположить какой-то сакральный смысл, связь человека и природы, мистических представлений древних людей.

Все эти фигурки объединяет одна характерная черта — ярко выраженные половые органы и груди, а так же большой живот, возможно отражающий беременность, конечностям и голове при этом уделяется мало внимания, или же они отсутствуют вовсе. Возможно, наиболее вероятное значение Венер именно мистические — амулет фертильности и плодородия. Хотя, опять таки, это лишь предположение, которому может противоречить тот факт, что не абсолютно все «Венеры» уделяют столь большое внимание фемининным аспектам.
Еще стоит упомянуть, что при раскопках в Холе-Фельс рядом со Швабской Венерой был обнаружен другой занимательный артефакт — птичья кость с отверстиями, скорее всего служившая флейтой. Возраст флейты так же составляет около 35 тысяч лет. Вероятно, это наиболее древний музыкальный инструмент. Однако это тема уже совсем другого рассказа.

Швабская костяная флейта

В завершение необходимо отметить, что в принципе название данной статьи неверно и поставлено сюда «для красного словца». Те памятники древнейшей культуры, которые обозревались в этой статье, не стоит называть искусством. Искусством как таковым, в том виде, в котором мы понимаем его сейчас. Правильно было бы назвать это художественной деятельностью. Сейчас мы можем не более чем строить догадки о том, что они из себя представляют, и главное, для чего они были сделаны. Безусловно они являются объектом какого-то информационного плана, информационного обмена, развития восприятия и социума. Но если говорить о древнейших памятниках, то мы не имеем никаких подтвержденных данных о том, что именно это было. При этом многие находки сделанные достаточно давно, так и не получили подтверждений. А другие после детального изучения оказываются совсем не там, чем считались ранее. Зачастую простым мусором.
Вероятней всего, истоки того искусства, которое сродни понятному нам, стоит искать примерно в период докерамического неолита (около 12000 лет д.н.) и немного ранее, во времена перехода от охоты и собирательства к производящему хозяйству и оседлости.
Несмотря на то, что мы не имеем ясного представления о развитии воображения и культуры наших далеких предков, впрочем как и разума в целом, даже имеющаяся картина крайне интересна и ярка. Три миллиона лет назад человекообразное существо нашло маленький красный камень с рожицей и несло его в руке тридцать километров потому что он его заинтересовал.
И спустя три миллиона лет мы приносим домой с прогулки забавные камушки. А еще создаем поразительные произведения самого разнообразного искусства, летаем в космос и разрабатываем искусственный интеллект, активно изыскиваем способы борьбы со старостью, и создаем поразительно разрушительное оружие.

Отдельная благодарность за помощь Елене Марчуковой.

Материалы:

1. http://other-worlds.ucoz.ru/

2. http://whc.unesco.org/en/list/915

3. Общие тенденции эволюции мозга человека. Антропогенез.ру (онлайн ресурс) http://antropogenez.ru/zveno-single/156/

Обновлено: Сентябрь 22, 2018 автором: Роман Болдырев

Материальная культура (от лат. materia и cultura - возделывание, обрабатывание) как совокупность предметов, создаваемых человеком, входит в мир произведения. Однако для обозначения изображаемых в литературе предметов материальной культуры нет единого термина. Так, А. Г. Цейтлин называет их «вещами», «деталями житейской обстановки, тем, что живописцы и включают в понятие «интерьер»». Но материальная культура прочно вписана не только в интерьер, но и в пейзаж (за исключением так называемого дикого пейзажа), и в портрет (поскольку костюм, ювелирные украшения и пр.- составная его
). А.И. Белецкий предлагает термин «натюрморт», под которым подразумевает «изображение вещей - орудий и результатов производства -искусственной обстановки, созданной человеком…». Этот термин из области живописи в литературоведении не привился. А для А.П. Чудакова «вещь в литературе» очень широкое понятие: он не проводит различия между «природным или рукотворным» предметом, что снимает уже на терминологическом уровне чрезвычайно важную лшозицию: материальная культура/природа. Здесь под вещами имеется в виду только рукотворные предметы, элементы материальной культуры (хотя последняя не сводится к вещам, включая в себя также многообразные процессы).
Вещный мир в литературном произведении соотносится с предметами матери-альной культуры в реальной действительности. В этом смысле по творениям «давно минувших дней» можно реконструировать материальный быт. Так, Р.С. Липец в книге «Эпос и Древняя Русь» убедительно доказывает высказанное еще С.К. Шамбинаго предполо¬жение о генетической связи быта былин с обиходной жизнью русских князей. Реальность белокаменных палат, золоченых крыш, неизменных белодубовых столов, за которыми сидят богатыри, выпивая из братины питья медвяные и принимая богатые дары князя за верную службу, доказана и археологическими раскопками. «Несмотря на обилие поэтических образов, метафор, обобщенных эпических ситуаций, несмотря на нарушенность хронологии и смещенность ряда событий, былины все являются превосходным и единственным в своем роде историческим источником…»
Изображение предметов материальной культуры в литературе эволюционирует. И это отражает изменения в отношениях человека и вещи в реальной жизни. На заре цивилизации вещь - венец человеческого творения, свидетельство мудрости и мастерства. Эстетика героического эпоса предполагала описания вещей «предельного совершенства, высшей законченности…».
Сошка у оратая кленовая, Омешики на сошке булатные, Присошек у сошки серебряный, А рогачик-то у сошки красна золота.
(Былина «Волъга и Микула»)
Сказители всегда внимательны к «белокаменным палатам», их убранству, ярким предметам, к тканям, на которых «узор хитер», ювелирным украшениям, великолепным пиршественным чашам.
Нередко запечатлен сам процесс создания вещи, как в гомеровской «Илиаде», где Гефест выковывает Ахиллу боевые доспехи:
И вначале работал он щит и огромный и крепкий, Весь украшая изящно; кругом его вывел он обод Белый, блестящий, тройной; и приделал ремень серебристый. Щит из пяти составил листов и на круге обширном Множество дивного бог по замыслам творческим сделал…
(Песнь XVIII. Пер. Н. Гнедича)
Отношение к предметам материальной культуры как достижению человеческого разума демонстрирует в особенности наглядно эпоха Просвещения. Пафос романа Д. Дефо «Робинзон Крузо»-гимн труду, цивилизации. Робинзон пускается в рискованные путешествия на плотах к севшему на мель кораблю, для того чтобы перевезти на берег необитаемого острова необходимые ему вещи. Более одиннадцати раз он перевозит на плотах многочисленные «плоды цивилизации». Подробнейшим образом описывает Дефо эти веши. Самая «драгоценная находка» героя -ящик плотника с рабочими инструментами, за которую, по его собственному признанию, он отдал бы целый корабль с золотом. Есть здесь и охотничьи ружья, пистолеты, сабли, гвозди, отвертки, топоры, точила, два железных лома, мешок с дробью, бочка с порохом, сверток листового железа, канаты, провизия, одежда. Все то, с помощью чего Робинзон должен «покорить» дикую природу.
В литературе XIX-XX вв. наметились разные тенденции в изображении вещей. По-прежнему почитается человек-Мастер, homo faber, ценятся изготовленные умелыми руками предметы. Примеры такого изображения вещей дает, например, творчество Н.С. Лескова. Многочисленные предметы, описанные в его произведениях,- «стальная блоха» тульских мастеров («Левша»), икона старообрядческих иконописцев («Запечатленный ангел»), подарки карлика из романа «Соборяне», поделки Рогожина из «Захудалого рода» и др.- «след умельства» лесковских героев.
Однако писатели чутко уловили и другую грань во взаимоотношениях между человеком и вещью: материальная ценность последней может заслонять человека, он оценивается обществом по тому, насколько дорогими вещами обладает. И человек часто уподобляется вещи. Об этом предсмертный крик героини пьесы А.Н. Островского «Бесприданница»: «Вещь… да, вещь! Они правы, я вещь, а не человек». А в художественном мире А.П. Чехова вещи: рояль, на котором играет Котик («Ионыч»), горшочки со сметаной, кувшины с молоком, окружающие героя рассказа «Учитель словесности»,-нередко еммволизируют пошлость и однообразие провинциального быта.
В XX в. не одно поэтическое копье сломано в борьбе против вещизма - рабской зависимости людей от окружающих их вещей:
Умирает владелец, но вещи его остаются,
Нет им дела, вещам, до чужой, человечьей беды.
В час кончины твоей даже чашки на полках не бьются,
И не тают, как льдинки, сверкающих рюмок ряды.
Может быть, для вещей и не стоит излишне стараться…
{В. Шефнер. «Вещи»)
Слабеет, утрачивается интимная связь человека и вещи, свойственная в особенности средневековью, где вещи часто имеют собственные имена (вспомним меч Дюрандаль, принадлежащий главному герою «Песни о Роланде»). Вещей множество, но они стандартны, их почти! не замечают. В то же время их «инвентарные списки» могут быть! зловеще самодовлеющими-так, преимущественно через длинные перечисления сменяющих друг друга многочисленных покупок показана жизнь героев повести французского писателя Ж. Перека «Вещи».
С развитием техники расширяется диапазон изображаемых в литературе вещей. Стали писать о заводах-гигантах, об адской карающей машине («В исправительной колонии» Ф. Кафки), о машине времена о компьютерных системах, о роботах в человеческом обличье (совре менные фантастические романы). Но одновременно все сильнее звучш тревога об оборотной стороне научно-технического прогресса. В русской советской прозе и поэзии XX в. «машиноборческие мотивы» звучат прежде всего в среде крестьянских поэтов -у С. Есенина, Н. Клюева, С. Клычкова, П. Орешина, С. Дрожжина; у авторов так называемой «деревенской прозы» - В. Астафьева, В. Белова, В. Распутина. И это неудивительно: ведь крестьянский уклад более всего пострадал от сплошной индустриализации страны. Вымирают, уничтожаются целые деревни («Прощание с Матерой» В. Распутина), искореняются из людской памяти народные представления о красоте, «ладе» (одноименная книга В. Белова) и т. д. В современной литературе все чаще звучит; предупреждение об экологической катастрофе («Последняя пастораль» А. Адамовича). Все это отражает реальные процессы, происходящие во взаимоотношениях человека с созданными его руками, но часто выходящими из-под его контроля вещами.
В то же время вещь в литературном произведении выступает как элемент условного, художественного мира. И в отличие от реальной действительности границы между вещами и человеком, живым и неживым здесь могут быть зыбкими. Так, русские народные сказки дают многочисленные примеры «очеловечивания» вещей. Литературными персонажами могут стать «печка» («Гуси-лебеди»), куколка; («Баба-Яга») и др. Эту традицию продолжает и русская и зарубежная литература: «Оловянный солдатик» Г.Х. Андерсена, «Синяя птица» М. Метерлинка, «Мистерия-буфф» В. Маяковского, «До третьих петухов» В.М. Шукшина и др. Мир художественного произведения может быть насыщен несуществующими в реальности вещами. Научно-фантастическая литература изобилует описаниями небывалых космических кораблей, орбитальных станций, гиперболоидов, компьютеров, роботов и т. д. («Гиперболоид инженера Гарина» А. Толстого, «Солярис», «Сталкер» Ст. Лема, «Москва-2004» В. Войновича).
Условно можно выделить важнейшие функции вещей в литературе, такие, как культурологическая, характерологическая, сюжетно-композиционная.
Вещь может быть знаком изображаемой эпохи и среды. Особенно наглядна культурологическая функция вещей в романах-путешествиях, где в синхронном срезе представлены различные миры: национальные, сословные, географические и т. д. Вспомним, как Вакула из «Ночи перед Рождеством» Гоголя с помощью нечистой силы и собственной находчивости в считанные минуты попадает из глухой малороссийской деревни в Петербург. Его поражают архитектура, одежда его современников, отдаленных от родной Диканьки расстоянием: «…домы росли и будто подымались из земли на каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали <...> пешеходы жались и теснились под домами, унизанными плошками <...>. С изумлением оглядывался кузнец на все стороны. Ему казалось, что все домы устремили на него свои бесчисленные огненные очи и глядели. Господ в крытых сукном шубах он увидел так много, что не знал, кому шапку снимать».
Немалую службу сослужил Ивану Северьяновичу Флягину, томящемуся в татарском плену (повесть Лескова «Очарованный странник»), сундук с необходимыми для фейерверка принадлежностями, которые навели на татар, не знакомых с этими атрибутами европейского городского быта, неописуемый ужас.
Очень важна культурологическая функция вещей в историческом романе - жанре, формирующемся в эпоху романтизма и стремящемся в своих описаниях наглядно представить историческое время и местный колорит (фр. couleur locale). По мнению исследователя, в «Соборе Парижской Богоматери» В. Гюго «вещи живут жизнью более глубокой, чем живые действующие лица, и на вещах сосредоточился центральный интерес романа».
Знаковую функцию вещи выполняют и в бытописательных произведениях. Красочно изображен Гоголем быт казачества в «Вечерах на хуторе близ Диканьки». К «Колумбу Замоскворечья» Островскому слава пришла не только из-за меткости изображения характеров дотоле неизвестной читателю «страны», но и вследствие зримого воплощения этого «медвежьего уголка» во всех его подробностях, аксессуарах.
Вещь может служить знаком богатства или бедности. По традиции, берущей начало в русском былинном эпосе, где герои соревновались друг с другом в богатстве, поражая обилием украшений, драгоценные металлы и камни становятся этим бесспорным символом. Вспомним:
Повсюду ткани парчевые; Играют яхонты, как жар; Кругом курильницы златые Подъемлют ароматный пар…
(А. С. Пушкин. «Руслан и Людмила»)
Или сказочный дворец из «Аленького цветочка» СТ. Аксакова: «убранство везде царское, неслыханное и невиданное: золото, серебро, хрустали восточные, кость слоновая и мамонтовая».
Не менее важна характерологическая функция вещей. В произведениях Гоголя показана «интимная связь вещей» со своими владельцами. Недаром Чичиков любил рассматривать жилище очередной жертвы его спекуляции. «Он думал отыскать в нем свойства самого хозяина,-как по раковине можно судить, какого рода сидела в ней устрица или улитка» («Мертвые души» -т. 2, гл. 3, ранняя ред.).
Вещи могут выстраиваться в последовательный ряд. В «Мертвых душах», на-пример, каждый стул кричал: «И я тоже Собакевич!». Но охарактеризовать персонажа может и одна деталь. Например, банка с надписью «кружовник», приготовленная заботливыми руками Фенечки («Отцы и дети» Тургенева). Нередко интерьеры изображаются по контрастному принципу - вспомним описание комнат двух должниц ростовщика Гобсека: графини и «феи чистоты» белошвейки Фанни («Гобсек» О. Бальзака). На фоне этой литературной традиции может стать значимым и отсутствие вещей (так называемый минус-прием): оно подчеркивает сложность характера героя. Так, Райский, стремясь побольше узнать о загадочной для него Вере («Обрыв» И.А. Гончарова), просит Марфиньку показать ему комнату сестры. Он «уже нарисовал себе мысленно эту комнату: переступил порог, оглядел комнату и - обманулся в ожидании: там ничего не было!»
Вещи часто становятся знаками, символами переживаний человека:
Гляжу, как безумный, на черную шаль, И хладную душу терзает печаль.
(А. С. Пушкин. «Черная шаль»)
«Медные шишечки» на кресле дедушки совершенно успокоили маленького героя из повести Аксакова «Детские годы Багрова внука»: «Как это странно! Эти кресла и медные шишечки прежде всего кинулись мне в глаза, привлекли мое внимание и как будто рассеяли и немного ободрили меня». А в рассказе В. Астафьева «Дуга» случайнс найденная героем дута из свадебного поезда наполняет его воспоминаниями о давно забытых временах его молодости.
Одна из распространенных функций вещей в литературном произведении - сюжетно-композиционная. Вспомним зловещую роль платка в трагедии «Отелло» В. Шекспира, ожерелье из одноименного лесковского рассказа, «царицыны черевички» из «Ночи перед Рождеством» Гоголя и др. Особое место занимают вещи в детективной литературе (что подчеркнуто Чеховым в его пародийной стилизации «Шведская спичка»). Без деталей этот жанр немыслим.
Вещный мир произведения имеет свою композицию. С одной стороны, детали часто выстраиваются в ряд, образовывают в совокупности интерьер, пейзаж, портрет и т. д. Вспомним подробное описание героев Лескова («Соборяне»), урбанистический пейзаж в «Преступлении и наказании» Ф.М. Достоевского, многочисленные предметы роскоши в «Портрете Дориана Грея» О. Уайльда.
С другой стороны, какая-то одна вещь, выделенная в произведении крупным планом, несет повышенную смысловую, идейную нагрузку, перерастая в символ. Можно ли назвать «цветок засохший, безуханный» (А.С. Пушкин) или «в окне цветы герани» (Тэффи. «На острове моих воспоминаний…») просто деталью интерьера? Что такое «тюрлю-лю атласный» («Горе от ума» А.С. Грибоедова) или онегинская шляпа «боливар»? О чем говорит «многоуважаемый шкаф» из чеховского «Вишневого сада»? Вещи-символы выносятся в заглавие художественного произведения («Шагреневая кожа» О. Бальзака, «Гранатовый браслет» А.И. Куприна, «Жемчуга» Н.С. Гумилева, «Двенадцать стульев» И. Ильфа и Б. Петрова). Симолизация вещей в особенности свойственна лирике в силу ее тяготения к смысловой насыщенности слова. Каждый из упоминаемых предметов в стихотворении Г. Шенгели вызывает ряд ассоциаций:
В столах, «по случаю приобретенных» На распродажах и аукционах, Их ящики осматривать люблю… Что было в них? Бумага, завещания, Стихи, цветы, любовные признания. Все сувениры -знак надежд и вер, Рецепты, опий, кольца, деньги, жемчуг, С головки сына похоронный венчик. В последнюю минуту -револьвер?
(«В столах, «по случаю приобретенных»..*)
В контексте художественного произведения символика может меняться. Так, символом тягостной, безрадостной жизни стал забор в рассказе Чехова «Дама с собачкой»: «Как раз против дома тянулся забор, серый, длинный, с гвоздями. «От такого забора убежишь,- думал Гуров, поглядывая то на окна, то на забор». Однако в других контекстах забор символизирует стремление к красоте, гармонии, веру в людей. Именно так «прочитывается» в контексте пьесы А. В. Вампилова «Прошлым летом в Чулимске» эпизод с восстановлением героиней палисадника, каждую ночь разрушаемого ее нерадивыми односельчанами.
Краткость авторского текста в драме, «метонимичность» и «метафоричность» лирики несколько ограничивают изображение вещей в этих родах литературы. Наиболее широкие возможности воссоздания вещного мира открываются в эпосе.
Жанровые различия произведений также сказываются на изображении вещей, актуализации тех или иных их функций. Знаками того или иного уклада жизни, культуры, вещи выступают преимущественно в исторических романах и пьесах, в бытописательных произведениях, в частности в «физиологических» очерках, в научной фантастике. Сюжетную функцию вещей активно «эксплуатируют» детективные жанры. Степень детализации вещного мира зависит от авторского стиля. Пример доминирования вещей в художественном произведении - роман Э. Золя «Дамское счастье». Оптимистическая философия романа противопоставлена критическим картинам действительности, нарисованным писателем в предыдущих романах серии «Ругон-Маккары». Стремясь, как писал Золя в наброске к роману, «показать радость действия и наслаждение бытием» , автор поет гимн миру вещей как источнику земных радостей. Царство материального быта уравнено в своих правах с царством духовной жизни, поэтому Золя слагает «поэмы женских нарядов», сравнивая их то с часовней, то с храмом, то с алтарем «огромного храма» (гл. XIV). Противоположная стилевая тенденция - отсутствие, редкость описаний вещей. Так, очень скупо обозначен был в романе Г. Гессе «Игра в бисер», что подчеркивает отрешенность от бытовых, материальных забот Магистра игры и вообще обитателей Касталии. Отсутствие вещей может быть не менее значимо, чем их изобилие.
Описание вещей в литературном произведении может быть одной из его стилевых доминант. Это характерно для целого ряда литературных жанров: художественно-исторических, научно-фантастических, нравоописательных (физиологический очерк, утопический роман), художественно-этнографических (путешествие) и пр. Писателю важно показать необычность обстановки, окружающей персонажей, ее непохожесть на ту, к которой привык имплицитный читатель. Эта цель достигается и через детализацию вещного мира, причем важен не только сам отбор предметов материальной культуры, но и способ их описания.
Подчеркивая своеобразие того или иного уклада жизни, быта, писатели широко используют различные лексические пласты языка, так называемый пассивный словарь, а также слова, имеющие ограниченную сферу употребления: архаизмы, историзмы, диалектизмы, варваризмы, профессионализм, неологизмы, просторечие и пр. Применение подобной лексики, будучи выразительным приемом, в то же время нередко создает трудности для читателя. Иногда сами авторы, предвидя это, снабжают текст примечаниями, специальными словариками, как это сделал Гоголь в «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Среди слов, поясняемых пасичником Рудым Панько в «Предисловии», львиная доля принадлежит обозначению вещей: «бандура - инструмент, род гитары», «батог - кнут», «каганец - род светильни», «люлька - трубка», «рушник - утиральник», «смушки - бараний мех», «хустка - платок носовой» и др. Казалось бы, Гоголь мог сразу писать русские слова, но тогда «Вечера …» в значительной мере лишились бы местного колорита, культивируемого эстетикой романтизма.
Обычно помогают читателю понять насыщенный пассивной лексикой текст посредники: комментаторы, редакторы, переводчики. Вопрос о допустимой, с эстетической точки зрения, мере в использовании пассивной лексики был и остается дискуссионным в литературной критике и литературоведении. Вот начало стихотворения С. Есенина «В хате», сразу погружающее читателя в быт рязанской деревни:
Пахнет рыхлыми драченами; У порога в дежке квас, Над печурками точеными Тараканы лезут в паз.
Всего в этом стихотворении, состоящем из пяти строф, по подсчетам Н.М. Шанского, 54 самостоятельных слова, из них по меньшей мере пятая часть нуждается в объяснении. «К требующим толкования, несомненно, относятся слова драчены - «запеченные лепешки на молоке и яйцах из пшенной каши и картошки», дежка - «кадка», печурка - «похожее на русскую печь углубление в ее боковой стене, куда ставят или кладут что-либо, чтобы оно было сухим или теплым» (таких углублений обычно несколько), паз - «узкая длинная щель между неплотно пригнанными кирпичами… <...> Основная масса …словесных «чужаков» -диалектизмы, «родимые пятна» родного поэту рязанского говора. Совершенно ясно, и иных мнений быть не может: С. Есенину здесь чувство художественной меры изменило». Однако «иные мнения» все же есть и вопрос остается спорным.
Вообще выбор того или иного синонима, языкового дублета - выразительный стилистический прием, и при описании обстановки в целом здесь важно стилистическое единство, «закрепляющее» согласованность друг с другом деталей, составляющих ансамбль. Так, в романтической элегии в описании жилища (родных пенат) лирического героя сам подбор слов (архаизмы, усыпительные формы и др.) приглушает бытовую конкретность, подчеркивает условность, обобщенность изображения. Как пишет Г.О. Винокур, «сюда относятся, например, сень, чердак, хижина, приют, шалаш, келья (в значении «маленькая бедная комната»), кров, уголок, садик, домик, хата, лачужка, огонек, калитка, кабинет, обитель, камелек и тому подобные слова, символизирующие вдохновение и уютное отъединение поэта от общества и людей». Совсем иная стилистическая окраска слова -в описании интерьеров, которыми изобилуют физиологические очерки. Их, поэтика и стилистика подчеркнуто натуралистичны и предельно конкретны. Таково, например, описание комнаты в «Петербургских углах» Н.А. Некрасова: «Одна из досок потолка, черного и усеянного мухами, выскочила одним концом из-под среднего поперечного бруса и торчала наклонно, чему, казалось, обитатели подвала были очень рады, ибо вешали на ней полотенца свои и рубахи; с тою же целью через всю комнату проведена была веревка, укрепленная одним концом за крюк, находившийся над дверью, а другим - за верхнюю петлю шкафа: так называю я продолговатое углубление с полочками, без дверей, в задней стене комнаты; впрочем, говорила мне хозяйка, были когда-то и двери, но один из жильцов ото-рвал их и, положив в своем углу на два полена, сделал таким образом искусственную кровать». Доски, крюк, поперечный брус, верхняя петля шкафа, веревка, рубахи, полотенца и пр.-также ансамбль деталей, лексика, выдающая человека бывалого, знающего толк в досках и брусьях. Но это совсем другой ансамбль.
Нужно различать литературоведческий и собственно лингвистический аспекты словоупотребления, поскольку лексика, обозначающая вещи, может обновляться; в особенности это относится к названиям деталей одежды, предметов роскоши, интерьера - того, что составляет моду в материальной культуре. Так, стилистически мотивированные архаизмы не следует смешивать со словами, которые стали лексическими архаизмами для новых поколений читателей (например, «домашнее пальто» Райского из «Обрыва» Гончарова (гл. I) означает халат, а «ватерпруф» Ольги Ивановны из «Попрыгуньи» Чехова - непромокаемый плащ). Выделяют также лексико-семантические архаизмы, т. е. слова, изменившие со времени написания произведения свое значение (например, «экран» в «Идиоте» Достоевского означает «ширму» -гл. 15)2.
Заслуживает специального рассмотрения вещный мир и его обозначение в утопиях, научной фантастике - жанрах, где конструируется среда обитания, не имеющая прямых аналогов в реальной действительности. Необычным вещам здесь соответствуют неологизмы: нередко они дают название произведению, создавая у читателя соответствующую установку восприятия: «Гиперболоид инженера Гарина» А. Толстого, «Солярис» и «Сталкер» Ст. Лема.
По сравнению с природой рукотворная среда, окружающая человека, изменяется быстро. Поэтому в произведениях, где действие происходит в прошлом, будущем, фантастических временах и соответствующих пространствах, изображение вещей составляет особую творческую проблему.

Своеобразие древнерусской литературы в изображении героя , в отличие от знакомой нам русской классики, тоже характеризует ее особенности. В ней не встречаются привычные образы, как в литературе XIX—XX веков. У средневекового писателя свое художественное видение человека и особые способы его изображения.

Воспроизведение человека в древней литературе, как и в новой, зависит от стиля и жанра произведения. Но, в отличие от новой литературы, жанры и стили в древней литературе тоже своеобразны. Без их понимания нельзя представить себе художественное своеобразие памятников Древней Руси.

Академик Д.С. Лихачев определил стили литературы Древней Руси: стиль монументального историзма (XI-XIII века), эпический стиль в литературе (XI-XIII века), экспрессивно-эмоциональный стиль (конец XIV-XV века), стиль психологического умиротворения (XV век). 1 Он рассмотрел художественное видение человека в древней литературе. В соответствии с его суждениями мы и излагаем материал.

В соотношении со стилями и жанрами воспроизводится в памятниках древней литературы герой, складываются и создаются идеалы. Монументальный стиль XI-XIII веков представлен в летописях, воинских повестях и повестях о княжеских преступлениях. Изображение идеального героя было связано с феодальным устройством и с кругом общественно-социальных понятий, с представлениями о чести, правах и долге феодала, с его обязанностями перед государством.

Идеальным героем в летописи выступал князь. Он создавался летописцем в «монументальном величии», как на мозаиках и фресках XI-XIII веков. Летописца интересовал официальный образ князя, его значительные поступки как исторического деятеля, а человеческие качества оставались за пределами внимания.

Идеальный образ героя создавался в соответствии с определенными канонами 2: перечислялись достоинства и добродетели князя, которые должны были вызвать поклонение (могуч, независим, красив лицом, храбр, искусен в ратном деле, мужествен, врагов сокрушитель, хранитель государства).

Парадность и торжественность, свойственная монументальному стилю, отличала повествование об идеальном герое. Д.С. Лихачев пишет: «И в литературе, и в живописи перед нами несомненно искусство монументальное. Это искусство, способное воплотить героизм личности, понятия чести, славы, могущества князя, сословные различия в положении людей» 3 .

Князь представлен в ореоле власти и славы. Это государственный деятель и воин. Бесстрашие в бою, презрение к смерти — одна из черт идеального героя. Он впереди своего войска, бесстрашно бросается в схватку и выходит на поединок с врагом. Князь в летописи олицетворяет могущество и достоинство страны. Идеал князя в литературе XI-XIII веков выражал патриотические чувства летописца, воплощал любовь к отчизне, к русской земле. Князь служит Руси, готов умереть за нее. Он призван стеречь Русскую землю, как пишут летописи, «за крестьян и за Русскую землю голову свою сложить, трудиться за свою отчизну». Патриотизм был не только долгом, но и убеждением русских князей, действующие лица были историческими деятелями, а не плодом художественного вымысла автора.

В таких произведениях древнерусской литературы, как жития, прославляется и подвижничество, подвиг служения отечеству, святость и «светлость» жизни русских святых. В их образах соединились пример самоотвержения, страстное служение идее, выразились народные идеалы духовной красоты русского человека (Феодосий Печерский, Сергий Радонежский и др.). В повествованиях о святых их величие, их идеальность передается на экспрессивно-эмоциональном фоне, который и создает экспрессивно-эмоциональный стиль литературы конца XIV-XV веков. Это особенно проявляется в житийной литературе, возвышающей жизнь святого до высокого подвига, до идеала. В древней литературе святой называется «воином Христовым». Он подвижник, главное в нем - его подвиг, который он совершает как воин. Например, Епифаний Премудрый называет Стефана Пермского «мужественным храбром», т.е. богатырем. Возвышен и героичен образ Сергия Радонежского.

В литературе XI-XIII веков проявляется и эпический стиль в изображении героев. Он особенно ощутим в тех произведениях, которые связаны с устным народным творчеством. Как и в фольклоре, действующие лица летописи и повести характеризуются «по одному крупному деянию» («Слово о полку Игореве», «Повесть о разорении Рязани Батыем»). И в «Слове», и в «Повести» — коллективный герой, народный герой — защитник родины. Он отличается силой и мужеством. На него авторы переносят и подвиги его дружины (Буй-Тур Всеволод, Святослав, Евпатий Коловрат). Образ героя соединяется с дружиной и вырастает в богатыря - это собирательный образ.

Древняя литература создала героические характеры женщин. Это образы жен, матерей, провожающих своих близких в воинские походы и битвы с врагами, вдов, оплакивающих погибших. С любовью и теплотой пишет Владимир Мономах о вдове убитого сына, подобной голубке на сухом дереве. Прекрасен образ жены рязанского князя Федора Евпраксии, бросившейся со стены вместе с грудным младенцем («Повесть о разорении Рязани Батыем»).

Идеал женщины Древней Руси, выражающийся в служении близким, любви к родине, презрении к врагу, воплощен в летописях, воинских повестях, «Слове о полку Игореве». Образ Ярославны, верной, любящей женщины, создан в песенно-фольклорной традиции.

Гимн верности и любви, нравственный идеал древней литературы представлены в образе мудрой девы Февронии («Повесть о Петре и Февронии Муромских»). Здесь проявляется «психологическая умиротворенность», эмоциональная созерцательность автора, рисующего образ русской женщины. Героиня - высокий нравственный идеал, животворящая сила ее любви не может разлучить Февронию с избранником даже в смерти.

В демократической литературе XVII века (бытовые, сатирические повести) происходит открытие человеческой личности. В это время резко изменяется герой и его изображение. Литература предшествующих веков не знала вымышленного героя. Все действующие лица произведений были историческими (князья, священники, святые). Они существовали в русской истории. Теперь в литературе появляется обычный человек: селянин, мужик, купеческий сын, порвавший со своей семьей и пустившийся на поиски своего места. Это вымышленные герои, безвестные, не примечательные, не имеющие отношения к истории жизни России, но близкие читателю. Герой стал безымянным, особенно это относится к героям из демократической среды. В произведениях их называют: «бедный», «богатый», «крестьянский сын», «девица», «купец некий».

Герой демократической литературы отличается от идеального героя XI-XIII веков. Он не занимает никакого официального положения: ни князь, ни официальное церковное лицо. Художественные средства его изображения иные: герой снижен, будничен. Он лишен всего, что возвышало действующих лиц в литературе XI-XIII веков. Это человек, страдающий от холода, голода, общественной несправедливости. В отличие от парадных одежд монументальных образов князей, он одет в «гуньку кабацкую». Он потерял связь с родными, друзьями, затерян среди нищеты, лишен родительского благословения — человек опустившийся, и, все-таки, по мысли автора, нуждающийся в сочувствии. «Впервые в русской литературе с такой силой и проникновенностью была раскрыта внутренняя жизнь человека, с таким драматизмом рисовалась судьба падшего человека» 4 . И в этом обращении к теме «маленького человека» проявляется начало начал русской литературы, ее гуманистический характер. Изображение простого человека в литературе XVII века означало «гибель средневекового нормативного идеала» и постепенный выход литературы на новый путь изображения героя, опирающийся на действительность. 5

Ореол мученичества, служение идее, образ «мученика за веру» вновь поднимается в литературе XVII века в «Житии протопопа Аввакума». Литература Древней Руси снова поднялась до монументализма, до общечеловеческих и мировых тем, но на совершенно иной основе. Могущество личности самой по себе, вне официального положения, могущество человека, лишенного всего, ввергнутого в земляную яму, человека, у которого вырезали язык, отнимают возможность писать и сноситься с внешним миром, у которого гниет тело, которого заедают вши, которому грозят самые страшные пытки и смерть на костре, — это могущество выступило в произведениях Аввакума с потрясающей силой и совершенно затмило собой внешнее всевластие официального положения феодалов. 6

Так претерпевают изменения образ героя древней литературы и художественные способы его изображения.